Текст книги "Свет твоих глаз"

– Я не хочу молока, я хочу выйти и посмотреть на индейского мальчика.

– Ну, Тимми, я не знаю…

– Ты ведь, наверное, захочешь его нарисовать, Эмери, правда?

– Я… Я не знаю. А ты хочешь, чтобы я его нарисовала?

Эмери не доставала альбом с тех пор, как с Тимми случилось несчастье.

– Эмери, прошу тебя! Я хочу, чтобы ты нарисовала его портрет. Я буду показывать его друзьям, когда мы приедем в Калифорнию. И… Я так хочу выйти посмотреть на него. Ему столько же лет, сколько мне? Он выше меня? У него есть томагавк? А у него есть на голове шляпа из перьев?

Эмеральда вымучила улыбку.

– Нет, он почти наг. У него нет перьев, и он даже немного меньше тебя.

– Меньше? – Тимми удивленно поднял лицо.

– Ну да. Я думаю, ему лет девять. Он… – Эмери осеклась, решив, что Тимми еще слишком мал, чтобы понять, что глаза у его ровесника-индейца, который метался в траве на другом конце прочной веревки, привязанной к их повозке, полны далеко не детской ненависти.

– Я хочу его видеть, Эмери. Пожалуйста. Не могли бы вы с мамой вынести меня из повозки? Хотя бы на минуту-другую. Я хочу на воздух. Думаю, моя нога не очень пострадает. Я закрою глаза и затаю дыхание, а вы будете нести меня очень осторожно, и тогда, может быть, она не будет так болеть.

– Тимми, Тимми, ты действительно этого хочешь?

– Да, – сказал он, – обещаю, что со мной ничего не случится.

Однако, видно, боль была нестерпимой, когда Эмери и Маргарет стали выносить его из повозки, – мальчик побледнел и весь покрылся испариной. Наконец они уложили Тимми на одеяло позади повозки.

– Эй, мальчик! – тихо окликнул его Тимми, превозмогая боль и пристально глядя на пленника.

Маленький индеец взглянул на Тимми, и их глаза встретились.

– Как тебя зовут? Меня – Тимми Уайлс. Это мой отец привязал тебя, но не вини его, он, наверное, скоро тебя отпустит. Ты ведь сможешь найти дорогу домой? Мэйс Бриджмен говорил, что вы умеете ориентироваться по звездам и солнцу, читать следы, как мы читаем книги. Ты ведь меня научишь после того, как моя нога заживет?

Поначалу Тимми говорил запинаясь, но постепенно его речь становилась все более уверенной.

– Знаешь, я хочу, чтобы ты посмотрел рисунки Эмери. Она как-то нарисовала мою лошадку Ветерок, и он получился как настоящий…

Оставив Тимми наедине с молчаливым индейцем, Эмери пошла помогать Маргарет принести воды. Каково же было ее изумление, когда она вернулась и застала индейского мальчика сидящим на корточках возле Тимми. Он чертил на земле большим пальцем ноги, так как руки его были связаны.

Тимми радостно посмотрел на них.

– Эмери, мама! Он сказал, что его зовут Перо, что-то вроде этого. Я думаю, что для имени это слово не очень подходит, но что поделаешь…

– Перо, – повторила Эмери, – по-моему, очень хорошее имя. Тимми, тебе пора возвращаться, отец сказал, что мы скоро тронемся в путь.

– О Эмери, мама! Я так хочу поговорить с Пером. Может, он поедет со мной в повозке? Он ведь не тяжелый.

– Нет, Тимми, – ответила Маргарет. – Отец не разрешит. Понимаешь, Перо – раб.

Тимми нахмурился.

– Мне жаль, сынок.

– Но ты не переживай, – вмешалась Эмери, – впереди остановка на обед, и мы снова вынесем тебя из повозки. Если ты согласишься потерпеть…

– Конечно, конечно. – Глаза Тимми затуманились при воспоминании о той боли, которую ему пришлось пережить.

Маргарет и Эмери внесли его в повозку, и он покорно лег.

– Эмери! Как Ветерок? – спросил Тимми еле слышно.

– Прекрасно! Жан и Боб заботятся о нем. Берегут его для тебя.

– Наверное, он забыл меня.

– Он вспомнит, как только увидит тебя.

– Я никогда не смогу кататься на нем, Эмери. Моя нога никогда не поправится.

– Наверняка поправится, – заверила она его, – не сомневайся. Если ты будешь следовать советам Бена, пить молоко…

– Молоко не поможет, не надо мне лгать. Я знаю, Эмери. Мою ногу хотят отрезать, ведь правда?

– Отрезать ногу?! – Эмеральда пришла в ужас оттого, что Тимми знал о такой возможности. – Кто тебе это сказал? Твои родители этого не допустят.

Она не смогла выдержать пристального взгляда Тимми и отвернулась.

– Отрежут. И они согласятся.

– Нет! О Тимми, давай поговорим о чем-нибудь другом. Не думай об этом. Ты поправишься, и Бен так считает.

– Бен лжет. И ты лжешь. – Тимми отвернулся и тупо уставился в стену.

Эмери испугалась мрачной уверенности мальчика.

– Но, Тимми… – начала она.

– Уходи, Эм, уходи. Отец хочет ехать, ты сама сказала, а я хочу побыть один.

Эмери ничего не оставалось, как только выйти из повозки.

Глава 13

Маленький индеец отказывался идти. Оррин стегнул волов, и повозка тронулась. Мальчик упал в грязь.

Эмери стояла рядом с Сюзанной у заднего колеса. Первые несколько миль девочка обычно шла пешком и, только когда уставала, садилась в повозку. Эмери наклонилась, чтобы завязать Сьюзи капор, когда увидела, что мальчик упал.

– Оррин, – закричала она, забежав вперед. Оррин, в грязной рубахе и мятой шляпе, занес кнут над животными, погоняя их. – Оррин, остановись, мальчик упал!

Повозка с тяжелым скрипом остановилась. Маргарет выглянула из повозки, чтобы посмотреть, что произошло. Мальчик лежал в пыли, подогнув под себя ноги.

– Он оступился, я уверена, что он не нарочно. Оррин, не обращая внимания на слова Эмери, грубо поднял мальчика на ноги. Весь его правый бок был в грязи и ссадинах, глаза смотрели твердо и непреклонно, словно два обсидиана.

– Проклятое животное, ты будешь смотреть себе под ноги? – Он тряхнул мальчика за смуглые плечи.

Эмеральда выступила вперед:

– Прошу тебя, он всего лишь ребенок. Сейчас все будет хорошо, поверь мне.

– Для его же пользы, – процедил Оррин, занеся кнут над терпеливо ждущими волами.

Повозка дернулась, веревка натянулась, и снова Перо, словно мешок с картофелем, повалился вперед. На этот раз у Эмери не осталось сомнений, что он делает это нарочно.

– Перо. – Она подняла мальчика, отряхивая пыль с длинных темных волос. – Перо, ты не должен так поступать. Ты можешь нанести себе ужасный вред. Ты должен идти, понимаешь.

Мальчик повернулся к ней. Лицо его было непроницаемым. Взглянув на Эмери, он снова упал.

– Перышко, пожалуйста… – Голос ее срывался от напряжения. – Ты не должен так поступать. Тебе надо идти, иначе…

– Какого дьявола? – К ним приближался Оррин с огромным кнутом. Вид его не предвещал ничего хорошего. – Этот гаденыш не хочет идти?!

– Я уверена, он пойдет, надо только убедить его в этом…

– Отойди от него. Думаю, я смогу убедить его. – Оррин занес кнут.

– Нет, пожалуйста…

– Уйди отсюда, Эмеральда. Это мой раб, и я разберусь с ним сам. – Оррин отшвырнул ее, как котенка.

Раздался громкий щелчок, и кнут опустился на спину мальчика… Маленький индеец стоял прямо, устремив взгляд на горизонт. Лицо его окаменело, он готов был принять любую боль, и только вздрагивающая нижняя губа выдавала его. На худенькой спине мальчика вспух рубец.

– Прошу, – выдохнула Эмеральда, – не надо так мучить ребенка. – Она взглянула на Сюзанну, теребящую в руках кукурузную куклу. – На глазах у собственной дочери.

– Какого дьявола ты вмешиваешься, я вовсе не собираюсь убивать его, я только учу.

И он снова поднял кнут и опустил его на голую спину ребенка. Эмеральда кинулась к девочке. Плечи обеих затряслись от плача.

И еще раз кнут опустился на спину мальчика. Оррин тяжело дышал.

– Кажется, довольно. Посмотрим, как ты усвоил урок. Если ты и на этот раз не пойдешь, я исполосую тебя в кровь. Это тебя быстро научит.

Эмеральда с горящими глазами и пересохшим ртом смотрела, как Оррин трогает повозку. Маргарет тоже наблюдала за ним, глаза ее горели от гнева.

В третий раз повозка двинулась, и в третий раз мальчик упал.

Эмеральда вскрикнула.

В тот же миг с непостижимым проворством из повозки выскочила Маргарет с острым ножом в руке и перерезала веревку. Мальчик вздрогнул. Она осторожно сняла веревку с его рук и сунула в карман фартука.

– Словно собаку на поводке, – прошептала она. – Ребенка, как собаку…

Оррин уже стоял перед ней с перекошенным от гнева лицом.

– Какого дьявола… – начал он. Маргарет спокойно взглянула ему в глаза:

– Я перерезала веревку, Оррин. Твой раб поедет в повозке с Тимми. – Она предусмотрительно положила нож в карман. – Ты спросишь: почему? Потому что так велит мне Бог. Бог, ты помнишь о Нем? А теперь иди.

Не взглянув на мужа, Маргарет склонилась над мальчиком:

– Эмери, помоги мне. Мы должны перенести мальчика в повозку и наложить мазь на раны. Они могут воспалиться.

Одинокий Волк стоял на вершине скалистого утеса и, прищурившись, смотрел на гряду туч на горизонте.

Он верил им, считал их частью той силы, что была в нем. Но основная его сила проявлялась в снах, вещих снах, которые он начал видеть, когда ему было столько же лет, сколько сейчас Перу.

Однажды он пошел в лес один и, оступившись, упал с отвесного склона, сломав себе ногу. Лежа на земле и не в силах отогнать от раны роящихся мух, он увидел свой первый странный сон: стая серебристых волков приближалась к нему, изрыгая огонь. Волки подходили медленно, их становилось все больше и больше, и повсюду, где они ступали, земля чернела и дымилась.

Он мог бы погибнуть, но на следующий день его нашел всадник. Кожа всадника была белой, и ее оттенок отчего-то заставил Одинокого Волка вспомнить свое видение, серебристо-белых волков. Всадник отнес мальчика в тень, дал ему воды и перевязал рану. Он был охотником – так он объяснил ему на языке жестов.

Охотник оставался с мальчиком, пока его отец – Быстрый Конь, не нашел его. Нога зажила, и отец дал ему новое взрослое имя – Одинокий Волк, в память о его видении.

Одинокий Волк – это было хорошее имя. С тех пор видения постоянно посещали его. Он стал одним из самых могущественных и уважаемых шаманов. Он умел врачевать, мог предсказывать будущее. Больше всего он любил одиночество, ведь он был Одиноким Волком, и его сны были ужасными и странными.

То, что он увидел сегодня в облаках, не понравилось ему. Вот уже два дня, как исчез Перо, сын его брата. В этом не было большой беды, но вдова его брата, Встающее Солнце, беспокоилась.

Одинокий Волк смотрел на тучи, его глаза застилал туман, из которого возникло лицо Пера, затем оно задрожало, принимая странные очертания, и наконец среди туч возник контур колеса.

Значит, мальчик в том караване, который он видел два дня назад.

Одинокий Волк нахмурился, вспомнив ту зеленоглазую девушку, которую увидел там. Кожа ее была бледна, а глаза – цвета зеленой травы. Это она постоянно являлась ему в его видениях…

Прошло два дня, но Мэйс не решался освободить мальчика, так как раны его были слишком серьезными для того, чтобы отпустить его одного в прерии.

– Еще несколько дней, Перышко, – шептала Эмеральда, натирая ему спину лечебной мазью. – Когда ты поправишься, мы с Мэйсом освободим тебя, обещаю! О, как бы я хотела, чтобы ты меня понимал.

Колеса монотонно вертелись, час за часом проходило время, одни и те же звуки окружали Эмери: мычание волов, скрежет колес, крик погонщиков, щелканье кнута.

Пыль, поднимаемая стадом и повозками, проникала в пищу, в легкие, оседала на одежде. Те, кто ехал первым, глотали пыли намного меньше тех, кто ехал сзади, поэтому повозки каждый день менялись местами.

От форта Ларами дорога становилась все каменистей. Караван поднялся на плато, представляющее собой бесконечную пустыню, усеянную острыми камнями, испещренную оврагами и балками. Лишь кое-где росли тополя. Повозки раскачивало и трясло. Оси то и дело ломались, их приходилось снова и снова чинить. Постепенно переселенцы стали избавляться от громоздких и ненужных вещей – столов, кресел.

– Мы ведем себя так, будто мир вокруг нас – свалка для наших отбросов, – заметил как-то Мэйс. – Пройдет пятьдесят лет, а наши старые горшки, сковородки и перины будут все еще здесь валяться, сушиться под солнцем и удивлять волков.

Мало кто обратил внимание на предостерегающее замечание Мэйса, для них мир был огромным бесконечным пространством, в котором хватит места и для мусора.

Под тополями протекали красивые, чистые ручейки, и Мэйс предупредил путников об опасности, таящейся в них. Впервые им пришлось столкнуться со щелочными источниками. Уже погибло несколько лошадей, и многие люди страдали от дизентерии. На этот раз болезнь не миновала и Эмеральду, хотя она и считала себя здоровой как лошадь. Гертруда Вандербуш так и не оправилась после болезни, и Труди пришлось взять на себя все бремя забот. Ее лошадка Гольден, напившись из источника, настолько ослабела, что Труди, как и Эмери, теперь шла пешком. Во время дневных остановок Эмери видела, как она собирает хворост для костра, готовит пищу. Папаша Вандербуш старался привлечь внимание мужчин к тому, какая у него работящая дочка и как вкусно она готовит.

Мэйс, как видно, тоже это заметил, и Эмери подозревала, что они продолжают украдкой встречаться. «Я заставлю его позабыть о Труди, – говорила она себе. – Я заставлю его полюбить меня и жениться на мне».

Тимми не становилось лучше. Бен Колт по нескольку раз в день приходил делать мальчику перевязку и приносил свежую мазь для Пера. С каждым визитом Бен все мрачнел. Слово «ампутация» звучало все чаще.

– Ампутация! Почему вы на ней заклинились? – спросила как-то вечером Эмеральда, провожая его до повозки.

Воздух был полон обычным лагерным вечерним шумом: треском костра, оживленными разговорами, звуками скрипки.

– Ты все еще живешь в придуманном мире. Спустись на землю и трезво оцени ситуацию, Эмеральда. – Бен пристально посмотрел на нее.

– Я не так наивна, как вам кажется, – ответила она раздраженно. – Но я думаю о будущем мальчика. В таком месте, как Калифорния, нужны сильные, крепкие мужчины…

– О каком будущем ты говоришь, – резко перебил он ее. – У мальчика вообще не будет будущего, если не отнять ногу. Разве ты не видишь, что происходит с ней? С каждым днем ему становится все хуже. У него начинается лихорадка, глупая твоя голова. Вот почему на щеках его появился румянец и блеск в глазах. Начинается гангрена, Эмеральда, а ты мечтаешь о каком-то будущем для этого мальчика!

– Нет, – прошептала она, – вы ошибаетесь. Я уверена в этом. Тимми лучше. Вы видите, сколько времени он проводит с этим индейским мальчуганом. Он постоянно разговаривает с ним. Это его успокаивает и отвлекает. Ему не может быть хуже.

– Нет, ему хуже, и скоро вы все в этом убедитесь, – повторил он.

К вечеру они достигли северного рукава реки Платт. Переправа обещала быть трудной. Мэйс предупредил об этом. Река была слишком глубокой, чтобы переходить ее вброд, так что повозки придется переправлять вплавь, как и животных. Задача предстояла трудная. Надо было заранее смириться с потерей одного-двух волов.

Дрожь пробирала Эмеральду при воспоминании о последней переправе, когда утонул Чарлз Моррис. А сейчас, когда Тимми так ослаб…

Но у них не было выбора. Впереди их ждала Скала Независимости. Мэйс рассказал ей, как серая громада вдруг возникает посреди абсолютно ровной поляны. Вот уже много лет путешественники и охотники выцарапывали на ней свои имена. Мэйс тоже оставил на этой скале свое имя и обещал показать эту метку Эмеральде, когда они будут проезжать мимо.

Вечером они разбили лагерь у реки, планируя с утра начать переправу. Уайт Тетчер достал колоду карт, и некоторые из мужчин сели играть. Их голоса далеко разносились в вечерней тиши.

На рассвете, когда громадный красный диск солнца показался на горизонте, обнаружилась пропажа индейского пленника.

Перо спал под повозкой, руки его были привязаны к оси повозки. Оррин собственноручно проверял веревку. И сейчас он первый заметил пропажу мальчика. Его вопль заставил полусонную Эмери выскочить из палатки.

На ходу застегивая платье, она недоуменно смотрела на Оррина.

– Где он? – рычал Оррин. – Кто отпустил моего раба?! Кто перерезал веревку?! – кричал он, потрясая ее обрывком.

– Оррин, что случилось? – Маргарет, заспанная, показалась из палатки.

Сюзанна вылезла из повозки, протирая глаза. Все смотрели на Оррина полусонными глазами.

– Я сказал, что негодяй сбежал!

– Когда я ложилась спать, он был на месте, – сказала Эмери. – Я знаю это, потому что принесла ему одеяло. Он замерз.

В душе она ликовала. Сейчас мальчик, должно быть, уже далеко, возможно, дома.

– Этот ублюдок только и ждал, когда ему перережут веревки, – злился Оррин. – Он знал, что мы собираемся переправляться через реку и назад ему не вернуться, если Только вплавь… Вот он и… Интересно, кто помог ему это сделать?

Оррин прошелся вдоль повозки, разгребая каждый дюйм пыльной земли носком сапога.

– Никто из вас не одобрял того, что я взял раба, – сказал он почти про себя, – никто. Я видел, что вы смотрели на меня как на последнюю тварь.

– Конечно, я тебя не одобряла, – согласилась Маргарет. – Но я не…

– Говорят, из индейцев получаются хорошие, смышленые рабы, – продолжал Оррин, будто и не слышал ее. – Но вы в это не верили, эй, вы, кому говорю?! Даже Тимми… – Оррин остановился и что-то поднял. – Если это не пуговица от рубашки Тимми, то я обезьянья задница.

Тимми! Эмеральда и Маргарет переглянулись, вспоминая, как много времени мальчики проводили вместе.

– Нет, Оррин… – начала Маргарет.

– Оставьте меня, вы, женщины. Я потерял своего раба, и я знаю, что мне делать. Я знаю, кто меня предал.

– Но Тимми не мог этого сделать. Он очень слаб, Оррин, и ты знаешь это. Любое движение доставляет ему боль.

– Наверное, не так уж больно ему было, когда он просунул в щель нож для индейца, не так ли?

В наказание он несколько раз ударил мальчика по кистям рукояткой кнута.

Глава 14

Стояла неимоверная жара, был, наверное, самый жаркий день за все время их путешествия. И тем не менее необходимо было готовиться к переправе. Реку решили форсировать на импровизированных плотах. Для этого с повозок снимали верх и колеса, а основания связывали между собой веревками.

И вот наконец Маргарет, Эмеральда, Сюзанна и Тимми, прижавшись друг к другу, сидят на плоту – неуклюжем сооружении, управляемом поочередно Оррином и Уайтом Тетчером.

Эдгар яростно лаял на бурлящую темную воду.

– Эй, Эдгар, это всего лишь вода, – прикрикнул на пса Тимми. – Эмери, как ты думаешь, мы переправимся?

Тимми лежал на нескольких одеялах, сверху его укрыли парусиной, чтобы он не промок.

– Конечно, Тимми, – откликнулась бодрым тоном Эмери, – после стольких переправ мы стали настоящими моряками.

Но эта переправа не была похожа на предыдущие. Течение несло сучья и ветки, обломки бревен, крутило их в водоворотах. Весь этот мусор ударялся о плот и мешал продвижению вперед. Лошади и волы кружились на месте, не решаясь бороться с течением. Плетки свистели над их головами, но это мало помогало.

Река понесла вниз по течению к водопаду ведущего вола повозки Оррина. Эмери видела, как выбиваются из сил остальные животные. Они испуганно вращали глазами и вытягивали головы, стараясь держать их над водой. Невозможно было без сожаления смотреть на Уайта Тетчера, с обреченным видом правившего плотом с помощью багра: он уже потерял двух волов из шести, и у него больше не осталось запасной пары для смены уставших в пути животных.

– Оррин, прошу тебя, будь осторожней, – причитала Маргарет.

Оррин с искаженным от напряжения лицом едва кивнул ей.

Внезапно Оррин, вытаскивая весло, потерял равновесие, плот начало разворачивать, и он накренился…

– Мама, – закричала Сюзанна. – Мама, моя кукла! Моя кукла!

Кукурузная кукла Сьюзи упала в воду.

– Мы сделаем тебе другую, – успокоила Эмеральда.

– Но я не хочу другую, я хочу эту! – Сюзанна подобралась к краю плота и склонилась над водой, потянувшись за куклой.

– Сьюзи, осторожнее. – Эмери рванулась к девочке, но плот вновь накренился, и Сьюзи, не удержавшись, с криком полетела в воду.

Стоя на четвереньках, Эмери тупо уставилась в воду. Все произошло в одно мгновение. Оррин и Уайт были заняты управлением плотом, Маргарет не могла ничего сделать: ей мешал живот. Никто не мог помочь девочке. Никто, кроме нее, Эмери, и девушка, даже не вспомнив о том, что не умеет плавать, прыгнула в воду.

Река приняла ее в холодные объятия и потащила за собой. Держась за край плота, Эмери пыталась дотянуться до Сьюзи, но течение оказалось сильнее, чем она предполагала. Оторвав пальцы Эмери от плота, река понесла ее вниз на стремнину, туда, где только что на ее глазах погибли волы и лошадь.

Вода заливала ей рот, попадала в ноздри, грудь горела, она захлебывалась. Эмери чувствовала, что гибнет. «Следующие похороны будут твои, Эмери, – подумала она, теряя сознание. – Нет, я не хочу умирать…»

Что-то сильно толкнуло ее в бок. Боль привела ее в чувство, и она инстинктивно продолжала борьбу с течением. Из последних сил она схватилась за что-то. Это оказалась рука Мэйса Бриджмена.

– Глупая девчонка, что ты хотела этим доказать?! – Он поднял ее и, словно куль с мукой, взвалил на мокрую и скользкую спину своей лошади.

– Сюзанна! – В ужасе прошептала она. Хлебнув воды, Эмери закашлялась.

– С ней все в порядке. Смотри, Оррин уже вытаскивает ее.

Эмеральда взглянула на плот. Оррин был в воде. Держась одной рукой за рога вола, он другую, с веслом, протянул девочке. Малышка судорожно цеплялась за весло. Чьи-то руки подоспели на помощь и поддерживали ее, помогая карабкаться наверх.

– Слава Богу! – воскликнула Эмери.

– Поблагодарим Бога, когда выберемся на сушу, ты, сумасшедшая, – прошептал ей на ухо Мэйс. – Не скромничай, раздвинь ноги и обхвати лошадь, чтобы не свалиться.

Она повиновалась. Он обнял ее своими сильными руками.

– Чего ты добилась? – требовательно спросил он. – Зачем ты прыгала в воду, не умея плавать? Хотела, чтобы было две утопленницы вместо одной?

Эмеральда заерзала, почувствовав, как он грудью прижался к ее спине.

– Да будет тебе, Мэйс, – отмахнулась она. – В этот момент я думала только о Сьюзи. Разве я могла спокойно смотреть, как она тонет?

Мэйс помедлил с ответом.

– Нет, боюсь, что нет.

Лошадь плыла к берегу, как казалось, не очень обремененная дополнительным грузом. Мэйс продолжал обнимать девушку. Он не отпустил рук и тогда, когда они достигли прибрежных кустов. И тут она услышала легкий шепот у самого уха:

– Никогда больше не пугай меня так, Эмери. Сказал он это или ей только послышалось? Может, она сама придумала это, соткав его слова из шума реки и шелеста листьев?

Он помог ей слезть с лошади и ушел помогать другим.

Переправа заняла почти весь день. Плоты делали ходку за ходкой, пока не перевезли всю поклажу. Ветерок, пони Тимми, повредил ногу, но Оррин наложил на рану повязку из колесной смазки, и это помогло. Погибли четверо волов и одна кобыла. Эмеральда обрадовалась, узнав, что корова Босси благополучно переправилась через реку, значит, у них по-прежнему будет молоко.

Зик Йорк и Билл Колфакс так дрожали над своим багажом, что привлекли к себе внимание остальных. Что общего у этих двоих? Эмеральда уже не раз задавала себе этот вопрос. Никогда она не видела священника с такими глазами и не представляла себе, какой уважающий себя пастор будет путешествовать в компании такого человека, как Зик Йорк…

Лагерь разбили пораньше, так как все устали: и люди, и животные.

Разбудив Тимми перед ужином, Эмеральда заметила, что жар у него усилился: щеки его горели лихорадочным румянцем, глаза блестели.

Эмеральда подошла к Маргарет, нарезавшей бизонье мясо для рагу.

– Мне кажется, что у Тимми… Тимми сегодня слишком горячий.

– Правда? – Маргарет посмотрела на нее снизу вверх с поднятым ножом. – Ну, может, он попьет на ночь молока, и это ему поможет. Говорят, молоко помогает ослабленным людям.

– Тогда я пойду доить Босси.

– А я положу ему уксусную салфетку на лоб. Это снимет жар, – сказала Маргарет. – Не думаю, что стоит затруднять Бена Колта, а ты как считаешь, Эмери?

Эмери не знала, что сказать.

– Нет… Наверное, не стоит.

Взяв ведро для дойки, она отправилась туда, где паслось стадо. «Не думаю, что стоит затруднять Бена» – слова, сказанные Маргарет, звучали у нее в ушах. Что-то страшное и неотвратимое почувствовала она в них.

Отыскав Босси, Эмери направилась к ней. В двух шагах от нее осматривал ногу своего вола Зик Йорк. Чтобы подойти к корове, Эмери надо было пройти мимо него. Еле сдерживая отвращение, она ускорила шаг. Никто, кроме Труди, не знал, что произошло между ними.

Эмери погладила корову и наклонилась, чтобы подоить ее. Босси приветливо замахала хвостом.

– Я вижу, что переправа для нее закончилась благополучно.

– Да, мы переправились удачно.

– Надо это отметить. – Зик подошел поближе, от него несло виски, из кармана брюк торчала початая бутылка. – Тут и на двоих хватит.

– Прошу вас, не мешайте мне. Я должна подоить корову. Тимми ждет молока на ужин.

– Молока? – Зик неприятно рассмеялся. – Этому мальчику молоко уже ни к чему. Скоро ему вообще уже ничего не понадобится.

– Что вы имеете в виду?

– Ты знаешь, что я имею в виду, моя куколка. – Зик провел рукой себе по горлу. – Скажи-ка лучше, когда мы с тобой снова встретимся? Как насчет сегодня? Я буду ждать тебя возле вон того пригорка.

– И напрасно. У нас с вами нет ничего общего. Понимаете вы это или нет? Я… Вы мне не нравитесь, я хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

Зик Йорк, багровый от злости, уже надвигался на нее, когда за спиной у него раздался резкий голос:

– Довольно, Зик.

Это был Билл Колфакс в сопровождении своего пса Блэкки. Глаза его были холоднее декабрьского неба. Зик начал было оправдываться, но Билл прервал его.

– Ты и твои женщины мне уже доставили немало неприятностей, и я не допущу, чтобы это произошло снова. Возвращайся в повозку, там поговорим.

Каждое слово Билли звучало словно щелчок кнута. Он смотрел на Зика и ждал, поглаживая собаку, пока тот наконец не отошел.

– Спасибо, – пробормотала Эмеральда. Бесцветные глаза Билла смотрели на нее без всякого выражения.

– Не стоит. Однако советую вам оставаться в повозке. Там для вас безопаснее.

Эмеральда поежилась.

– Простите, в какой церкви вы служили до того, как уехать? – спросила она, не подумав.

Глаза его блеснули.

– В Чикаго, – сказал он, – на Стэйт-стрит, недалеко от колледжа Пресвятой Марии. А почему вы спрашиваете?

– Мне просто любопытно.

– Любопытство не является признаком мудрости и добродетели. Но не переживай, дочь моя, я достаточно квалифицированный священник и собираюсь иметь большой приход в Калифорнии.

– О, я рада за вас…

Опустив глаза, Эмери принялась доить корову, как учила ее Маргарет. Когда она подняла глаза, Билла Колфакса уже не было.

Жар у Тимми все усиливался. Маргарет и Эмери то и дело меняли уксусные повязки на лбу, но это не помогало.

– Мама, мама, – стонал мальчик. Голова его металась из стороны в сторону, лицо осунулось, черные круги легли под глазами. – Ветерок… Мама, оседлай мне Ветерка, мама…

– Я с тобой, Тимми, и Ветерок жив-здоров. – Маргарет выжимала над тазом салфетку, вымоченную в уксусе, и снова клала ее на лоб сыну. – Ветерок сейчас в стаде. Ему хорошо. Ты сможешь покататься на нем, когда ножка заживет.

– Не заживет… Она никогда не заживет… – Голос его перешел в шепот.

– Я побегу за Беном, – сказала Эмеральда.

– Нет, я не хочу, чтобы он приходил… – возразила Маргарет.

– Но…

– Нет, не надо. Мы собьем у мальчика температуру сами. Рано или поздно жар спадет. Тимми поправится.

– Я так не думаю. – У Эмеральды возникло странное ощущение, что она – взрослая женщина, а Маргарет – молоденькая девушка. – Тимми не выбраться без помощи врача. Только Бен может помочь.

– Я сказала, не надо! – упрямо повторила Маргарет.

Эмери выскочила из повозки и, спотыкаясь в темноте, побежала к маленькому костру, где Оррин жарил себе ломтик бизоньего мяса. Он выглядел одиноким и угрюмым.

Эмери присела рядом.

– Тимми стало хуже, – прошептала она. – Мы не можем сбить жар. Это бесполезно.

Оррин посмотрел на нее. Глаза его в красноватом отблеске костра казались запавшими и смертельно усталыми.

– Не думал, что все будет так, – прошептал он. – Бог показал мне путь в Калифорнию, а теперь он пришел за расплатой.

Эмеральда не стала вдумываться в его слова. Сейчас надо было спасать Тимми.

– Нам надо идти за Беном Колтом и просить его сделать ампутацию, – сказала она резко.

– Ампутацию. – Оррин облизнул губы. Его руки тряслись.

– Да. Вы должны уговорить Маргарет. Иначе мальчик умрет.

Она сказала все, что считала нужным сказать. Оба молчали. Где-то залаяла собака. Вдалеке завыл волк.

– Ну что же. Иди за врачом. Я займусь Маргарет. Ну иди же! Чего ждешь?