Текст книги "Плутовка"

Глава 4

– Проснитесь, Генри. – Горничная Марианна осторожно потрясла ее за плечо. – Генри, проснитесь.

Генри перекатилась на другую сторону и пробормотала что-то вроде «отстань».

– Но вы очень просили, Генри. Вы заставили меня поклясться, что я разбужу вас в половине шестого.

– М-м-м-м-м… я пошутила.

– Вы предупреждали, что скажете это и просили не обращать внимания. – Марианна хорошенько пихнула Генри. – Проснитесь же!

Генри, еще не отошедшая ото сна, вдруг выпрямилась и быстро села в кровати, покачиваясь.

– Что? Кто? Что происходит?

– Это я, Марианна.

Генри заморгала.

– Какого дьявола ты делаешь здесь? Еще темно. Который час?

– Половина шестого, – терпеливо повторила Марианна. – Вы просили меня разбудить вас сегодня пораньше.

– Разве? Ах да… Данфорд. Да. Правильно. Спасибо, Марианна. Можешь идти.

– Вы заставили меня поклясться, что я не уйду, до тех пор пока вы не подниметесь с кровати.

«Она умнее, чем я предполагала, – подумала Генри, – догадалась, что, отправив ее, я снова окажусь под одеялом. Ну что ж. Ничего не поделаешь. – Она свесила ноги с кровати. – Многим приходится вставать так…»

Генри зевнула, шатаясь, подошла к своему туалетному столику, на котором лежали чистые бриджи и белая рубашка.

– Вам может понадобиться жакет, – сказала Марианна – на улице прохладно.

– Неудивительно, – пробормотала Генри, натягивая на себя одежду. Несмотря на свою преданность деревенской жизни, она всегда вставала не раньше семи, а иногда и позже. Но если она решила убедить Данфорда, что жизнь в Стэннедж-Парке не для него, придется и самой немного пострадать.

Застегивая пуговицы на рубашке, она на мгновение замерла. А надо ли ей, чтобы он уехал? Ну конечно, надо.

Она прошла к умывальнику и плеснула в лицо холодной воды, надеясь разогнать сон. Данфорд явно намеревался очаровать ее. И в какой-то степени небезуспешно, думала она упрямо. Однако делал это он умышленно, а значит, ему что-то от нее нужно.

Но у нее ведь ничего нет. Возможно, он догадался, что она пытается избавиться от него, и решил поставить ее на место. Генри думала об этом, зачесывая волосы назад и собирая их в хвост. Он казался искренним, когда расспрашивал ее о детстве. В конце концов, он был ее опекуном, пусть всего на несколько месяцев, и в его заинтересованности, конечно же, не было ничего странного.

Но так ли все на самом деле? Не думал ли он о том, как бы поскорее выкачать деньги из свалившегося на него поместья?

Генри тяжело вздохнула. Забавно, как маленький огонек свечи мог сделать мир уютным и невинным. Но яркий утренний свет не оставлял места иллюзиям. Она фыркнула. Яркий утренний свет. Какая чушь! За окном все еще было темно. Ясно одно: он что-то задумал. Наверняка у него есть тайный план? Генри содрогнулась от этой мысли. Решительно натянув сапоги, она схватила свечу и вышла в коридор.

Его покои находились совсем недалеко от ее комнаты. Она набралась храбрости и громко постучала в его дверь. Тишина. Постучала еще раз. Снова тишина. Неужели она осмелится?

Генри осмелилась и, повернув дверную ручку, вошла в комнату. Данфорд крепко спал. Очень крепко.

Чувствуя себя виноватой за то, что собиралась сделать, она произнесла, как ей показалось, воодушевляюще-радостным голосом:

– Доброе утро! Он не шелохнулся.

– Данфорд? В ответ лишь мирное посапывание.

Она подошла ближе и попыталась еще раз:

– Доброе утро!

Пробормотав что-то во сне, Данфорд перевернулся на спину.

Генри затаила дыхание. Господи, как же он был красив! Из числа тех, кто на балах никогда не обращал на нее внимания. Бессознательно она протянула руку, чтобы дотронуться до его чудесных, словно вылепленных скульптором губ. Когда до его лица оставалось меньше дюйма, она вдруг отдернула руку, словно обожглась.

Не трусь, Генри. И сделав глубокий вдох, она робко потрясла его.

– Данфорд? Данфорд?

– М-м-м, – пробормотал он во сне. – Чудесные волосы.

Генри дотронулась до своих волос. Он говорил о ней? Не может быть. Он все еще спал.

– Данфорд? – Она тихонько толкнула его.

– Пахнет приятно, – пробормотал он.

Теперь она точно знала, что он говорит не о ней.

– Данфорд, пора вставать.

– Тише, сладкая, и… поскорее возвращайся в кровать.

«Сладкая? Кто сладкая?»

– Данфорд…

Не успела она и сообразить, что происходит, как его рука властно опустилась ей на шею, и она упала к нему на кровать.

– Данфорд!

– Ш-ш-ш, сладкая, поцелуй меня.

Поцеловать его? Генри была в бешенстве. Он с ума сошел? Или это она сошла с ума, потому что еще мгновение и она готова была подчиниться.

– М-м-м, такая сладкая. – Он уткнулся ей в шею, и его губы коснулись ее подбородка.

– Данфорд, – дрожащим голосом прошептала она, – по-моему, вы еще спите.

– М-м-м-х-м-м, как скажешь, конфетка. – Он обнял ее за спину, прижимаясь плотнее.

Генри едва не задохнулась. Их разделяло одеяло, но оно не помешало почувствовать ей что-то твердое. Она выросла в деревне и понимала, в чем тут дело.

– Данфорд, думаю, вы ошибаетесь…

Он будто бы не слышал. Он нащупал губами мочку ее уха и начал целовать ее так нежно, что Генри почувствовала, как тает. О Боже, она лежала в объятиях мужчины, который явно принимал ее за другую и был в некотором роде ее врагом. Но трепет, охвативший ее, оказался сильнее здравого смысла. Каково это, когда тебя целуют? Целуют по-настоящему, в губы? Раньше ее целовали только в щеку. А если воспользоваться случаем, ведь Данфорд спит… А, будь что будет, и она подставила ему свои губы. Он жадно принял их. Генри, почти теряя сознание, почувствовала, что хочет большего, и нерешительно погладила его плечо. Его мускулы тут же напряглись, он, застонав, сильнее прижал ее к себе. Так вот, значит, что такое страсть. Она не видела в этом большого греха. Она может позволить себе немного удовольствия, хотя бы до его пробуждения. До его пробуждения? Генри замерла. Как же она потом объяснит ему свое поведение? Она принялась отбиваться от него.

– Данфорд! Данфорд, перестаньте! – Собрав все свои силы, она так сильно толкнула его, что свалилась на пол, сильно ударившись.

– Какого черта?

Генри судорожно сглотнула. Кажется, он проснулся. Его лицо показалось над краем кровати.

– Проклятие! Какого черта вы здесь делаете?

– Бужу вас…

– Что за… – он произнес слово, которое она раньше никогда не слышала, затем прошипел: – Во имя всего святого, на улице еще темно!

– Именно в это время мы просыпаемся здесь, —гордо сказала она, бесстыдно солгав.

– Тем лучше для вас. А теперь убирайтесь!

– Я собиралась показать вам поместье.

– Утром, – выдавил из себя он.

– Уже утро.

– Еще ночь. Вы, маленькая, жалкая чертовка… – Он стиснул зубы, борясь с искушением пойти к окну и раздвинуть шторы в доказательство, что солнце еще не взошло. Его останавливала нагота. Его нагота и его… возбуждение. – Какого черта?

Он посмотрел в ее широко открытые глаза и увидел в них не только волнение, но и желание. Желание? Уж не мерещится ли ему? Он присмотрелся к ней внимательнее. Ее волосы были растрепанны, вряд ли Генри умышленно причесалась таким образом, собираясь выйти из дома. Ярко-розовые губы чуть припухли, словно их только что целовали.

– Что вы делаете на полу? – спросил он очень сурово.

– Как я уже говорила, я пришла разбудить вас и…

– Короче, Генри. Что вы делаете на полу? Покраснев, она застенчиво произнесла:

– Если честно, это очень долгая история.

– Я готов выслушать вас, – произнес он подчеркнуто вежливо, – у меня весь день впереди.

– Да, вы правы. – Ее мысли путались, она вдруг осознала, как глупо прозвучит эта история. Конечно же, он не поверит, будто принялся целовать ее первым.

– Генри… – В его голосе слышалась угроза.

Вопреки охватившему ее ужасу она твердо решила рассказать ему всю правду и с мужеством выслушать все, что он наговорит ей.

– Я, м-м пришла разбудить вас, м-м-м, но вы, как оказалось, очень крепко спите. – Она с надеждой взглянула на него, уповая на то, что он сочтет эти слова вполне достаточным объяснением.

Данфорд скрестил руки на груди и, судя по всему, ждал продолжения.

– Вы… я думаю, вы перепутали меня с кем-то, – продолжила она, с ужасом осознавая, что заливается румянцем.

– С кем же, скажите на милость?

– С той, кого вы называете «сладкой».

Сладкой? Так он называл Кристину, свою любовницу. У него неприятно засосало под ложечкой.

– И что же было потом?

– Ну, вы схватили меня за шею, и я упала на кровать.

– И?

– И все, – поспешила сказать Генри, ее вдруг осенило остановиться на этом и не говорить всей правды. – Я оттолкнула вас, и вы проснулись, а я упала на пол.

Данфорд недоверчиво посмотрел на нее. Все ли она рассказала? Он бывает весьма активным во сне. Много раз, просыпаясь посреди ночи, он с удивлением осознавал, что занимается любовью с Кристиной. Страшно подумать, чем могло закончиться это происшествие.

– Понятно, – сдержанно произнес Данфорд. – Искренне прошу простить мое недостойное поведение.

– Не стоит, уверяю вас.

Он внимательно посмотрел на нее. Она невинно улыбалась.

– Генри, – наконец произнес он. – Который час?

– Который час? – повторила она его вопрос. – Думаю, уже почти шесть.

– Совершенно правильно.

– Простите?

– Пойдите вон из моей комнаты.

– Конечно, наверное, вы хотите одеться. – Она поднялась с пола

– Наверное, я хочу вернуться в кровать.

– Гм-м, конечно, но если позволите, я все же скажу. Вы вряд ли заснете. Вам лучше одеться.

– Генри?

– Да?

– Убирайтесь!

Она поспешила выйти из комнаты.

Спустя двадцать минут Данфорд присоединился к ней за завтраком. Одет он был как обычно, но Генри, взглянув на него, подумала, что эта одежда слишком хороша для строительства свинарника. Она хотела было сказать ему об этом, но передумала. Испортит свою одежду – и сразу же захочет уехать. Да и потом, вряд ли у него есть что-нибудь пригодное для хозяйственных работ,

Он сел напротив и с раздражением схватил тост. По всему было видно, что он кипит от злости.

– Не смогли заснуть? – прошептала Генри.

Он злобно взглянул на нее. Генри сделала вид, что не заметила этого.

– Хотите полистать «Таймс» ? Я уже почти закончила. – Не дождавшись ответа, она пододвинула газету в его сторону.

Данфорд взглянул на газету и нахмурился.

– Я читал этот номер два дня назад.

– Ах, как жаль! – Ей не удалось скрыть свою радость. – Требуется несколько дней, чтобы доставить сюда газеты. Ведь мы живем на самом краю света.

– Начинаю понимать это.

Она подавила улыбку, довольная тем, как развиваются события, и ее желание как можно скорее выпроводить Данфорда из поместья усилилось. Она с ужасом понимала, что его улыбка очаровывает ее, и ей вовсе не хотелось знать, что может сделать его поцелуй. По правде говоря, это было не совсем так. Она прямо-таки умирала от желания узнать это. Просто ей было горько примириться с тем, что вряд ли такая возможность представится еще раз. Он может поцеловать ее в одном-единственном случае, – если примет за другую, а вероятность того, что это снова повторится, была ничтожно мала. Кроме того, у Генри было понятие о женской гордости, хотя сегодня утром она и забыла об этом. Ей понравился его поцелуй. Но мысль о том, что, целуя ее, он думал о другой, уязвляла ее самолюбие. Мужчинам его склада вряд ли нравились такие, как она, а значит, чем скорее он уедет, тем скорее она снова обретет спокойствие и уверенность в себе.

– Посмотрите! – воскликнула она, и ее лицо озарилось радостью. – Солнце встает!

– С трудом сдерживаю свое восхищение!

Генри чуть не подавилась тостом. По крайней мере ей не придется скучать, пока она будет осуществлять свой план. Лучше не провоцировать его, пока он не закончит свой завтрак. Мужчины с пустым желудком ведут себя отвратительно. По крайней мере так всегда говорила Виола. Проглотив кусочек яичницы, она снова посмотрела в окно. Бледно-лиловые тона раннего утра отступали под напором золотисто-оранжевых красок дня. В эту минуту не было для Генри места на земле прекраснее, чем Стэннедж-Парк. Не в силах сдержать себя, Генри вздохнула.

Данфорд, услышав вздох, с любопытством взглянул на нее. Очарованная, Генри смотрела в окно. Он был поражен: столько восторга и благоговения было в ее лице. Он и сам любил бывать на воздухе, но впервые столкнулся с тем, чтобы кто-то так искренне преклонялся перед красотой природы. Все-таки она была не совсем обыкновенной женщиной, его Генри.

Его Генри? С какого это момента он начал думать о ней как о своей? «С той самой минуты, как она оказалась в твоей постели, – подсказал ему внутренний голос. – И не притворяйся, будто не помнишь, как целовал ее».

Данфорд вспомнил все, пока одевался. Он не собирался целовать ее; в ту минуту он и вообразить себе не мог, что в его объятиях была Генри. Но это не значило, что он не помнил каждую деталь: изгиб губ, шелк волос на своей груди, ее теперь уже такой знакомый аромат. Лимоны. Почему-то она пахла лимонами. Он не смог сдержать улыбки при мысли о том, что запах лимона куда более шел Генри, чем запах хлева, который исходил от нее в день их знакомства.

– Что смешного?

Он поднял голову. Генри с любопытством смотрела на него. Данфорд вновь придал лицу сердитое выражение.

– Было похоже, что мне смешно?

– Было, – пробормотала она и вернулась к завтраку.

Он продолжал наблюдать за ней. Генри откусила тост и снова посмотрела в окно, где солнце все еще раскрашивало небо. Еще вздох. Видно, она очень любит Стэннедж-Парк, рассуждал он. Больше чем кто-либо. Так вот оно что! Каким же глупцом он был, что не понял всего этого раньше. Конечно, она хотела избавиться от него. Она управляла поместьем шесть лет. Она посвятила ему часть детства и всю свою взрослую жизнь. Конечно, ей не могло понравиться вторжение совершенно чужого человека. Дьявол, ведь он может в любую минуту выставить ее из поместья. Она ему никто. Необходимо достать копию завещания и проверить, есть ли там что-нибудь относительно мисс Генриетты Баррет. Адвокат, который сообщил ему о завещании… как же его звали?.. Леверетт… да, Леверетт обещал выслать ему копию, но он так и не получил ее до своего отъезда в Корнуолл. Бедная девушка скорее всего была в отчаянии. И ярости. Он взглянул на ее необыкновенно радостное лицо. Он готов был поклясться, что скорее она испытывала ярость, чем отчаяние.

– Вы очень любите Стэннедж-Парк, ведь так? – вдруг спросил он.

Застигнутая врасплох его неожиданным желанием поговорить, Генри прокашлялась и ответила:

– Что видно? – подозрительно спросила она. – Да. Конечно, да. Почему вы спрашиваете?

– Без причины. Просто интересуюсь. Это видно по вашему лицу. Ваше чувство к Стэннедж-Парку. Вы наблюдали за рассветом, а я наблюдал за вами.

– В-вы наблюдали?

– М-м-м, – он утвердительно кивнул. Было ясно, что у него не было намерения распространяться на эту тему. Он снова вернулся к завтраку и уже не обращал на нее внимания.

Генри обеспокоено прикусила нижнюю губу. Это дурной знак. Какое ему дело до ее чувств, если только он не задумал что-то против нее! Если он захочет отомстить ей? Не может быть ничего более мучительного, чем быть выдворенной из любимого дома. Но с чего ему жаждать мести? Она может не нравиться ему, она может раздражать его, но ведь она не сделала ничего такого, за что он мог бы возненавидеть ее. Конечно, не сделала. Она просто фантазерка. Отправляя в рот яичницу, Данфорд украдкой наблюдал за ней. Она начала волноваться. Хорошо. Она вполне заслужила это, подняв его с кровати ни свет ни заря. А затея выжить его из Корнуолла, уморив голодом? А ее выдумки насчет воды? Ее изобретательность заслуживала восхищения, не будь она направлена против него. Она совсем сошла с ума, если надеется одурачить его и тем более выжить из его собственного поместья. Он улыбнулся. Ну и повеселится же он в Корнуолле!

Неторопливо продолжая свой завтрак, он вовсю наслаждался ее огорчением. Трижды она хотела было заговорить, но останавливалась. Дважды она прикусывала нижнюю губу. Один раз она даже что-то пробормотала. Это было похоже на «чертов дурак», но, может быть, ему показалось. Наконец, решив, что и так заставил себя ждать достаточно долго, он положил салфетку и встал.

– Так мы идем?

– Конечно, лорд. – В ее голосе слышался сарказм. Она закончила свой завтрак десять минут назад.

Данфорд не мог не позлорадствовать, заметив ее раздражение.

– Скажите, Генри, что у нас первое по плану?

– Неужели вы не помните? Мы строим новый хлев.

Он почувствовал приступ дурноты.

– Полагаю, именно этим вы занимались, когда я приехал. – Не считая нужным добавить: «И когда от вас так дурно пахло».

Она понимающе улыбнулась ему через плечо и первая вышла из дома.

Данфорд не мог понять, злило его это или забавляло. Без сомнения, Генри приготовила ему веселенькую прогулку. Или работу до седьмого пота. И все же он сможет перехитрить ее. Ему известно, что у нее на уме, а она все еще не догадывается об этом. А если и догадывается, то что из этого? В семь часов утра его мозг отказывался думать о таких сложных вещах.

Оставив позади конюшню, они подошли к строению, похожему на коровник. Его опыт сельской жизни сводился к отдыху в родовых поместьях аристократов, многие из которых находились вдали от фермерских хозяйств. Фермерством занимались крестьяне, аристократы же предпочитали держаться вдали от них, за исключением тех дней, когда подходил срок собирать арендную плату. Поэтому его замешательство было вполне объяснимо.

– Это коровник? – спросил он. Вопрос поразил ее.

– Конечно, а что же еще это может быть, по вашему мнению?

– Коровник.

– Зачем же вы спросили?

– Я просто удивился, почему вашего друга Поркуса держат на конюшне, а не здесь.

– Здесь очень тесно, – ответила она. – Загляните сами. Мы держим много коров.

Данфорд решил поверить ей на слово.

– В конюшне просторнее, – продолжала она. – У нас не очень много лошадей. Сами знаете, хорошие лошади дорого стоят. – Она радостно улыбнулась, надеясь втайне, что Данфорд рассчитывал получить в наследство табун арабских жеребцов. Он раздраженно взглянул на нее.

– Я знаю, сколько стоят лошади.

– Ну разумеется. У вашего экипажа была великолепная упряжка лошадей. Это ваши лошади?

Он сделал вид, будто не расслышал вопроса, и продолжал идти, пока не наступил на что-то мягкое.

– Дерьмо, – выругался он.

– Верно.

Метнув гневный взгляд, он с трудом сдержался, чтобы не кинуться на нее с кулаками. Она ответила ему улыбкой и отвела взгляд.

– Как раз здесь и будет хлев.

– Я так и подумал.

Она посмотрела на переставший быть элегантным ботинок и улыбнулась.

– Думаю, это корова.

– Спасибо, что сказали. Это, несомненно, имеет большое значение.

– Издержки сельской жизни, – пояснила она. – Странно, что здесь не убрано. Мы стараемся поддерживать чистоту.

Ему очень хотелось напомнить ей о том, как сама она выглядела и как от нее пахло два дня назад. Оставшись джентльменом и в этой ситуации, он удовлетворился тем, что переспросил с сомнением в голосе:

– Чистоту в свинарнике?

– На самом деле свиньи не так неряшливы, как кажется людям. Они, конечно, любят грязь и все такое, но не… – Она посмотрела на его ботинок. – Вы понимаете.

Он сдержанно улыбнулся:

– Слишком хорошо.

Она подбоченилась и посмотрела вокруг. Каменные стены уже начали возводить, но они были еще недостаточно высоки. Строительство тянулось долго, так как она настаивала, чтобы фундамент был исключительно прочным. Старый свинарник развалился как раз из-за непрочного фундамента.

– Интересно, где это рабочие? – пробормотала она.

– Спят, и правильно делают, – заметил он не без ехидства.

– Думаю, мы и сами можем начать, – неуверенно произнесла она.

Впервые за все утро он широко и радостно улыбнулся.

– Понятия не имею, что такое каменная кладка, поэтому предлагаю подождать.

Он уселся на недостроенную стену очень довольный собой. Генри наклонилась и подняла камень. Данфорд нахмурился, зная, что должен помочь ей, но совсем не хотел делать этого. Справится сама. Она была удивительно сильна. И почему его удивляло все, что было связано с ней? Она может поднять даже большой камень. Ведь это Генри. Наверное, она смогла бы поднять даже его. Он наблюдал, как она понесла камень и положила его на стену. Генри с трудом отдышалась и вытерла лоб. Затем злобно посмотрела в его сторону. Данфорд подарил ей одну из самых своих лучших улыбок.

– Сгибайте ноги в коленях, когда поднимаете камень – выкрикнул он. – Так будет лучше для вашей спины.

– Так будет лучше для вашей спины, – шепотом передразнила его Генри. – Ленивый, никчемный, тупица…

– Что вы сказали?

– Спасибо за совет. – Она постаралась, чтобы это прозвучало естественно.

Он снова улыбнулся, на этот раз в душе. Ему удалось ее разозлить!

Генри перетаскала не меньше двадцати камней, когда наконец появились рабочие.

– Где вы пропадали? – выпалила она. – Мы здесь уже десять минут.

Один из рабочих удивленно заморгал.

– Но мы сегодня пришли раньше, чем обычно, мисс Генри.

Она раздраженно посмотрела на него:

– Мы начинаем в шесть сорок пять.

– Мы добрались сюда не раньше семи, – услужливо напомнил Данфорд.

Она повернулась и посмотрела на него убийственным взглядом. В ответ он улыбнулся и пожал плечами.

– По субботам мы не начинали раньше половины восьмого, – сказал рабочий.

– Уверена, что вы ошибаетесь, – беззастенчиво лгала Генри. – Мы начинаем гораздо раньше.

Другой рабочий почесал затылок:

– Думаю, вы ошибаетесь, мисс Генри. Мы всегда начинали в половине восьмого.

Данфорд ухмыльнулся:

– Я и не подозревал, как рано начинается трудовой день в поместье. – Он забыл добавить, что в Лондоне редко вставал раньше полудня.

Генри метнула в его сторону недобрый взгляд.

– Почему так сердито? – невинно спросил он. – Мне казалось, я нравлюсь вам.

– Так оно и было, – слова дались Генри с большим трудом.

– А теперь? Я убит горем.

– Вам стоило додуматься помочь мне, вместо того чтобы смотреть, как я таскаю камни по всему хлеву.

Он пожал плечами.

– Я же говорил, что незнаком с каменной кладкой. Я просто не хотел испортить все строительство.

– Полагаю, вы правы – сказала Генри.

Ее голос прозвучал как-то очень спокойно. Данфорд заволновался. Он вопросительно поднял брови.

– В конце концов, – продолжила она, – если бы старый хлев был построен как надо, нам не пришлось бы строить новый.

Данфорду вдруг стало не по себе. Слишком уж довольной выглядела Генри.

– Поэтому будет разумно не допускать таких неумех, как вы, к строительству свинарника.

– И что это значит? Она просияла.

– Это значит… – Она подошла к стене и подняла лопату. – Поздравляю, лорд Стэннедж, вы назначаетесь главнокомандующим лопаты.

Он и не подозревал, что ее улыбка может быть такой широкой. Генри радовалась от всей души. Она кивнула в сторону зловонной кучи. Ничего подобного Данфорд никогда раньше не видел. Он посмотрел, как Генри зашагала в сторону рабочих. Понадобилось все его самообладание, чтобы взять себя в руки и не подшлепнуть ее сзади этой самой лопатой.