Текст книги "Плохие мужчины"

10

Женщина в почтовом отделении не шутила: тучи, налезая друг на друга, заволокли небо, и над озером стало темно. Джон уселся на большой камень на берегу, наблюдая, как стена дождя идет над водной гладью, вычерчивая геометрически прямую линию. Перед ней поверхность озера еще зеркально гладкая, хоть и серая, а там, где ливень вступил в свои права, – провалы и гребни, как на проселочной дороге. До и после…

Что было «до»? Жена, карьера, дом, жизнь с определенной целью, во имя справедливости. Потом кто-то провел линию, за которой все изменилось. Кровь, расчлененные тела и письма в кармане куртки.

«Не надоело каждую бурю воспринимать как метафору?» – проворчал внутренний голос.

Джон откупорил бутылку виски и приготовился сделать глоток.

Ветер трепал траву и вереск, тучи приближались к одинокой хижине. Мир окрасился в серые, коричневые и фиолетовые тона. Еще немного, и Джона промочит до нитки, однако пока до берега ливень не добрался. Пожалуй, он посидит еще, а потом наперегонки с бурей пустится к дому.

– Ну, за метафоры и за самобичевание, – произнес тост Джон, отсалютовав бутылкой темному небу, и нахмурился.

Вдалеке появилась фигурка человека, с трудом пробирающегося по размокшей дороге. Красная куртка, желтая шляпа… Неподходящая погодка для одиноких прогулок! Джон раздраженно встал. Дорога вела прямо к дому, и путник доберется до него минут через десять.

Незнакомец, заметив его силуэт у берега, принялся размахивать руками и ускорил шаг.

Джон инстинктивно убрал бутылку под куртку и заторопился навстречу терпящему бедствие. Человек оказался стройной женщиной в туристической экипировке, с небольшим рюкзачком за плечами. Цвета спрятанных под шляпу волос Джон не разглядел.

– О, слава Богу, – приблизившись к нему, выдохнула путешественница. Спереди ее куртка была измазана, словно женщина по пути разок упала. С шеи свисала карта в пластиковом футляре. – Уже боялась, что никого здесь не найду!

– Что случилось?

– Я гуляла по восточному берегу и вдруг услышала стоны. Пошла проверить и наткнулась на яму – то ли старый шурф, то ли колодец. Их здесь полно.

Неужели в колодец провалился ребенок? Не задав ни единого вопроса, Джон бросился в том направлении, куда указывала женщина. Та кинулась за ним, вцепившись руками в лямки рюкзака.

– Сюда, – крикнула она. – Он не может выбраться, а я не в состоянии туда спуститься. Поблизости никого не было, да еще и телефон здесь не ловит. Вот и побежала за помощью.

Они пересекли линию дождя; ливень шел стеной. Куртка Джонатана промокла за считаные секунды, пока он перепрыгивал через лужи и текущие по мокрой земле ручейки. Женщина вырвалась вперед и повела его по тропе, извивающейся между валунов, едва заметных в пропитавшемся влагой сером воздухе.

Хныканье он услышал, еще не добравшись до ямы. Под землей кто-то скулил – тоненько и испуганно. Слава богу, не ребенок, с облегчением понял Джон и подсознательно замедлил шаг. Однако женщина продолжала идти на звук, не обращая внимания на барабанивший по плечам дождь, и он последовал за ней.

Стенки ямы оказались сырыми, скользкими и крутыми. Джон присел на корточки и бросил взгляд вниз. На дне, в отблесках мутной жижи, мелькнула белая шерсть.

– Собака…

– Наверное, сорвалась вниз, – предположила женщина. – Смотрите, там полно воды. Надеюсь, она не сломала лапу.

– Никого по пути не видели? Может, хозяин ее уже ищет?

– Я отправилась в поход вокруг озера с самого утра и ни одной живой души не встретила. А потом услышала жалобный писк.

Выговор у нее был странный – не факт, что американский, и не совсем английский, но в голосе точно звучала паника. Джон присмотрелся к яме: стенки почти отвесные, глубина небольшая – максимум футов двенадцать. Если это и был ствол старой шахты, то он давно обвалился. Лаз узкий, и все же человек пролезет. Возможно, даже человек с собакой.

– У вас в рюкзаке случайно нет веревки? – спросил он, и женщина покачала головой. – Тогда мне потребуется ваша куртка.

Джон ожидал, что незнакомка воспротивится, но та моментально скинула верхнюю одежду, оставшись в более-менее сухой флиске. Он снял свою куртку, которая от дождя не защищала совсем, и бросил на тропу почти полную бутылку. Связав рукава, изо всех сил затянул узел и взялся за свою футболку, но женщина его остановила:

– Возьмите вот это, все равно она сейчас промокнет.

Она сбросила флиску, и Джон привязал ее к импровизированному канату. Футболку все-таки добавил – на всякий случай.

– Вы собираетесь лезть вниз?

– Вряд ли сюда пришлют вертолет со спасателями, – усмехнулся Джон. – Держите за конец. Вам придется тянуть нас вверх.

Спуск оказался труднее, чем он ожидал: из стен торчали корни и камни. Порвав брюки и расцарапав спину и колени, Джон добрался до дна. Здесь было тесно и темно, только сверху едва виднелось серое небо. Они с собакой едва уместились в узком вертикальном колодце. Дрожащий пес, стоящий по шею в воде, тем не менее завилял обрубком хвоста.

– Извини, дружище, – пробормотал Джон, нагнулся и подхватил собаку правой рукой.

Псина взвизгнула, однако не укусила. Ее маленькое тельце тряслось от холода, шерсть намокла и испачкалась. Черт его знает, сколько животное сидело в этой яме, пока она заполнялась грязной водой…

Длины импровизированной веревки хватило: ее конец покачивался у плеча Джона.

– Мы поднимаемся! – крикнул он. – Будьте готовы нас вытягивать.

Ему вдруг пришло в голову, что стенки ямы слишком скользкие – так просто по ним не вскарабкаешься. А женщина не столь сильна, чтобы вытащить их с собакой наружу. Поврежденное плечо ситуации тоже не упрощало.

Делать было нечего, и он начал искать опору для ноги.

Корни, затруднявшие спуск, неплохо помогали при подъеме. Правда, руку он мог использовать лишь одну, поскольку второй держал собаку. Они поднялись достаточно высоко, и вода на дне осталась далеко внизу. Джон обернул футболку, привязанную к флиске, вокруг правого предплечья – слава богу, эту руку убийца ножом не задел.

– Потянете, когда скажу! – крикнул он.

Лившаяся сверху вода попала ему в рот, и Джон, опустив голову, сосредоточился на поиске следующей опоры.

Собака прижалась к его боку, дрожа и не издавая ни звука. Наконец Джон ухватился за торчащий сбоку камень, подтянулся, и тот вывалился из мокрой стены. Они соскользнули на несколько футов вниз. Обмотанная вокруг руки футболка не дала им свалиться на дно, однако ботинки погрузились в воду.

– У вас все нормально? – крикнула сверху женщина.

– Пока живы! – ответил Джон.

Видимо, незнакомка нашла, к чему привязать конец веревки, иначе он точно плюхнулся бы на задницу прямо в грязную лужу. Уровень воды между тем поднимался примерно с той же скоростью, что они лезли наверх.

Джон чертыхнулся, облизал губы, почувствовав привкус грязи, и вновь принялся искать выступы в стене колодца.

Собака вела себя смирно, судорожно вцепившись когтями ему в руку. Слава богу, не поранила.

– Хороший ты пес, – пробормотал Джон, постепенно продвигаясь к выходу.

Говорить он старался ласково, а уж насколько получалось…

Корень, камень. Самодельная веревка потихоньку подтягивала его вверх, и Джон отчаянно цеплялся за стенки руками и ногами. С края ямы по-прежнему лился поток; зажившая вроде бы рана горела огнем. Холод, многочисленные царапины, хлюпающая в ботинках вода – все это словно происходило не с ним. А вот теплое тельце, прижавшееся к его боку, было вполне реальным. Он чувствовал и мокрую шерсть, и тяжелое дыхание собаки.

Впервые за несколько месяцев, прошедших словно в тумане, ощущения были настоящими.

В нескольких футах от верха – протяни руку, и ухватишься за траву на краю ямы – нога вдруг поехала, и пес выскользнул из его рук. Полетел вниз, цепляясь когтями за брюки, и Джон, изогнувшись, схватил его за загривок. Собака болталась почти на весу, упершись задней лапой в складку на джинсах, но снова даже не взвизгнула. Джон глянул вниз. Прямо под ними бурлила мутная вода.

– Что там у вас? – встревоженно спросила женщина.

– Едва не уронил пса, но он так просто не сдается.

Джон снова подтянул животное к груди и прошептал:

– Держись, приятель.

Псина в ответ лизнула его в щеку.

Проморгавшись, Джон нашел углубление, в которое можно было поставить ногу.

– Мы почти выбрались! Сможете перехватить собаку?

– Мне придется отпустить веревку!

– Ничего страшного!

Джон подтолкнул пса вверх; тот заскреб когтями по грязной стене, продвинулся на пару дюймов, и женщина, схватив его поперек туловища, вытащила на траву.

Джон замер, пытаясь отдышаться. Грязная вода потоком стекала сверху в каком-то дюйме от лица.

Предплечье закололо – так туго он стянул футболку. Пожалуй, там, под ногами, глубина уже приличная – если сорвешься, можно и утонуть.

Женщина опустила вниз руку и схватила его за запястье. Тянула она сильно, несмотря на довольно хрупкое телосложение, и Джон, сделав рывок, перевалился через край ямы и упал в лужу.

Он лежал в грязи и – к своему удивлению – смеялся.

11

Он возникает наверху – полуголый и грязный, словно человек, родившийся из чрева Земли. Я не ошиблась: в этих плечах еще есть сила. Джонатан отпускает мою руку и, лежа в мутной луже, хохочет.

Я тоже смеюсь. Он совершенно преобразился: только что был кислым и злым, а теперь – довольный и счастливый, хоть и чумазый.

– О Господи, – наконец выдыхаю я. – Вы не пострадали?

– Нет, все прекрасно. Как собака?

Спасенное животное дрожит и вообще похоже на утонувшую крысу, но скулить, во всяком случае, перестало. Я протягиваю к псине руку, однако она шарахается в сторону.

– Почему вы смеетесь?

– Сам не знаю. Наверное, рад, что остался в живых. Странно, правда?

– Ну, на сегодня вы свою норму добрых дел выполнили. И я тоже, судя по вашей счастливой улыбке.

Отвязываю флиску от куртки и вытираю ему спину. Смысла в этом особого нет – только грязь размазала, но ему холодно, и вообще: мне хочется до него дотронуться.

Он поднимает голову, и его глаза на перепачканном лице ярко сверкают из-под намокшей челки.

– Был миг, когда я испугалась, что вы не выберетесь.

– Мне тоже на секунду так показалось.

Он садится и отводит в сторону мои руки. В районе ключицы у него длинный красный шрам, проступающий даже сквозь пленку грязи.

– Боюсь, вытираться особого смысла нет.

– О… Ну да, простите. Слушайте, у меня есть термос с горячим чаем.

– Во-первых, нам надо убраться с дождя. – Он встает и берет на руки собаку. Та, словно младенец, прижимается к его груди. – Пойдемте.

Я собираю сырую одежду, поднимаю бутылку виски и тороплюсь за ним. Тропа превратилась в ручей, однако мы и без того промокли насквозь. Хотя ботинки у меня влагу не пропускают, вода струится по ногам и затекает внутрь. Рядом раздается раскат грома; на улице совсем темно. До коттеджа мы добираемся минут за двадцать, и к тому времени оба дрожим не хуже несчастной собаки. Джонатан распахивает дверь плечом. Внутри ненамного теплее, чем снаружи.

– Сейчас разожгу огонь, – говорит он, опустив животное на пол, и идет к допотопной дровяной печке.

– У вас есть полотенца? – стуча зубами, спрашиваю я.

– На полке в ванной. – Он забрасывает в печь полено и оборачивается. – Давайте-ка вы последите за огнем, а я найду сухую одежду.

Собака следует за ним; быстренько она переобулась…

Я осматриваюсь. Дом ужасен. Кухня и гостиная совмещены, из комнаты ведут две двери: вероятно, в спальню и в ванную. На плите словно бомба взорвалась; там и сям стоят ведра, в которые капает вода с покрытого сырыми пятнами потолка. Убогий диван с клетчатой обивкой и обмотанным серебристым скотчем подлокотником, страшный потертый ковер и обшарпанный стол с двумя шаткими стульями. На столе – немытая чашка и пара писем.

Я снимаю шляпу, распутываю пальцами свалявшиеся волосы и быстренько прочитываю лежащие на столешнице бумаги. Затем подкидываю в огонь еще пару поленьев и побольше мелкой растопки. Джонатан возвращается в комнату; собака идет за ним, цокая когтями по каменному полу. Я не оборачиваюсь, пока он не говорит:

– Вот, пожалуйста.

Забираю у него полотенце и стопку сухой одежды, а он не может отвести от меня глаз: промокшая насквозь футболка мало того, что облепила тело, так еще и просвечивает.

Наряд я выбрала со смыслом. Улыбаюсь, и Джонатан тут же отводит глаза.

– Можете переодеться, – хрипло говорит он и удаляется в спальню.

Полотенцем удается лишь размазать грязь, однако я быстро раздеваюсь и накидываю врученную мне одежку: простую белую футболку, коричневый шерстяной джемпер, спортивные штаны и толстые носки. К сожалению, от вещей пахнет стиральным порошком; запах Джонатана они не сохранили. Интересно, где он их стирает? Рукава и штанины приходится подвернуть, но в любом случае мне теперь тепло и уютно. Ставлю у печки стулья и развешиваю мокрую одежду. Поглядывая на дверь спальни, быстро шарю по карманам его куртки. Добыча – ключи от машины и пропитавшийся влагой конверт. Стараясь не порвать бумагу, открываю письмо.

Угу. Заявление о разводе. Истец – Эми Элизабет Барбур Дерозье, ответчик – Джонатан Майкл Дерозье. Основание для иска – пренебрежение семейными отношениями, полное отчуждение. Со стороны ответчика документ не подписан.

Джонатан что-то бормочет в спальне – вероятно, разговаривает с собакой. Быстро кладу заявление в конверт, убираю его в карман куртки и вешаю ее на стул. Когда Джонатан выходит из спальни, я уже сижу на диване. Бросив на меня взгляд, он смущенно останавливается. Я читаю его лицо, как открытую книгу.

Значит, твоя бывшая тоже надевала этот джемпер? Наверняка точно так же подворачивала рукава, выходя утром на кухню после того, как вы всю ночь занимались любовью.

Словно подтверждая мои догадки, Джонатан запускает руку во внутренний карман куртки, вытаскивает письмо и аккуратно кладет его на полочку над поленницей.

– Что-то важное? – любопытствую я.

– Да не особенно.

На нем джинсы и толстовка, на лице замешательство, на шее и в волосах – засохшая грязь. Не хочет принимать ванну, пока я не уйду. Терпит, но желает поскорее от меня избавиться.

– Вы были великолепны, – заявляю я. – Так боялась, что собака утонет…

– Это ваше животное?

– Нет, я просто совершала поход и услышала его – да я уже говорила. – Смотрю на перепачканную, виляющую хвостом собаку, примостившуюся у ног Джонатана. – Он вас полюбил. Знает, кто спас ему жизнь.

– Это девочка, – поправляет меня Джон и, наклонившись, чешет у собаки за ухом. – На ней ошейник. То ли сбежала от хозяина, то ли бездомная.

– Я чуть не отказалась от сегодняшнего похода, однако решила, что успею вернуться к машине до дождя. Если бы не услышала скулеж и не наткнулась на вас… Страшно подумать! Ливень был жуткий, и яма наверняка быстро заполнилась бы водой. – Я вздрагиваю. – Не отказалась бы от чашки чая. Вам не сложно?

Джонатан уходит в кухонную зону и ставит чайник. По-моему, пользуется возможностью от меня отвернуться, будто я напоминаю ему о том, чего вспоминать не хотелось бы. Собака следует за ним.

– Вы, часом, не собачник?

– Нет.

– Хм, похоже, эта девочка считает иначе.

Промолчав, он снимает с полки две чашки и накладывает кофе. Дождавшись, когда чайник свистнет, наливает кипятка. Я протягиваю руку.

– Сэффи.

– Джон.

Не удостаивая меня рукопожатием, он опирается о столешницу и делает глоток. Печь комнату еще не прогрела, и лицо Джона скрывается в облачке пара.

– Приятно познакомиться, – продолжаю я. – Чем занимаетесь, Джон?

– Сейчас ничем.

– Хм, для пенсии вы слишком молоды. В любом случае завидую. Ушли с работы, потому что не нуждаетесь в деньгах или она перестала вас устраивать?

Он снова не отвечает, и я предпринимаю еще одну попытку:

– Вы повели себя просто героически – не колебались ни секунды. Наверняка ваша работа была связана с помощью людям в трудных ситуациях?

– Это неважно.

– Может, и неважно, но, по-моему, вам свойственна отвага – это качество никакая отставка не отменит.

Джон фыркает.

– Серьезно, – настаиваю я. – Мало кто бросился бы в шахту спасать совершенно незнакомую собаку. Скорее попытались бы позвонить в службу спасения.

Делаю глоток ужасного растворимого кофе. Горячий – и то ладно.

– Вы точно из тех мужчин, что склонны к самостоятельным решениям, стараются справиться своими силами, пусть это и сопряжено с риском. На мой взгляд – это героизм и есть.

– Ну, я бы так не сказал.

– Знаете, наша девочка явно вас полюбила, а ведь известно, что собаки прекрасно разбираются в людях.

Я наклоняюсь и протягиваю руку к псине, однако та даже не пытается подойти – жмется к ногам Джона. А я что говорю… На ее месте тоже не стала бы доверять хозяйке, которая забрала меня из приюта и тут же бросила в колодец.

– Приятно сознавать, что удалось ее спасти, – нехотя соглашается Джон.

– Хорошее здесь местечко, – бессовестно лгу я. – Живете один?

– Да.

– Возможно, собака могла бы составить вам компанию – если, конечно, она ничейная.

– Думал, вы ее заберете? – удивляется он.

– Увы, у меня нет возможности держать животное.

– Но…

– Я могу сделать несколько звонков, уточнить, не терял ли кто собаку. Если вдруг – скажу, что она у вас.

– Боюсь, я не могу…

– Отвезти в приют? – огорченно спрашиваю я. – После всего, что она пережила, немного жестоко сажать ее в клетку.

Джонатан бросает взгляд на псину, и та, виляя хвостиком, смотрит ему в глаза.

– Э-э-э… Возможно…

– Говорила ведь: вы герой, – лучезарно улыбаюсь я. – Настоящий рыцарь в сияющих доспехах! Можно записать ваш номер? Кое-кого обзвоню, скажу, чтобы с вами, в случае чего, связались.

Он хмурится, однако находит ручку и записывает несколько цифр на клочке газеты. Я достаю смартфон из водонепроницаемого кармашка; сигнал отсутствует. Вопросительно смотрю на Джона.

– Принимает только в том углу, – указывает он на закуток у окна, где стоит большое ведро.

Послушно направляюсь туда и следующие десять минут делаю вид, что звоню в местную полицию и приют для бродячих животных.

– Говорят, собаку никто не терял, – наконец сообщаю я и убираю телефон в карман. – Если хозяин объявится, они вас наберут.

– Спасибо, – не слишком искренне говорит Джон и смотрит в окно, в которое все еще хлещет дождь.

Точно намерен распрощаться со мной как можно скорее.

– Моя машина в двух милях отсюда, – сообщаю я. – Как раз пыталась к ней вернуться, когда услышала собачий плач. Дойду без проблем.

– Что вы, в такую погоду… Я вас довезу.

– О, вы меня просто спасаете! Кофе, теплая одежда… – Поглаживаю рукав джемпера. – Вещи выстираю и обязательно верну.

– В этом нет необходимости, – возражает он, берет куртку и выуживает из кармана ключи от машины. – Подумаешь, старые тряпки.

– Нет, я настаиваю! Зажать чужую одежду – не лучший способ отблагодарить за добрый поступок.

– Можете оставить шмотки в почтовом отделении Форт-Уильяма. Все равно приезжаю туда за корреспонденцией, мне передадут.

Джон открывает дверь, и внутрь врывается порыв холодного воздуха с дождем. Я быстро собираю вещички и выхожу на улицу. Собака выбегает за нами. Уже через несколько секунд мы снова промокаем насквозь. Псина ждет у машины, явно намереваясь ехать с Джоном, и он на секунду останавливается в замешательстве, однако открывает дверцу. Девочка прыгает на водительское сиденье, потом перебирается назад, оставляя на креслах грязные следы.

Я сажусь на место пассажира, и Джон молча заводит двигатель. Насчет дохлых подшипников мне не показалось. Мы разворачиваемся и выезжаем на грязную ухабистую дорогу. Местами ее почти размыло. Дворники не справляются.

Я искоса поглядываю на Джона. Тот хмурится, сердится на плохую дорогу и изношенные подшипники, на меня, в конце концов. Когда он исчез из лондонской жизни, я решила: сдался. Но нет – в нем еще кипит страсть.

Я могу помочь Джону заново себя обрести.

– Еще миля или около того, слева, – говорю я, когда мы сворачиваем на главную трассу.

Едем быстро – вряд ли это оправдано в такую погоду. Заметив мою «BMW 5», припаркованную на стоянке, Джон резко тормозит.

– Еще раз большое спасибо, – благодарю его я.

Он кивает.

– Знаю, что вы отошли от дел, – продолжаю я, – однако насчет некоторых людей у меня бывают странные предчувствия. Так вот, вы один из них. По-моему, вы еще не сказали своего последнего слова и вполне способны помогать другим.

Джон поджимает губы, и я быстро добавляю:

– Понимаю: это не мое дело, и я вас впервые вижу, но ошибаюсь редко. Героизм заложен в вас генетически, и от вашего желания здесь ничего не зависит.

Наклоняюсь и быстро целую Джона в теплую щеку. От него пахнет сыростью, дымом, виски и грязью.

Открываю дверцу и выскальзываю из машины.

– Может, еще увидимся!

– Не думаю.

– Как знать? – отвечаю я и бегу к своему автомобилю.

Джон ждет, пока я не заберусь внутрь. Завожу двигатель, машу ему на прощание, и он разворачивается к дому. Наблюдаю, как огни фар «лендровера» исчезают во влажной мути, и еду в противоположном направлении.

Я возбуждена; обожаю первые дни зарождающихся отношений. Пьянящие чувства…