Текст книги "Зулусы наступают"

Глава XVI
МИРНАЯ ЖИЗНЬ

Действительно, Кару со своей семьей прибыл в страну мирную, где можно было жить, не опасаясь нападений кафиров. Эта мирная страна была столь негостеприимна и столь бесплодна, что пастухи и земледельцы не считали нужным изгонять отсюда кочевое племя охотников.

Подобно павианам, обитающим среди неприступных скал, подобно диким собакам и леопардам, которые выбирают своим пристанищем глухие логовища, бушмены, отступившие к границам пустыни, были временно оставлены в покое.

И, подобно леопарду, были они неукротимы и свободны.

Они бежали от парализующей дисциплины цивилизации и, защищая свою свободу, переносили тяжкие невзгоды и лишения, которые подтачивали их и обрекали на смерть. Так разрушается песчаник от действия ветра, перепадов температуры, солнца и дождя.

Они вели борьбу, в которой все шансы были против них. Такую же борьбу ведет леопард, но следует отметить, что с годами он становится все более и более опасным противником для человека.

Было время, когда охотники презирали леопарда, как легкую добычу, и называли его большой кошкой, но за последние двадцать лет леопарды чаще, чем львы, становились виновниками гибели охотников в Южной Африке. Похоже на то, что этот зверь преодолел страх перед человеком, освоился с навыками своего врага и научился ему противостоять.

Этим я конечно же не хочу сказать, что бушмен по природе своей близок дикому зверю. Отнюдь нет! Бушмен наделен даром воображения, освещающим его жизнь. Маленький охотник, преисполненный гордости, рассматривал явления природы как дань, выплачиваемую человеку. Солнце, луна и звезды таинственно участвовали в его жизни. Ветер, деревья, животные были ему братья. В заре видел он близкого друга, ночь считал врагом, которого следовало умилостивить. Внутренние органы бушмена вели, по его мнению, свою самостоятельную жизнь и предупреждали его об опасности.

Хотя не было у него литературы, однако весь мир являлся его книгой. Не имея регулярных занятий, он не проводил дни в праздности. Он был добр к детям и старикам и верен своему племени.

Его жилище, оружие, украшения, домашняя утварь, все необходимые ему вещи были сделаны его руками. Свою крохотную хижину он покрывал шкурами убитых им животных; из глины, сухих тыкв и страусовых яиц делал горшки; грудная кость страуса служила ему тарелкой. Он в совершенстве изучил нравы окружающих его животных, и в этом отношении ему могут позавидовать естествоиспытатели цивилизованных народов.

Он был охотником, постигшим все тонкости своего ремесла, и он бесстрашно отступал перед силой.

Залечив свои раны, Дакуин взял в жены Суоллу и поселился с ней в хижине, покрытой шкурой льва, которого он убил. Было у них еще несколько шкур; Суолла сделала их мягкими, втерев в них жир и золу, и они служили им постелью. Снаружи, слева от входа, находился очаг из глины, справа – место для гадальных костей. Домашней утвари было немного: горшок для супа, тыквенная бутылка, пять страусовых яиц для воды и несколько черепашьих щитов.

Утром и вечером Суолла варила суп, заправляя его «бушменским рисом» – муравьиными куколками и съедобными луковицами. Днем она собирала лекарственные травы и ядовитые растения; из сока этих растений приготовлялся яд для стрел. На Дакуине лежала обязанность доставлять мясо.

Это было нелегко. Приходилось делать большие переходы, подстерегать добычу, преследовать раненое животное или расставлять западни и рыть ямы-ловушки. Иногда несколько человек охотились сообща. Если в лагере мяса было много, устраивали пиршество; мужчины плясали, а женщины сидели и хлопали в ладоши. Иногда женщины рассказывали легенды о богомоле, о водяных лилиях, о ветре, дожде и молодом месяце, и в каждой легенде главным действующим лицом был бушмен.

Среди песчаных холмов была одна ложбина, усеянная круглыми камешками, – красными, черными и белыми, – блестящими, как звезды.

По словам одной мудрой женщины, сюда упали с неба звезды. А звезды – это стрелы, которыми «хранители месяца» хотели прогнать ночь. Но другая женщина возразила, что некогда эти камешки находились в животе «отца крокодилов» и перемалывали пищу; он их выплюнул, когда отправился в дальнее путешествие, к реке Гарип.

Дело было так: высохло болото, где жил тот крокодил. Когда настала засуха, он глубоко зарылся в грязь и только нос высунул на поверхность. Крокодил был такой большой, что на спине его, покрытой грязью, вырос тростник, и издали животное походило на островок. Солнце опаляло землю, горячий ветер шелестел в сухой траве, грязь затвердела и потрескалась. Водяные птицы, которые ухаживали за крокодилом и чистили ему зубы, вынимая кусочки пищи, застревавшей между ними, решили покинуть болото. Но раньше чем улететь, они постарались разбудить крепко спавшего крокодила и долго хлопали крыльями перед самым его носом. Наконец он проснулся и высунул голову из грязи. Тогда птицы сказали ему, что вода высохла, все живое умерло, и в воздухе стоит запах гниения. Он должен покинуть эти края и идти навстречу солнцу; но только после многих дней пути увидит он воду. Предупредив крокодила, птицы стали кружиться над его головой и кричать: «Следуй за нами! За нами!» И постепенно крокодил начал понимать, что говорят они ему. В его глазах, тусклых и сонных, загорелись зеленые огоньки. Он потянулся всем телом, разбрасывая комья грязи; потом выполз из ямы и долго катался в песке, чтобы очистить тело от прилипшей к нему тины и гниющих корней. Работая хвостом, как лопатой, он покрыл себя с головы до ног песком, чтобы защититься от солнца. Когда вечерний ветер пронесся над раскаленной землей, крокодил отправился в дальний путь. Направлялся он к холодным водам Гарип.

Всю ночь он полз, а утром, когда солнце послало на землю палящие стрелы, он снова засыпал себя песком и отдыхал до вечера. На второй день он не нашел песку, чтобы защитить себя от солнца. Тогда изрыгнул он камешки, накопившиеся у него в животе; их было так много, что они покрыли его с головы до хвоста. Вот почему ложбина среди песчаных холмов усыпана блестящими камнями.

– А что сталось с великим крокодилом? – спросила Суолла, внимательно слушавшая рассказ старухи.

– На третью ночь он почуял воду и вздохнул с облегчением. И дыхание его рассекло скалы. Вот почему между холмами и рекой Гарип находится глубокое ущелье.

Маленькие бушмены любовались блестящими камешками и часто засовывали их в рот, чтобы остудить язык. Белые камешки сверкали на солнце и отливали всеми цветами радуги. Но бушмены не знали, что они имеют огромную цену. Для своих ожерелий они пользовались другим материалом: когтями убитых зверей, черными и красными семенами, пластинками, вырезанными из скорлупы страусового яйца. Впрочем, эта ложбина часто посещалась бушменами, так как здесь можно было найти твердые камни, которые служили ножами.

В ущелье, образовавшемся от вздоха крокодила, струился ручеек. У берегов его росли водяные лилии и красные цветы на толстых стеблях. Приходя сюда за водой, бушмены часто видели сидящего на зеленой ветке богомола с молитвенно сложенными передними лапками.

Старухи сплетали бесконечные сказки о богомолах и о водяных девушках, которые превратились в цветы и, покачивая головками, толковали шепотом о сестре своей Заре и о брате Дожде. Все, что они видели, все, что их окружало, имело близкое к ним отношение. Даже заяц, которого они выгнали из кустов или из расщелины, приходился им родственником. Впрочем, это нисколько не мешало женщинам-бушменкам охотиться за зайцами и гонять их по солнцепеку, пока они не погибали от стрел солнца. Отправляясь гурьбой на прогулку, женщины не забывали о своих обязанностях; гуляя, собирали они травы, коренья, «бушменский рис» или расставляли силки для птиц.

Маленькие мальчики много времени уделяли стрельбе из лука; вот почему с годами становились они меткими стрелками и первоклассными охотниками. С малолетства изучали они нравы животных и умели распознавать следы, оставшиеся на тропе. Взглянув на отпечаток копыта, они знали, какое животное прошло здесь, был ли это самец, либо самка, двигалось ли оно медленно, бежало ли рысцой, либо мчалось галопом. Заметив дерево со стертой корой, они знали, что о ствол его терлось какое-нибудь животное, и по отметкам на стволе определяли размеры животного. Все деревья и скалы были для них путеводными вехами; голоса птиц и животных предупреждали их об опасности.

Однако жизнь бушменов нимало не походила на идиллию. Безжалостные враги загнали их в бесплодную страну, и под бременем невзгод медленно угасало живое воображение бушмена, и оставалась только страстная его любовь к свободе. Он цеплялся за клочок земли на грани пустыни, – земли, некогда принадлежавшей ему одному; на этом клочке земли был жалкий маленький пруд – источник жизни для бушмена.

Но, покидая пещеры в горах, бушмен оставил память о себе – свои рисунки, и эти рисунки еще не сглажены до сих пор.

В тени деревьев, где приютились хижины маленького народа, часто слышался смех и звуки примитивных струнных инструментов, сделанных из тыкв. После удачной охоты мужчины плясали, женщины, сидя в пыли, хлопали в ладоши, девушки занимались стряпней. Они хохотали, кричали и веселились, и веселье их не было отравлено алкоголем. Кафиры варят пиво из маиса, из пальмового сока приготовляют вино, но у бушменов не было ни маиса, ни пальм. Они довольствовались водой, и для них вода была лучшим напитком.

Кару и его близкие, войдя в семью бушменов, делили с ними заботы и радости и были счастливы.

Глава XVII
В ПОИСКАХ СМОЛЫ

Иногда женщины и девушки ходили собирать смолу мимоз и молочный сок алоэ. Смолой они обмазывали горшки с внутренней стороны, а соком алоэ, тягучим, как резина, покрывали наконечники стрел, смоченные ядом.

По внешнему виду алоэ напоминает огромную свечу, иссеченную морщинами, и из каждой морщины торчат иглы. Когда растение полно жизни, соки его скопляются в закругленной верхушке, которая принимает красноватый оттенок. Женщины втыкали в круглую головку палку и вращали ее; к ней прилипала клейкая молочно-белая масса. Этой массой они набивали рот и жевали ее до тех пор, пока она не становилась тягучей, как резина. Процесс жевания очень нравился ребятишкам; они вынимали кусочек резины изо рта, растягивали его, и тягучая полоса с треском разрывалась.

Не меньшее удовольствие доставлял сбор смолы. Свежую смолу, сверкавшую на солнце, как янтарь, можно было есть, а смола старая шла на обмазку горшков.

Суолла очень любила эти экскурсии, в которых участвовали одни только женщины. Часто отправлялись они за глиной для горшков и за красной охрой, которая защищает кожу от солнца. Нравилось ей также собирать «бушменский рис», когда муравьи перетаскивали свои куколки в верхние части муравейника.

Чаще всего приходилось женщинам ходить по тропе, ведущей к водоему, – к источнику всех легенд, к пруду, отражающему небо. Здесь собирались они потолковать о своих делах, и журчащие струи вторили их беседе. Пруд видел зарождение бушменских легенд, традиций и преданий. В то время как старухи повествовали о давно прошедших днях, молодые женщины и девушки прислушивались к их рассказам и запечатлевали их в своей памяти.

Каждый день, смеясь и болтая, спускались женщины к пруду, но иногда их подстерегала опасность. Старый лев, найдя тропу женщин и зная, что они беззащитны, караулил в зарослях и похищал намеченную жертву. Это повторялось до тех пор, пока мужчины не убивали хищника.

Был у женщин враг еще более страшный – крокодил. Он караулил у самого берега – около того места, где женщины черпали воду. Схватив свою жертву за руку или за лодыжку, он увлекал ее на дно. Оцепеневшие от ужаса подруги несчастной слышали ее вопли, видели искаженное лицо; оно скрывалось под водой, и только пузыри появлялись на поверхности.

Но в той бесплодной стране, где жили бушмены, крокодилов было мало, и на тропе, ведущей к пруду, женщины находили только следы гиен.

Настала пора, когда сок молодых мимоз просачивается сквозь кору; сверкают на солнце прозрачные янтарные шарики и длинные сосульки. Суолла взяла мешок, сделанный из пузыря антилопы, и вооружилась ассегаем с эбеновой рукояткой, чтобы выкапывать луковицы из земли. Вместе с подругами отправилась она собирать смолу.

Суолла, которая несколько раз охотилась с мужчинами и помогла убить двух леопардов, занимала почетное место: она шла во главе процессии. Ускоряя шаг, она оставила далеко позади женщин постарше, а скоро и молоденькие девушки начали отставать: они боялись разбиваться на маленькие группы и предпочитали держаться вместе.

Суолла одна продолжала путь. Она не останавливалась, чтобы отламывать кусочки старой смолы, покрытой пылью и паутиной, – ей хотелось набрать смолы свежей. Поднявшись на холм, она увидела рощу мимоз и бегом спустилась в долину. По тропинке, проложенной животными, она вошла в рощу, направляясь в ту сторону, где мелькнула среди деревьев голова жирафы.

Об этом животном она слышала много удивительных рассказов, но еще ни разу его не видела, а ей очень хотелось посмотреть на странное существо, которое было выше, чем все известные ей животные. Крадучись, бежала она по тропинке и вдруг увидела морду антилопы, выглядывавшей из-за дерева. Животное навострило большие уши и помахивало хвостом, отгоняя мух. Дальше паслись еще две антилопы-самки с длинными тонкими рогами, а подле них стоял самец. Вдруг Суолла разглядела на расстоянии всего нескольких шагов детеныша антилопы, смотревшего на нее большими прозрачными глазами. В стороне, возле колючих кустов стояла его мать. Она нетерпеливо топнула ногой, давая знать стаду о приближении человека. Самец вытянул шею, фыркнул, все животные насторожились.

Однако они не обратились в бегство, словно понимая, что Суолла, как представительница слабого пола, им не опасна. Но Суолла знала, что ей угрожает опасность, и громко свистнула. Услышав свист, вожак, а за ним все стадо бросились в сторону, но неожиданно остановились. Все головы повернулись к Суолле. Она рванулась вперед и высоко подняла ассегай. Этого было достаточно: стадо обратилось в бегство. Оно умчалось в сторону, противоположную той, где видела Суолла мелькнувшую среди деревьев голову жирафы.

Суолла ликовала: значит, они не спугнут животных с длинной шеей. Довольная, она продолжала путь. Об этом приключении она расскажет Дакуину, и, быть может, он возьмет ее с собой на охоту. Не правы мужчины, которые говорят, будто рука, натягивающая тетиву, слабеет в присутствии женщины.

Она, Суолла, не помешает Дакуину. Его стрела попадет в цель. И он узнает, что Суолла – хороший следопыт. Она приведет его к тому месту, где пасутся антилопы.

Мечтая об охоте, Суолла пробиралась между деревьев. Вдруг она увидела на земле отпечатки ног какого-то неведомого ей животного, и тут же валялась объеденная ветка мимозы. Она подняла голову: почти все ветви на верхушке дерева были объедены. Значит, здесь побывали жирафы.

От волнения у Суоллы пересохло во рту. Она сорвала какой-то стебелек и стала жевать его. Потом пошла дальше, прячась за стволами деревьев. Почуяв воду, она ускорила шаги, потому что ей очень хотелось пить. И вдруг на берегу маленького пруда увидела она жирафу и замерла, удивленно вытаращив глаза.

Странное животное широко расставило передние ноги и, вытянув шею, опустило голову к воде. Утолив жажду, оно сдвинуло ноги и медленно отошло от пруда. Потом рысцой направилось к растущим неподалеку деревьям. Из зарослей вышла вторая жирафа, она была темнее и выше, чем первая. Через секунду обе жирафы умчались прочь.

Суолла проводила их глазами и спустилась к пруду. На песке она увидела отпечаток ноги человека, но ей так хотелось пить, что она не обратила на это внимания.

Пригоршнями она черпала воду и жадно пила. Сзади раздался шорох. Суолла рванулась вперед, но чья-то рука схватила ее за лодыжку, и она упала лицом в воду. Ее поволокли по земле, а она извивалась всем телом и укусила руку, сжимавшую ее лодыжку. Удар по голове оглушил Суоллу: она потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, руки и ноги ее были связаны. И человек, захвативший ее в плен, сидел у костра и поджаривал на угольях змею. У него были всклокочены волосы, черная шершавая кожа, толстые губы и широкий нос.

Этот сын пустыни показался Суолле омерзительным и страшным. Он протянул ей кусок поджаренной змеи и оскалил зубы, когда она с отвращением отвернулась.

Поев, он вытер руки о волосы и что-то залопотал на непонятном ей языке. Суолла плотно сжала губы и посмотрела на него с невыразимым презрением и злобой. Глупая, глупая! Почему она не убежала, когда увидела след ноги на песке?

Слезы струились по ее щекам – слезы бешенства, а он захохотал, вообразив, что она молит о пощаде. С восхищением рассматривал он ее ассегай с эбеновой рукояткой; этот ассегай был гораздо лучше, чем его собственное оружие – грубо сделанное копье.

Потом он собрал свои пожитки – у него их было немного, – встал и ударил по спине Суоллу. Она не шелохнулась. Тогда он дернул ее за руку, заставил встать и ослабил путы на ногах. Набросив ей на шею петлю, он потащил ее за собой. Она плелась за ним и, вдавливая пятки во влажную землю, проводила борозды, надеясь, что по этим следам отыщет ее Дакуин. Дикарь, понукая свою жертву, ничего не замечал. Он вышел из долины, перевалил через холмы, а под вечер остановился у подножия нагроможденных одна на другую каменных глыб. Здесь он снова связал Суолле ноги, посадил на землю, а сам ушел на охоту: Суолла сидела, опустив голову между колен, и чутко прислушивалась к голосам животных и птиц. Когда спустились сумерки, где-то поблизости загудел страус.

Тщетно ждала Суолла вести от Дакуина и наконец заплакала, горько раскаиваясь в своей оплошности.

Внезапно издалека донесся протяжный жалобный крик обезьяны. Женщина встрепенулась: она вспомнила, что Дакуин научился подражать крику обезьяны. Значит, он нашел ее! Спешит на помощь!

Когда дикарь вернулся и принес чешуйчатую древесную ящерицу с синей головой, она покорно простерла к нему связанные руки.

Дикарь ухмыльнулся. Он был уверен, что голод и страх укротят эту женщину. Должно быть, она проголодалась и потому решила подчиниться его воле. Он развязал ей руки и смотрел на нее, пока она доставала из мешочка «палки, дающие огонь», и растирала в порошок сухую траву, заменявшую трут. Палку с пробуравленными отверстиями она зажала между большими пальцами ног, а другую палку стала быстро вращать, вставив предварительно заостренный ее конец в одно из отверстий. Показался дым, загорелись сухие листья. И вдруг в вечерней тишине громко прозвучал протяжный крик обезьяны.

Суолла подбросила сухих веток в огонь, и красные языки пламени потянулись к небу. Искоса посмотрела она на дикаря и встретила его злобный, недоверчивый взгляд.

Он заподозрил, что дело неладно. В этих краях обезьян не было. И странной показалась ему внезапная покорность женщины. Быть может, этот костер служил сигналом?

Он затоптал огонь, схватил Суоллу за горло, заткнул ей рот кляпом, связал руки и швырнул ее на землю. Потом поднялся на пригорок, и на секунду темная его фигура отчетливо вырисовалась на более светлом фоне неба. Этого было достаточно для Дакуина. Заглушив бешенство, он стал осторожно пробираться к высокому растению эвфорбия 1616
  Euphorbia – семейство ядовитых молочаев.


[Закрыть], которое росло неподалеку от того места, где Дакуин видел отблеск костра.

Он знал, что его подруга похищена каким-то человеком, не бушменом и не кафиром. На берегу пруда он нашел недоеденную змею и следы ног. Нога с широкой пяткой и растопыренными пальцами нисколько не походила на ногу кафира или бушмена. Дакуин решил, что похитителем Суоллы был отщепенец одного из племен, порабощенных арабами. Эти жалкие люди жили среди скал и храбростью не отличались, но были хитры, коварны и обычно норовили застигнуть врага врасплох.

Когда огонь внезапно угас, Дакуин сообразил, в чем дело. Суолла разложила большой костер, а дикарь затоптал его. Она хотела подать знак Дакуину, а он угадал ее мысль. Почему он насторожился? Его встревожил крик обезьяны. Он знал, что здесь, в пустыне, обезьяны не водятся. Значит, кричала не обезьяна, а бушмен, – бушмен, идущий по его следу.

Что сделал похититель с Суоллой? Быть может, он убил ее и обратился в бегство? Или же он притаился в засаде и подстерегает его, Дакуина, чтобы затем поработить Суоллу?

Подавив ярость, Дакуин крался вперед, как охотник, выслеживающий дичь.

Наконец приблизился он к растению эвфорбия с толстыми, словно распухшими ветвями. Здесь он опустился на колени, припал ухом к земле и услышал странное храпение, словно кто-то тяжело, с трудом переводил дыхание.

Дакуин хотел было броситься вперед, но раздумал и снова приник к земле. Чудилось ему, что Суолла, связанная, лежит среди каменных глыб; быть может, ей заткнули рот кляпом, но она не ранена, потому что не стонет. А похититель притаился где-нибудь поблизости и караулит, готовый убить врага или обратиться в бегство, если шансы будут против него.

Дакуин ждал, припав ухом к земле, прислушиваясь к малейшему шороху. Глаза его были широко раскрыты.

Он лежал неподвижно, словно лев, подстерегающий добычу. С детства умел он владеть собой и подавлять нетерпение. Он знал, что рано или поздно напряженное ожидание истомит дикаря, терзаемого суеверным страхом и голодом.

Действительно, похититель первым потерял терпение. Когда злоба его угасла, он испугался. Если кто-то его преследует, то не лучше ли бежать в темноте и увести девушку, а не дожидаться рассвета? По мере того как возрастал страх, росло и нетерпение. Наконец он не выдержал и подполз к Суолле, развязал ее, вынул кляп изо рта и даже протянул ей тыкву с водой.

Потом он заставил ее подняться на ноги и потащил за собой. Вдруг подле него раздался голос, дрожащий от злобы. Дикарь оглянулся, увидел врага и сломя голову помчался по склону. Тьма поглотила его.

Дакуин захохотал, а Суолла прижалась к нему, смеясь и плача.

– Я не убил его, – сказал Дакуин. – Почему я его не убил?

– Все равно, – сквозь слезы прошептала Суолла. – Пусть живет.

– Да, нужно беречь стрелы. Мы пойдем домой. Будем идти всю ночь.

Он тронулся в обратный путь. Она следовала за ним, с трудом передвигая ноги. Когда они подошли к пруду, где видела она накануне жираф, загорелась заря.

Суолла опустилась на землю и сказала Дакуину, что хочет отдохнуть, а он пусть идет дальше один. Тогда только заметил он, что веки Суоллы распухли, а лицо и шея исцарапаны. Он заскрежетал зубами.

– Если бы я знал, что он тебя обидел, я бы его убил.

– Принеси мне поесть, – попросила она.

Пока он охотился, она разложила костер. Вскоре Дакуин вернулся и принес цесарку.

Тогда она сказала ему, что видела накануне антилоп. Дакуин решил послать ее вперед; пусть она объявит женщинам, что он, Дакуин, принесет мяса. Они обрадуются, похвалят Суоллу и не будут сплетничать о ней у водоема.

Так и случилось. Но Дакуин вместо антилопы убил двумя стрелами гну. Одна стрела вонзилась в шею, другая – между ребер. Все хвалили Суоллу, но еще больше похвал пришлось на долю Дакуина.