Текст книги "Римский медальон"

– Нет-нет! – Лючия вздрогнула и попыталась отнять руку. – Я не могу.

– Боитесь… Тальяферри?

– Нет, не поэтому. – Черты ее лица исказило сильное волнение. – Прошу вас, не настаивайте, не ищите меня.

– Хорошо. Но тогда объясните, почему же сегодня мы оказались здесь вдвоем? – Эдвард внимательно смотрел на нее. – Тем более что – готов поспорить – Тальяферри не придет.

– Почему вы так решили?

– Лючия, синьора Джаннелли, администратор гостиницы «Гальба», утверждает, что не знакома с вами. – Вдруг Эдвард увидел, что лицо Лючии дрогнуло и поплыло перед ним. Да и все окружающие его предметы начали терять свои очертания. И соображать, и говорить становилось все труднее. Но зачем эта маленькая лгунья морочит ему голову?

Лючия даже не отвела глаз.

– Я вижусь с нею почти каждый вечер.

Почувствовав, что лоб его покрылся испариной, Эдвард ослабил узел галстука.

– Хотелось бы мне хоть раз увидеть вас вместе. А Тальяферри… готов спорить, что он не придет. – Силы покидали Эдварда. – Поспорим? Нас, англичан, хлебом не корми, но дай заключить пари. – Он понимал, что выглядит сейчас жалко. Но глаза сами собой закрывались, а голова опускалась на руки. – Бога ради, извините. Мне казалось, я выпил не так уж много…

– Вы не должны были трогать медальон.

– Это… вы это имели в виду… когда говорили, что можно потерять голову?

На этих словах сознание покинуло его.

* * *

Очнулся Эдвард уже на полу. Мрачные своды таверны бешено вращались над ним. Он протянул руку, надеясь на помощь Лючии. Но сквозь туман видел, что девушка медленно поднимается из-за стола. Зеленые глаза ее были совершенно бесстрастны.

Музыкант продолжал перебирать струны. Однако звук был странным образом искажен. Теперь звучала фуга, и не в гитарном, а в органном исполнении. Это была та мелодия, которую слушала Оливия, сидя в одиночестве у телевизора в гостинице «Гальба»!

Стены таверны вновь пришли в движение вокруг Эдварда. И люди двигались, как при замедленной съемке. Лючия поднесла руки к очагу, и языки пламени вытянулись навстречу длинным пальцам девушки, точно хотели втянуть ее в огонь. В медальоне, висевшем на груди Лючии, плясали красные отблески. Два одинаковых лица – хозяина таверны и музыканта – склонились над Эдвардом, который лежал на полу, беспомощно раскинув руки. Глаза его были широко раскрыты, он шевелил губами, но не мог издать ни звука.

Взяв Эдварда за плечи и за ноги, мужчины легко подняли его и понесли к выходу. И в этот момент чья-то тень скользнула вдоль стены. Человек с длинными волосами и закрытым усами и бородой лицом спускался по лестнице. Одет он был, как одевались в прошлом веке художники. Человек остановился, чтобы взглянуть на Эдварда, но через несколько мгновений исчез, и тень его тоже слилась с мрачными стенами зала.

Больше Эдвард ничего не видел.

4

Первые лучи солнца скользили по закрытым ставням, пустым площадям и улицам Рима. Только дворники, подметавшие вчерашний мусор, нарушали сладкую тишину. А в гулких переулках Трастевере утреннюю тишину смущал стук каблучков. Девица в короткой юбке, со следами косметики на поблекшем лице, шла разболтанной и неуверенной походкой. На плече у нее болталась дешевая сумочка.

Рядом с «ягуаром», припаркованным на площади неподалеку от базилики Санта Мария ин Трастевере, женщина замедлила шаг и обеспокоенно оглянулась.

Дверца машины со стороны водителя была приоткрыта. За рулем, откинув красивую голову на спинку сиденья, сидел мужчина, судя по всему – иностранец. Глаза его были закрыты. Он казался мертвым. Девица наклонилась и осторожно тронула его за руку. Убедившись, что перед ней не безжизненное тело, она сильнее потянула за рукав:

– Эй, приятель!

Эдвард шевельнулся, открыл глаза и с трудом поднял голову:

– А… Что случилось?

Женщина рассмеялась:

– Мамма миа! Я уж решила, что ты готов…

– Где я? – Эдвард беспомощно озирался. Единственное, что он знал сейчас достоверно, было: женщина, так грубо разбудившая его, – итальянка, а спящий вокруг город – Рим.

– Уж прости, что не дала поспать. Дверца была открыта… Да и видок у тебя тот еще. – Девица помогла Эдварду выбраться из машины.

Что-то более или менее связное начало всплывать в его памяти.

– Таверна… Здесь есть таверна «У Ангела»?

– «У Ангела»? Хотелось бы знать, где это? – Девица усмехнулась. – «У Ангела»! Боюсь, дружок, что единственный ангел в этих краях – это я, а посему, если ты хочешь подкрепиться или просто расслабиться, – она оглядела Эдварда с профессиональным цинизмом, – можем заглянуть ко мне. Это здесь рядом.

– Не беспокойся. Ничего не нужно, кроме… таверны «У Ангела».

– Далась она тебе в этот час!

– Таверна «У Ангела», – упрямо повторял Эдвард.

– Ну, тебе виднее.

Незнакомка пожала плечами и продолжила свой путь. Эдвард сделал несколько неуверенных шагов. Решительно ничто здесь не напоминало их с Лючией ночной маршрут.

Женщина обернулась:

– И куда же ты пошел бродить в такое время? Вон за углом полицейский участок. Может, там что-нибудь знают. Но я туда не ходок. Предпочитаю держаться от этих ребят подальше.

– Спасибо за совет, синьора!

– Да брось! Какая я тебе синьора… – И, покачиваясь, женщина свернула в ближайший переулок.

Комиссариат полиции действительно находился неподалеку, в здании старинного монастыря, о чем уведомляла табличка рядом с застекленной дверью.

Недолго думая, он поднялся на ступеньку и толкнул дверь. В столь ранний час в приемной комиссариата посторонних не было. Какой-то полицейский чин в расстегнутом мундире сидел за обшарпанным столом и отсчитывал чаевые мальчику-посыльному, который принес термос с кофе из соседнего бара. Второй полицейский, рангом пониже, пришивал к куртке пуговицу. Взглянув на вошедшего, полицейские переглянулись, и старший бросил какую-то фразу, но слов Эдвард не разобрал. Это был диалект, на котором разговаривали коренные жители этого старейшего района Рима, как бы давая понять, кто главный в этом городе.

Эдварда усадили, напоили горячим кофе и – скорее, чтобы скоротать пустые утренние часы, – выслушали, кивая и причмокивая губами. Он был далеко не первым иностранцем, с которым таким же вот ранним утром доводилось беседовать полицейским за годы своей негромкой служебной карьеры.

– Значит, говорите, проснулись в машине?

– Я понимаю, что вся эта история, когда рассказываешь ее вот так, выглядит довольно нелепо. Но ведь где-то же есть в этом районе таверна «У Ангела»?

Старший полицейский покачал головой:

– В нашем округе нет такого заведения. А я, надо сказать, местный житель. Так что…

– Но это же абсурд! – Эдвард чувствовал себя обессиленным. – Ведь со мной была девушка и, главное, сумка…

– Ну, это уже кое-что проясняет. Сумка, говорите? А что было в сумке? Ценные вещи?

– Для меня весьма ценные. Там были микрофильмы.

Полицейский по-новому взглянул на Эдварда и даже придвинулся в его сторону:

– Микрофильмы? Интересно. Очень интересно…

– Уж не решили ли вы, что я иностранный шпион?! Я ученый, профессор, историк литературы.

– Тогда при чем тут микрофильмы?

– Ни при чем. – Эдвард старался сохранять спокойствие. – Эти микрофильмы я сделал для удобства в работе. На них страницы дневника Байрона.

– Байрона… – Полицейский пошарил глазами по потолку, словно там надеялся получить ответ, что это за чертова английская фамилия. – Послушайте-ка, профессор, не горячитесь, ведь вы все же здорово перебрали этой ночью, если верить вашему рассказу.

– Я не был пьян и все отлично помню… Ну, почти все, до определенного момента.

– И как вы оказались в машине?

Терпение Эдварда лопнуло.

– Послушайте, ничего я вам больше объяснять не буду, потому что мне нечего объяснять. Уж лучше вы объясните мне, где находится таверна!

Он хотел было встать, но полицейский жестом остановил его:

– Хотите, скажу вам, что я думаю по этому поводу? Это самое банальное ограбление с применением самых банальных шулерских приемов, синьор.

– Да, но таверна… Где она?

– И где ваша таверна, я не знаю. Знаю только, что преступники способны придумать все, что угодно, лишь бы надуть простофиль. А иностранцев и подавно. Вам хорошо знакома девушка, которая была с вами? Имя? Фамилия? Адрес?

Полицейский уже собрался записывать. Эдвард покачал головой и поднялся:

– Нет-нет, не имеет смысла. Я сам найду таверну, и все разъяснится. Спокойной ночи!

Полицейский положил ручку и тоже встал.

– Доброе утро! Почти семь часов. Нет смысла искать таверну. В это время они все закрыты. – Полицейский насмешливо смотрел на Эдварда. – Не прощаюсь. Мы еще увидимся с вами, когда придете писать заявление о краже.

Эдвард вернулся к машине, сел за руль и хотел уже включить зажигание, как вдруг заметил на соседнем сиденье блестящий предмет. Он осторожно взял его в руки.

Это был медальон Лючии. Он казался теплым, будто его только что сняли с тела. Эдвард некоторое время рассматривал вещицу, как вдруг услышал знакомую мелодию. Кто-то невидимый насвистывал ее в переулках. Это была мелодия той самой песни, которую исполнял ночью гитарист в таверне «У Ангела»…

Эдвард выскочил из машины, метнулся в одну сторону, в другую, снова сел за руль и начал петлять по улочкам, следуя за мелодией. Он то набирал скорость, то резко тормозил, пугая голубей и кошек, и наконец оказался в тупике. Дорогу ему преградило старинное здание в стиле барокко. Эдвард в отчаянии опустил голову на руль. Мелодия внезапно оборвалась. Переключив передачу, Эдвард подал машину назад и, поблуждав еще немного в переулках, выехал на свежий, умытый поливальными машинами бульвар Трастевере.

* * *

В этот час по виа Маргутта проходили только зеленщики и молочники. Привратник дома 53 В медленно раскрыл ворота.

Эдвард дождался, когда привратник ушел в бар напротив, потом вышел из машины и быстро свернул в подворотню. Ему не хотелось привлекать ничьего внимания своим растерзанным видом.

Эдвард повторил уже проделанный накануне путь через дворик, быстро поднялся по лестнице и остановился у двери квартиры номер 13. Позвонив несколько раз и не услышав ответа, он принялся настойчиво стучать кулаком. Но тщетно. Никто не отзывался. Наконец медленно открылась дверь квартиры напротив. Пожилой синьор в тяжелом махровом халате, накинутом поверх пижамы, смотрел на Эдварда. Это был тот самый человек, который вчера, сидя в своей полутемной комнате, не спускал глаз с экрана старого телевизора, следя за репортажем из британского посольства.

– Вы кого-то ищете?

Эдвард резко обернулся. Нервы его были на взводе, сердце бешено стучало. Однако синьор выглядел безобидным и совершенно спокойным.

– Здесь живет человек, который мне очень нужен.

– Здесь никто не живет. Но, кажется, я понял. Вы тот самый синьор, что звонил мне вчера.

Эдвард подошел ближе:

– Звонил? Вам?

– Вы звонили вчера и спрашивали художника Тальяферри. Я брал трубку. Но я ведь уже объяснил: художник Тальяферри умер.

– Этого не может быть! – воскликнул Эдвард. – Я получил от него письмо всего две недели назад. Он приглашал меня приехать в Рим для важного разговора. Он ждал меня весь позавчерашний день.

Пожилой синьор молчал.

– Когда же он умер? От чего? Внезапно заболел? Несчастный случай? Ради всего святого, что случилось? – Голос Эдварда эхом отдавался в лестничном пролете.

Пожилой синьор покачал головой:

– Ровным счетом ничего такого. Художник Тальяферри умер сто лет назад.

Потрясенный Эдвард потерял дар речи. А синьор между тем отступил с порога и жестом пригласил его в квартиру.

По темному коридорчику он провел Эдварда в комнату, тоже погруженную в полумрак и наполненную странным стрекочущим звуком.

– Проходите. Скромное жилище скромного пенсионера. Уж не взыщите.

Старик открыл ставни на двух окнах, и в помещении стало светло. Они находились в довольно просторной гостиной. Обивка дорогой старинной мебели или вытерлась, или была изъедена молью, давно не чищенный паркет выглядел неопрятно, выцветшие стены были завешаны старинными гравюрами, и повсюду – на запыленных столах и полочках – стояли и лежали десятки самых разнообразных часов, и все они ходили. Так вот откуда был этот стрекот! Пожилой синьор довольно огляделся: коллекция часов была его единственным богатством и гордостью. В углу стоял телевизор с огромным кинескопом, напротив него – продавленное плюшевое кресло. Дверь с матовым стеклом вела во внутренние помещения. За ней был видел только полумрак. Эдвард подумал, что неплохо было бы открыть окно – так душно было в гостиной. Он ослабил узел галстука.

– Значит, вы сняли трубку? Но ведь я звонил Марко Тальяферри.

– Тальяферри – это я. Живой, разумеется. Во всяком случае – пока. Тот, который вам нужен, – художник – умер сто лет назад. Позвольте представиться – полковник Марко Тальяферри. С кем имею честь?

– Я – профессор Эдвард Форстер.

Полковник пригласил его сесть:

– Прошу.

Эдвард опустился в кресло, стоявшее спинкой к стеклянной двери. Пожилой человек внимательно рассматривал его.

– Англичанин, не так ли? Узнаю вашего брата из сотни. Я был английским пленником в Киренаике. Три года концлагеря.

– Мне жаль. Надеюсь, мои соотечественники хорошо обращались с вами?

– Согласно законам войны.

Разговаривая, старый полковник все время перемещался по комнате. Наконец он взял с одного из столиков старинные часы и принялся заводить их.

Эдвард вздохнул:

– Значит, Тальяферри из телефонной книги – это вы… Странное совпадение… Я хочу сказать: еще один Тальяферри, который живет на виа Маргутта, 53 В. Человек, написавший мне, выдавал себя за художника и сообщил именно этот адрес.

Полковник взмахнул сухонькой старческой рукой:

– Я понимаю, о чем вы думаете! Намекаете, будто это я написал вам. Клянусь честью офицера, мне и в голову подобное прийти не могло. Позвольте взглянуть на письмо…

– К сожалению, его больше нет. Сегодня ночью у меня украли сумку.

– Украли?

– Да, при довольно странном стечении обстоятельств. Но сначала скажите, вы уверены, что в квартире номер тринадцать никто не живет?

Полковник продолжал заводить часы.

– Это крыло здания почти все пустует. Оно предназначено под снос. Уже много лет находится в аварийном состоянии. Жильцов расселили. Я один остался. А в тринадцатой квартире никто не живет уже лет сто. С тех пор как умер художник. Он обитал там вместе со своей натурщицей.

Последняя фраза разорвалась в сознании Эдварда подобно брошенной гранате.

– С натурщицей?

Полковник не ответил. Он был занят часами.

– Простите, но откуда вам известны такие подробности?

– Это касается истории моей семьи. Тальяферри был художником, скажем так, не великим, но заставившим говорить о себе еще при жизни. К несчастью, он умер довольно молодым. С позиции моего сегодняшнего возраста, разумеется. Я – один из его потомков, хотя и не по прямой линии. Что касается натурщицы…

Полковник оставил наконец часы в покое, взглянул на своего гостя и заговорщицки подмигнул, давая понять, что тема эта безусловно интересна. Внезапно он переменился в лице и перевел взгляд на что-то за спиной Эдварда. Тот машинально оглянулся и увидел за матовыми стеклами дверей женскую фигуру в белом.

Дыхание у него перехватило.

Это была Лючия!

Полковник раздосадованно топнул ногой.

– Простите меня, – торопливо произнес он и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. В полумраке за стеклом Эдвард видел два жестикулирующих силуэта. По ту сторону двери они казались призраками. Эдвард пришел в себя и кинулся к двери, но полковник на секунду опередил его.

– Профессор Форстер, – сказал он, открывая дверь, – позвольте представить вам мою племянницу Джулиану.

Это была не Лючия. Девушка нисколько не походила на нее, разве что общими очертаниями. Невыразительное, заурядное лицо, шаль, накинутая поверх светлой ночной сорочки. Девушка неуверенно топталась на пороге.

Полковник попытался сгладить возникшую неловкость:

– Позвольте предложить вам кофе, профессор?

– Благодарю. – Эдвард перевел дух.

– Иди, дорогая, приготовь нам кофе.

Пролепетав что-то невнятное, девушка удалилась. Полковник прикрыл дверь, и Эдвард сразу же заговорил о том, что его волновало:

– Вы хотели рассказать о натурщице…

– Да, натурщица Тальяферри была просто красавицей. Она покончила с собой на другой день после его смерти. Великие времена – великая любовь. Разве сейчас встретишь такое? Девушка родилась в Монти. Романтическая личность. Она, несомненно, была спиритом и была очень известна тогда… да и сегодня тоже. Сегодня даже в каком-то смысле больше, чем тогда. Ну, это для тех, кто верит в подобные явления… Вы признаете существование духов, профессор?

– Нет. Решительно нет.

– Надо думать… Я тоже скептик, но не столь законченный. Разумеется, я никогда не видел эту натурщицу – родился много позже. – Он пристально взглянул на Эдварда. – Но для тех, кто верит в тонкий мир, она существует, существует и появляется время от времени в доме, где жила прежде. В молодости я знавал людей, которые клялись, будто видели ее.

– Я – один из таких людей. – Полковник с удивлением вскинул брови. – Да, я видел ее. Я говорил с нею. Это она открыла мне дверь квартиры номер тринадцать. Вчера утром.

– Вы шутите, профессор!

– Отнюдь.

– Но в таком случае как вы можете утверждать, будто не верите в духов?

– Я видел не призрак, а человека. Мы разговаривали. Это была вполне реальная девушка. – Эдвард улыбнулся, вспомнив маленькую босую ступню Лючии.

Полковник пришел в сильное волнение и несколько раз взглядывал на Эдварда с немым изумлением, точно увидел впервые.

– Минутку, минутку… И что же? – Шаркающей походкой он прошелся по комнате и остановился у окна, так что Эдвард видел лишь его освещенный со спины силуэт. – Женщина открыла вам дверь квартиры номер тринадцать. И как же она выглядела?

– Золотоволосая красавица с зелеными глазами. В общем, как маслом писанная – имея в виду, что она была натурщицей. Простите за каламбур. Фигурой похожа на вашу племянницу.

– А еще? Другие подробности. Как она была одета?

– Не уверен, что она была одета. Во всяком случае, она так сказала, выглянув в дверь. Но вчера вечером…

– Ах вот как, вечером она опять появилась перед вами?

– Что значит – появилась? – Эдвард даже подскочил в кресле. – Мы с нею ехали через весь город в моей машине. Мы были в таверне, где художник Тальяферри назначил мне встречу. В смысле, тот Тальяферри, что написал мне письмо в Англию. Значит, все было подстроено?..

– Что вы хотите этим сказать?

– По-видимому, они чем-то подпоили меня. Я заснул. Очнулся спустя несколько часов в своей машине. Я весь район исколесил в поисках той таверны, но безрезультатно. Естественно, сумка пропала. Святые угодники! Они решили, наверное, что я состоятельный английский бизнесмен!

– Гм… И вот вы вернулись сюда?

– Я хочу отыскать девушку. Да и сумка моя мне бы не помешала. – И вдруг Эдвард вспомнил: – Посмотрите, что она оставила в машине! – Он достал из кармана плаща медальон и протянул полковнику. – Вот.

Полковник взял со стола лупу и принялся рассматривать вещицу.

– Красивый. И, может быть, ценный.

Вошла Джулиана, безмолвно подала кофе и удалилась. Эдвард проводил ее взглядом.

– Лючия, верно? Ту девушку из прошлого века тоже звали Лючия?

Утвердительно кивнув, полковник вернул медальон:

– Я никогда не видел эту вещь прежде. Именно это вы и хотели узнать?

Эдвард одним глотком допил кофе и решительно поднялся:

– Благодарю за гостеприимство. И простите за столь ранний визит.

Полковник проводил его до двери.

– Не беспокойтесь, старики спят мало. Трех-четырех часов мне хватает. Итак, профессор, я не прощаюсь с вами, а лишь говорю – до свидания. Мы ведь вскоре снова увидимся, не так ли? – Эдвард вопросительно посмотрел на него. – Вы полагаете, нам больше не о чем поговорить? Видите ли, профессор, вы, безусловно, воспитанный человек. Но устали и взволнованы. Все правильно. Но потом… когда отдохнете, вы не сможете не вернуться сюда… чтобы извиниться за некоторую бестактность с вашей стороны.

– Какую же оплошность я допустил, полковник?

Старик улыбнулся:

– Вы не захотели осмотреть мою коллекцию старинных часов. А это удар по самолюбию коллекционера. – Он мягко тронул Эдварда за руку. – Но я прощаю вас, молодой человек, потому что уверен – вы вернетесь сюда. Итак, до свидания, профессор Форстер.

– До свидания. Простите, если что не так.

Сворачивая вниз по лестнице возле квартиры номер 13, Эдвард опять услышал голос полковника:

– Профессор, позвольте совет. Сходите в кафе «Греко». – Глядя в приоткрытую дверь, старик улыбался ему.

– Как вы сказали?

– Кафе «Греко». На виа Кондотти, знаете? – Эдвард кивнул. – Сходите. Там вы найдете кое-кого, кто будет полезен вам. Еще раз до свидания, профессор.

Эдвард вышел в цветущий дворик – словно вернулся в реальность из другого измерения. Больше всего ему хотелось сейчас принять ванну и сменить белье. Но до кафе «Греко» было рукой подать. Он оставил машину возле дома и, провожаемый взглядом привратника, уже вернувшегося из бара, двинулся по виа Маргутта к площади Испании.

В фонтане-лодочке все так же плескалась вода, все так же стекал вниз разноцветный поток азалий по Испанской лестнице, и официанты уже расставляли на тротуарах возле кафе столики. Все было как всегда в этом Вечном Городе. Вот только Эдвард чувствовал себя уже другим человеком. Проходя мимо фонтана, он окинул взглядом лестницу, точно надеялся застать сбегающую по ней Лючию, но увидел только воздетые к небу, точно руки, две легкие колокольни церкви Тринита деи Монти.

Свернув на элегантно-золотистую, сверкающую вывесками дорогих магазинов виа Кондотти, Эдвард в своей мятой, несвежей одежде почувствовал себя неуютно. Однако слова, сказанные ему на прощание старым полковником, заставляли его идти дальше.

В десять утра в кафе «Греко» завтракали в основном завсегдатаи. Народу было немного. Эдвард прошел по небольшой анфиладе в дальний из трех залов. Никто не обратил на него внимания.

Он уже собрался уходить, как вдруг услышал, что из первого зала его зовут:

– Профессор Форстер!

Это был Пауэл, атташе по культуре. Одетый с иголочки, со свежей гвоздикой в петлице, розовощекий джентльмен восседал за одним из столиков первого зала в обществе молодой мулатки. Он поднялся навстречу Эдварду.

– Дорогой профессор, какая приятная неожиданность – вы здесь, в такое время… Присаживайтесь. Позвольте представить, это…

Но Эдварду было сейчас не до этикета. Едва кивнув девушке, он жестом остановил Пауэла:

– Извините, Пауэл, это хорошо, что мы встретились, я все равно собирался звонить вам. Дело не терпит отлагательств.

– Ну конечно, конечно, как вам будет угодно. Вот только провожу эту прелестную синьорину. – Он посмотрел на небритое лицо Эдварда и расслабленный узел его галстука. – Но что случилось? Грандиозное романтическое приключение?

– Я все расскажу. Выпью что-нибудь в баре и буду ждать вас на улице.

– Нет уж, подождите лучше тут. Может, заказать завтрак? Минутку, и я присоединюсь к вам. Посмотрите пока эти картины, тут есть кое-что новое.

Чтобы как-то унять не покидавшее его возбуждение, Эдвард начал разглядывать рисунки и живопись, украшавшие все стены кафе, постепенно все дальше проходя в глубь помещения.

Свет люстр отражался от мраморных столиков и мраморного пола. В глазах рябило от обилия картин, воздух вокруг Эдварда словно сгущался, и в какой-то момент ему показалось, что его задевают плечами тени великих завсегдатаев этого кафе, приходивших сюда еще в прошлом веке и бродивших, как он сейчас, по анфиладе из зала в зал. Испугавшись, что кошмар прошлой ночи может повториться, пусть и в какой-то другой форме, он тряхнул головой, прогоняя наваждение.

Внезапно картина, висевшая в самом дальнем углу, привлекла внимание Эдварда. Подойдя ближе, он почувствовал, что пол – в который раз за последние сутки – качнулся у него под ногами. На портрете девятнадцатого века был изображен молодой человек. И он был почти как две капли воды похож на самого Эдварда. Под картиной висела медная табличка: «Марко Тальяферри. Автопортрет».

В полном замешательстве Эдвард рассматривал изображение; на той же стене, что и портрет, висело старинное, потемневшее от времени зеркало с потрескавшейся амальгамой. Отступив на шаг от картины, он увидел в зеркале свое отражение и понял, что его сходство с портретом поразительно. А там, где амальгама была повреждена сильнее, это сходство только усиливалось.

Наконец два плана совместились: лицо, отраженное в зеркале, было лицом Тальяферри.

Эдвард заставил себя отойти от зеркала. Возвращаясь через все залы к столику Пауэла, он подумал, что сейчас эти вполне современные посетители кафе выглядят почти нереально. Мучительное ощущение остановки времени преследовало его. Наконец появился улыбающийся, как всегда добродушный Пауэл.

– Вот и я, профессор! – воскликнул он.