Текст книги "Лепестки Белладонны"

Льюисы попрощались: Элизабет – вежливо, Джек – облегченно, Джонни – радостно. А Мира, с трудом скрывая коварную улыбку, сказала:

– Я провожу. Ты просил автограф для младшей сестры.

– У меня нет сестры…

– Идешь или что? – поиграла бровями певица.

В коридоре Эльмира прижала фотографа к стене:

– Знай свое место, ублюдок. Если бы ты попросил совместное фото или автограф даже для вымышленной, но сестры, поверь, ни я, ни тем более Джек не отказали бы тебе. Но то, что ты фотографируешь без разрешения, – она стукнула ногтями по экрану фотоаппарата, – мерзко. И, клянусь, если фото попадут в таблоиды, я предоставлю Льюису лучших адвокатов.

– Л-ладно, – заикаясь, отозвался парень, удаляя фотографии. На его лице выступили крупные капли пота. – А между вами… правда что-то есть?

– Отвращение к тебе. Вали отсюда!

Гордая собой, Мира вернулась в гостиную. Там она подпрыгнула, объятая радостью, и не сразу услышала звон. Секундой позже ее внимание привлекло то, что Джек и его сыновья смотрели на пол. Их лица побелели, и когда Мира бросила взгляд вниз, то почувствовала стыдливый жар на щеках: из кармана джинсовки выпал нож; раскрытый из-за удара, он лежал на паркете. Лезвие насмешливо блестело в свете теплых ламп.

– Не трогай, Джонни! – рявкнул Джек, прижимая к груди помрачневшего Питера. Младший сын не понимал происходящего, но почувствовал отцовскую смену настроения. Старший сын не слушал: Джонни наклонился и поднял нож, чудом не обрезавшись об острое лезвие.

– Я не… – В горле пересохло, Мира почти физически ощутила, как стены гостиной уменьшились и давили со всех сторон. Испуганный взгляд Джека выбил из легких весь воздух, а мысль – Льюис подумал, она способна убить кого-то? – ошпарила Миру циничным «способна». Бегая глазами по помещению, она неловко закончила: – Это талисман.

– Triste. – Джонни, запинаясь, прочитал французское слово. Посмотрел на Миру. – Так ты назвала дебютный альбом.

– Ага… Молодец! – Одно из качеств, приобретенных ей за время карьеры – умение ориентироваться в стрессовых ситуациях. Уверенная улыбка освободила зажатую в тиски грудную клетку, чтобы Мира смогла произнести: – Не многие знают о моем дебютном альбоме, я тогда не была известной. Вернешь? – Она дружелюбно протянула к Джонни руку.

– Отдай Белладонне нож, сынок. – Джек выглядел как сторожевой пес, готовый в любой момент броситься на защиту детей.

Когда Джонни вернул нож, певица быстро сложила Triste и сунула в карман. Неловкая тишина повисла в недавней гармонии.

Положение спасли мягкие шаги и теплый женский голос:

– Белладонна! Может, споешь нам? У Джека есть гитара. – К идеальности Элизабет Льюис добавилось умение развеивать тучи в комнате (а может, и на небе, кто ее знает).

Все в гостиной занялись делом: Мира активно закивала, Джонни захлопал в ладоши, Джек отдал Питера жене и вышел из комнаты – вероятно, за гитарой, – а Лиз подхватила младшего сына на руки и устроилась на подушках у дивана.

Через пару минут Джек принес акустическую гитару и протянул Белладонне. Певица растерялась, словно впервые видела музыкальный инструмент, а не стирала до крови пальцы, изучая всевозможные аккорды.

– Я не… – «Не в состоянии сейчас перебирать струны». – Я бы хотела, чтобы ты сыграл.

Голос предательски дрогнул, и последние слова Мира произнесла шепотом. Очередная ее мечта из раздела «невозможное» стала реальной, когда Джек дернул плечами и спокойно ответил:

– Конечно. Подскажи аккорды.

Эльмира и Джек сели на диван, Джонни плюхнулся на ковер, Элизабет и Питер остались на подушке. Пульс отдавался барабанной дробью в висках, и пару мгновений Мира не слышала Джонни, который громко перечислял свои любимые песни из репертуара Белладонны.

– Споешь? Споешь эту?!

– Да, – сказала Мира невпопад.

Лотереей выпала песня из раннего творчества, написанная как ответ на боль от невысказанных чувств. Джек Льюис ушел, и нужно было его отпустить. Пусть Мира и знала, что часть ее сердца всегда будет отдана мужчине с телеэкрана.

Мира выдохнула, вспоминая текст. Сначала хотелось отказаться – незачем тревожить старые воспоминания, поднимать их, словно мокрый песок со дна моря, тем самым делая воду мутной. Но восторг в глазах преданного поклонника и готовность Джека разделить с ней эти мгновения придали Эльмире уверенности. Она показала Джеку нужные аккорды, и Льюис наиграл их, словно всю жизнь был ее гитаристом.

Она пела, стараясь, чтобы голос не дрожал, и поглядывала на Джека: он ловко перебирал струны, склонившись над гитарой. Сердце Миры, давно заледеневшее сердце, билось неестественно быстро, когда она замечала прядь темных волос, упавшую Джеку на лоб, или край полуулыбки – радость от любимого хобби. На секунду Мира сбилась, сфальшивила. Оглядела зрителей: Джонни смотрел с восторгом; взглянул бы Джек на нее так… хоть раз. Мира глянула на Элизабет – та мягко улыбалась, покачиваясь в такт композиции, и обнимала Питера, который выглядел словно маленький ангел. Ангел в объятиях другого ангела.

Мира отвернулась, стиснула зубы. Зря пришла.

Она сосредоточилась на песне, отдаваясь эмоциям. Зрители думают, что Белладонна безмерно талантлива, и поэтому исполнение доводит их до мурашек. Но никто не догадывается: ей знакомы безответные чувства, и теперь она делилась ими.

Последний аккорд. Джек ударил по струнам и похлопал по гитаре. Поднял голову, оглядел комнату и встретился взглядом с исполнительницей.

Эльмира смотрела на Джека, забывая дышать, забывая думать. Ей хотелось обнять его сейчас, поблагодарить за музыкальное сопровождение. И обругать последними словами за то, что он упустил шанс стать великим музыкантом. Но кто она такая, верно? Любимая певица его сына, не более. Поэтому Мира вежливо улыбнулась.

– Это было офиги-и-и-и-ительно! – закричал Джонни.

– Да, прекрасное выступление, – согласилась Элизабет.

От ее приторного тона Мира скривилась, но тут же придала лицу счастливое выражение. Она и правда испытывала счастье – Джек рядом! Правда, он давно не смотрел на нее: Джек встал и унес гитару. Для него эта песня, да и сама Мира ничего не значили.

– Спасибо. Давай в следующий раз споем дуэтом? – обратилась она к Джонни, и тот восхищенно закивал. Ах, милый…

– Ты отлично поешь. Тебе не нужны скандалы, чтобы покорять сердца.

Его голос заставил пульс участиться. Закружилась голова, и Мира обрадовалась, что сидит, – иначе бы упала. Несмело кивнула. Дура. Дура.

Она помедлила, наблюдая: Джек вернулся в гостиную и сел… рядом с женой и вторым сыном. Они идеально смотрелись, хоть сейчас отправляй фотографию на упаковку тюбика зубной пасты. Мира вновь испытала отвратительное чувство зависти, а следом – злость на себя за скверные мысли. Она ведь почти смирилась с идеальностью Элизабет…

– Приятно слышать такие слова от музыканта.

Джек напрягся. Мало кто помнил, что у него – спортсмена – был музыкальный альбом и мечты о карьере рок-звезды.

– Я загуглила, – быстро добавила Мира. – Прежде чем прийти. И на шоу это упоминали. «Красные орлы», верно?

– Верно, – расслабился Джек. – Было дело.

– Что ж, мы могли бы записать дуэт.

«Откуда желание записать дуэт со всеми Льюисами мужского пола?!»

– Хм…

Джек задумался, и Мире это польстило. Ей хотелось забыть, что в комнате был кто-то еще – молчаливые свидетели, им нечего сказать, они бездарные люди, которые ни черта не понимают в создании музыки.

– Мне нравится идея. – Джек поднялся с пола и сел на диван, к ней.

– Вот и начались рабочие вопросы, – подала голос Элизабет.

Мира нехотя посмотрела на миссис Льюис и не заметила в ее карих глазах ничего, кроме мягкого восхищения мужем. Она не ревнует его! Харизматичного, красивого, талантливого, сексуального… Почему она не хочет выцарапать Мире глаза? Даже гадость не скажет?! Как можно не видеть в Белладонне – юной и близкой ему по духу – конкурентку?

– Джонни, Питер, помогите мне на кухне. Пусть папа общается. – Элизабет махнула сыновьям, а потом послала Мире вежливую улыбку, от которой все внутри Миры раскрошилось вдребезги.

Дело в том, что Джеку никого, кроме Элизабет, и не надо.

– Мы скоро вернемся, – кивнул Джек.

Мира незаметно скосила глаза.

– Итак, – Джек потер ладони – с непривычки его пальцы покраснели от струн – и заправил прядь темных волос за ухо. – Что насчет кантри? Скажу честно, не хочу колесить по миру, но есть у меня одна идея…

– Кантри? – Мира поморщилась, будто съела лимон.

– Что не так с кантри? – Джек рассмеялся, и Мира задержала дыхание. Бархатный смех, обаятельная улыбка – это вызвало приятное волнение. Захотелось подсесть ближе, или коснуться руки, или поцеловать… Но она помнила идеальную семью за стеной. Его семью. – Мира?

– Прости, я из Германии, – пояснила она, – и американская национальная музыка кажется мне… деревенской. Не хочу обидеть, но… – Мира осеклась и развела руками.

Она помнила, как выглядит Джек Льюис, когда злится. А когда обижается? Расстраивается? Грустит? Доволен? Она хотела изучить его, пока есть возможность. Ловить каждое его слово и запоминать каждую эмоцию.

Но Джек не изменился в лице. Он улыбался и слегка качал головой.

– Хм, я бы послушал музыку Германии в твоем исполнении! – Он всего-то вежлив, но Мире хотелось, чтобы он флиртовал.

– Можно устроить. – Она определенно флиртовала. – Но тебе придется слушать национальную музыку Саксонии! [28]28
  Федеральная земля в составе ФРГ, расположенная на востоке страны.


[Закрыть] Я из пригорода Дрездена.

– Дрзд… – Он мило запнулся, пытаясь выговорить название города.

Мира захохотала. Джек рассмеялся в ответ.

– Мы жили в небольшой деревне. – Приятно говорить о родине. Ему интересна ее жизнь! – Это самая восточная земля. Д-р-е-з-д-е-н. Сможешь выговорить? – подтрунивала, будто они вмиг стали друзьями.

– Д-д-д-р-р-р-з-д-н, – прорычал Джек и засмеялся. – Я безнадежен!

Мира вновь залилась смехом, подавшись вперед. Ее захлестнули эмоции, и она коснулась пальцев Джека. Отпрянула, будто ударившись током, но Джек, к ее радости и смущению, не обратил внимания на жест. Он задумчиво поднял взгляд к потолку, повторяя, словно пробуя на вкус экзотическое блюдо:

– Дрезден, Дрезден, Дрезден.

Мира представила, как научит Джека немецким словам – с его южным акцентом не проглотить согласные будет трудно, – а потом продемонстрирует ему что-нибудь еще, например французский поцелуй…

– Весело у вас. – В дверях появилась Элизабет. Она поправила светлую челку и улыбнулась, будто ей понятны их шутки. – Десерт готов, идете?

Джек вскочил. На полпути до кухни он обернулся:

– Обсудим песню позже, ладно? Идея хорошая.

– Да-а, конечно, – протянула Мира, тоже поднявшись с дивана. – Тем более мне пора, я и так задержалась. Пойду попрощаюсь с Джонни.

– Он расстроится, – вздохнула Элизабет.

Миру передернуло. Не расстроишься ты.

Джек, услышав о планах, вернулся и крепко стиснул ее ладонь в рукопожатии. Теплый, но формальный жест.

– Приятно было узнать тебя, Белладонна.

– Угу. – Она не могла без боли думать о том, что разговоры о совместной песне, о Германии, а также шутки и флирт не более чем светская беседа. Он возвращается в семейную жизнь, а она… Что делать ей? – Всего хорошего, Джек… Элизабет. – Мира сдержанно кивнула его жене.

Та в ответ улыбнулась. Заметила ли Элизабет стеклянный от зависти взгляд Миры? Если и заметила, то учтиво проигнорировала. Наверняка Мира не первая и не последняя, кто так смотрит на возлюбленную Джека Льюиса.

Белладонна попрощалась с Джонни: обняла и сделала совместное фото, а потом водитель повез певицу в отель. Во время поездки, наблюдая за огнями города в затемненном окне, Мира крутила в руках телефон. Не может все так закончиться. Не теперь. Она узнала Джека, у них случилось взаимопонимание, судьба подкидывала им возможности для общения.

Если чему и научилась Эльмира Кассиль, то тому, что за все в мире нужно бороться. Поэтому, не думая более ни секунды, Мира набрала номер менеджера. Когда после третьего гудка Франк гаркнул в трубку «алло», она без долгих приветствий сказала:

– Я хочу снять клип в Дрездене. И мне нужен боксер Джек Льюис на главную роль. Мне плевать, как ты это устроишь. Он полетит со мной.

Глава 8

 
Мы живем в мире, полном иллюзий.
Все столь нереально,
Мой разум в смятении,
Но я не могу отречься от своих чувств.
 

© Depeche Mode, Surrender

Когда за Белладонной закрылась дверь, Джек облегченно выдохнул. Ему не верилось, что встреча с рок-звездой прошла спокойно.

– Милая девушка, – сказала Лиззи, когда он вернулся на кухню.

Джек в ответ кивнул. Да, Белладонна оказалась не только стервозной артисткой, но и приятной собеседницей.

– По сценическому образу я подумала, что Белладонна оторва, – продолжила Элизабет, убирая со стола тарелки. – Я рада, что ошиблась. Джонни выбрал хорошего кумира. Знаешь, Джек, если бы ты был лет на десять моложе, я бы приревновала. – Лиззи шутливо ткнула его в бок.

Джек притворно оскорбился:

– Я в плохой форме?

– Нет-нет, ты прекрасен, – в подтверждение словам супруга ласково поцеловала Джека в колючую щеку, – но вряд ли ее интересуют женатые мужчины. Ей подходит кто-то молодой и свободный, чтобы вместе отжигать на сцене. Надеюсь, она не соблазнит нашего сына.

– Теперь мне страшно, – рассмеялся Джек. – Не волнуйся, она улетает из страны, и Джонни увидит ее только на плакатах.

– Его сердце будет разбито, – с притворной грустью протянула Лиззи. Она считала увлечение сына не более чем глупостью и не могла всерьез относиться к влюбленности в картинку. Джек разделял мнение супруги, но ему вдруг стало обидно за Джонни и всех тех, кто испытывал подобные чувства к знаменитостям, слишком цинично звучали слова Элизабет. – Надо записать Джонни к психологу, – усмехнулась Лиз, глянув на второй этаж: Джонни наверняка играл в приставку, а Питер смотрел.

– Неразделенная любовь – это всегда грустно, – сказал Джек, сполоснув бокалы и расставив их в ряд у мойки. – Но едва ли это любовь.

– О. – Лиззи игриво улыбнулась и провела пальцами по торсу мужа. – А что такое любовь?

Ее действия отозвались теснотой в ширинке Джека. Прикусив нижнюю губу, он подхватил жену за талию: Лиз ойкнула и засмеялась, обняв руками шею мужа. Его окутал пьянящий аромат ее волос, и, усадив Элизабет на край стола, Джек прошелся губами по ее шее, поднимаясь к уху.

– Любовь – это то, что между нами, – прошептал он.

Счастливый, возбужденный, беспечный Джек Льюис в тот миг не догадывался, что это его последний спокойный вечер на ближайшие месяцы.

– Счастливая, идеальная семья. – Мира выплевывала слова, словно они царапали ей горло, а телефонную трубку прижимала к уху так сильно, что голова гудела. – Меня тошнит от Джека, тошнит от картинки, в которую превратилась его жизнь. Ох, я завидую? Разумеется, я завидую! – Голос сорвался на хрип. Мира сползла по кафельной стене ванной комнаты. Только бы не заплакать… Собеседник молчал, позволяя выговориться. – Думаешь, я завидую ей? Красавице-умнице жене. Элизабет стала той, кто забрал его сердце. Ради нее он нас бросил. Но нет. – Мира задумчиво подергала ногтями губу и объяснила: – Если бы все было так просто. Если бы… Я ревную его к безупречной семье, я понимаю, будь у меня шанс… Я не вписалась бы. Я мечтала, чтобы он забрал меня, показал иную жизнь… Увы, мне там места нет. Все, что могу я, – разрушать.

Эльмира поднялась с пола и прислонилась затылком к стене. От ярких ламп болели глаза, и Мира зажмурилась. Руки слабели, еще мгновение – и телефон выпадет из пальцев, разобьется и продолжит молчать. Тристану никогда не нравились монологи Миры о несправедливости жизни. Он считал, что жизнь – чертова рулетка.

– Мне противно. Я ненавижу себя за подобные мысли, я осознаю, какая я жалкая. Суперзвезда с миллионами евро и толпой поклонников. Здоровая, красивая, талантливая, – она усмехнулась, – и пустая внутри. Я понимаю. Но он стал реален. Реален, понимаешь? Я не сдамся просто так.

Мира закончила вызов и положила телефон на бортик ванной. Глянула в зеркало над раковиной и увидела тень себя обычной. Заплаканные глаза. Дрожащие губы. «Твои действия ничего не изменят. Ни-че-го, – сжала кулаки. – Он счастлив. Счастлив, пойми же, идиотка!»

– Черт. – Мира разжала пальцы и увидела на ладонях кровь. Острые ногти оставили на коже несколько следов. – Дура. – Она вытерла руку о край футболки. Потом открыла кран и брызнула в лицо холодной водой.

Не могла смотреть в зеркало и видеть одержимую девчонку.

Интересно, о чем думает Джек, когда смотрит в зеркало? Сонный по утрам, когда чистит зубы. Уставший вечером, уложив детей спать, он умывается. Вдохновленный днем, делает забавные селфи для социальных сетей и поправляет прическу в прихожей.

Мира вспомнила свою дневниковую запись. Те строки написала наивная девочка, которая желала Джеку счастья. И сейчас желает? Конечно, желает. Но у нее появился шанс стать ему кем-то большим, чем воспоминанием о встрече с рок-звездочкой. Кто бы на ее месте упустил шанс? Наверное, Мира из прошлого упустила бы. Отпустила бы. А может, и нет. Может, она всегда была лицемеркой. Но раньше ее мечты не причиняли вред, а теперь она собирается разрушить семью. Отвратительно, верно. И все же… О чем думает Джек, когда смотрит в зеркало?

«Уверена, за гладкой поверхностью зеркала что-то есть. И там есть он. И мое отражение может видеть его так часто, как захочет. А прикоснуться не может, поэтому я спокойна – мы обе вне игры».

Мира долго не могла уснуть, проваливаясь в тревожную полудрему. Вспоминала о прошедшем вечере. О Джеке, которого не заполучила. Спустя полчаса она бросила попытки заснуть, села и провела ладонью по простыни: под пальцами зашуршали листы – после телефонного разговора, охваченная вдохновением, Мира сочинила песню. Строки рвались на бумагу, хаотичные мысли превращались в метафоры, а ураган внутри успокаивался. Если бы не творчество, разорвало бы ее на множество кусков.

Писать песни Эльмира начала в четырнадцать: Джек стал ее музой. Он помогал преобразовать невысказанные чувства во что-то понятное. Как и многие подростки, Мира не знала, как справиться с эмоциональной нестабильностью. Она металась по клетке, которую построила сама, и творчество помогало освободиться.

Сегодня Мира написала красивую балладу – так сказал Рокки, музыкант из Берлина, с которым Белладонна часто работала в студии. Тридцатилетний итальянец поразил Миру талантом и скромностью. Он мог стать звездой, но предпочел творить для других: сочинять мелодии, править аранжировки, работать над текстами. Мира и Рокки общались по рабочим вопросам, и музыкант едва ли удивился, когда она без «привет-как дела» напела ему в голосовом сообщении новую песню. Рокки в ответном сообщении сыграл на гитаре мелодию, которая идеально легла на строчки.

«Ищем плюсы», – усмехнулась Мира. Она бы предпочла не сочинить ни одной композиции, только бы не испытывать неправильных чувств. Но ее никто не спрашивал. Однажды Эмили Дикинсон сказала: «Если вы читаете стихотворение и у вас идут мурашки по коже во время прочтения, то перед вами искусство». Высказывание применимо не только к поэзии, считала Мира. Будь то музыка, литература, кино или театр, для автора это терапия. Шрамы-воспоминания трансформируются в искусство.

Заснуть она не смогла. Мысли роем кружили в голове. Мира упускала минуты, которые могла провести с Джеком. Оставалось ждать, что скажет герр Келлер, ведь именно продюсер оглашает бюджет клипа. Франк на идею Миры пригласить Джека отреагировал холодно, явно заподозрив неладное. Плевать. Она уедет из Лос-Анджелеса с положительным ответом от Келлера и Льюиса. Иначе быть не может.

Глаза привыкли к темноте, и Мира, потянувшись, встала с кровати. Часы на экране телефона подсказали: уже за полночь. Первая мысль – заглянуть в социальные сети. Вдруг Джек опубликовал фото с вечера? Глупо. Он не захотел с ней фотографироваться. Вторая мысль – позвать подруг и провести ночь в клубе. Но желание общаться с Сарой и Гретой быстро улетучилось. Хотелось одиночества и, может быть, коктейль… Коктейль!

За минуту она надела джинсы и зашнуровала кроссовки, собрала темные волосы в пучок, а в карманы положила телефон и ключ от номера. Футболку оставила мужскую, длинную – в отеле не для кого быть красивой.

Спустившись на лифте, Мира пересекла первый этаж и оказалась в ресторане. Стараясь не привлекать внимания редких в столь поздний час посетителей, она прошмыгнула к барной стойке. Миру встретили полумрак, бордовые тона и тихая музыка. Певица села на круглый стул и подозвала бармена – молодого чернокожего парня.

– Мохито. – Она показала ключ от номера, подтверждая, что ей есть двадцать один и она может заказывать напитки по формату «все включено».

Бармен кивнул, приступив к заказу. Аромат лайма и мяты витал в воздухе. Эльмира обернулась: ее место находилось на возвышении, и перед ней открылся вид на круглые столы, стулья с бархатной обивкой, огромную люстру и плотные занавески по углам, за которыми находились ВИП-кабинки. Усталые официанты лавировали между столами, собирая посуду. Мира бросила взгляд на посетителей: трое парней пили виски, пожилая дама доедала шоколадный торт (вот уж кто может не следить за фигурой!), а профиль мужчины за дальним столом показался смутно знакомым. Мира не успела рассмотреть, ее окликнул бармен:

– Ваш напиток, – и поставил на стойку украшенный мятой бокал.

Бармен ушел в подсобку, так как других посетителей не было. Эльмира осталась у бара. Сжимая пальцами трубочку, она боролась с желанием обернуться. Любопытство развеивало скуку, а шипучий напиток вдохновлял на приключения. Из колонок звучала песня Bad love группы Tokio Hotel. Мира пила коктейль и стучала ногой в ритм песни. «Я вижу тебя повсюду, а ты даже не замечаешь меня. И снова, и снова я в западне» [29]29
  Tokio Hotel – Bad love.


[Закрыть]. Джек не ее судьба – она это понимала. Но поклялась, что ощутит его губы на своих. А пока Джек недоступен – остается выбирать «Еще одну неправильную любовь» [30]30
  Tokio Hotel – Bad love.


[Закрыть].

Эльмира взяла бокал, льдинки на дне приятно холодили пальцы, и направилась к дальнему столу. Сердце глухо ударялось о ребра.

– Не спится? – спросила Мира, опустившись на стул. – Мне тоже. – Алкоголь грел изнутри, вдохновляя на очередную авантюру.

Вим отставил чашку эспрессо. Ассистент в белой рубашке с убранными в хвост темными волосами и грустными голубыми глазами напоминал готического принца. Наверное, когда-то он правил волшебной страной и любил принцессу. Но оказался чересчур кроток, поэтому не смог удержать королевство. Несмотря на интересную и аристократичную внешность, Вим был напрочь лишен мужской харизмы. Эльмире хотелось силы, противостояния. Вим же до тошноты учтив.

– Фрау Кассиль, – он прочистил горло кашлем, – доброй ночи.

– Разве добрая? Сидим тут, как два неудачника.

– У вас есть предложение лучше? – спросил Вим, облизав верхнюю губу от остатков кофе. Мира заметила, как сверкнули светлые глаза. Вим добавил с усмешкой: – Например, пойти спать. Завтра много дел.

Мира выгнула бровь:

– Серьезно?

– Фрау Кассиль… – Ассистент, смутившись, потянулся к мобильному, но Мира выбила телефон из его рук: аппарат покатился по скатерти и остановился в паре сантиметров от края стола. – Я могу чем-то помочь? – спросил Вим с профессиональной обходительностью. Но его дыхание сбилось, выдавая волнение.

Мира знала, что, когда нравится мужчинам, они теряются в ее присутствии. Вим не стал исключением. Усмехнувшись, она играла дальше: состроила глазки и до онемения в пальцах сжала бокал.

– Сегодня не называй меня «фрау Кассиль». – Отняв пальцы от бокала, Мира коснулась ими губ Вима, оставляя влажный след. – Идем, проводишь меня. – Она покосилась на пьяных парней за другим столом.

Те, словно подыгрывая, громко захохотали. Вим секунду медлил, оценивая ситуацию, потом кивнул. Его смущение казалось жалким. Мира помнила, как немецкий принц не единожды бросал на Белладонну восхищенные взгляды. Она всегда смеялась, упиваясь его вниманием, но сегодня мысли о том, что она склонит Вима к греху, пьянили сладким нектаром – властью над мужчиной. Получит Вима, получит и Джека.

В лифте Мира иногда касалась мужского плеча. Ей нравилось плохо скрываемое смущение, будто Вим и правда только провожал ее. Выполнял, что скажут. Принц? Рыцарь? Марионетка.

Сегодня и до утра – в ее власти.

Она провела ключом-карточкой по двери. Услышала гостеприимный щелчок. Распахнула дверь, впуская в номер полоску света. Направила взор на ассистента, вернее, на алые пятна, окрасившие его бледные и гладкие щеки. Мира сделала шаг. Еще один. И втолкнула Вима в номер, во тьму, в разврат.

– Фрау… – бормотал он, не особенно-то сопротивляясь.

Вим первый ее поцеловал. Жадно и настойчиво, очевидно, мечтая о губах Белладонны не одну ночь. Его руки сжимали ее талию, бедра… Но действия не вызвали особых эмоций. Мира использовала Вима, как парней из клубов. И потому велела замолчать, когда он начал лепетать меж поцелуями: «Вы прекрасны», «Я влюблен в вас». До чего жалко! Она надеялась, что в глазах Джека никогда не будет такой, как Вим.

Мира повалила ассистента на кровать и оказалась сверху. Дергала за пуговицы рубашки, гладила торс и косточки на бедрах. Она ранее не рассматривала Вима в сексуальном плане. Для Белладонны ассистент был удобным сервисом «подай-принеси». Но сегодня, растоптанная внутри, она хотела чувствовать себя желанной. И Вим оказался рядом.

Таким образом она оправдывалась перед чувствами к Джеку Льюису, позволяя Виму изучать длинными пальцами ее тело. Закрыв глаза, чтобы не видеть даже силуэт, Мира сосредоточилась на прикосновениях. На ощущениях. На воспоминаниях. Она представляла Джека. Это было нелегко: плечи Вима вдвое у´же, чем у Льюиса, а длинные волосы, которые Мира в порыве страсти освободила, лезли ей в лицо.

Когда она расстегнула мужской ремень, признания Вима превратились в рычания и стоны. Мира, в плену фантазий о чужом муже, позволила раздеть ее, уложить на простыни и, раскидав исписанные листы, овладеть. Первые толчки принесли удовольствие, и Мира невольно распахнула глаза, вглядываясь во тьму.

– Нет, – прошептала, когда Вим собрался смять один из листов с песней. – Отдай.

Вим замешкался, тяжело дыша. Мира перехватила листок, сжала бумагу в кулаке и вновь прикрыла глаза, позволяя Виму двигаться в торопливом ритме. Он спешил, будто не веря удаче, а Мира впивалась ногтями в ладонь и рвала исписанную бумагу, постанывая от удовольствия и боли. Именно это она всегда испытывала с не-Джеком: физическое удовольствие и душевную боль.

Вим разбудил Миру, когда одевался: звенел его ремень, шуршала рубашка, скрежетала молния на брюках. Эльмира потянулась и открыла глаза. Солнце мягко светило сквозь занавески, наверняка на часах не больше семи утра. Ассистент замер и посмотрел на певицу глазами влюбленной лани. А взгляд Миры, скорее всего, напоминал скованное льдом озеро. Холодное. Безразличное. Вим опустил руки, не застегнув рубашку до конца, и улыбнулся – мягко, смущенно, обожествляюще.

Мира не испытывала стыда за то, что воспользовалась мужчиной, и все-таки внутри неприятно закололо. Совесть? Мира была напориста и бескомпромиссна. Она знала, что нравится Виму, поэтому он был не против. Но… Не надеется ли он, что их ночь что-то значит?

– Ты в порядке? – спросила Мира. Деловито. Для галочки.

Вим изменился в лице: черты будто стали острее, а темные волосы упали на щеки, оттеняя аристократическую бледность. Он дернул уголком губ:

– Вы думали о другом, фрау Кассиль.

– Не называй меня…

– Если вам разбили сердце, не значит, что следует так же поступать с другими. – Его голос звучал тихо и отстраненно. Вим вернулся к рубашке: застегивал пуговицы торопливо, но пальцы не слушались, то и дело соскальзывая. Вчера он ловко изучал тело Миры, а сегодня не мог справиться с повседневной задачей. Вим добавил: – Сегодня я уеду в Берлин.

Он закончил с рубашкой и стянул волосы в хвост. Его пальцы, продевая волосы через черную резинку, вновь напомнили Мире о том, как несколько часов назад эти пальцы изучали ее всю. Довели до оргазма. Не тронули душу. Мира вдруг разозлилась. Уезжает, и что? Она тоже уезжает – но завтра. И что ей делать? Умолять его остаться?

– Удачной поездки, – не зная, что еще сказать, пожелала она.

Вим скользнул взглядом ниже, с лица Эльмиры на шею и ключицы. Несмотря на простыню, Мире показалось, что она обнажена. Вим, простодушный мужчина, видел ее насквозь. Интересно, сколько ему лет? Она никогда не интересовалась. Наверное, около двадцати пяти.

Мира натянула простыню до подбородка и уставилась в потолок.

– Я увольняюсь. А вам следовало бы думать о чувствах других.

– О каких чувствах?! – выдавила смешок. – Мы переспали, и только!

Номер, обустроенный идеально, словно кукольный домик, стал декорациями дешевой пьесы. Мира хотела снять напряжение, а не слушать наставления влюбленного подчиненного. Она ощутила смертельную усталость, будто собственное притворство надавило каменной плитой. Вим прав, Мира ранит людей. И сейчас, когда она вновь перевела взгляд на ассистента, то увидела: Вим парализован ее словами.

Она не могла отступить. Не могла признаться в слабостях. Потому вместо извинений встала и грациозно откинула простыню. Сквозняк вызвал мурашки на голом теле. Мира усмехнулась, заметив: кадык Вима дернулся против воли обладателя, глаза возбужденно блеснули. Может, к черту разговоры? Соблазнить его еще раз? Заткнуть рот пылким поцелуем, а холодную, словно у врача, ладонь положить себе на грудь. Позволить сжать соски, простонать: «Ох, Вим…» Так бы Мира и сделала, не начни Вим изображать оскорбленного любовника.

Он вмиг стал убогим для нее. И прежде чем он успел что-то ответить, попросить прикрыться, первым сказать гадость, она выгнула спину, чтобы Вим разглядел изгибы ее тела во всей красе, и отчеканила:

– Увольняйся. Но запомни, ты получал деньги, выполняя мои прихоти. Не смей говорить о чувствах. Ты не имеешь на них права.

Вим громко выдохнул, словно не дышал несколько минут. Спина прямая, руки по швам. Алебастровая кожа побледнела, стала почти прозрачной, выцвела, будто фотография. Вим, прежде чем уйти, сказал:

– Кто бы он ни был, фрау Кассиль, вы его любви не заслуживаете.

Джек проснулся от звонка. Мобильный надрывался на тумбочке, вызывая у Льюиса желание кинуть телефоном в стену. Минута… две… на всю спальню по-прежнему звучала песня Pet Sematary – Ramones.

– Алло, – сонно пробормотал Джек, на ощупь ответив на звонок.

– Привет, привет! – Если Роберт Томпсон звонит с утра пораньше, у него либо отличные, либо ужасные новости. – Джек, я разговаривал с Франком Штольцем, менеджером Белладонны, и он предложил выгодное сотрудничество: роль в новом клипе!

– Ага, – зевнул Джек. – Поздравляю. Не знал, что ты стал актером…