Текст книги "Тайна мадам Лефевр"

– Останьтесь здесь, – потребовала Элоди, нарушая затянувшееся молчание, чем очень удивила Уилла.

Если прежде ее лицо было бледно, то теперь на щеках играл лихорадочный румянец, глаза метали молнии, тело напряглось. Не оглянувшись, чтобы проверить, повиновался ли он ее приказу, она двинулась вперед.

Любопытство и благоразумие не позволили ему внять ее словам. Чувства обострились до предела, когда, следуя за ней на отдалении, он пытался понять, кто же привлек ее внимание.

По очереди окинув взглядом прогуливающихся джентльменов, он сосредоточил внимание на одном, остановившемся что-то сказать сопровождающей его девушке. Уилл находился на слишком значительном расстоянии от них и не мог слышать, о чем они говорят, но лежащая на плече девушки рука мужчины, тесное соседство их тел, едва не тершихся друг о друга, намекали на интимность. Неужели Элоди намерена поймать мужчину, которого любит, в объятиях другой женщины?

Она остановилась столь внезапно, что он едва успел затормозить, не выдав своего присутствия. Однако она была столь сосредоточенна, что, даже врежься он ей в спину, ничего не заметила бы. Уилл уже успел оценить всех людей, находящихся в поле ее зрения, но не смог понять, кого она ищет. Тут одна из нянь закричала:

– Нет-нет, неси мячик обратно ко мне, mon ange! А я брошу его тебе снова, Филипп.

Элоди резко втянула в себя воздух, заставив Уилла пристально на нее посмотреть. Она стояла, не шевелясь и не сводя взгляда с маленького темноволосого мальчика. При этом она с такой силой сжимала корзину с апельсинами, что побелели костяшки пальцев. На ее лице отражались надежда, радость и тревога.

Филипп. Филипп. Прозрение обрушилось внезапно, точно несущийся на полной скорости экипаж, разом лишив всех мыслей.

«Семейное дело», – сказала она. Не любовника она так отчаянно стремилась отыскать, но маленького мальчика с такой же, как у нее, улыбкой и глазами. Элоди Лефевр вернулась в Париж, чтобы найти своего сына.

Глава 14

Размеренным шагом Элоди приблизилась к детям, играющим на траве у мощеной allée[18]18
  Дорожки (фр.).


[Закрыть] на Королевской площади. Ее сердце бешено колотилось в груди, кожу покалывало, будто материнская любовь, долго томившаяся в ней, пыталась вырваться на свободу и прилететь к Филиппу прежде, чем она сама достигнет его.

Кухарка в особняке Ларошери сообщила ей, что Филипп по-прежнему живет в Париже, а прямо сейчас играет с няней всего в нескольких кварталах отсюда. Элоди отчаянно захотелось увидеть его, снова заключить в объятия. Она яростно переводила взгляд с одного ребенка на другого, мысли в голове неслись вперед, точно стая преследующих лисицу гончих.

Его волосы по-прежнему черные как смоль, а глаза точно два уголька, светящиеся любопытством? Он, должно быть, похудел и уже ничем не напоминает пухлого малыша, которого ей пришлось оставить. Он превратился в подвижного, любящего играть мальчика, достаточно большого, чтобы можно было сажать его на лошадь. Нравится ли ему до сих пор играть с мячом и солдатиками, выпрашивает ли он по-прежнему сладости?

Тут она увидела его. Сердце остановилось, ноги будто приросли к земле, перед глазами все поплыло.

Филипп оказался выше, чем она ожидала, его лицо заострилось, щечки раскраснелись от игры, кожа сияла здоровьем, глазенки блестели. Он заливисто смеялся, гоняясь за мячом. Заметив непослушный завиток волос, спадающий на его лоб, Элоди почувствовала, как от радости сжимается сердце.

Осмотрев его фигурку, она обнаружила, что на нем модная одежда, пошитая из качественных тканей и хорошо сидящая. Няня смотрела на него с приязнью, неподалеку стоял дородный лакей, зорко наблюдая за происходящим.

Терзавшее Элоди опасение тут же развеялось. Она всегда винила себя за то, что распознала ловушку, лишь угодив в нее, но, по крайней мере, в одном она не ошиблась: у графини де Ларошери о Филиппе заботятся и хорошо с ним обращаются.

«Но ведь он принадлежит мне», – с яростной решимостью подумала она. Несмотря ни на что, ей удалось пережить выпавшие на ее долю суровые испытания и вернуться в Париж. Теперь она заберет сына, и только смерть может ей в этом помешать.

Тело Элоди сотряс мощный приступ эмоций, едва не заставивший броситься к сыну и обнять его. Она нервно вдохнула, пытаясь справиться с порывом. Филипп не видел ее полтора года, которые для маленького ребенка казались вечностью. Нельзя напугать его, нужно подойти спокойно, чтобы он ее заметил, присмотрелся, заново открыл.

Затем она придумает, как выкрасть его.

Трясущимися руками удерживая корзину, Элоди сошла с дорожки на траву, медленно зашагала к сыну и только со второй попытки сумела выговорить:

– Не хочешь ли апельсин, молодой человек?

Он поднял голову, переведя глаза с корзины на ее лицо. Элоди затаила дыхание под его пристальным взглядом, отчаянно желая, чтобы в его черных глазенках, таких же живых и бойких, как всегда, мелькнул проблеск узнавания. Мгновение спустя Филипп отвел взгляд, будто решив, что Элоди не представляет для него интереса.

– Жан, дайте мне апельсин, – скомандовал он лакею, после чего снова повернулся к няне: – Бросьте мяч снова, Мари, сильнее. Я уже большой мальчик. Посмотрим, как быстро я его поймаю?

Подняв руки над головой, он отбежал от няни, ожидая, когда та метнет ему мяч. Чувствуя, как в душе шевелится ужас, Элоди поставила корзину на землю и поспешила за ребенком.

– Ну же, юный джентльмен, – уговаривала она. – Позволь показать тебе мои прекрасные апельсины. Они доставят не меньшее удовольствие, чем мяч.

– Не сейчас, – заявил он, отмахиваясь от нее и не сводя глаз с няни.

– Нет, подожди, пожалуйста! – вскричала Элоди, хватая его за руку.

Филипп вырвался, но Элоди не оставляла попыток снова обратить на себя его внимание, заставить увидеть.

Мальчик посмотрел на нее, и удивление в его глазах сменилось тревогой. Подбородок его задрожал, и он позвал:

– М-мари!

Элоди поняла, что он не узнал ее. Хуже того, она напугала его! Ошеломленная, она в ужасе смотрела на сына, не говоря ни слова, ощущая, как мучительно сжимается грудь и становится трудно дышать.

Высокий лакей, лицо которого не сулило ничего хорошего, грубо оттолкнул ее от ребенка.

– Что это ты задумала, а? – прорычал он. Филипп тем временем бросился бежать к няне. – Да я на тебя жандармов натравлю!

Рядом с Элоди оказался Уилл. Обняв ее за плечи, он успокаивающе махнул лакею:

– Она не хотела вреда, месье. Просто пыталась угостить мальчонку апельсином, вот и все. На жизнь-то нужно как-то зарабатывать, сами понимаете.

– Лучше бы продала свои апельсины на рынке, – проворчал мужчина и, развернувшись, зашагал обратно к няне, которая, отдав ему мяч, взяла мальчика на руки и, опасливо косясь в сторону Уилла и Элоди, побрела прочь. Лакей двинулся следом.

Филипп, уткнувшийся головой ей в плечо, даже не оглянулся.

«Раньше он так же прижимался к моему плечу», – подумала Элоди, терзаемая чувством утраты. Неужели с тех пор прошло так много времени? Могли ли полтора года разлуки напрочь стереть из его памяти три года материнской любви и заботы?

Чувствуя себя отринутой, она стояла, глядя им вслед, до тех пор пока они не скрылись за поворотом аллеи, ведущей к воротам, с трудом веря в происходящее.

Тревоги и беспокойства, страхи и сомнения грозили вот-вот разорвать ей грудь на части. Она зашагала вперед по дорожке, надеясь на облегчение, но головокружение и тошнота все не проходили. Она лишь смутно осознавала присутствие рядом Уилла Рэнсли.

Как мог Филипп забыть ее? Его лицо было первым, что она видела мысленным взором, просыпаясь по утрам, и последним, когда засыпала. Она гадала, что он делает, здоров ли.

Терзаемая агонией после побоев Сен-Арно, Элоди цеплялась за милый сердцу образ, и он единственный помог ей выбраться из кромешной тьмы беспамятства. Страстное желание воссоединиться с сыном не позволяло провалиться в бездну отчаяния, придавало терпения и мужества во время длительного выздоровления и утомительных часов за рукоделием, когда каждая законченная вышивка добавляла еще одну монету к сумме, необходимой, чтобы вернуться в Париж.

Рисуя в воображении их встречу, Элоди не сомневалась, что Филиппу будет достаточно лишь раз взглянуть, и он тут же ее узнает и очень обрадуется. Бросится к ней в объятия, повторяя: «Maman! Maman!»[19]19
  Мама! Мама! (фр.)


[Закрыть] – и она с плачем прижмет его к себе. Вместо этого он позвал Мари, сжал ее руку, спрятал голову у нее на плече. Но ведь Филипп всего лишь маленький мальчик, и Элоди не было с ним целых полтора года. Какой же она была глупой, ожидая, что он до сих пор помнит ее. И что, ради всего святого, ей теперь делать?

Элоди понимала: хотя насторожила лакея и няню, сменив одежду и манеру поведения, она снова сумеет подобраться к сыну, даже проникнет в дом, если понадобится. Она всегда представляла, как возьмет его на руки и предложит тихонько поиграть в прятки, а потом выкрадет его.

Это невозможно, если мальчик будет вырываться и плакать.

Элоди не смогла бы так поступить с ним, даже если бы он не плакал. Ей вовсе не по душе идея вырвать сына из привычной обстановки, где ему хорошо и спокойно, и увезти прочь, одинокого и напуганного. Но и оставить все как есть она тоже не могла.

Она в очередной раз обошла площадь по периметру, обдумывая ситуацию и не находя решения, всякий раз оказываясь на том же самом месте, с которого начинала.

Элоди пыталась убедить себя, что Филипп еще мал и сумеет оправиться от потрясения, равно как привык жить с графиней, привыкнет жить и с ней, даже если толком не помнит ее. Он ведь плоть от плоти и принадлежит ей. Никто не может предъявлять на него прав, кроме нее. А сможет ли она вновь обрести внутренний покой, заставив ребенка пройти через подобное? Что, кроме кровного родства, может она предложить ему?

Находясь в Вене, Элоди воображала, как отвезет сына в какую-нибудь отдаленную деревеньку. Продав последние драгоценности, купит маленький фермерский домик, посадит огород и будет зарабатывать себе на жизнь продажей овощей и рукоделием, наблюдая, как растет сын, постепенно превращаясь в мужчину.

А теперь? Она одна, без друзей и союзников и почти без денег. Кроме того, остается угроза со стороны Сен-Арно. Возможно, ее преследовали по его приказу. Придется сдаться на милость Уилла Рэнсли и ехать в Англию, где ей придется давать показания, которые отправят ее прямиком на виселицу. И тогда ее сын, если, конечно, удастся его выкрасть, останется сиротой в чужой стране.

Правильно ли она поступала, намереваясь поселить его в мире бедности, опасности и неуверенности в завтрашнем дне? Лишить привилегированной жизни в Париже, полной любви, безопасности и комфорта? Если, конечно, его здесь любят, оберегают и лелеют.

Элоди ухватилась за этот серебристый лучик надежды, как потерпевший кораблекрушение моряк цепляется за проплывающий мимо обломок судна. Возможно, графиня и заботится о том, чтобы ребенок был накормлен и хорошо одет, но обращается ли она с ним должным образом? Или пренебрегает, препоручив его воспитание слугам? Добрая няня и лакей – конечно, хорошо, но не лучше ли для Филиппа жить с настоящей матерью, которая души в нем не чает и для которой его благополучие является смыслом жизни?

Если сестра Сен-Арно, графиня де Ларошери, не может обеспечить мальчику достойную жизнь, не станет ли это веским основанием для того, чтобы выкрасть его, невзирая на опасности и туманное будущее?

Элоди никогда не сумела бы обеспечить сыну роскошной жизни, к какой он привык. Но любит ли графиня мальчика как мать? Чтобы выяснить это наверняка, Элоди нужно было вернуться в особняк де Ларошери. А уж потом принимать окончательное решение.

Уилл, наблюдающий за поспешным уходом лакея и няни, заметил, что Элоди тоже ступила на мощеную дорожку, будто хотела следовать за ними. Он поравнялся с ней, собираясь схватить за руку и предупредить, что не позволит снова ускользнуть, но отсутствующее выражение ее лица и ничего не выражающие глаза, смотрящие вдаль, красноречивее слов свидетельствовали, что она и не собирается бежать. В действительности она едва ли вообще осознает, где находится и кто ее окружает.

Понимая, что в ее нынешнем состоянии она не способна давать вразумительные ответы, Уилл просто шел с ней рядом, ломая голову над историей матери и сына.

Да, он испытал огромное облегчение, чего уж скрывать, когда узнал, что загадочный Филипп – всего лишь ребенок пяти лет от роду. Вспоминая о том, как Элоди мягко смеется и уклончиво отвечает «вроде того» на его вопрос, Уилл понял: ему следовало бы уже тогда что-то заподозрить и сообразить, что «семейное дело» не касается соперника, которого тут же нарисовало воображение. Мог бы догадаться, если бы глупая ревность не притупила способность читать между строк.

«Что-то вроде» возлюбленного. О да, уж ему-то отлично известно, как сильно может любить свою маму маленький мальчик.

Оставшийся в Париже сын стал весомым аргументом, которым и воспользовался Сен-Арно, чтобы заручиться помощью Элоди в венском покушении. Каким обманом ему удалось все это устроить? С другой стороны, мужчина, способный до беспамятства избить женщину, и ребенка выкрал бы без всяких угрызений.

Уиллу с трудом верилось, что Элоди надеялась, вернувшись в Париж, просто ускользнуть от него и выкрасть мальчика прямо из-под носа семьи, в которой он живет. Уилл улыбнулся. Похоже на правду. Учитывая ее талант к маскировке, он предположил, что она разработала сотню разных схем побега, намереваясь поселить ребенка в каком-нибудь неприметном и безопасном местечке. Уилл разрушил ее планы, хотя теперь гораздо лучше понимал, зачем она сбежала от него. Оставалось гадать, какую из схем она попробует претворить в жизнь в следующий раз. Он решил спросить ее об этом позднее. Прежде нужно дать ей время оправиться от потрясения, вызванного встречей с сыном. Теперь у Элоди нет причин скрывать свою историю, а он подумает, как ей помочь.

Это решение удивило его. Он вовсе не планировал брать с собой в Англию маленького мальчика. И все же, невзирая на злость к Элоди за обман, он не мог не признать, сколь сильно отошел от первоначального замысла – любым способом вынудить ее засвидетельствовать непричастность Макса к заговору.

Теперь нужно придумать, каким образом добиться этого, не подвергая опасности Элоди и ее сына.

Как бы он ни противился, в нем все же возникло глубокое, неодолимое желание защитить отчаявшуюся женщину, не имеющую ни семьи, ни друзей, ни средств к существованию, которая всеми правдами и неправдами пытается воссоединиться с сыном.

Уилл замедлил шаги, а Элоди резко остановилась и опустилась на скамью, изможденная. Сев рядом, он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, радуясь, что она не поморщилась и не попыталась высвободиться.

– Филипп ваш сын.

– Да.

– Сен-Арно использовал его, чтобы заставить вас заманить Макса в ловушку в Вене.

– Да.

– Почему он выбрал вас, которую нужно было принуждать силой? Ведь имелось множество семей, относившихся к Бонапарту с сочувствием. Почему бы не привлечь к осуществлению его плана одну из их дам?

Элоди фыркнула:

– Если бы вы были лично знакомы с Сен-Арно, не задавали бы подобных вопросов. Он считает, что женщины нужны лишь, чтобы рожать детей и ублажать мужчин, и им не хватает ума, чтобы следить за политической ситуацией или разбираться в иных важных вопросах. По его мнению, заставить женщину делать то, что нужно мужчине, можно лишь одним способом – угрожая тому, что ей дорого больше всего на свете.

– Как он заполучил власть над вашим ребенком?

– Из-за моей собственной глупости! – выкрикнула она. – Я была околдована его предложением о безопасной жизни для меня и сына, а потому угодила прямиком в расставленную им ловушку.

Уилл отлично понимал, что значит подобное обещание для вдовы, лишившейся мужа и не имеющей ни семьи, ни друзей.

– Как это произошло?

– Я уже говорила, мой брат Морис рекомендовал меня Сен-Арно в качестве экономки на время Венского конгресса, но я не принимала в расчет такую возможность. Зачем бы Сен-Арно едва сводящая концы с концами вдова, почти без опыта вращения в светских кругах? В самом деле, зачем? Какой же я была глупой! Нужно было сразу заподозрить, что дело нечисто. Я же была удивлена и польщена подобным предложением. Он уверял, что моя «прирожденная аристократическая грациозность» с лихвой компенсирует неопытность. Пообещал, что если я хорошо сыграю роль, то он не только позволит оставить платья и драгоценности, которые купит для меня, но и назначит нам с сыном некоторое денежное содержание. А потом, когда Филипп повзрослеет, употребит свое влияние на продвижение его карьеры.

– Соблазнительное предложение для любой матери.

– Да. По крайней мере, до тех пор, пока он не сообщил мне, что Филипп с нами не поедет. Узнав об этом, я тут же отклонила его предложение, ни в коем случае не хотела оставлять своего драгоценного ребенка в Париже. – Элоди невесело рассмеялась. – Эта настойчивость, как я сейчас подозреваю, и убедила Сен-Арно в том, что я идеально подхожу для претворения в жизнь его плана. Из-за Филиппа меня легко было контролировать, а если бы со мной что-то случилось, он с легкостью мог бы оправдаться перед моим братом, военная карьера которого целиком зависела от него. Как бы то ни было, Сен-Арно заставил меня пересмотреть решение, уверял, что я буду отсутствовать всего несколько месяцев и при этом так занята, что не успею соскучиться. Еще он сказал, что его сестра, графиня де Ларошери, недавно потеряла своего малолетнего сына и будет рада присмотреть за Филиппом. – Элоди поднялась со скамьи и стала расхаживать взад и вперед, очевидно не в силах справиться с нахлынувшими воспоминаниями. – Я продолжала отказываться, и тогда Сен-Арно сообщил, что пообещал графине привести в гости моего сына. Неужели я не могу уступить хоть в такой малости? Разумеется, я не хотела проявлять жестокость и разочаровывать убитую горем мать! И вот мы поехали туда.

– Неужели он выкрал ребенка по дороге?

Элоди отрицательно покачала головой:

– Нет, мы нанесли графине визит. Она была очень мила с Филиппом и сразу же ему понравилась. Когда она предложила пойти поиграть наверх, в детскую комнату, он стал умолять, чтобы я разрешила. – Ее губы тронула печальная улыбка. – Она сказала ему, что у нее есть игрушечный пони с голубыми стеклянными глазами и сделанными из настоящего конского волоса гривой и хвостом. Какой ребенок смог бы устоять? Филипп стал капризничать, Сен-Арно убедил меня позволить ему пойти поиграть, пока мы допьем чай. В глазах графини отразилась такая тоска, и я отпустила его поиграть. Следующее, что я помню: меня везли в экипаже. У меня кружилась голова, к горлу подступала тошнота, руки были связаны, и я была так слаба, что не могла даже принять вертикальное положение. Лишь когда мы оказались в пригороде Вены, Сен-Арно позволил мне прийти в себя.

– Вены! – в негодовании вскричал Уилл, не в силах поверить, что Сен-Арно удалось похитить не ребенка, а взрослую женщину, да еще и перевезти на расстояние сотен миль. – Это возмутительно! Неужели ни на одном постоялом дворе никто ничего не заметил?

– Думаю, он сочинил историю о том, что я больна. Хозяева гостиниц и посыльные не имеют обыкновения ставить под сомнение поступки богатых и авторитетных людей.

Осознав горькую истину ее слов, Уилл мрачно кивнул:

– Продолжайте.

– Как только я достаточно окрепла, чтобы встать на ноги, сообщила ему, что немедленно возвращаюсь в Париж. Тогда он впервые ударил меня.

– Подонок, – пробормотал Уилл, желая, чтобы Сен-Арно материализовался сейчас перед ними. Тогда он своими руками придушил бы мерзавца.

– Он сказал, что, если я люблю сына и хочу снова увидеть его живым и здоровым, должна делать то, что он мне велит. Бежать нечего и пытаться, у него на службе быстроногие агенты, да и в Париже много соратников. Дети, уверял он, существа очень хрупкие. Взять, к примеру, графиню, его сестру. Еще вечером ее сын весело играл, а наутро был найден мертвым, скоропалительно скончавшись от лихорадки.

– Он угрожал убить вашего сына, если не согласитесь сотрудничать с ним? – произнес Уилл. – Он и в самом деле сущий дьявол.

Элоди кивнула.

– Он сказал, что моя жизнь и жизнь моего ребенка ничто по сравнению с восстановлением Франции в ее былом блеске при Наполеоне. Когда я спросила, может ли он гарантировать, что я снова увижу Филиппа, он ответил, что является «разумным человеком». Разумным! Если я выполню то, что от меня требуется, он обеспечит меня одеждой, драгоценностями, деньгами, все, как и обещал. Во Франции меня могут даже объявить народной героиней за помощь в возвращении Наполеона на престол. А если откажусь сыграть предназначенную мне роль, я покойница, и Филипп тоже. Поэтому я сделала все, что он хотел.

– А что же ваш брат? – спросил Уилл. – Разве он не пытался разыскать вас после того, как план Сен-Арно провалился, а сам он исчез?

– Не знаю. Через несколько дней после неудачного покушения на Веллингтона Наполеон бежал с Эльбы. Полк Мориса, как и все остальные, был мобилизован, как только стало известно о высадке Наполеона во Франции. Брат погиб при Ватерлоо.

– Мне очень жаль. А графиня осведомлена о том, где скрывается Сен-Арно?

– Возможно. Но, как мне кажется, он не посвящал ее в свои планы. Мы обе всего лишь пешки в его игре, я из-за бедности и с малолетним ребенком на руках, которого нужно ставить на ноги, а она из-за своего горя. Когда меня объявили мертвой, она, естественно, стала воспитывать Филиппа как собственного сына.

– Но вы все еще хотите вернуть его.

– Разумеется, хочу.

– Что ж, хорошо. Я помогу вам его выкрасть.

Она широко раскрыла глаза, в них светилось удивление и отчаянная надежда.

– Вы мне поможете?

Уилл пожал плечами:

– Сомневаюсь, что в противном случае вы захотите по доброй воле покинуть Францию.

У нее между бровей залегла складка.

– Сделать это будет нелегко. Мальчик не кошелек, который вы стянули на венском рынке. Когда мы похитим его, он будет чувствовать себя очень одиноким и испуганным.

Сознание Уилла наводнили воспоминания о былых страданиях. Он отлично знал о чувствах маленького мальчика.

– Прежде всего, мне нужно снова вернуться в тот дом, – заявила Элоди. – Разузнать, где находятся лестницы для слуг и детская, попытаться снова увидеться с сыном.

– И как вы намерены это сделать? Едва ли домочадцы обрадуются «торговке апельсинами».

– Скорее всего, нет, – вынуждена была признать Элоди.

Быстро обдумав ситуацию, Уилл предложил:

– Мы отправимся туда под видом лудильщика и его жены. Пока я буду занимать слуг на кухне своим мастерством и остроумием, вы сможете проскользнуть в детскую.

Она выдавила слабую улыбку.

– Неужели в ваших удивительных седельных сумках найдется даже тележка с горшками, сковородками и разными безделушками?

– Нет, но у меня есть деньги, чтобы все это купить. А вот есть ли у вас другое платье, из тех, что могла бы надеть уважаемая жена лудильщика?

– Да, у меня есть еще одно платье.

– Хорошо. – Уилл протянул ей руку. – Мы снова работаем одной командой? Не станете больше убегать от меня на рассвете?

– Да, одной командой. – Глядя в глаза, Элоди пожала ему руку.

Держа ее пальцы в своих, Уилл порадовался, ощутив связывающие узы, по-прежнему осязаемые и крепкие. Он едва сдерживался, чтобы не заключить ее в объятия, столь велика была радость от полученного шанса начать все сначала. Выкрасть ребенка из дома богатой графини – пустяковая задача. Чтобы удержать Элоди рядом с собой, он покусился бы даже на французскую казну. Впервые с тех пор, как проснулся поутру, Уилл вновь почувствовал необычайную легкость на сердце и удовольствовался тем, что поцеловал ей руку.

– У входа на площадь есть кафе. Можете подождать меня там.

Она положила ладонь на сгиб его локтя, он прижал ее к боку, наслаждаясь близостью. Они снова приятели. Несколько минут спустя они остановились у маленького кафе. Он проводил Элоди к столику, но она отпустила его руку не сразу.

– Ты удивительный мужчина, Уилл Рэнсли.

– Это точно, – усмехнувшись, согласился он. – Дай мне два часа, и я раздобуду все необходимое.

Элоди кивнула:

– Я буду ждать.

Пружинящим шагом Уилл направился на рынок, мысленно составляя список покупок. В детстве он много времени проводил на рынке, оттачивая навыки воровства, и теперь точно знал, какие блестящие безделушки привлекают внимание лакеев, экономок, кухарок и грумов и где их быстрее всего приобрести. Он лавировал в толпе на оживленных улочках, испытывая небывалое воодушевление оттого, что Элоди не бросила его ради другого мужчины. Ее влекли узы между матерью и сыном, прочность которых он понимал, как никто другой. Между ними больше не маячит вопрос верности. Уилл надеялся, что, когда спасет сына Элоди, она преисполнится к нему благодарности, которая вновь разожжет пламя физической притягательности.

Подобно умному паучку, он терпеливо плел сеть, судьба и обстоятельства помогали ему в этом, добавляя новые ниточки, связывающие их воедино. На исполнение нового задания и возвращение в Англию потребуется время. Время испытать их едва осязаемые узы, отведать страсть на вкус и понять, есть ли у них будущее. Уиллу еще только предстояло решить вопрос о том, как оправдать Макса и при этом не подвергнуть Элоди опасности. Но он обязательно что-нибудь придумает. Впервые с тех пор, как выкрал ее из Вены, он смотрел в будущее с надеждой.