Текст книги "Позолоченная луна"

Глава 14

Керри плелась по Паттон авеню к центру Эшвилла с Талли и Джарси, и ей казалось, что окружающее город буйство осенних красок нарочно издевается над ней, устраивая празднество, на которое ее не позвали. Как Золушку из той рваной книжки у близнецов.

Но Золушке не надо было беспокоиться о двух младших. Ей всего-то и нужно было очаровать принца.

Хозяин самого большого магазина в Бесте – теперь Билтморе – только покачал головой. После той Паники пару лет назад настали тяжелые времена. Я бы взял тебя, если б мог.

И все владельцы лавок в Эшвилле говорили то же самое.

С рецессии в 93-м…

Спроси там дальше по улице… А там спрашивала?..

Талли подняла на нее круглые глаза, одна из ее косичек расплелась. На плече она тащила большой пухлый мешок, который время от времени ощупывала. Но что в нем, не признавалась. Талли тринадцать, и она была очень ответственной. Так что, возможно, имела право на пару секретов.

Керри пригладила сестренке волосы.

– Талс, ты проголодалась. А мне говорить не хочешь.

Джарси же тут же запрыгал возле Талли, словно больше не мог терпеть.

– А я, я могу съесть целого кабана. Только сам, один.

Талли моргнула:

– Что, и мне бы не дал чего?

– Ничего, – поправила Керри. – Не дал ничего.

Джарси выдохнул раскрытым ртом.

– Ну ясно. Как будто близнец может не поделиться.

Керри вытащила из кармана, пришитого внутри юбки, пару черствых лепешек и вручила близнецам.

Джарси вгрызся в свою. Потом виновато моргнул.

– А ты?

Керри махнула рукой.

– Я не голодна, милый. – Что было отчасти правдой, но лишь потому, что от всех этих отказов ее начало тошнить. – Может, вам обоим стоит уже бежать домой? А я побуду тут еще немного.

Талли покусывала свою лепешку, о чем-то размышляя.

– Тетя Рема начала работать там на кухне. Может, и еще какая работа найдется в Билт…

Керри подняла руку.

– И им повезло, что они ее наняли.

– Отчего ты не хочешь слышать даже само это слово Билтмор?

– Я только его и слышу целыми днями, – Керри замолчала. Близнецам не надо было заражаться ее обидой. Потому что она знала, что обида, попав в тебя, расцветает. И растет. – Есть куча других мест, где меня возьмут.

Лицо Джарси озарилось предвкушением.

– А куда ты пойдешь теперь?

Талли, старше брата всего на две минуты, была на много лет скептичнее.

– Я редко видала тебя такой обескураженной.

Керри же как раз вспоминала свои занятия в Барнарде. Гордую улыбку мисс Хопсон, которая проходила мимо нее в этих залах с высокими потолками. Открывшийся ей мир поэзии: Вордсворт, Спенсер, Теннисон. Понимание, как устроены сами стихи: их аллитерации, ассонансы, ритмы, рифмы. Картины, которые они рисуют.

Картины, напомнила себе Керри, полей, утесов, рощ и озер, которые так часто вызывали во мне тоску по моим горам.

Может быть, подумала она, взрослая жизнь – не столько о том, чтобы найти свое идеальное место в мире, сколько о тоске по местам, которые далеко, и по людям, которых любишь, – и о том, чтобы научиться видеть то, где ты находишься, как сказала бы Рема, взглядом, исполненным благодарности.

Керри потрепала обе макушки.

– Если нам и придется о чем-то переживать, то уж позвольте переживать об этом мне. – Она вытащила из кармана юбки два пенни, которые нашла в хижине прошлым вечером, в очередной раз перестилая отцу промокшую постель. Это были все их наличные. – Бегите и купите себе леденцов. А я быстренько загляну вон в тот большой магазин. Через два взмаха овечьего хвоста встречаемся на этом самом месте.

Джарси, зажав монетку в кулаке, помчался вперед. Но Талли обернулась.

– Ты все еще переживаешь из-за ужаса на станции. И у тебя еще мы. Ты точно еще не паникуешь?

Керри приподняла лицо сестренки за подбородок.

– Мы же МакГрегор, верно?

Лицо Талли расплылось в улыбке, и, присвистнув, она побежала вслед за братом.

Что было к лучшему. Потому что от слов еще не паникуешь Керри едва не вырвало съеденным завтраком. А там и была-то всего горстка вымоченных сушеных яблок да половинка подгнившей картофелины.

Замерев на пороге «Бон Марше», она разглядывала застывшие в нелепых позах манекены – рука, поднятая ко лбу тыльной стороной. Две руки, простертые вверх. Одежда манекенов струилась блестящими шелковыми складками, сзади платья были утыканы рядами перламутровых пуговок.

Такой шелк разодрался бы в лоскуты после одной-единственной прогулки по лесу.

В одной части магазина висели платья с крыльями буфов на рукавах и тончайшими перехватами талии, как будто их шили для каких-то стрекоз. В другой – полосатые жилеты для людей-не-отсюда, которых больше волновала бы мода, а не то, как расколоть доброе бревно одним ударом. На одном из столиков были разложены черепаховые гребни и нитки жемчуга, которые явно предполагалось сложным образом вплетать в прически.

Все продавщицы казались Керри похожими на модельных девушек Гибсона[24]24
  Девушки Гибсона – идеал женской красоты, созданный американским иллюстратором Чарльзом Дана Гибсоном на рубеже XIX и XX столетий.


[Закрыть] – тугие затянутые талии, высокие накрахмаленные воротнички и облака начесанных волос с кудряшками вокруг лиц. Керри провела рукой по собственной гриве, уже рассыпавшейся из-под полуржавых маминых заколок. Она прошла уже больше четырех миль – дорога от фермы, да потом еще по Бесту, – и это не считая хождений по Эшвиллу. Так что испорченная прическа служила лишь внешним показателем гораздо худших обстоятельств, которые были действительно важны: гнилой крыши, больного отца и трех оставшихся кур. Наступающей зимы, жалкого урожая кукурузы да репы с картошкой, рассчитывать на который было нельзя.

Ее юбка скребла мраморные полы. Она ощущала взгляд швейцара, опущенный на ее запыленный подол. Но она не собиралась играть тут роль жалкой местной девушки. Попрошайки. Нищенки.

С другого конца магазина послышался мужской голос. Уверенный. Вежливый. И знакомый. Один из тех джентльменов из поезда – Грант, тот, что пониже, с густыми коричневыми усами.

– Построить дворец здесь, буквально на краю света. Да дедушка Джорджа, Коммодор, перевернулся бы в гробу.

Что ответил ему его высокий приятель Кэбот, Керри не расслышала. Это ее не слишком интересовало.

То, что они решили притащиться именно сюда вслед за женщинами из компании Вандербильта, было неудивительно – Эшвилл был маленьким городком, а «Бон Марше» – единственным магазином в округе, который мог хоть отчасти соответствовать нью-йоркским стандартам. Но все равно это совпадение было неудачным.

Она собиралась проскользнуть мимо обоих мужчин, пока они ее не заметили. Но, делая шаг в сторону, Джон Кэбот толкнул спиной вешалку с дамскими шляпами, яркими, в перьях и вуалях. Она упала, и все эти перья на падающих шляпах так и взлетели в воздух.

Мэдисон Грант попытался поймать вешалку, вытягивая шею в сторону тех, кто стоял позади.

– Наш друг Кэбот, знаменитый своей жестокостью в прочих сферах, похоже, теперь решил заняться невинными, безоружными шляпами.

Это замечание явно имело намерением лишь поддразнить его, но Кэбот, смерив Гранта взглядом сверху донизу, ответил тихим голосом.

– Какая ирония. Именно вы говорите нам тут о невинных и безоружных.

Застряв между ними, Керри сделала вид, что рассматривает шляпы.

– C’est n’importe quoi[25]25
  Это неважно (фр.).


[Закрыть], – повернулась к ним юная дама, изучающая вечернее платье. – Ну право же, мистер Грант, если вы хотите убедить нас, что мистер Кэбот опасен склонностью к насилию, то я вам не верю.

Другая юная дама, повернувшись от вешалки с белыми вечерними перчатками, казалось, была впечатлена.

– Но там же случилось несколько смертей, да? В смысле, во время той игры в футбол. Это звучит так дико.

– Именно так, – подмигнул ей Грант. – Особенно если оказаться на стороне, подвергшейся нападению Джона Кэбота.

Лицо Кэбота снова окаменело. Он отвернулся, и его взгляд упал на Керри.

От выражения его глаз у нее замерло дыхание.

Из-за зеленой занавеси выскочил продавец и поспешил к ней.

– Добро пожаловать в «Бон Марше». Чем я могу вам… – Он оглядел ее, и его голос замер. Она видела, как на его лице отражается понимание, что она – рассыпавшиеся волосы, ни шляпы, ни перчаток – вряд ли пришла сюда что-то купить. Откашлявшись, он поправил галстук. – …Вам помочь. – Эти последние два слова явно были чистой формальностью.

Керри сказала, тихо, но твердо:

– Я ищу работу.

Завертев головой вправо и влево, продавец явно искал владельца магазина, мистера Липински, или еще кого-то, кто пришел бы ему на помощь. Но поблизости не было никого, кроме швейцара, который внимательно разглядывал узоры на потолке. Продавец поджал губы, отчего тонкие, едва пробивающиеся усики над его верхней губой задвигались, как ползущие червяки.

– Конечно, мисс, мы в «Бон Марше» сочувствуем вам. Но мы не занимаемся обеспечением убогих.

– Благодарю вас, – резко ответила Керри. – Я не убогая.

Глаза продавца скользнули по не безупречно чистым манжетам ее платья. Его тон стал еще прохладнее.

– Как бы мы в «Бон Марше» ни уважали местных, но мы тем не менее не являемся благотворительной организацией для… жителей окрестных гор.

У Керри в горле начала кипеть ярость.

– Я хочу уточнить. Я спрашивала про работу. А не про милостыню.

– Простите, но я должен заметить, что вы хрупкого сложения и вряд ли подходите для такой работы.

И это ей говорил человек, мягкие, вялые руки которого никогда в жизни не держали плуга – даже без запряженного в него мула. Или не сбивали масло до тех пор, пока руки не примерзали к мешалке.

– То есть вы предпочитаете грузных продавщиц?

– Возможно, я неточно выразился. Дело скорее в том, что вы…

Он не сказал, слишком худа и кажешься голодной – но она это поняла.

– …Не очень подходите по виду, – закончил он.

Стараясь сдержаться, она подумала, что бы могла сказать мисс Хопсон. В конце концов, трудно ошибиться с хорошей цитатой и расправленными плечами.

– А внешний вид способен и солгать. Людей обманывают украшенья.

Выражение лица продавца не изменилось – в глазах не мелькнуло даже искры узнавания.

– Ясно.

Но, конечно, ничего ему было не ясно. Он не понял намека.

– «Венецианский купец», – послышался голос сзади.

Керри и продавец, оглянувшись, обнаружили рядом Джона Кэбота. Он снова смотрел на нее. С непроницаемым лицом.

Продавец завертелся на месте – явно пытаясь переоценить свое впечатление от Керри: ее одежда, похоже, когда-то была довольно дорогой, но сейчас сильно заношена. Керри чувствовала, что он рассматривает ее лицо, возможно, думая – достаточно приятное, вот только глаза, как у пехотинца на марше.

Она повернулась спиной ко всем этим гостям Вандербильта, которые уставились на нее. И, как учила ее тетя Рема, начала про себя считать до десяти.

– Внутри, – рассуждала Рема, – с сердцем-то, там все так, как задумывал Господь. Но люди-то в основном судят по тому, что снаружи. Так что, если уж хочешь преуспеть в этом мире, упаковку-то придется пригладить.

– Благодарю, – сказала Керри, – за потраченное на меня время.

Не оборачиваясь, она вышла, высоко подняв голову. Но все же по пути она снова поймала непроницаемое лицо Джона Кэбота, который так и не сводил с нее глаз.

– Похоже, – заметил Грант, – у нашей мисс МакГрегор из поезда возникли сложности с поиском работы. Сначала в гостинице, теперь здесь. Интересно, можно ли ей как-то помочь. – Он совершенно не пытался понизить голос, как будто хотел, чтобы Керри услышала его.

Глядя прямо перед собой, она шла к выходу, где швейцар продолжал изучать узоры на потолке.

Джон Кэбот, очевидно, решив, что она уже не услышит его, произнес:

– Да сам тот факт, Грант, что вы запомнили ее имя…

И это было последнее, что услышала Керри.

И намного больше того, что она хотела услышать.

Едва выйдя из дверей магазина, она замерла на месте, увидев Талли, которая чуть не плакала. Перед ней стоял шериф Вольфе, уперев руки в боки.

Джарси держал сестру за руку, а другая рука, явно готовясь нанести удар, уже была сжата в кулак.

– Талли? – Керри рванулась вперед. И споткнулась обо что-то на тротуаре.

– Вот именно, – заметил Вольфе. – Именно поэтому я и сказал этой парочке, что они не могут торговать своими мерзкими корешками возле самого лучшего в городе магазина. Да и люди об них спотыкаются. И это не то, что хотел бы тут видеть хозяин.

Перед парадным входом в «Бон Марше» Талли и Джарси разложили полукругом несколько рядов женьшеневых корней. Кривые коричневые коренья лежали там, как искореженные тельца странных кукол. У корня женьшеня тысячи полезных свойств, и близнецы, должно быть, многие дни часами искали и откапывали их. Но Керри понимала, как все это выглядит в глазах городских жителей.

Обхватив близнецов руками, она хотела бы заткнуть им уши, чтобы они не услышали того, на что намекал офицер – что нищие горцы, пытающиеся выжить как могут, представляют собой неприятное зрелище.

Ну, разве что, сердито подумала Керри, такие, как Джон Кэбот будут каталогизировать все это – унижения и лишения ее семьи, ее народа, ее жизни – для, возможно, какой-то своей будущей работы.

– Мы заберем их отсюда, – сказала она Вольфе.

А близнецам добавила:

– И продадим в другом месте. За наличные, которые вы честно заработали, чтобы помочь. Вам, должно быть, пришлось немало потрудиться.

Нагнувшись и чмокнув каждого из близнецов в макушку, Керри снова взглянула в сторону «Бон Марше».

Там, у окна, стояли Джон Кэбот и Мэдисон Грант. Они наблюдали за уличной сценкой. К ним еще присоединились две дамы, у каждой из которых на шее было жемчужное ожерелье, сияющее сквозь стекло безупречным белым отсветом.

Я в ловушке, хотелось завизжать Керри. В ловушке заботы о близнецах, которых я люблю, и об отце, которого по сути нет. Я в этом месте, где нет работы, где от фермы почти ничего не осталось и где нет выхода – вообще никакого выхода.

А вы стоите и смотрите на меня.

Глава 15

Проведя в беспокойстве полдня после того как полицейский остановил их компанию на выходе из «Бон Марше», чтобы задать вопросы про убитого репортера, Лилли решила сосредоточиться на улыбках. Она напоминала себе, что пути к отступлению нет. Что сделано, то сделано.

Если бы она могла двигаться только вперед… И не тащить за собой свое прошлое, как якорь. Не слышать больше отцовского голоса в своей голове.

Бывает время, дорогая малышка, когда мужчина должен брать дела в свои руки. Иначе каждый чертов Джапетто заставил бы меня платить королевский выкуп за то, что они будут делать на моей верфи, что хотят.

Лилли вытрясла этот голос из головы.

С того убийства на станции ее каждую ночь мучили кошмары. Репортер наклонялся над ее постелью, указывая на нее пальцем. Иногда к нему присоединялся малыш из Нового Орлеана, его хромая нога становилась толстой, как ствол дерева, и он волок ее за собой. Совершенно невероятно, что ей снова пришлось встретить того же самого ребенка, которого она увидела с балкона в Новом Орлеане, – и именно в тот момент, когда его искалечили. А теперь, словно всего этого было мало, она еще должна видеть его во сне.

Так что спала она плохо, невзирая на все удобства «Бэттери Парк». И даже, как утверждала Эмили, начала бродить по ночам – от чего Лилли отмахивалась каждое утро за гостиничным завтраком.

– Сон, – отвечала она Эмили, – это для тех, у кого не хватает воображения на то, что можно делать в лунном свете.

Выдавив легкий смешок, она шла между Грантом и Кэботом по оранжерее Билтмора.

– Мне кажется так забавно, что вы оба обвиняете друг друга в преступлении, – она сделала паузу для большего драматического эффекта. – Запоминания имени.

И сама внутренне сжалась при слове преступление.

Грант, с его крокодильей улыбкой, только засунул руки поглубже в карманы брюк. А Кэбот продолжал смотреть вперед, на окружающие поместье горы.

Гости следовали за хозяином мимо последних орхидей оранжереи, через огороженный сад. По другую сторону от Эмили семенил сенбернар Седрик – по следам хозяина, как всегда старалась делать эта зверюга.

– Pauvre petite bete[26]26
  Бедное маленькое существо (фр.).


[Закрыть]. Ну, та женщина с гор. Бедняжка. Она, возможно, даже слышала, как вы там пикировались. Как будто ей мало было других унижений.

Кэбот застыл.

Но Грант просто отмахнулся.

– Полагаю, Кэбот опасается, что я при первой же возможности мог бы злоупотребить привязанностью юной дамы. В целом он намекает, что у меня репутация волокиты, несмотря на аристократическое происхождение. Но я не могу удержаться от вопроса: почему, собственно, его так заботит эта юная дама с гор?

Лилли попыталась проявить великодушие.

– Очень прогрессивно со стороны вас обоих проявить интерес, хотя и немного странный, к простой девушке с гор. Как представлю этот их «придорожный киоск» рядом с «Бон Марше», где эти две ее чумазые мелкие копии пытались продавать свои жуткие коренья… Неужели они всерьез рассчитывали, что кто-то может это купить? Полагаю, мистер Кэбот, вас привлекла трагичность всей ситуации.

Он молча взглянул на девушку.

Лилли проследила взглядом за Джорджем. Теперь она думала о нем в более фамильярном ключе, называя его по имени – по крайней мере, в мыслях. Его глаза скользили по саду. Даже сейчас, в конце осени, вокруг дорожек пламенели разные оттенки багрового, медного и зеленого.

Она ускорила шаг.

– Ваш мистер Олмстед просто художник. Только подумать, устроить классический закрытый сад здесь, среди этих гор. А какой отсюда очаровательный вид на дом.

– Мы рассчитывали именно на этот эффект перехода от дома в стиле Французского Ренессанса к классическому саду, а от него, вдоль лесной тропы, которая пролегает чуть дальше, к лесам Нового Мира. Весной здесь должны расцвести розы. А перед этим – тюльпаны, которые мы привезли из Голландии, и азалии вон там, на берегу, тоже будут прекрасно цвести.

Лилли как будто случайно коснулась рукой его руки.

– Розы. И тюльпаны! Как бы я хотела увидеть их весной. – И, само воплощение простодушия, подняла глаза на лицо Джорджа.

– Значит, вы их увидите, мисс Бартелеми. Мне всегда хочется разделить впечатления от этих гор с каждым, кто может оценить их красоту.

Лилли замедлила шаг, и он, повернувшись, почти столкнулся с ней.

– Надеюсь, – сказала она, – вы причисляете к ним и меня.

Страх, мелькнувший в его лице, возможно, был хорошим знаком, особенно если он был смешан с радостью. Ей удалось вызвать в нем какие-то чувства, и это не было скукой.

– И я хотела спросить, мистер Вандербильт, могу ли я попросить вашего разрешения осмотреть перед ужином ваши конюшни? Как они устроены внутри?

Его черты расплылись в искренней улыбке.

– Поскольку дом еще официально не открыт, то, подозреваю, ужин будет всего лишь пробным. Мы наняли не только шефа из Парижа, которого рекомендовал Хант, но и нескольких местных людей с гор. Так что я ожидаю небольшой баталии.

Она рассмеялась вместе с ним.

– Так может, безопаснее будет остаться в конюшнях и вовсе пропустить этот первый ужин на поле боя?

Подходя ко входу в дом, он сказал после паузы:

– Просто смешно, что у меня тут тридцать пять спален только для гостей, а я едва способен предложить вам лишь небольшую комнатку, чтобы переодеться к ужину. Но с этой стройкой…

– Ясно, – подошел к ним Грант. – И что, вы действительно живете прямо над стойлами? Нам всем довольно удобно в «Бэттери Парк» – и там прекрасные виды с балконов, – но не поторопились ли вы сами переехать из Брик Фарм сюда, пока все работы – если вы простите мне это выражение – довольно далеки от завершения?

– Вопрос в другом – теперь, когда я устроился над стойлами, сумею ли я убедить себя переехать оттуда в свои комнаты, когда они будут готовы.

Лилли обменялась с Джорджем понимающим взглядом. Это прекрасный момент взаимопонимания – на нем можно многое построить.

Из парадной двери выскочил Монкриф, лакей, с трудом удерживая в равновесии поднос с бокалами.

– Шампанского? – спросил он важным, низким голосом. Но сквозь все его попытки спокойствия и важности прорвалась улыбка. – Это Дельбек, как говорят, лучшее, что бывает. Прямо сразу ударяет в голову.

Аккуратно подстриженные усы Вандербильта приподнялись. Он поднял бокал.

– Ну, так за хорошее шампанское? И за энтузиазм.

Все присоединились к нему, подняв бокалы с шампанским в прохладном горном воздухе.

– И за ваш замечательный Билтмор, – продолжила Лилли. – За это ни с чем не сравнимое место.

За Билтмор!

Бокалы звякнули. Монкриф предложил еще. Снова звон стекла. Новые тосты. Звук шагов по посыпанной гравием дорожке откуда-то сзади. И тихое бормотание. Лилли отошла от компании, чтобы посмотреть на дом от его входной двери, и, глядя вверх, откинула голову назад.

Возле одного из каменных львов стояла пожилая женщина с лицом, покрытым сетью морщин, и ярко-рыжими, но пронизанными сединой волосами. Она разговаривала с молодой женщиной с гор, которую они уже встречали сегодня.

Лилли Бартелеми была не из тех женщин, кто нарочно подслушивает чужие разговоры – это было недостойно ее. Но если уж другие сами начинали обнажать перед ней свою жизнь, она не считала нужным беспокоиться и незаметно отходить в сторону.

Керри – кажется, Грант с Кэботом ссорились именно из-за этого имени? – стояла, наклонившись к пожилой женщине, которая явно не подозревала, что их может услышать кто-то еще.

– Так, значит, ты передумала, детка, да? Благослови тебя бог, долго же ты тянула. Похоже, тебя таки пробрало до костей.

Стоя к Лилли спиной, эта Керри качала головой.

– Папа уже не встанет с постели. Денег у нас нет. У меня нет выбора.

– Я знаю, детка. Мне так жаль.

– Я не продам ферму. Никогда. А тут даже конюшни больше, чем любая хижина на нашем гребне, чем любая ферма в поселке и все магазины, вместе взятые. – Она вздохнула. – Что подсказывает мне, что Вандербильт со своими людьми может ждать, пока наши жалкие сотни акров истощенной земли не дадут нам больше ни одной тачки снопов, ни горсти тощих морковок.

Лилли начала испытывать к этой девице с гор некоторое сочувствие.

Рыжеволосая старуха потрепала девушку по руке своей сморщенной пятерней.

– Голубка, да тебе еще понадобится сиделка, чтобы заботиться о папе. Ты ж и так, поди, ночей не спишь, это ж ясно. Можешь рассчитывать, что я порой подменю тебя, слышь? Уж наверняка они смогут порой отпустить меня приглядеть за родичем, который одной ногой у райских врат.

– Когда я поняла, что близнецам придется пропускать школу, чтобы заботиться о нем, пока я не вернусь вечером, я попросила мисс Хопсон подыскать нам какие-нибудь учебники. Надеюсь, им хватит дисциплины, чтобы…

На этом она осеклась. Похоже, поняла, что гости Билтмора тоже замолчали.

Даже журнал Life не мог бы ярче представить этот контраст, подумала Лилли. Грубые, в лохмотьях – но не сказать, чтобы непривлекательные – жители гор возле сияющего великолепия Билтмора. В окружении тех самых гор, где эти люди жили – без сомнения, замкнуто – столь долгие годы.

Какая впечатляющая картина. Но, возможно, и тревожная тоже.

Лакей Монкриф, сменив свой поднос с шампанским на небольшую серебряную подставку, быстрым шагом приближался к ней по дорожке, его и без того яркие щеки раскраснелись от бега. Миссис Смит его бы не одобрила.

Едва взглянув на его слишком серьезное лицо и на квадратик бумаги, который он протянул ей, Лилли ощутила, как все ее нутро стянуло в узел: какой-то один непредвиденный поворот в ее планах по завоеванию доверия Джорджа – и ее вышвырнут отсюда под угрозой скандала и запятнанного семейного имени.

Заляпанный самодельный конверт, лежащий на серебряном блюдце, сказал ей, что он был не от кого-то, кто ей знаком – равно как и не от того, с кем она бы предпочла переписываться. Лакей все продолжал стоять рядом с ней с услужливым лицом, ожидая благодарности. Она взяла конверт. И почувствовала, как Билтмор закачался вокруг нее.

Никакого обратного адреса. Марка из Эшвилла. Ее имя, и тут же нацарапано – гостья Джорджа Вандербильта – никакого эсквайра – Поместье Билтмор, Северная Каролина. Почерк был грубым, неровным, буквы кривыми.

Конечно, она не должна была открывать письмо сразу, особенно с учетом этого тугого узла внутри. Но ее охватили любопытство и отвращение одновременно – и все это плохо сочеталось с ее обычной нетерпеливостью. Разорвав конверт, она нашла там только открытку, на которой той же неумелой, корявой рукой было написано несколько слов.

Надо поговорить. Скоро.

Лилли, не сдержавшись, вскрикнула.

Как он смеет так рисковать, посылая ей вот это. Связывая ее имя… Merde[27]27
  Дерьмо (фр.).


[Закрыть]. Безмозглый идиот.

Стоящая в нескольких метрах Эмили обернулась к ней.

– Господи, что ж это за письмо, что ты так побледнела, Лил?

– Письмо?

– Ну, то, что тебе принес Монкриф. У тебя в руке. – Эмили подошла к ней. – Разве ты не расскажешь своей ближайшей подруге о каком-нибудь шикарном скандале? Кто это, Лил? А, знаю – это герцог Мальборо приезжает в Америку, чтобы провозгласить своей женой тебя, а не мою бедную кузину Консуэло.

– Консуэло, – с трудом отозвалась Лилли.

– Но это же всем известно, ты же знаешь, как Консуэло пыталась спастись, как она умоляла об этом из запертой комнаты. Но моя тетя Алва твердо решила, что ее дочь станет женой герцога. Это был настоящий семейный скандал.

При последнем слове Лилли вздрогнула – а она редко вздрагивала.

Ее мать намекала на него, на это слово, как раз перед тем, как Лилли уехала в Билтмор.

– Ты, Лиллиан, должна быть более открыта к предложениям замужества. Особенно с учетом нашей нынешней нестабильности.

Только из-за несчастий четыре года назад ее мать согласилась перебраться из города, который обожала – из Нового Орлеана, – в это снобское убожество, как она называла Нью-Йорк.

Эмили подпрыгивала рядом.

– Какой бы ни был твой секрет, Лил, я выпытаю его у тебя.

Она указала рукой на вздымающиеся позади горы.

– Джордж должен пойти проверить лесную команду, и я предложила, чтобы мы все прогулялись с ним. Конечно, я думала о том, чтобы у тебя было побольше времени, чтобы очаровать моего холостого дядюшку.

Как раз то, что ей нужно, подумала Лилли. Быстрая конная прогулка. Очистить голову. Провести время в седле, чтобы подумать, что значит это письмо. И что она должна делать.

Она обернулась. И заметила, что глаза этой Керри, женщины гор, прикованы к письму.

И тут же, словно бы осознав, что не ее это дело – пялиться на частную корреспонденцию гостей, она покраснела и отвернулась. Лилли проводила ее ледяным взглядом.

Их взгляды встретились. В глазах девушки мелькнуло нечто, похожее на шок. Она явно узнала что-то в этой записке – возможно, почерк?

Эмили взяла Лилли под руку.

– Так пойдем?

Горная девушка, эта мелкая дрянь, так и не опускала глаз, глядя на Лилли.

Слева от них продолжал торчать Монкриф с идиотской улыбкой на веснушчатом лице.

Эмили понизила голос:

– Мне кажется, у него перчатки из кожи лучшей выделки, чем мои. Демократия – это хорошо и прекрасно, но когда даже лакей одет лучше, то что же остается нам? Поневоле задумаешься.

Со стороны конюшни к ним приближался Джордж вместе с конюхом, они вели в поводу трех лошадей, а немного позади верхом ехали Кэбот с Грантом. Лилли заставила себя улыбнуться. У нее все лучше получалось изображать беззаботность – когда она испытывала панику. Смяв письмо, она засунула его в карман жакета.

Но эта девица Керри продолжала пялиться на нее. Как будто пыталась установить какую-то связь между отправителем письма и ей, Лилли. Как будто эта Керри понимала, в чем тут дело.

И в этом была угроза для Лилли Бартелеми из Нового Орлеана, которой никогда никто не смел угрожать.