Текст книги "Удар молнии"

– Встретимся на месте. Постараюсь быть там как можно раньше.

Оба повесили трубку.

– Надо идти, – сказал Хейз, вылезая из кровати.

– Мне ждать тебя? – спросила Энни.

– Не знаю, на сколько задержусь. Может, придется преследовать.

– Буду ждать, – Энни помолчала. – Если засну, разбуди. – Снова короткое молчание. – Ты знаешь, как это делается.

– Правда, очень мило с вашей стороны, – сказала Дарси. – Такой крюк.

– Ну надо же хоть как-то отблагодарить вас за чудесное интервью.

Они ехали по набережной, двигаясь в восточном направлении, в сторону университета. Только что пересекли Хэмилтон Бридж. Огни на мосту и на пирсе ярко освещали темные воды реки. Издали донесся гудок баржи. На противоположном берегу реки, где уже был другой штат, высокие башни бросали отважный, но безнадежный вызов городскому пейзажу, расстилавшемуся перед ними. Часы на приборной доске показывали десять ноль семь. Движение было более оживленным, чем он рассчитывал. Обычно служивый люд разъезжается между пятью и шестью, театральная публика между одиннадцатью и двенадцатью. Он не сводил глаз с дороги. Сегодня он меньше всего хотел попасть в аварию. Не хватало еще вляпаться в какую-нибудь историю и упустить ее, когда цель так близка.

– Вам от меня больше ничего не надо? – спросила Дарси.

– Это было очень хорошее интервью. Очень содержательное.

– Скажете тоже.

– Я серьезно. Вы умеете выразить самые потаенные чувства. А это очень важно.

– Думаете?

– Иначе бы не говорил.

– Ну что ж... А с вами так легко говорить. У вас так все... Не знаю, как сказать. Словом, слова сами текут, когда говоришь с вами.

– Спасибо.

– Можете сделать мне одолжение?

– Разумеется.

– Глупо, конечно.

– Глупо, не глупо – посмотрим. В чем дело-то?

– Можно мне... можно мне послушать, как звучит мой голос?

– На пленке, что ли?

– Да. Глупо, правда?

– Нет, совершенно естественное желание.

Он полез в карман пиджака и протянул ей диктофон.

– Видите кнопку, на которой написано «Перемотка»? Нажмите ее.

– Вот эту?

Она на секунду скосила глаза.

– Именно. Впрочем, подождите, сперва надо включить.

– Включила.

– А теперь перематывайте.

– Ладно.

– Нажмите «Воспроизведение».

Она нажала нужную кнопку, и в машине, прямо на середине фразы, зазвучал ее собственный голос:

– ...даже думать об Олимпиаде сейчас, понимаете? Да я и мечтать об этом боюсь...

– О Боже, ну и голос! – воскликнула Дарси.

– ...Да я никогда всерьез об этом и не думала. Сейчас я думаю только о том, чтобы показать лучшее, на что я способна. Вот если выбегу из двенадцати, тогда, может...

– Прямо детский сад какой-то, – она нажала кнопку «Стоп». – И как у вас только хватило терпения слушать всю эту чушь?

– Почему же, очень поучительно.

– Хотите снова спрятать ее или можно оставить здесь, на сиденье?

– Прокрутите, пожалуйста.

– А как?

– Нажмите кнопки «Вперед». И пусть крутится, пока не начнется чистая пленка.

Она принялась орудовать кнопками и в конце концов дошла до конца записи.

– Ну вот, кажется, все, – сказала она и выключила диктофон. Положить вам в карман?

– Пожалуйста.

– Эй, мы пропустили поворот, – воскликнула Дарси.

– Я хочу кое-что показать вам, – сказал он. – Минутка лишняя есть?

Они проехали под знаком, указывающим поворот на Холлис-авеню и университет Конверс.

– Конечно, – ответила она и тут же как бы поправилась: – Пожалуй, а что это такое?

– Памятник.

– Памятник? – она удивилась. – Что за памятник?

– А вы не знали, что в этом городе есть памятник бегуну?

– Нет. Да вы, должно быть, шутите. Кому это придет в голову ставить памятник бегуну?

– Вот-вот, я так и думал, что удивлю вас.

– Ну, и где этот бегун?

– Здесь, поблизости. Ну так как, есть время посмотреть?

– Ого! Еще как. Разве от такого можно отказаться? – И, поколебавшись, она добавила: – Знаете, вы забавный. Правда-правда, с вами ужасно забавно.

На своей машине у Кареллы не было сирены. Хотя и мчался он на предельной скорости, проскакивая на красный и лишь за тем следя, чтобы не сбить кого-нибудь да не врезаться в машину, все равно добрался до ресторана только через полчаса. К тому времени Хейз уже поговорил с официантом и начал расспрашивать метрдотеля, принявшего у Макинтайра заказ на столик. Увидев входящего Кареллу, Хейз извинился перед собеседником и поспешил к коллеге. Карелла дышал так, будто всю дорогу бежал, а не ехал.

– Ну, что мы имеем? – спросил он.

– Немного. Позвонил парень, назвавшийся Кори Макинтайром.

– ...который в это время был в Лос-Анджелесе, – перебил Карелла.

– Да, и тот же самый парень, который был здесь на прошлой неделе и называл себя Макинтайром. Метрдотель подтвердил это, но в предыдущих заказах этого имени не обнаружил. Никакого Макинтайра до прошлой недели не было.

– Как он выглядит?

– По словам официанта, лет около сорока. Рост порядка ста восьмидесяти, вес около семидесяти килограммов, шатен, карие глаза, усы. Шрамов или татуировки не заметил. На нем были темно-коричневый костюм, коричневый галстук, коричневые башмаки. Гардеробщица сказала, что пальто он не сдавал.

– А за ужин как он расплатился?

– Здесь нам не повезло, Стив. Наличными.

– Как насчет девушки?

– По словам официанта, ей лет восемнадцать-девятнадцать. Стройная... нет, он сказал – жилистая. А я-то думал, только мужчины бывают жилистыми. – Хейз передернул плечами. – Ладно, пусть будет жилистая. Высокая, метр семьдесят или метр семьдесят пять. Черные волосы, голубые глаза.

– Имя официант не расслышал?

– Дарси. Он спросил, что они выпьют, и этот парень повернулся к ней: «Дарси?» Девушка сказала, что, вроде, ей пить не полагается, у нее тренировки.

– Еще одна спортсменка? Только этого нам не хватало.

– Еще одна бегунья, Стив.

– А откуда это известно?

– Официант слышал, что они разговаривали о беге. Мол, на дорожке такое прекрасное ощущение. Он как раз принес напитки. Девушка пила белое вино, а парень виски со льдом.

– А свидетель надежный? – спросил Карелла.

– Более чем. У него слоновья память.

– Что-нибудь еще?

– Этот парень записывал ее. Поставил на стол диктофон, во время еды выключил, но когда принесли кофе, снова включил. Официант сказал, что он все время задавал ей вопросы, что-то вроде интервью.

– А фамилию девушки он не расслышал?

– Ты что, на чудо надеешься?

– Что на ней было?

– Красное платье и красные туфли на высоких каблуках. Красная заколка в волосах. Волосы зачесаны назад. Не хвост, а просто зачесаны назад и схвачены заколкой.

– Нам бы этого официанта на службу, – заметил Карелла. – А как они уходили?

– Привратник спросил их, не нужно ли такси, но наш клиент отказался.

– Так что, они пешком пошли? Или в машину сели?

– Пешком.

– В какую сторону?

– На север. В сторону Джефферсон-авеню.

– Так, может, они еще идут? – спросил Карелла. – Это что за участок? Милтаун Саус, что ли?

– Нет, наверное. Милтаун Норт.

– Ладно, давай свяжемся по радио с обоими. Если они все еще на улице, патруль может их заметить.

– А ты знаешь, сколько здесь в округе гаражей? Что, если они уехали на машине?

– Ну ладно, это наша работа, – отрезал Карелла.

* * *

Он свернул с дороги прямо у границы, отделяющей Айсолу от Риверхеда, и двинулся на юг, в сторону реки Даймондбек и парка, окаймляющего ее северный берег. Памятник, о котором он говорил, был в этом парке. Вряд ли кто из жителей города, заметил он, знает про этот памятник. Вообще-то она с любопытством озиралась вокруг, но в то же время было видно, что чувствует она себя в этом районе неуютно. Справа показался рыбный базар. Окна его выбили какие-то варвары, а белые некогда стены были испещрены всякими надписями. Дальше показалось старинное здание, в котором сейчас располагался Восемьдесят четвертый участок, у входа в который по обе стороны ярко горели зеленые фонари. Он нарочно выбрал эту дорогу, надеясь, что вид полицейского участка ее успокоит. Он проехал мимо полицейских машин, припаркованных у самого тротуара. Со ступенек спускался полицейский в форме.

– Несколько утешает, верно?

– Еще бы. Местечко то еще.

В свое время это было вовсе неплохое местечко, но с годами пришло в разорение и теперь вполне напоминало другие районы города в этом же роде – улицы замусорены, дома разваливаются, а во многих вообще никто не живет. Много лет назад, когда полицейское управление решило разместить здесь один из своих участков, Бридж-стрит представляла собой оживленное место с кучей торговых лавок по обеим сторонам, а центром торговли был как раз огромный рыбный рынок неподалеку от реки Харб, чистые в ту пору воды которой ежедневно поставляли свежую рыбу. Теперь река совершенно загрязнилась, а жить в этом районе стало практически невозможно. Непонятно, откуда взялось это название Бридж-стрит – Мостовая улица. Ближайшие мосты были к востоку и западу. Хэмилтон бридж соединял два берега реки Харб и одновременно два штата. Мост поменьше был перекинут через Дьявольский ручей и соединял Риверхед с Айсолой. А на реке Даймонд, что текла вдоль парка, вообще не было никаких мостов, здесь под прямым углом пересекались Бридж-стрит и Таррит-роуд – Башенная дорога. Башен здесь тоже не видно, хотя, может, во времена голландцев и англичан были. Ладно, так или иначе Бридж-стрит, уткнувшись в Таррит-роуд, обрывалась, а по другую сторону был вход в Бридж-стрит Парк.

– Ну, вот и приехали, – сказал он.

Часы на приборной доске показывали десять тридцать семь.

– Тут, видно, привидения водятся, – с нервным смешком сказала Дарси.

– Да нет, здесь достаточно полиции.

Это была ложь. Он приходил сюда трижды и ни разу не обнаружил на дорожках парка ни единого полицейского, при том, что участок был рядом. Больше того, парк считался опасным местом и нечасто можно было увидеть здесь пешеходов после девяти вечера. Во время разведывательных вылазок он видел только двух: матроса и проститутку, которая, похоже, делала минет.

Он поставил машину в некотором отдалении от освещенного места, вышел и открыл дверцу, где сидела Дарси. Когда она выходила, он незаметно сунул руку в карман и включил диктофон.

– А памятник-то будет виден? – спросила она. – Здесь так темно.

– Да нет, там есть фонари.

И действительно, фонари в парке были. Уличные фонари старой конструкции – тонкостенные, вертикально уходящие вверх трубы, венчающиеся убранными в стеклянные шары лампами. И никаких тебе ламп. Он считал это недостатком. На сей раз он решил повесить очередную жертву прямо на месте убийства, в пустынном парке, на территории другого полицейского участка.

Со стороны Таррет-Роуд парк окаймляла низкая каменная стена, а в дальнем конце, у реки Даймонд, вырос высокий забор. Но в такую даль он ее не поведет. Он собирался расправиться с ней прямо здесь, едва они отойдут немного от входа. А вход был сделан прямо в стене, каменные столбы, обозначающие его, росли как бы из нее. Венчались они все теми же шарообразными абажурами, только лампы не горели: он разбил их два дня назад. И тротуар, и дорожка, которая вела в глубь парка, были почти в полной тьме.

– Напрасно фонарь с собой не взяли, – сказала Дарси.

– Варвары, – откликнулся он. – Но ничего, там есть фонарь.

Они вошли в парк.

– А кому, кстати, памятник-то? – спросила она.

– Джесси Оуэнсу.

И снова он солгал. Единственным памятником в парке была конная статуя безымянного полковника, который, если верить надписи на постаменте, героически погиб в битве при Геттисберге.

– Неужели правда? Но ведь он, вроде, из Кливленда.

– Так, стало быть, имя вам известно?

– Ну конечно. Он всех обставил... когда это было?

– В 1936 году. На Олимпиаде в Берлине.

– Точно. Выставил Гитлера со всеми его расовыми теориями полным дураком.

– Десять ноль шесть на сотке, – кивнул он. – А на двухстах установил мировой рекорд. Заодно и четыреста метров выиграл.

– Не говоря уже о прыжках в длину.

– А вы и впрямь его знаете, – довольно улыбнулся он.

– А как же, я все-таки бегунья, – и как раз в этот момент он бросился на нее.

Он хотел проделать все так же быстро и легко, как и с двумя предыдущими. Захват руки, в результате которого она и не падает на землю, и не переламывается в поясе, но вся тяжесть тела переносится на левую ногу, и остается неприкрытым бок. Левая рука у нее дернется вверх, и тогда он поднырнет под нее, и не успеет она головы повернуть, как он захватит полунельсоном шею. Резко развернув ее на сто восемьдесят градусов, он подхватит ее справа и, полностью зажав шею, замкнет нельсон. Затем он с силой надавит ей на голову, так, чтобы подбородок уперся в грудь, и сломает позвоночник.

Полный нельсон, ввиду опасности приема, разрешалось использовать только на соревнованиях борцов, да и то с ограничениями: угол захвата не должен превышать девяносто градусов по отношению к позвоночному столбу. Едва руки сомкнутся за головой соперника, требуется переместить тяжесть тела на бок, чтобы получился необходимый угол, и только потом можно давить. Но для него не было никаких ограничений. У него одна забота – сделать свое дело эффективно, беззвучно и, по возможности, быстро. Прежний опыт показывал, что на всю операцию достаточно двадцати секунд. Но на сей раз получилось не так.

Едва он захватил ее кисть, как девушка вскрикнула и моментально сделала шаг назад, пытаясь освободиться. Вновь притянув ее к себе, он старался просунуть ей руку под мышку, чтобы сделать полунельсон, но она двинула ему свободной рукой под ребра и, оказавшись к нему вполоборота, наступила на ногу своими высокими каблуками.

Было очень больно, но он не ослаблял хватки. Они боролись яростно и беззвучно, ноги выбивали чечетку на тонком лиственном покрове, и в свете стоявшего фонаря тела их отбрасывали на землю изгибающиеся тени. Она не давала ему пролезть себе подмышку. Она хотела освободить кисть, оторваться от него, и колотила, когда он пытался нырнуть ей под руку и замкнуть захват. Когда они сблизились в очередной раз, Дарси вцепилась ему в лицо, и тут он нанес ей сильный удар. Он пришелся прямо в грудь, и она задохнулась. Он ударил еще раз, теперь в лицо, и продолжал в ярости избивать, вымещая зло за то, что она не дает ему делать свое дело и сопротивляется, вместо того, чтобы помочь ему покончить с собой. Кулак его покрылся кровью, кровь брызнула и девушке на платье, превратив его цвет из красного в пурпурный. Она пыталась захватить побольше воздуха, глаза ее расширились от страха. Он ударил ее в зубы, да так, что один из передних сломался, и, подхватывая падающее тело, поспешно просунул ей руки подмышки, полностью захватил шею и прижал ее к себе спиной. Не давая ей упасть, он сомкнул пальцы рук у нее на шее, сзади, расставил пошире ноги, чтобы равномерно распределить вес тела, и крепко надавил.

Он услышал сильный треск. Это переломился позвоночник.

В тишине октябрьской ночи он прозвучал словно винтовочный выстрел.

Девушка обмякла у него в руках.

Он кинул быстрый взгляд вперед, нет ли кого на дорожке? Подхватил ее под руки и двинулся в сторону входа в парк.

Там, под разбитым фонарем, стоял какой-то человек. При свете уличного фонаря ломаная тень от его фигуры падала на землю.

Человек поднял голову и стремглав бросился прочь.

Глава 8

– Так, так, – проговорил детектив первого класса Оливер Уикс.

Нечасто в этих краях увидишь белых. Белые здесь, в Даймондбеке, либо полицейские, либо почтальоны, либо мусорщики, ну и, бывает, еще заходят сюда подцепить какую-нибудь потаскушку. Еще реже увидишь здесь белую женщину. Много тех, кого Олли называл «Подойди ко мне, милок», но, конечно, это были не белые. К тому же, если в жилах у тебя течет хоть капля черной крови, ты не белый, во всяком случае, так считал Олли Уикс. Словом, редко увидишь здесь белую девушку в восемь утра, особенно, если она висит на фонарном столбе. Умники из отдела по расследованию убийств тоже так считали. И все они как раз говорили о том, какая эта редкость, когда подъехал человек из судмедэкспертизы. Он, напротив, заметил, что не такая уж это невидаль.

– Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите? – спросил он. – Вам что, не известно, что за последние две недели еще две девушки были обнаружены в таком же щекотливом положении, висят себе на фонарном столбе, и каждый может заглянуть под юбку.

Все собравшиеся тут полицейские заглянули под юбку убитой девушки. На ней были красные трусики.

– И все равно, – упрямо заметил Олли, – у нас в Восемьдесят третьем редко увидишь мертвого, если только ты не черномазый.

Один из патрульных, огораживавших место преступления, был черным. Он никак не реагировал на оскорбительное замечание Олли, потому что Олли был выше его чином и к тому же Толстяк Олли Уикс не знал, что слово «черномазый» имеет оскорбительный оттенок. Просто такой у Толстяка Олли Уикса был язык. Обидеть он никого не хотел. Он всегда так и говорил. «Да, черномазые у меня в лучших друзьях ходят», – любил повторять Толстяк. И действительно, лучшим детективом Восемьдесят третьего, исключая, разумеется, себя самого, Олли считал черномазого. Да он любому скажет, что Парсонс, эта падла, один из лучших черномазых полицейских во всем городе.

Опустив девушку на землю, детективы и медэксперт тесно сгрудились вокруг нее.

– Ничего себе обработал ее, а? – заметил один парень из отдела по расследованию убийств. Его звали Мат-сон.

– Да, половину зубов вышиб, – сказал другой, по имени Мэнсон. Не лучшее имя для полицейского, и его всегда этим подкалывали.

– Похоже, и нос сломал.

– Не говоря уж о шее, – вмешался эксперт. – Кто ее нашел?

– Я, – сказал Олли. – Везет же человеку.

– Смерть наступила в результате перелома шейных позвонков.

– А что это у нее на платье, кровь? – спросил Мэн-сон.

– Нет, малиновый сок, – сказал Олли. – Ты совсем дурак, что ли?

– Где, где? – заинтересовался Матсон.

– А вот там, на груди, – сказал Мэнсон.

– Славные розочки, – вздохнул Матсон.

– Впервые слышу это выражение, – сказал Мэнсон.

– Розочки? Да все так говорят.

– Впервые слышу. Розочки?

– Когда я был мальчишкой, все называли их розочками, – оскорбленно заявил Матсон.

– А где ж это ты рос? – поинтересовался Олли.

– В Калмз Пойнте.

– Чушь какая-то, – заключил Мансон.

– Может, захотите сравнить с теми двумя, – проговорил медэксперт.

– А что, у нее есть запасная пара? – спросил Матсон, пытаясь выбраться из неловкого положения, в которое он попал из-за этих розочек. Но ведь действительно, когда он был подростком, все так говорили.

– Я о двух других жертвах.

– Эй, парни, что-нибудь еще нужно? – спросил подошедший негр-патрульный.

* * *

Мейер сидел за столом и печатал. Парик был на нем. Он все время немного съезжал в сторону, что придавало Мейеру несколько зловещий вид. Подняв голову, он увидел у входа в инспекторскую чью-то массивную фигуру. На мгновение ему показалось, что это Толстяк Олли Уикс. Он прищурился. Действительно, Толстяк Олли Уикс. Мейеру сразу же захотелось в душ. От Толстяка всегда несло как из выгребной ямы, и все, кто приближался к нему, всегда удивлялись, отчего он не обсижен мухами. Помимо того, Уикс был фанатиком. Мейеру вовсе не хотелось встречаться с ним сегодня. Вообще-то не только сегодня. Но так или иначе он был здесь, большой, как Будда. Пробило десять утра.

– Есть кто? – прогудел он от турникета и вошел в инспекторскую. Мейер был сегодня один. Он ничего не ответил, просто проследил взглядом за Олли, который двинулся к столу. Маленькие поросячьи глазки на круглой поросячьей морде. Над брючным поясом покачивается здоровенный бурдюк. Смятая спортивная куртка, как будто он в ней спал целую неделю. Толстяк Олли Уикс плыл в сторону стола, как дирижабль.

– Детектив Уикс, – заявил он, показывая жетон. – Из Восемьдесят третьего.

– Да неужели? – спросил Мейер. Это еще что такое? Они ведь с Олли знакомы, как-то работали на одном деле.

– Я уже здесь бывал, – продолжал Олли.

– Да ну?

– Да, я всех здесь знаю. Тут еще работал один маленький лысый еврей.

Мейер спокойно отнесся к тому, что его назвали лысым – он и был лысым без парика; спокойно он отнесся и к тому, что его назвали евреем – он и был евреем; но когда тебя при росте за метр восемьдесят пять называют маленьким... К тому же в самом этом сочетании слов, как Олли произнес «маленький лысый еврей», было что-то оскорбительное.

– Я и есть этот маленький лысый еврей, – пояснил Мейер. – И кончай эту лабуду, Олли.

Поросячьи глазки Олли широко раскрылись.

– Мейер? Ты Мейер? Да пропади я пропадом! – он принялся кружить вокруг стола, внимательно рассматривая парик. – Очень идет тебе, – сказал он наконец. – Ты уже не похож на еврея.

Мейер промолчал. «Да, вот его-то мне как раз и не хватало, – подумал он. – Именно его».

– Я собирался позвонить тебе, – сказал Олли.

«Хорошо, что не позвонил», – подумал Мейер.

– Слушай, это верно, что какой-то парень написал книгу и использовал твое имя?

– Это была женщина.

– Да, женщина, и она использовала в своей книге твое имя?

– Да, она дала его одному из персонажей.

– Это еще хуже. Я почему спрашиваю... Ты слышал о «Блюзах Хилл-стрит»? Это по телеку показывали.

– Ну, знаю.

– Тут на прошлой неделе давали повтор. Я случайно включил ящик, и, по-моему, там действует один малый, которого они слямзили с меня.

– Как это, слямзили с тебя?

– А так. Я про этого легавого. Который наркотиками занимается...

– Но ты-то наркотиками не занимаешься, Олли.

– А то я не знаю, чем я занимаюсь! Но я занимался этим делом, как и ты, между прочим. Собственно, так мы и познакомились. Помнишь, эти гады провозили контрабандой это дерьмо внутри деревянных зверюшек? Мы тогда вместе работали.

– Помню.

– Это было задолго до «Блюзов Хилл-стрит». Да, сама эта затея тогда еще и в голову никому не приходила.

– Ладно, так в чем дело, Олли?

– А дело в том, что этого парня... ну, парня из передачи, зовут Чарли Уикс. Не Олли, а Чарли. Похоже, правда? Чарли, Олли. И фамилия одинаковая. Уикс. Очень-очень похоже...

– И все же...

– Там есть еще один малый, еврей, зовут его Голдблум, ну, из этих, пейсатых, знаешь? Так вот, он говорит своему боссу, того Фурилло зовут, что Уикс любит пострелять, особенно, когда мишень черная. А сам Уикс говорит так: «Молчать, черномазые, или я башку вам оторву». И еще он бьет подозреваемых. В общем, полное дерьмо, этот Чарли Уикс.

– Ну и что?

– Выходит, и я дерьмо? Выходит, Олли Уикс – дерьмо? А разве Олли Уикс из тех легавых, что дурно обращаются с подозреваемыми?

Мейер промолчал.

– Разве среди легавых найдешь такого, кто уважал бы черномазых больше, чем Олли Уикс?

Мейер опять промолчал.

– Словом, я хочу подать в суд на компанию, которая сняла «Блюзы». За то, что они дали имя, почти такое же, как у меня, легавому, который палит по неграм и избивает людей на допросах. Из-за этого у настоящего легавого могут быть неприятности, пусть даже зовут его Олли Уикс, а не Чарли, как на этом их телевидении.

– Ну что ж, я думаю, можешь подавать в суд, – равнодушно сказал Мейер.

– А ты подавал?

– Ролли отсоветовал мне. Ролли Шарбе из городской прокуратуры.

– Да, знаю его. Отсоветовал, говоришь?

– Он сказал, что я должен быть польщен.

– Ну и ладно, а я совершенно не польщен, – заявил Олли. – Нельзя заходить слишком далеко, я прав? Вообще-то я хотел поговорить с Кареллой, потому что его интересы тут тоже задеты.

– Это каким же образом?

– А что, разве Фурилло не похож на Кареллу? Что, у итальяшек во всем мире так уж много имен, в которых были бы три гласных и четыре согласных, да еще две из этих согласных совпадают? Карелла и Фурилло – да это почти одно и то же, как Чарли Уикс и Олли Уикс. Карелла все время носит жилет?

– Только когда предполагает, что может начаться стрельба.

– Нет, я имею в виду обычный жилет, который в костюм входит. Потому что этот малый, Карелла, то есть я хотел сказать Фурилло, – он прямо-таки не снимает жилета. Короче, Карелле стоило бы этим заняться.

– Чем, жилетами?

– Нет, фамилиями. Как ты думаешь, эти парни о нас что-нибудь слышали?

– Какие парни?

– Ну те, из Калифорнии, которые сделали эту передачу и нахватали кучу призов за нее? Думаешь, они когда-нибудь слышали о Стиве Карелле и Олли Уиксе?

– Вряд ли.

– Ну конечно, мы не знаменитости, ни он, ни я, но работаем-то мы уже давно. Черт знает сколько! В общем, не думаю, что это просто совпадение.

– Ну, так и подавай на них.

– Но ведь это будет строить мне целого состояния. К тому же и Стив, и я будем здесь, когда эта чертова передача уже превратится в кукурузные хлопья.

– В кукурузные хлопья?

– Ну да, которые в жестянках продают. Пленка и так далее... Все быстро превратится в кукурузные хлопья.

– И за этим ты пришел сюда? Чтобы спросить меня...

– Да понимаешь ли, мне это давно не дает покоя. Уж очень там, в этих «Блюзах», все похоже на нас. Даже их воображаемый город и то похож на наш город. Слушай, Мейер, как ты считаешь, мы настоящие легавые?

– Пожалуй, да.

– Тогда у них все просто выдумка. Так или не так? А имена вроде наших и город вроде нашего. Это несправедливо, Мейер.

– А кто сказал, что должно быть справедливо? – спросил Мейер.

– Иногда ты бываешь просто неузнаваем. Вроде ты, а вроде и не ты вовсе.

Мейер тяжело вздохнул.

– Так что же тебе здесь нужно? – спросил он. – Если ты не собираешься подавать в суд...

– У меня труп с утра болтался на фонарном столбе. И вот что я нашел на месте. – Олли швырнул на стол Мейеру кассету.

* * *

Из-за стола Энни Ролз открывался вид на большую часть северной оконечности острова Айсола. Небо было голубым и безоблачным. Казалось, что небоскребы утыкаются в него своими шпилями. Интересно, долго еще сохранится такая погода? Было уже двадцатое октября, и обычно в такое уже ощущается приближение ноябрьских холодов.

Отдел по расследованию изнасилований помещался на шестом этаже нового здания полицейского управления в самом центре города. Огромное строение из стали и стекла, возвышающееся над всей округой и подавляющее дома поменьше, в которых располагались различные городские службы. До того, как это новое здание было выстроено, их отдел находился на территории одного из старейших полицейских участков города, в ветхом доме, неподалеку от моста через реку Хайвэй. Тогда жертвы изнасилований неохотно обращались в полицию. Они подозревали, и, зачастую, не без оснований, что здесь им придется не легче. Одного взгляда на облупленные стены дома на Декатур-стрит было достаточно, чтобы отвратить многих от малоприятной беседы со специалистами, которые занимались такими преступлениями. Теперь таких страхов возникать как будто не должно. Новое здание выглядело стерильно чистым, словно больница, потому у несчастных женщин возникало ощущение, что говорят они с врачами, а не с полицейскими, которые, как они совершенно справедливо считали, принадлежат к воинским формированиям или во всяком случае к чему-то очень похожему. Энни благодарила судьбу за новое здание и за новые помещения в нем. Это облегчало ее работу.

И компьютер тоже.

Она чистую правду сказала Эйлин Берк, что с помощью компьютера выясняет, не было ли других повторных насилий, кроме тех, о которых с уверенностью говорили три женщины. Она не зря сказала, что в компьютер внесены данные на самих жертв, чтобы поискать некоторые общие особенности, которые заставляют насильника гоняться именно за ними.

Что касается первой проверки, она попросила оператора, человека со странным именем Бинки Баулз, начать буквально с первых чисел января, хотя первая из трех жертв, твердо уверенных, что это был один и тот же мужчина, заявила в полицию только в апреле, то есть полгода назад. Файлы со сведениями обо всех зарегистрированных насилиях были уже внесены в компьютер. Бинки оставалось только нажать нужные клавиши, чтобы на мониторе появилось имя женщины, ставшей жертвой второго или третьего, четвертого и даже пятого насилия. К немалому удивлению Энни, таких случаев обнаружилось тринадцать.

Первую жертву звали Лоис Кармоди, она впервые обратилась в Сто двенадцатый полицейский участок седьмого марта. Ее имя возникало еще три раза, все на территории того же участка. Последняя в перечне – Дженет Рейли. Она была изнасилована второй раз только на прошлой неделе, через четыре дня после того, как Мэри Холдингс оставила заявление в Восемьдесят седьмом. Оба инцидента с Дженет Рейли произошли на Риверхеде. Тот, кого они искали, если это и в самом деле был один и тот же человек, работал весьма интенсивно. Такое впечатление, что выбирал он свои жертвы наугад, и при этом во всех пяти крупных районах города. Так что фактор места Энни исключила.

Затем работа Бинки сделалась потруднее.

Выводя файлы с информацией о каждой из тринадцати женщин, он отдельно фиксировал данное ими описание мужчины и далее разбивал данные по графам: цвет кожи, возраст, вес, рост, цвет волос, цвет глаз, особые примеры: шрамы, татуировка, а также оружие, если таковое имелось. Энни хотела было, чтобы он добавил еще одну графу: во что был одет преступник, но потом решила, что в этом нет смысла. Одежду меняют в соответствии со временем года, а первое из заявленных изнасилований было в марте. Бинки составил список жертв в хронологическом порядке. Вот как он выглядел:

ЖЕРТВЫ

ПРЕСТУПНИКИ

Лоис Кармоди

1) Белый... 30... 80... 180... вол кор... гл. гол. Ос. прим.: нет

2) Те же приметы

3) Те же приметы

4) Те же приметы

Мэри Джейн Моффит

1) Черный... 19... 100... 200... Вол. черн... гл. кар. Ос. прим.: шрам над лев. гл.

2) Белый... 27-30... 90... 170...

Бланка Диас

1) Белый... 25-30... 100... 200... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим.: нет... нож

2) Те же приметы

3) Те же приметы.

Патриция Райан

1) Белый... 30-35... 80... 180... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим.: нет... нож

2) Те же приметы

3) Те же приметы

Ванесса Хьюз

1) Белый... 21... 100... 200... вол. шатен... гл. гол. Татуировка: слово «любовь» на левой руке... ледоруб

2) Черный... 25-30... 120... 220... вол. черн... гл. карие. Ос. прим: нет... кухонный нож.

Вивьен Шаброн

1) Белый... 30-35... 100... 180... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим: нет... бритва

2) Те же приметы

3) Те же приметы

Элен Рейнольдс

1) Черный... 42... 100... 190... вол. черн... гл. карие. Ос. прим: нет... кухонный нож

2) Мулат... 17... 100... 170... вол. черн... гл. карие. Ос. прим: изображение цветка в паху... пистолет

Анджела Феррари

1) Белый... 32... 100... 190... вол. шатен... гл. гол. Ос. прим: нет... бритва

2) Те же приметы

3) Те же приметы

4) Белый... 32... 75... 175... вол. св... гл. зел. Ос. прим: нет

Терри Купер

1) Белый... 32... 100... 180... вол. шатен... гл. гол... Ос. прим: нет... бритва 2) Те же приметы

Сесили Бейнбридж

1) Белый... 30... 100... 180... вол. шатен... гл. гол... Ос. прим: нет... бритва.

2) Те же приметы

Клара Престон

1) Белый 50-55... 70... 140... вол. черн... гл. карие. Ос. прим: шрам на большом пальце... пистолет