Текст книги "Свет твоих глаз"

Ночь накрыла всех своим темным покрывалом. Небо усыпали звезды, полная луна заливала лагерь колдовским светом. Эмеральда сидела возле костра Вандербушей. Она дрожала, хотя Гертруда и укутала ее плечи шерстяной шалью.

Она, как смогла, вымылась в ушате воды. Гертруда не пожалела для нее доброго куска мыла, и Эмери смогла отмыть от грязи и волосы. Влажные кудри рассыпались по спине, оставив след на платье, которое одолжила ей Труди. Платье с оборками вокруг выреза горловины и по подолу, украшенное резными деревянными пуговицами, было свободновато под мышками и на груди, но зато было чистым, а это – главное.

– Хорошая моя, с тобой все в порядке? – участливо спросила ее Гертруда. – Ты такая бледная. Муж и Пьер скоро привезут то, что осталось в повозке Уайлсов, тогда посмотрим, с чем индейцы тебя оставили.

Гертруда подбросила еще палочек в костер. Труди была в повозке, разделив постель с тремя ребятишками Уайлсов. Эмери слышала, как она разговаривала и смеялась с ними.

«Если бы не Мэйс, – думала Эмери, – я могла бы полюбить Труди. Впрочем, может, я и сейчас ее люблю».

Но Мэйс по-прежнему стоял между ними. И всего лишь час назад, спустившись к реке за водой, Эмери застала там Мэйса и Труди. Они обнимались.

Она так заспешила уйти, что ведро больно ударило ее по ногам. «Ну и пусть, – со злостью подумала Эмери, – так тебе и надо!» Сейчас она сидела у костра Вандербушей и чувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни.

Из повозки доносилось пение. Труди баюкала малыша. Теплые, родные звуки лагерной жизни окружали ее. Мычали волы, время от времени ржали лошади, кто-то смеялся, стучали по железным мискам оловянные ложки, напевно играла скрипка. Она с ужасом подумала о том, что, если бы не Мэйс, она никогда бы уже не смогла вернуться сюда.

Только одна мысль не давала ей покоя: зачем Уайту Тетчеру понадобилось громить индейский лагерь? Жив ли Одинокий Волк?

Эмери вспомнила его гибкий, стройный стан и представила, как он падает, сраженный пулей в грудь. Из головы не выходил сон – смерть желтоглазого волка… Однако глупо верить в сны… Одинокий Волк не мог погибнуть.

Но если он жив, то может вновь попытаться забрать ее к себе.

Эта мысль заставила ее вздрогнуть. Она резко выпрямилась, и испарина выступила у нее на лбу. Если даже он жив, то он не сможет ее найти, убеждала она себя. Мэйс этого не допустит. Пока она будет среди эмигрантов, Мэйс будет охранять ее, и не важно, что у них с Труди.

Она положила голову на колени и принялась смотреть на звезды, рассеянные на бесконечном небе, словно кристаллики сахара. Однажды Мэйс предложил ей вместе посмотреть на звезды. Казалось, что это было давно, хотя на самом деле прошло всего несколько месяцев.

Глаза ее закрылись, и она уснула.

Глава 28

Путь их лежал, как сказал Мэйс, к форту Хол, маленькому пункту меховой торговли охотничьей компании Хадсона.

За последние дни многое изменилось. Временами Эмеральда оборачивалась, ожидая увидеть в повозке Маргарет, с добрыми глазами и огромным животом, или Оррина, покрикивающего на волов и щелкающего плеткой. Но их не было. Смерть их была не сном, а реальностью. Такой же реальностью, как и палящее солнце над головой.

Эмеральда настояла на том, чтобы детей не разбирали по одному в чужие семьи. Она будет заботиться о них сама, в конце концов именно для этого ее нанимала семья Уайлсов. За небольшую плату из той маленькой суммы, что не заметили индейцы в потайном карманчике повозки, она уговорила Пьера Вандербуша управлять волами. Юноша почти не смотрел на волов, только изредка щелкал плетью да смахивал со лба прямые белые волосы, такие же, как у Труди.

День за днем Эмери шагала за молчаливым Пьером. Ребенка она приспособила носить в колыбельке, которую по совету Гертруды они смастерили из ткани. Малышу, похоже, понравился такой способ передвижения. Он или спал, пригревшись возле ее груди, или вертел головкой, удивленно глядя на мир тревожными голубыми глазами. Мальчик почти не плакал, напоминая Эмери индейских младенцев, тихо качавшихся в колыбельках. Она старалась не думать об индейцах и даже почти уговорила себя, что и пленение, и ночь с Одиноким Волком были всего лишь кошмарным сном.

Казалось, жизнь Тимми и Сьюзи вошла в обычную колею. Днем Тимми, как обычно, ехал на Ветерке, а Сьюзи шла рядом с Эмери, держась за ее юбку. Иногда Тимми сажал ее рядом с собой на лошадку, и девочка заливалась счастливым смехом, проезжая мимо на гнедом Ветерке, крепко ухватившись за его гриву.

Однако ночью память о страшной беде возвращалась к ним. Сюзанна металась и кричала во сне, иногда Эмери просыпалась оттого, что оба, дрожа, прижимаются к ней: с одного бока – Сьюзи, с другого – Тимми.

Как не хватало ей Маргарет! Как тяжело ей было опекать одной троих детей, младшему из которых не было и месяца, как страшны были груз ответственности, неопределенное будущее… С Эмери стали происходить странные вещи: она грезила наяву. В этих грезах она была вместе с Мэйсом в благословенной Калифорнии, в красивом, уютном доме. И дети тоже каким-то образом были здесь. Все трое.

Гибель Оррина пагубно сказалась на обстановке в партии. Споры почти не прекращались, требовался капитан. Общее мнение склонялось в пользу Мэйса. Но Мэйс категорически отказался, мотивируя тем, что его наняли как проводника, а не как командира.

Упоминался и Бен Колт, но он тоже наотрез отказался. Оставались две кандидатуры: Билла Колфакса и Рэда Арбутнота. Билл, как ни странно, сам предложил себя на этот пост и выдвинул свои аргументы.

Эмеральда, сотни раз наблюдавшая Билла в разных ситуациях, не могла избавиться от жуткого холодка, пробегавшего по спине всякий раз, как они встречались глазами. Почему этот мужчина казался ей таким отталкивающим, если он служитель Бога?

Выбор пал на Рэда Арбутнота. Пусть он стар, не слишком силен, зато в нем есть мудрость много пожившего человека. И он оправдал доверие выбравших его. Грубоватыми солеными шутками он умел разрядить обстановку и аргументировать решение, никого не обидев, а только заставив посмеяться. И все это пришлось как нельзя кстати: за месяцы пути все устали и накопили раздражение, которое не находило иного выхода, как в спорах и перебранках.

Проходили дни. У Медвежьей Реки караван свернул к северу. Переходы были легкими, за исключением тех мест, где каньоны отсекали переселенцев от источников воды, заставляя их углубляться в горы.

Места были красивыми. Густая высокая трава, чистая вода, тополя на склонах холмов. Здесь можно было отдохнуть и подкормить волов, чтобы они подкопили жирку. И дети с удовольствием играли возле пузырящихся содой источников. Один из них назывался, как сказал Мэйс, Ручьем Парохода из-за глухого бульканья, который издавала вода.

Эмеральда снова достала свой альбом. К счастью, индейцы его не тронули. Она нарисовала Тимми верхом на громадном камне, испещренном индейскими письменами, насчитывающими не одну сотню лет, Сюзанну, помогающую разводить обеденный костер, и Кальфа, сучащего ножками на одеяле.

Листая страницы альбома, она нашла зарисовки Оррина и Маргарет и решила подарить альбом Тимми и Сюзанне в конце путешествия, пусть у них останется память о родителях.

На подступах к форту земля становилась все более каменистой с редкими серо-зелеными зарослями шалфея. То и дело попадались куски окаменевшей лавы. Острые осколки ранили ноги животных и превращали переходы в пытку. И вот во время одного из таких тягостных переходов между Мэйсом и Эмери произошла ссора.

Она началась довольно обычно, после долгого мучительного дня пути. Они остановились, чтобы разбить лагерь, и Эмери принялась варить похлебку из мяса антилопы.

Наблюдая за котелком, в котором булькала похлебка, Эмери растирала виски. У нее болела голова. Она уже давно не высыпалась как следует. Странные, будоражащие видения заставляли ее вспоминать Одинокого Волка. Что с ним? Жив ли он, или погиб? Вернется ли он за ней?

И вот в тот самый момент, когда кушанье требовало ее внимания, Сюзанна, дергая ее за юбку, оступилась и поранила острым камнем колено. До этого момента девочка держалась стойко, не вспоминая о родителях. Но сейчас, глядя на кровоточащую ногу, она начала ныть:

– Мама, мама…

– Сьюзи, я здесь, с тобой, – утешала ее Эмеральда.

– Я хочу к маме, а не к тебе, Эм! Я хочу, чтобы моя мама вернулась!

– Но, Сьюзи! Она не может вернуться. Ты же знаешь, что она умерла.

– Я хочу, чтобы она вернулась! Я хочу, хочу! Наконец с помощью Гертруды Эмеральде удалось перевязать ей ногу и унести в повозку.

– Я посижу немного с детьми, – предложила Гертруда, – и присмотрю за котелком. Может, ты хочешь пройтись немного? Побыть одна? Я знаю, как тебе тяжело.

Эмеральда благодарно кивнула, взяла альбом и ушла из лагеря. Она шла к унылым клочковатым зарослям шалфея. Возможно, ей удастся встретить там какого-нибудь маленького зверька и нарисовать его, может, ящерицу или кролика. А может, она просто посидит в тишине. У нее в запасе минут двадцать, не больше, скоро поспеет похлебка, и Кальфа пора кормить. Но несколько свободных минут она заслужила.

Эмери шла быстро. Солнце громадным красным шаром уже приближалось к кромке горизонта.

И вдруг она увидела их, Мэйса и Труди. Они шли, прижавшись друг к другу. На Мэйсе был его обычный наряд, на Труди – голубое платье с глубоким вырезом впереди. Волосы девушки были забраны в узел, и несколько выбившихся прядей сверкали на солнце, словно золотой нимб.

Эмери резко остановилась. Они не успели заметить ее. Труди смотрела на Мэйса с дразнящей улыбкой, Мэйс тоже отвечал ей до боли знакомой Эмери улыбкой.

Внезапно она поняла, что больше не вынесет этого. Подобрав юбку, она направилась к парочке.

– Смотрите-ка, кого я вижу! – услышала она свой вызывающий голос. – Может, вы уже договорились о помолвке?

Это было грубо и бестактно, и Эмеральда прекрасно отдавала себе отчет в этом. Но если ей и было стыдно за свое поведение, то остановиться она все равно не могла. Она чувствовала себя такой несчастной, такой измотанной и одинокой…

Оба уставились на нее.

Щеки Эмеральды горели.

– Я спросила, – повторила она, – не намерены ли вы пожениться? Или ты на ней не женишься, Мэйс? Наверное, собираешься обзавестись в Калифорнии куда большим количеством девок, которые будут счастливы залезть к тебе в постель!

Труди открыла рот и попыталась что-то сказать, но Мэйс положил ей руку на плечо.

– Возвращайся в лагерь, Труди! – попросил он ее.

– Но я хочу остаться. Она и меня оскорбляет…

– Я очень прошу тебя вернуться в лагерь. Я сам разберусь.

Труди сердито посмотрела на Эмеральду и, повернувшись, направилась к лагерю. Сначала медленно, потом быстрее, а потом, подхватив юбки, побежала к повозкам. Волосы, рассыпавшись льняной копной, упали ей на плечи.

– Так о чем ты? Что за дурацкая выходка с помолвкой? – Мэйс больно сжал руку Эмери повыше локтя, но она и не думала вырываться.

– Наверное, мне не следовало этого говорить… Ей стало стыдно сейчас, когда она увидела холодную ярость в глазах Мэйса.

– Да уж, конечно. Мы просто разговаривали. Ты можешь понять, что мы с Труди просто друзья? И не важно, что мне нравится в ее обществе.

– Я… – Эмеральда почувствовала и стыд, и унижение. – Это нечестно, – прошептала она.

– Что нечестно?

– Нечестно играть моими чувствами. Ты… Вначале ты был со мной, а потом с Труди…

– Играть чувствами! – Глаза Мэйса стали жесткими. – Где ты научилась этим словам? У милых, благородных дам Батон-Ружа? С чего, скажи на милость, ты взяла, что имеешь право привязывать к своей юбке мужчину и таскать его за собой, словно клубок пушистых ниток? У меня есть моя работа, Эмеральда. Мои рисунки, мои звери, в моей жизни нет места постоянной женщине. Когда ты это усвоишь наконец? Ведь я тебе не раз говорил об этом.

– Я… – Голос ее дрожал. Она до боли прикусила губу, с трудом сдерживая рыдания.

– Эмеральда, ты можешь не любить Труди, тебе может не нравиться то, что ты видишь нас вместе, но ты не имеешь права говорить ей в лицо подобные вещи. Что за дьявол в тебя вселился? Разве я когда-нибудь говорил тебе, что собираюсь на ком-то жениться?

– Но я думала… – прошептала Эмеральда.

«Я думала, что ты любишь меня, – хотела она сказать. – Я была в этом уверена».

– Эмери, Эмери, – хрипло проговорил Мэйс, – ну как ты не поймешь? Брак не может войти в мою жизнь. Что я буду делать с женой? Заведу ранчо и оставлю ее одну, пока буду бороздить дикие прерии? У меня такая работа. И она для меня важнее всего.

– А для меня важен брак! – выкрикнула Эмери. – Может быть, я заблуждаюсь. Может быть. Но я… Я буду тебе хорошей женой, Мэйс, если только ты позволишь мне стать ею! Ты знаешь, что нам хорошо будет вместе! Ты сам говорил, что я значу для тебя больше, чем Труди. Я… Я тоже могла бы стать тебе другом…

Губы его скривились в горькую усмешку.

– Знаешь, когда ты злишься, глаза у тебя становятся, как у кошки? Даже искры из них летят. – Он шагнул к ней. – Эмери, милая…

Он притянул ее к себе. Она почувствовала прикосновение его губ и ту волшебную, магическую силу, с которой их тянуло друг к другу.

– Нет, Мэйс! Не прикасайся ко мне, я не такая, как Труди. – Она с такой силой оттолкнула его, что едва не упала. – Я способна управлять своими… сексуальными инстинктами. Мне нужна любовь. Настоящая любовь, любовь, которая ведет к браку, Мэйс. Я не хочу входить в соитие с мужчиной в прерии, вдали от чужих глаз, как… как дикое животное. Я… я люблю тебя, – она всхлипывала, – я всегда буду любить тебя. Но так жить я не могу, Мэйс. Я не могу быть твоей любовницей, я хочу стать твоей женой. И если это не для тебя, тогда между нами все кончено. Слышишь? Все кончено, Мэйс!

– Эмеральда…

– Я сказала все, что думаю. – Эмери никогда бы не поверила себе, что голос ее может звучать так холодно и так решительно. – Да, Мэйс с этой минуты между нами ничего не может быть.

Непонятное выражение появилось на его лице.

– Очень хорошо. Ты все для себя решила, Эмеральда. И я принимаю твое решение. – Он повернулся и пошел к лагерю.

Эмеральда смотрела ему вслед. На ее глаза навернулись слезы.

Ей хотелось побежать за ним, упасть в его объятия, но она помедлила, и момент был упущен. Он ушел.

Прошел еще один день. День, похожий на все другие. Солнце палило нещадно. Эмери шла рядом с повозкой, рядом с ней шла Сюзанна, развлекая ее детской болтовней.

Мэйс ехал впереди, высматривая подходящее место для стоянки: чтобы была вода и было удобно расположиться лагерем.

Эмери никак не удавалось выбросить его из головы. Он все время стоял перед ее мысленным взором: его светлые волосы, его глаза, прищуренные от солнца, то серьезные, то загорающиеся в улыбке. Вопреки Труди, вопреки здравому смыслу, вопреки всему она продолжала любить его. И, как ни прискорбно, она вынуждена была признать, что будет любить его всю жизнь.

К несчастью, она относилась к той категории женщин, которые всю жизнь любят одного мужчину. Только один мужчина может полностью владеть их душой и телом. Для нее существовал один-единственный мужчина, и им был Мэйс Бриджмен.

«Я не хочу быть, как Труди, рабой своего тела, – уже в который раз повторяла она. – Я не хочу быть шлюхой, любовницей. Мне нужно большее».

* * *

Однажды вечером после ужина Тимми позвал ее, оторвав от мытья посуды. Эдгар, их пес, с шерстью, свалявшейся за долгие дни бега по зарослям шалфея, счастливо махал хвостом. Эдгар тоже умудрился сбежать от индейцев, которые, как сказал Мэйс, могли бы его съесть. Два дня назад он вернулся в лагерь, исхудавший и обессиленный. Тимми страшно обрадовался.

– Эмери, последнее время ты совсем не рисуешь, – сказал он.

– Разве? – Эмеральда улыбнулась. – Наверное, это от усталости. Сегодня был долгий переход. А мне приходится теперь заменять ваших папу и маму.

– Я знаю.

– Ты хочешь, чтобы я что-нибудь тебе нарисовала?

– Нет… – Тимми вздохнул. – Можно мне посмотреть твой альбом? Я хочу посмотреть рисунок, где изображен Перо.

Эмеральда достала альбом, и Тимми перелистал страницы, пока не нашел набросок Пера. Маленький индеец получился гордым и злым.

– Мне кажется, Перу хотелось домой так же, как и мне, – сказал Тимми.

– Это естественно, Тимми.

– Наверное, поэтому он разрешил мне взять Ветерка. Потому что он помнил…

– Что? Что ты сказал? – Эмеральда уставилась на мальчика. – Так, значит, Перо помог нам бежать?

– Конечно. Индейцы увели Ветерка, а Перо отвязал его и отпустил. И еще он показал мне, как прятаться под брюхом лошади. Он знал, что я мечтаю о бегстве, и ты тоже.

Эмеральда отправилась спать в глубокой депрессии. Мэйс вернулся в лагерь и этим вечером ужинал с Вандербушами. Лежа в палатке, она слышала взрывы смеха, раздающиеся со стороны их повозки.

На следующую ночевку они остановились у маленького ручейка, пробившего себе дорогу в скальной породе.

Эмеральда развела костер, взяла с собой Кальфа и пошла к ручейку за водой. Переход выдался трудным, она устала, была вся в пыли и мечтала только о том, чтобы отыскать местечко поглубже, где можно было бы искупаться или хотя бы ополоснуться.

Она пошла против течения, осторожно ступая среди острых камней.

Кальф закапризничал, напомнив о своем присутствии. Она наклонилась и поцеловала теплую головку.

– Не волнуйся, малыш, мы скоро вернемся, – сказала она. – Вот только наберу воды.

Наконец она отыскала подходящее место и опустила в воду ведро. И тут она заметила Зика Йорка. Он тоже шел с ведром.

– Привет, Зик. – До сих пор ей удавалось избегать встреч с ним.

– Наполняем ведро? – Маленькие глазки буравили Эмеральду.

– Да. Мне пора в лагерь. Тимми ждет и… и Гертруда.

– Неужели?

– Да. – Она попятилась назад, едва не споткнувшись о камень. – Прошу вас, – взмолилась она, – пожалуйста, оставьте меня в покое. Мне действительно пора в лагерь. Ребенок голоден.

– Ну, наверное, еще не очень, раз не вопит. Что, если положить ребенка на травку? А мы тут посидим вместе и присмотрим за ним. Так что же все-таки с тобой делали эти индейцы? Они лучше белых мужчин?

– О чем вы говорите? Как вы смеете?

Но Эмеральда прекрасно понимала, о чем он говорит.

– Нет! Пожалуйста!

Она выронила ведро и бросилась наутек по каменистой тропинке. Туфли скользили, она боялась упасть и уронить ребенка. Кальф раскачивался в своей самодельной люльке у нее на шее, и ей приходилось поддерживать его головку. Нельзя, чтобы он упал…

Зик преследовал ее. Она слышала хруст гальки под его сапогами.

– Прошу вас, оставьте меня!

Он схватил ее за руку. Она закричала, стараясь высвободиться.

И тут, откуда ни возьмись, появилась Марта Ригни. Эмеральда, которой мешал ребенок, старалась вырваться из горячих липких рук Зика. Пуговицы на платье расстегнулись, обнажив правую грудь.

– Что здесь происходит? – уперев руки в бока, спросила Марта.

Глава 29

– Совсем не то, что вы думаете, – начала было Эмеральда. – Он…

Но Зик прервал ее:

– Я поднимался вверх по течению, чтобы отыскать место, где набрать воды. Она меня остановила и принялась со мной заигрывать, так что я не знал, что и думать. Ну… я, конечно, не смог сдержаться. – В голосе его звучали жалостливые, всхлипывающие нотки.

– Неужели? – встрепенулась Марта.

– Это ложь! – возмущенно воскликнула Эмеральда. – Зик преследовал меня! Я только…

– Что за прелестная история. – Марта опустила на землю два полных ведра и продолжала: – Может, он и гнался за тобой, но кто довел его до всего этого? Кто его обнадеживал?

– Что значит «обнадеживал»? Я ничем подобным не занималась!

Марта поджала губы.

– По мне, ты стараешься казаться слишком холодной для женщины, побывавшей в плену у индейцев. Один Бог знает, что эти дикари делали с тобой! Я давно тебя кое в чем подозревала, а вот и подтверждение моим догадкам.

– Вы хотите сказать, что, побывав у индейцев в плену, я готова теперь заниматься любовью с каждым мужчиной? Вы ведь это хотите сказать?

Марта бросила на Эмери угрюмый взгляд и тут же отвела глаза.

– Насчет этого не знаю. Я только вижу, что застала тебя здесь с мужчиной при компрометирующих обстоятельствах.

– Но в этом нет моей вины! Посмотрите, он разорвал мне платье! Или вы думаете, что я сделала это сама?

– Не берусь утверждать. Но в одном я уверена: девушке вроде тебя нельзя оставаться без попечения и без присмотра, когда рядом нет ни матери, ни мужа.

Пока Марта говорила, Зик быстро заправил рубашку и исчез, даже не оглянувшись на Эмеральду.

– Не так важно, этот ли к тебе приставал, или тот, хотела ты этого или не очень, одно несомненно: ты здесь, среди нас и можешь блудить в свое удовольствие, поскольку некому тебя остановить. Ты обуза для всех нас, ты подаешь дурной пример невинным детям, что оказались на твоем попечении, и ты – постоянная приманка для мужчин нашей партии. Вот если бы ты вышла замуж за кого-то из них…

– Замуж?

– А почему бы и нет? Разве не грешно так жить: купаться голой, заигрывать с мужчинами. Я не намерена с этим мириться. И лучшим выходом я считаю выдать тебя замуж. Когда ты окажешься под присмотром мужа, может быть, ты присмиреешь. Хотя вряд ли ты будешь хорошей женой. На этот счет у меня есть сомнения.

Эмеральда облизнула пересохшие губы.

– Меня наняли, чтобы присматривать за детьми Уайлсов и помогать в работе, именно этим я и буду заниматься. По крайней мере до тех пор, пока мы не доберемся до Калифорнии. Я обещала Маргарет помочь, и я помогу. Зачем мне для этого муж?

– Тебе нужен муж, потому что любая нормальная женщина должна выходить замуж! Кроме того, как я уже говорила, ты постоянно соблазняешь мужчин! Они смотрят на тебя и представляют, что с тобой делали индейцы и…

– Так что же они со мной делали?

– Да каждый знает, что они вытворяют с белыми женщинами. И не заблуждайся на наш счет, мы все знаем, что там было с тобой, и незачем тебе отпираться.

– Так вот. Я не просилась к индейцам в плен. Но вы напрасно думаете, что, побывав у них, я стала шлюхой. Знайте же, что я никогда не была такой и не буду.

– Ну-ну, мисс. Оправь-ка лучше платье да отправляйся в лагерь. Малыш уже хочет есть. И подумай о замужестве. Только уж, пожалуйста, не с моим сыном, – зло добавила она. – Мой Мартин еще не дорос до такой, как ты.

– Да? – Эмеральда высокомерно посмотрела на Марту. – Вероятно, вы прочите мне в мужья Зика Йорка? Эта кандидатура вас устроит?

– Меня устроит, если ты будешь вести себя честно перед лицом Господа, вот и все.

Эмеральда подняла Кальфа и пошла к лагерю, стараясь, чтобы никто не заметил, что стало с ее платьем. Забравшись в повозку, она переоделась, надеясь, что Тимми не обратил внимания на ее состояние.

Однако это было не так.

– Эмери, ты странно выглядишь, – сказал он, когда она начала кормить Кальфа. – Что случилось с твоим платьем? И почему у тебя исцарапано лицо?

– Да так, Тимми, ничего.

– Ты что, с кем-то дралась? Скажи, кто тебя обидел? Я разобью ему нос в кровь!

Эмери грустно улыбнулась и потрепала мальчика по плечу:

– Не сомневаюсь, Тимми, что ты всегда придешь мне на помощь.

Через минуту-другую мальчик вышел на улицу поиграть. Она сидела, прислонившись к стене повозки. Слышно было, как сварливая Марта что-то выговаривает мужу. Эмери, стараясь не прислушиваться, стала укладывать Кальфа. Выбравшись из повозки, она принялась разбирать на ночь палатку, где спала сама. Уже стемнело, и звезды холодно сияли на чистом ночном небе.

Тимми вернулся буквально через несколько минут. Лицо его было озабочено.

– Эмери, они собрались в повозке Вандербушей и говорят о тебе. Они хотят выдать тебя замуж.

– Что ты говоришь?

– Да. Там всем верховодит Марта Ригни. Она рассказывала, что Зик Йорк хотел «взять» тебя или что-то в этом роде. И что ты сама в этом виновата. И поэтому тебя надо выдать замуж, чтобы ты была под присмотром мужа.

– Под опекой мужа, – поправила она. Сердце ее сжалось от предчувствия.

– Да, под опекой, – продолжал Тимми. – Они говорят, что грешно жить одной. И еще они говорят, что тебе одной трудно заботиться о нас и что тебе нужен помощник, мужчина, который мог бы вести повозку. Эмери, если ты выйдешь замуж, ты не прогонишь нас с Сьюзи? И Кальфа тоже?

– Нет, конечно, вы останетесь со мной! – воскликнула Эмери. – Вы всегда будете со мной, что бы ни случилось. Но я не собираюсь выходить замуж. Это нелепость. Они ошибаются, считая такой выход благом для меня. Кроме того, мне еще ни один мужчина не сделал предложения.

– Но ты могла бы выйти замуж. – Тимми нахмурился. – Может быть, за Мэйса Бриджмена. Я бы не возражал. Мне он нравится.

Сердце ее подпрыгнуло.

– Глупости все это, Тимми, не бери в голову. Я не собираюсь ни за Мэйса, ни за кого другого. А пока разыщи-ка лучше Сюзанну. Ей пора умыться перед сном. А потом я расскажу вам какую-нибудь сказку, если у нас останется время перед сном. Давай поторапливайся!

Тимми убежал, по-видимому, удовлетворенный. Она продолжала раскладывать палатку, но руки дрожали и не слушались ее.

На следующее утро, после того, как Эмеральда подоила Босси, ее подозвала к себе Гертруда Вандербуш.

Платье Гертруды, как и у остальных женщин, покрылось пятнами, оборки истрепались, подол буквально отвердел от грязи. За время болезни она так высохла, что оно висело на ней как на вешалке. В глазах женщины читалась решимость.

– Эмеральда, могу я поговорить с тобой?

«Вот как, – подумала Эмеральда. – Гертруда тоже на их стороне».

Она обернулась так резко, что едва не расплескала молоко.

– Я знаю, о чем вы собираетесь говорить! Тимми мне все рассказал! Вы все мечтаете выдать меня замуж, не так ли? Отдать меня в распоряжение какого-нибудь из наших мужчин, чтобы я больше не была для вас обузой!

Гертруда вздохнула.

– Да, боюсь, что это так. Мы считаем, что от этого будет лучше всем, в том числе и тебе. Ты должна понимать…

– Нет! Не понимаю! С чего вдруг такая спешка? Оттого, что Зик Йорк попытался… напасть на меня?

– Так, значит, вот как было? Я тоже подумала, что все происходило не так, как рассказывала Марта. Но ты же ее знаешь. – Гертруда слабо улыбнулась. – Эмеральда, хорошая моя, мне кажется, что в словах Марты есть кое-какой резон. Вот и мы с мужем тоже считаем, что тебе лучше выйти замуж.

– Но зачем? Чтобы дойти до Калифорнии, мне не нужен муж. Я смогу сделать это сама!

– Сможешь?

– Конечно! Я же не одна. Пьер помогает мне. Вы же сами обещали, что он поможет. И он согласился за плату.

Гертруда с сожалением посмотрела на Эмеральду, и та насторожилась.

– Извини, Эмеральда, но Пьер… он больше не хочет на тебя работать.

– Но почему?! Гертруда замялась.

– Не знаю. Возможно, из-за того, что сказала Марта. Или по другим причинам. Да и муж против. Он считает, что если Пьер откажется на тебя работать, ты быстрее решишься выйти замуж. С мужчиной, который взял бы на себя заботу о тебе и троих детях, ты перестала бы быть обузой для остальных.

– Разве мы висим у кого-то на шее? И не собираемся висеть. Я сама поведу повозку! И Тимми мне поможет. Он уже большой.

– Ты забыла про его ногу. Он достаточно хорошо ходит, но больше двух часов не пройдет. И потом, он не сможет чинить повозку. И не забывай, что у тебя на руках грудной ребенок. Право, не знаю, как ты справишься, Эмеральда. Тебе нужен мужчина, чтобы он смог защитить тебя от таких, как Зик Йорк. Когда ты будешь замужем, остальные перестанут претендовать на тебя.

Эмеральда могла привести тысячу аргументов против такого решения. Но вместо этого она тихо прошептала:

– Но я… я хотела выйти замуж по любви.

– Эмери, что ты думаешь делать, когда мы наконец доберемся до Калифорнии? – помолчав, спросила Гертруда. – Ты когда-нибудь задумывалась о том, что тебя ждет в этой дикой стране, где полно индейцев, испанцев, грубых, жестоких людей. Это далеко не лучшее место для беззащитной женщины. Рано или поздно тебе все равно придется выйти замуж.

Слезы навернулись на глаза Эмеральды. Увы, Гертруда была права. И Эмеральда сознавала это. Никогда еще она не задумывалась над тем, какие испытания выпадут на ее долю в Калифорнии.

– Ты поймешь, что мы были правы, – тихо сказала Гертруда. – Уверена, ты поймешь. И скажешь нам спасибо.

– Я так не думаю, – неуверенно возразила Эмери.

– У тебя еще будет время подумать. Кто-нибудь из наших мужчин сможет стать тебе хорошим мужем. Ты красивая девушка. А женщины редкость в той стране, куда мы идем.

Пьер не пришел к ним утром. Когда Эмеральда пошла за ним, Труди сообщила, что он занимается стадом: его очередь.

– Но он обещал вести повозку!

– Мой папа не велел ему этого делать.

Эмери гневно взглянула на нее, и Труди опустила глаза. Труди, несомненно, тоже была «искушением» для мужчин, но ее защищала семья.

– Ну что же, придется договориться с кем-нибудь еще, – с наигранным равнодушием произнесла Эмеральда.

– Кого ты наймешь? Мартина Ригни? Его мать не велела ему даже близко к тебе подходить. И у Арбутнотов хватает забот с двумя повозками.

Эмери побрела назад, ничего не видя перед собой. Труди была права. Никто не станет ей помогать. Они заставят ее выйти замуж.

Вернувшись к повозке, Эмери увидела, что Тимми и Сьюзи пытаются погрузить вещи в повозку. Тимми что-то приказывал Сюзанне на повышенных тонах. Услышав ее шаги, он оглянулся.

– Рэд сказал, что мы сегодня пойдем предпоследними, – по-деловому доложил он.

– Вот и прекрасно, – ответила Эмери. – Где плеть? Я сегодня буду сама погонять волов.

– А где Пьер? – Сюзанна смотрела на нее округлившимися от удивления глазами.

– Он больше не будет нам помогать. Пойдем, Тимми. Не так уж все плохо. Ты поедешь на Ветерке, как обычно. А Сюзанна поможет мне с малышом. Она теперь большая девочка.

– Да, большая, – согласилась Сюзанна. Неприятности начались сразу же. Эмеральда не умела управляться с плетью, хотя и часто видела, как это делается. В какой-то момент она слишком сильно ударила вола и вскрикнула от ужаса: ей всегда претило причинять боль животным.

Оставив плеть в повозке, она попыталась обойтись без нее. Но большие, неповоротливые быки уже привыкли к ее щелканью и, не услышав знакомого звука, только беспомощно вертели головами. Пришлось вновь взять в руки плетку. Эмеральда старалась избегать взгляда больших карих глаз несчастных животных.

Проблемы были и с Кальфом. Вначале его несла в тряпичной люльке Сюзанна, так как Эмеральда не могла щелкать плетью, когда на шее висела люлька с ребенком. Но уже через час Сюзанна выбилась из сил. Ребенок был слишком тяжел для нее.

Пришлось уложить малыша в повозку, но там он начал кричать как сумасшедший. Во-первых, оттого, что перестал чувствовать тепло человеческого тела, а во-вторых, оттого, что повозку без рессор нещадно трясло. Эмери испугалась, что малыш может получить травму. С унылым видом она поплелась к повозке Вандербушей за помощью. Гертруда сидела в повозке и что-то вязала.