Текст книги "Египет. Возвращение утерянной цивилизации"

Опыт путешествия по Египту изменил весь жизненный уклад мисс Эдвардс. Труд «Тысяча миль вверх по Нилу», опубликованный через два года после ее возвращения, имел оглушительный успех и разжег и без того растущий интерес ко всему, что имело отношение к земле фараонов. Впоследствии мисс Эдвардс написала еще одну книгу.

В 1882 г., вместе с доктором Реджиналдом Пулом, хранителем отдела монет и медалей при Британском музее (он, к слову, провел счастливое детство в Египте), и знаменитым хирургом сэром Эрасмусом Уилсоном (который, заработав состояние на бирже, лично финансировал транспортировку «Иглы Клеопатры» из Египта в Лондон, что обошлось ему почти в 10 000 фунтов), Амелия Эдвардс основала «Египетский исследовательский фонд» («Egypt Exploration Fund»), лондонское общество, ныне известное как «Египетское исследовательское общество» (Egypt Exploration Society). Фонд был основан с целью финансирования официальных раскопок, проводимых профессиональными и компетентными археологами с согласия египетских властей. Первые раскопки решили проводить в дельте Нила. Сообщение в прессе, опубликованное в нескольких газетах и журналах, освещало цели этого начинания во всех подробностях:

…Финансирование с целью проведения раскопок в Дельте, которую прежде игнорировали и путешественники, и археологи в этом районе изучен только один участок. Нет сомнений, что именно здесь лежат никем не найденные документы о временах, описанных в Библии, – документы, которые, как мы надеемся, дадут нам ответ на все трудные вопросы.

Дельту избрали местом начала работ по простой и не лишенной здравого смысла причине никто прежде не занимался раскопками в этом сыром и не обещающем сенсаций месте. Планировалось, что впоследствии «Фонд» продолжит свои археологические исследования дальше вверх по Нилу. Упоминание Библии было умным ходом, гарантирующим привлечение спонсоров. Многие все еще верили в то, что Египет скрывает ключ к пониманию библейских историй, дельта Нила часто упоминалась в книге «Исход». Несмотря на то, что в этом предприятии участвовал Пул, Британский музей отнесся к нему достаточно равнодушно, и доктор Сэмюель Бирч, хранитель восточного антиквариата, не хотел иметь ничего общего с «Фондом» и его «эмоциональной археологией».[72]72
  Письмо от Сэмюеля Бирча Амелии Эдвардс процитировано из Drower M.S. Gaston Maspero and the Egypt Exploration Fund, Journal of Egyptian Archaeology, Vol. 68 (1982), с 299–317, с 301.


[Закрыть] Это было, конечно, неприятно, но особо не волновало исследователей. Мисс Эдвардс получила поддержку Мариэтта, который в то время уже страдал слабым здоровьем, и, что еще важнее, его преемника Гастона Масперо, большого поклонника ее книг. Масперо по собственному опыту знал, что у Египта нет средств, чтобы защитить свое наследие. Если памятники древности и можно было каким-то образом обезопасить, проводя исследования и раскопки, то требовалось внешнее финансирование.

Кто же возглавит первые археологические раскопки? В Англии было не так-то много археологов. Первый выбор «Фонда» пал на немца Генриха Шлимана, недавно с триумфом закончившего раскопки Трои, но он не пришелся по душе Масперо. «Фонд» явился первой иностранной организацией, получившей официальное разрешение на проведение в Египте работ, и политическую ситуацию оставить без внимания было невозможно. Взгляды Масперо на назначение Шлимана стоит процитировать, так как они дадут нам представление о трудностях, с которыми сталкивались ученые того времени:

….недавние события разбудили национальное тщеславие – если слово «национальное» еще что-то значит в Египте. Для всех уже само собой разумеющееся, что Египет ~ это главная страна в мире, мать цивилизации, как древней, так и современной, и что иностранцы, тратящие деньги на благо египетского правительства всего лишь воздают должное превосходству земли фараонов. Деньги принимаются как одолжение, не более того. Министр и его преемники – обладатели таких взглядов – очень чувствительны. Одно неосторожное слово, один промах, и весь план может рухнуть в самый последний момент.

Среди добродетелей Г. Шлимана, к сожалению, не было благоразумия. Он любил публику и сомнительные газетные статьи, никогда не упуская возможности рассказать о себе…

В случае малейших трудностей мы получим приказ временно все отложить, и все на самом деле придется откладывать, и, по меньшей мере, английское правительство с большой неохотой раздувает дипломатические скандалы касательно раскопок, ведущихся под руководством немца, например Шлимана, или француза, например меня.[73]73
  Из письма, написанного Гастоном Масперо неизвестному джентльмену (P.C. Пулу?), скопированного мисс Эдвардс и процитированного в Dawson W.R. Letters from Maspero to Amelia Edwards, Journal of Egyptian Archaeology, Vol. 33 (1947), с 66–89, с. 73.


[Закрыть]

Таким образом, от услуг немца отказались, а вместо него для руководства первыми официальными раскопками англичан в Дельте выбрали швейцарского египтолога Эдуарда Навилля. Уравновешенный и тактичный человек, увлеченный библеист и близкий друг Масперо, Навилль, казалось, был просто создан для этой работы. К сожалению, он был не археологом, а прежде всего теоретиком-лингвистом и специалистом по религии Египта, считавшим, что раскопки – главное средство достижения цели. Его не интересовали мелкие находки, он не имел опыта, да и интереса, в их сохранении. Такой подход в результате привел к большим проблемам, хотя поначалу все шло хорошо. Навилль смог доказать, что Телль эль-Масхута на самом деле был библейским городом Пифома (город Рамессидов в Пер-Атум), и вернулся домой с двумя внушительными статуями – личным подарком хедива сэру Эрасмусу Уилсону, который, в свою очередь, подарил их Британскому музею.

Раскопки, запланированные на следующий год, должны были начаться в библейском Цоане (Сан эль-Хагар, древний Танис), однако Навилль был слишком занят, чтобы принять в них участие, поэтому нашли нового археолога. Масперо всегда полагал, что «Фонд» должен нанимать новичков, которых можно обучить необходимым навыкам:

Не знаю, почему в Англии еще не появились молодые египтологи: школа угасает. Я подумываю попросить вас подыскать молодого человека, специалиста по гуманитарным наукам, который интересовался бы историей и языками Востока и захотел бы стать египтологом. Тогда я бы мог его кое-чему научить…[74]74
  Там же.


[Закрыть]

«Фонд» согласился. Выбрали относительно неопытного самоучку Флиндерса Питри, молодого человека, который уже доказал свой преданный интерес к Древнему Египту тем, что единолично изучал Великую пирамиду. Результат этих исследований пирамиды и храмов Гизы на тот момент только-только опубликовали, и они произвели на членов «Фонда» самое благоприятное впечатление.

Амелия Эдвардс умерла от бронхита 15 апреля 1892 г. Она завещала свою внушительную библиотеку и 2400 фунтов колледжу Лондонского университета. Деньги направили на финансирование «кафедры египетской археологии и филологии, включая дешифровку и чтение иероглифов и других древних египетских шрифтов». Это была первая кафедра египтологии в Англии, и мисс Эдвардс выразила желание, чтобы первым ее профессором был Флиндерс Питри. Он им и стал. И занимал этот пост на протяжении следующих сорока лет.

Глава 8
Флиндерс Питри «Отец горшков»

Уильям Мэтью Флиндерс Питри, на протяжении всей своей профессорской карьеры известный как Флиндерс, родился 3 июня 1853 г. в семье Уильяма Питри и его жены Энн Флиндерс. Счастливая семейная чета была исключительно талантливой, но слегка экстравагантной в том, что касалось ее корней и привычек. Энн, единственная дочь капитана Мэтью Флиндерса, исследователя Австралии, изучала немецкий и итальянский языки в школе, затем, уже самостоятельно, иврит, греческий, испанский и португальский. Повзрослев, она опубликовала множество историй, новелл и поэм. Уильям был химиком, а также интересовался электричеством, магнетизмом, картами и графиками. Он сделал много гениальных изобретений, но ему не хватало деловой хватки, поэтому его семья была обречена на бедность. Член фундаменталистской христианской секты, он был вегетарианцем (довольно необычно для того времени), страстным гомеопатом и трезвенником. Энн терпела его взгляды, но не разделяла их. Она настаивала, чтобы ее единственный ребенок ел мясо, и тайно окрестила его в англиканской церкви.

Молодой Флиндерс был астматиком, поэтому решили, что ему не стоит ходить в школу. Образование он получил дома – тщательное, хотя и несколько беспорядочное. Отец учил его химии и пониманию Библии, мать – науке о минералах, окаменелостях и древних монетах, а двоюродная тетка (она когда-то учила его мать) преподавала языки и математику. В возрасте восьми лет в голове мальчика смешались древние языки и арифметика, и у него резко ухудшилось здоровье. Доктор запретил давать мальчику уроки в течение двух лет. Игры на свежем воздухе также были под запретом – его грудную клетку сочли не достаточно сильной; Флиндерс рос изолированным, но ни в коем случае не несчастным ребенком. Он обожал читать и страстно увлекался коллекционированием монет, музыкой и шахматами. В возрасте 24 лет он посетил курс алгебры и тригонометрии, ограничив этим свое университетское образование. Тем временем археология занимала все более и более важную часть в его жизни.

Еще в юности Флиндерс решил описать доисторические земляные сооружения, найденные в его родном графстве Кент. Вскоре после этого он пошел дальше и описал все доисторические памятники Южной Англии. Затем они с отцом решили заняться тщательным изучением Стоунхенджа. В результате появился самый точный на сегодняшний день план этого сооружения. А в галерее Британского музея и его библиотеке Флиндерс продолжать делать измерения и читать о системах мер.

В 1877 г. он опубликовал работу под названием «Индуктивная метрология, или Восстановление древней системы мер по памятникам».

В конце концов, оба Питри, и отец, и сын, решили применить разработанную ими технику к Великой пирамиде. Их интерес к древнему Египту разгорелся внезапно. Причиной тому послужила одна находка в книжном киоске:

…однажды, в 1886 г., я принес из книжной лавки Смита том Пиаццы Смита – «Что мы унаследовали от Великой пирамиды» Данные в нем умозаключения, вкупе со старой дружбой с их автором, привлекли моего отца, и в течение нескольких лет он убеждал меня в важности своей задумки. Тогда, пятнадцать лет назад, мне и в голову не приходило, что, в конце концов, я «обнаружу противную мелочь, которая убьет великолепную теорию» Но именно отец вдохновил меня на изучение Великой пирамиды…[75]75
  Pétrie W.M.F. Seventy Years in Archaeology (London, 1931), с 12–13.


[Закрыть]

Не удивительно, что теория «пирамидного дюйма», убедительная смесь фундаментального христианства и математики, так сильно привлекла глубоко религиозных и увлеченных математикой Питри. По удивительному стечению обстоятельств, они уже были хорошо знакомы с ее автором. Много лет назад Уильям Питри ухаживал за Генриеттой Смит, сестрой Пиацци. Ее родители тогда сочли, что бедствующий Уильям не подходящая партия для их дочери, и Генриетту отдали за престарелого профессора Баден-Повелла. Впоследствии она стала матерью основателей движения бойскаутов. Обе семьи остались близкими друзьями, и именно в доме Смитов Уильям Питри впервые встретил Энн Флиндерс.

Теперь Уильям и Флиндерс вступили в длительную переписку с Пиацци Смитом, задавая бесконечные вопросы и даже предлагая внести некоторые изменения в его математические подсчеты. Неудивительно, что дружба Смита несколько охладела. Тем временем, Питри все больше и больше разочаровывались в его методологии, пока наконец не решили протестировать его теорию. Теория, целиком и полностью зависящая от измерений и пропорций в структуре пирамиды, подверглась строгой научной оценке. Они хотели измерить пирамиду изнутри и снаружи и раз и навсегда решить, верна ли теория «пирамидных дюймов». Но Уильям, довольно нерешительный человек, все откладывал и откладывал поездку, пока, в 1880 г., Флиндерс не потерял терпение и не отправился в Египет один.

В Гизе он быстро обосновался в одной пустой гробнице. Со стеллажом, новой дверью и керосинкой она превратилась в удобное и недорогое жилье. А экономить стоило, ибо Флиндерса никто не финансировал. Большую часть своего оборудования, включая веревочную лестницу и землемерные инструменты, он изготовил сам. У него был только один рабочий – Али Габри, опытный землекоп, который прежде работал с Вайсом, Диксоном и Смитом. Условия работы в пирамиде были плохими: грязь и жара, нежелательные визитеры. Удачным решением было работать ночью: безлюдно, и одежду можно снять, не опасаясь кого-то этим оскорбить:

Очень удобно было работать абсолютно голым, так как внутри было невероятно жарко и душно. Снаружи в жаркую погоду удобней всего в рубашке и брюках, и если они розового цвета, то туристы оставались в бухте, так как им было слишком странно видеть подобное в здешних местах.[76]76
  Там же, с. 21.


[Закрыть]

Питри разработал сложную систему треугольников, с помощью которой он описал всю пирамиду. Исследования шли невероятно медленно: каждое утро несколько часов требовалось только на то, чтобы установить точки наблюдения, и все измерения следовало проверять дважды. В то же время он собирал информацию об устройстве пирамиды, решив искоренить давнишнее подозрение о том, что ее никак не могли построить в Династический период. Через полгода поисков и тщательных исследований, включая даже раскопки внутри величественной гробницы, он сличил полученные данные с теми, что привез из Англии. Конечный результат оказался настолько точен, что работами Питри археологи пользуются до сих пор. Его расчеты полностью противоречили измерениям, легшим в основу работы Смита, – оказалось, что «пирамидных дюймов» вовсе не существует. Детальные исследования показали, что пирамида и в самом деле была построена голыми руками:

…в результате получилось не 9140 дюймов, а только 9069. Следовательно, все теории о связи измерений с количеством дней в году были совершенно ложными. Размер пирамиды – 7x40 египетских кубитов (20,6 дюймов) в высоту и 11x40 кубитов в ширину. Это подтверждает и пирамида Мейдума, построенная еще раньше – размеры ее составляли 7x25 кубитов в высоту и 11x25 кубитов в ширину. Это доказывало, что использовалась одинаковая система, за единицу которой принимались 25 или 40, помноженные на 7 или 11. Угол наклона для 7 и 11 имел ничтожно малое отклонение (две минуты).[77]77
  Там же, с. 34–35.


[Закрыть]

Хуфу построил себе пирамиду, исключительную и определенно беспрецедентную в том, что касается ее параметров и их точности. Ее высота – 480,93 фута (146,59 метров), угол наклона 51°50 40". Ее стороны, в среднем длина их составляла 755,67 футов (230,33 метра), имели погрешность менее чем 1,9 дюйма (5 сантиметров) и всегда точно смотрели на север. Ее основание было абсолютно плоским, с отклонением менее 1,2 дюйма (3 сантиметра) с севера на юг. Внутри находилось три камеры, о которых уже говорилось в главе 6. Снаружи пирамиду окружал узкий двор, вымощенный огромными известняковыми плитами. Также имелись заупокойная, или погребальная комната, молельня, дамба и храм, от которого дорога вела прямо к маленькому причалу, хотя ныне все это почти полностью разрушено. Рядом со стеной была возведена небольшая дополнительная пирамида, с южной стороны от основной гробницы; это – часть погребальных приготовлений для царя, ее назначение неизвестно. Три маленьких пирамиды с восточной стороны от Великой пирамиды, каждая со своей собственной маленькой молельней, предназначались для того, чтобы стать последним пристанищем трех самых важных для царя женщин.

Но если мы сбросим со счетов божественное вмешательство, могли ли в Бронзовом веке добиться такой точности в возведении столь масштабных строений? Египтяне не могут нам ничего рассказать, но, судя по дошедшим до нас зданиям, очевидно, что они были одаренными и опытными строителями. Измерения, возможно, и не представляли особых трудностей – сборщики налогов много лет аккуратно измеряли поля. Расположение строго на север также было нетрудной задачей для людей, чьи жрецы регулярно изучали небеса. Север можно было определить ночью по звездам, а днем с помощью тени, отбрасываемой от вертикально поставленного шеста. Точности углов добились с помощью прямоугольного треугольника (с соотношением сторон 3:4:5).

Считается, что пирамида Хуфу построена из 2 300 000 блоков, но, скорей всего, это цифра преувеличена. Мы не можем заглянуть за внешние камни, не можем сказать, сколько песка и мусора лежит внутри кирпичной кладки. Блоки приносили из расположенной неподалеку известняковой каменоломни. По мере того, как их клали все выше и выше, возросла необходимость подправлять угол наклона. Если диагонали от всех четырех углов не были бы ровными, то пирамида бы закрутилась в спираль. Отметки каменщиков на некоторых блоках говорят о том, что угол наклона постоянно пересчитывали. Нехватка рабочего пространства означала, что камни для самого верха надо было вырезать еще до того, как пускать их в дело. Пока шла работа, внешнюю поверхность дорогого облицовочного камня не трогали. Только когда пирамида была построена, брались за облицовку, сверху вниз.

За время поездок в Гизу Питри отчетливо понял одну очень важную вещь: памятники Египта находятся в ужасном состоянии, а те, кому поручено охранять их, зачастую приносят лишь вред:

Я часто слышу, что Мариэтт подло взорвал с помощью солдат все отвалившиеся части гранитного храма [погребальный храм Хафра], чтобы расчистить себе дорогу, вместо того, чтобы поднять камни и переместить их на другое место. Дикость и равнодушие арабов, которые умудрились снять алебастр с гранитного храма, не обращая никакого внимания на величие памятников древности. У них даже не было плана работы – почти все их начинания оставались незавершенными; им не было дела до следующих раскопок, инструменты, которыми они пользовались, давно устарели. Больно видеть причиненные ими разрушения и полное бездействие во всем, что касается сохранения.[78]78
  Там же, с. 25.


[Закрыть]

Гастон Масперо придерживался того же мнения. Для спасения пирамид требовалось что-то предпринять. В конце концов, к работе в Гизе было решено привлечь профессиональных египтологов. Откликнулись три команды: итальянскую возглавлял Эрнесто Чипарелли, немецкую – Людвиг Борхардт, американскую – Джордж Рейснер. После многих часов оживленных споров захоронения поделили на три участка: итальянцы получили доступ к пирамиде Хуфу, немцы – к пирамиде Хафра, а американцы – к пирамиде Менкаура. В настоящее время в Гизе продолжается работа, хотя теперь она сосредоточена в меньшей степени на пирамидах, и в большей на окружающих их кладбищах, храмах и поселениях.

В октябре 1883 г. Флиндерс Питри вновь стал готовиться к путешествию в Египет, на этот раз по просьбе «Египетского исследовательского фонда». Его пригласили на раскопки Сан эль-Хагара (древнего Таниса), пообещав 250 фунтов в месяц в качестве финансирования раскопок, а также возмещение его личных расходов. Участок представлял собой большой холм, который в дождливый сезон превращался в грязевое болото. Когда-то тут вели раскопки Лепсиус и Мариэтт, а теперь он стоял заброшенный, и никто не заботился о памятниках древности. Первые дни Питри, который всегда достаточно равнодушно относился к собственному комфорту, потратил на то, чтобы обеспечить для своих находок хорошее место хранения. Затем он нанял рабочих, поставил у них во главе бессменного Али Габри, и работа закипела. Питри удалось расчистить храм и составить его план, раскопать несколько домов римского периода, обнаружить более 200 папирусов с текстами, написанными демотическим письмом. Тот сезон закончился невероятно успешно, и «Фонд» был доволен.

Все согласились с тем, что Питри должен возглавить следующую миссию «Фонда», целью которой были исследования района дельты Навкратис (современный эль-Нибейра), греческий центр торговли, где в V в. до а э. побывал Геродот. На этот раз ему уже требовался помощник. Молодой Франциск Ллевеллин Гриффит, черпавший вдохновение из книг Бельцони, написал Питри письмо, прося совета, как лучше сделать карьеру в сфере египтологии. Питри передал этот вопрос мисс Эдвардс, а она, со свойственной ей деловитостью, нашла достаточно спонсоров, профинансировавших обучение молодого человека. Единственным условием обучения было согласие Ллевеллина каждый год проводить часть времени в Египте. Деньги потратили не зря – Гриффиту суждено было стать первым профессором египтологии Оксфордского университета. Но пока, будучи еще новичком, он помогал Питри в раскопках.

Тем временем, в Лондоне у «Фонда» начались трудные времена. В 1884 г. умер сэр Эрасмус Уилсон, не успев изменить свое завещание в пользу археологов. Встала острая проблема нехватки денег. Мисс Эдвардс, проживавшая в Бристоле, и доктор Пул – в Лондоне, управляли «Обществом» в свое свободное время, оба были на грани нервного срыва и абсолютно измучены. Питри, не терпевшего людской глупости, все больше и больше раздражали отсутствие общения, беспорядок и пустая растрата так необходимых средств. Сам он всегда пытался экономить: в еде был неприхотлив, лично изготавливал инструмент и упаковку, не брал ослов, если мог дойти пешком, пусть даже восемнадцать миль или больше. В 1886 г. он ушел из «Фонда». Кроме того, ученый поссорился с Валлисом Баджем, помощником хранителя египетских и ассирийских древностей в Британском музее, и испортил отношения с Эмилем Бругшем, представителем «Службы древностей» в Каире. Перспективы были не радостными:

Работа на «Фонд» подошла к концу, я перешел на самофинансирование, поэтому возникла потребность разработать соответствующий план. Годовой доход, который я получал от двоюродной тети, плюс небольшая доля в семейной собственности, составляли 110 фунтов в год, из них около 40 фунтов я тратил на повседневные расходы, пока жил в Англии, а 70 фунтов – на работу в Египте. Другого дохода у меня не было до тех пор, пока мне не исполнилось сорок.[79]79
  Там же, с. 74.


[Закрыть]

Однако Питри, наконец-то, начал вести записи. Генетик Френсис Гальтон поручил ему сделать фотографии голов врагов и союзников Египта, высеченных на стенах храмов периода Нового царства. Фотографии были нужны Гальтону для работы над расовыми типами, на которую он получил грант в размере 20 фунтов. Питри объединил усилия с Гриффитом. Они наняли в Каире небольшую лодку и поплыли в Асуан. Эта работа была для них сплошным удовольствием, практически отдыхом. Днем они изучали участки, снимали копии с надписей и собирали керамические изделия и кости; ночи проводили за чтением, много писали и старались как следует отдохнуть в тесной каюте, которая служила обоим исследователям одновременно спальней, гостиной, кабинетом и столовой.

А в Луксоре Питри неожиданно получил хорошие новости. Анонимный спонсор был готов профинансировать раскопки в Западной долине, выделив на это 500 фунтов. Но как раз в это время Масперо на посту генерального директора «Службы древностей» сменил Юджин Гребо, который наотрез отказался выдать Питри разрешение на раскопки в Долине царей или близ нее, так что проект закончился раньше, чем успел начаться. Для английской египтологии назначение Гребо вылилось в настоящую трагедию. Ленивый и абсолютно неподходящий для этой должности, он к тому же был настроен против англичан. Даже Валлис Бадж, который никогда не оказывал поддержку работе Питри и его команде археологов, заметил, что «все, кто желал развития египтологии и сохранения национального достояния Египта, были недовольны таким назначением».[80]80
  Budge, E.A.W, By Nile and Tigris, Vol. I (London, 1920), c. 133


[Закрыть] Главным достижением Гребо был перенос коллекции из старого тесного Булакского музея в новый музей в Гизе. К сожалению, несколько ценных предметов утратили во время транспортировки, хотя это и не удивительно.

Путешествие Питри назад в Каир было незабываемым лишь потому, что прошло в компании полдюжины осужденных, прикованных друг к другу цепями, которые спали рядом с ним на палубе. До возвращения в Лондон у него было время на частичное исследование пирамиды в Дахшуре. Питри вез с собой мумию, купленную за 20 фунтов, для одного из друзей мисс Эдвардс. На Западе все с ума сходили от настоящих мумий, и ученый не был настолько пуристом, чтобы отказаться привезти подарок благодетелю. Многие из доставленных таким образом мумий, надоев своим хозяевам, отправлялись в местные музеи.

Анонимным благодетелем Питри был бизнесмен из Ланкашира Джесси Гэворт, друг Амелии Эдвардс, питающий огромный интерес к Библии и ее связи с Древним Египтом. Другим покровителем был Мартин Кеннард, еще один друг мисс Эдвардс, который уже щедро жертвовал «Фонду» средства. В отличие от Гэворта, Кеннард располагал собственной частной коллекцией антиквариата и был счастлив платить Питри за то, чтобы он ее расширил, и исследователь, теперь уже при деньгах, отправился в Файюмский оазис, что в Хаваре, где находились пирамида Аменемхета III периода Среднего царства и «лабиринт», уже изученные Бельцони.

К северу от пирамиды Хавара Питри обнаружил большое Римское кладбище. Поначалу он был разочарован, ожидая найти некрополь периода Среднего царства. Но это кладбище оказалось далеко не заурядным. Рядом со многими мумиями лежали деревянные панели с нарисованными на них лицами. Необычная находка вскоре привлекла внимание ряда влиятельных посетителей:

По керамике и датированным папирусам, а также по имени Флавиана на одной из пластин найденные изображения отнесли к 100–250 гг. н. э… Иногда мы находили портреты другой эпохи. Прибегал мальчик с известием о том, что найден очередной портрет и, не успевал я еще сам приехать на участок, как отряд был уже там. Шлиман, низенький, круглоголовый, круглолицый, в круглой шапке и больших круглых очках, самый жизнерадостный человек из всех, кого я когда-либо встречал, категоричный, но всегда открытый всему новому…

Затем сообщают еще об одной мумии… видно, как процессия с тремя позолоченными, сверкающими на солнце мумиями идет через холмы. Портреты нарисованы краской, головы покрыты ярким красно-коричневым лаком, а картины – позолотой…[81]81
  Pétrie, цит. соч., с 83–84.


[Закрыть]

Иногда под бинтами мумии скрывались весьма печальные тайны:

В одном из открытых мною гробов лежало тело; я хотел сохранить раскрашенное изображение, но когда потянул за сандалию, то обнаружил под ней пальцы ребенка и коленный сустав взрослого мужчины. Видимо, гробовщик, не желая утруждать себя мумифицированием мальчишки, просто приладил три старые кости и череп, полный грязи, а чтобы родители ничего не заметили, надел сверху маленький позолоченный шлем и сандалии.[82]82
  Там же, с. 87.


[Закрыть]

Не у всех мумий на кладбище были изображения их лиц. Питри сообщает, что подобным образом украшены лишь 1–2 % мумий обоих полов и всех возрастов. Он лично обнаружил шестьдесят портретов в самом разном состоянии. От самих мумий Питри избавлялся, но, возможно, из-за работы Гальтона, оставлял их головы, чтобы однажды сравнить их с портретами. Среди погребальных принадлежностей, захороненных вместе с мумиями, была керамика, одежда, игрушки, безделушки и папирусы. Были там также и носки с отдельным «пальцем» для большого пальца ноги, чтобы носить их под сандалии (Питри, который сам обычно и вовсе не надевал носок из-за достаточно спорных соображений гигиены, пришел в полный восторг), и даже папирус, в котором была изложена вторая часть «Илиады». Невдалеке он обнаружил кладбище крокодилов, посвященное богу Собеку. Здесь Питри нашел мумии крокодилов всех стадий развития: от яиц до взрослых особей.

Понемногу его внимание переключилось на пирамиды. Это была не первая построенная Аменемхетом гробница. В самом начале своего правления он стал строить пирамиду в Дахшуре из кирпича, и к 15-му году она была практически завершена и покрыта облицовочным камнем. Однако почва оказалась недостаточно плотной, чтобы выдержать столь большой вес, и внутренние стены начали трескаться и обрушаться. Аменемхету пришлось начать все сначала. На этот раз он решил построить пирамиду в Хаваре. Так как времени уже оставалось мало – ведь необходимо, чтобы гробница была полностью готова до того, как царь умрет, – его вторая пирамида получилась несколько меньше первой.

Внутри пирамиды было множество запутанных проходов и потайных дверей, специально чтобы обмануть грабителей. Но задумка фараона не увенчалась успехом – пирамиду полностью опустошили еще в древние времена. А вот Питри ему обмануть удалось. Ученый не смог обнаружить вход на обычном месте, с северной стороны, и решил проделать тоннель через каменную кладку, нацелившись на погребальную камеру. Это была опасная, трудная и бесполезная работа, продолжавшаяся два сезона. В конце концов, исследователь достиг погребальной комнаты и, не в состоянии обнаружить дверь, готов был выйти через потолок:

К 6 января мы достигли верхней камеры. Там я увидел дыру в погребальную камеру и, протиснувшись в нее, обнаружил там два саркофага, стоящих тяжелой работы. Назад меня вытягивали за пятки. Я немного расширил проход и смог попасть в погребальную комнату. Она была сделана из огромного блока кварцита двадцати двух футов в длину, восьми в ширину и шести в глубину, гладкая и с такими ровными углами, что я сразу даже не понял, что она цельная, пока не начал искать швы и не увидел, что их нет. Воды в ней было по пояс, поэтому осколки пришлось искать, подталкивая их ногами на мотыгу и поднимая вверх. Я пообещал полпиастра всем, кто найдет иероглифы, и по доллару за картуши, так что поиски были самыми тщательными. На следующий очень обнаружили имя Аменемхета III, что вовсе меня не удивило: полуразрушенная от воды поверхность не оставляла сомнений в возрасте пирамиды.[83]83
  Там же, с. 94–95.


[Закрыть]

Неудивительно, что Питри не нашел дверь. Погребальная камера была выдолблена из единого огромного блока кварцита, который, по оценке ученого, весил 110 тонн. Сверху она была покрыта тремя огромными кварцитовыми плитами; таким образом, комната могла служить гигантским каменным саркофагом. Теперь, когда был пробит вход, Питри смог начать поиски настоящего входа в пирамиду, который совершенно неожиданно оказался с южной стороны.

Из Хавары Питри отправился в Иллахун (Лахун), расположенный недалеко от Файюмского оазиса. Здесь царь 12-й династии Сенусерт II построил пирамиду из кирпича, покрыв ее известняком высокого качества. И снова на обычном месте входа в пирамиду не было. Питри, расстроенный и не желавший повторять всю работу, проделанную в пирамиде Аменемхета III, потратил несколько месяцев в поисках входа. В конце концов, когда самого археолога на участке не было, секрет был раскрыт:

Фрасер нанял несколько человек, включая двух старых воров. Копая вдоль пирамиды, они наткнулись с южной стороны на колонну, откопав которую, попали в пирамиду раньше Фрасера. Алебастровый алтарь Сенусерта уцелел, но больше там ничего найдено не было.[84]84
  Там же, с. 107.


[Закрыть]

В разграбленной погребальной камере все еще находился саркофаг царя из красного гранита. Когда четверть века спустя Питри снова посетил это место, он также обнаружил золотую урею (корона царей Египта с изображением змеи) и несколько фрагментов костей ног.