Текст книги "Сыщик Вийт и его невероятные расследования"

– Я? – изумился дирижаблист. – Но позвольте!..

– Мало есть украсть пакт, – жёстко проговорил цу Шелленберг. – Нужно есть ещё потом и забрать он! Мы все теперь будем под подозрений, даже под наблюдений! Никто из нас не мочь вернуться сюда! Только господин Ясенецкий мочь прийти в этот комната, вынуть соглашение и вынести его с дирижабле!

– Но я ведь был всё время здесь, у входной двери в салон! – растерянно воскликнул воздухоплаватель.

– А ведь действительно, – кивнул господин Авил, – наш капитан оставался вдали от комнаты.

– Бумага не потеряет своей ценности и разрушительной силы даже через месяцы, возможно, годы, – отозвался Вийт, – так что вор вполне может подождать, пока всё уляжется, наблюдение снимут, и только потом забрать документ.

– Это вы! – вдруг вскричал Граб Ваккеевич, бросаясь к цу Шелленбергу. Документ всё ещё был в руках старика. – Это сами вы и есть!

– Я иметь другой план! – гордо выпрямился фон Вюртенлемман. – Я хотеть копировать пакт, не есть хотеть украсть он!

– Да, так! – буркнул фон Биландт-Рейдт. – Это есть древний род, в нём не быть вор!

– Похитителю было необходимо… – повысил голос Вийт. Он протиснулся между Грабом Ваккеевичем и цу Шелленбергом. – Похитителю было необходимо знать, заранее знать, как выглядит комната, каков размер картин, какими гвоздиками сбиты рамы, какими чернилами и как написаны инвентарные номера на задниках… – Вийт говорил веско, уверенно, решительно. Накалившиеся было страсти стали утихать. Все слушали дедуктивиста. – Преступник должен был знать это, иначе просто не смог бы разработать и осуществить свой план. Вспомните, что вор принёс с собой и записку якобы похищенной девицы, и кусок холста нужного размера с заранее нанесённым на него инвентарным номером! Это мог сделать только тот, кто уже был здесь, в этом салоне, в этой комнате, видел эти картины!

Зависла тишина.

– Кто уже бывал на «Барсуке»? – грозно спросил Граб Ваккеевич, поворачиваясь к подчинённым и гостям.

Все молчали.

Спустя несколько тягучих секунд отозвался Досифейка.

– Я, – растерянно прогудел он. – Когда сопровождал вас с семейством на рождество…

– И я, – пробормотал господин Авил. – На той неделе. Я эту встречу готовил, вы мне расходы подписывали…

– Я прошлый лето… – с лёгким испугом сказал цу Шелленберг.

– Нет-нет, – вмешался Вийт, прерывая ещё какого-то безусого господина, выступившего вперёд. – Важно, кто был здесь после того, как в комнате повесили эти картины, – сыщик обернулся к Ясенецкому: – Когда они здесь появились?

– Около месяца назад, чуть меньше, – неуверенно пробормотал дирижаблист. – Нужно проверить по книгам. Мы приобрели пейзажи на аукционе в…

– Около месяца, – удовлетворённо кивнул сыщик. – Кто из вас, господа, был на «Барсуке» в течение последнего месяца? – Вийт обвёл взглядом присутствовавших, а потом тронул за рукав капитана: – Мы ведь сможем прямо сейчас просмотреть списки пассажиров за эти несколько недель?

– Мы храним копии билетов, они все именные, – кивнул Ясенецкий заметно повеселевшим тоном. – Более того, в конце каждого полёта и гости, и их сопровождающие расписываются в учётной книге. Это требование закона.

– Итак, кто был на «Барсуке» в течение последнего месяца? – повторил свой вопрос Вийт.

Головы одна за другой стали поворачиваться к господину Авилу. Граб Ваккеевич смотрел на своего подчинённого, и в глазах его читались и неверие, и разочарование. Руки старикана опустились. Один из концов драгоценного документа свесился и распластался на полу.

И тут что-то произошло с господином Авилом. Он выпрямился, став заметно выше. Черты лица его разгладились, изменив сам вид мужчины. Взор стал пронзительным, обжигающим.

– Ваша безответственная политика разрушительна! – отчеканил он громко и уверенно. В голосе звенела сталь. – Долг каждого патриота остановить это скатывание в бездну! Я попытался, и у меня не получилось, но найдутся другие порядочные люди, и их будет не один воин, а легион!..

* * *

– C'est indigne!⁵¹ Вам должно быть стыдно! Почему вы не предупредили меня! – негодующе шептала Ветрана Петровна, и её глаза горели яростью. – Что за ползание по обшивке дирижабля? Что за театральщина!..

– Но мы!.. – воскликнул Вийт и тут же понял, что своим слишком громким голосом рискует привлечь внимание подруг графини. Он понизил голос до едва слышимого и повторил: – Но мы расследовали важное дело!..

– Надо было всё объяснить! – взгляд барышни испепелил его дотла. – А вы просто ушли! Бросили меня, как ненужную куклу!

На прогулочной палубе было довольно много народу. По дирижаблю уже пронёсся слух об очередной победе феноменального доследчика, и всем хотелось взглянуть на всеизвестного сыскного надзирателя. Сути происшествия никто не знал, но стюарды ходили со столь загадочными лицами, а капитан отмалчивался столь многозначительно, что сомнений не оставалось – детектив только что раскрыл какое-то страшное преступление. В коммерческий салон, кстати, никого не пускали. Возможно, там под замком сидел разоблачённый злодей.

Стюард заставил Вийта и Фирса набросить на себя шубы, и теперь сыщик и его помощник выглядели, как огромные меховые тюки, только цилиндры торчали.

Внизу величественно проплывали лоскутки полей и лесов. Вдали виднелись казавшиеся игрушечными резные дворцы Новой Александрии.

– А теперь вы ещё и не желаете поведать мне, что случилось! – продолжала свою гневную речь Ветрана Петровна. – Как не стыдно!..

Мимо, раскланиваясь с пассажирами и светясь лучезарной улыбкой плакатного героя-дирижаблиста, прошествовал Ясенецкий. Он не взял шубу и смотрелся в своём мундире среди закутанных в меха особ особенно ярко.

Вийт, как под гипнозом, безотрывно смотрел на прекрасное лицо девушки, но что-то в том, как шествовал капитан, всё же привлекло его внимание. Детектив с трудом заставил себя отвести взгляд от барышни, кивнул ей и направился к воздухоплавателю.

– Куда вы?! – даже задохнулась от возмущения молодая графиня. – Я с вами ещё не закончила!

– Мы всего на минутку! – ответил Фирс, тоже оставляя её.

– Ну уж нет! – воскликнула девушка. – Так легко вы от меня не отделаетесь!..

Она оглянулась на немку и замерла, натолкнувшись на её пристальный взгляд. Беседа с одним из не-немцев, несомненно интересная им обоим, всё же не могла отвлечь надзирательницу от исполнения её долга.

Ветрана Петровна поджала губы и заставила себя отвернуться от Вийта.

Капитан достиг кормы и теперь возился со свешивавшимися с неё флагами.

– Что-то случилось? – спросил дедуктивист, подходя к нему.

– Мы меняем высоту, чтобы найти попутный ветер назад, но импеллеры, как вы видите, не вращаются, и дирижабль всё ещё не переориентирован в пространстве! – улыбнулся Ясенецкий, выпрямляясь. – Истопник и кочегар в машинной гондоле отказываются подчиняться, пока не убедятся, что я на свободе и всё ещё командую кораблём. Пришлось мне выйти сюда, чтобы показаться им на глаза лично, – дирижаблист поднял зелёный флаг и стал им слегка покачивать из стороны в сторону. Огромное полотнище зареяло в воздухе, едва не скрывая под собой мужчин. – Дело в том, что какие-то подозрительные люди около часу назад пристально рассматривали машинную гондолу, а потом кочегар видел, как они ползали по внешней обшивке судна. Экипаж испугался!

И Ясенецкий улыбнулся, широко и дружески.

Сыщик Вийт и дело об отеле художников,

или Глава 6, в которой знаменитейший дедуктивист Вийт вновь нужен стране – кто-то угрожает самой мадам Дюфренуа, а значит, придётся вести расследование в мире богемы, живописи и утончённых натур!

Рядом с Шацкими Озёрами с их сводящими с ума сияющими витринами, нескончаемой суетой и потоком паромобилей приютился «Клуб воздухоплавателей», последний оплот некогда внушительных парковых променадов володимирских предместий.

К кованой чугунной ограде сего элитарного заведения, с внешней её стороны, прижималось несколько беспризорников разных возрастов и степени чистоты. С восхищением и гордостью наблюдали они за тем, как сыскной надзиратель барон Ронислав Вакулович фон Вийт натягивает новенькие кожаные перчатки, поправляет перехлёстывающие грудь ремни и опускает на глаза только что купленные в «Клубе» очки-консервы.

– Господин хороший, а ты сейчас полетишь? – выкрикнул самый чумазый из юношества. – Га?

Исполненный достоинства покоритель воздушного океана, конечно же, ничего бы не ответил, но великий сыщик был не просто покорителем, он был либералом и даже в чём-то вольтерьянцем.

– Не до тебя! – воскликнул он, снисходя до разговора с сорванцом.

– А камнем в ухо? – немедленно парировал свободолюбивый представитель деклассированного отрочества.

О Володимир! Город Кунцевича и Войнаровского!

Вийт поспешно нахлобучил на голову кожаный шлем, отвернулся от нахала и двинулся в сторону освещённой садящимся солнцем громадины.

Дирижабль, казалось, закрывал собой всё небо. Он был огромен, необъятен, безразмерен. Одно дело смотреть на это чудо с расстояния, совсем другое – стоять рядом! В воздухе, прямо над головой, парил целый дом! Нет, что там дом! Остров! От горизонта до горизонта, куда ни глянь – только дирижабль!

До поры беспримерный дедуктивист держался спиной к этой вершине инженерной мысли. Во-первых, чтобы продемонстрировать подрастающему поколению надлежащее равнодушие к опасностям. А во-вторых, конечно, чтобы самому не запаниковать раньше времени.

Дирижабль, на который он стремился взойти, казался просто-таки чудовищным, хотя Вийт, конечно, знал, что учебные суда – самые маленькие из возможных.

Многочисленные схватки со злодеями самых отвратительных нравов приучили неподражаемого детектива с неподдельной холодностью встречать опасности, однако сейчас его сердце почему-то бешено колотилось, а во рту пересохло.

– Не-не, ваше высокоблагородие, – залопотал лысоватый мужичок в косоворотке, единственный свободный в тот момент казённый техник, – сёдни мы от земли не отрывёмся. Учёба с книжечки начинается. Стойте, я её для вас отыскаю…

– Как не оторвёмся! – возопил неутомимый следователь.

– Без пилотов неможна! – возразил мужичок. – А чтоб они свободные были, надо ж запогодя записываться!..

Договорить он не успел, потому что от здания «Клуба» вдруг донёсся громкий гудок. Один из экипажей испустил могучую струю пара и резко свернул на газон променада. Повозка помчалась по траве, разгоняя группки отдыхавших там буржуа, переворачивая столики для пикников и заставляя дам в испуге отбрасывать от себя летние зонтики.

– Прошу меня простить! – орал разбегавшимся шофёр, в котором расследователь узнал своего друга и помощника Фирса. Истопник правил паровым экипажем с лихостью, граничившей с безрассудством. – Мне срочно! Немедленно! Прямо сейчас!

Любой другой выкрикнул бы «Что случилось?» или даже «Фирс!», но Ронислав Вакулович лишь отскочил от летевшей на него коляски.

– Обер-полицмейстер тебя требует! – воскликнул водитель, повиснув на шнуре тормоза. Повозка пыхнула дымом, заскрежетала и резко встала, взрыв траву и разбросав вокруг комья земли. – Поехали! – Он протянул полицейскому измятый лист бумаги. – Я и воду в котёл не успел залить! Вот, по паровому телеграфу пришло!

– Ну да! – буркнул вызнавальщик, отряхиваясь. – Я не в мундире! Да и от Ветраны давно ничего не слышно. Надо бы ей пару строк черкнуть…

Депеша, однако, была весьма ясной:

«Приказываю б. ф. Вийту срочно явиться в курильню «Пекин», что в Квартале Мандаринов, и провести дознание по заявлению китайчонка Джанджи или как там его зовут, их имена чёрт разберёт! Около курильни сидит Кутюк, он всё знает!».

– Оплату за сегодняшнее занятие засчитают на следующий раз! – добавил Фирс. – Я договорился!

Блистательный дедуктивист вздохнул и полез в повозку.

Он не успел ещё за собой захлопнуть дверцу, когда паровой экипаж, издавая надсадный скрежет, стронулся с места и стал стремительно набирать скорость. Вновь во все стороны полетели комья земли и обрывки травы. Беспризорники заулюлюкали. Казённый техник проводил коляску равнодушным взглядом и принялся засовывать обратно в гондольную сумку потрёпанный томик «Путешествия обывателя внутри дирижабля».

Повозка же мчалась по Шацким Озёрам, разгоняя частыми гудками другие экипажи. Из-под колёс взмывала лёгкая летняя пыль, стучала мелкой дробью брусчатка, начищенная медная обшивка вспыхивала отражениями лучей вечернего солнца. Экипаж нёсся вперёд, навстречу гибельным опасностям, навстречу коварству фатума, в самое сердце Квартала Мандаринов, гниющего фурункула на теле великолепного города, квартала, затаившегося среди фешенебельных бульваров и роскошных парков. Тщетно, однако, было искать следы тревоги на одухотворённых лицах отважных борцов с преступностью. Их глаза смело смотрели в будущее.

Лишь однажды истопник, презрев скорость и несущийся наперерез конный экипаж, склонился к самому полу своего шофёрского насеста, почти к уху сыщика. Преодолевая рёв парового механизма, он вскричал:

– Я видел у тебя на столе домашний адрес Франсуазы Понмаре. Ты что же, хочешь ей написать?

Ронислав Вакулович поднял голову и отважно встретился взглядом с горящим взором своего товарища.

– А ты ревнуешь?

Фирс секунду смотрел на него, а потом ответил:

– Да. Я ведь тоже хотел бы ей написать, но это было бы наглостью.

Вийт почесал лоб.

* * *

В самом сердце Квартала Мандаринов, в пустынном, обшарпанном переулке, куда едва проникали лучи склонившегося к горизонту солнца, стоял, потрескивая остывающим котлом, экипаж Вийта.

– Вота сдеся, сдеся, – пел, кланяясь, «китайчонок Джанджи». Он то и дело тыкал заскорузлым пальцем в сторону заведения за своей спиной. – Сдеся!

«Китайчонок» оказался мелким старичком с кривоватыми ногами и неровными зубами. Одет он был в традиционный наряд своего народа, шёлковый и не очень чистый. Голову его венчала странного вида шапочка, тоже, наверное, традиционная.

Джанджи дымил длинной тонкой трубкой, издававшей необычный запах, а в руках держал газету, испещрённую непонятными знаками.

Он уверял, что является владельцем этого заведения, курильни со странным названием «Пекин».

– Что за слово такое, «Пекин»? – понизив голос, спросил у городового Кутюка Ронислав Вакулович. – Что оно означает?

Постовой смешался, беспомощно взглянул на Фирса и пролепетал:

– Это одна из тех загадок, которыми полон сумеречный Володимир…

– Начитались вы, однако, голубчик, прессы! – хмыкнул сыскной надзиратель.

Он ещё раз оглядел глухой переулок, кивнул Кутюку и верному Фирсу и решительно спрыгнул с подножки паромобиля на землю.

– Ведите! – буркнул бесстрашный дедуктивист.

Они вошли в плохо освещённую, тонувшую в плотном курительном дыму залу. Истопник несколько задержался, чтобы вытащить из экипажа мешок с коллекцией огнестрельного оружия, и тут же нагнал первопроходцев.

В заведении, куда ни глянь, везде валялись господа разной степени сохранности, кто в полуразвалившихся плетёных креслах, кто на тюфяках, а кто и на полу. Здесь царил тот же запах, что и от трубки Джанджи, но во сто крат более сильный, почти невыносимый.

– Опиум? – спросил, зажимая нос, Вийт.

– Опиум, опиум! – радостно откликнулся «китайчонок». – Да-ама⁵²! Вама я не предлагай, вы на сружбе!

Из дыма проявилась старая китаянка, посмотрела на вновь пришедших длинным, немигающим взглядом и вновь растворилась в темноте без остатка.

– Я водиль сдеся городовой, – продолжал Джанджи. Он бесцеремонно уцепился в рукав Вийта и тащил сыщика за собой. – Три городовой! Я показать весь-весь! Весь-весь!

Едва успевая переступать через лежавшие повсюду тела, то и дело натыкаясь на струи дыма, выпущенные прямо в лицо равнодушными посетителями, проваливаясь в дыры в полу, смельчаки добрались до задней двери заведения.

– Тута! – авторитетно, со значением заявил Джанджи.

Он отпёр замок и выскочил в небольшой, заваленный мусором дворик. Все с удовольствием вдохнули пусть и не совсем свежий, но показавшийся упоительно сладостным воздух.

– Тама! – не унимался «китайчонок». – Каждыма вечерма! Чёлный черовек в капюшона и маска! Лезет по стена на балконыма третий этаж! Вон тама!

За забором дворика находился обширный пустырь. Ещё дальше виднелись большие, ярко освещённые, нарядные здания.

– Вон та дом… Вон та…

«Китайчонок» тыкал грязным пальцем в сгущавшуюся темноту. Вийт наклонился к плечу Джанджи и попробовал определить, на что тот указывает.

– Уеже четыле дня… Каждыма вечерма… Лезет на балконыма и тут зе спускайся облатно…

– Действительно, отель «Дез’Артисть»! – пробормотал Вийт, враз посерьёзнев. – Вы были правы, Кутюк!

– «Залтисте», «Залтисте»! – радостно подтвердил «китайчонок». – Вон тама!

И он снова ткнул пальцем в здание в отдалении.

– Это шестой балкон на третьем этаже, – веско проговорил довольный похвалой великого сыщика Кутюк. – Я сразу предложил вызвать вас! Публикой из «Дез’Артисть» не пренебрегают!

– Гм, – отозвался Фирс, до сей поры державшийся позади, – мы учитываем, что Джанджи и сам курит опиум?

– Опиум, опиум! – закивал «китайчонок», расплываясь в широкой улыбке. – Я тебе отсыпай, потома покулишь!

Ни один мускул не дрогнул на суровом лице истопника.

– Я не курю, многоуважаемый, – спокойно ответил он.

* * *

В рояль-номере отеля «Дез’Артисть», который соответствовал указанному балкону, жила Кристин Модес Дюфренуа, жена Сильвестра-Тюруру Дюфренуа, знаменитого художника.

– Как же я с ней буду общаться? – растерянно спросил Вийт, останавливаясь перед солидной дверью морёного дуба. – Я, конечно, французскому учился, но… У нас только Фирс по-французски может…

Все посмотрели на истопника. Тот снёс столь явное проявление всеобщего внимания с присущими ему изяществом и достоинством.

Портье, усатый мужчина средних лет, сделал шаг вперёд и, приподнявшись на цыпочки, чтобы дотянуться до уха великого сыскного надзирателя, еле слышно произнёс:

– Мадам – урождённая Христина Модестовна Павлюченко, они тут весь этаж снимают…

– Ах вот как! – обрадовано протянул Вийт.

Он решительно постучал в дверь.

Послышался сдавленный вскрик, сменившийся мёртвой тишиной.

Непобедимый детектив подождал, но никто не открывал.

Портье вновь приподнялся на цыпочки.

– Мадам Дюфренуа там, – тихо проговорил он. – Я уверен!

Сыщик загрохотал костяшками пальцев по двери.

– Отоприте! – вскричал он.

– Кто вы? – донёсся изнутри женский крик. – У меня в руках пистоль! Я застрелю себя!

– Себя? – удивился расследователь. – Как это? Обычно стреляют в ломящихся внутрь, а не в себя!

– Ах, оставьте вашу софистику! – ответствовал голос. – И я уже спросила, кто вы такой!

– Я сыскной надзиратель Вийт, мадам! – прокричал сыщик. – По полицейскому делу!

– Вийт? – рассмеялась невидимка. – Как вам не стыдно прикрываться таким именем! Немедленно уходите или я спущу курок! Дуло приставлено к моему виску!

– Но я действительно Ронислав Вакулович Вийт! – ответствовал детектив. – Прочтите моё удостоверение!

Вызнавальщик, не глядя, протянул назад руку, и в его ладони тут же оказался требуемый документ. Фирс вновь застыл недвижимой статуей.

Следователь подсунул листок под дверь.

Некоторое время ничего не происходило.

Потом послышались лёгкие шаги, и бумага исчезла.

– Хорошо! – произнёс голос после паузы. – Входите! Но медленно, чтобы я могла вас разглядеть. Если вы меня обманули, я сейчас же застрелюсь!

И вновь послышались шаги, на сей раз удаляющиеся.

Вийт растерянно подёргал дверь. Та была заперта.

– Если вы действительно Вийт, – со смешком проговорила дама, – вы и в закрытую дверь войдёте!

Все оглянулись на портье. Тот кашлянул в кулак, с ловкостью престидижитатора достал из жилетного кармашка универсальный ключ и отпёр замок. Следователь отодвинул строкулиста, распахнул дверь и сделал шаг вперёд…

* * *

– Ну, входите, раз вошли, – произнесла стоявшая посреди комнаты мадам Дюфренуа, тонкая девушка с высокой шеей, причёской à la Clotilde⁵³ и милой бриллиантовой фероньеркой на жемчужной нитке поверх чудных локонов. Одета дама была в роскошное розовое платье в пол с подвесками аметиста на плече. Как и приличествует женщине в присутствии незнакомцев, она смотрела в сторону, что лишь подчёркивало линию её точёного подбородка.

– Я не вижу гостиничного номера, – медленно произнёс Вийт, не двигаясь.

Женщина с удивлением повернула голову. Кутюк и портье переглянулись. Фирс не шевельнулся.

– Я не вижу мебели красного дерева, – продолжал проницательный дедуктивист, – фарфора с хрусталём, картин на стенах. Я не вижу яркого газового света…

– И всё же, – поморщилась мадам Дюфренуа, – перечисленное здесь имеется. Как вы банальны в своём неуклюжем комплименте!

Сыскной надзиратель пропустил этот выпад мимо ушей.

– Как мне дышать в вашем присутствии, о, фея из сна? – прошептал он.

– Вы что, буффон? – хмыкнула женщина и почесала висок дулом двухзарядного пистолета. – Кто вы вообще такой, сударь?

– Я раб, – выдохнул доследчик, – ваш раб отныне и навеки, ничтожная пылинка у ваших стоп, недостойный цветок, стелящийся…

– Прекратите или я выстрелю! – буркнула мадам. – Только не в себя, а в вас!

Госпожа Дюфренуа упала в роскошное кресло, у которого стояла, и широко махнула пистолетом на обитый бархатом табурет у входа.

– Если желаете…

– Я не смею сидеть в присутствии богини… – пролепетал Вийт.

– Я серьёзно! Или вы прекратите нести чушь, или я выставлю вас за порог! – отрезала женщина. – Человек! – она повернулась к портье. – Шампанского, два бокала, нет, три, нет, четыре, коробку сыров и коробку патронов к этому пистолету!

– Да, мадам! – кивнул мужчина и исчез.

– Итак, – взглянула на сыскного надзирателя Кристин Модес, – вы тот самый перехваленный Вийт? Газеты полны лести!

– Я не достоин, госпожа Дюфренуа, – скромно ответил великий детектив.

– О, я уже не «богиня»! – вскричала женщина. – Я уже лишь «госпожа Дюфренуа»!

– Простите, о, моё небесное создание! – встрепенулся Вийт. – Простите, о, ангел, спустившийся с…

– Да, «госпожа Дюфренуа» действительно было лучше, – проронила хозяйка номера, откидываясь на спинку кресла. – Впрочем, можете называть меня Кристин. Или, если угодно, Христина. Но только не при посторонних, разумеется!

– Разумеется! – кивнул сыщик. – Итак, не мог бы я посмотреть вашу подорожную?..

– Что?! – вскричала женщина, вскакивая. Её очаровательное лицо пошло красными пятнами. – Да как вы смеете! Подите вон!

– Я лишь полицейский, – промямлил расследователь. – Чиновник по сути…

– Ах, как низко я пала! – выдохнула мадам Дюфренуа, швырнула в Ронислава Вакуловича бумагу и отвернулась.

Полицейский подобрал с пола документ.

– Надеюсь, моего французского хватит, я всё-таки семь лет учил… – пробормотал он себе под нос. – Итак, вам вскоре девятнадцать лет…

– Так вот для чего вам был нужен мой паспорт! – вспыхнула женщина.

– Для месье Дюфренуа это уже третий брак!.. – продолжал как ни в чём не бывало вызнавальщик. – И он уже дважды veuf. Что такое veuf?

– Вдовец, – отрезала мадам. – Но он француз! Для них возраст не помеха!

– Бракосочетание состоялось пятнадцать месяцев назад в префектуре… – дедуктивист запнулся. Потом прочёл по слогам: – … Л’Аи-ле-Руоси. – Вийт кивнул и протянул документ женщине. – Что ж, всё в порядке.

Госпожа Дюфренуа встречным движением отдала Рониславу Вакуловичу его удостоверение.

Их руки соприкоснулись, и на мгновение всё застыло. Весь мир остановился…

Потом мадам встрепенулась и одёрнула ладонь.

– Какие холодные у вас пальцы… – пробормотал доследчик, всё ещё пребывавший где-то далеко. Потом и он спохватился и повернулся к своим спутникам.

– Это городовой Кутюк, – представил он постового.

– Мадам! – чинно откликнулся полицейский.

– Фирс, мой помощник и истопник, – кивнул следователь на своего вечного спутника. А затем, подавая тому какие-то непонятные знаки, добавил: – Он от рождения глухонемой, посему…

– Ну да, как же! – возмутился Фирс. Он шагнул к мадам Дюфренуа и пригнулся, чтобы поцеловать ей руку.

– Вы даже похожи друг на друга немного, – приветствовала его женщина. – Вы что же, занимались у одного гувернёра? Впрочем, истопник – это так таинственно и современно…

– О да, мадам, – кивнул Фирс.

– Вы мешаете расследованию, Татион Ренеевич! – непонятно отчего сердясь, гаркнул Вийт.

Истопник отступил, не преминув, однако, замереть рядом с сыскным надзирателем, отчего сразу стало заметно, что он на целых полдюйма выше детектива. И на добрый дюйм шире в плечах.

Уже спокойнее Ронислав Вакулович спросил:

– Госпожа Дюфренуа…

– Христина, – тут же поправила его та.

– Да, конечно, – кивнул детектив. – Итак, Христина, не соизволите ли объяснить, что означают этот пистолет и отказ открыть дверь… э-э-э?..

И он умолк, ибо возник поднос с ведёрком, в котором на влажных полотенцах покоилась бутылка «Georges Hermann Mumm & Cie»⁵⁴.

Грянул выстрел пробкой. Портье наполнил один из бокалов и подал его мадам Дюфренуа.

– И господам! – тут же откликнулась та.

Мужчина разнёс напитки и, поклонившись, удалился.

Городовой смущённо принял хрусталь, покраснел, покрутил ус… Пригубил. И с трудом сдержался, чтобы не скривиться.

– Что ж, – заговорила хозяйка номера, – господин сыскной надзиратель…

– Ронислав, – немедленно поправил госпожу Дюфренуа сыщик. – Зовите меня Ронислав. Не при посторонних, разумеется.

– Разумеется! – кивнула та.

* * *

– Так вот, – начала свой рассказ мадам, – мы с мужем в настоящее время совершаем европейский тур с выставкой его картин. Надеемся всё распродать. Сильвестр-Тюруру задержался в Амстердаме, чтобы написать полотна для задуманной им залы «Необычный Дюфренуа», а я вместе с уже готовыми работами заранее приехала в Володимир. Я ведь, как-никак, знаю язык и понимаю, о чём думают чиновники! Да и брать взятки из рук молодой женщины они не слишком опасаются!..

Христина говорила и говорила, всё никак не добираясь до сути, а Вийт, не скрываясь, любовался её чудесным личиком.

– В общем, выставочную залу нам выделили, и освещение там хорошее, мы уже завтра начинаем перевозку и развешивание работ, – тараторила госпожа Дюфренуа, и её носик мило подёргивался. – А правильное освещение, вопреки всеобщему мнению, весьма важно! Особенно для пейзажей! Взять хотя бы лучшее из выставляемых в этом туре полотен – «Вечер в берёзовой роще»! За эту картину, кстати, предлагали семь сотен, но мы хотим восемьсот! Так вот, в зависимости от того, находится ли окно от работы справа или слева, зайцы…

Заскучавший Кутюк долго принюхивался к шампанскому, вертел бокал так и этак, но, в конце концов, всё-таки принялся потихоньку посипывать напиток аристократическими глоточками. Морщился он при этом нещадно, но другого развлечения всё равно не было.

– …Четыре дня назад, утром, я нашла письмо, таинственнейшим образом оказавшееся на зеркальном столике, – мадам Дюфренуа уже перешла к сути, но слушатели, убаюканные долгим вступлением, этого даже не осознали. – Текст гласил, что через четыре дня, то есть сегодня, меня похитят. Ещё до полуночи!

– Что? – вздрогнул городовой.

– Что? – вскинул голову Вийт.

И лишь Фирс остался невозмутим.

– Да-да, господа! – заломила руки Дюфренуа. – Меня похитят! И уже скоро!

– Кто?! – вскричал бесстрашный расследователь, оглядываясь, будто готовый незамедлительно вступить в смертельную схватку.

– Что именно было в записке? – бесстрастно спросил истопник.

Мадам перевела на него взгляд, всхлипнула для порядка, не в силах сразу перейти от трагизма к прозе, но ответила:

– Неизвестный писал, что любит меня безумно и желает освободить от рабства старикашки Дюфренуа… – Христина запнулась, а потом с возмущением добавила: – А почему старикашки?! Сильвестру-Тюруру лишь пятьдесят девять!

– А в каком возрасте становятся старикашками? – пробормотал Кутюк, явственно не рассчитывая быть услышанным.

Но мадам услышала. И растерялась. Она беспомощно оглянулась на Вийта. Наморщила лобик.

– Ну, – неуверенно проговорила она, – лет в шестьдесят пять, наверное…

– Не отвлекайтесь, mon ami⁵⁵! – взволновано вскричал великий следователь.

– Да, да, – спохватилась мадам и решительно отвернулась от Кутюка. – На следующее утро я нашла новую записку, составленную в иных выражениях, но говорящую то же самое. Я не придала этому значения, решив, что так шутит мальчишка-коридорный, – госпожа Дюфренуа стыдливо отвела в сторону взгляд. – Он, видите ли, совсем молоденький, но влюблён в меня по уши! Мне его иногда так жалко, и я, знаете ли…

– Христина! – упал на пуфик рядом с мадам вызнавальщик. – Молю, не отвлекайтесь!

– Хорошо, хорошо! – взмахнула густыми ресницами женщина. – Бумага появилась также вчера и сегодня! А ведь дверь обе эти ночи была заперта и забаррикадирована стулом! И даже заклеена незаметными волосками! И всё же, когда я просыпалась, записка лежала на столике. А волоски на двери оставались нетронутыми! – женщина взглянула на напольные часы. – Это злодей обладает сверхъестественной способностью проникать в закрытые помещения! Меня похитят! Это неизбежно! Именно сегодня! Именно до полуночи! – мадам вновь заломила руки. – О, Ронислав Вакулович! Я сразу поняла, что только вы можете меня спасти! Осталось четыре часа!

– Ну, одну тайну я раскрою вам прямо сейчас! – кашлянул Вийт, поднимаясь. Он отхлебнул шампанского, поставил бокал на столик и указал на балконную дверь.

Взгляд мадам Дюфренуа метнулся в ту сторону. Девушка вскочила, подбежала к балкону и отбросила штору. Дверь была открыта, и через неё в комнату лился свежий воздух вечернего Володимира.

– Как… Как я могла об этом не подумать! – закричала Христина. – Это же так очевидно! Конечно, ведь гостиничная девка просто обязана проветривать комнаты! А я ничего ей не сказала, не предупредила… Вы гений, месье Вийт!

– Ронислав, – напомнил Ронислав Вакулович.

– Именно что гений, – подтвердил со своего места Фирс. – И немножко переводчик с китайского…

Девушка непонимающе на него посмотрела.

– Вот эти письма! – проговорила она, наконец решив, что разгадать таинственную душу истопника ей не дано. Дрожащей рукой госпожа Дюфренуа протянула Вийту четыре листка бумаги. – Я вчера ходила в ближайший полицейский участок, но там надо мной лишь посмеялись!

Ястребиный взор дедуктивиста упал на письма. Потом Вийт передал их Фирсу.

– Но получается, что похититель каждую ночь ходил по этой комнате и смотрел… – глаза женщины округлились от ужаса. – Он ведь смотрел на меня! Он видел, как я сплю!..

– Спокойно, спокойно, – проговорил Вийт. – Самого страшного не случилось! – он замер, а потом всё же спросил: – Или случилось?

– Да как вы смеете! – вскричала госпожа Дюфренуа.

Её глаза сверкнули огнём. Фирс поспешил вмешаться.

– Автор – человек несомненно образованный, читавший Diderot и de Montesquieu⁵⁶, – произнёс он, указывая на записки, – но точно не француз. Написано, хоть и без ошибок, но с неправильным выбором слов… – Фирс посмотрел послания на просвет, одно за другим. – Бумага дорогая. Как и перо. Свеженаписанный текст аккуратно, не торопясь, промокнули. Почерк изменили, но чувствуется хороший гувернёр в детстве. Рука твёрдая, мужская…