Текст книги "Размер имеет значение"

Джуди Эстли
Размер имеет значение

Глава первая
Торт

– А что я такого сказал?

Что такого? Если мужчина задает этот вопрос, будьте уверены, ответ он знает.

Грег произнес это за секунду до того, как перекатился на свою половину кровати. Добавил к своему привычному “уф-ф-ф”, которым заканчивал их любовные игры (при этом он еще непременно жмурился и скалился, точно жизнерадостный пес). Выпалил не раздумывая. Даже паузы тактичной не выдержал.

– Эй, – он чувствительно ткнул Джей локтем в бок, – у меня это впервые. Я только что трахнул бабулю! Йо-хо-хо!

И он расхохотался, чрезвычайно довольный собой. Дескать, ну не крутой ли я мужик!

Судя по радостному гоготанью, Грег видел себя соблазнителем бабушки Красной Шапочки, доброй старушки в седых кудельках и в фартуке с оборочками. Или на худой конец этакой солидной пожилой матроны. Джей представляла себя совершенно иначе. Когда их дочь Имоджин наконец объяснила, откуда в последнее время такая бледность и вечные жалобы, Джей сразу же решила, что станет по-настоящему современной “бабушкой”, как, например, Бьянка Джаггер, Марианна Фэйтфул или шикарная мамаша Виктории Бэкхем[1]1
  Бьянка Джаггер – первая жена солиста легендарной “Роллинг стоунз” Мика Джаггера, известна своим эпатажным поведением; Марианна Фэйтфул – знаменитая британская рок-певица; Виктория Бэкхем – одна из пяти участниц поп-группы “Спайс герлз”. – Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть].

– Я еще не бабуля.

Джей было обидно и совсем не смешно. Она повернулась на другой бок, спиной к Грегу.

– Еще ждать и ждать. Бедная девочка… По ней ничего и не видно.

“Бедная”? С чего бы это? Стоило двадцатилетней Имоджин произнести простые слова: “Я беременна”, как ее моложавая, совершенно не готовая к такому повороту событий мамочка мигом перелетела в следующее поколение. Чуть ближе к концу дороги, по которой идешь всю жизнь. И избавиться от этой мысли не было никакой возможности. Требовалось время, чтобы к ней привыкнуть.

Джей даже задумалась, а прилично ли ей теперь покупать ту розовую прозрачную кофточку с кружевами? Может, надо сказать, что кофточка ей нужна для вечеринки в стиле семидесятых? И может, пора покупать не только диски с панк-роком, но и какую-нибудь классику, дабы разбавить “Клэш” и “Дюран-Дюран”.

– Разве не видно? – Грег взбил подушку, поудобней пристраиваясь к спинке кровати, обитой синей замшей, взял с тумбочки пульт от телевизора и принялся прыгать по каналам в надежде отыскать какой-нибудь матч по крикету. – Я просто имел в виду, что она немножко того… – И он переключился на спортивные страдания: Вест-Индия в очередной раз громила Англию. – Хотя наша девочка всегда была толстушкой. – Он похлопал Джей по заду: – В мамочку пошла.

И Грег снова рассмеялся, не замечая, что Джей это не совсем приятно. Точнее – совсем неприятно.

– Не забывай, что ты и сам станешь дедулей! – мстительно сказала она. – Это палка о двух концах.

Но в глубине души Джей знала, что эта палка (нет в жизни справедливости!) бьет по женщинам гораздо сильнее. У мужчин все проще.

– Да, ты права. – Он улыбнулся, думая о чем-то своем. – А здорово, да? Представляешь: сижу я в парке, греюсь на солнышке и качаю коляску. Нужно будет прикупить малышу такой модный трехколесный агрегат. В общем, сижу это я на скамейке, а вокруг меня – пышнотелые нянюшки, хорошенькие славяночки, которых нанимают гулять с детьми, и скучающие молоденькие мамочки. И все они смотрят на меня и думают… Ну, что они думают?

Как будто она не знает!

– Они думают, что я его папочка! Один из тех пожилых папашек, которые еще ого-го! Что мотор у меня фурычит будь здоров и заправлен под завязку! – И Грег опять захохотал.

– Господи, дай мне силы! – вздохнула Джей и зарылась в пуховое одеяло, безуспешно пытаясь закрыться от мельтешения на экране, но это ее не спасло. Она резко отбросила одеяло. – Ты смотришь или как?

– Угу. – Грег прибавил громкость, и в комнате загрохотали, завизжали болельщики.

Джей зевнула. Она вдруг почувствовала себя жутко усталой. Зря она позволила себе столько шампанского на празднике, который Имоджин и Трис устроили в честь будущего ребенка. Шампанское притупило последние остатки совести, и ее диета рухнула, погребенная под тремя кусками шоколадного торта. И сейчас лакомство камнем лежало в желудке, укоряя Джей в обжорстве, отсутствии дисциплины и нарушении неписаного женского кодекса. Клубника не в счет – это всего лишь ягоды. Но она ведь ни минуты не колебалась, набросившись на этот нежный, рассыпчатый торт с таким пышным сливочным кремом, покрытый таким толстым слоем шоколадно-ореховой глазури. Она нарушила все правила истинной женственности, даже не потрудившись шепнуть: “О нет, мне нельзя…”

И сейчас все эти калории, которых хватило бы лыжнику для трехдневного перехода по снежной равнине, мстили, неумолимо прокладывая путь к жировым отложениям на бедрах. Там они и останутся навсегда, добавляя вялости мышцам и сантиметры бедрам. А тут еще Грег со своими глупостями про бабулю!

Должно быть, есть женщины, размышляла Джей, закрывая глаза и погружаясь в дрему, нет, она просто уверена, что есть такие женщины, которым еще и ласка перепадает после секса. А тут шлепок по заднице, а затем радостный вздох – сначала “тростинка ты моя!”, через годы – “пышечка ты моя!”, а со временем и вовсе “эх, старушка моя!”. Разве этого ждет женщина после занятий любовью?

Хорошо, конечно, что Грег не из тех жалких типов, которые после секса бормочут робкое “спасибо” с таким видом, словно они только что прикоснулись к святыне. И слава богу, он не спрашивает ее с мольбой во взоре: “Ну как, дорогая, тебе было хорошо?” Например, Барбару, ее партнершу по бизнесу, муж изводит подобными вопросами каждую пятницу. Если после стольких лет он сам не видит, плохо дело…

Но как было бы приятно хотя бы изредка полежать, обнявшись, прижавшись друг к другу, нашептывая трогательную чепуху, растягивая чудесное мгновение. С другой стороны, спасибо и на том, что они с Грегом до сих пор время от времени занимаются этим. Из полушутливых намеков подружек (и полных ностальгии чересчур подробных воспоминаний соседки Кэтти) Джей заключила, что далеко не у всех мужей мотор фурычит (как элегантно выразился Грег). У многих моторы давным-давно заглохли.

Есть у Грега и еще один плюс: он не будет обиженно смотреть на нее, если она, вот как сейчас, отчаявшись уснуть, потянется за книгой.

Джей повозилась, устраиваясь поудобнее. По лицу ее скользнул луч отраженного света. Свет, безо всякого сомнения, шел из того места, где огромное окно спальни переходило в необъятную стеклянную крышу. Значит, этот тип опять взялся за свое! Астроном-любитель, живший под самой крышей в доме через дорогу, наблюдал за звездами из домашней обсерватории. При этом он “нечаянно” заглядывал в окна к соседям, которые не позаботились о шторах.

Жалюзи. Нужно купить жалюзи. Как бы не забыть? В этом аквариуме, задрапированном смехотворными кисейными тряпицами, чувствуешь себя как на сцене. Что там Уильям Моррис[2]2
  Английский художник и декоратор XIX века, основоположник дизайна в современном понимании этого слова.


[Закрыть]говорил о дизайне? Что-то вроде того, что каждый предмет в доме должен быть либо красивым, либо функциональным, а лучше – и то и другое. Полупрозрачные занавесочки никак не тянули на функциональную вещь. Не спасал даже их изумительный золотистый цвет и крошечные жемчужины, разбросанные по всей поверхности штор, благодаря чему они напоминали песчаный пляж, где солнце играет на мерцающих морских раковинах. Эти занавески потрясающе выглядели в журнале “Эль Декор”, но чтобы они так же художественно развевались, как на модных фотографиях, нужно иметь личного декоратора, постоянно проживающего в твоем доме.

И уж совершенно нефункциональным приобретением оказался бирманский кот с повышенной активностью и навязчивой идеей. Нарцисс полагал, что на самом верху, за тонкими занавесками, притаилась мышь, которую непременно надо изловить. И очень быстро нежная ткань покрылась скорбно свисающими нитями, похожими на выпавшие волосы. Они качались туда-сюда, напоминая Джей о ее непрактичности: она обставила дом дорогими и причудливыми вещами, забыв, что это жилище, а не музей.

Как обычно, когда перед ней вставала проблема выбора домашней утвари, Джей вспомнила о своей кузине Дельфине. Это имя всегда напоминало ей название туалетной бумаги – дорогой, сиреневого цвета бумаги с золотыми лилиями. Джей представила, что случилось бы, поделись она этой мыслью с Дельфиной и ее мамочкой – тетушкой Уин. Да ничего не случилось бы – они не нашли бы ничего неприличного в таком сравнении. Напротив, оно привело бы их в восторг. Если бы такая бумага существовала, тетушка Уин перевернула бы землю, чтобы ее достать: ведь она так замечательно подошла бы к пурпурно-золотой плитке от Версаче в ее ванной. И все же, бумага там или не бумага, а Джей еще помнила свою детскую зависть, когда тетушка Уин поглаживала белокурую голову своей маленькой дочки, приговаривая: “Прелестное имя для прелестной девочки”. Когда тебя называют простым и древним именем Джейн на том основании, что “у него нет уменьшительного”, а в результате все и каждый сокращают его до одной-единственной буквы, трудно не помечтать о каком-нибудь волшебном имечке вроде Филомена Уиллоу.

Несмотря на то что Дельфина давным-давно перебралась в Австралию, она по-прежнему знала все ответы на все домашние вопросы. Когда Дельфина была замужем первый раз, она удостоилась титула Лучшей Домохозяйки Восточного Лондона. А чего еще можно было ожидать от женщины, которая в детстве копила карманные деньги на египетские хлопковые простыни с ажурной строчкой. Дельфина хранила эти простыни в комоде, точно викторианская невеста. К тому же она получила приз на одном дневном телешоу – за своих куколок, связанных из сеточек из-под апельсинов.

Если бы Дельфина не пребывала сейчас за тридевять земель, она бы с удовольствием указала Джей на ее ошибки – и на неудачно выбранные занавески, и на неудачно выбранного мужа-архитектора, который обожает экспериментировать с собственным домом.

– Дом должен демонстрировать мое мастерство и приманивать потенциальных клиентов, – объяснял Грег, вынашивая планы преобразования их жилища в аквариум.

Дельфина заставила бы Джей составить список производителей штор и сравнить цены, после чего дала бы точные инструкции, что и как покупать. К сожалению, на этом она бы не остановилась. Советы Дельфины неизбежно принимали вид жестких заявлений типа: “Вот что ты должна сделать. Ты обязана…”

Джей вытянула сначала одну ногу, потом другую, надеясь, что это сойдет за физическое упражнение.

Вообще-то Дельфина только разок глянула бы на сверкающее стеклом детище Грега, пришла бы в ужас и тут же принялась выкладывать кирпичные стены вместо обожаемого Грегом стекла (и плевать ей, что его конструкция получила приз). После чего развесила бы на белоснежных карнизах диаметром с крепкое деревце ситцевые занавесочки в золотых розочках и с бахромой.

Джей посмотрела сквозь стеклянную крышу на самолеты, которые скользили по ночному небу в сторону Хитроу, затем отложила книгу и выключила ночник. Правда, темнее от этого не стало: комнату заливал свет от плазменного экрана телевизора и уличных огней. Грег все еще упивался матчем по крикету: уши заботливо заткнуты наушниками, руки непроизвольно подергиваются, весь в игре, рядом со своим защитником, показывая ему, как это делается.

– Собираешься спать? – проорал он. Потом потянулся к ней, взял за руку и гаркнул: – Я тебя люблю.

– Я тебя тоже, – ответила Джей, совершенно не сомневаясь, что он все равно не услышит. Интересно, если бы она вместо этого произнесла: “Убирайся отсюда”, прочитал бы он по ее губам или нет?

“Бабулька”. Нет, вы только подумайте. Она еще припомнит ему эту чертову бабульку!

Глава вторая
Детоксикация

Детоксикация! Эта мысль осенила Джей прошлой ночью перед тем, как они вместе с шоколадным тортом провалились в сон. И едва она проснулась, та же мысль настигла ее, точно кошка мышку. Про “детоксикацию” она частенько читала во время вынужденного безделья – в кресле у парикмахера или в приемной у дантиста, пока тот истязал очередную жертву. А ведь точно, детоксикация – первый шаг. Полное очищение организма перед тем, как он начнет расставаться с излишками веса. Пусть ей и суждено стать “бабулькой”, как выразился Грег, но, черт возьми, она все равно останется шикарной, стройной и привлекательной женщиной. И Грег больше не посмеет шлепать ее по заду, как разжиревшую кобылу, и называть толстушкой. Прочь, проклятые токсины! Пора избавиться от шлаков (только без этих грубых манипуляций с кишечником!) и начать жизнь заново.

Наступил понедельник, идеальный день для начала новой жизни. Ранним утром их гостиная (она же кухня) пуста. Если, конечно, не считать объедков завтрака Рори и Элли. Дети вихрем пронеслись по кухне, опустошили коробку хлопьев и умчались в школу. Джей пролистала бесплатный журнальчик, который чудом не попал в мусорное ведро, и наконец нашла то, что ей нужно. Через несколько минут большая чашка с ромашковым чаем остывала перед ней на большом стеклянном столе. По вкусу, цвету и запаху чай явно напоминал мочу. Не слишком аппетитно, но наверняка очень полезно. Джей где-то вычитала, что во время детоксикации некоторые на самом деле пьют собственную мочу. Мысль эта ей абсолютно не понравилась: ведь моча – это же концентрированные токсины, отвергнутые организмом. Будь моча полезной, уж организм как-нибудь нашел бы ей подходящее применение. Впрочем, не будем зацикливаться на моче, решила Джей, уставясь на горстку виноградин, лежащих на розовеньком блюде, из-за которого Рори в свое время едва не провалил экзамен по прикладному искусству. Кисточка винограда – вот все, что она могла себе позволить. Минимум еды на завтрак – непременное условие для очищения организма.

– Мам? У тебя джем есть? – крикнула Имоджин, поднимаясь по лестнице из квартиры в цокольном этаже.

Джей раздвинула стеклянную дверь-гармошку (чудо архитектурной мысли), и дочь ворвалась в комнату, держа в каждой руке по толстому ломтю поджаренного хлеба. Она облизнула масло, медленно стекавшее по пальцам, измазав при этом щеку. Джей закрыла глаза и с упоением вдохнула аромат горячего хлеба. Какой восхитительный, одуряющий запах! Она решительно помотала головой. Даже пожелай она поддаться искушению, сейчас у нее все равно нет времени. Через полчаса она должна встретить на станции Аню и Катеньку и отвезти их убираться к миссис Райен. А перед этим еще нужно отыскать колесико от пылесоса, которое отвалилось и закатилось под буфет, куда-то за рождественские коробки. Да и бензина в машине наверняка кот наплакал. Значит, надо успеть и на заправку заскочить.

Думая о том, что еще может понадобиться для работы, Джей полезла под раковину за чистыми тряпками. Хорошо хоть здесь ее не преследовали аппетитные запахи. Под раковиной воняло плесенью и хозяйственным мылом.

– Так как насчет джема? – спросила Имоджин.

Джей вынырнула из-под раковины, потная и всклокоченная. И нестерпимо голодная.

– Джем, мама? У нас с Трисом ни капельки не осталось. Мы подумали, может, у тебя есть.

Имоджин стояла посреди комнаты – босиком, в отвисших черных пижамных штанах и синей майке с вышитой стразами надписью: “Подружка сантехника”.

– Надень тапочки, – велела Джей, глядя на босые ноги дочери с облупившимся сиреневым лаком на ногтях. – Простудишься!

– Ну, мам, здесь же пара шагов. Так что, есть или нет?

– Ты о чем? Ах да, джем. Не знаю. Посмотри в холодильнике, в буфете, где хочешь. Я тороплюсь.

– Здорово! Блеск! Премного благодарна! – сварливо пробурчала Имоджин, доставая из холодильника кока-колу. – Я-то надеялась, что, раз у меня скоро будет ребенок, родная мамочка захочет немножко меня побаловать.

– Скоро? Побойся бога, девочка! Еще и месяца не прошло. Подожди, пока…

Тут Джей замолкла. Запах дочкиного завтрака сводил с ума. Ей до смерти захотелось усесться и не спеша просмотреть газету, с чашкой горячего крепкого кофе и ломтем поджаренного хлеба с джемом. Обязательно – с толстым слоем джема с кусочками апельсиновой цедры. Сладость с легким горьковатым привкусом – безграничное, неслыханное блаженство.

Нет, нельзя. В журнале ничего не говорится о том, что токсины можно вывести с помощью тостов, джема и крепкого кофе с ароматом средиземноморского утра. Джей опустилась на стул и с несчастным видом принялась прихлебывать чуть теплый травяной чай. Она пыталась думать о вчерашнем шоколадно-клубничном преступлении, чтобы почувствовать угрызения совести и укрепить волю. Однако при этих сладких воспоминаниях ей захотелось отпихнуть Имоджин от холодильника и посмотреть, не осталось ли там хоть кусочка торта, хоть капельки крема.

– Нашла! – Имоджин вытащила баночку с джемом откуда-то из глубин холодильника, быстро открыла ее и залезла туда ложкой.

– Ты бы посмотрела на срок годности, – посоветовала Джей.

Имоджин прекратила намазывать хлеб и сунула нос в банку.

– Пахнет нормально. Вкусно пахнет. – Она пожала плечами и снова взялась за бутерброд.

Удрученно пережевывая виноградину, Джей мысленно прощалась с продуктами, которые на ближайшие дни должны исчезнуть из ее жизни: молоко, мука, яйца, рыба, мясо, кофе, чай, алкоголь, сахар, пирожные, печенье. Что же остается? Не так много: виноград, яблоки, лимоны и неочищенный рис. О господи… Это не диета, это способ самоубийства. Утешает только, что это ненадолго. Понемногу, постепенно, осторожно она начнет есть “настоящую” (по определению самой Джей) еду. (А почему, собственно, постепенно и осторожно? Что такого ужасного случится с ее желудком, если она быстро и решительно сжует бутерброд с ветчиной?) И через каких-нибудь шесть дней она сможет позволить себе на ужин немного салата из цитрусовых вперемешку с тыквенными семечками.

– У тебя хлеб есть? – Имоджин с грохотом откинула крышку старой глиняной хлебницы, не дожидаясь ответа. – Я хочу еще кусочек.

Она оглянулась на мать, сочувственно посмотрела на жалкие виноградины и на остатки сухого завтрака.

– Может, тебе тоже сделать тост? И сварить нормального кофе?

Джей ткнула себя пальцем в бедро. Палец уперся в теплую плоть, такую мягкую и податливую под хлопчатобумажной тканью любимых старых джинсов. Ее решимость, так же как и ее плоть, легко поддавалась давлению.

– Ну ладно, давай свой тост. Только один. С джемом.

Совсем без еды нельзя, думала Джей, впиваясь зубами в хрустящий тост, наслаждаясь восхитительно тягучим апельсиновым джемом. Впереди тяжелый рабочий день. Когда ты руководишь фирмой по уборке помещений, приходится вертеться как белка в колесе. Почему-то все клиенты считали, что именно понедельник лучше всего подходит для наведения порядка в доме и для выражения неудовольствия по поводу того, кто и как этот порядок наводил. Сначала она должна отвезти девочек к миссис Райен. Потом на очереди Клиент-с-таксой, который желает, чтобы верхний этаж его дома был приведен в божеский вид. Далее нужно наведаться к двум новым клиентам – посмотреть, что и как, и назначить цену за уборку. У нее полным-полно дел. В любом случае, убеждала себя Джей, глупо начинать серьезную детоксикацию на пустой желудок.

Рори попал в переделку. Он почти дословно скатал у Хэла Клега сочинение, которое им задали по французскому. Сочинение было на тему “Как кот провел день”. Этот дурень Хэл сам во всем виноват. Не надо было оставлять сумку в автобусе. Вообще-то Рори его выручил: забрал сумку, оттащил на своем горбу домой, присматривал, чтобы с ней чего не случилось, названивал Хэлу, а потом вдобавок волок сумку в школу (между прочим, в мамином фургончике с позорной надписью “Генеральная уборка”. Еще и стыда натерпелся). Понятно, за все это полагалось хоть какое-то вознаграждение. Неужели Хэл рассчитывал, что Рори не проверит содержимое сумки! Рори хорошенько в ней порылся и нашел несколько крайне полезных для себя вещей: пачку “Мальборо” (не хватало только двух сигарет), новый номер мобильника Саманты Ньютон (ура!), нацарапанный на клочке бумаги в окружении сердечек (и ты туда же, Хэл?), и домашнее задание по французскому.

Рори заглянул в свой дневник. Там было написано – сочинение “Как Жак провел день”[3]3
  По-французски слова “Жак” и “кот” звучат похоже.


[Закрыть]. Наверное, что-то перепутал. Во французском Рори не очень силен. (Интересно, как будет по-французски “низкая самооценка”?) Вот он и решил, что прослушал задание. А Хэл отличник. Его специально тащат на все дни открытых дверей, дабы родители будущих учеников полюбовались на это замечательное достижение школы. Что же до французика Жака, то, по мнению Рори, он жуткий недотепа. Рори читал про его тоскливую жизнь в книге “Наши друзья французы”. Жак жил в маленькой деревушке в горах со своими мамá, папá и сестричкой Мари. Он обожал свою псину и футбол. Иногда катался на лыжах и играл на trompette – на трубе то есть. Выдавить из себя хотя бы пятьдесят слов о том, чем мог заниматься этот зануда Жак целый день, было выше человеческих возможностей.

Поэтому Рори сдул сочинение о кошке. Хэл ведь законченный ботаник и записать домашнее задание неправильно просто не мог. Хэл накатал довольно веселый рассказик о кошке по имени Селин, которая загнала в бар мышку и своей возней довела посетителей до исступления: они смотрели финал чемпионата мира, а Селин то и дело запрыгивала на телевизор. Бедному Рори приходилось каждую минуту заглядывать в словарь. А поскольку ему до Хэла было далеко, пришлось слегка сократить и упростить рассказ. Он все-таки не круглый идиот. Его кошку звали Флер – тонкий ход, даже Хэл не придумал своей кошке французской клички. Кошечка Флер погналась за мышкой и вбежала в магазин, где Дэвид Бэкхем примерял кроссовки. Интересно, почему его папа (папа Рори, а не Бэкхема) так развеселился, когда Рори спросил, как будет по-французски “Прада”? Можно подумать, что в шестнадцать лет ты обязан знать все на свете.

Рори решил, что у него получилось отличное сочинение, сдал домашнее задание и забыл о нем. До тех пор пока ему не вернули тетрадь, да еще на глазах у всего класса. Хорошенькое начало недели! Хэл Клег, разумеется, вывернулся, кто бы сомневался! Такой пай-мальчик с честными голубыми глазами.

– Простите, я, наверное, не расслышал, – сказал он – весь сплошная улыбка и раскаяние.

– Ничего страшного, Хэллем, отличное сочинение, с выдумкой и с юмором, – заворковала мисс Лофтхаус над своим любимчиком. – Ну а ты, Рори Календар, что ты нам скажешь?

И вот результат: его оставили после уроков. На два часа. Он с надеждой посмотрел на Саманту Ньютон: может, проявит капельку сочувствия, но Саманта хвасталась своим маникюром перед Шелли Кейн. В довершение ко всему ему все-таки пришлось написать триста слов о том, как Жак провел день. Вот невезуха-то! Интересно, как будет по-французски “занудство”?

Катенька опять не пришла. Встречая Аню на станции, Джей заметила, что та шмыгает носом. Ну, все понятно: Катенька простудилась. Это уже третий раз за месяц. И каждый раз она не удосуживалась предупредить Джей, хотя бы позвонить. Просто не приходила, и все. Ну ладно, у нее проблемы с языком: родной просторечный польский успешно брал верх над английским. Но разве так сложно найти какую-нибудь подружку хотя бы с зачатками английского? Теперь Джей, вместо того чтобы руководить, придется самой брать в руки тряпку. Иначе Аня провозится у миссис Райен вдвое дольше и они не попадут к Клиенту-с-таксой до двенадцати.

А как хорошо все было задумано, размышляла Джей в доме миссис Райен, волоча Генри (так она звала свой пылесос) вверх по лестнице, покрытой ковром. Она – босс! – должна сидеть дома, в кабинете, рядом со спальней Элли, и с важным видом Вести Счета. Ее дело – принимать заказы, нанимать и увольнять персонал, заниматься рекламой, расширять бизнес, руководить, направлять и поощрять. Вместо этого она, пыхтя и потея, отдраивает грязные унитазы клиентов, натянув резиновые перчатки, от которых так чешутся руки. Когда Джей и Кошачья Барбара основали “Генеральную уборку”, вложив серьезный капитал в четыре фургончика, логотип, страховку и расходные материалы, у них и в мыслях не было, что им самим придется мыть полы.

Конечно, они обучали девушек разным бытовым премудростям, чтобы подготовить их к прихотям некоторых капризных клиентов. Они взяли за правило в каждом новом месте первый раз работать вместе со своими девочками-уборщицами, даже самыми надежными и опытными. Во-первых, этим они давали понять клиентам, что к их поручениям относятся самым серьезным образом. Во-вторых, проводили рекогносцировку местности. Потом это помогало давать отпор клиентам с непомерными аппетитами, которые полагали, что, заказывая обычную уборку, они каким-то образом получат генеральную – с выгребанием из всех углов веками копившейся там грязи, с перетряхиванием всех книжек, с мытьем всей имеющейся в доме посуды и аккуратной ее установкой на место, чашечка к чашечке. Но в основном Джей и Барбара должны были осуществлять общее руководство. Так предполагалось вначале. Впрочем, на большее у Барбары времени и не было. Она занималась своими аристократками – бирманскими кошками. Балбес Нарцисс, который поселился у Джей, был отпрыском одной из этих королев. Барбара участвовала во всех кошачьих выставках и без конца пристраивала котят. А перед Джей стояла куча семейных проблем: Моджи и Тристан увлеченно делали детишек, а двое норовистых подростков требовали постоянного и неусыпного внимания. Расслабиться нельзя ни на минуту. И что же она делает? Тащит из дома миссис Райен набитые доверху мусорные пакеты, воняющие рыбой. А Барбара в это время наверняка объясняет двум новеньким девочкам из Бразилии, чем чистящий порошок отличается от воска для полировки мебели. (Кстати, знать это совершенно необходимо, особенно если имеешь дело с обеденным столом из вишневого дерева.) Потом Барбара будет втолковывать девушкам, что гель для мытья посуды вовсе не то средство, которое справится с заляпанной жиром духовкой миссис Лэтимер-Джонс.

Поднявшись в прохладную и просторную спальню миссис Райен, Джей уселась на кровать, прямо на небесно-голубое покрывало, и надела на трубку пылесоса мягкую щетку. Комната была вылизана, как готовый к приходу гостей номер люкс в отеле “Хилтон”. Гости, впрочем, по наблюдениям Джей, сюда не наведывались. Эта спальня напомнила Джей детскую комнатку ее двоюродной сестры Дельфины, где все ткани были подобраны по цвету: австрийские занавески, небрежно разбросанные подушки с бахромой и стеганое покрывало – все в розовых и голубых розочках. Комната Дельфины была так же безупречна, как эта спальня: одежда развешена по цветам в объемном зеркальном шкафу во всю стену (если дверцы открыть, шкаф освещался изнутри), обувь в нем стояла на наклонных подставках (казалось, будто туфельки спешат вниз, на пушистый кремовый ковер), пояса и шарфики висели на хитроумном приспособлении, которое крутилось, как маленькая карусель.

– Ну разве это не прелестно? – вздыхала тетушка Уин, обращаясь к своей сестре Одри, матери Джей.

Сестры пришли полюбоваться на комнату, откуда только день назад ушли декораторы и где Дельфина наконец смогла живописно разложить свои гребни и щетки с серебряными ручками. Одри окинула комнату взглядом и спросила:

– А где же она хранит книжки?

– Книжки? – Уин удивленно взглянула на сестру, затем указала на странную белую конструкцию у кровати и торжественно объявила: – Вот! Полочка для журналов. Сюда влезут все номера “Вог” за целый год.

Джей ритмично водила щеткой по гладким белым плинтусам и вспоминала свою детскую, которую она делила со старшей сестрой, Эйприл. Мать никогда не приставала к ним с упреками по поводу беспорядка: считалось, что таким образом она проявляет уважение к их личной жизни. Сестрам не хватало места в шкафах и ящиках комода, поэтому комната всегда выглядела как после налета. Маленькие лоскутки ткани – прозрачный тюль, разноцветный шелк, расшитая блестками тафта – выпархивали из комнаты Одри и летали по всему дому. Одри занималась тем, что шила великолепные костюмы для местных балетных училищ, для фигуристов и исполнителей бальных танцев. Стены в комнате Эйприл и Джей были сплошь заклеены плакатами с портретами ангелоподобных рок-музыкантов. Тетрадки, книжки в мягких переплетах и носки валялись на полу вперемешку с грязными тарелками. Столы и стулья были в несколько слоев завалены журналами, косметикой, дисками и бижутерией. Джей приходилось пихать одежду по три штуки враз на одну вешалку. Как же она мечтала о необъятном кремовом ковре Дельфины, о несметном количестве плечиков, обтянутых тканью, с подвешенными к ним кружевными мешочками лаванды. О специальных полочках, на которых лежали стопки девственно белых трусиков.

Джей снова уселась на кровать, чтобы поменять щетки пылесоса, и вытащила из кармана телефон. Может, были какие сообщения? Может, ее рабочий телефон уже разрывается от звонков людей, которые хотят немного подработать? Приближается весна. Студентам нужны деньжата на лето, а спустившимся с гор заядлым лыжникам – на следующий сезон.

– Модж? Что новенького? Кто-нибудь звонил? – Джей совсем не удивилась, что Имоджин торчит у нее на кухне. Дочка с удовольствием пользовалась бесплатным отоплением и посудомоечной машиной, заодно уничтожая содержимое буфетов. Джей представила, как Имоджин сидит на кухне, читает гороскоп в старом номере “Мари Клэр” и пьет четвертую чашку кофе, медленно-медленно настраиваясь на создание очередных нескольких строчек своей выпускной дипломной работы. Она писала о вреде, который наркотики наносят детям младшего школьного возраста.

– Чего-чего? – рассеянно переспросила Имоджин. – Ах да. Тебе раза два звонили по поводу работы. Я все записала и оставила у тебя на столе.

– Спасибо! Слушай-ка, Имоджин. – Джей кое-что пришло в голову. Они с Грегом уже целый день переваривали новость о беременности дочери, но и прочих родственников тоже следовало порадовать. Вот пусть Имоджин этим и займется. – Ты звонила бабушке?

– Не-а, а зачем?

– Нужно ей рассказать. О ребенке.

– А, ну да. Может, ты расскажешь?

– Ну нет, Моджи, это ты уж как-нибудь сама… С меня хватит того раза, когда я сообщила ей, что беременна тобой. Теперь твоя очередь выслушивать лекцию на тему “А что же будет с твоей учебой?!”.

– Но ты же не бросила учебу. Ты получила диплом, и я тоже справлюсь. В университете к этому отнеслись совершенно спокойно, я же тебе говорила.

– Я знаю, знаю. А вот бабушка не знает. Будь умницей – просто позвони ей, и дело с концом. И передай Тристану, чтобы он сказал своим. Вряд ли им понравится, если они узнают обо всем последними.

Почему она должна еще и об этом заботиться? Почему она все должна тащить на своем горбу?

– Ой, чуть не забыла! – воскликнула Имоджин. – Звонила тетя Уин. Представляешь, Дельфина возвращается домой. Из Австралии. Она теперь будет жить здесь.

Как это говорят? Кто там легок на помине? Вот вам прекрасная иллюстрация.