Текст книги "Последняя жена"

2. Пол

Ранее

Мы с женой – разные типы лжецов. Вообще, ложь – штука чрезвычайно занятная, но это начинаешь понимать только после того, как проживешь в браке почти два десятилетия. Я склонен проявлять творческий подход к деталям. Она же, со своей стороны, такими вещами пренебрегает.

Когда мы с Ребеккой познакомились, каждый из нас нес на себе груз пережитой травмы. Я полагаю, для нас обоих ложь сводится к контролю: своеобразная попытка управлять прошлым за счет перенастройки настоящего. Так мне объясняла психотерапевт, к которой меня направили, когда я был ребенком. Я помню это достаточно отчетливо, помню, как в тот момент отчаянно пытался произвести хорошее впечатление.

– Пол, можешь называть меня доктором А., хорошо? – От ее улыбки мне становится тепло.

– Хорошо.

– Пол, ты понимаешь, что случилось с твоими родителями?

– Да, доктор А.

– Ты понимаешь, что это был несчастный случай? Что это не твоя вина?

– Да, доктор А.

– Ну хорошо, малыш.

Она носила изящное серебряное ожерелье с маленьким сапфировым кулоном под цвет глаз, которое выглядело как семейная реликвия. Я помню, как оно покоилось в ложбинке между грудей, гармонируя с бледным оттенком ее кожи. Психотерапевт оказалась доброй теткой, и мы легко нашли общий язык. Она чем-то походила на жену моего дяди, которую я звал тетей Пэм, а позже, по ее просьбе, просто Пэм. Когда после той катастрофы я пошел к ним жить, она была очень добра ко мне. И великодушна. Так как мой дядя часто бывал в разъездах, мы с Пэм проводили много времени вместе. Она научила меня разбираться в жизни. Но вот что странно: когда я о ней думаю, то почему-то не могу воссоздать черты ее лица. В моей памяти они размыты до неузнаваемости.

* * *

Мы и сами себе много чего говорим. Много приятной, обнадеживающей лжи.

Когда мы с Ребеккой поженились… Бог мой, да первое время мы были без ума друг от друга! Никого больше не существовало в подлунном свете – только двое необузданных, наивных детей. А какие у нее глаза! Страстные, подернутые поволокой, сонные, но при этом проницательные. Я был беззащитен против них. И мы были безнадежно влюблены. Это было прекрасно. И глупо. И я верил тогда – действительно верил, – что мы видели друг друга насквозь. И в некотором смысле, я полагаю, так оно и было.

Казалось, мы с Ребеккой занимались любовью все дни напролет. В тот момент, когда ее полные страсти губы целовали мои, я тонул в этих глазах, жадно поглощавших меня, а ее темные распущенные волосы окутывали наши лица.

– Ты любишь меня?

– Отчаянно, Маду.

– Ты мне так нужен.

– Ты меня получила. И получила меня полностью.

– Любимый, мне надо, чтобы ты меня сейчас трахнул.

Наше время имело свойство быстро улетучиваться, когда мы запутывались в простынях, или шли в душ, или находили творческое применение нашей подержанной мебели, которая уже успела поднакопиться. И только когда мы с любопытством оглядывались по сторонам, будучи уже в полном изнеможении, мир вокруг нас возвращался к какому-то подобию порядка.

* * *

Когда ты молод и склонен к риску, тебе все кажется доступным. Все двери мира открыты перед тобой. У тебя красивая молодая жена с сочной, упругой задницей, а слова, которые она говорит, дают тебе возможность чувствовать себя немного расслабленным – насколько ты можешь себе это позволить. В некотором смысле ты чувствуешь себя уязвимым, но ты одобряешь такую уязвимость. У тебя нет необходимости быть сильным постоянно, потому что ваши отношения кажутся крепкими. Брак как будто накрывает тебя непроницаемым куполом, защищая вас обоих от внешнего мира.

Ну не то чтобы ты действительно нуждаешься в защите, ведь все в твоей жизни замечательно. Ты руководишь процветающим строительным бизнесом. Людям не терпится построить себе новый дом. Ты едва успеваешь делать одновременно все взятые проекты, но когда тебе подбрасывают еще один – да кто ты такой, чтобы сказать «нет»? И берешься за него. Ты справишься. Ты здесь король. Ты жонглер, способный удержать в воздухе с десяток мячиков. И ты даже можешь выделить время, чтобы вырыть котлован, залить фундамент и на нем выгнать цоколь для дома своей мечты, где ты планируешь жить со своей великолепной женой. Которая, между прочим, тоже убивается на работе. И когда вы ложитесь в постель (она снизу, ты сверху), она смотрит на тебя так, как будто весь мир у ее ног. И тебе тоже кажется, что ты взобрался на вершину мира. В конце концов, так оно и есть. Это все ты. Ты охрененный мужик. Ты имеешь весь этот чертов мир.

Но вдруг реальность обрушивается, и кажется, что на тебя упал мешок, набитый пятицентовиками. Рынок разваливается, строительство останавливается, и теперь… теперь ты уже никого не можешь поиметь. Деньги тут же испаряются, и ты внезапно обнаруживаешь, что у тебя дюжина не доведенных до конца проектов, у которых нет никакой перспективы для завершения. Мячики ловить не получается, и они падают на пол один за другим. Сплошная черная полоса, никакого просвета – все, ты полностью облажался. Расходы никуда не делись, а доходов все не видать. И твое честолюбие теперь преследует тебя.

А ведь есть еще и эго, и оно постоянно грызет тебя изнутри. Жена все понимает. Нет, правда-правда. Она тебя слушает, демонстрирует сострадание, старается поддержать. Но она может слушать только то, что ты ей рассказываешь, а ты же не все рассказываешь, да? Ты не говоришь ей, что на самом деле ест твои кишки по ночам и не дает тебе спать, даже когда лежишь с ней рядом тише воды. Она-то думает, что ты крепко спишь. Не хочешь обременять ее всем этим. Зачем ей это знать? В конце концов, это же ты охрененный мужик. По крайней мере, ты им был.

Ты попал в другую реальность, оказался в преисподней. А твоя красивая харизматичная жена, которая могла бы продать даже шерсть овце, продолжает заколачивать бабки на своей работе. Пораженный, ты в какой-то момент начинаешь думать, что все это совершенно не случайно. В стране экономический спад, и антидепрессантов на всех просто не хватает. Похоже, у судьбы есть чувство юмора.

Ты сидишь дома и пытаешься найти способ воскресить свою карьеру. Ты карабкаешься, роешь землю, обращаешься к любому, кто готов принять твой звонок. Пытаешься что-то придумать. Что-нибудь. Но у тебя ничего не выходит. А все эти яркие, блестящие награды на каминной полке смотрят на тебя – свидетельства успешных продаж твоей жены и ее доминирования в той сфере. Они смотрят на тебя сверху вниз, осуждают, жалеют. И размышляют – а что ты на самом деле за мужик?

Конечно, ты не сразу опускаешься на самое дно, но удар все равно достаточно сильный. А пока этим дерьмом занимается твоя жена. Потому что ты больше не можешь. Женщина, которую ты ласково называешь «Маду», твоя голубка, теперь заботится о тебе, потому что ты не можешь быть мужчиной. Хоть ты никогда и не был тряпкой, но в данный момент ты жалеешь себя, не так ли? И ей это наверняка надоест.

Она никогда не выдаст своего отношения к ситуации, но ты увидишь это в ее глазах. Она очень обходительна с тобой и сначала обращается к твоей гордости. Она чаще позволяет тебе проявлять инициативу, и это больше похоже на уступку. Если раньше вы танцевали плавно и органично, то теперь ты чувствуешь, как она позволяет тебе вести себя. И когда вы с ней все-таки занимаетесь любовью, она больше не смотрит тебе в глаза и ты едва можешь заставить себя встретиться с ней взглядом. Ее тело потеряло гибкость. Она не открывается тебе так, как раньше, и не отдается тебе с прежней решительностью. Вы по-прежнему рядом – но не вместе.

Ситуация тянется годами. Вы пытаетесь поддерживать внешние признаки здорового, функционального брака: взаимное уважение, поддержку, заботу. И все это действительно присутствует. Но появилось что-то еще – что-то, размывающее грани и разъедающее суть ваших отношений. Вы чувствуете это в своей повседневной жизни, и все же ни один из вас не хочет – или не может – признаться в этом. Но оно определенно влияет на вашу сексуальную жизнь. Теперь ты находишься в том положении, когда тебе больше не интересно заниматься любовью. Хочется чего-то более грубого, животного, чтобы удовлетворить свою потребность.

* * *

Шейла была ошибкой. Я понимаю это теперь, когда смотрю на вещи по прошествии времени. Я никогда не хотел, чтобы случилось нечто подобное, но это все равно произошло. Когда мы встретились, я сидел без работы уже два года, по-прежнему продолжая искать первую ступеньку лестницы, ведущей к успеху. Мои ежедневные прогулки в бухту с Пончиком превратились в ритуал, который вытаскивал меня из домашней тюрьмы и помогал сосредоточиться, чтобы приблизиться к следующей замечательной идее.

Шейла жила в паре кварталов от нас и часто водила собаку на прогулку примерно в то же самое время, когда мы с Пончиком выползали на улицу, чтобы размяться. У нее были пепельные волосы, которые она собирала в небрежный пучок, делавший ее непринужденной и сосредоточенной одновременно. Она была на пару лет моложе меня, от нее исходила манящая энергия, и я не устоял. Я вычислил график ее прогулок. Несколько дней мы просто вежливо махали друг другу рукой, но однажды я остановился и заговорил с ней.

– Доброе утро!

– Привет. Какой большой! Как его зовут?

– Пончик.

Она наклонилась, чтобы погладить его, и я успел заглянуть в вырез ее футболки и заметить кружево на бюстгальтере.

– Привет, Пончик! Хороший мальчик, хороший! А как зовут этого мальчика?

Она посмотрела на меня, и ее ярко-голубые глаза озорно сверкнули.

– Я Пол. Пончик вот умный. А я – большой и глупый зверь. Для симметрии.

Я отчаянно пытался удержать ее взгляд.

Она улыбнулась, и блеск на ее губах сверкнул в солнечном свете.

– Ну, по крайней мере, вы не пускаете слюни, Пол. Не будьте к себе так суровы.

Она пристально посмотрела мне в глаза, затем протянула руку.

– Шейла. А это Молли.

Ее ладонь оказалась теплой, а рукопожатие – крепким.

Собаки закончили обнюхивать друг друга, и, когда я наклонился, чтобы погладить ее черного лабрадора, Шейла неосознанно прикрыла свое обручальное кольцо другой рукой. В этот момент что-то во мне щелкнуло.

Мы занимались этим у нее дома, пока ее муж был на работе, а собаки бегали по двору. Мы делали с ней то, что я никогда не делал с Ребеккой, и с таким жаром и пониманием друг друга, которых я не чувствовал уже много лет. Шейла смотрела на меня, касалась меня и заставляла меня чувствовать себя так, как раньше – моя жена. И потому я позволил себе поверить, что испытываю к Шейле то же самое, что раньше – к Ребекке. В какой-то момент я даже убедил себя в этом. И вот тут-то я и ошибся. Я позволил себе думать, что влюбился.

3. Ребекка

Ранее

Я вовсе не планировала спать с женатым мужчиной.

Я познакомилась с Полом, когда осматривала выставленный на продажу дом в Вудстоке, меньше чем через год после окончания колледжа. Конечно, мое финансовое положение не позволяло мне купить дом, но по выходным присматривала недвижимость в ближайшем пригороде, – достаточно близко, чтобы можно было добираться в город на электричке, но достаточно далеко, чтобы ненадолго уходить в другой мир. Я прогуливалась по обсаженной деревьями проселочной дороге или сидела на берегу океана, слушая плеск волн, и представляла себе, какой могла бы стать моя жизнь. Мне, признаться, уже надоело ждать ее прихода.

Я обходила по периметру один из первых интересных проектов, внимая болтовне маклера обо всех изысках дизайна выставленного на продажу дома, когда из-за деревьев, высаженных в дальнем конце участка, появился ОН. Казалось, он парил над травой, двигаясь с таким важным видом, что у меня сразу же закружилась голова. Это был самый красивый мужчина, которого я видела за всю свою жизнь. У него была густая копна каштановых волос и теплая улыбка, обнажавшая практически идеально ровный ряд зубов, если не считать крохотной щелочки в центре, – это оказалось для меня не менее сексуальным, чем его красивое тело. Красивые люди всегда притягивают к себе взгляды.

Он подскочил ко мне и взял меня за руку, вызвав явное неудовольствие маклера, вынужденного замолчать на середине фразы. Когда незнакомец положил мою ладонь себе на локоть, у меня подкосились ноги.

– По-моему, вас нужно немедленно спасать.

– Вы очень наблюдательны.

– Рад, что могу быть полезным.

Я ждала, когда же он отпустит мою руку, но этого не произошло, и я вцепилась в него покрепче, забив в землю первую сваю нашего будущего дома. Никогда еще прикосновение совершенно незнакомого человека не было для меня таким интимным и возбуждающим. Сердце у меня отчаянно колотилось, и я не сомневалась: мужчина чувствует его биение сквозь мои мышцы, кожу и одежду. Слишком нервничая и боясь ляпнуть какую-нибудь глупость, я ждала, когда же он снова заговорит.

– Так о чем вы думаете? Вы влюблены?

Я побледнела и закашлялась. Он кивнул на дом. Я взяла себя в руки.

– Да! Я влюблена. Я его обожаю.

– А ваш муж – он уже в доме?

– Я и сама еще не была в доме. Может быть, сегодня мой счастливый день.

– Кажется, сегодня именно такой день, не так ли? – Его легкость и уверенность в себе сводили меня с ума. Я одновременно и хотела получить его, и хотела стать похожей на него.

– Я люблю этот дом. Но…

Он театрально схватился рукой за сердце. Я обрадовалась, что при этом он не выпустил мою ладонь.

– Но?

– Он слишком велик для одного человека.

– Вы как никто другой произвели на меня сильное впечатление, и я рад, что у вас никого нет.

Не знаю, понял ли он, что я заметила, как он сунул руку с обручальным кольцом на пальце в карман пальто. Но, судя по тому, куда все шло, я решила, что это совершенно не важно.

– А вы? Вы влюблены?

– С первого взгляда.

Тут он поцеловал меня, и у меня подкосились колени. Он умело поддержал меня, как будто ему каждый день приходилось подхватывать теряющих сознание женщин. Потом он взял меня за руку и убрал с моего лица прядь волос. Мы направились в сторону леса, оставляя весь мир позади. Не колеблясь ни секунды, я позволила ему вести себя. Через каждые несколько шагов он сжимал мою руку, как будто сообщая что-то азбукой Морзе. Я отвечала ему тем же.

* * *

Позже, после того как все ушли и мы занялись любовью, он сказал мне, что приходил в дом, чтобы сделать последний штрих – повесить маленькое железное сердце, которое он выковал. Таким образом он как будто бы ставил автограф на законченных проектах. Он всегда изготавливал из железа какой-нибудь символ, значимый для покупателей. Однако в то самое утро он узнал, что построенный им дом выставлен на продажу, – брак потенциальных владельцев оказался недолговечным. И потому он отдал сердце мне и сказал: раз им любовь не нужна, мы можем забрать ее себе.

Позднее

Пол никогда не умел хранить секреты.

На его рабочем столе такой порядок, что я сразу понимаю: что-то тут не так. Это компьютер человека собранного и организованного. Пол, возможно, и вернул свою волшебную способность продавать, но организованнее он не стал. Или я так думала. У меня мелькает мысль – а не помог ли ему кто-то тут прибраться? И, возможно, этот кто-то молод и серьезен. Я глотаю очередную таблетку и задвигаю эту мысль подальше.

Его файлы разбиты на две колонки: в левой хранятся документы по строительным подрядам начиная с самых первых – они сгруппированы по адресам. В правой – текущие документы. И еще есть отдельная папка с адресом Колд-Спринг-Харбор.

Я не обращаю внимания на файлы слева, потому что знаю: в них нет денег – ни наших, ни чьих-то других. Я глотаю шампанское и с досадой смотрю на симметричные значки, за каждым из которых скрывается чей-то дом мечты – мечты, которая никогда не осуществится. Я нажимаю на папку, где должна храниться информация о наших трех акрах земли в Колд-Спринг-Харбор. Там абсолютно ничего нет, за исключением имущественного акта. Я удивлена, какую боль мне причиняет эта пустота.

Пол купил этот участок в качестве свадебного подарка. В тот вечер, после бракосочетания, мы поставили палатку на нашей земле и легкомысленно начертили план этажа на коробке для пиццы, в которой был наш ужин. Мы поклялись, что все сэкономленные деньги будут идти на наш общий счет, который Пол открыл на оба наших имени. Отказ от медового месяца был первой из многих жертв ради нашей мечты.

Конкуренция оказалась главной движущей силой и для наших сбережений, и для сексуальной жизни. Если в какой-то месяц Пол откладывал 200 долларов, то я отказывалась от новой пары обуви, но откладывала 250 долларов. Он часто увеличивал взносы на следующий месяц. Растущий счет прекрасно укреплял наши отношения. И я, и он росли не в богатых семьях, поэтому возможность заработать и отложить деньги давала нам новое чувство власти и контроля.

Нас обоих захватило желание больше работать, больше зарабатывать, чтобы получить ощутимый результат. Каждое изменение счета в первые годы нашей совместной жизни казалось праздником. По мере увеличения суммы увеличивалась и надежность нашего брака. По крайней мере, так нам казалось.

Я захожу на наш банковский счет в третий раз за последние три часа. Непривычно небольшой баланс подтверждает реальность сегодняшнего кошмара. Неужели мы действительно так отдалились друг от друга, что я перестала туда смотреть, а Пол догадался, что так и произойдет? Время незаметно утекало сквозь пальцы, как обычно происходит, если перестаешь обращать на него внимание. Я и не заметила, как узы нашего брака истончились до невозможности.

Был у нас такой период, когда Пол все свое время посвящал работе. Деньги поступали часто и шли на счет в больших количествах. Я никогда больше его не видела таким сильным, мотивированным и успешным. Иногда его уверенность граничила с высокомерием, но это меня даже заводило. Если он говорил вслух, что что-то произойдет, то так и случалось.

Я смотрю на свой телефон, чтобы узнать, не звонил ли мне Пол. Нет, не звонил. Мне бы позвонить ему и поговорить без обиняков, но для этого нужно больше информации. С каждым щелчком мыши, с каждым новым файлом в ноутбуке неприятное ощущение у меня в животе усиливается. И ко мне приходит понимание: я ищу не только наши общие деньги, но и доказательства связи моего мужа с другой женщиной.

Мое шаткое положение просто отвратительно. Все эти девятнадцать лет нашего брака я подспудно чувствовала себя младшим партнером. Теперь это чувство заговорило о себе в полный голос. С самого начала наших отношений я сомневалась, что та девушка, которую Пол встретил в моем лице, сможет стать ему женой, о которой он мечтал. Я затолкала свой страх в самый дальний уголок подсознания и надежно заперла там.

Телефон вибрирует. Это Пол.

– Привет. – Мой голос звучит раз в десять спокойнее, чем я себя чувствую.

– Привет, красавица. Как работа? – Я совсем забыла, что в мире Пола у его жены все еще есть работа.

– Все хорошо. Марк ведет себя как порядочная сволочь, – впрочем, как и всегда.

– Да, этот парень больше чем сволочь. Мне жаль, что тебе приходится иметь с ним дело. – Пол понижает голос. – Послушай, эти детективы пришли сегодня в дом, который мы выставили на продажу. Я хотел позвонить раньше, но они торчали тут, пока не появились клиенты.

Кровь стынет в моих жилах.

– Но ведь они уже приходили сегодня утром! Чего они хотели?

– Они хотели, чтобы я пришел в участок и ответил на очередные вопросы.

Разговаривая по телефону, я тщательно подбираю слова. И знаю, что Пол поступает так же.

– Ты сказал им, что придешь?

– Конечно. Но предупредил, что сначала мне нужно съездить по делам с Уэсом.

В утренней суматохе я совсем забыла, что Пол должен уехать завтра утром во Флориду, на двухдневную конференцию маклеров. Удачное стечение обстоятельств: можно поваляться на пляже за счет фирмы. Я решила не присоединяться к нему по ряду причин, главной из которых было то, что меня не пригласили.

– У них открылись какие-то новые обстоятельства в деле?

– Нет. По-моему, они ходят по кругу. – Я чувствую, что он на грани.

– Я только хотела… не важно. Они поднимали вопрос о юристе?

Пол шумно выдохнул, и я поняла, что разочаровала его, но не совсем уверена, чем именно. Мне хочется устроить ему хорошую взбучку по поводу банковского счета, чтобы показать, кто из нас двоих действительно имеет право на разочарование. Мне впервые за последние десять лет хочется закурить, и я подумываю о том, чтобы купить пачку сигарет, как только разговор закончится.

– Похоже, они собираются еще раз встретиться с тобой. Они хотели поговорить со мной наедине, и я уверен, что захотят того же и от тебя.

Я чуть не до крови прикусываю язык, чтобы не спросить Пола о деньгах. Если я задам вопрос сейчас, по телефону, то не смогу понять, лжет он мне или нет. Если я потяну не за ту ниточку, весь клубок лжи только сильнее запутается. Лучше подождать. Но мысль о том, что завтра Пол улетит, вызывает во мне приступ паники.

– В котором часу ты сегодня будешь дома?

– Поздно. Забыла? Мы с Уэсом встречаемся сегодня с этими засранцами из Мюррей-Хилл. Они надеются немного прочувствовать местный колорит, прежде чем выложить несколько миллионов на загородный дом номер три. И я прихватил с собой дорожную сумку на случай, если решу переночевать у Уэса. У нас ранний вылет.

– Ой. Я думала, что увижу тебя перед отъездом.

– Извини, дорогая. Ты все равно будешь спать, даже если я приеду домой сегодня.

Он воспринимает мои сетования за страстное желание увидеть любимого. Я стараюсь говорить спокойно.

– Хорошо. Ну, я буду скучать по тебе.

– Я быстро вернусь, ты не успеешь соскучиться.

– Люблю тебя, милый.

– Ты серьезно?

– Серьезнее некуда.

Старинные часы в коридоре бьют четыре раза. Этот звон одновременно и успокаивает, и сбивает с толку. Я вытягиваю ноги, прежде чем вернуться к расследованию, и начинаю копаться в самых очевидных тайниках, таких как электронная почта и Фейсбук. Но мне не удается отыскать даже обмена смайликами с бывшей одноклассницей. Еще подозрительнее выглядит полное отсутствие порно, которое люди обычно прячут в папке с невинным именем. Чем бы ни было то, что я сейчас отчаянно разыскиваю, оно либо очень хорошо спрятано, либо его вовсе не существует. Я пытаюсь придумать объяснение тому, почему он взял деньги и ничего мне не сказал.

Я принимаю еще одну таблетку и на мгновение отвлекаюсь от компьютера и окидываю взглядом наш дом. Мы слишком сильно мечтали о доме в Колд-Спринг-Харбор, и этому коттеджу нашего внимания не хватило. Если дом является отражением людей, которые в нем живут, то, значит, мы ужасно скучные люди. Он задумывался как временное пристанище, пока мы не переедем в НАШ ДОМ, и мы не вкладывали деньги в то, чтобы сделать его своим, хотя прошло уже много лет, а мы все еще продолжали здесь жить. Мы просто перестали говорить о каких-либо изменениях. Осматривая его сейчас, я поняла, насколько он безликий. И скучный.

Самая красивая вещь в комнате – это овдовевший керамический книгодержатель в виде китайского льва-хранителя бирюзового цвета, стоящий на каминной полке. Пропажу его супруги Пол даже не заметил. Похоже, он многого не замечал.

Книгодержатель встретил свою кончину пару лет назад, когда однажды ночью Пол пришел домой пьяным. Это само по себе тревожило, так как он обычно не терял над собой контроль. Он сел на диван рядом со мной, и наши руки почти соприкоснулись. Так близко мы уже давно не сидели.

– Мой бизнес рухнул. Денег нет. Вообще никаких, – заявил он. – Сегодня я уволил последнего рабочего. Кое-кто не хотел уходить. Они говорили, что останутся и помогут все закончить. Они не понимали, что за окончание работ никто платить не собирается.

Почувствовав отчаяние хозяина, Пончик подошел к Полу, положил свою гигантскую голову ему на колени и заскулил. Пол прижался к собаке и тихо заплакал.

– Это было ужасно. Один из худших гребаных дней в моей жизни.

Я не могла смотреть на него: он находился в ужасном состоянии. Даже когда Пол рассказывал мне о том, что с ним происходило в детстве и юности, он не выглядел таким уязвимым. Те ужасные психологические травмы его не сломали. А сейчас… Я не имела ни малейшего представления о том, как его утешить. Я не смогла научиться этому, когда была ребенком. Потому что никто и никогда меня не утешал.

Я бы хотела сказать ему, что даже не думала шутить, говоря о своих чувствах, и что просто не умею говорить одни и те же банальности тремя разными способами. Передо мной открылась новая, неожиданная грань Пола. Я никак не могла встроить ее в свою картину мира. Кроме того, она меня пугала.

– Все будет хорошо, дорогой. Все наладится. Дела еще пойдут в гору. И нам не нужно слишком беспокоиться о деньгах: у нас ведь есть моя зарплата и, в крайнем случае, деньги, отложенные на дом.

Я не это имела в виду. Я была бы в ярости, если бы нам пришлось начать жить на эти деньги. Пол весь сжался, но быстро взял себя в руки.

– Ни в коем случае. Мы не будем трогать деньги на дом. Я что-нибудь придумаю.

Он встал, пошатнулся, но быстро выпрямился, а затем пошел наверх, в спальню, где и рухнул в постель лицом в подушку.

Повернув его голову набок, чтобы он не задохнулся, я, тяжело ступая, спустилась обратно в гостиную, схватила один из книгодержателей и швырнула его в камин – статуэтка эффектно разлетелась на множество мелких осколков. Моя ярость оказалась намного сильнее, чем я думала. Я поняла, что натворила, только через несколько минут. Иногда на меня находит.

Загораются уличные фонари, и последние лучи солнечного света отбрасывают на деревянный пол жуткие тени. Я уже несколько часов сижу здесь и безрезультатно просматриваю папки и файлы. Я перехожу к папкам с документами по недвижимости. Все это вынюхивание проясняет, насколько я была далека от него.

Но он на самом деле ничего не предпринимал – по крайней мере, в течение первых месяцев. Я понимала, что, когда заказы исчезли, Пол совершенно упал духом. Диван стал его «офисом», а пижама – «старомодным костюмом и галстуком». Мы шутили о его раннем уходе на пенсию и отпраздновали появление щетины, но обида и гнев во мне росли и давали метастазы.

Я спряталась в своей работе. Мне было неприятно смотреть, как Пол зализывает свои раны. Я понимала: он не виноват в том, что люди с трудом выплачивают ипотеку, не говоря уже о строительстве новых домов, но мой гнев продолжал расти. На поверженного Пола было страшно смотреть. Он был не из тех, кто отращивает бороду и весь день остается в пижаме. Но теперь он таким стал. Он сдался. И я вынуждена была переключить свое внимание на работу. Я мучительно отгоняю от себя мысль о том, насколько по-другому все могло бы сложиться, если бы я не отвернулась от мужа.

Я предложила ему попробовать антидепрессанты с моей работы, в надежде, что они восполнят отсутствие моего сочувствия и понимания. Он отказался, поскольку никогда не рассматривал прием лекарств как способ решения проблем. Он считал их слишком легким выходом. На работе у меня творился настоящий кошмар из-за судебного разбирательства по поводу одного из лекарств. Я начала потихоньку принимать викодин[2]2
  Викодин зачислен в список наркотических средств, его распространение строго запрещено. В США продажа этого лекарства разрешена при определенных условиях. (Далее в тексте упоминается ряд антидепрессантов, аналогичных данному средству.)


[Закрыть], чтобы как-то терпеть вечера. И обнаружила, что, если запить таблетку бокалом вина, наши отношения начинают казаться не такими напряженными и даже уютными. Однако независимо от того, была я одурманена или нет, мы продолжали отдаляться, пока наконец практически перестали разговаривать.

Из этого болота Пола, к счастью, вытащил Уэс, один из его старинных приятелей. Уэс заработал миллионы, убеждая жадных детей, выросших в восточном Лонг-Айленде, продать скромные домики своих родителей восторженным богачам за сумму с шестью или семью нулями. Уэс чувствовал в моем муже потенциал незаурядного продавца и немедленно воспользовался появившейся возможностью.

Я рассматриваю официальные прайс-листы домов в Гемптоне: один дом больше другого, на некоторых хорошо видны угловатые черты Уэса, а на других – улыбающееся лицо Пола и контактная информация. Я нажимаю на папку «продано» и открываю файл с рекламной листовкой о продаже небольшого бунгало в Саутгемптоне с видом на океан, стоящего на участке, который в три раза превышает размер расположенного на нем дома. Запрашиваемая цена – 17 миллионов долларов, плюс комиссия не менее миллиона. Продажа была почти год назад. Я совершенно растеряна. Почему, имея такие комиссионные, Пол запустил лапу в наши общие сбережения?

На следующее утро после звонка от Уэса, когда у меня зазвонил будильник, Пол уже встал с постели, сходил на прогулку с Пончиком и приготовил мне завтрак. Когда я вышла в кухню, Пол был побрит, одет в костюм и пил кофе. Увидев меня, он широко улыбнулся. Он был точной копией того мужчины, на возвращение которого я уже перестала надеяться. Я почувствовала забытое желание ощутить его прикосновение. И он меня понял. Он обнял меня и прошептал мне на ухо мое прозвище, а затем осторожно опустил меня на пол. Потом он страстно рассказал мне все свои планы по возвращению на вершину.

Пол сильно недооценил мою способность строить свои собственные планы.