Текст книги "Второй шанс"

Когда умерла мать, она тоже красила стены в доме в Кембридже, где выросла. Она оттерла все до дерева специальным моющим средством и покрыла свежей белоснежной краской, чтобы отогнать воспоминания о тяжелом дыхании матери и осознание того, что ее больше нет рядом, чтобы взять Джо за руку.

Это должно было стать новым началом. Настолько новым, насколько это вообще возможно в этой жизни.

Джо закончила с первым слоем и осмотрела проделанную работу. Фиолетовый легко не сдавался, нужно будет нанести как минимум еще один слой. И все же стало намного светлее. Когда она закончит, комната будет милой и веселой.

Ожидая, пока высохнет краска, Джо сделала себе чашку чая и сэндвич, намеренно не вытерев краску с рук. Она знала, что все равно еще испачкается, а подавать пример, что нужно мыть руки, было некому. Она вышла с едой в садик за домом, где еще с прошлого лета стоял шезлонг.

Оскару нравилось в ясные дни приносить сюда плюшевые игрушки и делать вид, что он укладывает их спать.

Был прекрасный весенний день – действительно идеальный день, чтобы поехать к морю, и все же Джо надеялась, что Ричард не забудет купить солнцезащитный крем и намазать детей. Она была рада, что есть чем заняться, когда детей забрали, а Лидия куда-то ушла. Из всех сезонов она меньше всего любила весну. Даже сейчас, в апреле, она уже чувствовала, что будет дальше: визит к Адаму в мае, который ей придется скрывать от Лидии, а в этом году еще и от Хонор. Годовщина смерти Стивена в июне. Бессонные ночи.

Раньше она любила весну. Ей нравилось, как мир вокруг оживал. Но сейчас даже яркие цветы и свежие листья вселяли в нее страх. Через десять лет будет казаться, что она снова научилась любить этот сезон. Говорят, время творит чудеса, лечит раны, а прошло уже много времени. Ей стоит попытаться снова полюбить весну.

Джо съела сэндвич и откинулась на спинку шезлонга, держа чашку с чаем на животе, позволив солнцу согреть лицо и руки, заставляя себя расслабиться. Уже пора было скосить траву и прополоть клумбы, а еще повсюду были разбросаны игрушки, ожидавшие, пока их уберут, но Джо это не заботило, не сегодня. Сегодня она красила и только красила. У нее так редко получалось заняться только чем-то одним, что это казалось невероятной роскошью.

Еще реже у нее находилось хотя бы пять минут, чтобы просто посидеть в середине дня ничего не делая, наедине с собой. Послушать, как поют птицы на деревьях, как в листьях шуршит ветер. Уловить отдаленный шум машин, гул реактивного самолета где-то высоко над головой.

Она закрыла глаза и пыталась снова полюбить весну: свежую траву, молодые листья, пение птиц. Запах зелени. Жизнь, восходящую от земли. Она думала о восторге, который это вызывало у Оскара и Айрис. Новое начало – как комната, выкрашенная белой краской.

Но можно ли, просто перекрасив комнату, забыть все, что в ней произошло?

По щеке скользнула слеза.

– Прекрасный день, правда?

Джо села ровно так быстро, что пролила чай. Мужчина стоял по ту сторону изгороди, всего в метре от нее. Он опирался на что-то, возможно на грабли, и блики солнца у него за спиной играли в курчавых каштановых волосах. Ей понадобилась пара секунд, чтобы узнать в нем незнакомца, на которого они с Сарой пялились в окно на прошлой неделе.

– Извините, – сразу добавил он. – Я не хотел вас напугать. Вы не обожглись?

– О нет, я в порядке, спасибо, извините. – Джо вытерла щеку, потом отряхнула топ. – Чай уже остыл, – беззаботно сказала она.

– Ваша блузка… Все равно осталось пятно. Извините, это я виноват.

Он усмехнулся ей. Один уголок его рта поднимался выше другого, на щеках линии от улыбки – на самом деле больше похожие на ямочки, ведь он был слишком молод для морщин. У него была небольшая щетина, но от этого он почему-то выглядел еще моложе.

– Если расскажете, где ее купили, я с радостью ее заменю, – говорил он. – Или могу сдать ее в химчистку.

– Нет, что вы, конечно нет! Это старая блузка. Я в ней красила стены. – Она подняла забрызганные краской руки, чтобы показать ему.

– Красивый цвет.

Он протянул руку через изгородь, и Джо неловко поднялась, чтобы пожать ее. Его ладонь была теплой.

– Меня зовут Маркус. Я ваш новый сосед, который не может устоять, чтобы не заглядывать через изгороди.

– Я Джо. И это нормально, вполне нормально. Рада знакомству.

– Аналогично.

Он больше ничего не говорил, просто смотрел на нее и улыбался, и у Джо участилось сердцебиение. Он заметил, что она плакала? Видел ли он несколько дней назад, как она наблюдала за ним через окно кухни?

У него была открытая, дружелюбная улыбка. Глаза серовато-голубые. На носу немного веснушек.

– Что ж, – сказал он и откашлялся. – Полагаю…

– Когда вы переехали? – выпалила Джо. И сразу же покраснела.

Но Маркус, похоже, этого не заметил. Он засунул руки в задние карманы выцветших джинсов и ответил:

– Около месяца назад. Нет, три недели назад. Я никогда до этого не жил в новом доме, и мне кажется, что я должен поддерживать все в идеальном состоянии, понимаете?

– Вполне. Я чувствовала то же самое, когда мы начали здесь жить. Вы… вы приехали издалека?

– Всего лишь с другого конца города. У меня новая работа, и отсюда ближе ездить. И этот район определенно приятнее. Вы давно здесь живете?

– Три года, скоро будет четыре.

– Скажите честно, сколько времени должно пройти, чтобы перестать чувствовать вину за то, что оставляешь пятна на плинтусах?

– Зависит от того, есть ли у вас дети.

– Ага, теперь понятно. – Он кивнул на разбросанные игрушки в саду Джо. – А ваши помогают с покраской?

– Их отец забрал на выходные.

– Благословенный покой и тишина. А я это прервал.

– Это даже хорошо. Я имею в виду, что все равно не знаю, что делать с этим покоем и тишиной. Появляется слишком много времени для размышлений.

– Я тоже рад, – негромко сказал он, и на долю секунды Джо позволила себе представить, что этот милый молодой человек действительно имел в виду то, что сказал, что он на самом деле говорил с ней как с привлекательной женщиной, а не изможденной, перепачканной краской соседкой, которой стоило бы получше следить за своей частью изгороди.

– Что ж, – сказала она. – Кажется, я уже могу красить второй раз.

– Хорошей работы. Было приятно пообщаться, Джо.

– И мне.

Она подняла чашку, стоявшую рядом с шезлонгом, и направилась в дом. Это нелепо, но она могла поклясться, что чувствует, как он провожает ее взглядом, – будто тепло в области затылка.

– Джо?

Она повернулась. Он все еще смотрел на нее.

– Если вы… Если ты правда не хочешь, чтобы я заменил блузку, которую испортил, может, я могу предложить хотя бы чашку чая? Как-нибудь?

– Мм…

«Что это было?»

– Да, конечно. В смысле, да! Было бы чудесно. Спасибо.

– Тогда увидимся.

Он наклонился, чтобы поднять что-то, и через минуту Джо услышала звук садовых ножниц. Она поспешила в дом и бросила взгляд на свое отражение в металлической дверце холодильника. Из пучка выбилось несколько прядей, глаза сияли, щеки горели румянцем. На секунду Джо показалось, что она увидела кого-то гораздо моложе. Кого-то, кем она когда-то была.

Глава одиннадцатая. Лидия

«Где папа?»

Это был голос Оскара, который она услышала, выходя из комнаты, похожий на просьбу вопрос младшего брата, но на мгновение ей показалось, что голос был ее собственный. Высокий и невинный, по-детски шепелявый голос задавал тот же вопрос:

«Где папа?»

«Папы больше нет, дорогая. Его больше нет».

Лидия побежала. Она редко ходила, когда была одна; ей нравилось передвигаться быстро. И к тому же сообщение от Аврил выглядело… тревожно.

И мама выглядела расстроенной, когда Лидия не осталась на «малярную вечеринку». Будто она пыталась сделать так, чтобы Лидия чувствовала себя виноватой за то, что хочет жить собственной жизнью. И Лидия действительно чувствовала себя немного виноватой, потому что они на самом деле теперь проводили мало времени вместе. Но почему все всегда должно быть на маминых условиях, почему они должны заниматься тем, что хочет мама?

Во всяком случае, маме нравилось что-то красить. Через пять минут после того, как детей заберет Ричард (когда наконец доберется туда, придурок), она уже будет подпевать радио, как всегда, немного отставая от ритма, открывать все окна и крутиться по дому с широкой улыбкой на лице, потому что был прекрасный день.

Ее мать делала подобные вещи. Она плела венки из ромашек и танцевала в парках. Она считала, что съесть лишний капкейк – это пик озорных развлечений. Когда-то Лидия думала, что это действительно круто. ОскиАйри до сих пор так считали, и она решила, что им в этом повезло.

Мамин взгляд на мир просто не совпадал со взглядом шестнадцатилетней девушки нетрадиционной ориентации, влюбленной в лучшую подругу. Даже в худшие времена мама оставалась жизнерадостной. Улыбалась. Искала какие-то лучи надежды, пытаясь оставаться счастливой. Мама вела себя так, будто она резиновая уточка, которая может всплыть над всеми жизненными проблемами, говоря, что нужно принять их и двигаться дальше, хотя каждому понятно, что, если бы папа не умер, мама не вышла бы за Ричарда и все было бы намного лучше.

Аврил жила примерно в миле от Лидии, в жилом комплексе, который состоял преимущественно из одно– и двухкомнатных квартир в домах, построенных слишком близко друг к другу вокруг автостоянки. Его построили около десяти лет назад, но он уже выглядел потрепанным. Это было другим миром по сравнению с микрорайоном Лидии с широкими лужайками и высокими заборами; здесь в траве росли одуванчики, и чей-то мусорный контейнер перевернулся прямо на улицу. Лидия перескочила через рассыпанный мусор, по которому было видно, что в нем копались лисы или собаки, и прошла через парковку к блоку Аврил.

Подруга сидела на ступеньках у входа. Она поджала ноги, уперлась подбородком в колени и обняла себя руками, высматривая Лидию. Аврил выглядела такой уязвимой и бледной, что у Лидии сжалось сердце.

– Что случилось? – Она пыталась восстановить дыхание.

– Мне нужно, чтобы ты… – Аврил сглотнула. Голос был хриплым, и на ней была футболка, в которой она обычно спала. – Я не могу сама ее поднять.

У Лидии округлились глаза. Аврил встала. Они вошли и поднялись по ступенькам к квартире, где Аврил жила с мамой. Их шаги эхом отражались от стен.

В квартире было темно, в воздухе чувствовался кислый запах. Обувь загромождала проход в узком коридоре, ведущем в комнату. Все занавески в гостиной были задернуты, но солнечный свет пробивался сквозь открытую дверь в ванную комнату, и Лидия заметила там что-то, торчащее из дверного проема.

– Я нашла ее сегодня утром, – прошептала Аврил. – Не знаю, сколько она уже здесь. Ее еще не было, когда я вчера ложилась спать.

Она замерла возле входной двери, по-прежнему обнимая себя за плечи. Лидия прошла вперед и, подойдя ближе, увидела пару ног, все еще в обуви. У нее в животе потяжелело от страха.

Когда она заглянула в ванную, то увидела на кафельном полу маму Аврил. Она лежала на боку с открытым ртом, лицо было серым. На нее накинули и подоткнули розовое пушистое одеяло. Изо рта у женщины свисала слюна, собравшаяся в лужицу возле унитаза.

– Господи… – Лидия отступила назад. – Ав, она…

Миссис Толлер ответила на вопрос, который Лидия не смогла задать, сделав глубокий дрожащий вдох и с протяжным стоном выдохнув.

– Она отключилась, – сказала Аврил через плечо Лидии. – Я укрыла ее, чтобы она не простудилась. Я не могу ее здесь оставить, но и поднять тоже не могу.

– Ты пробовала ее разбудить?

– Конечно пробовала! Когда я ее нашла, она уже облевала весь пол. Я все вытерла и положила ее на бок, как учили на курсах первой помощи, который мы проходили в школе. Все это время я кричала ей на ухо.

Аврил говорила пронзительным, истеричным голосом. Лидия повернулась и взяла ее за руку. Она была ледяной.

– Я просто… Просто помоги мне поднять ее и положить на кровать.

– Окей, конечно. Может, стоит вызвать скорую?

– Нет! Никакой скорой помощи! Соседи увидят. Я однажды так сделала, и она… – Аврил скривилась, пытаясь не заплакать. – Нет, она просто перебрала. Она пару часов отоспится, и все будет в порядке.

– Но что, если она ударилась головой или повредила что-то, когда падала?

Бабушка Хонор сломала бедро, просто упав с пары ступенек. У взрослых женщин кости становятся ломкими, особенно у тех, которые не следят за собой, как миссис Толлер. Под одеялом она выглядела тощей и слабой. Лидия никогда не видела, чтобы она что-то ела. Аврил часто делала себе сэндвич или покупала в те вечера, когда не ужинала у Лидии. Лидия не была уверена, должна ли она знать об этом, но она знала.

– Она просто пьяна, – сказала Аврил. Ее голос перестал быть истеричным, теперь в нем слышалась злость с нотками раздражения. – Она пошла в паб и слишком много выпила, потом вернулась домой и отключилась. Она обещала, что больше не будет, но снова сделала это. Просто… помоги мне ее подвинуть.

Лидия кивнула и осторожно прошла в ванную, переступив через ноги миссис Толлер.

– Миссис Толлер? – громко позвала она. А потом наклонилась и потрясла ее за плечо.

Веки миссис Толлер дрогнули, но остались закрытыми. Она снова сделала дрожащий вдох и со стоном выдохнула.

– Я возьму ее под руки, а ты бери ноги, хорошо?

– Да.

Лидия толкнула миссис Толлер в плечо, чтобы перевернуть ее на спину, и просунула руки ей под мышки. Она понятия не имела, как лучше поднимать человека. Об этом тоже могли рассказывать на курсах оказания первой помощи, которые она посещала вместе с Аврил, но она не помнила. Единственное, что она помнила, – это как делать искусственное дыхание пластиковому манекену, который вонял, как старая кукла Барби.

– На три? – предложила она, надеясь, что им хватит сил поднять миссис Толлер и не уронить на полпути к спальне. Надеясь, что ее снова не затошнит. Надеясь, хоть это и было предательством по отношению к Аврил, что придет кто-то из взрослых и возьмет все под контроль, что кто-то уже вызвал скорую помощь.

– Раз… два… три.

Она потянула вверх. Миссис Толлер оказалась тяжелее, чем Лидия рассчитывала, мертвый вес, но, на удивление, они смогли ее приподнять. Впрочем, тело со сползающим с него одеялом провисло и почти не отрывалось от пола.

Аврил с трудом вышла спиной вперед в коридор, Лидия двигалась на нее, а миссис Толлер висела между ними, как мешок с картошкой. Она стонала и что-то бормотала.

– Просто отнесем тебя в кровать, мам, – успокаивала Аврил, пытаясь говорить с улыбкой, что ей не удалось.

Лидия всего секунду волновалась, что им не удастся достаточно согнуть миссис Толлер, чтобы вынести в коридор, но, учитывая, какой она была обмякшей, им удалось легко маневрировать. Они протащили ее несколько футов по коридору и занесли в спальню, при этом Аврил ударилась бедром в дверной косяк.

Постель была расстелена, пуховое одеяло сбилось в изножье кровати. Лидия тянула, но у нее не хватало сил, чтобы поднять миссис Толлер. В конце концов она залезла на кровать и поползла на коленях, волоча миссис Толлер за собой по простыне, пока ее голова не оказалась рядом с подушкой.

Задыхаясь, она смотрела, как Аврил разувает мать и укладывает ее ноги на кровать. Она укрыла ее одеялом, и миссис Толлер снова застонала, повернулась на бок и свернулась калачиком. Занавески были закрыты, и Аврил с Лидией на цыпочках вышли из комнаты. Аврил сразу направилась в кухню, нашла большую миску, налила стакан воды и отнесла все это в мамину комнату.

Лидия ждала ее в коридоре.

– Ты уверена, что все в порядке? – прошептала она. – Разве не бывает рвоты, когда сильно ударяешься головой? Если у нее сотрясение, может, лучше вызвать скорую помощь?

Аврил отрицательно покачала головой:

– Это не сотрясение, а джин. Я проверила, есть ли у нее шишки, и не нашла ни одной. Мне кажется, она просто легла и уснула в ванной. Это не впервые, хотя, как правило, мне удавалось ее разбудить.

Она была очень бледной, а теперь начинала еще и дрожать. Лидия потерла ее руки, чтобы согреть.

– Я могу позвонить маме, – предложила она.

Аврил снова замотала головой, на этот раз так сильно, что ее волосы хлестнули Лидию по лицу:

– Не делай этого! Я не хочу, чтобы твоя мама знала. С ней все будет хорошо. У нее просто похмелье.

У Аврил начали стучать зубы.

– Ты, может, чаю хочешь? – спросила Лидия. Вопрос прозвучал словно из уст ее матери. – Или еще чего-нибудь? Знаю, кока-колу.

Аврил направилась было в кухню, но Лидия ее остановила:

– Посиди пока на диване. Я принесу.

В холодильнике стояли банки с обычной и диетической кока-колой. Хотя Аврил обычно пила диетическую, Лидия взяла красную банку, потому что немного сахара ей бы сейчас не помешало. Она положила хлеб в тостер и, пока он жарился, пошла за одеялом в комнату Аврил. Она принесла подруге кока-колу и одеяло, а сама вернулась в кухню и намазала тосты толстым слоем масла и джема.

И это тоже относилось к тому, что сделала бы ее мама: накормила. Иногда это сводило ее с ума – будто настоящие проблемы можно было решить углеводами. Но Лидия не могла придумать, что еще сделать, как помочь. Она принесла тарелку и еще две банки кока-колы. Аврил сидела на диване, закутавшись в одеяло, и смотрела перед собой. Лидия поставила тарелку на подлокотник дивана рядом с Аврил и, открыв свою банку, села рядом.

– Она просто перебрала в пабе, – сказала Аврил.

В этой фразе было нечто большее. Лидия услышала в голосе подруги боль за все те случаи, о которых Аврил ей не рассказывала, все случаи, когда Аврил приходилось справляться одной, и ей захотелось обнять ее, поцеловать, прижать к себе. Свернуться вокруг нее, окружить ее собой. Целовать ее лоб, брови, щеки. Погладить по волосам и сказать, что все это не важно, что она любит ее и позаботится о ней. Что они могут быть счастливы вдвоем. И никто другой им не нужен.

– Что мне сделать? – беспомощно спросила она.

– Просто… побудь здесь. Ты можешь ненадолго задержаться? Я не хочу ее оставлять и не хочу быть одна.

– Конечно.

Аврил взяла пульт и включила телевизор. Они сидели рядом, смотрели на экран, но ничего не видели. Лидия чувствовала каждый вдох Аврил, чувствовала, как медленно, минута за минутой, проходит дрожь и ее тело успокаивается.

Она даже не пыталась взять ее за руку.

Казалось, прошло уже много времени, когда мать Аврил проснулась и, волоча ноги, поплелась в кухню, чтобы поставить чайник, и Лидия пошла домой. Солнечный свет слепил ей глаза.

Дома на первом этаже пахло краской. Мама наносила второй светло-голубой слой на стены в бывшей комнате Лидии, но местами все еще проглядывал фиолетовый. Джо повернулась, когда Лидия вошла, и потерла поясницу.

– О, привет, – сказала она. – Ты с Аврил?

Лидия заметила у мамы румянец на щеках. Похоже, она наносила макияж, хотя было не разобрать из-за обилия голубой краски у нее на лице и волосах. Кожа декольте была розовой, глаза сияли, будто Лидия застала ее за каким-то непристойным занятием, а не повторной покраской стен.

Она выглядела моложе и красивее, больше походила на маму, которую Лидия помнила из прошлого, когда была еще маленькой и они все делали вместе. Когда папа был еще жив. Она выглядела как та мама, которая ее кормила, покупала ей диски с диснеевскими мультиками, настаивала на том, чтобы накрасить обеим ногти на ногах розовым цветом, любила запускать воздушных змеев и танцевать в полях. Которая говорила, что все будет хорошо, когда девочка была еще достаточно мала, чтобы в это поверить.

У Лидии возникло желание перебежать комнату и прижаться к матери. Она хотела положить голову ей на грудь, чтобы она гладила ее по спине и говорила «тише, тише…», как делала, когда Лидии посреди ночи снились кошмары.

Но это потребует объяснений. Прошло слишком много времени. И она знала, что на самом деле это ничего не изменит.

Поэтому она просто взяла кисть.

– Где тебе помогать?

Мама округлила глаза от удивления.

– Хорошо, если хочешь, пройдись краской возле плинтусов, это очень бы помогло. Спасибо.

Лидия кивнула, и какое-то время они работали молча. Это не было «малярной вечеринкой», но достаточно безмятежным времяпрепровождением.

Глава двенадцатая. Джо

Лидия уткнулась в телефон, периодически поглядывая через лобовое стекло, пока они ползли по северной окружной дороге в больницу. Помимо звука двигателя, Джо также слышала легкий приглушенный звук барабанов и басов из наушников Лидии. Такое чувство, будто вчера ничего не произошло. Не то чтобы они вчера много разговаривали, но иногда ей казалось, что она живет с незнакомым человеком.

Она протянула руку и похлопала Лидию по плечу. Та вздохнула и вытащила один наушник.

– Что?

– Может, мы могли бы поговорить, пока едем за бабушкой Хонор?

Лидия снова вздохнула и вытащила второй наушник.

– Мы сейчас проводим мало времени вместе, – начала Джо. – Когда ты была маленькой, мы проводили вместе каждый день.

– Ну, знаешь, теперь у меня своя жизнь.

– Я знаю. И это нормально, что ты растешь. И я тоже очень занята с твоими братом и сестрой. Извини, что не уделяю тебе столько времени, как раньше.

Джо подождала в надежде услышать что-нибудь в ответ, своего рода извинение, но Лидия только продолжала крутить телефон в руках.

– Как в школе?

Она пожала плечами.

– Ты волнуешься из-за экзаменов? Не думаю, что стóит, ты очень умная девочка. Хотя я знаю, как они сейчас на вас давят.

– Все окей.

– Я подумала, что мы можем вместе сделать расписание для подготовки. Ну, знаешь, со стикерами и цветными ручками. Добавить туда какие-то награды, чтобы тебе было к чему стремиться. Будет весело, да?

– Мм… – Лидия смотрела в окно.

Она ее теряла. Ее маленькая девочка, ее первенец ускользала все дальше. Джо больше не могла обхватить ее руками и прижать к себе, не могла щекотать, пока она не начнет визжать от смеха. Не могла наряжать ее и красить ей ногти, не могла поднять настроение печеньем с теплым молоком, не могла укладывать ее в кровать и целовать в лоб.

Когда Лидия была маленькой, ее легко было рассмешить. И заставить плакать тоже. По ее лицу так легко было читать эмоции. Она была доброй и ласковой. Когда ей было одиннадцать, она принесла все свои накопленные карманные деньги и попросила Джо пожертвовать их на мемориальную доску, которую устанавливали на мосту в память о Стивене.

Телефон Лидии мелодично пропиликал, это был специальный звонок для сообщений от Аврил. Джо слышала его по всему дому по крайней мере двадцать раз на день. Лидия прочитала сообщение и сунула телефон в карман. Джо обернулась и увидела, что ее лицо скривилось, будто ее только что ударили.

– Лидди, у тебя все хорошо?

– Я в порядке.

– Плохая новость от Аврил?

Она не могла нормально смотреть на Лидию, потому что была за рулем, не могла разглядеть в выражении ее лица боль или желание уклониться от вопроса.

– С Аврил все в порядке, – сказала Лидия, но голос у нее был рассерженный.

Джо подавила желание задать еще несколько вопросов и попыталась сконцентрироваться на дороге. Не стоит лезть в личное пространство дочери. «Ренджровер» был слишком велик для езды по Лондону. Он в принципе был большим; Джо глупо себя чувствовала, когда ехала на таком возвышении, будто смотрела на всех свысока. Его, как и все остальное, купил Ричард.

– Как ты узнала, что папа тебя любит? – вдруг спросила Лидия.

Джо включила левый поворотник и перестроилась перед тем, как ответить.

– Я знала с самого начала. Ты же слышала эту историю, верно? О том, как я работала в кафе в Кембридже, чтобы накопить денег на университет.

– И как он каждый день приходил со своими толстыми книгами, чтобы выпить чаю и позаниматься, и что он даже не отрывался от чтения в первые три недели, а потом вдруг оторвался?

Джо улыбнулась, довольная, что Лидия наконец заговорила.

– Я каждый день с нетерпением ждала его прихода. Я даже заранее готовила для него чашку и откладывала одну из его любимых булочек, хотя он никогда не замечал, что я это делаю. Ты, наверное, не помнишь, каким он бывал, когда полностью погружался в размышления и весь мир словно прекращал существовать. Он казался мне таким умилительным. Ему пора было подстричься, он был высоким и нескладным, а еще он носил очки. Он выглядел как молодой сумасшедший профессор. – Джо усмехнулась. – Остальные девочки в кафе дразнили меня, что я влюбилась в ботаника.

– Тогда уже использовали это слово? Ботаник?

– Ваше поколение не все изобрело, Лидди. Как бы то ни было, однажды он поднял глаза, когда я подавала ему чай, – не знаю, почему он сделал это именно в тот день. Позднее он рассказывал, что с самого утра чувствовал, будто должно случиться что-то важное. Я поставила его чашку чая и булочку на стол, а он поднял на меня глаза, и наши взгляды встретились.

– И это случилось именно так, как описывают в книгах. – Лидия произнесла это как избитую фразу, какой она и была. Она много раз слышала эту историю – историю о том, как ее мать и отец полюбили друг друга.

– Да, – ответила Джо. – Так и было. У него были безумно красивые карие глаза, такие же, как у тебя, Лидия. Мы стояли там, в том кафе, и просто смотрели друг на друга, казалось, целую вечность, но, полагаю, это длилось не дольше пары секунд. Мне кажется, я все это время даже не дышала. А потом он откашлялся и спросил, можем ли мы увидеться, когда я закончу работать, а остальное ты знаешь. Вместо того чтобы поступить в университет, я вышла за него замуж, а потом появилась ты.

– Но откуда ты знала, что он тебя любит? В смысле, как ты могла это знать?

– У твоего отца был прекрасный дар концентрации, – сказала Джо. – Я уже заметила это по тому, как он занимался. Наверное, это частично повлияло на мою симпатию к нему. Но речь шла не только о физике. Когда он любил что-то или кого-то, он полностью погружался в свое чувство. Я никогда не сомневалась, что он меня любит. Это чувствовалось во всем, что он говорил, что делал, в его прикосновениях, в том, как он смотрел на меня. И знаешь, ему не стоило в меня влюбляться. Он уже должен был получить диплом с отличием по физике в Кембридже, его ждала прекрасная карьера, а я была официанткой без высшего образования в кафе. Но твоего отца все это не волновало. Он любил меня, и для него этого было достаточно. Он абсолютно так же вел себя с тобой, когда ты родилась. Ты была его миром.

– Если это действительно было так, как же ты могла сойтись с кем-то вроде Ричарда? Разве это не обесценивает то, что у тебя было?

– Мой брак с Ричардом был не таким, как брак с твоим отцом, – осторожно сказала Джо, – и он плохо закончился, но это не значит, что он был «дешевкой». Теперь у нас есть Оскар и Айрис. Я бы ни за что не стала ничего менять, если бы это означало потерять их. Так же, как я ничего бы не изменила в отношениях с твоим папой, хотя мы его и потеряли. Вся эта боль того стоила – хотя бы ради тех хороших моментов, которые у нас были, ради нашей любви.

– Но ты не любила Ричарда.

– Почему ты так говоришь?

Лидия раздраженно фыркнула:

– Из-за всего, о чем ты говорила. Ричард никогда так к тебе не относился. И ты никогда не была на самом деле счастлива с ним.

– Лидия, когда ты вырастешь, то поймешь, что существует много разных видов…

– Чушь!

Джо хлопала глазами:

– Что, прости?

– Полная чушь. Существует только один вид любви, и это та любовь, которая с тобой на всю жизнь. Даже если вы не вместе, ты все равно любишь. Ты бы никогда не позволила любимому человеку уйти, никогда бы не смогла перестать скучать по нему.

Лидия говорила так пылко, что Джо украдкой взглянула на нее, несмотря на движение на дороге.

– Да, – сказала она. – Ты права. Ты заслуживаешь знать правду. Я вышла… я вышла за Ричарда, потому что он был… он казался надежным. Работать на полную ставку, будучи матерью-одиночкой, нелегко, Лидия. Он казался хорошим выбором. Я подумала, что он позаботится о нас. И я заботилась о нем. Он правда не был мне безразличен.

– Но ты его не любила.

– Я… Он вскружил мне голову. Ты же знаешь, какой он. Тогда я думала, что это правильное решение.

«И тогда была весна. Весна, и мне не хотелось вспоминать. Я хотела думать о чем-то другом, когда не могла уснуть ночью».

– Я думала, что это правильно, – повторила она, услышав слабость в собственном голосе.

– Не делай так больше, мам. Не начинай отношения с мужчиной только потому, что он красивый, нравится тебе и ты думаешь, что это хорошая идея, или потому, что мужчина тебе нужен, чтобы поднять самооценку.

Джо сжала руль и постаралась проигнорировать выпад. Она пыталась услышать за обвинениями и злостью только то, что Лидия пыталась сказать на самом деле. Услышать обиду, которой были вызваны эти слова.

– Так вот что ты чувствовала, когда я вышла замуж за Ричарда. Тебе казалось, что я предаю твоего отца?

– Даже не начинай. Не надо. Ладно?

– Хорошо.

– Обещай мне. – Лидия наклонилась вперед, натянув ремень безопасности, положила руку на приборную панель и попыталась посмотреть в лицо матери. В ней была та же сила, что и в ее отце, те же карие глаза. – Пообещай, что больше так не сделаешь.

– Обещаю.

Когда они подъехали к больнице, Хонор уже сидела в кресле-каталке у главного входа, ее вещи лежали рядом, сложенные в аккуратную стопочку.

– Привет! – сказала Джо, как обычно думая, пожать ей руку или поцеловать, и решив не делать ни того ни другого. – Надеюсь, вы не заждались нас?

Хонор только пожала плечами, что, как поняла это Джо, означало «да, я жду уже целую вечность». Она сама встала, медленно прошла с тростью через раздвижные двери приемной и направилась к машине, которую Джо поставила на проезде, включив аварийные огни и оставив Лидию на заднем сиденье присматривать за ней. После их странно чувствительного разговора Лидия снова уткнулась в телефон и надела наушники, словно сказала все, что собиралась, и теперь тема закрыта. А Джо не стала продолжать, сосредоточившись на указаниях навигатора.

– Похоже, вы хорошо приспособились к этой трости, – сказала Джо, открывая дверцу машины.

– Она меня раздражает. – Хонор вручила трость невестке.

Потом поморщилась, и Джо поспешила взять ее под руку.

– Позвольте, помогу вам сесть в машину.

Она поддерживала Хонор, помогая ей сесть в «ренджровер». Хонор только втянула воздух через зубы, когда залезала на сиденье, но больше ничем не выдала боли.

– Давайте я помогу вам с…

– Я справлюсь с ремнем безопасности, – огрызнулась Хонор, хотя к тому времени, когда Джо положила вещи в багажник и обошла машину, только застегнула ремень. Она с серьезным видом смотрела через лобовое стекло.

Лидия поздоровалась с бабушкой, когда та села в машину, но сейчас снова была в наушниках.

– Ну что, – радостно сказала Джо, – поехали!

Хонор за всю дорогу почти ничего не сказала. Джо спрашивала про питание в больнице, о докторах и медсестрах, с которыми она общалась, о сеансах физической терапии, но это было так же тяжело, как болтать с Лидией, так что она сдалась и просто слушала приятный голос навигатора.