Текст книги "Египет. Возвращение утерянной цивилизации"

Основная пирамида была окружена девятью пирамидами цариц и двумя стенами. Внутренняя стена строилась из камня, а внешняя – из кирпича. С южной стороны располагались четыре гробницы. Здесь в 1914 г. Питри и его молодому коллеге Гаю Брунтону суждено будет найти «сокровища Иллахуна»: пять шкатулок с драгоценностями и косметическими средствами, спрятанные в гипсовую, заполненную грязью нишу в гробнице принцессы Сатхатхориунет. Единственное, о чем сожалел Питри, так это о «растяжении сухожилия», а Брунтону пришлось делать всю работу. Гастон Масперо, подозревая, что драгоценности в точности повторяют те сокровища, которые де Морган нашел в Дахшуре, был бы счастлив, если бы они покинули Египет, но куда их везти? Сперва Питри предложил сокровища Британскому музею, осторожно запросив за них 8000 фунтов:

В ответ Британский музей прислал мне письмо, в котором говорилось, что если, посмотрев на вещицы, они сочтут их достойными, то смогут отдать за них пару тысяч – нелепое предложение, от которого я сразу же отказался[85]85
  Там же, с. 234.


[Закрыть]

Драгоценности принцессы Сатхатхориунет ныне выставлены в Музее изобразительного искусства «Метрополитен», Нью-Йорк.

Рядом со своей пирамидой Сенусерт приказал построить город, чтобы поселить в нем жрецов, писарей и рабочих, необходимых, чтобы до скончания веков поддерживать погребальный культ. Питри обнаружил, что под покровом песка этот город остался практически нетронутым. Вот что можно прочесть в его дневнике от 24 февраля – 5 марта 1889 г.:

Подозреваю, что город рядом с храмом (который, как я слышал, зовется Мединет Кахун) был построен одновременно с ним в период правления 12-й династии, и с тех пор остался практически нетронутым. Если это и в самом деле так, то он представляет собой огромный интерес для историков. Я не могу с полной уверенностью говорить о его возрасте, но керамические изделия совсем не похожи на все те, что я видел до этого, за исключением осколков периода 12-й династии, найденных мною в Хаваре. Стены города шли независимо от топографических особенностей через невысокий холм и снова вниз, но образовывали квадрат.[86]86
  Цитата из David, A.R. The Pyramid Builders of Ancient Egypt (London, 1986), с 2.


[Закрыть]

Найти в Египте жилые поселения – большая редкость Построенные из кирпича, вдоль плодородной Черной земли, деревни, поселки и города почти полностью растворились в грязи или были впоследствии перестроены. Только такие поселения, как Кахун, предназначенные для конкретной цели и поэтому построенные вдали от Нила в сухой и суровой пустыне, имели шанс уцелеть. Поэтому вдвойне удачно, что столь ценное для науки поселение нашел Питри, прекрасно понимавший всю его важность и обладавший археологическими навыками, необходимыми для того, чтобы профессионально провести раскопки. В Кахуне он откопал и составил план около 1800 помещений. Большая часть материала, обнаруженного им во время раскопок, – бытовые предметы, включая инструменты, одежду, мебель, игрушки, керамику и даже зерно, – благодаря щедрости Джесси Эворта отправилась в коллекцию Манчестерского музея. Те находки, которые составляли долю археолога, были отданы колледжу Лондонского университета, а ныне выставлены в музее Питри.

После непродолжительной работы в Палестине Питри был готов снова вернуться в Египет. Он решил взяться за пирамиды Мейдума. Здесь царь 4-й династии Снефру, отец Хуфу, построил первые настоящие пирамиды Египта, окруженные низкими, плоскими гробницами для самых близких членов его семьи и избранных придворных. Когда оказалось, что его пирамида несколько неустойчива, Снефру отказался от нее и перебрался в Дахшур, где начал строительство двух других пирамид и множества небольших храмов. Пирамида в Мейдуме постепенно разрушилась, ныне она похожа на квадратную башню, одиноко стоящую посреди груд мусора. Гастону Масперо удалось проникнуть в нее в 1882 г., но другие работы на этом участке не велись. Питри, раскапывая остатки погребального храма, лежащего к северу от пирамиды (самый древний храм Египта из ныне известных), смог обнаружить имя ее строителя. Он отметил, к своему собственному удовлетворению, что эта древняя гробница, так похожая на Великую пирамиду, подтверждала его недоверие к книге Пиацци Смита, которая стала настоящим бестселлером:

Гробницы, Мейдума – самые древние из ныне известных – были абсолютно заброшены. Вассали вырубил отсюда много фресок; после того, как были извлечены изображения Рахотепа и Нофрет, гробницы снова открыли, туда стали бегать местные мальчишки и бросать камни. Мариэтт сделал мокрые оттиски раскрашенной скульптуры, после чего краски на ней почти не осталось.[87]87
  Pétrie, цит. соч., с. 121.


[Закрыть]

Питри всю жизнь вел войну с «мокрыми оттисками»: влажную бумагу прижимали к выгравированным изображениям, и археологи получали точную их репродукцию, которую можно было обвести карандашом, однако еле-еле держащаяся на стенах краска из-за этого стиралась. Сам он использовал «сухие оттиски», которые, как и следует из их названия, делали без воды, прижимая бумагу пальцами, а затем обводя отпечаток.

Мариэтт уже исследовал кладбище и обнаружил статуи принца Рахотепа и его жены Нофрет, которые ныне украшают коллекцию Каирского музея. Теперь Питри мог сам исследовать Рахотепа, одну из самых старых мумий Египта, покоящуюся на дне погребальной шахты. Драгоценное тело отправили в Лондон на вскрытие, но оно было утеряно, когда Королевский хирургический колледж получил прямое попадание бомбы во время второй мировой войны.

Следующим участком, за который принялся Питри, был Телль эль-Амарна (древний Ахетатон), город, построенный царем-еретиком Эхнатоном (ранее известным как Аменхотеп IV, а во времена Питри египтологи называли его Хуенатон). Амарна дал свое название целому периоду египетской истории: периоду, когда во времена правления 18-й династии все события предыдущих веков были истолкованы по-другому, так как фараон решил отказаться от политеизма в пользу одного могущественного божества. Богом Эхнатона стал бог солнца, известный как Атон. Сейчас период Амарна считается самым изучаемым периодом истории Египта. Но во время работы Питри мало кто знал о так называемой ереси Амарны, когда королева Нефертити, ныне известная во всем мире, тогда была лишь одной из многочисленных египетских цариц.

В Амарне никогда не проводились официальные раскопки, хотя план города был составлен. Он был лишь поверхностно изучен Джоном Гарднером Уилкинсоном и Карлом Лепсиусом. Однако в нем уже была сделана одна чрезвычайно важная находка. В 1887 г. некая крестьянка, искавшая «sebekh» (плодородную почву), которая на самом деле представляла собой размытый кирпич – остатки города Ахе-татона, случайно наткнулась на любопытные глиняные дощечки со странными заостренными знаками. Она продала их хитрому соседу за 10 пиастр каждую, и дощечки не спеша начали свой путь на рынок антиквариата. На экспертов такие вещи не произвели никакого впечатления, и они отказались покупать их. Письмена, на которые обратил внимание египтолог Николас Ривс, «ничем не отличались [по внешнему виду] от подпортившегося собачьего печенья»[88]88
  Reeves N. Ancient Egypt: the Great Discoveries (London, 2000), с 72.


[Закрыть] и казались ничего не стоящей подделкой. Но это были остатки королевского архива Амарны – копии писем, отправленных из суда или в суд, сделанные клинописью. Египтологом, который умел читать и иероглифы, и клинопись, был Валлис Бадж. Именно он первым догадался об истинной ценности находки: «Я утвердился в мысли, что дощечки подлинные и представляют огромную историческую ценность».[89]89
  Buldge E.A. цит. из Reeves N., цит. соч., с. 175.


[Закрыть] Но понял он это слишком поздно. Архив разбили на части и продали в разные руки, а многие дощечки и вовсе были уничтожены.

Город Эхнатона лежит на восточном берегу Нила, практически на одинаковом расстоянии от исторических столиц – Фив и Мемфиса. Расположен он был в пустыне полукругом – семь миль в длину и три в ширину, зажатый между Нилом на западе и аркой крутых скал на востоке. Не самое подходящее место для столицы: город стоял изолировано, могли возникнуть проблемы с водой, плодородных земель поблизости было совсем мало. Но именно по этой причине он и сохранился для археологов – в отличие от Фив и Мемфиса, ни одного царя не привлекли прелести Амарны. Некогда, в самом начале правления Тутанхамона, город был покинут и никогда больше не заселялся.

Амарну можно поделить на три составляющих: первая – дворцы и храмы, вторая – утопающая в зелени окраина для царских приближенных, солдат и торговцев, обслуживающих город. Деревня, где проживали рабочие Амарны, лежала в небольшой долине меж скал к западу от города и была самостоятельным поселением, застроенным рабочими, трудившимися на кладбищах знати, – третья составляющая Амарны. Естественная география скал предполагала, что высекающиеся в них гробницы для знати делились на две группы высохшим руслом реки. Местное население обнаружило царскую усыпальницу в начале 1880 г., однако расположение хранилось в строжайшем секрете до тех пор, пока ее не очистили от всего ценного. Когда наконец пришла пора археологов, на их долю выпало совсем немного. Кладбище, предназначенное для менее важных членов общества Амарны, которых, как и в других городах, хоронили в простых могилах, выкопанных в песках пустыни, было лишь недавно обнаружено египтологом Барри Кемпом.

Питри надеялся поработать в гробницах, но не получил на то разрешения, а тем временем царскую усыпальницу, официально обнаруженную в 1892 г., подчистили представители Каирского музея, которые, к сожалению, не опубликовали своих работ. Вместо этого ученый занялся самим городом. Здесь, в здании известном как «Великий дворец», он обнаружил прекрасный, искусно разрисованный гипсовый мощеный пол. Исследователь потратил невероятно много времени, пытаясь сберечь его, раскрашивая нанесенным на палец слабым раствором тапиоки, а затем построил специальную дорогу, чтобы посетители могли любоваться полом, не рискуя повредить его. По мере того, как новость о находке распространялась, сюда начало приезжать все больше и больше людей. В конце концов, для защиты пола от песка и мусора был сделан большой навес, но никакой официальной дороги к этому месту проведено не было, и местные фермеры злились оттого, что год за годом безмятежные туристы топтали их поля.

Питри описывает, как 1 февраля 1912 г. во время немецкой экспедиции, возглавляемой Людвигом Борхардтом, произошло непоправимое:

…в последнее время поток туристов ослаб. Министерство так и не стало строить дорогу, и поля вытоптали, так что однажды ночью пришел какой-то мужчина и разрубил все на мелкие кусочки, чтобы больше не было посетителей. Вот такой конец постиг эту уникальную находку. Мне ничего не сообщили, и я не смог даже забрать то, что от него осталось.[90]90
  Pétrie, цит. соч., с. 138.


[Закрыть]

Такова официальная версия случившегося. Но был еще другой вариант – пол разрушила гвардия, наблюдавшая за другим, менее впечатляющим участком, которой надоело, что их коллеги зарабатывают с помощью этого пола деньги, – причем такая версия звучит куда убедительней. Фрагменты пола собрали и переправили в Каирский музей. Здесь мы и поныне можем любоваться тихим голубым прудом, заполненным крупной рыбой и окруженным разнообразными животными, птицами и растениями.

Работа Питри в Амарне совпала с ужесточением требований законодательства в отношении вопросов антиквариата. Теперь все официально принадлежало Египту, но археологи могли, по решению властей, в знак признательности за работу получить часть своих находок. Для современных читателей это, на первых взгляд, кажется справедливым – памятники древности должны принадлежать той стране, где были обнаружены, они часть ее наследия. Питри и все археологи, приехавшие из других стран, работали на частные коллекции, и их благосостояние в определенной степени зависело от того, сколько антиквариата они привезут домой. Почему такие анонимные спонсоры, как Гэворт и Кеннард должны оплачивать раскопки во благо переполненного Булакского музея – музея, в котором уже было так много экспонатов, что он не знал, что с ними делать, и был не в состоянии позаботиться о них? Питри все еще переживал из-за того, как обошлись с уникальным деревянным саркофагом, обнаруженным на Греко-римском кладбище в Хаваре и брошенным рядом с музеем, где он быстро испортился. Музей был настолько переполнен, что продавал в лавке ненужный антиквариат туристам.

Очевидным решением было покинуть Египет и оставить его сокровища в песках, но это не выход. Черный рынок антиквариата быстро набирал обороты, а «Служба древностей» не могла позволить себе платить солдатам за каждый неизученный участок. Любая земля, на которой официально не велись раскопки, находилась под угрозой нашествия предприимчивого местного населения. Теперь эта проблема была решена: все находки принадлежат Египту и разработана система для отслеживания несанкционированных раскопок. Другая проблема – переполненность Каирского музея – вскоре тоже была устранена: для него построили новое просторное здание. Но для Питри, работа которого всегда финансировалась из других стран, новые правила обернулись настоящим несчастьем.

В апреле 1892 г., всего через месяц после того, как исследователь потерял свою мать, умерла Амелия Эдвардс. Она оставила достаточно денег для того, чтобы основать кафедру египтологии в колледже Лондонского университета – было выбрано именно это учебное заведение, так как оно принимало в свои стены как молодых людей, так и девушек. Часть года новый профессор должен был преподавать, а зимой проводить в Египте раскопки. Мисс Эдвардс не упомянула Питри в завещании особо, однако указала, что на данный пост может претендовать человек не старше сорока лет и он не должен работать на Британский музей. Всем было очевидно, кого из египтологов она имела в виду. Так Питри впервые получил должность профессора и стабильный ежегодный оклад в размере 140 фунтов.

Год за годом продолжались раскопки. На севере Египта, в Коптосе (древний Гебту, современный Куфт) ученый нашел несколько статуй: огромную голову римского императора Каракаллы, триаду Рамсеса II и три древние – Доисторического или Додинастического периода – огромные скульптуры фаллического бога плодородия Мина. Коптос был центром древнего культа Мина, и Питри обнаружил остатки того, что когда-то было одним из первых храмов Египта. Статуи и любое другое изображение Мина шокировали викторианцев, и в музее Питри, расположенном в колледже Лондонского университета, они на протяжении многих лет выставлялись частично прикрытыми. У египетских властей также имелась одна из статуй Мина. Египетское отделение Британского музея отказалось от предложенных им двух скульптур, дав этому довольно странное обоснование: «Статуи не имеют исторического значения». Отделение Доисторического периода заинтересовалось ими, но переговоры закончились ничем, поэтому сейчас две самые древние египетские скульптуры из ныне известных выставлены в Эшмолианском музее, Оксфорд. Эта не поддающаяся объяснению тупость долго терзала Питри, который с некоторых пор предпочитал предлагать свои находки Эшмолианскому музею, а не Британскому.

Затем Питри решил работать в Тух, рядом с южным городом Нагада. Этот участок был выбран неспроста: Питри решил исследовать истоки Египта и заполнить пробелы в истории 1 – 3-й династий, которую обошли вниманием античные авторы. Район этот был известен своими большими кладбищами, и археолог нашел и обшарил там не одну сотню могил – могил самых обычных людей, а не представителей королевских кровей. Этих людей хоронили в согнутом положении, вместе с рядом погребальных принадлежностей, включая керамические изделия, но без гробов или письменных документов. Все кладбище было нетипичным для Египта; настолько нетипичным, что Питри несколько лет полагал, будто нашел доказательство захвата земли фараонов народом, чья доминирующая культура вытеснила местную египетскую культуру. Предположительно, он относил свою «новую расу», «племя фалькон» к периоду между Древним и Средним царствами, о котором до сих пор имеется очень мало информации. Но он ошибался. С очевидным смущением он признал эту ошибку в своей автобиографии:

Большим сюрпризом в этом месте [Нагада] оказалось огромное доисторическое кладбище, в честь которого этот период обычно называется во Франции Наката [Нагада]. Постепенно мы расширяли участок работы, до тех пор, пока не очистили около двух тысяч могил. Так как керамика и другие вещи отличались от тех, что мы находили в других местах Египта, то они были условно отнесены к «новой расе», а по некоторым признакам, здесь и в Балле, мы предположили, что эти люди были захватчиками в смутный период, начавшийся после окончания правления 6-й династии. Де Морган, который нашел похожие могилы, отнес их к Додинастическому периоду лишь по догадкам, без каких-либо доказательств.[91]91
  Там же, с. 155–156.


[Закрыть]

Жак де Морган, новый, полный энтузиазма директор «Службы древностей», был профессиональным горным инженером, специалистом по европейскому Доисторическому периоду. У него было много общего с увлеченным и патриотичным Питри, но он был французом (или, как достаточно презрительно говорит нам Питри, наполовину французом, наполовину валлийцем), поэтому они всегда оставались скорее коллегами, нежели близкими друзьями.

Единственное, чем он подкупал Питри, это то, что от него было больше толку, чем от г-на Гребо. Де Морган оказался прав, отвергнув теорию о «новой расе», и это вовсе не расположило к нему Питри, который не привык ошибаться. Питри и де Морган вместе запнулись о Доисторический период Египта – люди жили в долине Нила еще до того, как Египет стал единой страной под властью царя Нармера, первого фараона 1-й династии.

Но как же можно датировать сотни гробниц столь разного содержания, если в то время еще не было письменности? Задачу эту было суждено решить Питри с его математическим складом ума. Составляя список содержания каждой могилы на отдельном листе бумаги, он, в конце концов, после шести лет усердной работы смог разработать «последовательную датировку» – новый метод типологии, или классификации, керамических изделий, который используется для разделения могил Нагады и, как следствие, культуры Нагады на три последовательных хронологических периода: Нагада I, Нагада II и Нагада III («Нулевая династия»). Его система, слегка усовершенствованная в свете последующих археологических открытий, и по сей день используется археологами. Сегодня мы знаем, что вся история культуры Нагады существовала на протяжении приблизительно 1000 лет, с 4000 по 3050 гг. до н. э. Питри объяснил свой метод людям, чуждым математике, на ежегодном общем собрании «Фонда» в ноябре 1899 г.:

Если в какой-нибудь древней стране, в каком-нибудь доме, комнаты, одну за другой, запирали бы нетронутыми после смерти их владельцев, то сравнивая их содержание, можно было бы легко увидеть, какая комната следовала за какой. Никто не сказал бы, что комната времен Регентства принадлежала Марии или Анне, или отнес бы комнату Елизаветы к комнатам времен Георга III. Последовательность комнат можно было бы. установить, сравнивая мебель и предметы интерьера. У каждой было бы что-то общее со следующей и гораздо меньше общего с теми, которые относились к более отдаленному периоду. И этот принцип применяется к могилам и горшкам точно так же, как к комнатам и мебели[92]92
  Ежегодный отчет «Египетского исследовательского фонда» (1899), с. 26.


[Закрыть]

Именно из-за его работы и убежденности в том, что осколки простых горшков могут нести столько же информации, что и надписи, Питри назвали «Отцом горшков».

Затем последовали раскопки в Луксоре, Курне, Дешаше и Дендере. К тому времени Питри снова работал на «Фонд» и успел жениться. Хильда Урлин, прекрасная, смелая, предприимчивая, но совершенно не домашняя, стала идеальной женой увлеченному археологу. Вместо того чтобы поддерживать семейный очаг, она предпочитала надеть брюки и работать на раскопках в качестве, художника или чертежника. Флиндерс был только рад такому не совсем обычному положению дел. Он всегда пренебрегал любыми попытками комфортно устроиться во время раскопок: бережливость все еще была его лозунгом, и он ожидал от других такой же экономии. Как заметил археолог Артур Вейгалл на раскопках Питри: «Вы живете на сардинах, и когда сардины кончаются, едите оставшиеся от них консервные банки».[93]93
  Цитата из Reeves N. цит. соч., с. 115.


[Закрыть] Ели в основном консервы, а вновь прибывшим предлагали отведать из уже открытой, полупустой вчерашней консервной банки. Оставшиеся консервы закапывали в пустыне, чтобы воспользоваться ими на следующий год. Жара, грязь и мухи в лагере Питри вели к неизбежному расстройству желудка. Изредка это имело самые неожиданные последствия: прошел слух, что английский египтолог Джеймс Квибелл сошелся со своей будущей женой, мисс Анни Пирье, когда оба страдали от пищевого отравления, которое получили, отобедав с Питри. Квибелл, всегда оставаясь верным другом археолога, приобрел всемирную известность после того, как откопал вместе с Фредериком Грином древний город Хиероконполис и обнаружил плиту Нармера. Но далеко не все терпели спартанскую обстановку в лагере Питри фокус состоял в том, чтобы определить, кто сможет выжить в подобных условиях, еще до того, как они покинут Англию. В Лондоне Питри отбирал команду, приглашая кандидатов по одному на ленч в местный «Express Dairy». Те, кто заказывал дешевое мясо, допускался до следующего теста – быстро пробежать несколько лестничных пролетов колледжа. У полных, страдающих отдышкой мужчин не было шансов сопровождать Питри в Египет.

Следующие большие раскопки ученый проводил в Абидосе, на большом кладбище, центре культа бога загробного мира Осириса. Целые поколения египтян строили в Династический период храмы и гробницы в Абидосе, но Питри в основном интересовали древние развалины – гробницы из сырцового кирпича времен царей 1-й и 2-й династий, которые лежали в самой древней части кладбища, известной, как Умм эль-Кааб, или «Мать горшков». Эти гробницы уже были изучены Эмилем Амелинью, но его работа была поверхностной и неполной – ее даже никогда не публиковали. Амелинью был первым и самым выдающимся ученым, занимающимся коптским языком, совершенно ничего не понимающим и не желающим ничего понимать в раскопках. Он грубо прорубил себе путь во все, кроме одной, гробницы, а затем, по утверждению Питри, сознательно уничтожил те артефакты, которые не мог унести с собой, чтобы увеличить рыночную стоимость своих собственных находок, которые позже продавал с аукциона. Масперо был наслышан об этом бесчинстве в Абидосе и, в конце концов, Амелинью заменили. Питри смог заново исследовать 13 царских гробниц, систематизировав все то, что осталось после Амелинью. Если пользоваться современной терминологией, то эти гробницы относятся к следующим периодам: Нагада III, 0-я династия (Ири-Хор, Ка и Нармер), 1-я династия (Axa, Джер, Джет, Ден, царица Мерит-Нейт, Анеджиб, Семерхет и Каа) и 2-я династия (Перибсен и Хасехемуи). Питри был доволен. Гробницы Абидоса позволили ему соединить найденные им в Нагаре доисторические могилы с началом истории Египта, в которой сейчас нет ни одного пробела со времен неолита до завоевания страны Александром Великим.

Питри сделал в Абидосе много важных находок, среди которых была мумифицированная рука с четырьмя золотыми браслетами, найденная спрятанной в стене в гробнице царя 1-й династии Джера. По наличию драгоценностей Питри предположил, что эта рука принадлежала царице. Ей была уготована печальная участь, подтверждающая недоверие, которое Питри питал к музеям и их работникам:

Обнаружена рука царицы Зер [Джер] с золотыми браслетами, спрятанная в дыре в стене. Парни, нашедшие ее, увидели золото, но оставили все как есть и принесли руку мне. Я снял бинты и увидел на ней браслеты. На следующее утро моя жена могла сделать их точную копию.

Когда по поручению музея приехал Квибелл, я передал браслеты через него. Рука – самая древняя часть мумии из всех, которые я знаю, – и великолепная ткань, в которую она была завернута, также доставили в музей. [Эмиля] Бругша заботила только его выставка: от одного браслета он отрезал половину, сделанную из плетеной золотой проволоки, и выбросил руку и материю. Музей – это опасное место.[94]94
  Pétrie, цит. соч., с. 175.


[Закрыть]

Питри больше не работал на «Фонд», но продолжил свои полевые работы. В Гизе он изучил один небольшой участок, который оставили без внимания и американцы, и итальянцы, и немцы, и обнаружил там гробницы периода 2-й династии, которые подтвердили, что Гиза использовалась как кладбище задолго до того, как Хуфу построил здесь пирамиду. На кладбище Тархан он нашел удивительно много предметов одежды.

В 1914 г., в возрасте 68 лет, Гастон Масперо во второй раз оставил свой пост, он умер двумя годами позже в Париже. Его преемником в качестве генерального директора «Службы древностей» стал уважаемый французский ученый Пьер Лако, хорошо принятый всеми египтологами. Но идеи Лако сильно отличилась от идей добродушного Масперо, к тому же он был ловким политиком. Он прекрасно понимал один очевидный факт: Египет быстро меняется. В марте 1922 г. Фуада I провозгласили королем Египта. В апреле 1923 г. была принята новая Конституция. С отменой протектората египтяне захотели взять под свой контроль все, включая предметы старины. Вдохновленный волной послевоенного национализма, Лако решил, что все последующие раскопки должны контролироваться государством, а все находки, независимо от обстоятельств, остаются в Египте, кроме случаев, когда власти решат сделать исключение. От старой практики деления находок приблизительно пополам отказались. Неожиданно Судан и Ближний Восток, с их более мягким законодательством, показались для археологов, включая Питри, который всегда предпочитал частное финансирование, более привлекательной альтернативой. Это объясняет, почему после окончания второй мировой войны Питри переключился с Египта на Палестину.

Питри уволился их колледжа Лондонского университета в 1933 г., проработав там в должности профессора 41 год, и умер в Иерусалиме 29 июля 1942 г. Его тело захоронено на протестантском кладбище на горе Цион, но голову сохранили в сосуде в больничной лаборатории. Последним желанием Питри было, чтобы ее отправили в Лондон для изучения, но из-за войны исполнить его волю не представлялось возможным. В конце концов, голову отправили домой, но и по сей день мозг не подвергся изучению.

Когда 78-летний Флиндерс Питри начал писать свою автобиографию, он подсчитал, что «потратил на археологию 70 лет своей жизни». В течение этих 70 лет он сделал больше, чем кто-либо еще для того, чтобы египтология превратилась из охоты за сокровищами в достойную уважения науку. Он оставил после себя богатое наследие. Он глубоко уважаем египтологами, а его книги до сих пор читают все археологи. В колледже Лондонского университета основан музей Питри – вечная ему память. Но для большинства людей достижения Питри затмила работа другого человека – человека, которому повезло сделать одну впечатляющую находку. Пришло время узнать о необычных открытиях, сделанных в Долине царей и ее окрестностях.