Текст книги "Тысячеликий герой"

«Слушаю и повинуюсь», – сказал Дахнаш.

И так они спустились в башню, и Маймуна подвела Дахнаша к постели и, протянув руку, откинула шелковое покрывало, скрывающее лицо Камар-аз-Замана, и оно засверкало, заблестело, замерцало и засияло, как восходящее солнце. Она секунду смотрела на него, а затем обернулась к Дахнашу и сказала: «Смотри, о ненавистный, и не будь самым низким из безумцев, я дева, и все ж сердце мое он пленил».

«Клянусь Аллахом, о моя госпожа, тебя можно понять, – ответил он, – но есть иная сторона, которую следует принять во внимание, все дело в том, что достоянье женское отличается от мужского. Клянусь могуществом Аллаха, милый твоему сердцу принц изо всех созданий, сотворенных по красоте своей, очарованью, изяществу и совершенству более всего подобен моей возлюбленной; будто бы они были созданы по одним меркам красоты».

Свет померк в очах Маймуны, когда она услыхала эти слова, и она с такой силой ударила крылом по голове Дахнаша, что чуть не лишила того жизни. «Я заклинаю тебя светом восхитительного обличья моей любви, о ненавистный, – приказала она, – сейчас же отправляйся и доставь сюда свою возлюбленную, которую ты так нежно и безрассудно любишь, и возвращайся немедля, чтобы мы смогли положить их вместе и посмотреть на них, спящих бок о бок; и тогда станет ясно, кто из них прекраснее».

Итак, благодаря чему-то такому, о чем принц не имел ни малейшего представления, судьба Камар-аз-Замана, который противился жизни, начала свершаться сама собою, без какого-либо сознательного вмешательства с его стороны.[98]98
  Из Burton, op. cit., vol. III, pp. 223–30.


[Закрыть]

В сопровождении глашатаев своей судьбы, которые помогают ему и указывают путь, герой продвигается вперед навстречу приключениям до тех пор, пока не приходит к «стражу порога», охраняющему вход в царство, где правят некие высшие силы. Такие хранители оберегают мир с четырех сторон, а также сверху и снизу – они знаменуют границы настоящего или горизонт жизни героя. За ними – тьма, неизвестность и опасность, подобная той, которой подвергается ребенок, лишенный родительской опеки, или которой подвергается человек, оставшийся без защиты своего племени. Обычный человек чувствует себя вполне комфортно в заданных ему рамках поведения и даже гордится этим, а общественное мнение всячески удерживает его от малейшей попытки совершить шаг в неизведанное. Например, моряков на кораблях Колумба, дерзнувших вырваться за привычные рамки средневековых представлений о жизни и выйти, как они считали, в безбрежный океан бессмертного бытия, окружающего космос, как мифическая змея, кусающая себя за хвост,[99]99
  Ср. сон о змее; см. с. 56.


[Закрыть] – нужно было, как детей, подгонять вперед хитростью и убеждением, потому что они испытывали страх перед левиафанами, русалками, драконами и другими ужасными обитателями морских глубин, о которых знали из легенд.

Народная мифология заселяет все безлюдные места, которые находятся вне привычных для жителей деревни маршрутов, коварными и опасными существами. Так, например, готтентоты описывают великана-людоеда, которого порой можно встретить среди кустарниковых зарослей и песков. Его глаза растут на подъеме стопы, поэтому, чтобы увидеть, что происходит, он должен опуститься на четвереньки и поднять вверх одну ногу. Тогда его глаз видит то, что происходит сзади; в остальное же время он постоянно обращен в небо. Этот монстр охотится на людей, разрывает их в клочья своими страшными, длинными, как пальцы, зубами. И легенда гласит, что эти создания охотятся стаями.[100]100
  Leonhard S. Schultze, Aus Namaland und Kalahari (Jena, 1907), p. 392.


[Закрыть] Другое призрачное существо готтентотов, Хай-ури, продвигается вперед, перепрыгивая через заросли кустов, вместо того, чтобы обходить их.[101]101
  Ibid., pp. 404, 448.


[Закрыть] Опасное одноногое, однорукое и однобокое существо – получеловек – невидимое, если смотреть на него сбоку, встречается во многих уголках света. В Центральной Африке существует поверье, что такой получеловек обращается к прохожему: «Раз мы встретились с тобой, то давай драться». Если его победить, он взмолится: «Не убивай меня. Я покажу тебе множество снадобий», – и тогда удачливый человек становится искусным врачевателем. Но если побеждает получеловек (которого называют Чируви, «загадочное существо»), его жертва умирает.[102]102
  David Clement Scott, A Cyclopaedic Dictionary of the Mang’anja Language Spoken in British Central Africa (Edinburgh, 1892), p. 97.
  Сравним с рассказом мальчика о том, какой ему приснился сон: «Однажды мне приснилась ступня. Мне показалось, что она лежала на полу, а я не ожидал ее увидеть и споткнулся об нее. Она была размером, как у меня. Вдруг эта другая ступня подпрыгнула и погналась за мной, я вроде как выпрыгнул в окно, побежал по двору на улицу со всех ног. Я вроде как побежал в Вулвич, и тут она настигла меня, схватила и стала трясти, и тут я проснулся. Мне эта ступня несколько раз снилась».
  Незадолго до того мальчик узнал, что с его отцом-моряком произошел несчастный случай, он сломал лодыжку.(C. W. Kimmins, Children’s Dreams, An Unexplored Land, London: George Allen and Unwin, Ltd., 1937, p. 107).
  «Ступня, – пишет Фрейд, – это древний сексуальный символ, который возникает даже в мифологии». (Three Essays on the Theory of Sexuality, p. 155). Кстати, имя Эдип обозначает «распухшая ступня».


[Закрыть]

Все неизведанные места (пустыня, джунгли, морские глубины, далекая земля и т. п.) – это области проекции содержания бессознательного. Поэтому кровосмесительное либидо и отцеубийственное деструдо индивида и его общества отражаются в образах, воплощающих угрозу насилия и воображаемое опасное наслаждение – не только в фигурах великанов-людоедов, но и в виде сирен загадочно обольстительной, ностальгической красоты. Русским крестьянам, например, известны некие «дикие женщины» лесов, которые живут в горных пещерах, где ведут домашнее хозяйство, как обычные люди. Это статные женщины с крупной широкой головой, длинными косами и телом, покрытым волосами. Когда они бегут или кормят детей, то перебрасывают груди через плечо. Ходят они группами. С помощью притираний, приготовленных из корней лесных деревьев, они могут стать невидимыми. Они любят насмерть закружить в хороводе или до смерти защекотать каждого, кто в одиночку забредет в лес, и всякий, кто случайно оказался свидетелем их запретных игрищ с танцами, умирает. Но если люди оставляют для них еду, они жнут пшеницу, прядут, присматривают за их детьми и прибирают в доме; если девочка начешет конопли для их пряжи, они дают ей листья, которые превращаются в золото. Они с удовольствием берут себе мужчин в любовники, часто выходят замуж за деревенских юношей и слывут прекрасными женами. Но, как и все сверхъестественные супруги, они безо всякого следа исчезают, как только муж с их своеобразной точки зрения хоть чем-то провинится.

Ил. 16. Одиссей и сирены (деталь картины, раскрашенный лекиф). Греция, V в. до н. э.

Еще один пример того, как опасное злое существо связано с обольщением, это русский водяной. Он может искусно менять свое обличье и по поверью топит людей, купающихся в полночь или в полдень. Бесприданниц или утонувших девушек он берет себе в жены. Он умеет хитро заманивать несчастных женщин в свои сети. Водяной любит плясать ночью при луне. А всякий раз, когда его жене приходит время рожать, он отправляется в деревню за повитухой. Но его можно узнать по воде, сочащейся из-под краев его одежды. Он лыс, у него толстый, как бочонок, живот, одутловатые щеки, зеленая одежда и высокая шапка из камыша; но он может также появляться в образе привлекательного юноши или какого-нибудь хорошо известного в деревне человека. Водяной не так силен на берегу, но в своей стихии ему нет равных. Он живет в глубинах рек и озер, предпочитая места поближе к водяным мельницам. Днем он прячется, как старая форель или лосось, но ночью всплывает на поверхность, плещется и бьется, как рыба, выгоняя свой подводный скот, овец и лошадей, пастись на берег, или же взбирается на верхушку колеса водяной мельницы и не спеша расчесывает свои зеленые волосы и бороду. Весной, просыпаясь от долгого сна, он разбивает лед вдоль реки, нагромождая огромные торосы. Он на потеху ломает колеса водяных мельниц. Но в хорошем настроении он загоняет стаи рыб в сети рыбаков или предупреждает людей о приближающихся наводнениях. Повитуху, которая следует за ним, он щедро одаривает золотом и серебром. Его прекрасные дочери-русалки, высокие, бледные и печальные, одеты в прозрачные зеленые платья, терзают и мучают утонувших. Водяницы любят сидеть на ветвях деревьев, распевая чудные песни.[103]103
  Ibid., p. 629. Сравним с Лорелеей. Дискуссия Мансикка о славянском лесе, поле и водяных духах основана на работе Nákres slovanského bájeslovi (Prague, 1891), сокращенном тексте на английском языке, который можно найти в Máchal’s Slavic Mythology (The Mythology of All Races, vol. III, Boston, 1918).


[Закрыть]

Аркадский бог Пан – самый известный античный пример опасного существа, которое живет сразу же за пределами защищенной территории человеческого поселения. В Древнем Риме таких существ называли Сильван или Фавн.[104]104
  В александрийскую эпоху Пан ассоциировался с итифаллическим божеством Мин, который в числе прочих своих обязанностей охранял пустынные дороги.


[Закрыть] Он придумал пастушью свирель, на которой играл танцующим нимфам, а его спутниками были сатиры.[105]105
  Сравним с Дионисом, который у трахейцев был таким же божеством, как и Пан.


[Закрыть] У людей, которые случайно забредали в его владения, он вызывал чувство «панического» страха, внезапного беспричинного испуга. И тогда любая мелочь – треснувшая ветка, трепетание листа – наводила на беспричинные мысли о грозящей опасности, и в безумном усилии избавиться от своего собственного разбуженного бессознательного жертва бежала прочь и умирала от страха. Однако Пан благоволил к тем, кто почитал его, и приносил им волшебные дары: достаток фермерам, скотоводам и рыбакам, которые подносили ему свои первые плоды, и здоровье всем, кто должным образом относился к его целительным священным местам. А еще он дарил мудрость – мудрость Средоточия, Центра Мироздания; ибо преодоление порога – это первый шаг в священную область вселенского источника. На горе Ликаон пророчествовала нимфа Эрато, которую вдохновлял Пан, так же как Аполлон покровительствовал дельфийским оракулам. Плутарх перечисляет экстатические оргиастические обряды Пана, наряду с исступлением Кибелы, вакхическими безумствами Диониса, поэтическим самозабвением, вдохновленным музами, военным безумством бога Ареса (Марса) и, самой неистовой изо всех, безумной любовной страстью, в качестве примеров божественного «воодушевления», что подавляет разум и высвобождает разрушительные и вместе с тем созидательные силы тьмы.

«Мне приснилось, – рассказывает женатый мужчина средних лет, – что я хочу попасть в удивительный сад. Но его охраняет сторож, который не разрешает мне войти. Я видел в саду мою приятельницу фройляйн Эльзу; она протягивала мне руку через ворота. Но сторож помешал ей, он взял меня за руку и отвел домой.

“Будьте же благоразумны, – сказал он. – Вы же знаете, что не должны этого делать”»[106]106
  Wilhelm Stekel, Fortschritte und Technik der Traumdeutung (Vienna-Leipzig-Bern: Verlag fur Medizin, Weidmann und Cie., 1935), p. 37.


[Закрыть].[107]107
  Вильгельм Штекель считает, что «образ стража символизирует сознание или, если хотите, обобщенное представление о морали и ограничениях, которые воплощаются в сознании». «Фрейд, – продолжает Штекель, – описал бы стража как сверх-Я, но в действительности это всего лишь внутреннее Я, “интер-Эго”». Сознание препятсвует воплощению опасных желаний и совершению аморальных поступков. Именно в этом смысле нужно интерпретировать действия сторожа, полицейского или представителя власти в таких сновидениях. Wilhelm Stekel, Fortschritte und Technik der Traumdeutung (Wien – Leipzig – Bern: Verlag fur Medizin, Weidmann und Cie., 1935), p. 37.


[Закрыть]

Это сновидение выявляет значение первого, охраняющего аспекта стража порога. Лучше не бросать вызов стражу установленных границ. Но только нарушив эти границы и пробудив другой, деструктивный, аспект этих сил, человек живой или умерший, переходит в новый мир. На языке пигмеев Андаманских островов слово oko-jumu («мечтатель», «тот, кто говорит из снов») обозначает тех почитаемых и внушающих страх людей, которые, в отличие от своих соплеменников, обладают сверхъестественными способностями, обрести которые можно, лишь встретившись с духами – прямо в джунглях, в необычном сновидении или пережив смерть и возврат к жизни.[108]108
  A. R. Radcliffe-Brown, The Andaman Islanders (2nd ed., Cambridge University Press, 1933), pp. 175–77.


[Закрыть] Приключение всегда и повсюду открывает завесу между известным и неизвестным; силы, которые стоят у границы, опасны; иметь с ними дело – рискованно; однако, если ты уверен в своих силах и отважен, эта опасность отступает.

На островах Банкс (Новые Гебриды), если юноша, возвращаясь вечером с рыбалки на камнях, вдруг увидит

девушку, голова которой увенчана цветами, подзывающую его со склона горы, мимо которой лежит его тропа, и он узнает в ней кого-то из своей или соседней деревни, он в нерешительности останавливается и думает, что она, должно быть, мей;[109]109
  Змея-амфибия с темными и яркими пятнами всегда до той или иной степени внушает страх, где бы она ни появилась.


[Закрыть] он присматривается к ней замечает, что ее локти и колени сгибаются не в ту сторону; так юноша догадывается, кто она на самом деле, и убегает прочь. Если ему удается ударить искусительницу листом драконова дерева драцены, существо обретает свой истинный облик и змеей уползает прочь.

Но эти же змеи, что внушают столь сильный страх, по поверью становятся близкими друзьями для тех, кто вступает с ними в близкие отношения.[110]110
  R. H. Codrington, The Melanesians, Their Anthropology and Folklore (Oxford University Press, 1891), p. 189.


[Закрыть] С такими демонами, одновременно опасными и дарующими магическую силу, предстоит встретиться каждому герою, который хотя бы на дюйм выходит за пределы обыденного.

Два ярких восточных сюжета послужат нам примером того, как неоднозначен этот сложный переход, и покажут, как, несмотря на то, что перед подлинной психологической готовностью все ужасы должны отступить, слишком дерзкого искателя приключений, переоценившего свои силы, может ждать постыдное поражение.

Первая история – о проводнике каравана из Бенареса, который дерзнул повести свой богато нагруженный караван в пятьсот повозок в безводную пустыню демонов. Заранее зная об опасности, он предусмотрительно погрузил на повозки огромные глиняные кувшины, наполненные водой, так что, рассуждая логически, его шансы успешно совершить переход через пустыню длиной не более шестидесяти лиг были очень велики. Но когда он прошел половину пути, великан-людоед, обитавший в этой пустыне, подумал: «Я заставлю этих людей вылить ту воду, что они взяли с собой». И он сотворил чарующую взор повозку, запряженную молодыми белоснежными бычками и с заляпанными грязью колесами, и появился с ней на пути каравана. Впереди него и позади него шагали демоны, составлявшие его свиту. Головы и одежды их были мокрыми, а сами они были обвешаны гирляндами белых и голубых водяных лилий, в руках несли букеты белых и красных цветов лотоса и жевали мясистые стебли водяных лилий, с которых стекали капельки воды и грязь. И когда караван и компания демона разошлись в стороны, чтобы уступить друг другу дорогу, великан-людоед дружески приветствовал проводника. «Куда вы направляетесь?» – вежливо спросил он. На что проводник каравана ответил: «Господин, мы идем из Бенареса. Но я вижу, что вы идете обвешанные голубыми и белыми водяными лилиями, с белыми и красными цветами лотоса в руках, жуете мясистые стебли водяных лилий, перепачканные грязью, и капли воды стекают с ваших одежд. Разве там, откуда вы держите путь, идет дождь? А озера сплошь покрыты голубыми и белыми водяными лилиями и красными и белыми цветами лотоса?»

И великан-людоед сказал: «Видишь вон ту темно-зеленую полосу деревьев? За ней все вода и вода, все время идет дождь; все рытвины залиты водой; повсюду озера, сплошь заросшие красными и белыми цветами лотоса». А затем, пока мимо него одна за другой проезжали повозки, он поинтересовался: «А какой же у вас товар в этой повозке и вот в той? Последние так тяжело нагружены; что же за товар на них?» «Там у нас вода», – ответил проводник «Вы, конечно же, поступили разумно, взяв с собой воду; но теперь у вас нет причины обременять себя. Разбейте глиняные кувшины на куски, вылейте воду, идите налегке». Великан-людоед отправился своей дорогой, а, скрывшись из виду, сразу вернулся в свой город людоедов.

А безрассудный проводник каравана по глупости послушал людоеда, разбил глиняные кувшины и направил повозки вперед. Впереди не было ни капельки воды. Его люди изнывали от жажды. Они шли до заката солнца, а затем распрягли повозки, поставили их в круг, а быков привязали к колесам. Не было ни воды для быков, ни жидкой овсянки, ни вареного риса для людей. Обессилевшие люди попадали, кто где придется, и уснули. В полночь из своего города пришли великаны-людоеды, убили всех до единого быков и людей, обглодали их мясо, разбросав одни лишь голые кости, после чего удалились. Кости людей и животных так и остались лежать, разбросанные по сторонам, а пять сотен повозок стояли полными и нетронутыми.[111]111
  Джатаки, 1:1.


[Закрыть]

А вот немного другая история. Она повествует о юном принце, который только что закончил обучение военному искусству у всемирно известного учителя. Получив в качестве знака отличия титул принца Пяти Оружий, он принял от своего учителя пять видов оружия, поклонился и во всеоружии зашагал по дороге, ведущей в город его отца, царя. Путь его преградил лес. Люди предостерегали принца: «Господин, не входите в этот лес, – сказали они, – в нем живет великан-людоед по имени Липкие Волосы; он убивает всех, кого увидит».

Но принц был самоуверен и бесстрашен, как гривастый лев. Он все равно вошел в лес. Когда он добрался до его середины, показался сам великан-людоед. Он вырос перед принцем внезапно, был он ростом с пальму, а голову себе наколдовал большую, как летний домик с колоколообразной крышей, с глазами огромными, как жертвенные чаши, и с двумя чудовищными клыками, как гигантские луковицы или почки; у него был ястребиный клюв; а брюхо пятнистое; руки и ноги темно-зеленые. «Куда ты направляешься? – грозно спросил он. – Остановись! Ты моя добыча!»

Принц Пяти Оружий ответил безо всякого страха, уверенный в своих приобретенных умении и мастерстве. «Людоед, – сказал он, – я нарочно вошел в этот лес. Подумай хорошо, прежде чем нападать на меня; ибо моя ядовитая стрела пронзит твою плоть, и ты упадешь, не сойдя с места!»

Так грозно обратившись к людоеду, молодой принц вложил в свой лук стрелу, пропитанную ядом, и выпустил ее. Она прилипла прямо к волосам людоеда. Тогда принц выпустил в него пятьдесят стрел, одну за другой. И все они прилипли прямо к волосам людоеда; тот стряхнул их все до единой, и они попадали к его ногам, а сам он приблизился к молодому принцу.

Принц Пяти Оружий пригорозил великану-людоеду во второй раз и, вытащив свой меч, нанес ему мастерский удар. Меч, длиной в тридцать три дюйма, прилип прямо к волосам людоеда. Тогда принц ударил его копьем. Но и оно прилипло к волосам людоеда. Увидев это, принц ударил людоеда булавой, которая также прилипла к волосам людоеда.

Увидев, что и булава прилипла, принц сказал: «Господин людоед, ты никогда прежде не слышал обо мне. Я принц Пяти Оружий. Когда я вошел в этот лес, в котором ты обитаешь, я надеялся не на лук и подобное оружие; когда я вошел в этот лес, я надеялся лишь на себя. И сейчас я разобью тебя и сотру тебя в прах!» Заявив так о своей решимости, с громким криком он ударил людоеда правой рукой. И его рука прилипла прямо к волосам людоеда. Он ударил его левой рукой. Но и она прилипла. Он ударил правой ногой. Она также прилипла. Он ударил левой ногой, но и она прилипла. Тогда принц подумал: «Я разобью его своей головой и сотру его в прах!» И он ударил великана головой. Но и она также прилипла прямо к волосам людоеда.[112]112
  Приключение принца Пяти Оружий интерпретируется как самое раннее упоминание знаменитой и почти повсеместно встречающейся сказки из народного фольклора о смоляном бычке и т. п. (См.: Aurelio М. Espinosa, «Notes on the Origin and History of the Tar-Baby Story», Journal of American Folklore, 43, 1930, pp. 129–209; «A New Classification of the Fundamental Elements of the Tar-Baby Story on the Basis of Two Hundred and Sixty-Seven Versions», ibid., 56, 1943, pp. 31–37; Ananda K. Coomaraswamy, «A Note on the Stickfast Motif», ibid., 57, 1944, pp. 128–131.)


[Закрыть]

Ил. 17. Баал с копьем-молнией (стела, известняк). Ассирия, XV–XIII вв. до н. э.

Принц Пяти Оружий попал в ловушку пять раз и, прочно прилипнув пятью частями тела, свисал с великана-людоеда. Но он все равно не утратил мужества. А великан-людоед призадумался: «Это непростой человек, это человек благородный, лев, а не человек! Вот я, великан-людоед, поймал его, а он не дрожит и не трепещет! Сколько поджидаю я путников на этой дороге, а такого не встречал! Почему, скажите на милость, он не боится?» Не отваживаясь съесть принца, он спросил: «Юноша, почему ты не боишься? Почему ты не дрожишь от страха смерти?»

«А почему я должен бояться тебя, людоед? Ведь всякая жизнь неизменно имеет свой конец. Да кроме всего, в животе у меня еще одно оружие – удар молнии. Если ты съешь меня, то это оружие переварить не сможешь. Оно разорвет твои внутренности на куски и клочья и убьет тебя. Тогда мы погибнем оба. Вот почему я не боюсь!»

Читатель должен понимать, что принц Пяти Оружий имел в виду Оружие Знания, которое было в нем. В действительности этот молодой герой был не кто иной, как Будущий Будда в своем предшествующем воплощении.

«Этот юноша говорит правду, – подумал людоед, охваченный смертельным ужасом. – Мой желудок не сможет переварить даже маленького, как фасолина, кусочка плоти этого человека-льва. Отпущу его!» И он отпустил принца Пяти Оружий. Будущий Будда изложил ему Учение, покорил его, направил на путь самоотречения, а затем превратил в духа, принимающего подношения в лесу. Напомнив великану-людоеду, что он должен быть внимательным, юноша покинул лес и, едва выйдя из него, рассказал всю эту историю людям; после чего пошел своей дорогой.[113]113
  Джатаки, 55:1, 272–75.


[Закрыть]

Удар молнии (vajra) является одним из основных буддийских символов: он символизирует духовную силу буддизма (несокрушимого просветления), которая разбивает иллюзорность реального мира. Абсолютный, или Ади Будда на Тибете представлен в образе «Держателя Алмазной Молнии» (Vajra-Dhara, на тибетском Dorje-Chang).

В образах богов, пришедших из древней Месопотамии (Шумер и Аккад, Вавилония и Ассирия), такая же молния, как vajra, имеет огромное значение (см. ил. 62); позднее возникает образ Зевса-громовержца.

Нам также известно, что воины примитивных народов говорили о своем оружии как об ударе молнии Sicut in coelo et in terra (на небе и на земле (лат.)) и посвященный воин воплощает божественную волю; он не только мастерски владеет оружием, но и обладает духовным совершенством. Его удары смертельны не только потому, что он физически силен и умеет пользоваться ядами, но и оттого, что обладает магической мощью (сверхъестественной силой удара молнии). Совершенному мастеру физическое оружие не требовалось вообще, достаточно было силы его магического слова.

Об этом и повествует притча о принце Пяти Оружий. Но она учит и тому, что человек, который гордится или полагается только на свои приобретенные физические качества, заранее проиграл. «Мы имеем здесь образ героя, – пишет доктор Кумарасвами, – который, возможно, запутался в сетях эстетического восприятия [“пять частей тела” представляют пять органов чувств], но благодаря своему подлинному моральному превосходству ему удается не только выпутаться самому, но и освободить других».[114]114
  Coomaraswamy, Journal of American Folklore 57, 1944, p. 129.


[Закрыть]

Великан-людоед символизирует мир, к которому мы приклеиваемся пятью органами чувств и с которым невозможно справиться физическими усилиями, полагаясь на эти свои пять органов, и он был повержен, когда Будущий Будда, оставшись без защиты пяти оружий своего бренного статуса и эфемерной физической природы, обратился к безымянному и невидимому шестому чувству: божественному удару молнии знания трансцендентного принципа, который лежит вне мира имен и форм, доступных чувственному восприятию. И ситуация немедленно изменилась. Теперь он был не пойман, а освобожден; потому что он воспринимал себя свободным с самого начала. Сила монстра из чувственного мира была повержена, а сам он встал на путь самоотречения. Отрекшись от своих интересов, он стал частью божества – духом, принимающим подношения – как и сам мир, если его осознавать не как что-то конечное, а просто как имя и форму того, что превосходит и в то же самое время присуще всем именам и формам.

«Стены Рая», скрывающие Бога от человеческого взора, Николай Кузанский описывает как состоящие из «совмещения противоположностей», а его ворота охраняются «высочайшим духом разума, который преграждает путь до тех пор, пока не будет побежден».[115]115
  Nicholas of Cusa, De visione Dei, 9, 11; cited by Ananda K. Coomaraswamy, “On the One and Only Transmigrant” (Supplement to the Journal of the American Oriental Society, April-June, 1944), p. 25.


[Закрыть] Пары противоположностей (бытие и небытие, жизнь и смерть, красота и уродство, добро и зло и все остальные полярности, что подчиняют чувства надежде и страху, а органы действия – самозащите и захвату) – это те же сталкивающиеся скалы, Симплегады, которые грозят неминуемой смертью путникам, но герои всегда их преодолевают. Этот сюжет известен во всем мире. У греков это были два скалистых островка в Черном море, которые смыкались словно под властью шторма, но Ясон на «Арго» проплыл между ними, и с тех пор они так и стоят в отдалении друг от друга.[116]116
  Овидий, Метаморфозы, VII; XV.


[Закрыть] Близнецов из легенды навахо предупредила о похожей опасности Женщина-Паук; но под защитой цветочной пыльцы, символа пути, и орлиных перьев, выдернутых из живой птицы солнца, они смогли продолжить свой путь.[117]117
  См. p. 61.


[Закрыть]

Как дым жертвоприношения поднимается к небу через солнечную дверь, так и герой, освободившийся от Эго, проходит сквозь стены мира, а его Эго так и остается прилипшим к волосам великана-людоеда, сам же герой продолжает свой путь.