Текст книги "Послушаем за Глухого"

– Тут он, – ответил Уиллис.

– Действительно, стрела! – сказал санитар, выпучив глаза.

– Помогите, насилуют! – неожиданно закричала девушка в загородке для арестованных.

Карелла повернулся и увидел, что она сняла с себя блузку и лифчик.

– О, боже, – пробормотал он. – Извините, синьора.

Карелла пошел к загородке для арестованных, но в это время зазвонил телефон на его столе.

– Пойдемте, мистер, – сказал санитар скорой.

– Они разорвали все мои вещи! – кричала девушка. – Посмотрите на меня!

– Che vergogna, – сказала старая леди и поцокала языком.

Карелла снял трубку.

– С твоей помощью, – послышался голос Глухого в трубке, – я украду пятьсот тысяч долларов в последний день апреля.

Глава 3

Конверт с напечатанным на машинке адресом пришел на имя детектива Стивена Льюиса Кареллы, восемьдесят седьмой полицейский участок, Гровер-авеню, 41. Обратный адрес указан не был. На почтовом штемпеле можно было прочесть, что письмо было отправлено из Айсолы за день до доставки адресату. Внутрь, между двумя серыми кусочками картона, была вложена фотография.

– Ведь это Эдгар Гувер? – удивился, глядя на фотографию, Мейер.

– Вот именно, – отозвался Карелла.

– Но почему именно его фото?

– Это даже не фотография, а фотостат.

– Правительство явно экономит на всем, – заметил Мейер, – спад производства.

– Несомненно.

– Что ты об этом думаешь? – серьезно спросил Мейер.

– Я думаю, что это проделки нашего общего знакомого.

– Мне тоже так кажется.

– Он начинает действовать.

– Но почему Гувер?

– А почему бы и нет?

Мейер почесал свою лысину.

– Что он хочет этим сказать?

– Не имею ни малейшего представления.

– Надо подумать, надо хорошенько пораскинуть мозгами.

– Да, – медленно произнес Карелла. – Вчера он мне сообщил, что собирается украсть полмиллиона долларов в последний день апреля. А на следующее утро ровно в 9.22 мы получаем фотостат Эдгара Гувера. Либо он пытается этим что-то сообщить, либо, наоборот, хочет ввести нас в заблуждение.

– Слушай, какие глубокие мысли, – озабоченно-иронично заметил Мейер. – Ты никогда не думал пойти поработать в полицию?

– Я все это вывожу из его прошлого, из его модус операнда. Ты не помнишь, какой была его первая, гм… работа, если можно ее так назвать?

– О, это было лет десять назад, даже больше.

– Правильно. Он постарался уверить нас, что собирается грабить один банк, хотя хотел взять совершенно другой. Вот я и думаю, не собирается ли он повторить трюк?

– Да, так оно все и было тогда.

– И у него, кстати, тогда почти все получилось, как он задумал.

– Получилось, да не все.

– Он намекает на определенные вещи, но это нам мало что дает, потому что карты свои он раскрывать не собирается. Для него это не просто развлечение. Вспомни его прошлое дело. Он объявил тогда о двух предстоящих убийствах, затем совершил эти два убийства, отправив на тот свет двух чиновников из мэрии, и потом угрожал застрелить самого мэра. Убив из оружия крупного калибра двух несчастных, он тем самым предупреждал, что не остановится, если ему не выдадут вымогаемую им сумму. Все это дезориентировало нас, Мейер. Вот почему я утверждаю, что этот фотостат может быть ключом к разгадке, а может и вовсе ничего не означать.

Мейер вновь взглянул на снимок и задумчиво произнес:

– М-да… Гувер.

Мастера, вставившего новый замок, звали Станислав Яник.

Его мастерская, небольшая квадратная комнатушка, находилась на Калвер-авеню, втиснутая между ломбардом и химчисткой. На стене, позади стойки, за которой сидел Яник, располагались ряды крючков, на них висели заготовки ключей. На каждой был выбит номер, соответствующий номеру в каталоге производителей замков. Автомобильные ключи были помечены в соответствии с годом выпуска автомобиля и названием фирмы-изготовителя. В мастерской жили шесть здоровенных котов, что сразу становилось ясно вошедшему по царившей в помещении атмосфере.

Даже сам хозяин сильно смахивал на косоглазого сиамского кота с голубыми глазами, видневшимися за толстыми стеклами очков. Яник был почти лысым, если не обращать внимания на клочки черных волос, торчавших из-за ушей. Ему было чуть больше пятидесяти. Он сидел за стойкой, одетый в коричневый джемпер, из-под которого выглядывала белая рубашка, и вытачивал очередной ключ, когда внутрь вошел Клинг. Колокольчик над дверью звякнул, оповещая хозяина о прибытии посетителя, и кот, который лениво развалившись лежал на пороге мастерской, злобно урча, медленно убрался в глубину помещения.

– Мистер Яник? – спросил Клинг.

Яник оторвался от работы и выключил станок. У него оказались желтые зубы отчаянного курильщика, и Клинг заметил трубку а-ля Шерлок Холмс, лежавшую в пепельнице на рабочем столе, засыпанном металлической стружкой. Яник смахнул мусор ладонью на пол и спросил:

– Чем могу служить?

Клинг сразу почувствовал иностранный акцент, но не смог сразу определить, из какой страны прибыл владелец мастерской. Он достал из внутреннего кармана бумажник, где на одной из стенок рядом с удостоверением был приколот полицейский значок.

– Я офицер полиции. Должен задать вам несколько вопросов.

– А что, собственно, произошло? – спросил Яник.

– Я веду следствие по поводу ограблений на Ричардсон Драйв.

– Да?

– Насколько мне известно, вы вставляли замок одному из жителей этой улицы, которого недавно как раз ограбили.

– И кто же это? – удивленно спросил Яник.

Внезапно большой черно-белый кот запрыгнул на стойку и подставил свою спину хозяину, который тут же стал механически поглаживать животному спину, как бы не обращая внимания на кота, но внимательно глядя на Клинга через сильные стекла очков.

– Мистер Джозеф Анджиери, – пояснил Клинг. – Ричардсон Драйв, 638.

– Да, я действительно вставлял там замок, – подтвердил Яник, поглаживая кота.

– А какой тип замка вы использовали?

– Обычный цилиндрический замок. Не очень надежный тип, – ответил Яник, покачав сокрушенно головой.

– Что вы имеете в виду?

– Я ведь предупреждал мистера Анджиери, вы же знаете, что он менял замок в связи с этими ограблениями в нашем квартале. Поэтому я ему сказал, что подобные цилиндрические замки не очень надежны и не обеспечивают в должной мере безопасности. Я ему предложил другой тип – замок запорного действия. Вы знаете такие?

– Да, – кивнул Клинг.

– Этот был бы вполне надежной вещью. Даже если вынуть из него цилиндр, все равно остается предохранительная защелка, которая не позволяет открыть дверь. Я предлагал ему поставить дополнительно такой замок, чтобы подстраховаться, если в он действительно боялся ограбления…

– Вы кажется, неплохо разбираетесь в способах проникновения в квартиры, мистер Яник.

– Замки – моя специальность, – пожал плечами хозяин мастерской, а затем спихнул кота на пол.

Это обескуражило кота, и он, приземлившись, зашипел на Яника, а потом нервно убрался в угол мастерской, где принялся вылизывать ухо у коричневой ангорской кошки.

– Я говорил мистеру Анджиери, что не стоит жалеть нескольких долларов ради собственной безопасности. Запорный замок – это вещь! Но он сказал «нет», сказал, что не собирается тратиться на такую чушь. В результате его квартиру ограбили. Он пожалел несколько бумажек за замок, а в результате потерял все свое состояние. Что же это за экономия? Люди разучились думать, – сказал Яник и снова сокрушенно покачал головой.

– И много он потерял, как вы думаете, мистер Яник?

– Понятия не имею.

– Но… почему же тогда вы говорите, что он потерял все свое состояние?

– Мне думается, что если кто-то проникает в чужую квартиру, то не для того, чтобы вытряхнуть копилку или украсть несколько монеток мелочи. Что вы имели в виду, задавая ваш вопрос, молодой человек?

– Скажите, мистер Яник, вы многим меняли замки в этом районе?

– Я же вам сказал: замки – это моя специальность. Конечно, я вставлял замки не только мистеру Анджиери. Если моя мастерская находится в этом районе, неужели вы думаете, что я пойду работать в другой? Или, например, поеду в Калифорнию врезать парочку-другую новых замков?

– А по Ричардсон Драйв вы вставляли замки кому-нибудь еще?

– Конечно!

– Где? В каких домах? Вы можете назвать номера квартир?

– Мае нужно посмотреть в записной книжке.

– Да-да, посмотрите, пожалуйста!

– Но я этого делать не буду!

– Простите?..

– Мне не нравится, как вы со мной разговариваете, молодой человек. Я очень занят и у меня нет лишнего времени, чтобы копаться в записях и вспоминать, кому еще я вставлял свои замки. Я еще раз вас спрашиваю, к чему вы клоните?

– Мистер Яник… – начал было Клинг, но, засомневавшись, осекся.

– Да?

– Скажите, а сохранились ли у вас дубликаты ключей к замкам, которые вы устанавливали?

– Конечно, нет! Вы что думаете, я вор?

– Нет, сэр, что вы! Просто я…

– Я приехал в эту страну из Польши в 1948 году. Моя жена и дети были убиты немцами, и я совсем одинок в этом мире. Я едва свожу концы с концами, но делаю это честно! Даже в Польше, умирая от голода, я не украл ни одной горбушки хлеба. Я не вор, молодой человек, и я не обязан вам показывать свои записи! Я был бы вам очень признателен, если бы вы сейчас же покинули мою мастерскую.

– Но мне, вероятно, придется вернуться, мистер Яник.

– Никто не может вам запретить этого, но тогда вам придется прихватить ордер. Меня не проведешь, я много повидал в своей жизни разных шустряков.

– Надеюсь, вы понимаете, мистер Яник…

– Я отказываюсь что-либо понимать! Пожалуйста, уходите.

– Благодарю вас, – сказал Клинг и направился к выходу.

Он хотел было обернуться и сказать что-либо напоследок, но передумал и открыл дверь. Колокольчик опять звякнул, и мимо его ног стремглав выскочила наружу одна из кошек Яника. Клинг торопливо закрыл за собой дверь и пошел пешком в свой участок, до которого было шесть кварталов. На душе было скверно, он понимал, что допустил оплошность, обозлившую старика, и вообще он чувствовал себя чуть ли не нацистом, повинным во всех бедах Яника. Весенний день был светлым и теплым, от деревьев веяло ни с чем не сравнимой свежестью молодой листвы, но только тяжелый кошачий дух всю дорогу преследовал огорченного Клинга.

В 15.30 за пятнадцать минут до того, как Клинга должен был сменить напарник, зазвонил телефон. Клинг поднял трубку.

– Восемьдесят седьмой полицейский участок. Клинг.

– Берт, говорит дежурный по участку Мерчисон. Только что звонил патрульный полицейский Ингерсол из дома 637 по Ричардсон Драйв. Он сейчас в квартире IIД у одной женщины, которая только что возвратилась домой из-за границы. Раз я тебе звоню, ты, наверное, и сам догадался, что квартира ограблена.

– Немедленно выезжаю туда, – ругаясь про себя, ответил Клинг.

Он подошел к Холу Уиллису, на столе которого в беспорядке были разбросаны десятки фальшивых чеков, и сказал:

– Хол, у меня опять ограбление по Ричардсон Драйв. Скорее всего, я прямо оттуда рвану домой.

– Хорошо, – ответил Уиллис, не отрываясь от чеков и пытаясь сличить подписи на чеках с росписью одного подозреваемого, оставленной в регистрационной книге гостиницы.

– Наверное, этот парень решил завалить весь город своими фальшивками, – задумчиво произнес Хол, ни к кому не обращаясь.

– Ты меня понял? – спросил Клинг.

– Да-да, ограбление на Ричардсон Драйв, едешь прямо домой, – отозвался Уиллис.

– Пока, – сказал Клинг и быстро вышел из участка.

Его машина была припаркована не по правилам на Гровер, в двух кварталах от участка. На отогнутом солнцезащитном щитке над водительским сидением от руки было написано печатными буквами: «Машина Управления полиции». Каждый раз, возвращаясь к машине после завершения своих дел, Клинг ожидал увидеть квитанцию о штрафе за неправильную парковку, приколотую к щитку каким-нибудь ревнивым блюстителем порядка. Он осмотрел ветровое стекло, и, не обнаружив на нем квитанции, открыл дверцу и поставил щиток на место.

Приехав на Ричардсон Драйв, Клинг втиснул машину рядом с коричневым мерседесом, блокируя ему выезд на улицу. Сказав портье, что он офицер полиции, и разъяснив, где он поставил автомобиль, Клинг пошел наверх. Портье обещал позвонить, если объявится хозяин мерседеса и захочет выехать.

Майк Ингерсол открыл дверь только после второго звонка. Это был симпатичный мужчина в возрасте около сорока лет с вьющимися волосами темно-русого цвета, карими глазами и носом острым и прямым, как лезвие мачете. Форма на нем сидела неважно, как на многих других полицейских, но сам Ингерсол, наверное, считал по-другому. Он носил ее с большим достоинством, словно она была сшита по индивидуальному заказу в дорогом ателье на Холл-авеню, а не куплена в магазинчике готовой одежды напротив Полицейской Академии.

– Вы добрались довольно быстро, – сказал он Клингу, впуская его в квартиру.

Несмотря на свою комплекцию, Ингерсол обладал довольно мягким голосом, в котором слышалось неподдельное удивление. Клинг ожидал, что из такой широкой, мощной груди будут исходить более сильные и грубые звуки.

– Хозяйка в гостиной, – сказал Ингерсол. – В доме творится черт знает что. Парень классно поработал, выгреб все, что можно.

– Думаешь, тот самый?

– Да. Отпечатков нет ни на окнах, ни на дверях. Ну, и котенок, разумеется, белый, на тумбочке в спальне.

– М-да. Ну, давай побеседуем с хозяйкой.

Хозяйка сидела на диване. У нее были длинные рыжие волосы и зеленые глаза. К середине весны она уже успела где-то хорошо загореть. На ней был темно-зеленый свитер, коричневая мини-юбка и коричневые сапоги. Она сидела, закинув ногу за ногу, и безучастно глядела на стену. При появлении нового человека хозяйка перевела взгляд на него. Клингу редко приходилось видеть такую гармонию в одежде и внешности. Красно-коричневый и зеленый цвета ее волос и глаз, свитера и сапожек, которые прекрасно сочетались с цветом ее длинных загорелых ног, вопросительно приподнятый подбородок, рыжие пряди волос, каскадом спадающие на плечи, – все делало ее наглядным пособием для краткого курса искусствоведения. Высокие скулы лица, глаза, блестевшие ярким бесовским огнем, как изумруды, слегка приподнятая верхняя губка, обнажающая ровный ряд абсолютно белых зубов. Лифчика на ней не было, свитер облегал упругую молодую грудь. На талии свитер был прихвачен широким поясом из коричневой кожи с медными вставками. Когда девушка повернулась к Клингу, ее мини-юбка слегка приподнялась, обнажая часть бедра.

Да, Клинг никогда в жизни еще не видел такой прекрасной девушки.

– Я – детектив Клинг. Здравствуйте.

– Привет, – устало произнесла красотка.

Клингу показалось, что она вот-вот разрыдается. Ее зеленые глаза блестели от выступивших слез. Она протянула Клингу руку, и он неуклюже пожал ее, не в силах оторвать взгляд от прекрасного лица. Прошло несколько секунд, и Клинг осознал, что все еще держит ладонь в своей руке. Он сразу же ее отпустил, прокашлялся и достал из кармана записную книжку и ручку.

– Мне кажется, мы не были раньше знакомы, – начал Клинг.

– Августа Блейер, – представилась девушка. – Вы уже успели увидеть этот кошмар? Я имею в виду спальню.

– Я осмотрю спальню через несколько минут. А пока скажите, когда вы обнаружили, что вас ограбили, мисс Блейер?

– Я вернулась домой полчаса назад.

– Откуда?

– Из Австрии.

– Да, наверное, приятное было возвращение, – заметил Ингерсол, качая головой.

– Дверь была заперта? – продолжал Клинг.

– Да.

– Вы открыли дверь своим ключом?

– Да.

– Кто-нибудь был в квартире?

– Никого.

– Может вы что-нибудь услышали? Какой-нибудь шум?

– Ничего!

– Расскажите подробно, как все было?

– Когда я вошла, то оставила входную дверь открытой, так как портье нес за мной мой багаж. Затем я сняла пальто и повесила его в прихожей на вешалку и, пройдя через холл, вошла в спальню. До этого момента все было в порядке и стояло на своих местах. Но как только я переступила порог спальни, у меня дух захватило…

– Берт, лучше загляни туда сам. Этот парень разошелся не на шутку, – сказал Ингерсол.

– Это спальня? – спросил Клинг, показывая на дверь.

– Да, – сказала Августа и встала с дивана.

Мисс Блейер оказалась довольно высокой девушкой, не меньше ста семидесяти пяти сантиметров, но походка ее была очень грациозной. Она последовала за Клингом и, заглянув в спальню, с отвращением отвернулась. Клинг вошел внутрь, но мисс Блейер осталась стоять на пороге, прислонившись плечом к дверной раме и нервно покусывая верхнюю губу.

Вор, казалось, пронесся по комнате, как смерч. Все ящики платяного шкафа были вытащены и валялись на ковре вперемешку с их содержимым. Тапочки, бюстгальтеры, трусики, свитера, чулки, шарфы, блузки разноцветными пятнами покрывали пол. Вещи, висевшие на плечиках – пальто, плащи, костюмы, юбки, ночные рубашки, халаты, платья – теперь были разбросаны на кровати и креслах. Шкатулка для драгоценностей вверх дном лежала на постели, вокруг была рассыпана разная бижутерия, очевидно, не привлекшая внимания преступника. На туалетном столике сидел маленький белый котенок и жалобно мяукал.

– Скажите, мисс, вор обнаружил все ценности в доме? – спросил Клинг.

– Да, – ответила девушка. – Все мои драгоценности были завернуты в красный шарф. Я его прятала в верхнем ящике шкафа. Все исчезло бесследно.

– Что-нибудь еще пропало?

– Две шубы. Одна из леопарда, другая из выдры.

– Да, во вкусе ему не откажешь, – заметил Ингерсол.

Клинг продолжал:

– Радио, фото и прочая аппаратура?

– Нет. Стереокомплекс в гостиной на месте. Он его не взял.

– Мне нужен перечень похищенных драгоценностей и верхней одежды, мисс Блейер.

– Зачем?

– Чтобы мы могли начать их искать. И к тому же, я думаю, что вы хотите, чтобы мы сообщили в страховую компанию об ограблении?

– Ничего не было застраховано…

– Вот это да! – вырвалось у Клинга.

– Я представить себе не могла, что меня могут ограбить, – грустно сказала Августа.

– Скажите, вы давно здесь живете? – удивленно и с недоверием спросил Клинг.

– Что вы имеете в виду? В городе или в квартире?

– И то, и другое.

– В этом городе я живу полтора года, а в этой квартире восемь месяцев.

– Откуда вы приехали?

– Из Сиэтла.

– Вы работаете? – спросил Клинг и приготовился записывать.

– Да.

– Где? В какой фирме?

– Я – манекенщица, – ответила Августа. – Мои интересы представляет Агентство Катлера.

– Вы были в Австрии по работе?

– Нет, в отпуске. В горах. На лыжах каталась.

– То-то я и смотрю, что мне ваше лицо знакомо, – напомнил о своем существовании Ингерсол. – Бьюсь об заклад, что видел ваши фотографии в журналах.

– Может быть, – пожала плечами девушка.

– Как долго вы были в отъезде? – продолжал Клинг.

– Две недели. Вернее, шестнадцать дней.

– Да, приятно было возвратиться домой, – повторил Ингерсол и снова сокрушенно покачал головой.

– Я переехала в этот дом потому, что здесь есть портье, – сказала Августа. – Мне всегда казалось, что в такие дома воры не заглядывают.

– Ни один дом в этом районе нельзя считать безопасным с точки зрения ограбления, – вздохнул Ингерсол.

– Да, так оно и есть, – подтвердил Клинг.

– Но я не могу себе позволить снять квартиру за парком! – огрызнулась Августа. – Я работаю манекенщицей не так давно и у меня не так уж много контрактов.

Заметив немой вопрос на лице Клинга, девушка добавила:

– Шубы мне подарила моя мама, а драгоценности перешли мне по наследству от тети. Я шесть месяцев экономила, как проклятая, чтобы поехать в эту чертову Австрию!

Августа неожиданно разревелась.

– Что за жизнь паршивая, ну почему его черт занес ограбить именно мою квартиру?

Ингерсол и Клинг, переминаясь с ноги на ногу, стояли, не зная, что предпринять. Августа, быстро повернувшись и пройдя мимо Ингерсола, подошла к дивану и достала из сумочки носовой платок. Затем она шумно высморкалась, вытерла слезы и сказала:

– Прошу прощения.

– Если вы напишете полный список похищенного… – снова начал Клинг.

– Да, да, конечно, – перебила его девушка.

– Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть украденное.

– Надеюсь, – сказала Августа и снова высморкалась.

Глава 4

Все посчитали, что произошла какая-то ошибка.

Конечно, было очень приятно получить еще один фотостат бывшего всеми любимого руководителя самой лучшей в мире национальной службы безопасности, но оставалось непонятным, зачем было присылать еще одну копию. Создавалось впечатление, что кто-то решил подурачиться. Очень уж непохоже это было на Глухого, никогда не делавшего что-либо дважды. Естественно, обе копии были похожи, как братья-близнецы, в этом сомнений не возникало. Единственное, что разнило их, это то обстоятельство, что прибыли они в разное время: первая пришла в субботу, семнадцатого апреля, а вторая – сегодня, девятнадцатого апреля. Даты на штемпелях также были разными. Все остальное было идентично. Скорее всего, произошла ошибка, и ребята из восемьдесят седьмого участка постепенно приободрились и более оптимистично смотрели в будущее: наверняка Глухой начал впадать в маразм.

В телефонном справочнике, отпечатанном на желтой тонкой бумаге, перечень магазинов, изготавливающих копии при помощи фотостата, занимал пять страниц. Может и стоило полиции заняться проверкой этих заведений с целью обнаружить магазин, делающий данные копии. Но, пока никакого преступления не было совершено, никто не имел права отнимать время у владельцев магазинов пустыми расспросами, так как для этого не было серьезных оснований. Правда, можно было оспаривать серьезность или несерьезность предприятия, ведь прошлые кровавые преступления Глухого – достаточное основание для мобилизации всей полиции города, тотальной проверки магазинов, прослушивания телефонных линий, перлюстрации почты и прочих подобных мер. Но, с другой стороны, никто не мог с полной определенностью сказать, что именно Глухой прислал эти два фотостата Эдгара Гувера и что они каким-то образом связаны с преступлением, которое он планировал совершить. Можно было понять, почему недоукомплектованная кадрами полиция восемьдесят седьмого участка, заваленная делами об ограблениях, поножовщине, перестрелках, налетах, изнасилованиях, взломе квартир, подделке ценных бумаг, угоне машин и другой уголовщиной, просто попросила ребят из лаборатории провести экспертизу изготовления этих фотостатов и возможного наличия на них отпечатков пальцев. Результаты всех разочаровали: бумага, использованная для изготовления фотостатов, оказалась самой обыкновенной, отпечатков, даже самых слабых, обнаружено не было. И неудивительно, что полиция по-прежнему была занята более серьезными делами, чем разглядывание разных картинок, тем более, что утром, в 10.27, поступил очередной звонок с места происшествия.

В заброшенном многоквартирном доме был обнаружен труп молодого человека, распятый на стене.

Длинноволосый юнец с подстриженными усиками, одетый только в узкие белые трусы, висел, как Иисус Христос, с той лишь разницей, что распят был на стене. В левой части груди, под сердцем, отчетливо виднелась глубокая ножевая рана. Широко раскинутые руки были приколочены к стене, в ладонях виднелись шляпки гвоздей, ноги были скрещены и пробиты насквозь третьим длинным гвоздем, голова беспомощно лежала на плече. Тело уже начало покрываться трупными пятнами, кровь давно запеклась, но все равно было трудно на глаз определить, как долго оно здесь висит. Очевидно, парень сильно струхнул перед смертью: трупный запах смешивался с запахом его дерьма, так что атмосфера в комнате была невыносимой. Прибывшие на место детективы были вынуждены выйти из комнаты в коридор, где было немного легче дышать.

Дом, в котором висел распятый, был одним из многих заброшенных домов по Hope Гаррисон. Эти дома просто кишели крысами. Когда-то здесь жили хиппи, но продержались недолго. Они вынуждены были убраться отсюда из-за постоянных нападений со стороны разного преступного сброда и частых набегов крыс. На стенах до сих пор можно было прочесть символизирующие мировоззрение хиппи надписи «love» с нарисованными вокруг цветами.

Покойник так тошнотворно вонял, что даже судмедэксперт отказался войти в комнату, чтобы обследовать труп.

– Ну почему я должен возиться в его дерьме? – жаловался он Карелле. – Все, от чего отказываются другие, перепадает мне. Да пошли они к черту! Пусть догнивает, мне на это плевать. Пусть скорая отдирает его от стены и везет в морг. Я обследую его там. По крайней мере, там хоть руки можно помыть.

Капли воды блестели на потолке, штукатурка во многих местах отслоилась и угрожающе нависла, вот-вот готовая рухнуть полицейским на головы. В комнате с трупом окно было выбито, входной двери тоже не было. Дверь была снята с петель и служила мусоросборником для бывших жителей этой комнаты. Мусор – разлагающиеся отходы, помятые банки, битые бутылки, рваные газеты, использованные презервативы, собачье дерьмо, дохлая полуистлевшая крыса – громоздился многосантиметровым ярусом поверх лежавшей на полу двери. Каждый, кто входил в комнату, должен был осторожно переступать через эту смрадную кучу. Потолок был высокий, где-то метра три с половиной, и ноги убитого не доставали до вершины мусорной горы сантиметров шестьдесят-семьдесят. Убитый был довольно высокого роста. Тот, кто прибил его к стене, должно быть, был еще выше. Со временем тело провисло на гвоздях под собственной тяжестью, руки оказались выдернуты из ключиц, и пока одному боту было известно, к каким внутренним повреждениям это привело.

– Эй, ты меня слышишь? – спросил судмедэксперт.

– Что хочешь, то и делай. Мне все равно, – отозвался Карелла.

– И сделаю.

– Только смотри, у нас должен быть полный отчет о результатах вскрытия.

– Как ты думаешь, он был жив, когда его приколачивали к стене? – спросил Мейер.

– Вполне может быть. Ударить ножом его могли и потом, – ответил Карелла.

– Я не буду его отдирать от стены, так и знайте, – снова напомнил о себе судмедэксперт.

– Послушай, – не выдержав, разозлился Карелла. – Снимай его или оставляй его висеть – это твое личное дело. Но чтобы у меня был твой отчет, и не забудь про отпечатки пальцев!

– Не забуду!

– Про отпечатки обуви тоже не забудь.

– Сколько всяких ублюдков в нашем городе, – пробурчал эксперт, затем переступил через кучу мусора, вышел в коридор и начал спускаться по лестнице, очевидно, намереваясь переложить часть своей грязной работы на плечи скорой помощи, которая вот-вот должна была приехать.

– Давай хорошенько осмотрим другие квартиры на этаже, – предложил Мейер.

На лестничной площадке располагались еще две квартиры. Замки на них тоже были выдраны с мясом. В одной из квартир на полу виднелись остатки недавнего костра. Возле окна лежала разорванная теннисная кроссовка. Мейер осторожно взял ее платком и положил в пронумерованный целлофановый кулек для вещественных доказательств. Во второй квартире было пусто, только на полу валялся старый изорванный матрац, загаженный крысами.

– Ну и дыра, – произнес кто-то сзади.

Карелла и Мейер обернулись и увидели в дверях детектива Моногана. Как всегда, за его спиной стоял детектив Монро. Одетые в черные плащи и серые шляпы, оба детектива из отдела по расследованию убийств осматривали помещение с недовольными гримасами, которые, казалось, застыли у них на лицах с раннего детства.

– Представляешь, а ведь люди действительно живут в таких дырах, – заметил Монро.

– Невероятно, – покачал головой Моноган.

– Трудно в это поверить, но это факт, – подвел черту Монро.

– Где жмурик? – спросил Моноган.

– Прямо по коридору, – махнул рукой Карелла.

– Можешь проводить?

– Да ты и сам найдешь.

– Ладно, идем, – сказал Моноган своему напарнику, и оба детектива медленно пошли по коридору.

Оба были широкоплечими громилами, но по их медленной поступи можно было подумать, что они идут не по пустому коридору, а прокладывают себе путь в толпе.

– Святая богородица! – воскликнул Моноган, увидев распятого юнца.

Находясь в коридоре, Карелла только кивнул.

На лестнице послышались шаги. Карелла глянул вниз. Пробираясь через куски обвалившейся штукатурки и мусора, наверх поднимались два человека в белых халатах. Увидев Кареллу, они сразу же подошли к нему.

– Слушай, ты здесь главный? – спросил один.

– Да, я веду это дело, – ответил Карелла.

– Я – доктор Кортез. Какого черта от меня требуют, чтобы я отдирал кого-то от стены?

– Но труп надо доставить в морг, – спокойно заметил Карелла.

– Прекрасно, мы его отвезем туда. Но ваш судмедэксперт говорит, что труп приколочен гвоздями к стене, и я не собираюсь…

– Он все верно сказал.

– Я не буду его снимать, приятель.

– А чью кандидатуру ты можешь предложить, дружище? – спросил Карелла. – Кто же его снимет?

– Да мне плевать, кто. Да хоть ты сам! Выглядишь довольно крепким парнем, почему бы тебе самому его не снять?

– Это жертва преднамеренного убийства, – все так же спокойно объяснил Карелла.

– В первую очередь, это труп, – так же невозмутимо парировал врач.

В это время Моноган вышел из комнаты и пошел по коридору, зажимая пальцами нос. Монро шагал за ним, прикрывая ладонью всю нижнюю часть лица.

– Это детективы из отдела по расследованию убийств, – кивнул на идущих Карелла. – Попробуй поговорить с ними.

– Кто по закону должен снимать труп? – спросил Кортез.

– Судмедэксперт закончил с ним? – спросил подошедший Моноган.

– Он отказался обследовать его здесь, – ответил Карелла.

– Что значит отказался? Он должен произвести осмотр на месте! Так гласит инструкция. Мы не можем трогать труп, пока эксперт его не осмотрит и не засвидетельствует смерть.

– Да-да, вот теперь пойди и скажи ему об этом сам, – саркастически сказал Кортез.

– Где он? – спросил Моноган.

– Внизу. Наверное собирается с духом.

– Идем, – сказал Моноган своему напарнику, и они направились вниз по лестнице. – Ты остаешься здесь, Карелла.

Было слышно, как полицейские, гулко стуча ботинками и давя штукатурку, спускались вниз. Затем шаги смолкли. Установилась гнетущая тишина.

– Слушай, ты извини, я тут наговорил лишнего, – сказал Кортез.

– Ладно, все нормально, – спокойно принял извинения Карелла.

– Эксперт ведь не хуже меня знает инструкцию. Пускай не пытается увильнуть от грязной работенки.

– Угу, – отозвался Карелла.

– Он ведь отлично знает свои обязанности, – снова повторил Кортез.

Если судмедэксперт и не знал должностную инструкцию, то после краткой беседы с Моноганом и Монро он ее уже знал назубок. Прикрывая нос платком, в резиновых перчатках, он отодрал продырявленное тело неизвестного от стены и, проделав несложные, но необходимые по правилам манипуляции, засвидетельствовал смерть.

Теперь наступил черед тех людей, чья прямая обязанность – установить причины смерти и, конечно, выяснить обстоятельства, приведшие этого несчастного к гибели.