Текст книги "Тайна мадам Лефевр"

Глава 7

Проводив горничную до дома, где, к счастью, ее никто не поджидал, оставив Генриха на страже, Уилл направился обратно на постоялый двор. Перед тем как войти, поднял голову и посмотрел на окна их комнаты, расположенной прямо над выходом. Они были темны.

С хозяином он уже расплатился, объяснив, что планируется ранний отъезд. В действительности он намеревался покинуть Вену глубокой ночью. Рассудив, что мадам уже легла спать, он старался не производить лишнего шума, чтобы дать ей возможность как следует отдохнуть перед тяжелым путешествием.

Осторожно, чтобы не привлечь внимания хозяина, обслуживающего посетителей в пивной, Уилл пересек холл и стал подниматься по ступеням. Войдя в комнату, заметил у дальней стены неясную фигуру и тут же схватился за нож, но осознал, что это мадам Лефевр.

– Я думал, вы уже легли отдыхать, – произнес он, беззвучно закрывая за собой дверь.

– Я не смогла бы заснуть, не узнав прежде наши планы. А еще хотела поблагодарить вас за то, что позаботились о безопасности Клары. Очень великодушный жест с вашей стороны и очень неожиданный. Я так вам признательна.

– Я не хотел, чтобы она пала невинной жертвой происходящего.

Мысленно отметил, что, если бы жертвой стала сама мадам, он бы ничуть не сожалел. Если ей и суждено испугаться, то лишь услышав обвинение в совершенных преступлениях; пусть наказание определит закон. Подойдя к окну, Уилл убедился, что занавески плотно задернуты. Он зажег тоненькую свечу.

– Думаю, одну мы можем себе позволить, – сказал он.

В разгорающемся пламени он рассмотрел Элоди Лефевр, все еще в мужской одежде, сидящую в углу у окна рядом с ближайшим выходом. Он выбрал бы это место, ожидая возможного нападения.

Мадам Лефевр прервала его размышления:

– Итак, каковы ваши планы на завтра?

– Вообще-то на сегодняшнюю ночь. Как только постояльцы лягут спать и на улицах все стихнет, мы выскользнем во внутренний двор через дверь на кухне. Охраны там нет, я проверял прошлой ночью. Мы покинем город и двинемся по дороге в Линц еще до рассвета.

Она кивнула:

– Чем быстрее тронемся в путь, тем быстрее достигнем конечной цели.

– Когда Веллингтон ехал из Парижа в Вену на Конгресс, дорога заняла у него всего десять дней, притом что спал он всего по четыре часа в сутки. Я, конечно, медлить не намерен, однако рассчитываю на более продолжительное время.

– Я готова ехать так быстро, как только пожелаете. Опираться на трость мне, конечно, понравилось, но смена костюма не помешает.

Уилл был уверен, что Элоди уже не впервые ускользает от преследования. Пришлось ли ее семье бежать из Франции во время революции? В те страшные времена она, должно быть, была совсем крошкой.

Решив пока ни о чем ее не расспрашивать, он произнес:

– Каковы ваши соображения?

– Если кто-то станет расспрашивать хозяина постоялого двора, то будет искать молодого джентльмена в сопровождении старика. Когда же преследователи поймут, что эта уловка уже устарела, скорее всего, примутся разыскивать мужчину и женщину, выдающих себя за супругов, или любовников, или брата и сестру, или кузенов. Какое бы объяснение мы ни придумали, если я буду путешествовать в женском обличье в сопровождении мужчины, без компаньонки мы все равно привлечем внимание. Вероятность того, что хозяева постоялых дворов, мальчишки на конюшне, девушки за стойкой в тавернах и в почтовых гостиницах запомнят нас, значительно возрастет.

– С чего вы взяли, что мы станем останавливаться в тавернах или почтовых гостиницах? – поддразнил Уилл, чтобы скрыть удивление. Он не ожидал, что мадам столь хорошо осведомлена о реалиях путешествия. Неужели она большую часть жизни провела в бегах?

Проигнорировав его замечание, она продолжила:

– Мы могли бы притвориться пожилой дамой и ее горничной, хотя не принято, чтобы женщины путешествовали без сопровождения мужчины. Я уж не говорю о вашей неспособности продолжительное время убедительно исполнять эту роль. Так что остается одно: вы продолжите путь в образе молодого джентльмена, а я буду изображать вашего слугу. Мужчины постоянно ездят по почтовым дорогам, и вы станете всего лишь одним из многих, а на слуг и вовсе никто никогда не обращает внимания.

Придуманный Элоди план побега из ее съемных комнат был хорош, но этот оказался еще лучше. Пытаясь подавить непрошеное чувство восхищения, Уилл спросил:

– Считаете, роль слуги вам удастся лучше, чем мне – пожилой дамы?

Она кивнула:

– Я сыграю ее с легкостью. Как я уже сказала, путешествующая женщина любого возраста станет объектом всеобщего любопытства, а вот мальчик-слуга подобен невидимке. Вне зависимости от того, будем ли мы ночевать на постоялом дворе, или под деревом, или у забора, – добавила она, косо улыбнувшись. – Ну а если потребуется уходить быстро, многочисленные юбки будут лишь мешать.

Уилл и помыслить не мог, чтобы какая-то из знакомых ему дам-аристократок – матушка Алистера или его сестры, например, – сумели бы придумать и изложить прямолинейно и неэмоционально столь неординарный план.

– Сдается мне, вы уже делали это прежде.

Взгляд мадам затуманился. Мгновение, показавшееся ему вечностью, она ничего не отвечала.

– Мне пришлось придумать некоторые хитрости на всякий случай, – наконец, промолвила она.

Эта фраза ничего не объяснила. «Где вы были и что делали?» – хотелось спросить ему.

– Вы совершенно неординарная женщина, мадам Лефевр.

Она выдавила слабую улыбку:

– Стариковская одежда сгодится до тех пор, пока не раздобудем другую. У меня в саквояже припасены два платья на случай, если понадобятся до прибытия в Париж. Вы уже продумали маршрут?

Уиллу пришлось подавить укол разочарования от того, что она не растаяла от его комплимента и не сообщила ничего о своей жизни. С каждым новым открытием его любопытство разгоралось все сильнее, отчаянно хотелось узнать, какие события сформировали ее характер.

Возможно, по дороге ему удастся изыскать способ выудить у нее какую-нибудь информацию. Или, более желательно, он сумеет завоевать ее доверие, и она сама с радостью все ему расскажет. Уилл считал, что благоразумнее обзавестись более обширными сведениями о мадам Лефевр. Не стоит забывать и о том, что в ее рассказах вымысла может оказаться много больше, чем правды.

– А вы продумали маршрут? До сих пор все ваши предложения оказывались блестящими.

Мадам потупилась, и, хотя в тусклом свете свечи сложно было определить наверняка, Уиллу показалось, что на ее щеках проступил румянец.

– Благодарю вас. Я совершила этот переезд лишь однажды, когда сопровождала Сен-Арно, так что дорога мне неизвестна. Думаю, было бы разумно по возможности держаться крупных городов, где один путешествующий джентльмен неотличим от другого. Располагаете ли вы средствами нанять лошадей? Это значительно ускорило бы наше продвижение.

– Джентльмен, путешествующий со своим слугой, скорее выбрал бы экипаж.

– Только если этот слуга никудышный наездник. Чем быстрее и дальше от Вены мы окажемся, тем вернее оторвемся от преследователей.

Уилл не был в этом столь уверен. Если Талейран установил за мадам слежку, то с приближением к Парижу они станут более уязвимыми. Он не стал сообщать ей эти соображения, чтобы не вносить еще больше смятения в и без того уже непростую ситуацию. Несмотря на заверения Клары, что хозяйка «сделает все, что потребуется», он не хотел излишне давить на нее, рискуя сорвать операцию.

– Договорились, я буду молодым джентльменом. Месье Ле Клэр, что скажете? А вы будете моим слугой Пьером.

– Ле Клэр? – с улыбкой повторила она. – Сгодится, принимая во внимание, что в этой поездке и так много неясного[5]5
  Выбранное Уиллом имя перекликается с английским clear – ясный, понятный.


[Закрыть].

Отразившаяся на лице мадам искренняя радость, столь резко контрастирующая с привычной отстраненностью, подействовала на Уилла, точно сильный удар в грудь. Затем он почувствовал тепло. Черт подери, он вовсе не хочет, чтобы она начала ему нравиться!

Пока он боролся со своей реакцией, мадам Лефевр продолжила:

– Я рада, что вы одобрили мой план.

– Давайте пока сменим тему, – предупреждающе произнес он, стараясь собраться с мыслями. – Лошади ожидают на постоялом дворе на окраине Вены. Если не станем делать остановок, завтра к вечеру окажемся в Линце.

– Превосходно. Ваш план исчерпывающий, месье, – одобрила она. – Есть ли что-то еще, что мне следует знать?

– Нет, Пьер, – ответил Уилл, примеряя на себя новый образ. – Сейчас нам не помешает несколько часов поспать. Я разбужу тебя, когда придет время. Уступаю тебе постель.

– Что вы, месье, так не годится. Слуге положено спать на коврике у кровати господина. Парик и трость лежат вон там, – она указала на обеденный стол, – можете вернуть их в магазин для мошенников.

Завернувшись в одеяло, которым укрывала себе колени, мадам Лефевр подошла к кровати и легла на пол спиной к стене. Уилл отметил, что так ей прекрасно видны и окно, и дверь.

– Bon nuit[6]6
  Доброй ночи! (фр.)


[Закрыть], месье Ле Клэр.

– Bon nuit, Пьер.

Мадам закрыла глаза. Через несколько минут Уилл догадался по ее ровному дыханию, что она уснула.

Ему и самому не мешало поспать несколько часов, что имеются в их распоряжении. Светлая голова очень пригодится, чтобы незамеченными уйти с постоялого двора или сымпровизировать ловкий трюк с целью оторваться от преследователей. Но стоило задуть свечу и лечь в постель, как сон бежал его. Частично причиной тому являлось любопытство насчет Элоди Лефевр. Какие примечательные жизненные события сформировали характер этой женщины, способной заметить притаившихся на углу соглядатаев, придумать план побега и менять образы с той же непринужденностью, с какой светская дама обсуждает поход в театр или покупку новой шляпки? Сравнивая ее реакцию с эмоциональным поведением знакомых женщин, Уилл в очередной раз поразился ее спокойствию. Расставшись с единственной подругой, чтобы сбежать посреди ночи с незнакомым мужчиной, она выказала лишь легкую грусть. Ни паники, ни сомнений в том, правильно ли поступает, ни беспокойства, сможет ли достоверно сыграть роль, ни бесконечных вопросов, что будет дальше, ни – хвала небесам! – слез. Даже не стала осыпать его проклятиями за то, что втянул во все это. Вместо этого сдержанно похвалила его предусмотрительность.

– Вы удивительная женщина, Элоди Лефевр, – прошептал он, обращаясь к спящей. – Но, доверяя вам, я был бы полным идиотом.

За период их короткого знакомства она сделала ему и еще один комплимент – назвала его внешность примечательной.

В последние несколько часов срочность похищения мадам и необходимость придумать план побега помогли ему заглушить испытываемую к ней мощную физическую реакцию. Однако теперь, лежа в темноте в относительной безопасности и имея в голове четкий план, он никак не мог сдержать сокрушительного желания, сметающего все на своем пути.

Хотя они и придумали трюк со слугой, и Элоди Лефевр спала сейчас у его ног, до его слуха доносилось ее тихое дыхание, а ноздри щекотал аромат лаванды, делая невозможным воспринимать ее в ином качестве, кроме женщины. Женщины, ставшей для него еще более привлекательной благодаря своим выдающимся способностям. Женщины, которую он желает.

Уилл подавил стон. Несмотря на усталость, его мужское естество немедленно отреагировало. Хоть разум и требовал еще раз пересмотреть детали плана побега, тело вспоминало нежность кожи ее шеи и ощущение единства, возникшее, когда она взяла его за руку. Будь все проклято! Мрачная миссия по восстановлению доброго имени Макса обернулась вызовом, наполняющим Уилла нежелательным восторгом. Он предвкушал их совместное путешествие, во время которого, преодолевая возможные опасности, он будет понемногу раскрывать истинную натуру Элоди. При этом придется помнить о шатком балансе между растущим восхищением и необходимостью сохранять бдительность, в противном случае она одурачит его.

Не стоило, однако, забывать и о страсти. Уилл с радостью ожидал остановок на постоялых дворах, во время которых он будет ночевать в одной комнате с ней. Это сулит многочисленные восхитительные возможности соблазнения!

Вспомнив об оговоренных образах, Уилл чуть не рассмеялся вслух. Элоди не смогла бы придумать лучшего способа держать его любовные устремления в узде! Едва ли они сумеют оставаться незамеченными, если он будет открыто демонстрировать приязнь к собственному слуге! Следовательно, нужно как можно скорее снова переодеть ее в женское платье.

Глава 8

Пять дней спустя Элоди с кружкой эля в руках сидела в уголке прокуренного общего зала маленького постоялого двора к югу от Штутгарта. Уилл за столом в центре играл в карты с группой путешественников, сильно уступающих ему в мастерстве.

На нем был костюм джентльмена, единственной маскировкой служили перекрашенные волосы. Чтобы не привлекать внимания к своим поразительным глазам, приходилось все время держать их опущенными. Он вольготно развалился на стуле, вытянув длинные ноги и выставив перед собой карты. Галстук сбился набок.

Сторонний наблюдатель счел бы его всего лишь одним молодым человеком, пустившимся в авантюрное путешествие теперь, когда континент больше не сотрясали Наполеоновские войны. Он походил на младшего отпрыска добропорядочной семьи, аристократичного, но недостаточно влиятельного или богатого, чтобы таскать за собой свиту сопровождающих. Комфорт, судя по всему, был ему не важен, не говоря уж о его скромном слуге, поэтому он предпочел ехать верхом, а не тратиться на экипаж.

Таков был тщательно поддерживаемый ими образ. Элоди, уже научившаяся разбираться в ситуации, знала, что ленивая поза наигранна, на самом деле Уилл скрупулезно подмечает каждую деталь в людях и постоялом дворе в целом, оценивая потенциальные угрозы.

С самого начала одиссеи Элоди внимательно и настороженно приглядывалась к своему спутнику, так как именно от него зависела ее безопасность. Постепенно несколько успокоилась, убедившись, что Уилл всегда начеку и при этом удивительно мало спит. Он тщательно оценивал окружающую обстановку и людей, с которыми они общались. Элоди, сколько она помнила, всегда приходилось самой проявлять бдительность, чтобы защитить себя и людей, которых любит. Она признавала даже, по крайней мере перед самой собой, что его навыки маскировки, изобретательность и неуловимость ничуть не уступают ее собственным. Она начала верить, что Рэнсли сумеет доставить ее в Париж целой и невредимой. Не стоило забывать, однако, сколько усилий он тратит, преследуя исключительно собственные цели.

За последние несколько дней они выработали некоторое подобие распорядка. Днем скакали во весь опор, место для ночлега выбирали лишь после того, как совсем стемнеет. К тому времени Элоди испытывала такую усталость, что едва держалась в седле. На рассвете Уилл находил лошадей и покупал еду, которой хватило бы на весь день. Ели они прямо на обочине.

Элоди улыбнулась в темноте. Сама она сочла бы приемы пищи под открытым небом делом пугающим и опасным, но Рэнсли удавалось создать расслабленную атмосферу, почти как на пикнике. Она не могла не признать, что находит этого человека интригующим. Хотя сама почти все время молчала, довольствуясь его историями о многочисленных приключениях.

Он оказался превосходным рассказчиком, а его яркие описания заставляли переживать, как наяву. Она смеялась над его историями о коварных пулях и чудесных спасениях от мародеров на Пиренейском полуострове, комичных балетах в Брюсселе, на которых присутствовало множество незнакомцев. Сам того не сознавая, Уилл подпитывал ее изголодавшуюся душу описаниями Парижа, где он побывал до того, как Наполеон бежал с Эльбы и снова втянул Францию в войну.

Примечательно, что в рассказах отсутствовало всякое упоминание о его происхождении. Элоди считала это справедливым, поскольку сама не разглашала о себе никаких сведений. И все же было любопытно. Хотелось больше узнать об этом человеке, так как их отношения поработителя и жертвы, пусть и добровольной, начали постепенно меняться, опасно балансируя на грани товарищества.

Не поэтому ли Рэнсли рассказывает ей длинные истории? Пытается завоевать доверие, заставить воспринимать себя как друга, союзника… Любовника?

При этой мысли в животе у Элоди все сжалось, и она снова возблагодарила и маскировку, заставляющую держаться на расстоянии друг от друга в дневное время, и длительные изнурительные переезды, после которых почти мгновенно засыпала ночью. В противном случае, находясь наедине с Рэнсли под покровом мрака, не сумела бы побороть искушения отведать на вкус его точеные губы, за которыми, как завороженная, наблюдала, пока он рассказывал истории, отлично сознавая собственную мужскую привлекательность и яростную силу, влекущую их друг к другу. Не смогла бы удержаться и не провести пальцами по его мускулистым бедрам, без труда сдерживающим и направляющим движения лошади. Она запрещала себе даже думать о перспективе исследовать его обнаженный торс, который видела украдкой по утрам во время утреннего туалета.

Неужели он нарочно не мылся до тех пор, пока она не проснется, чтобы искушать ее?

Много лет Элоди при необходимости пользовалась своим телом, еще чаще им пользовались другие без ее согласия. Уже очень долгое время она не испытывала к мужчине желания. Но Уилла Рэнсли она по-настоящему хотела и читала ответную страсть в затуманенном взгляде, которым он смотрел на нее, когда они оставались наедине, или в намеренно долгом соприкосновении рук. Приближался день, когда обоим придется признать взаимное влечение. Боже, помоги, как же она жаждет оказаться в его объятиях! Но это время еще не пришло. Они пока находились далеко от Парижа, и Элоди еще не решила, как и когда будет соблазнять Уилла Рэнсли.

Сегодня вечером он объявил, что ему требуется сыграть несколько партий в карты, чтобы пополнить их финансы, и настоял на ее присутствии в общей гостиной. Ей нужно лишь держаться в тени на случай, если вдруг возникнет необходимость спешно покинуть постоялый двор.

Борясь с подступающей дремотой, Элоди наблюдала за игрой, считая карты и очки. С раздражением отметила про себя, что и в этом Рэнсли демонстрирует незаурядное мастерство.

С тем же вниманием, с каким осматривал комнаты и дороги, он оценивал своих оппонентов из-под полуопущенных ресниц, усыпляя их бдительность показной незаинтересованностью. Несколько часов понаблюдав за ходом игры, Элоди убедилась, что он точно прикинул, сколько денег может выиграть у каждого без того, чтобы навлечь их гнев на свою голову из-за своей слишком успешной игры. Время от времени Рэнсли давал противникам обыграть себя, а когда выигрывал, издавал удивленный возглас, будто это неожиданность для него. При этом Элоди не сомневалась: если бы он захотел, мог бы обобрать всех до нитки.

Клара рассказала ей о том, как ловко он украл у нее кошелек на рынке.

Достанет ли Рэнсли мастерства одурачить и ее, когда он сочтет, что пришло время? Едва заметно улыбаясь, она представила, как Уилл снимает грубое потрепанное облачение и накрывает ее губы своими губами, тело своим телом, раздвигает ей ноги, облегчая доступ к потаенному местечку, отчаянно жаждущему его прикосновения и проникновения.

Затерявшись в мире чувственных грез, она не заметила, как кружка наклонилась, и часть эля выплеснулась на колени. Это тут же привело ее в чувство. Испугавшись, что едва не наделала суматохи, она подняла глаза и увидела, что Уилл смотрит на нее. Она замерла на месте. Он никогда не удостоил бы ее взглядом в людном месте, чтобы не привлекать ненужного внимания.

– Пьер, ну-ка, марш в комнату, пока, чего доброго, не разбил кружку и не пролил еще больше доброго эля! Сегодня я помоюсь и разденусь без твоей помощи.

Его слова сопровождались быстрым кивком. Слишком уставшая, чтобы протестовать, Элоди поспешила покинуть помещение. Уже у двери она услышала его слова:

– Бедняга Пьер! Хоть и молод, но совсем не вынослив. Давний слуга семьи, сами понимаете.

В ответ раздался участливый гул голосов, который было слышно даже на лестнице. «Давний слуга семьи», – с негодованием подумала Элоди, от которой не укрылся ироничный тон замечания. Придет день, и месье Рэнсли убедится, что она вовсе не «давняя» и не покорно повинующаяся.

Их поместили в комнату под самой крышей. Поднявшись на один пролет, Элоди остановилась, чтобы выглянуть в окно. Какой бы усталой она себя ни чувствовала, не могла упустить возможности полюбоваться звездным небом. Париж манил. До него оставалось всего несколько дней. Она отчаянно надеялась, что где-то в недрах этого огромного многолюдного города отыщется Филипп. При мысли о нем ее охватило волнение, на этот раз много острее, чем обычно. Она отсутствовала очень долго и теперь с тревогой и восторгом гадала, окажется ли это многомесячное ожидание оправданным. Сумеет ли она найти и снова вернуть Филиппа?

Она пресекла на корню леденящий страх поражения, закравшийся было в душу. «Разумеется, все получится», – уверила она себя. Они же принадлежат друг другу, и никакой, даже самой продолжительной разлуке этого не изменить.

Вздохнув, она устало преодолела последний лестничный пролет, замечая, как постепенно тускнеет льющийся через окно лунный свет. Но не успела сделать и пяти шагов по темному коридору, как чьи-то грубые руки схватили ее сзади. Она почувствовала холодную сталь клинка, прижимающегося к ее шее.

– Не поднимайте шума, мадам, и идемте со мной, – раздался над ухом негромкий голос, – в противном случае ваш следующий шаг станет последним.

Элоди напряглась. Сердце отчаянно колотилось в груди. Мгновение спустя она заставила себя подавить панику, всецело сосредоточившись на оценке возможного физического превосходства удерживающего ее мужчины и интерпретации его слов.

Хотя он и говорил по-французски, акцент был английским. Нападающий знал, что она не слуга Рэнсли, следовательно, следил за ними от самой Вены. Убьет ли он ее или вынудит к сотрудничеству?

– Не причиняйте мне вреда, сэр! – взмолилась она низким голосом, позволяя тревоге просочиться наружу. – Вы ошибаетесь! Я Пьер, слуга месье Ле Клэра.

– Вы Элоди Лефевр, замешанная в прошлогоднем заговоре с целью убийства лорда Веллингтона. Сейчас вы спуститесь со мной и выйдете через дверь черного хода. Немедленно.

В голове кружился водоворот мыслей. Пытаясь найти способ ускользнуть, она позволила незнакомцу, подталкивающему сзади, подвести себя к лестнице. Спотыкаясь на каждом шагу, она, как могла, замедляла движение.

– Вы заблуждаетесь, месье! – настойчиво шептала она. – Поговорите с моим хозяином, он все вам объяснит!

Над ее ухом раздался приглушенный смешок.

– Да, я действительно намерен поговорить с ним, как только позабочусь о вас.

– Позаботитесь обо мне? Что вы…

– Молчать! – прошипел незнакомец ей на ухо. – Еще раз раскроете рот, и я заставлю его замолчать навсегда.

Нападавший точно знал, что делает. Удерживая ей руки за спиной, подталкивал вперед, не отнимая клинка от ее шеи. Сумеет ли она, притворившись, что споткнулась, зацепить ступней его ногу и столкнуть с лестницы? Так, чтобы он прежде не перерезал ей горло?

Скорее всего, нет. Понукаемая, она спускалась, едва переставляя ноги, напряженная и готовая бежать при первой же возможности. Они медленно, но верно продвигались к черному ходу.

Оказавшись на улице, Элоди получила бы больший простор для маневров. Нападавший знал, что она женщина, возможно, стоило сымитировать обморок. Не отягощенная широкими юбками, она сумела бы в мгновение ока снова вскочить и сбежать.

Незнакомец распахнул дверь и вытолкнул ее на пустынный конюшенный двор. Понимая, что второго удобного шанса может и не представиться, она подобралась, готовясь действовать, когда в тишине послышался металлический щелчок взводимого курка.

Нападавший тоже услышал этот характерный звук и замешкался. Из густой тени у стены донесся голос Уилла:

– Опустите нож, или я вышибу вам мозги. С такого расстояния я не промахнусь, будьте уверены.

– Я успею прежде перерезать ей глотку.

– Возможно, – насмешливо произнес Уилл. – Но вы все равно покойник, так что какая разница? Месье, сделайте милость, уберите нож и вытяните вперед руки, так чтобы я их видел. После этого вы последуете за мной и моим обиженным понапрасну слугой в нашу комнату.

Мужчина, удерживающий Элоди, замешкался. С губ Уилла сорвался вздох.

– Не советую испытывать мое терпение, любезный. Я совсем не прочь украсить эту стену вашими мозгами.

С нервным смешком мужчина опустил нож. Уилл тут же забрал его и скомандовал:

– Пьер, обыщи его карманы.

Элоди, у которой колени подгибались от облегчения, развернулась лицом к обидчику, недоумевая, как удалось Уиллу их найти, и никогда так не радовалась видеть кого-то, как его сейчас.

Уилл держал незнакомца на прицеле, а она поспешно обшарила карманы его пальто и извлекла из каждого по пистолету.

– Это все.

– Хорошо. Пьер, иди первым и проверь, нет ли кого поблизости. Если все спокойно, подай знак, и мы последуем за тобой.

Несколько минут спустя Уилл затолкал обидчика Элоди в их комнату под крышей. Усадив на стул, быстро связал ему запястья, после чего велел ей зажечь свечу.

Осветив лицо незнакомца, Уилл недоверчиво воскликнул:

– Джордж Армитадж! Какого дьявола ты тут делаешь?

– Пытаюсь спасти тебя от пули или петли, – отозвался Армитадж.

Элоди никак не могла взять в толк, что происходит. Уилл тем временем сухо промолвил:

– Твое беспокойство глубоко тронуло бы меня, не желай ты зарезать моего слугу. Дай слово офицера, что не станешь снова угрожать ему или пытаться сбежать, тогда я тебя развяжу.

– Даю слово, – пообещал тот.

– Пьер, налей нам вина, – распорядился Уилл, распутывая узлы.

– Передо мной можешь не притворяться, мне известно, что это не парнишка, – заявил Армитадж.

– А вот остальным обитателям постоялого двора об этом знать необязательно. И зачем ты подкрадываешься по ночам и нападаешь на беззащитных слуг? Когда мы с тобой разговаривали в прошлый раз, ты собирался отбыть вместе со своим полком из Парижа в Лондон.

– Верно, так и случилось. Уволился из армии и вернулся обратно в поместье, но, так как папа не собирался в обозримом будущем передавать мне бразды правления, я там сильно заскучал и уехал в Лондон. Ошивался в клубе, проигрывал в карты, пытался добиться расположения актрисок, пока Локсли, помнишь, он служил лейтенантом в 95-м полку, не убедил меня поступить в министерство иностранных дел. Я-то думал, хоть там сумею пощекотать себе нервы, как в армии.

– Тут-то ты как оказался?

– Тебя заметили отбывающим в Вену менее чем через две недели после возвращения из Брюсселя. Зная историю Макса, нетрудно догадаться, зачем ты туда едешь.

– Что же, по-твоему, министерство так рассердилось на меня, что послало в погоню ищейку?

– Когда Макс предпринял попытку разыскать мадам Лефевр, власти не особо беспокоились, зато сразу смекнули, что у тебя это может получиться куда лучше. Ты же понимаешь, ни англичане, ни французы, ни австрийцы не хотят, чтобы ее нашли. Так что, узнав о намерении властей послать кого-то остановить тебя, я вызвался добровольцем. Военная дружба и все такое, я не хотел, чтобы тебе причинили вред.

– В таком случае прими мою благодарность. Должен заметить, хотя твои способности выследить человека еще на что-то годятся, попытка устроить засаду полностью провалилась. Боюсь, твоя карьера в министерстве иностранных дел очень скоро закатится.

Не обратив внимания на издевку, Армитадж продолжил:

– Министерство всего лишь хочет, чтобы ты вернулся в Англию, бросив это дело, но есть и менее благородные намерения. Как только мадам сбежала, по словам вышестоящего венского начальства, сразу несколько человек бросились за ней вдогонку.

Уилл резко посерьезнел:

– Кто?

– Меня в известность не поставили. Возможно, французские агенты или завербовавшие Сен-Арно бонапартисты, рассердившиеся, что их план не сработал, и решившие теперь карать виновных. Правильно ли я понимаю, мне не удастся уговорить тебя отказаться от плана доставить леди в Англию?

Уилл покачал головой, Джордж вздохнул:

– Так я и думал. Намерен обелить репутацию Макса. Что ж, я тебя предупредил. Не желаешь прислушиваться к голосу здравого смысла, поступай, как знаешь.

– А ты что будешь делать? Законы чести среди старых приятелей по оружию – штука, конечно, хорошая, но мне не кажется, что твое начальство обрадуется, узнав, что мы с тобой мило побеседовали, а потом ты отпустил меня восвояси.

– Нет. Я сообщу, что выследил тебя до постоялого двора, но ты уехал до моего прибытия.

– Думаешь, тебе поверят? – рассмеялся Уилл. – Повторюсь, приятель, подыщи себе иной вид деятельности.

Армитадж лишь небрежно рукой махнул:

– Если меня отправят в отставку, найду чем заняться. Помни, я всегда могу вернуться поджав хвост в имение отца и умереть там от скуки. А каковы твои планы? Не зная, кто еще за тобой охотится и насколько близко они сумели подобраться, ты, полагаю, немедленно продолжишь путь?

Уилл нахмурился. Подобное выражение было и на лице Элоди, которая внимательно ловила каждое слово. Принесенные Армитаджем новости взволновали ее столь сильно, что она не стала протестовать против обращения с собой как с мебелью.

По истечении нескольких месяцев с момента покушения на Веллингтона она уверила себя, что никто, кроме Сен-Арно, не желает ей зла. Временами даже радовалась тому, что за ней установлена слежка. Известие о том, что ее преследуют неизвестные люди, вывело из душевного равновесия.

– Как только рассветет, – отозвался Уилл.

– Так давай разопьем бутылочку за старую дружбу и наш полк. Кто знает, когда нам доведется встретиться вновь?

Уилл кивнул.

– Я подумывал о том, чтобы как следует разбить тебе голову перед отъездом, тогда у тебя появилось бы подходящее оправдание, что упустил меня. Теперь, однако, можешь сказать, что я тебя напоил. Для тебя менее болезненно.

Армитадж ухмыльнулся:

– И гораздо более цивилизованно.

– Достань-ка еще вина из седельных сумок, Пьер, – распорядился Уилл. – А потом ложись отдыхать.