Текст книги "Последняя жена"

Е. Дж. Скотт
Последняя жена

© E. G. Scott, 2019

© DepositPhotos.com / xload, Sonyachny, обложка, 2020

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2021

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2021

Пролог

Прежде чем сесть в свой кроваво-красный БМВ, он ослепляет меня улыбкой на миллион долларов. Тихо урчит двигатель, под колесами шуршит щебень, и я невольно вспоминаю о том, как меня везли сюда в первый раз. Тогда все было совершенно иначе. Никто не думал, что я смогу выбраться отсюда.

В ту ночь я не видела, куда он меня везет, и мне пришлось положиться на остальные чувства. Ветер разносил резкий запах сосен и соли, шелестел листьями, и эти запахи и звуки в разлившейся вокруг меня темноте можно было легко спутать с шумом океана. Когда машина замедлила ход, а щебень под колесами сменился гравием, мое сердце забилось в страхе перед неизвестностью. Я понятия не имела, как изменится моя жизнь, когда мы остановимся.

Прощальный гудок вернул меня из воспоминаний. Я уже вышла из машины и стою перед домом. Я машу рукой, и бриллиант размером в три карата сверкает в послеполуденном солнце. Машина срывается с места, поднимая волну гладких камешков. Он еще раз оглядывается и подмигивает мне, и его красивый профиль, отдаляясь, становится все более размытым, пока полностью не исчезает. Подозреваю, что это не последняя наша встреча.

Улыбаясь, я переступаю порог и захлопываю дверь в прошлое. Я так много пережила, чтобы сделать этот шаг в новую жизнь. Теперь я здесь живу.

Передо мной открывается величественная картина. Умопомрачительный двусторонний каменный камин вздымается до самого стрельчатого свода и уходит за его пределы. Расположенные по периметру окна создают восхитительный эффект призмы на паркетных полах. Несколько минут я стою в верхней точке фойе, наслаждаясь открывшимся видом. Второй этаж похож на церковные хоры, а фойе – на кафедру священника.

Медленно перехожу из комнаты в комнату, обращая внимание на каждую деталь. Когда я ходила здесь в прошлый раз, все было иначе: вокруг царила тьма, я страдала от боли и сомневалась, что сумею выжить. Теперь же каждый сантиметр приобретает для меня новый смысл. Я провожу руками по тщательно подобранным дереву, камню и граниту и снимаю обувь, чтобы ощутить кожей такие разные фактуры.

Я прохожу мимо двери подвала, не решаясь ее открыть: еще очень нескоро я смогу спуститься по ступеням, не думая о том, как поднималась по ним в темноте. Но я благодарна судьбе, что вернулась сюда, причем на своих условиях. Я с радостью оставлю мрачное прошлое внизу, под замком. Настало время для новой жизни.

В воздухе висит запах промышленного чистящего средства, уничтожившего все свидетельства происшедшего. Мне все равно. Это напоминание о том, как сильно я боролась. Дом наполнен тишиной и покоем. Глубоко во мне, где-то между сердцем и горлом, рождается новое чувство.

Я смотрю на вишневые доски пола, сосновые балки потолка, широкое панорамное окно, занимающее почти всю заднюю стену дома с видом на декорацию из густого леса и неба, и думаю о том, что этот дом построен с любовью. И с безумством.

Я закрываю глаза и вспоминаю первую ночь, проведенную здесь. Звук двигателя, работающего на холостом ходу. Мрак. Вспоминаю, как меня задвинули подальше, но я снова вышла на первый план. И приобрела еще один шанс получить все то, чего когда-либо хотела.

Даже самый длинный туннель рано или поздно приводит к свету.

Часть первая

1. Ребекка

Сейчас

Пончик начинает лаять еще до того, как раздается звонок в дверь.

Пол выскальзывает из моих объятий и запрыгивает в спортивные трусы и футболку. Я неподвижно лежу под прохладными простынями и смотрю, как он одевается. Он быстро целует меня и спускается по лестнице, чтобы впустить незваных гостей, нарушивших нашу утреннюю любовную негу.

С колотящимся сердцем я натягиваю ночную рубашку на еще не остывшее от его прикосновений и поцелуев тело. Прежде чем встать на верхнюю ступеньку лестницы, я выжидаю, пока они в сопровождении Пончика, нашего ньюфаундленда, перейдут в кухню. Пончик взволнованно бежит за людьми, цокая когтями по деревянному полу, а затем по плитке. Они меня не видят, но я прекрасно слышу их вопросы и спокойные ответы Пола.

Я выжидаю удобный момент и начинаю спускаться на первый этаж, повторяя, как заклинание, после каждой ступеньки: «Нас не поймают, нас не поймают, нас не поймают, мы выйдем сухими из воды».

Я еще не знала, что два детектива, появившихся у нас на пороге, окажутся самой легкой частью сегодняшнего дня.

* * *

Я торговый представитель. Я продаю лекарства.

Платят за это до смешного много. Я хорошо знаю врачей и понимаю, что конкретно им нужно, чтобы помочь пациентам чувствовать себя лучше. Я умею так построить разговор с клиентом, что его начинает переполнять ощущение собственного величия, однако при этом он доверяет моим словам и искренне хочет купить то, что мне нужно продать. В моем исполнении слова о побочных эффектах и даже сами названия лекарств звучат поэтично. С кем бы я ни сталкивалась, мне достаточно нескольких минут, чтобы сказать, какое средство подойдет этому человеку лучше всего. Ведь я отлично знакома с магией химии, а она прекрасно работает на меня. Не забываем о самоанализе.

К тому времени, когда я подхожу к своему столу, рабочий день уже в разгаре, а я до сих пор не оправилась от утренних событий. По пути в офис мне даже пришлось принять лишнюю таблетку, чтобы хоть немного прийти в себя.

На моем телефоне зловеще мигает красный огонек. Марк уже отправил мне электронное письмо, чтобы я зашла в его кабинет, и почти одновременно повторил просьбу в СМС. Я поднимаю голову и вижу, что он стоит в дверях своего кабинета со своим обычным заказом из «Старбакса» в руке. Небрежным курсивом на чашке написано «MARV», и я улыбаюсь, хотя мой день с самого утра не задался. Вид у него всегда самодовольный, но сегодня он необычно серьезен. Делает мне знак следовать за ним и поворачивается на каблуках своих туфель от Гуччи. Похоже, кое-кому не помешало бы принять успокоительное. Впрочем, я его не осуждаю: недавно узнала, что у него тоже проблемы в семье.

Я удивленно поднимаю брови и кладу вещи на стул. Стараюсь не обращать слишком много внимания на любопытные взгляды коллег. Большинство из них уже принимают различные антидепрессанты, но многим я бы рекомендовала повысить дозировку. Как странно, что в нашем коллективе столько несчастных людей – у нас ведь свободный доступ к любым медикаментам, повышающим настроение.

Я подавляю растущее чувство страха, возникшее еще утром с появлением нежданных гостей, и, пытаясь взять себя в руки, глотаю полтаблетки сильного болеутоляющего и запиваю его кофе. Черным кофе. Молочные продукты и сахар убивают. Затем направляюсь в кабинет Марка.

– Присядь, Ребекка, – говорит он.

Я сразу заметила, что сегодня, в отличие от предыдущих недель, он не закрыл за мной дверь. Раньше, когда огромный общий офис пустел, на столе появлялась бутылка водки, превращая ошибочные решения в единственно верные, – например, решение сорвать с себя одежду в порыве страсти.

– Марк… – Я кокетливо улыбаюсь и наматываю прядь волос на палец. – Ты чего такой серьезный?

Но ему не смешно. Скорее он злится.

Его жена, которая, как он сказал, ушла от него три недели назад, на самом деле пропала без вести. Знает ли он, что мне уже известна эта информация, пока не ясно.

На лице мужчины читается что-то похожее на беспокойство, но он быстро берет себя в руки. Это явно не то, что он хочет обсудить со мной. Я немного удивлена, что Марк продолжает приходить в офис во время расследования, но, наверное, привычная работа утешает его.

Я хотела бы посочувствовать ему, но знаю, какой он ужасный муж. В раздевалке после занятий на велотренажерах я часто слышала о его безразличии к ней и, кроме того, как говорится, испытала на себе его неверность. Я не горжусь своей ролью в этом, но у меня была цель.

Я собиралась рассказать ему о своих утренних посетителях, но решила повременить. Он задумчиво потягивает кофе. Его лицо мрачнеет.

– Ребекка, я больше не могу тебе покровительствовать. Люди начинают задавать вопросы. Кто-то настучал в отдел кадров, что наши отношения подозрительны. Я не знаю, с кем ты откровенничала, но это было феерически глупо, так что за последствия отвечать тебе. При нынешних правилах игры я могу потерять работу, хотя ты виновата не меньше. К тому же ходят слухи, что ты слишком часто пополняешь личный запас образцами медикаментов.

Мне нужно время, чтобы мой охваченный паникой мозг заработал. Из-за принятого утром обезболивающего я немного дезориентирована и склонна к паранойе. Я не знаю, что сказать, поэтому просто киваю и пытаюсь придать лицу серьезное выражение.

– Ты замечательный торговый представитель – ну, или была замечательным представителем. Но ты стала проявлять небрежность и теперь откровенно напрягаешь компанию. Я понимаю, что тебе нравится трахаться, и мне тоже нравится с тобой трахаться, но ты начала брать слишком много образцов и кое-кто обратил на это внимание.

Вот черт, до меня, кажется, дошло, к чему он клонит. Абсурд, но я представляю его жену Сашу, которая крутит педали рядом со мной на тренировке: последние полгода она приходила в клуб через день, несмотря ни на что, – пока с ней не случилось непоправимое.

– Я не беру ничего, кроме того, что ты мне даешь. Честно. – Это, конечно, ложь.

– Ты себя выдала. Уже несколько месяцев ты ведешь себя странно. Да ладно, Ребекка, ты лучше всех знаешь, что это дерьмо имеет сильные побочные эффекты. А ты ведешь себя как новичок. И давай посмотрим правде в глаза – ты уже слишком стара для должности торгового представителя.

Как это похоже на Марка – нанести удар в спину и для верности повернуть нож в ране. Я невольно сжалась.

– Марк, ты же знаешь, сколько денег я заработала для этой компании и сколько денег я сэкономила для нее…

– Ребекка, пожалуйста. У меня есть проблемы и посерьезнее, чем твоя. Ты вне игры. Ты можешь сделать это достойно: уйди по собственному желанию. Уходи прямо сейчас и не привлекай слишком много внимания. Или я подам официальную жалобу на твой чересчур глубокий интерес к образцам, что привлечет к тебе много нежелательного внимания. Но я могу держать отдел кадров подальше от твоей персоны, если ты не выкинешь какой-нибудь фокус. Думаю, в твоих же интересах сохранить достоинство, не так ли?

Мой добровольный уход – исключительно в его интересах. Он знает, что если уволит меня, то я могу бросить на него тень, рассказав менеджерам по персоналу правду о нашей с ним сверхурочной работе. И, что еще хуже для Марка, я могу сообщить им о его сомнительных отношениях с правдой, конкретно – касательно испытания одного препарата, имевшего катастрофические последствия. Но я полагаю, что эта информация может оказаться более полезной для меня при других обстоятельствах, и решаю сохранить ее на черный день. Тем более что Марк нужен мне больше, чем я ему.

– Ребекка!

Я открываю рот, собираясь дать волю своим эмоциям.

– Не устраивай сцену. Если ты, конечно, не хочешь полностью расстроить наши отношения вне работы. Наш разговор закончен.

Он это так убедительно произнес, что я хватаю воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Мне физически плохо, и сейчас я больше всего на свете нуждаюсь в свежем воздухе. Я киваю, встаю со стула и иду к своему столу. Останавливаюсь, чтобы взять сумочку. Но когда я протягиваю руку к ноутбуку, помощница Марка по имени Кристина, эта двадцатипятилетняя фифа с губами-варениками, в платье, больше подходящем для казино, набрасывается на меня и вырывает его из моих рук.

– Это собственность компании!

Ее самодовольная улыбка обнажает неестественно белые зубы. Она всегда терпеть меня не могла.

Я не оглядываюсь, но спиной чувствую на себе взгляды коллег. Я сохраняю самообладание достаточно долго – до входа в лифт. Но когда двери закрываются, я позволяю себе всхлипнуть – один-единственный раз, при этом с такой силой втягиваю воздух в легкие, что едва не ломаю ребра.

Когда лифт опустился на первый этаж, я уже разработала план.

Я подхожу к машине, сажусь и, прежде чем выдохнуть, пристегиваюсь и запускаю двигатель. Открываю приложение «Ситибанк» и нажимаю на нашу общую учетную запись. В последнее время я нечасто смотрела баланс по счету и не знаю, сколько именно там должно сейчас быть, но уверена, что явно больше миллиона. Однако вместо ожидаемого солидного баланса я вижу ничтожно маленькую сумму. Я в замешательстве. Я несколько раз подряд обновляю страницу, но вижу ту же мизерную сумму. Это далеко не то, на что я рассчитывала. Это не может быть правдой. Придется сходить в банк.

Когда я выезжаю с парковки, навстречу мне движется серый «Форд Краун Виктория». Один из сидящих в нем мужчин мельком смотрит в мою сторону, затем его взгляд становится пристальным, и я тут же отвожу глаза в сторону и выезжаю на главную дорогу. В зеркало заднего вида я вижу, как они паркуются рядом с местом, где стояла моя машина. Я замедляю ход и смотрю, как знакомые силуэты выходят из «форда» и направляются к офисному зданию.

Ситуация быстро ухудшается.

* * *

Я не помню, когда в последний раз проходила через заставленный банкоматами вестибюль, направляясь в пустынный зал банка. Но когда на экране банкомата отобразилась все та же незначительная сумма на нашем счету, у меня просто не осталось выбора.

Сидящий напротив меня потный менеджер, похоже, очень удивился, когда я потребовала у него объяснения. Разбираться с разгневанной бабой перед обедом – явно последнее, чем он хотел бы заняться. Ему пошли бы на пользу десять миллиграммов клоназепама[1]1
  Противоэпилептическое лекарственное средство. (Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.)


[Закрыть] – каждые три часа и до самого конца его потных дней.

Прости, Джейсон, но у меня больше нет доступа к волшебному чемоданчику с таблеточками, иначе я нырнула бы в него и передала бы тебе кое-что из своих запасов – это помогло бы тебе смириться с нашей беседой.

Отказываясь верить в происходящее, я едва сдерживаю желание кого-нибудь убить. Джейсон несколько раз прочищает горло, прежде чем нервно подтверждает то, что я и так уже знаю. Он пускает петуха почти после каждого слова.

– Мэм, остаток на счету составляет пять тысяч долларов, и я не понимаю, что еще вы хотите от меня услышать.

На нашем общем с Полом счету в настоящее время лежит на 995 тысяч долларов меньше, чем должно быть. И я не знаю, что меня больше бесит: эта новость или то, что ко мне обращаются «мэм».

– Джейсон, вы можете объяснить мне, куда могли испариться наши двадцатилетние сбережения?

– Похоже, за последние несколько недель ваш компаньон неоднократно снимал или переводил крупные суммы, – отвечает менеджер, ослабляя узел на своем галстуке.

Пол. Это была его идея – открыть общий накопительный счет в день нашей свадьбы. Так мы думали накопить на собственный дом, о котором говорили с самого первого свидания. Давление у меня резко падает, кровь шумит в ушах, конечности леденеют…

Я не хватаю со стола табличку с именем Джейсона и не запихиваю ее ему в глотку. И не объясняю ему, что собиралась опустошить кубышку и улететь куда-нибудь подальше, а он сильно подрезал мне крылья.

– Джейсон, я не понимаю. Как мой муж мог взять все деньги без моего письменного согласия?!

Мое возбуждение привлекает взгляды сотрудников Джейсона. Они откровенно радуются, что я не обратилась за консультацией к ним. Джейсон потеет еще сильнее. Когда он щелкает по клавиатуре и щурится в монитор, чтобы не смотреть на меня, лекарства начинают действовать. Волна божественного спокойствия уносит прочь тошноту и панику, которые вспыхнули, когда Марк позвал меня к себе в кабинет. Главное – не поддаваться панике. Я справлюсь.

Я незаметно достаю из кармана пиджака еще одну продолговатую таблетку и незаметно кладу ее в рот. Таблетка растворяется, оставляя на языке приторный химический привкус, и я мгновенно успокаиваюсь. Обычно я не принимаю столько таблеток днем. Но сегодняшние события заставили отойти от некоторых правил.

Я окидываю взглядом пространство банка. За соседними столами, уткнувшись в экраны телефонов, сидят молодые люди в новехоньких костюмах. По движениям их рук я могу сказать, что они борются со скукой. Благодаря таблеткам я поймала дзен и спокойно сижу в кресле, глядя, как Джейсон морщит лоб и подтверждает: да, Пол, мой ответственный, предсказуемый, надежный муж, уже давненько запускает лапу в наш общий счет. И, похоже, не намерен отказывать себе в этом.

Как будто он тоже составил план побега.

Джейсон снова извиняется и предлагает отправить мне по электронной почте перечень дат и сумм вывода средств; я киваю и бормочу что-то, напоминающее «да». Наконец я собираюсь с духом и встаю.

Сидя в машине, я ловлю себя на том, что подпеваю радио, хотя и понимаю: это никак нельзя назвать адекватной реакцией на все случившееся. Мое настроение похоже на чистое безбрежное весеннее небо, раскинувшееся у меня над головой, и я вспоминаю, что сегодня – первое апреля. Все это могло бы быть прекрасной шуткой. Я щурюсь и вижу, что уже въехала на подъездную дорожку, при этом из головы напрочь вылетело время между отъездом из банка и прибытием домой. Время сегодня играет со мной.

Автомобиля Пола возле дома нет. Учитывая, который час, этого следовало ожидать. К счастью, поблизости нет и других машин, устроившихся в засаде. Я передумала подъезжать к парадному входу. Я даю задний ход, потом сворачиваю за угол и паркуюсь на второстепенной дороге, за домом: здесь обычно пусто, если не считать соседских подростков, направляющихся в школу или возвращающихся после уроков.

Я захожу через заднюю калитку и плотно закрываю ее за собой. Замок громко щелкает.

Я несусь через двор, открываю заднюю дверь и бегу по кухне к дивану, зная, что именно там я найду его ноутбук. Пончик мчится ко мне – показать, как он рад меня видеть. Он прижимается мордой к моей руке и смотрит в сторону прихожей, где висит его поводок; но все, что я могу сейчас для него сделать, – это погладить по огромной голове.

Он поворачивается ко мне своей широкой черно-белой спиной, и вся семидесятикилограммовая туша падает к моим ногам, довольствуясь своим незамысловатым блаженством. Я люблю его, но, поскольку он всегда был скорее собакой Пола, его присутствие разжигает во мне мысли о моем вороватом и лживом муже. Я тяну Пончика за ошейник к входной двери и выгоняю его на улицу. Мне необходимо побыть одной, пока я навожу справки. Пес жалобно скулит, но в следующее мгновение его внимание привлекает белка, и он бежит к дальнему концу ограды.

Наш дом прост и незамысловат. Это двухэтажный коттедж, расположенный вдали от главной дороги, на небольшом участке, огороженном белым забором. Площадь дома составляет сто сорок квадратных метров, в нем есть две спальни (одну из них Пол превратил в домашний офис) и две ванные комнаты. После более дорогого, но менее просторного жилья (пятьдесят пять квадратов) на Манхэттене мы почувствовали себя как во дворце.

Постоянное жаркое проникновение друг в друга и в личное пространство в целом – из-за отсутствия дверей – сошло на нет через несколько лет после переезда. А потом появился Пончик, который уже в полгода весил килограммов сорок, так что нам в нашей постели буквально не осталось места.

Пончик, возможно, послужил связующим звеном, когда мы не могли решиться завести детей. Наша импульсивная сиюминутная совместная любовь с первого взгляда к обманчиво маленькому щенку – тогда он был размером с пол-литровую банку, – вспыхнувшая во время нашей хмельной послеобеденной прогулки вблизи соседнего зоомагазина, оказалась подлинной. Пол назвал его Пончиком. Когда пес вырос, он весил уже больше нас, а на собачий корм уходила сумма, равная четверти нашей ренты, так что он стал последним пушистым оправданием нашему отъезду из города.

Мы загрузили все свои вещи в один маленький фургончик и направились в родной город Пола – Стони-Брук, что на Лонг-Айленде. Там один приятель нашел для нас выгодное предложение, и мы купили наш первый дом. Пять минут прогулочным шагом до океана и задний двор, который был в два раза больше нашей квартиры, быстро ослабили шок от осознания того, что теперь мы будем смотреть на город, а не жить в нем. Все было отлично.

Я окидываю взглядом кухню, переходящую в гостиную, и замечаю свое отражение в висящем над камином большом позолоченном зеркале, купленном на распродаже много лет назад. Вид у меня изможденный после всех событий тяжелого дня, а глаза опухли и покраснели, как будто я прорыдала всю ночь. Мои каштановые волосы потускнели, лицо побледнело. Мне многие говорили (не только муж), что я красива, но сегодня я бы им не поверила. А ведь за сегодняшний день я еще не проронила ни слезинки! Я вообще крайне редко плачу.

Я решаю, что полдень – вполне подходящее время, чтобы налить себе большой бокал чего-нибудь покрепче. Эффект от лекарств начинает ослабевать, уступая дорогу эмоциям, которые мне сейчас точно не нужны. Я достаточно хорошо соображаю, чтобы понимать: в ближайшие два часа мне категорически нельзя принимать колеса. Я вовсе не хочу доставить им всем удовольствие, померев от передозировки.

Мы не большие любители горячительных напитков, поэтому единственный алкоголь под рукой – это бутылка шампанского с нашей последней годовщины свадьбы. Это хорошее шампанское. Из тех, которые стоят больше двухсот долларов и которые обычно приберегают для особого случая. Пол принес ее домой на нашу девятнадцатую годовщину свадьбы вместе с охапкой длинных красных роз и поздравительной открыткой, которую – только сейчас это понимаю – я так и не удосужилась прочитать.

Я ему подарков не приготовила и решила, что лучшая защита – это нападение. В результате последние несколько наших годовщин не сильно отличались от большинства обычных вечеров: они проходили тихо, спокойно, без каких-либо событий – если не считать внепланового секса.

Пол был нежным и романтичным, а я так и не смогла выдавить из себя проявление подобных чувств или хотя бы просто быть внимательной к нему. Я заявила, что не хочу страдать утром от похмелья и все, чего бы мне хотелось в данный момент, – лечь спать. На это Пол немного отчужденно ответил, что если я собираюсь ложиться спать, то он не прочь был бы прокатиться. Я даже не подумала спросить его, куда он собрался.

Внезапно перемены в моем дорогом муже, происшедшие за последние недели, приобрели в моих глазах гораздо более сложный характер. Улики, которые я старалась не замечать в угоду моим собственным интересам, вылезли наружу с пугающей ясностью. Удивительно, насколько мало значения мы можем придавать вопиющим деталям, если обладаем достаточно сильной волей.

Я наливаю себе первый бокал и выпиваю его залпом. После того как я покинула офис, мне даже в голову не пришло позвонить Полу. Разве он не должен быть тем человеком, которому я звоню во время душевного надлома? Особенно после всего того, что у нас произошло. Честно говоря, в какой-то мере я больше унижена тем, что Марк меня бросил, а не из-за увольнения, но вряд ли смогу обсудить со своим мужем поведение этого напыщенного убийцы самомнения.

Я совершенно не любила Марка, но мне очень нужно было его внимание, чтобы как-то мотивировать себя к работе и плюс к тому отвлекаться от домашних проблем. И были еще сугубо практические, «химические» мотивации, к которым он имел доступ и которыми обеспечивал меня.

Я давно подозревала, что вся эта карьера стареющей девушки-фармацевта близится к концу. Никакое количество таблеток не могло этому помешать. И это случилось в самое неподходящее время. Речь не только о препаратах, рассованных по всем карманам, речь идет о моем возрасте и конкуренции. Речь о моей падающей эффективности. И о том, что я знаю о Марке.

К новым врачам требовался новый подход, и мои с трудом выстроенные отношения с лояльными, пусть и не всегда приверженными медицинской этике докторами, естественным образом подходили к завершению: один за другим они отправлялись на пенсию, а их места занимали амбициозные тридцатилетние выпускники университетов. Они наводнили город и его окрестности кабинетами частной практики, куда валом повалили невротики, флегматики и импотенты. Молодые врачи с их идеализмом и только что открывшейся частной практикой были еще достаточно зелеными, чтобы выделять час своего невероятно насыщенного дня для молодых и красивых торговых представителей: если заказать новые лекарства, девочки-фармацевты непременно еще раз навестят такого врача. В последнее время мой график встреч становился все менее и менее насыщенным.

Шампанское вызвало довольно приятные ощущения, и я расположилась поудобнее. Поставив ноутбук Пола себе на колени, я делаю подчеркнуто элегантный глоток «Вдовы Клико», взбиваю пальцами прическу и вздыхаю, как будто за мной кто-то наблюдает. Портрет дамы, делающей не характерные для нее подозрительные вещи. Учитывая нашу историю, вы могли бы подумать, что это будет не первый раз, когда я шпионю за Полом. И формально вы были бы правы. Признаться, я надеялась, что это осталось в прошлом. Удивительно, как быстро доверие сменилось чем-то гораздо более унылым.

В систему я вошла быстро. Я знаю все пароли Пола. Они всегда одинаковы: мое прозвище или дата нашей свадьбы. Я рассматриваю фото на его рабочем столе. Ему много лет: оно сделано на заре нашего брака. Тем летом мы бесстрашно отправились в Ист-Виллидж, чтобы серьезно заняться карьерой и со временем получить возможность построить жизнь, о которой мы оба так мечтали. Кем мы тогда были? Глупыми, наивными детьми, безумно влюбленными друг в друга, преисполненными оптимизма насчет общего будущего. Я слегка удивлена тем, что Пол выбрал нашу совместную фотографию, а не фото Пончика, как это сделала я на своем рабочем компьютере. Вот уж не ожидала, что позавидую мужу…

Я едва узнаю себя. Мои глаза ярче, а лицо более гладкое. Я улыбаюсь и смотрю не в камеру, а на Пола. Он смотрит вперед. У него такая широкая улыбка, что кажется, будто с каждой секундой она становится еще шире. С тех пор как была сделана фотография, он не сильно-то и состарился. Я рассматриваю его красивое лицо дольше, чем свое. Я не узнаю его.

С сомнением запускаю его электронную почту, делаю медленный вдох и готовлюсь заново познакомиться с собственным мужем.