Текст книги "Обжигающий лед"

Глава 27

Хьюстон, переодетая в Сэйди, неторопливо правила повозкой, приближаясь к расположенному на холме угольному поселку. Объезжая очередную выбоину на дороге, которые во множестве появились после многодневных дождей, ей показалось, что она услышала какой-то звук сзади повозки. Прошлым летом под туго привязанный брезент попалась кошка, и она подумала, что и сейчас это была она.

Она подстегнула лошадей и сосредоточилась на подъеме в гору. У ворот она взмолилась, чтобы кошка или, судя по звукам, несколько кошек сидели тихо, пока они не минуют охранников. Ее совсем не радовала мысль, что из любопытства они решат обыскать повозку.

Когда охранники остались позади, Хьюстон вздохнула с облегчением. Этим утром она звонила Джин, и после прерывающихся признаний в том, что вчера вечером Эден попросил ее руки, Джин рассказала, что Рейф теперь посменно работает на кладбище и что когда Хьюстон доберется до поселка, он уже будет у себя дома. Рейф не знал о Хьюстон, но он хотел представить Сэйди одной женщине, которая будет помогать ей в распространении овощей и контрабандного товара. Джин не была уверена, знает ли женщина о том, кто была Сэйди на самом деле.

Хьюстон развернула повозку перед домом Таггертов и остановилась как раз тогда, когда Рейф вышел из двери.

– Здравствуй, здравствуй, – закричала Сэйди, с трудом стаскивая свое толстое, старое тело с козел.

Рейф кивнул ей, так пристально глядя на нее, что Хьюстон пришлось отвернуться, спрятавшись за большими полями ее шляпы.

– Я тут прослышала, ты вроде собирался найти кого-то там, чтобы помочь мне избавиться от всей этой всячины. Теперь, когда Джин собралась стать леди, думаю, мы больше и не свидимся.

Сэйди начала отвязывать один из углов брезента.

– Ко мне тут какие-то кошки забрались. Надо бы от них избавиться.

Она взглянула на Рейфа, отворачивая конец брезента и доставая оттуда один кочан капусты, чтобы похвастаться своим прекрасным товаром. Но когда она опять посмотрела в повозку, у нее подогнулись колени, и она схватилась за борт, чтобы не упасть: из-под кочанов капусты ухмыляющийся Кейн Таггерт похотливо подмигнул ей.

Рейф схватил Сэйди одной рукой и одновременно взглянул в повозку.

Кейн сел и отряхнулся от свисавших с него овощей.

– Ты что, оглохла, Хьюстон? Разве ты не слышала, как я тебя звал? Я думал, что откину копыта, так как временами вообще не мог дышать. Черт тебя подери, женщина! Я же сказал тебе не ездить сегодня на шахты.

Рейф переводил взгляд с одного на другого, потом взял Хьюстон за подбородок и повернул к свету. Если хорошо присмотреться, то можно было заметить грим на лице. С течением лет Хьюстон стала специалистом в том, как держать голову вниз, и, кроме того, она обнаружила, что люди никогда не смотрят друг на друга пристально. Они видели, что она старая женщина, и никто это так и не поставил под сомнение.

– Я этому не верил, – понизив голос проговорил Рейф. – Вам лучше зайти внутрь и поговорить.

Кейн встал около нее, больно схватил за локоть и чуть ли не впихнул ее в маленький домишко Рейфа.

– Я сказал тебе не делать этого, – начал Кейн. Он посмотрел на своего дядю. – Ты знаешь, что делают дамы Чандлера? Трое или четверо из них переодеваются вот так и ввозят незаконные вещи, спрятанные в овощах.

Хьюстон вывернулась из рук Кейна.

– Все не так плохо, как ты пытаешься это представить.

– Что хуже, Фентон знает об этом и может подать на них в суд в любое время. Похоже, он держит в кулаке добрую половину всех уважаемых семей города, а те даже и не подозревают об этом. Рейф взглянул на Хьюстон;

– Что за незаконные вещи?

– Ничего особенного, – ответила она. – Медикаменты, книги, чай, мыло – все, что можно спрятать в овощах. Все не так, как он говорит. А что касается мистера Фентона, раз он знает обо всем и до сих пор ничего не предпринял, то, может быть, он нас покрывает, следя, чтобы ничего нам не помешало. В конце концов, мы не делаем никому ничего плохого.

– Никому! – ахнул Кейн. – Дорогуша, когда-нибудь я расскажу тебе, кто такие акционеры. Если акционеры Фентона узнают, как ты вырываешь их куш прямо изо рта, они всех вас вздернут на виселице. Но если примутся за Фентона, он воспользуется всеми вами и всеми папочками и муженьками, какие только подвернутся ему под руку, чтобы самому выпутаться из этой переделки. Я уверен, что Фентону очень нравится то, что вы делаете, потому что он знает, что в любой момент сможет воспользоваться своей властью над самыми уважаемыми семьями Чандлера, – но все это только до тех пор, пока его инвесторы про это не пронюхали.

– То, что ты сам шантажируешь людей, еще не значит, что и другие будут так делать. Возможно, мистер Фентон…

Она остановилась, так как Рейф просто выпихнул ее из дома.

– Я думаю, тебе лучше пойти присмотреть за повозкой. – Та женщина, которая хотела тебе помочь, живет в соседнем доме. Просто постучись – она уже готова.

С этими словами он захлопнул перед ее носом дверь.

– Как долго это продолжалось? – спросил Рейф Кейна. – И как она поступает с деньгами, вырученными за продажу еды?

Кейн не знал ответов на все вопросы своего дяди, но вместе они смогли прояснить большую часть из происходящего. Рейф согласился с Кейном по поводу того, почему Фентон разрешал женщинам ездить в поселок шахтеров.

– Она распродаст все, и оглянуться не успеешь, – сказал Рейф. – Так что ты намереваешься делать теперь? Ты позволишь ей продолжать ездить и подвергать себя возможному риску? Если охранники узнают, что она водила их за нос в течение нескольких лет, они сначала сделают свое дело, а уж потом спросят, под чьей защитой она находилась.

– Я сказал ей, что она не должна сегодня ехать сюда, и ты видишь, как она мне подчиняется. Как только она решила, что я уехал, она купила целую ТРУДУ овощей и приехала.

– Это она заплатила за них? Кейн пододвинул стул и сел.

– Она сейчас не слишком счастлива со мной, но все будет в порядке. Я уже над этим работаю.

– Если ты хочешь поговорить об этом, я тебя слушаю, – сказал Рейф и уселся напротив своего племянника.

Кейн никогда в жизни не говорил ни с кем о своих личных проблемах, но в последнее время все стало быстро меняться. Он рассказал Опал кое о чем, и сейчас ему хотелось выговориться своему дяде. Может быть, мужчина сможет помочь ему.

Кейн рассказал Рейфу о том, как он рос в конюшнях у Фентона, о своей мечте построить огромный дом. Рейф понимающе кивал, как будто то, что говорил Кейн, было ему близко и хорошо понятно.

– Естественно, Хьюстон просто из себя вышла, когда узнала, почему я на ней женился, и тут же от меня ушла. Я заставил ее вернуться обратно, но ей это что-то не очень нравится.

– Ты сказал, что хотел, чтобы она сидела за твоим столом во время этого дурацкого ужина. Ну а потом-то что? Ну а что потом?

Кейн начал рассматривать ногти.

– Мне не нужна была жена, и я думал, что она была влюблена в этого Вестфилда, который обманул ее. Так что мне казалось, что она только рада будет от меня избавиться после ужина с Фентоном. Я решил подарить ей ящик драгоценностей и вернуться в Нью-Йорк. Весь идиотизм состоит в том, что я все-таки подарил ей драгоценности, но она даже не взглянула на них.

– Так почему бы тебе не оставить ее и не вернуться в Нью-Йорк?

Кейн ответил не сразу.

– Я не знаю. Мне вроде как понравилось здесь. Я люблю горы, и тут не так жарко летом, как в Нью-Йорке, и…

– И тебе нравится Хьюстон, – ухмыляясь сказал Рейф. – Она красивенькая маленькая штучка, я, скорее, согласился бы иметь такую женщину, как она, чем весь штат Нью-Йорк.

– Так как же получилось, что ты не женат?

– Все те, кто мне нравились, не хотели за меня идти.

– Мне кажется, со мной происходит то же самое. Когда мне было все равно, выйдет за меня Хьюстон или нет, и я думал, что и любая другая могла бы сойти, она повторяла, что любит меня. А сейчас, когда я понял, что вряд ли смогу нормально жить без нее, она смотрит на меня, как на кучу дерьма.

Оба мужчины на минуту замолчали, задумавшись о том, как несправедлив порой бывает этот мир.

– Хочешь виски? – спросил Рейф.

– Не откажусь.

Когда Рейф повернулся, чтобы достать бутылку, Кейн в первый раз пригляделся к обстановке в доме. Он прикинул, что все хозяйство уместилось бы в одной его ванной комнате. Дом был до такой степени грязным, что никакой чисткой этого уже не исправить. Света было совсем мало, и в воздухе витал запах крайней нищеты, На камине стояла жестянка с чаем, две банки с овощами и то, что должно, по идее, было быть половиной буханки хлеба, завернутой в тряпку. Кейн был уверен, что это было единственной пищей в доме.

Совершенно неожиданно Кейн вспомнил комнаты над конюшнями, где он вырос. Он посылал свои простыни и одежду прачкам Фентона, а когда вырос, то подлизывался к горничным, чтобы те убирали его комнату. И еды всегда было в изобилии.

Что там, по словам Хьюстон, она возила углекопам? Лекарства, мыло, чай? Все, что можно спрятать в кочане капусты. Кейну никогда действительно не приходилось волноваться о куске хлеб. И где бы он ни жил, он никогда не жил так, как жили здесь.

Когда он перевел взгляд на угол потолка, в котором неприкрыто зияла дыра, он задумался над тем, как же его мать, выросшая в роскоши, жила в этом доме столько времени.

– Ты знал мою мать? – тихо спросил Кейн, когда Рейф поставил жестяную кружку с виски на стол.

– Да.

Рейф смотрел на этого человека, который был его родственником, знакомым и в то же время таким незнакомым. Иногда Кейн делал какой-нибудь жест, который заставлял Рейфа думать, будто это Фрэнк сидит перед ним, а иногда он так глядел на людей, что напоминал ему милую Чарити.

Рейф сел за стол.

– Она жила с нами всего несколько месяцев, и ей было тяжело, но она была не из робкого десятка. Мы все думали, что Фрэнк самый счастливый человек на земле. Ты бы ее видел! Она целыми днями работала, убирала и готовила, а потом как раз перед тем, как у Фрэнка кончалась смена, она так приводила себя в порядок, будто готовилась к встрече с президентом.

Кейн посмотрел на дядю.

– Я слышал, она была избалованным ребенком и презирала других женщин, за что ее все и ненавидели. Лицо Рейфа даже покраснело от гнев.

– Я не знаю, кто тебе это сказал, но он презренный лжец. Когда убили Фрэнка, ей просто стало все равно, живет она или нет. Она сказала, что едет домой родить ребенка, потому что знала, что Фрэнк бы пожелал самого лучшего для него, и она хотела разделить радость рождения ребенка со своим отцом.

– Подлец! – задохнулся Рейф. – Следующее, что мы узнали, было то, что Чарити и ее ребенок умерли, а ее отец от горя застрелился. Шервин и я были рады, что последние часы Чарити были счастливыми, и что отец принял ее обратно в дом. Многие годы никто из нас не знал о тебе или о том, что Чарити покончила с собой.

Кейн хотел спросить, почему Рейф ничего не сделал, когда они об этом узнали, но взял вместо этого кружку и сделал большой глоток. Он говорил Хьюстон, что деньги дают человеку власть. Что могли Таггерты сделать, когда они еле держались на плаву? И кроме того, он и сам не плохо устроился.

– Я тут думал, – сказал Кейн, глядя в кружку. – Мы с тобой поначалу не поладили, и подумал, чем бы я мог помочь…

Но уже говоря эти слова, он осознал, что ему не следовало их произносить. Хьюстон говорила, что он использует свои деньги, чтобы использовать людей. Он посмотрел на дядю и увидел, что тот выпрямился в ожидании, как Кейн закончит предложение.

– Яну очень нравится играть в бейсбол, да и Заку тоже, а теперь я не так уж часто их вижу. Поэтому-то я и подумал, что, может быть, я мог бы здесь организовать бейсбольную команду для ребят. Все необходимое я, естественно, куплю. Рейф расслабился.

– Детям бы понравилось. Может, ты смог бы прийти в воскресенье, когда они не в шахтах. Ты думаешь, Фентон согласится?

– Полагаю, что да, – сказал Кейн и допил виски. – Полагаю, я лучше пойду поищу жену. Судя по ее отношению ко мне в последнее время, она вполне могла меня здесь бросить.

Рейф встал:

– J – Лучше я пойду за ней. Думаю, тебе придется возвращаться домой под повозкой. Если охранники увидят, что ты уезжаешь, хотя и не приезжал, они станут боле подозрительными, и тогда другие дамы, которые приедут потом, могут попасть в беду.

Кейн кивнул. Ему не понравилась эта идея, но он знал, что так было нужно.

– Кейн, – сказал Рейф уже у двери, – если ты мне позволишь дать тебе один совет насчет Хьюстон, то будь просто с ней терпеливее. У женщин порой возникают идеи, которые мужчинам просто не дано понять. Попробуй ухаживать за ней. Ты же сделал что-то, что привлекло ее в первый раз, так, может, у тебя получится повторить все сначала.

– Она терпеть не может подарков, – проворчал Кейн.

– Может быть, ты даришь ей не то, что нужно. Когда-то одна девушка просто сходила по мне с ума, и все, что ее привлекло, был лишь маленький щенок, которого я ей подарил. Просто маленькая дворняга, но она его так полюбила. Она была мне действительно благодарна, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Улыбнувшись и подмигнув, Рейф вышел из хижины.

Всю дорогу до дома она ждала, когда же он проявит свои эмоции, но так ничего и не произошло. Он подсел к ней на козлы, как только охранники скрылись из виду, и, хотя Хьюстон не произнесла ни слова, он болтал то о пейзаже, то о своих делах. Несколько раз она порывалась ответить, но останавливала себя, вспоминая о своей к нему ненависти. Он скоро поймет, что она больше никогда его не полюбит, и отпустит ее из своей тюрьмы.

Дома он вежливо пожелал ей спокойной ночи и пошел в кабинет. На следующий день он вошел в ее гостиную во время обеда и не говоря ни слова взял ее под локоть. Они спустились вниз на кухню, где уже стояла приготовленная миссис Мерчисон корзина с провиантом для пикника. Не отпуская ее руку, он повел ее в самый конец сада, к статуе Дианы, где они однажды занимались любовью.

Хьюстон неподвижно стояла, пока он расстилал скатерть и выкладывал продукты, а затем ему пришлось буквально силой заставить ее сесть. Во время еды, к которой она едва притронулась, Кейн не закрывал рта. Он рассказал ей еще кое-что о своем бизнесе, упомянув, как тяжело ему сейчас приходится, когда с ним нет Эдена.

Хьюстон ни на что не отвечала, однако ее молчание, казалось, не смущало его.

После того как они покончили с едой, Кейн прилег, положив свою голову ей на колени, и продолжал рассказывать. Он передал ей разговор с Рейфом о своей матери. Он рассказал, каким жалким и грязным оказался дом Рейфа и что он даже ни в какое сравнение не шел с теми комнатами, в которых вырос сам Кейн.

– Как ты думаешь, могу ли я что-нибудь сделать, чтобы вытащить оттуда дядю Рейфа? Он уже далеко не молод, и мне бы хотелось как-нибудь помочь ему.

Хьюстон на минуту задумалась. Она еще не слышала от Кейна таких вопросов.

– Ты не можешь предложить ему работу, так как он расценил бы это как милостыню, – сказала она.

– Так я и подумал. Я не знаю, что делать. Если у тебя появятся какие-нибудь идеи, скажешь мне, хорошо?

– Да, – неуверенно ответила она, и перед ее глазами возникла картина, как Рейф прогуливался с Памелой. Они были необычной парой.

– Мне нужно теперь идти работать, – сказал он и вдруг удивил ее неожиданным и жарким поцелуем. – Почему бы тебе пока не отдохнуть здесь в саду?

Он оставил ее одну, и Хьюстон, прогуливаясь по саду, рассматривала растения, в розарии она взяла у садовника садовые ножницы и срезала себе несколько цветов. В первый раз за свое пребывание пленницей в доме Кейна она сделала что-то, что не было продиктовано абсолютной необходимостью. «Если хозяин и плох, то это еще не повод, чтобы ненавидеть дом», – сказала она сама себе, оправдываясь за то, что украсила дом цветами.

Когда Кейн пришел на ужин, столовая благоухала ароматом свежесрезанных цветов, и он все время улыбался Хьюстон во весь рот.

На следующий день приехала на обед Блейр, чтобы рассказать о своем друге из Пенсильвании, докторе Луисе Бликере, помогавшем ей в больнице. Она спросила Хьюстон, в порядке ли она. По какой-то причине казалось, что Блейр больше не испытывала ненависти к Кейну.

– Все пока по-прежнему, – вздохнула Хьюстон. – А ты как?

Блейр заколебалась.

– Ли с этим смирится, я уверена.

– Смирится с чем?

– Он немножко сердится на меня сейчас. Я-а… прокатилась с ним, спрятавшись в коляске. Но давай лучше поговорим о тебе.

– Давай поговорим о журнале. У меня есть для тебя две новые статьи.

В воскресенье Кейн поднял Хьюстон с кровати, стараясь при этом держаться от нее как можно дальше. Он бросил на кровать темно-розовое платье, украшенное узкими лентами из черного вельвета.

– Надень это и приведи себя в порядок как можно быстрее, – приказал он перед тем, как выйти.

Через несколько минут он вернулся в плисовых брюках, светло-голубой фланелевой рубашке и матросских подтяжках. Он остановился на минуту, оглядывая Хьюстон, стоявшую перед ним в нижнем белье: узкий лиф приподнимал грудь над кружевами сорочки, икры были обтянуты черными шелковыми гольфами с вышитыми бабочками, на ногах – маленькие кожаные тапочки.

Он глазел на нее с минуту, затем повернулся и вышел из комнаты, как будто, если бы он остался еще хоть на мгновение, он бы с собой не справился.

Хьюстон бросила халат, за который в первый момент схватилась, но почему-то так и не надела, и вздохнула. Она сказала себе, что это был вздох облегчения и совсем не вздох сожаления, хотя он именно так и прозвучал.

Кейн не сказал, куда они едут, а просто помог ей забраться в экипаж и тронул поводья. Хьюстон не спрашивала, куда же он собрался, но на ее лице отразилось удивление, когда она увидела, что Кейн свернул на дорогу, ведущую к шахте «Маленькая Па-мела».

Охранники пропустили их без единого вопроса, а когда они оказались за воротами, люди стали выходить из домов и следовать за ними. Хьюстон помахала нескольким женщинам, которых она знала.

– Они не узнают тебя, когда ты такая чистая, – предупредил ее Кейн.

Она вертелась из стороны в сторону, наблюдая, как все больше и больше людей присоединяются к ним, и со всех сторон ей светились бесчисленные улыбки на детских лицах.

– Что ты сделал? – спросила она..

– Там, – ответил он, указывая пальцем. Перед ними открылась большая поляна посреди поселка, с входом в шахту на ее противоположной стороне. В центре поля, в самой луже, стояли деревянные ящики.

Кейн остановил экипаж и помог Хьюстон слезть, а двое мальчиков с черными от угольной пыли лицами взяли лошадь под уздцы. Они тут же оказались окруженными толпой людей.

– Ну, вперед, ребята! – громко сказал Кейн и улыбнулся, подходя к ящикам.

Пока Хьюстон наблюдала, как мальчики распаковывали коробки, к ним сзади подошел Рейф.

– Ящики прибыли два дня назад, и я подумал, что вы не будете возражать, если я скажу им, что там внутри. Они с тех пор просто пляшут вокруг них и никак не могут успокоиться, – сказал Рейф и положил руку на плечо своего племянника.

Хьюстон с удивлением посмотрела на руку на плече ее мужа и повернулась, чтобы узнать, что же обнаружили мальчики в ящиках. Они вытащили бейсбольную форму, биты, ловушки, мячи, стальные маски и еще много всего.

Кейн выжидательно смотрел на Хьюстон.

Сделал ли он это все, чтобы только поразить ее, задумалась она. Она видела перед собой группу восхищенных родителей и детей.

– А что ты привез для девочек?

– Девочек? – удивился Кейн. – Девочки ведь не могут играть в бейсбол.

– Нет? А как же теннис, луки, велосипеды, гимнастика, фехтование?

– Фехтование? – повторил Кейн со злостью. – Я думаю, никто не сможет угодить вам, мисс Ледяная Леди? Вы лучше всех, и никому до вас не дотянуться, не так ли? – сказал он, перед тем как повернуться и уйти к мальчикам, которые уже махали битами и запускали мячи высоко в воздух.

Хьюстон вышла из толпы. Возможно, она была чересчур строга с ним. Возможно, ей следовало похвалить его за то, что он сделал для ребят. Ей всегда хотелось, чтобы это произошло, а когда ее мечта свершилась, она осталась неблагодарной.

По меньшей мере, она еще могла постараться, чтобы день прошел удачно, и не стоять где-нибудь в уголке и дуться. Она подошла к одной из маленьких девочек и принялась объяснять ей самые основные правила бейсбола. Через несколько минут вокруг Хьюстон уже собралась толпа женщин, девочек и даже мужчин, тех, кто ни разу не видел, как играют в эту игру. К тому времени, когда Кейн и Рейф организовали несколько команд мальчиков, Хьюстон собрала всех остальных болеть за играющих, несмотря на неумелые действия большинства из них.

Через два часа после начала игры к ним подъехал большой фургон, запряженный четырьмя лошадьми. Все остановились как вкопанные, думая, что случилась какая-нибудь беда.

Покрасневшим и сильно вспотевшим кучером оказался сам мистер Воган, владелец магазина спортивных товаров.

– Таггерт! – закричал он на Кейна, успокаивая своих лошадей. – В последний раз я исполняю твой заказ. Мне наплевать, покупаешь ли ты целиком мой магазин, но я ни для кого не собираюсь работать по воскресеньям.

– Ты все привез? – спросил Кейн, подходя к брезентовом фургону. – И кончай горланить. За те деньги, которые я истратил в твоем магазине за последние несколько месяцев, я действительно мог бы его целиком у тебя купить.

Толпа засмеялась, получая удовольствие от созерцания того, какую силу давали человеку деньги и как он мог говорить все, что он хочет и кому хочет. Однако Хьюстон продолжала рассматривать фургон.

– Хорошо, взгляни-ка сюда, – сказал Кейн, вытаскивая теннисную ракетку. – Я не думаю, что она сможет пригодиться нам в бейсболе.

Он повернулся к маленькой девочке, стоявшей рядом с ним:

– Может быть, ты знаешь, что с этим делать. Ребенок взял ракетку, но не сдвинулся с места.

– Видишь во-он ту даму? Она покажет тебе, как этим пользоваться.

Хьюстон подошла прямо к своему мужу, обняла его за шею и поцеловала – к огромному удовольствию стоявших вокруг людей. Хьюстон попробовала вырваться, но Кейн не выпустил ее.

– Думаю, я нашел наконец-таки нужный подарок, – сказал он кому-то через ее плечо, прижимая Хьюстон крепче.

Когда она отошла, то услышала смех Рейфа. Остаток дня у Хьюстон не было времени собраться с мыслями, так как она объясняла, как играть в различные игры и устраивала соревнования по теннису и стрельбе из лука. Мячей, колец, булав, канатов и разных других игрушек было в изобилии. Ее руки были постоянно чем-то заняты, и мамы помогали ей успокаивать детей, которые думали, что им чего-то не достанется.

Не успела Хьюстон оглянуться, как наступил вечер. Кейн подошел и обнял ее за плечи. Когда она посмотрела на него снизу вверх, она уже знала, что все еще любит его. Возможно, он не был таким, каким она представляла его себе, возможно, он мог прожить всю свою жизнь с единственной мыслью о мести, и может быть, сегодня он лишь пытался показать степень своей ненависти к Джекобу Фентону, но в тот момент ей было все равно. Она поклялась любить его хорошего или плохого, и эта одержимость своей ненавистью была частью того плохого. Взглянув на него, она поняла, что всегда будет любить его, неважно, какие мотивы руководят его поступками. Она останется с ним и будет любить, даже если он отберет у Фентона все, что у того было.

– Ты готова, дорогая? – спросил он.

– Да, – ответила она, и это слово исходило из самого ее сердца.