Текст книги "Убийца в толпе. Шиллинг на свечи. Дело о похищении Бетти Кейн"

– Бог с вами, кто же к нам сейчас пойдет! Но Стэнли – ах, что бы мы делали без Стэнли? – Стэнли знает какую-то женщину в Ларборо и попытается уговорить ее ходить к нам раз в неделю. Когда мне становится невмоготу думать об этой девчонке, я вспоминаю Стэнли…

В половине шестого позвонил Рамсден. Он старался во что бы то ни стало отыскать следы девочки, ибо никаких сведений о мужчине добыть не удалось. Но никаких следов пока не обнаружено. Помощники Рамсдена, имея на руках копии фотографии Бетти, наводят справки на аэродромах, в различных бюро путешествий, на конечных остановках железной дороги и даже в отелях. Но никто ее не видел. Сам Рамсден прочесал весь Ларборо и был доволен хотя бы уже тем, что по фотографии многие узнали Бетти. Ее узнали в тех местах, где она бывала, например в крупных кинотеатрах, куда, по свидетельству кассирш, она всегда приходила одна, и в дамской комнате на автобусной станции. Рамсден побывал в автобусных гаражах, но тоже безрезультатно.

– Ну да, – сказал Роберт, – этот мужчина посадил ее в свою машину на автобусной остановке, на шоссе Лондон – Мэйншил, там, где она ждала автобуса…

Затем Роберт сообщил Рамсдену все, что случилось за день, добавив:

– Итак, надо торопиться. Их вызывают в понедельник. Если бы нам удалось доказать, что она села в автомобиль к мужчине…

– А что это был за автомобиль? – спросил Рамсден и вздохнул, услышав ответ Роберта.

– Да, – сказал Роберт, – десять тысяч точно таких же машин мчатся по дорогам Англии. Ну, до свидания! Мне еще надо позвонить Кевину Макдэрмоту.

Кевин выслушал Роберта очень внимательно, затем сказал:

– Мой тебе совет: плюнь ты на полицейский суд, главное – это выездная сессия в Нортоне!

– Кевин, а не мог бы ты приехать к нам на конец недели?

– Я обещал сынишке съездить с ним в воскресенье в Ньюбери и купить ему пони.

– Но неужели нельзя отложить? Объясни сыну…

– Ну, знаешь, это ему все равно. Моими делами, как ты догадываешься, он не слишком интересуется. Слушай, а ты меня познакомишь с твоими колдуньями?

– Ну конечно же! Значит, приедешь?

– Приеду. Но послушай, Роб… А не думал ты о том, что полиция вдруг права?

– Ты хочешь сказать, что нелепейшая история, рассказанная девчонкой, не выдумка?

– Да. Допускаешь ли ты такую возможность – вот что я хочу знать!

– Я бы допускал… – начал было Роберт сердито, но тут же рассмеялся: – Приезжай и сам посмотри на них!

– Приеду, приеду! – И Кевин положил трубку.

Роберт позвонил в гараж и спросил Билла, там ли Стэнли.

– Удивительно, что вы не слышите его голоса, – отозвался Билл. – Он выгоняет пони, забежавшего на нашу территорию. Позвать Стэна?

– Не обязательно. Попросите его взять у меня записку и передать ее мисс Шарп, когда он туда поедет.

– Ясно. Скажу. Слушайте, мистер Блэр, в том деле какие-то новые неприятности или мне неудобно вас об этом спрашивать?

«Вот он, Милфорд! – подумал Роберт. – Но каким образом распространяются слухи?»

– Да, к сожалению, – неопределенно ответил он. – Полагаю, мисс Шарп сама обо всем расскажет Стэну.

В записке Роберт спрашивал миссис Шарп: можно ли привезти во Фрэнчайз в воскресенье Кевина Макдэрмота, который приезжает в субботу?

Глава шестнадцатая

Кристина считала Кевина Макдэрмота «дьяволом в человеческом образе», но обожала его. В его дьявольских свойствах повинна была не только его наружность (что-то от дьявола в нем было), но, главное, то, что он «ради злата защищал дурных людей». На самом же деле Кристина обожала Кевина потому, что Кевин был хорош собой и пусть грешник, но, возможно, еще не безнадежно погрязший в грехах, и еще потому, что он восторгался ее стряпней…

– Как ты думаешь, – спросил Невил Роберта, – удастся тебе убедить Макдэрмота защищать Шарп на выездной сессии суда в Нортоне?

– Полагаю, что он вряд ли найдет время, даже если это дело его заинтересует.

– Никак не пойму, почему Марион должна мучиться и угощать Макдэрмота? Ведь ей придется и стряпать, и чистить, и убирать, и посуду мыть…

– Она сама предложила, чтобы Макдэрмот у них пообедал. Видимо, считает, что игра стоит свеч.

– Ты всегда восхищался Кевином, а таких женщин, как Марион, ценить не умеешь. Это же черт знает что: ей, ей приходится тратить свою энергию на домашнее хозяйство! Такие, как она, должны прокладывать новые пути в джунглях, открывать дикие племена, исследовать пещеры. Подумать только, что десять тысяч дурех-блондинок щеголяют в норковых шубках, палец о палец не ударяют, только ногти полируют, а Марион сама таскает уголь для камина. Уголь! Марион! Боюсь, что к тому времени, как дело закончится, у них ни гроша не останется, не на что будет нанять уборщицу, даже если кто и согласится к ним пойти.

– Будем надеяться, что к моменту окончания дела им не придется заниматься принудительным трудом.

– Роберт, что ты говоришь! Это немыслимо!

– Немыслимо. Когда кто-нибудь из твоих друзей или хороших знакомых попадает в тюрьму, это всегда кажется немыслимым.

– Хватит того, что им придется предстать перед судом! Марион, которая за всю свою жизнь не совершила жестокого или дурного поступка. И только потому, что… Знаешь, вчера ночью я читал книгу о пытках и до двух ночи не спал, все прикидывая, какую именно пытку я бы выбрал для этой Бетти Кейн.

– Поговори с Марион. Она тоже об этом мечтает.

– А ты сам? – Голос Невила прозвучал чуть презрительно, будто он начисто отказывался верить, что мягкосердечный, деликатный Роберт способен на какие-нибудь сильные чувства. – Сам-то ты, конечно, и не думал об этом.

– Мне об этом нечего думать, – медленно проговорил Роберт. – Я собираюсь публично ее раздеть.

– Что-что?

– Не в буквальном, разумеется, смысле слова. Я собираюсь по тряпочке, по лоскутку сорвать с девчонки ее белое одеяние невинности, ее маску святой.

– Аминь! – помолчав, произнес Невил. – А я и не знал, что ты так близко принимаешь это к сердцу…

Он хотел еще что-то добавить, но открылась дверь, вошел Макдэрмот, и вечер начался.

Тетя Лин в этот вечер устроила поистине королевский ужин, и Роберт подумал про себя: уж не зря ли он собирается завтра вести Кевина обедать к Шарп? Ему ужасно хотелось, чтобы Шарп понравились Кевину, но Кевин – человек темпераментный, а мать и дочь Шарп – женщины слишком своеобразные, чтобы привлечь к себе симпатию с первого взгляда. Поможет ли делу обед в доме Фрэнчайз, приготовленный неопытной кулинаркой Марион для гурмана Кевина?

Поначалу, получив приглашение на обед, переданное Стэнли, Роберт обрадовался, но затем его стали одолевать сомнения. В столовой красного дерева тети Лин одно великолепное блюдо следовало за другим, то и дело появлялось широкое добродушное лицо Кристины, уютно горели свечи, и все это лишь вносило смятение в душу Роберта. Его самого умилило признание Марион, что «тушеное мясо не удалось», но вряд ли это произведет такое же впечатление на Кевина…

Зато Кевин веселился от души, объяснялся в любви тете Лин, время от времени бросал ласковое словцо Кристине, чтобы в душе ее не погас огонь обожания… Бог мой, до чего же эти ирландцы умеют нравиться!

Невил был на высоте: вежлив, внимателен, называл Кевина «сэр» достаточно часто, чтобы показать к нему свое уважение, но не слишком часто, чтобы не дать Кевину почувствовать себя пожилым. Тонкое, чисто английское умение польстить!

Тетя Лин с девическим румянцем на щеках впитывала лесть как губка. Прислушиваясь к застольной беседе, Роберт заметил, что тетя Лин круто изменила свое мнение о Шарп. Теперь, когда им грозила тюрьма, они из «этих людей» превратились в «бедняжек».

«Как странно, – думал Роберт, оглядывая стол, – как странно, что на этот семейный ужин, такой веселый, теплый, благополучный, нас, в сущности, привела беда, случившаяся с двумя беспомощными женщинами, которые сидели сейчас в одиноком, темном, молчаливом доме, окруженном бескрайними полями…»

Утром, когда еще не было и восьми, Роберт услышал шум подъехавшего автомобиля и кто-то свистнул под окном. Явно Стэнли. Роберт высунул голову из окна. Стэнли, как всегда без шапки (Роберт никогда не видел на этом человеке головного убора), заявил:

– С поручением к вам от мисс Шарп. Она говорит, когда вы к ним поедете, чтобы захватили заявление Бетти Кейн и ни в коем случае не забыли. Она говорит, что это очень важно. И я от себя скажу: очень важно, потому что у нее такой вид, будто она миллион выиграла…

– Неужели у нее счастливый вид? – удивился Роберт.

– Как у невесты. Ей-богу, я не видывал, чтобы женщина так сияла, с той поры, как моя двоюродная сестра Бэлла выходила замуж и была в тот день похожа на Венеру, Клеопатру и даже на Елену Троянскую!

– А вы не знаете, чему так радуется мисс Шарп?

– Нет. Пытался узнать, но она, видать, приберегает новость для вас. Вы вот заявление не забудьте, в нем все дело, как я понимаю.

В ожидании утреннего кофе Роберт достал заявление Бетти Кейн и с новым вниманием прочитал его. Что обнаружила там Марион, в чем дело? Возможно, Бетти говорила, что в тот вечер шел дождь, а Марион вспомнила, что дождя не было. Но это вряд ли что-то изменит. Что еще? Он страстно надеялся, что Марион в своем стремлении найти хоть «крошечное свидетельство» в их пользу не преувеличила значение своей находки. Переход от надежды к отчаянию еще страшнее, чем полное отсутствие надежды.

Это вполне реальное беспокойство возобладало в его душе над суетным беспокойством насчет обеда в доме Фрэнчайз, и Роберт даже решил, что не так уж существенно, понравится Кевину или нет обед во Фрэнчайзе. И когда тетя Лин, собиравшаяся в церковь, спросила его: «Как ты думаешь, милый, чем они намерены вас угощать? Уверена, что они, бедняжки, обходятся одними консервами!», Роберт ответил: «Зато они знают толк в хорошем вине, и это Кевину понравится!»

– Что произошло с молодым Беннетом? – спросил Кевин по дороге к Шарп.

– Его не пригласили.

– Я имел в виду не это. Куда девались его вызывающие костюмы, его высокомерие, а главное, почему изменилось его отношение к газете «Уочман»?

– Из-за позиции «Уочман». Впервые Невил имел случай лично познакомиться с делом, которое подхватила и раздувает сейчас эта газета. Ему это послужило хорошим уроком.

– Ты думаешь, это с ним надолго?

– Знаешь, я не удивлюсь, если и надолго. Не говоря уж о том, что он достиг возраста, когда люди перестают ребячиться и как-то сразу взрослеют. Он, полагаю, произвел также некоторую переоценку ценностей, убедившись на примере Бетти Кейн, что «Уочман» не всегда выступает в защиту тех, кто защиты достоин.

– Хочу ради тебя, чтобы это и впрямь продлилось. У мальчика неплохая голова, и если он перестанет выкидывать свои цирковые номера, то это пойдет на пользу вашей фирме.

– Тетя Лин ужасно расстроена, что он порвал с Розмари из-за дела Бетти Кейн и так и не женился на дочери епископа.

– Еще одно очко в его пользу! Мальчик начинает мне определенно нравиться! Поддерживай в нем этот дух, Роберт, этак исподволь, ненавязчиво… Это тот самый дом?

– Да. Это Фрэнчайз.

– Типичный «таинственный дом»!

– Он вовсе не был таинственным, когда его построили. Ворота были решетчатые, резные, дом был отлично виден с дороги. Несложная операция – закрыть прорези листовым железом – превратила дом из обыкновенного в таинственный.

– Идеальное место для версии нашей дражайшей Бетти Кейн. Как же ей повезло, что она его запомнила!

Угрызения совести пришли потом… Как же мог он, Роберт, усомниться и в значении открытия Марион по поводу заявления Бетти Кейн, и по поводу способности Марион прилично угостить гостя! Как мог он забыть о ее умении владеть собой, о ее аналитическом уме! Как мог забыть о том, что мать и дочь Шарп всегда и везде остаются самими собой! Они и попытки не сделали, чтобы подняться до уровня изысканной кулинарии тети Лин, и усилий не приложили, чтобы устроить официальный обед в столовой. Стол на четверых был накрыт в гостиной у окна, откуда падали солнечные лучи. Очень красивый стол вишневого дерева, однако сильно нуждавшийся в полировке. Но зато бокалы для вина были вымыты и протерты до зеркального блеска. Как это характерно для Марион – заботиться о том, что существенно, и не замечать того, что служит лишь для внешнего соблюдения приличий.

– Наша столовая – ужасно мрачное местечко, – заявила миссис Шарп. – Пойдемте взглянем на нее, мистер Макдэрмот!

И это характерно! Без всякой предварительной легкой, светской беседы за бокалом шерри. Идемте взглянем на ужасающую столовую. И гость, сам того не подозревая, сразу же становится чуть ли не членом семьи.

– Скажите, – обратился Роберт к Марион, когда они остались одни, – что вы нашли такого в заявлении?

– Нет-нет, до обеда об этом ни слова. Это будет на десерт. Меня осенило вчера вечером, вернее, просто безумно повезло. Разумеется, это ничего не изменит и полицейский суд состоится, однако это та самая «мелочь», говорящая в нашу пользу, о которой я так молила Бога. Вы говорили об этом мистеру Макдэрмоту?

– О вашей записке? Нет, не говорил. Решил, что лучше подождать.

– Роберт! – воскликнула она, весело глядя на него. – А ведь вы в меня не верите!

– Я просто боялся, что это какая-нибудь мелочь…

– Не беспокойтесь, не мелочь. Давайте пойдем со мной на кухню и вы поможете мне донести поднос с супом…

Роберт принес поднос с четырьми плоскими чашками, а следом вошла Марион, неся большое блюдо под серебряной крышкой. Когда суп был съеден, Марион поставила перед матерью блюдо, а перед Кевином – бутылку вина. Под крышкой лежал жареный цыпленок, окруженный овощами, а вино оказалось «Монтраше».

– О-о, «Монтраше»! – воскликнул Кевин. – Да просто великолепно.

– Роберт сказал нам, что вы любитель кларета, – отозвалась Марион, – но в погребе старого мистера Кроуля хорошего красного не осталось. Так что пришлось выбирать между этим вином и красным бургундским. Однако бургундское хорошо только в зимние вечера и вряд ли уж так хорошо в летний день, да еще при цыпленке.

Кевин заметил, что не часто встречаются женщины, понимающие толк в напитках, если, конечно, последние не шипят и не взрываются.

– Мы обе, – сказала миссис Шарп, – с молодых лет умеем разбираться в винах. У моего мужа был недурной погреб, но вкус, признаться, был хуже моего. А у моего брата в Лессуэйс и прекрасный погреб, и тонкий вкус.

– Лессуэйс, – повторил Кевин, вглядываясь в миссис Шарп, будто искал в лице ее какое-то сходство. – А вы не сестра Чарли Мередита?

– Родная сестра. Вы знаете Чарли? Быть не может, вы для этого слишком молоды.

– Мой первый пони, так сказать личный, был выращен вашим братом. Этот пони прожил у меня семь лет, и ничего дурного я от него не видел.

После этого, конечно, оба забыли о присутствии других и даже о еде. Поймав на себе взгляд Марион, Роберт, веселый и довольный, сказал:

– А вы наклеветали на себя, уверяя, что не умеете готовить!

– Будь вы женщиной, вы бы заметили, что ничего я и не готовила! Суп – это консервы, я лишь туда прибавила немного шерри и разных травок. А цыпленок прибыл с фермы Стэйплс. Я облила его кипятком, прибавила всего, что только могла придумать, и, помолившись, поставила в духовку. Что касается сыра, то он тоже с фермы Стэйплс.

– Ну а прекрасные хлебцы к сыру?

– Их испекла хозяйка Стэнли.

Оба засмеялись. Завтра она предстанет перед судом, завтра она будет одной из героинь процесса, этаким развлечением милфордцев… Но сегодня жизнь была еще ее собственной, и Марион могла смеяться и радоваться обществу. Так говорили ее веселые глаза.

Роберт и Марион забрали тарелки прямо из-под носа двух других своих сотрапезников – а те продолжали говорить, ничего не замечая, – унесли поднос с грязной посудой на кухню и стали варить там кофе. Кухня была большим мрачным помещением с каменным полом и старинной раковиной для стока воды, и вид ее наводил тоску…

– Мы топили плиту только по понедельникам, когда приходила уборщица, – сказала Марион, – а вообще-то, мы готовим на керосинке.

И Роберт подумал о горячей воде, которая, стоит повернуть кран, бежит в сияющую чистотой ванну, и почувствовал себя пристыженным. Роберт привык к комфорту, и нелегко было ему вообразить, как живут люди, которым надо греть воду для мытья и стряпни на керосинке.

– А ваш друг – человек обаятельный! – сказала Марион, наливая горячий кофе в кувшин, – в нем есть нечто мефистофельское. Вообразить его своим противником не очень-то приятно, но он – обаятельный!

– Ирландская кровь, – мрачно отозвался Роберт. – Ирландцам ничего не стоит обольстить людей. Нам, бедным англосаксам, остается только удивляться, как они это делают!

Она повернулась, чтобы передать ему поднос, и стояла лицом к нему, руки их почти соприкасались.

– У англосаксов есть два качества, которые я ценю превыше всего: доброта и то, что на них можно положиться. Или так: терпимость и надежность. Вот этих качеств кельтам как раз и недостает… А, черт! Сливки забыла. Сейчас, сейчас. Я их в чуланчике охлаждаю.

Она вернулась со сливками и сказала, подражая крестьянскому говору:

– Я вроде бы наслышана, что у некоторых есть такие штуки, которые зовут «холодильниками», что ли, но нам-то они ни к чему!

Роберт нес поднос с кофе в гостиную, залитую солнцем, и представлял себе, какой адский холод стоит зимой на кухне. Ведь плита там не топится! Это не прежние времена, когда в распоряжении кухарки была дюжина слуг и можно было заказывать уголь в любом количестве. Ему страстно захотелось забрать отсюда Марион. Он сам хорошенько не знал куда: ведь его дом был полон, там царила тетушка Лин.

Во время кофе Роберт завел разговор о возможности продажи дома Фрэнчайз и покупки вместо него коттеджа.

– Да наш дом никто не купит, – сказала Марион. – Кому он нужен? Для школы слишком мал, для семьи слишком велик и уж очень от всего удален. Между прочим, он вполне бы годился для сумасшедшего дома, – задумчиво добавила Марион, уставившись на розовую кирпичную стену за окном, и Роберт поймал быстрый, любопытный взгляд, который Кевин метнул на Марион, – тут очень тихо. Ни деревьев со скрипом веток, ни плюща, постукивающего в окна, ни птиц, поднимающих с раннего утра такой громкий щебет, что кричать хочется… Чрезвычайно подходящее место для истерзанных нервов. Вот, может быть, это качество кому-то и подойдет!

Итак, ей нравилась тишина, та тишина, которая ему казалась такой угнетающей. Видимо, именно о такой тишине она мечтала во время своей тесной, шумной, бедной лондонской жизни. Этот большой, тихий, безобразный дом оказался убежищем! Но отныне он перестал быть убежищем.

Настанет день – Господи, помоги, чтобы он настал! – и Бетти Кейн лишится доверия и любви окружающих.

– Ну а теперь, – сказала Марион, – приглашаю вас взглянуть на «роковой чердак».

– С удовольствием, – отозвался Кевин, – интересно взглянуть на предметы, якобы опознанные девочкой. По-моему, все ее заявления – результат логических догадок. Ну, например, отсутствие ковра на втором марше лестницы или деревянный комод – что-то в этом роде всегда есть в деревенском доме. Или ящик с плоской крышкой…

– Вот именно! Сначала мне было просто страшно слышать, как она называла одну вещь за другой, и я не могла собраться с мыслями, но позже поняла, что не так-то уж много она перечислила правильно в своем заявлении. И она сделала одну серьезную ошибку, которую никто не заметил. Ее заявление с вами, Роберт?

Роберт кивнул и вместе с Марион и Кевином отправился на чердак.

– Вчера вечером, – сказала Марион, – я зашла сюда. Это мой обычный субботний рейд с влажной тряпкой по всему дому…

Кевин подошел к окну:

– Итак, этот вид из окна она описала…

– Да. Этот вид она описала. И если я правильно вспомнила вчера вечером ее слова, то… Роберт, прочитайте, пожалуйста, то место, где она говорит о том, что видела из этого окна.

Роберт отыскал нужный абзац и стал читать. Кевин слегка наклонился вперед к маленькому круглому оконцу, а Марион, стоя за его спиной, улыбалась загадочно.

«Из окна чердака мне была видна высокая кирпичная стена и большие железные ворота. Позади стены шла дорога, потому что я видела телеграфные столбы. Нет, я не могла видеть идущие по дороге машины: стена была слишком высока. Изредка лишь крыши грузовиков. Сквозь ворота тоже ничего не увидишь, потому что они закрыты изнутри листовым железом. От ворот автомобильная дорожка сначала идет прямо, затем разветвляется, делая круг у двери. Нет, я не помню никаких кустов…»

– Ну и ну! – крикнул Кевин.

– В чем дело? – удивился Роберт.

– Прочитай-ка снова насчет дорожки!

«От ворот автомобильная дорожка сначала идет прямо, потом разветвляется, делая круг…»

Чтение прервал громкий смех Кевина. Смех звучал торжествующе.

– Поняли? – спросила Марион, когда наступило молчание.

– Понял. Да. Тут она провралась!

Роберт подвинулся к окну и тоже понял, в чем дело. Край крыши с маленьким парапетом загораживал дорожку. Отсюда никак нельзя было увидеть, что дорога разветвлялась, делая два полукруга у входной двери.

– Инспектор читал это заявление, когда мы были в гостиной, – сказала Марион. – Мы знали, что все так и есть, и подсознательно восприняли все как должное. Даже инспектор. Ведь я помню, что он потом смотрел из этого окна, но чисто автоматически. Никому из нас не пришло в голову усомниться, ведь и в самом деле все описано верно, кроме одной маленькой детали.

– Именно: маленькой детали, – подтвердил Кевин. – Она приехала сюда в темноте, сбежала отсюда тоже в темноте и утверждала, что все время сидела взаперти здесь, на чердаке. Таким образом, о разветвленной дорожке она ничего знать не могла. Ну-ка, Роб, что она там рассказывает о том, как приехала сюда?

«Автомобиль наконец остановился, и более молодая женщина, та, у которой темные волосы, вышла и открыла обе створки ворот. Затем вновь села в автомобиль и подвела его к входной двери. Нет, было слишком темно, чтобы рассмотреть дом. Я видела только крыльцо и несколько ступенек. Четыре или пять, кажется». Ну а затем она говорит, что ее повели на кухню и дали кофе.

– Ну а по поводу ее побега? – спросил Кевин. – В какое время дня это было?

«Когда я спустилась на лестничную площадку первого этажа, то я могла слышать, как они разговаривают на кухне. В передней не было света. Я побежала к двери, каждую минуту ожидая, что кто-нибудь из них выскочит и поймает меня, а затем ринулась наружу – дверь оказалась незапертой. Я побежала к воротам и вышла на дорогу. Да, это была дорога с твердым покрытием – шоссе, и я бежала, пока не устала. Легла полежать на траву, а когда немного отдохнула, встала и пошла дальше».

– Итак, дорога с твердым покрытием – шоссе, – комментировал Кевин, – она это ощутила, а значит, было так темно, что видеть покрытия она не могла.

Наступило короткое молчание.

– Мама думает, что этого достаточно, чтобы ее разоблачить, – полувопросительно произнесла Марион, взглянув на Роберта, затем на Кевина и снова на Роберта. – Вы этого не думаете?

– Нет, этого одного мало. Тут она может выпутаться с помощью ловкого адвоката. Ну, например, можно сказать, что она догадалась о разветвлении дорожки, когда автомобиль сделал поворот. Разумеется, поворот еще ни о чем не говорит, дорожка, образующая круг, встречается редко, догадаться об этом не так-то просто. Девчонка видела ее из окна автобуса и запомнила, вот в чем дело. Но так или иначе, это мы припасем для главного суда, для выездной сессии в Нортоне.

– Я ждала, что вы так скажете, а потому не сильно разочарована, – откликнулась Марион. – И все равно я ужасно рада этому открытию – не потому, что оно избавляет нас от обвинений, а потому, что избавляет от сомнений, которые… которые могли бы… – Она замолкла, избегая взгляда Роберта.

– Которые могли бы омрачить наши светлые умы! – закончил за нее Кевин и покосился на Роберта с веселым злорадством.

– Так ты считаешь, что завтра нам надо молчать и все приберечь для выездной сессии? – спросил Роберт.

– Вот именно. Это не составит разницы для мисс Шарп и ее матушки. Что в одном суде появиться, что в другом… Причем им будет куда легче в Нортоне, чем завтра в полицейском суде Милфорда, где их все знают. Чем короче будет завтрашнее заседание, тем лучше. Завтра защититься вам будет нечем, так что все пройдет быстро и формально. Выскажется их сторона, ты заявишь, что приберегаешь защиту для выездной сессии, подашь просьбу о взятии обвиняемых на поруки – и все.

Роберта это вполне устраивало. Не хотелось продлевать их завтрашнюю пытку, и он, во всяком случае, куда больше доверял суду, который состоится за пределами Милфорда. Но главное – Роберт не хотел, чтобы дело было закрыто из-за отсутствия улик с той и с другой стороны. Нет, Бетти Кейн должна быть разоблачена. Рассказ о том, что она делала в течение месяца, непременно должен прозвучать в открытом суде в ее присутствии. А к тому времени, когда в Нортоне откроется выездная сессия, он – Господи, помоги! – соберет нужные факты.

По дороге домой Роберт спросил Кевина:

– Надо ведь найти адвоката, специалиста по уголовным делам, чтобы их защищать. Кого бы ты рекомендовал?

Кевин достал из кармана записную книжку, видимо, подумал Роберт, собирается найти чей-то адрес, но Кевин спросил:

– Когда именно назначена выездная сессия в Нортоне?

Роберт сказал когда и, затаив дыхание, ждал, что будет дальше.

– А что, возможно, я и сам за это возьмусь. Посмотрим, посмотрим…

Роберт молчал, боясь неосторожным словом что-нибудь испортить.

– Пожалуй, возьмусь, если, конечно, не случится что-нибудь непредвиденное… Мне, знаешь ли, по душе пришлись твои колдуньи. Приятно будет избавить их от этого гнусного поклепа. А забавно, что она сестра Чарли Мередита! Чудесный был старик. Единственный честный торговец лошадьми, известный в истории. Я ему вечно благодарен за моего пони. Для мальчика очень важно, какова его первая лошадка. Она влияет на всю его дальнейшую жизнь, ей-богу, уверяю тебя! В том доверии и дружбе, какие завязываются между мальчиком и лошадью, есть нечто…

Роберт слушал с чувством облегчения и радости. Он уже понял – и думал об этом с легкой, лишенной горечи иронией, – что Кевин отбросил все подозрения насчет вины Шарп задолго до того, как Марион обратила его внимание на вид из чердачного окна. Кевину казалось немыслимым, чтобы сестра Чарли Мередита могла кого-то похитить.