Текст книги "Отпустите их. Как подготовить детей к взрослой жизни"

Одно из красноречивых проявлений сдвига в отношении к здоровью и безопасности наших детей – это изменение взглядов на услуги нянь. Когда мне было девять или десять лет (конец начальной и начало средней школы), я начала присматривать за детьми у себя в Северной Виргинии. Меня приглашали для дневного дежурства – в некоторых общинах эта работа называлось «помощница матери». Я несколько часов сидела с ребенком (или детьми), готовила перекусить, развлекала их, укладывала спать, отвечала на телефонные звонки и открывала дверь, если кто-то приходил. К 12 годам я регулярно по вечерам в выходные работала няней в одной семье и получала за это минимальную зарплату. Сегодня Национальная кампания SAFE KIDS рекомендует не оставлять дома детей до 12 лет и, уж конечно, не поручать им заботиться о младших[40]40
  www.latchkey-kids.com/latchkey-kids-age-limits.htm.


[Закрыть]. В 14 штатах ввели правила, четко определяющие минимальный возраст, начиная с которого ребенок может остаться дома один: от 6 лет (Канзас) до 14 (Иллинойс), в среднем 10 лет[41]41
  www.latchkey-kids.com/latchkey-kids-age-limits.htm.


[Закрыть]. Хотя ни в одном штате нет законов в отношении минимального возраста няни, общее правило во многих районах – 14–16 лет. (Как ни странно, в 30 штатах шестнадцатилетним можно жениться и выходить замуж без согласия родителей. В остальных минимальный возраст вступления в брак составляет 17 и 18 лет.)

Свобода, которой пользуются сегодня американские дети, сжимается до доли от прав их родителей и еще меньшей доли от свободы их дедушек и бабушек. Нам, видимо, хочется подготовить наших детей до конца дней жить в радиусе километра от нас, а умения, которые дает растущая самостоятельность, никого не интересуют.

Даже Girl Scouts of America – эти продавщицы мятного печенья в зеленых жилетах – предпочли безопасность самостоятельности. Их официальная инструкция теперь гласит, что взрослые должны в определенной степени участвовать в продаже печенья, даже если скауту 18 лет[42]42
  С сайта Girl Scouts of the USA: «Взрослые обеспечивают надзор и руководство на всех возрастных уровнях. Взрослые должны сопровождать скаутов возрастных уровней Daisy, Browny и Junior во время продажи, приема заказов и доставки продуктов. Взрослые наблюдают за скаутами уровня Cadette, Senior и Ambassador. Они должны знать, как, когда и где девочки продают продукты; быть на связи, когда девочки участвуют в продажах продуктов, и иметь возможность вовремя связаться с девочками; быть в автомобиле в этом районе; или быть рядом с девочками.


[Закрыть]. Я никогда не видела, чтобы кто-то присматривал за такими взрослыми девушками, зато много раз наблюдала, как девочки среднего школьного возраста пассивно сидели и улыбались, а их родители выдавали сладости и принимали деньги. Не беспокойтесь – свой значок они все равно получат! Правда, непонятно, за что.

Давайте поговорим о значках. Поколение миллениума прозвали поколением «призов для всех и каждого». На то есть очевидная причина. В ложном стремлении не задеть чувства детей родители стали награждать их за любое, даже самое незначительное усилие. С 1980-х годов маленьких американцев осыпают значками, сертификатами, лентами и призами за участие, как будто просто явиться на мероприятие – уже достижение, которое стоит отметить пергаментом, пластиком или кусочком металла.

Мы неуемно хвалим детей за все. От малышей, которые слышат возгласы «Потрясающе!», стоит им нарисовать человечка из палочек, до громкого «Молодчина!» на школьной бейсбольной площадке – достаточно просто замахнуться, попасть не обязательно. Мы аплодируем даже самым посредственным усилиям («Надел ботинки? Какой умница!») и раздаем сомнительные комплименты («Какой ты молодец, что не ударил Билли!»)[43]43
  Беседа автора со Сьюзан Лукас.


[Закрыть]. Должны ли дети получать какие-то награды и призы за банальные достижения? Может быть, как думают некоторые, мы просто показываем безусловную любовь?[44]44
  См. работы Алфи Кона, в том числе The Myth of the Spoiled Child: Challenging the Conventional Wisdom about Children and Parenting (Boston, Mass.: Da Capo Lifelong Books, 2014); и http://www.alfiekohn.org/miscellaneous/trophyfury.htm.


[Закрыть] Другие считают, что из-за этого дети не понимают, что такое совершенство, и даже через много лет, уже на рабочем месте, уверены, что признание и бонусы им просто положены.

Аманда Рипли, автор вышедшей в 2013 году книги The Smartest Kids in the World, посвященной сравнению результатов в учебе американских и зарубежных школьников, считает, что движение «приз для всех», также известное как «движение самооценки», мешает хорошо учиться и становится причиной плохих рейтингов США в международных стандартизированных тестах[45]45
  Amanda Ripley, The Smartest Kids in the World: And How They Got That Way (New York: Simon & Schuster, 2013).


[Закрыть]. В 1980-х годах «американских родителей и учителей бомбардировали утверждениями, что самооценку детей обязательно нужно защищать от конкуренции (и реальности)». В итоге, как говорит психолог Хара Эстрофф Марано в отчаянном протесте против того, что она называет инвазивным воспитанием, получилась «нация слабаков»[46]46
  Hara Estroff Marano, A Nation of Wimps: The High Cost of Invasive Parenting, Crown Archetype, 2008.


[Закрыть].

Бывает, что дети действительно преследуют сверстников. Когда мой крестник учился в восьмом классе, группа старшеклассников приставала к нему на Facebook и называла геем. Это было жестоко. Кода имеет место запугивание, нужно, чтобы родители и другие защитники помогли ребенку выпутаться и оправиться от потрясения.

Однако, как пишет Сьюзан Портер в книге Bully Nation[47]47
  Susan Eva Porter, Bully Nation: Why America’s Approach to Childhood Aggression Is Bad for Everyone (Oxford: Paragon House, 2014).


[Закрыть], во многих случаях родители называют запугиванием нормальные для развития и социализации ребенка ситуации (пусть и досадные, на которые очень тяжело смотреть). В культуре, где ребенка, который огорчает сверстника, легко можно обозвать хулиганом, любой школьный руководитель очень озабочен обвинениями, которые родители бросают чужим детям. Портер призывает родителей и работников образования избегать ярлыка «хулиган» и вместо этого помочь детям выработать стойкость, чтобы справиться в будущем с жесткими вызовами общества.

Олаф (Оул) Йоргенсон – директор Almaden Country School, частной средней школы (с четвертого по восьмой класс), расположенной неподалеку от меня в калифорнийском городе Сан-Хосе. Он более 25 лет работал учителем и администратором как в государственных, так и в частных школах Сиэтла, в Калифорнии, на Гавайях, в Mesa Unified – крупнейшем школьном округе Аризоны, – а также в школах Азии, Европы и Латинской Америки.

«Приставание – проблема в любой школе, – говорит мне Оул. – Так было всегда и, наверное, всегда будет. Но настоящая травля – намеренная изоляция человека, систематические оскорбления и унижения в течение определенного периода – сегодня встречается не чаще, чем когда я начинал карьеру четверть века назад. Обвинения, которые родители бросают «хулиганам», часто не имеют под собой почвы, а иногда просто абсурдны. Разумные люди, которые любят собственных сыновей и дочерей, начинают очернять и криминализировать поведение других детей уже в начальной школе и даже в детском саду. Это меня беспокоит и глубоко огорчает». У Оула мягкий голос, я даже по телефону слышу, как он озабочен. «Сотрудники, которые работают с детьми, – продолжает он, – понимают, что агрессия по отношению к другим уместна в ходе развития. Да, это подло, неприятно, и родитель инстинктивно хочет вступиться. Однако дети должны научиться выдерживать такие вещи. Называя чужого ребенка, особенно маленького, хулиганом, вы приписываете ему намерения, которых тот просто не может иметь на своем уровне развития».

Оул считает, что с повальной склонностью видеть везде запугивание важно справиться не только ради обвиняемых, но и ради обиженного ребенка. «Если вы вмешиваетесь и вступаетесь за своего ребенка, он становится жертвой. Вы как будто говорите ему: «Ты не справишься, ты слишком слабый, чтобы разобраться самостоятельно, я должен решить проблему за тебя». По сути, вы отбираете у него возможность влиять на ситуацию».

Директор приводит несколько примеров: «Однажды я дежурил на спортплощадке рядом с полем для игры в квадрат[48]48
  Игра в мяч на поле, которое представляет собой начерченный на земле или асфальте квадрат, разделенный на четыре меньших квадрата, каждый для отдельного игрока. В центре поля рисуется круг, предназначенный для подачи.


[Закрыть]. Вдруг ко мне подбежал заплаканный второклассник с мячом в руках. За ним угрюмо шла девочка. Я присел, погладил паренька по плечу и спросил, что случилось. “Она хулиганка! Пристает ко мне! – пожаловался мальчик. – Она сказала, что мяч вне игры, а он был в игре! Я сам видел!” Где семилетний ребенок только нахватался таких слов?» – спрашивает Оул с ощутимой грустью в голосе. Ту ситуацию он использовал, чтобы научить ребят, как «переиграть» заново. Но она показывает, что ярлыки «хулиган» и «жертва» просочились даже в сознание наших детей.

А родительское недопонимание этих терминов вызывает и смех, и слезы. Вот другая история Оула: «Пару лет назад родители новичка, третий день учившегося в нашей школе, потребовали встречи со мной. Их беспокоило “серьезное преследование” в подготовительной группе. Преследование в подготовительной группе? Я встревожился, немедленно их пригласил, достал записную книжку и буквально обратился в слух. Оказалось, ребенка в песочнице стукнули по голове пластмассовой лопаткой. Родители хотели знать, известно ли мне об этом инциденте. Я ответил, что нет. Потом я выяснил, что воспитательница все видела, немедленно подошла, отдельно поговорила с обоими детьми, потом свела их вместе, чтобы обидчик извинился, и отправила их побегать. До конца перемены они весело играли вместе. Другими словами, ситуация была разрешена правильно. Однако родители требовали принять меры. Они хотели, чтобы чужого ребенка (которого они постоянно называли хулиганом) перевели в другой класс с дисциплинарными последствиями, и даже предложили отстранить его от занятий или исключить из школы. Речь о дошколятах, которые под присмотром взрослого воспитателя лепили куличики в песочнице! Что мне было сказать этим людям? – риторически спрашивает Оул. – Я даже не знал, с чего начать». В тот раз он нашел слова, чтобы убедить родителей, но проблема остается в школах повсеместно.

Детские площадки кажутся просто средоточием угроз – несчастные случаи, похищения, плохие дети, – поэтому, если туда заглянуть, можно застать много родителей, готовых предотвратить все эти напасти. Еще мы, американцы, любим комментировать и хвалить игры. Об этом пишет Памела Друкерман в книге Bringing Up Bébé[49]49
  Друкерман П. Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания из Парижа. М.: Синдбад, 2015.


[Закрыть], в которой она сравнивает американское воспитание с французским. Во Франции очень ценят самостоятельные, независимые игры, поэтому взрослые скорее будут сидеть в сторонке и болтать[50]50
  Pamela Druckerman, Bringing Up Bébé (New York: Penguin Press, 2012), 138–42.


[Закрыть]. Друкерман считает, что постоянное подбадривание и похвалы утомляют и детей, и родителей и только мешают играть.

Когда Сьюзан Лукас переехала с двумя маленькими детьми из Филадельфии в Швейцарию, то была шокирована разницей в отношении к детским играм. Когда она впервые отправилась с пятилетней дочерью на швейцарскую игровую площадку, ее поразило, что между деревьями протянуты канаты, чтобы по ним лазать, и лежат доски, гвозди и молотки, чтобы строить дома на деревьях. Лукас ни на шаг не отходила от своего ребенка и с ужасом наблюдала, как та играет с этими кошмарно опасными предметами. Потом она огляделась и поняла, что кроме нее взрослых на площадке нет. «Нет, родители не сидели с книгой на скамейке, – рассказывала мне Сьюзан. – Я была там вообще одна»[51]51
  Интервью со Сьюзан Лукас.


[Закрыть].

Американские родители и воспитатели активно участвуют в играх: раскачивают качели, стоят у шведской стенки или рядом с горкой и готовы подхватить падающего ребенка и предотвратить любую царапину – так мы с мужем страховали Сойера. Психолог Уэнди Могель пишет о важных жизненных уроках, которые дают пробы и ошибки, в книге The Blessing of a Skinned Knee[52]52
  Wendy Mogel, The Blessing of a Skinned Knee (New York: Scribner, 2001).


[Закрыть]. Но в XXI веке американские родители, видимо, полагают, что дать «хорошее» и «успешное» воспитание – значит полностью избавить детей от малейшей, даже кратковременной боли.

Игровые снаряды в США стали безопасными, и вместе с тем дети оказались полностью лишены возможности проявить творчество, поэтому многие из них откровенно скучают. Асфальт и гравий уступили место резиновому или синтетическому покрытию, призванному смягчить падение. На смену дереву пришел разноцветный пластик. Почти везде убрали элементы, в которых может застрять голова или палец. Ханна Розин в статье The Overprotected Kid, вышедшей в журнале Atlantic, среди всего прочего предлагает нам взглянуть для сравнения на современную игровую площадку в Северном Уэльсе, которая больше похожа на городскую свалку – и при этом доставляет детям колоссальное удовольствие. Статья Розин распространилась в соцсетях, как лесной пожар, потому что читатели увидели, насколько изменились игровые площадки, а с ними развлечения и, наверное, само детство. «Новые игровые площадки безопасны, и именно поэтому никто ими не пользуется», – сетует заголовок еще одной недавно вышедшей статьи[53]53
  www.theatlantic.com/health/archive/2012/02/new-playgrounds-are-safe-and-thats-why-nobody-uses-them/252108/.


[Закрыть]. Сегодня дети скорее предпочтут поиграть в помещении, вокруг какого-нибудь цифрового устройства[54]54
  См. национальный бестселлер: Richard Louv, Last Child in the Woods: Saving Our Children from Nature-Deficit Disorder (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books of Chapel Hill, 2005).


[Закрыть]. Тем временем в 2012 году очень солидный журнал Pediatrics сообщил, что ожирение быстро вытесняет травматизм как ведущую причину детской заболеваемости, и эти изменения отчасти связаны с заботой о безопасности, которая убила разумную игру на площадке[55]55
  pediatrics.aappublications.org/content/early/2012/01/02/peds.2011–2102.full.pdf+html.


[Закрыть].

Тим Бартон – директор отдела по делам студентов в колледже глобальных исследований Университета Аркадии, расположенного недалеко от Филадельфии, в Гленсайде. Этот вуз каждый год отправляет за рубеж три тысячи студентов, причем не только своих: подавляющее большинство участников программы приходят из более чем трех тысяч американских колледжей и университетов. Я поговорила с Тимом ближе к концу весеннего семестра 2014 года.

Студенты, поехавшие учиться за границу от этого вуза, в основном довольны. И тем не менее, когда они отправляются в путешествие, у очень многих родителей возникают различные ожидания и тревоги, и именно Тиму приходится их выслушивать. Я попросила его рассказать о типичных случаях.

В ответ он поделился историей о студентке, которая поехала учиться в Лондон. В день отъезда, в пять утра по местному времени и десять по лондонскому, Тиму позвонил отец девушки. Оказалось, что дочь не вышла на связь. «Скажите мне, что ней все в порядке! – орал в трубку родитель. – Я должен это знать!» Тим немедленно вышел в интернет и проследил полет. «Сэр, – сказал он. – Ваша дочь, вероятно, еще не успела пройти пограничный контроль и таможню. Мой персонал на месте, но они встречают сотню студентов – пока невозможно найти именно вашу дочь». Отец был вне себя от ярости. «Это просто неслыханно! Вы все мошенники!» – крикнул он и бросил трубку.

Тим, который даже не успел встал с постели, связался с Лондоном, предупредил о возникшей ситуации и попросил сообщить ему, когда девушка отыщется. Когда он оделся и собрался позавтракать, снова позвонил отец. «Все в порядке, она на месте, – тихо и с облегчением сказал он и вздохнул. – Она обновила статус на Facebook».

Потом он посмеялся над тем, как оценивает теперь друзей дочери, и вскоре повесил трубку. А Тим думал: «Он хоть понимает, что буквально час назад мне угрожал? Осознает, что бросал неуместные, грубые обвинения?» Отец студентки не извинился, но Тим все равно простил его. «Родители желают своим детям добра, – говорит он. – Они неплохие люди, просто они боятся. Мой долг – помочь им разобраться в ситуации».

Если подумать, мы волнуемся, когда дети не отзываются, исключительно потому, что появилась возможность постоянно быть на связи. Всего каких-нибудь 10–15 лет назад такая проверка была невозможна. До появления сотовых телефонов дети не могли позвонить домой с пляжа. Из колледжа звонили максимум раз в неделю (с таксофона в вестибюле общежития, и только когда тарифы на междугороднюю связь были выгоднее всего). Отправившись учиться за рубеж, они писали письма и лишь периодически звонили домой. Но если можно постоянно быть на связи, значит ли, что это необходимо? Так ли это хорошо?

Помните безграничную свободу, когда студенты собирались и ехали на футбольный матч в другой город, на пляж на весенние каникулы или послушать выступление инди-группы в какой-нибудь дыре? Куча друзей набивалась в маленькую машину, потом на «камень-ножницы-бумага» выбирали водителя, слушали музыку и ели и пили то, что удавалось найти. Это было в порядке вещей. Летом после второго курса я за одни выходные проехала из Вашингтона через Теннесси в Висконсин и обратно, чтобы побывать на ежегодной дворовой вечеринке под названием Hammerfest, которую устраивал один потрясающий парень. (Это вполне можно назвать безумной влюбленностью.)

Такое случается и сегодня, но, как правило, родители «пасут» студентов по телефону. Какое это приключение, если в мобильном телефоне накапливаются сообщения и неотвеченные звонки, и проще выйти на связь, чтобы не пугать родственников? Слава богу, что есть Facebook. Даже если ребенок игнорирует постоянные мольбы о внимании, можно хотя бы посмотреть обновление статуса и понять, что он цел и невредим.

Конечно, мы вздрагиваем даже от воображаемых угроз и обязаны обеспечить детям безопасность. Но нельзя не заметить, что гипербдительность во многом лишает их заслуженной свободы, которая к тому же готовит их к взрослой жизни.