Текст книги "Тарзан и потерянная империя"

XX. ТАРЗАН ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ ИМПЕРИИ

Наконец стороны сошлись в ожесточенной схватке. Вдруг в саду раздались оглушительные дикие крики, перекрывшие шум сражения и устрашившие своей необычностью всех участников битвы. Тарзан вскинул голову и потянул носом воздух. Он узнал этот клич, и в его душе вспыхнула надежда. Сверкая глазами, человек-обезьяна взглянул поверх голов своих противников.

Крики усилились. Легионеры обернулись, оказавшись лицом к лицу с авангардом подходившей армии воинов-гигантов с кожей цвета эбенового дерева, на головах у которых воинственно колыхались белые султаны и которые оглашали воздух жуткими воинственными криками, наполнившими радостью сердце Тарзана.

Это пришли воины вазири.

Во главе их Тарзан увидел Мувиро, а рядом с ним Лукеди. И лишь позже человек-обезьяна, как и все те, кто находился в саду цезаря, увидели толпу воинов из окрестных деревень Кастра Сангвинариуса, которая, проследовав в город за вазири, захватила дворец, осуществив давно вынашиваемый акт возмездия.

Когда легионеры поспешно побросали на землю оружие, моля Тарзана о пощаде, к нему подбежал Мувиро и, преклонив колени, поцеловал руку Повелителю джунглей. В тот же миг с дерева на плечо Тарзана спрыгнула маленькая обезьянка.

– Боги наших предков оказались добры к вазири, – произнес Мувиро, – иначе мы бы не успели.

– Пока я не увидел Нкиму, я никак не мог понять, как вам удалось отыскать меня.

– Да, это все благодаря Нкиме, – продолжал Мувиро. – Он вернулся в страну вазири, во владения Тарзана, и позвал за собой. Много раз мы хотели повернуть назад, считая, что он спятил, но Нкима уговаривал нас идти вперед, и мы шли за ним. Теперь великий бвана может вернуться с нами домой, к своему народу.

– Нет, – ответил Тарзан, качая головой. – Еще не время. Сын моего друга где-то в этой долине. Ты явился вовремя и поможешь мне найти его. Так что не будем терять времени.

Легионеры в панике бежали из дворца, откуда доносились вопли и стенания умирающих вперемешку с возбужденными криками толпы, жаждавшей мести.

Прекларус подошел к Тарзану.

– Варвары из окрестных деревень напали на город. Они истребляют всех, кто попадется им под руку, – сообщил он с тревогой в голосе. – Мы обязаны собрать всех воинов и остановить разбой и мародерство. Можно ли рассчитывать на вновь прибывших чернокожих?

– Они сделают так, как я прикажу, – ответил Тарзан. – Но мне кажется, нет необходимости вступать в бой с варварами. Лукеди, где белые офицеры, которые командуют варварами?

– Когда они были возле дворца, воины так заволновались, что бросили белых командиров и последовали за своими чернокожими вождями, – пояснил Лукеди.

– Приведи-ка ко мне их вождей самого высокого ранга, – распорядился Тарзан.

В течение следующего получаса Тарзан с соратниками занимались перегруппировкой своих сил, к которым примкнули легионеры, оставшиеся позаботиться о раненых и тревожащихся за свое будущее. Из дворца доносились сердитые надсадные крики негров, и Тарзан уже стал терять надежду, что Лукеди удастся уговорить вождя выйти к нему, как вернулся Лукеди, ведя с собой двух воинов, чей облик и украшения указывали на то, что они вожди.

– Ты тот, кого называют Тарзаном? – спросил один из них.

– Да, – подтвердил человек-обезьяна.

– Ты-то нам и нужен. Этот багего утверждает, будто ты обещал, что наш народ больше не станут обращать в рабов и что наших воинов не будут принуждать сражаться на арене. Как ты можешь поручиться за это, ты, простой варвар?

– Если я в одиночку и не смогу поручиться, то у тебя есть достаточно сил добиться всего этого, – ответил человек-обезьяна. – Я со своими вазири помогу вам, пока же собери всех своих. В дальнейшем постарайся воздерживаться от ненужного кровопролития.

Спустя некоторое время отступающие толпы негров были успокоены своими вождями и отошли на главную улицу. Воины вазири взяли на себя охрану дворца, выставили караул у снесенной двери императорского дворца, расставили людей вдоль ведущего в тронный зал коридора, а также в проходе вплоть до подножия трона, вокруг которого они встали полукругом. Трон цезаря занял Тарзан из племени обезьян, рядом с ним стояли Прекларус, Дилекта, Кассиус Аста, Цецилий Метеллус и Мувиро. На плече Тарзана съежился малыш Нкима, горько сетовавший на судьбу, ибо, как всегда, испытывал страх и к тому же сильно продрог и проголодался.

– Пошли легионеров за Сублатусом и Фастусом, – приказал Тарзан Прекларусу. – Пора кончать с этим делом. Через час уходим в Каструм Маре.

Посланный за Сублатусом и Фастусом воины прибежали с взволнованными криками:

– Сублатус мертв! Фастус мертв! Их убили варвары. В верхних комнатах и коридорах полно трупов сенаторов, патрициев и офицеров.

– Неужели в живых никого не осталось? – спросил Прекларус.

– Остались те, кто забаррикадировался в комнатах, спасаясь от чернокожих. Мы сказали им, что их не тронут, и сейчас они придут сюда, в тронный зал.

В проходе между двумя рядами воинов появились уцелевшие гости, приглашенные на бракосочетание. Пот и кровь, покрывавшие мужчин, явно указывали на пережитые ими ужасные минуты. Женщины держались пугливо, на грани истерики.

Впереди шел Дион Сплендидус. Увидев его, Дилекта вскрикнула от радости и облегчения, сбежала со ступеней трона и бросилась ему навстречу.

При виде пожилого сенатора Тарзан просиял, встал в полный рост и поднял руку, призывая к тишине.

– Цезарь мертв, – объявил он, – и одному из вас надлежит надеть мантию императора.

– Да здравствует Тарзан! Да здравствует новый цезарь! – раздался чей-то крик, мгновенно подхваченный всеми присутствующими.

Человек-обезьяна улыбнулся, отрицательно качая головой.

– Только не я, – сказал он. – Но среди вас находится человек, которому я готов вручить императорскую корону при условии, что он сдержит обещание, данное мной варварам из окрестных деревень. Дион Сплендидус, согласен ли ты принять императорскую пурпурную мантию при условии, что деревенские жители отныне и навсегда будут свободны, что юношей и девушек не станут обращать в рабство, а воины будут освобождены от принудительного участия в играх?

Дион Сплендидус в знак согласия склонил голову. Так Тарзан отказался от короны и назначил нового цезаря.

XXI. СМЕРТЬ ЦЕЗАРЯ

Ежегодное празднество, проводимое в честь Валидуса Августа, императора Востока, оказалось гораздо менее захватывающим, нежели зрелище, устроенное Сублатусом в Кастра Сангвинариусе, хотя широко разрекламированное присутствие вождя-варвара, шедшего в кандалах широкими шагами вслед за экипажем цезаря, придавало интерес и особый вес мероприятию.

Никчемная помпезность атрибутов императорской власти доставляла удовольствие Валидусу Августу.

В душе фон Харбен улыбался при мысли о примитивных уловках цезаря укрепить свой пошатнувшийся авторитет, нисколько не думая о том, что сам он оказался в отчаянном положении.

Фон Харбен размышлял не о своей участи, а о том, что небольшого хорошо обученного отряда полицейских вполне хватило бы, чтобы лишить императора власти. В любом современном городе мэр может отдавать приказы вооруженным силам, куда более внушительным и мобильным, чем у этого маленького цезаря.

Бесполезно размышлять о том, каким образом Валидусу Августу удавалось удерживать власть в своих руках, и почему не нашлось силы, которая призвала бы его к ответу за позорное обращение с гражданином могучего государства, способного без всякого усилия поглотить эту маленькую империю.

Шествие завершилось, и фон Харбена вновь отвели в камеру, которую он делил с Маллиусом Лепусом.

– Быстро ты вернулся, – сказал Лепус. – Ну и как праздник Валидуса?

– Так себе, если судить по апатии толпы.

– Валидус не любит раскошеливаться, – продолжал Лепус. – Он предпочитает тратиться на богатые яства и роскошные одежды, а не на развлечения для толпы.

– А сами игры, – спросил фон Харбен, – они будут такие же убогие?

– Да уж, без особого размаха, – ответил Лепус. – Преступников у нас мало, а что касается рабов, то поскольку за них уплачены немалые деньги, они слишком ценны, чтобы губить их на арене. Поэтому часто бывают схватки между дикими животными, когда для гладиаторов не находят соперников – воров или убийц. Вот почему Валидус не гнушается политическими заключенными – действительными или мнимыми врагами цезаря. Чем их больше, тем лучше для игр. В основном это жертвы дворцовых интриг или зависти фаворитов, как, например, ты и я. В данный момент в тюрьмах их человек двадцать, так что зрелище будет не скучным.

– А если мы победим, нас выпустят на свободу? – спросил фон Харбен.

– Не победим, – ответил Маллиус Лепус. – Об этом уж позаботится Фульвус Фупус, можешь не сомневаться.

– Это ужасно, – произнес фон Харбен.

– Боишься смерти? – спросил Маллиус Лепус.

– Да нет, – ответил фон Харбен. – Я беспокоюсь о Фавонии.

– Хорошо бы кто-нибудь побеспокоился о нас, – промолвил Маллиус Лепус. – Моя дорогая кузина была бы счастлива умереть, лишь бы не выходить за Фульвуса Фупуса.

– Я чувствую себя таким беспомощным, – продолжал Харбен. – Один, без друзей, даже Габулы нет, моего верного слуги.

– А, вспомнил, сегодня утром его разыскивали! – воскликнул Лепус.

– Разыскивали? Разве он не за решеткой?

– Был, но вчера вечером его вместе с другими пленниками вывели готовить арену. По слухам, он скрылся, воспользовавшись темнотой, во всяком случае, его ищут.

– Здорово! – обрадовался фон Харбен. – При мысли, что он на воле, мне сразу стало лучше. Где же он скрывается?

– Каструм Маре плохо охраняется вдоль берега, но зато само озеро и крокодилы – не менее надежная преграда, чем созданные легионерами заслоны. Габула мог перелезть через стену, но скорее всего он прячется на окраине города, найдя пристанище у других рабов или, может, у самого Септимуса Фавония.

– Хочется верить, что бедолаге удалось бежать отсюда и вернуться домой, к своим. Маллиус Лепус покачал головой.

– Исключено, – сказал он. – Хоть вы и спустились по отвесной скале, но вернуться той же дорогой невозможно. Даже если он нашел бы проход во внешний мир, то угодил бы в руки солдат Кастра Сангвинариуса или в руки чернокожих варваров из близлежащих деревень. Нет, Габуле ни за что не убежать!

Время пролетело быстро, и вскоре за пленниками явилась стража и повела их на арену.

Колизей был битком набит зрителями, ложи патрициев также были переполнены. Цезарь Востока восседал с надменным видом на роскошном троне в тени балдахина пурпурного цвета. Септимус Фавоний сидел в своей ложе, понурив голову, в обществе жены и дочери. Фавония не спускала глаз с двери, из которой выходили участники игр. Увидев своего кузена Маллиуса Лепуса и Эриха фон Харбена, она вздрогнула и на мгновение закрыла глаза.

Выстроившись в колонну, бойцы строем двинулись по белому песку к ложе цезаря, чтобы выслушать его напутствия. Вместе с Маллиусом Лепусом и фон Харбеном здесь находились двадцать политических заключенных, принадлежащих к классу патрициев. За ними шагали профессиональные гладиаторы, суровые и безжалостные, чье призвание заключалось в том, чтобы убивать или быть убитым. Колонну возглавлял развязно державшийся гладиатор, пятикратный победитель игр и, соответственно, любимец публики, которая встретила его взрывом аплодисментов.

– Клавдий Таурус! – слышалось со всех сторон. В свое время Эриху фон Харбену не раз доводилось читать описания игр Древнего Рима, которые не могли оставить его равнодушным. Он часто представлял себе Колизей, многотысячные толпы зрителей, поединки на белом песке арены, но лишь сейчас осознал, насколько реальность отличается от его фантазий. Картины, возникавшие в воображении фон Харбена, были статичны, подобно стоп-кадрам. Так, ему представлялось, что зрители должны следить за происходящим на арене молча, застыв в неподвижности. А когда трибуны выносят свой приговор, указывая большим пальцем вниз, то главные действующие лица безмолвно замирают.

Насколько же все оказалось иначе! Переполненные трибуны пребывали в непрерывном движении, ежесекундно менялась калейдоскопическая мозаика бесчисленных красок и оттенков, в воздухе стоял гул голосов и неприятный запах множества человеческих тел.

Эрих заметил, что по шее шедшего перед ним патриция заструился пот. Переведя взгляд на Клавдия Тауруса, он отметил, что тот был одет в выцветшую тунику, и что его волосатые ноги заляпаны грязью. Фон Харбену всегда казалось, что у гладиаторов тело должно быть гладким, точеным. Клавдий же вызывал у него отвращение.

Колонна выстроилась перед ложей цезаря. От запаха стоявших с ним рядом чернокожих фон Харбену едва не сделалось дурно. Стояла страшная жара. Все вызывало у фон Харбена раздражение. Он не мог понять, почему все происходит так буднично и прозаично. Неужели и в Древнем Риме было так же?

Подняв глаза на императорскую ложу, он увидел человека в праздничном одеянии, восседавшего на резном троне. По бокам стояли полуобнаженные негры, обмахивающие сидящего опахалами.

Блуждая взглядом по ложам, фон Харбен услышал голос распорядителя игр, но не стал вникать в смысл его речи, так как в ту же минуту его глаза отыскали в толпе лицо Фавонии. В устремленном на него взгляде девушки фон Харбен прочел тревогу и безмерный страх. Желая ободрить Фавонию, фон Харбен улыбнулся. На глазах девушки моментально выступили слезы тревоги за судьбу любимого человека.

Тут внимание фон Харбена привлекло некое движение на трибуне позади лож. Стараясь не выдать охвативших его чувств, он напрягся, допуская, что мог и ошибиться. Но нет, он не ошибся. Он увидел Габулу, который пробирался к императорской ложе.

Затем распорядитель игр велел участникам покинуть арену. Двигаясь бегом к выходу, фон Харбен старался понять, что означает присутствие здесь Габулы. Зачем он явился в такое опасное место?

Участники еще находились на арене, как вдруг их остановил раздавшийся позади внезапный крик. Обернувшись на шум, фон Харбен догадался, что кричали в императорской ложе, и то, что там происходило, настолько его поразило, что он не мог поверить собственным глазам. Может, все это ему снится, а Каструм Маре вообще не существует, как не существует и сам Валидус Август, а также… Но нет! Факты вещь упрямая. Ведь Фавония настоящая, живая, а значит, и этот абсурд, который происходил на его глазах, не был игрой воображения.

Ворвавшийся в императорскую ложу негр схватил одной рукой цезаря за горло, а другой всадил в сердце кинжал. Его слуга Габула!

Все произошло в мгновение ока. Цезарь успел лишь крикнуть на весь Колизей, как его бездыханное тело рухнуло к подножию трона. Спрыгнув на арену, Габула бросился к фон Харбену.

– Ты отомщен, бвана! – закричал он. – Что бы с тобой ни случилось, ты отомщен!

Публика зашумела, а когда раздался чей-то крик «Цезарь убит!», разразилась аплодисментами.

Воспрянув духом, фон Харбен дернул Маллиуса Лепуса за руку.

– Цезарь умер, – зашептал он. – Пора действовать.

– То есть?

– Нужно бежать, воспользовавшись замешательством. Спрячемся в городе, а когда стемнеет, заберем Фавонию и уйдем.

– Куда?

– О, Боже! Не знаю, – сказал фон Харбен, – но здесь оставаться нельзя. Ведь цезарем станет Фульвус Фупус. Если нынче же не заберем с собой Фавонию, то завтра будет поздно.

– Ты прав, – согласился Маллиус Лепус.

– Передай это остальным, – продолжал фон Харбен. – Чем нас будет больше, тем больше вероятность того, что кто-нибудь спасется.

Забыв обо всем на свете, легионеры и публика вытягивали шеи, стараясь разглядеть, что же произошло в императорской ложе. Поскольку убийцу почти никто не заметил, то Габулу не преследовали.

Маллиус Лепус обратился к участникам игр:

– Боги милостивы к нам. Цезарь умер. Бежим, пока никто не опомнился. За мной!

И он ринулся к двери, ведущей в камеры под Колизеем. Пленники, горланя, рванулись следом. На арене остались лишь профессиональные гладиаторы, которые являлись свободными гражданами.

– Желаю удачи! – крикнул Клавдий Таурус вдогонку фон Харбену. – Вот если бы сейчас убили еще и Фульвуса Фупуса, мы бы выбрали достойного цезаря.

Немногочисленная охрана под Колизеем в испуге и смятении не оказала пленникам никакого сопротивления, и те беспрепятственно вышли в город.

– Куда теперь? – раздался чей-то голос.

– Всем расходиться по одиночке, – ответил Маллиус Лепус.

– Но мы с тобой останемся вместе? – спросил фон Харбен.

– До конца, – ответил римлянин.

– А вот и Габула, – воскликнул фон Харбен. – Он пойдет с нами.

– Мы не имеем права бросить отважного Габулу, – подтвердил Маллиус Лепус. – Теперь самое главное – найти убежище.

– На той стороне бульвара низкая стена, а за ней полно деревьев, – сказал фон Харбен.

– За неимением лучшего сойдет. Пошли! – бросил Маллиус Лепус.

Перебравшись через стену, троица очутилась в саду, заросшем высокой травой и густым кустарником. Судя по неухоженности, сад был заброшен. Пробираясь по-пластунски сквозь кусты, они натолкнулись на дом с покосившейся дверью, выбитыми окнами и кучей мусора на пороге. Все указывало на то, что здесь давно никто не живет.

– Тут мы и переждем до наступления темноты, – сказал фон Харбен.

– Хорошо, что дом в двух шагах от Колизея, – добавил Маллиус Лепус. – Никто не станет искать нас в такой близости. Пошли поглядим, что там внутри.

Войдя в заднюю дверь, беглецы оказались на кухне. В углу стояла печь из расколотого кирпича, рядом валялась скамья и колченогий стул. Пройдя дальше, они очутились в просторной комнате, как выяснилось, единственной в доме, не считая кухни. Здесь было темно, поскольку выходившие на бульвар окна были закрыты ставнями. В углу стояла приставная лестница, над которой в потолке виднелся люк, ведущий, очевидно, на крышу. Наверху, под потолком пленники случайно обнаружили искусно замаскированную нишу, высотой в три фута, видимо, тайник.

Более тщательный осмотр комнаты не выявил ничего, кроме охапки грязного тряпья возле стены, служившего, как видно, постелью для какого-нибудь бездомного бродяги.

– Дом как будто специально построен для нас, – сказал Маллиус Лепус. – Лучшего нельзя и пожелать. Черт возьми! Целых три выхода на случай опасности – один в сад, другой на бульвар и третий на крышу.

– Здесь мы в безопасности, – сказал фон Харбен. – А вечером, когда стемнеет, постараемся пробраться к дому Септимуса Фавония.

XXII. НЕУДАВШЕЕСЯ ПОХИЩЕНИЕ

По дороге Виа Маре, держа путь на восток, двигалась колонна в пятьдесят тысяч человек, оставив позади город Кастра Сангвинариус. Впереди шагали негры вазири, возглавляемые Тарзаном, следом за ними могучие легионеры во главе с Максимусом Прекларусом, а замыкали строй воины из окрестных деревень.

Мокрые от пота рабы тащили катапульты, баллисты, стенобитные орудия, огромные тараны, механизмы для метания огненных ядер в оборонительные сооружения врага, другие античные военные орудия, а также лестницы и крючья для осады стен.

Громоздкая техника сдерживала движение, и Тарзан сердился из-за вынужденных задержек, но ему пришлось внять доводам Максимуса Прекларуса, Кассиуса Асты и Цецилия Метеллуса, заверявших его в том, что без этих машин в город не пробиться.

Над раскаленной от зноя, пыльной Виа Маре раздавались воинственные песни вазири, пританцовывающих в такт музыке, недовольное ворчание скептически настроенных гладиаторов-ветеранов, несших тяжелое боевое оружие, а также взрывы безудержного смеха воинов из окрестных деревень, веселившихся, словно малые дети.

В то время, когда колонна из Кастра Сангвинариуса подошла к крепости, окруженной рвом, насыпью, частоколом, рабы принесли тело Валидуса Августа во дворец, и Фульвус Фупус провозгласил себя цезарем. Сделал он это не без внутреннего трепета, поскольку, хоть и не был особенно умен, все же соображал, что не пользуется популярностью, и многие патриции имеют гораздо больше прав претендовать на пурпурную мантию, чем он.

В погоню за сбежавшим пленником и убийцей Валидуса Августа был брошен отряд легионеров, но поиски затруднялись тем, что очевидцы не сумели толком описать Габулу, неизвестного для всех чернокожего из далекой страны Урамби.

Среди бежавших с арены участников игр было человек восемь осужденных преступников. Держась все вместе, они поспешили укрыться в таверне на окраине города, куда захаживали ради выпивки и незатейливых развлечений.

– Интересно, что за император этот Фульвус Фупус? – спросил один из преступников.

– Еще хуже, чем Валидус Август, – отозвался другой. – Я встречал его в термах, когда там работал. Он тщеславен, глуп, невоспитан. Его презирают все патриции.

– Говорят, он хочет жениться на дочери Септимуса Фавония.

– Я видел ее сегодня в Колизее, – вмешался третий. – До заключения я часто видел ее в лавке моего отца, куда она приходила за покупками.

– А сам ты бывал когда-нибудь в доме Септимуса Фавония? – спросили его.

– Бывал раза два, – ответил юноша. – Приносил товар. Меня пускали в дом, и я хорошо все запомнил.

– Если такая знатная патрицианка, как она, попадет в наши руки, то мы сможем рассчитывать на свободу и большой выкуп, – добавил тип с низким лбом и злыми хитрыми глазами.

– Гляди, как бы нас не четвертовали…

– Если нас схватят, то уж, конечно, не помилуют.

– Веселенькое дельце.

Некоторое время они молча пили вино, обдумывая план действий.

– Новоиспеченный цезарь непременно заплатит огромный выкуп за свою невесту, – воскликнул юноша, вскакивая на ноги. – Я проведу вас в дом Септимуса Фавония. Меня обязательно впустят, об этом уж я позабочусь. Я скажу рабу, что меня прислал отец с товаром для Фавонии. Для этого мне нужен сверток.

– Риск немалый…

– Считайте, что выкуп у нас в кармане.

– Если получим выкуп, поделимся поровну.

* * *

Наступил вечер. Войско Тарзана стояло перед укреплениями Каструм Маре. Кассиус Аста, которому поручили осаду крепости, привел в действие свои силы и развернул боевую технику.

Тем временем Эрих фон Харбен и Маллиус Лепус, находившиеся в Каструм Маре, обговаривали детали плана.

– Предлагаю уходить отсюда в полночь, не раньше, – сказал Маллиус Лепус. – В этот час на улицах нет ни души, а патруль мы увидим издалека, благодаря их факелам, так что всегда успеем спрятаться. У меня есть ключ от сада моего дяди, войдем тихо, без шума.

– Может, ты и прав, – отозвался фон Харбен, – но я не в силах ждать. Как подумаю, что она пойдет к алтарю рука об руку с другим, то делаюсь сам не свой.

– Выше голову, дружище, – успокоил его Маллиус Лепус. – Сейчас Фульвус Фупус настолько увлечен своей новой должностью, что Фавонии ничего не угрожает, во всяком случае в ближайшие часы.

Пока они так беседовали, в дверь дома Септимуса Фавония постучал юноша. У стены в тени деревьев притаились черные силуэты. К входной двери с лампой в руке подошел раб и через зарешеченное окошко окликнул посетителя.

– Это я, сын Табернария, – представился юноша. – Я принес из отцовской лавки ткани для дочери Септимуса Фавония.

Раб заколебался.

– Да ты же помнишь меня, – продолжал юноша. – Я часто приходил сюда.

Раб поднял лампу и внимательно присмотрелся к посетителю.

– Да, – произнес он, – твое лицо мне знакомо. Пойду спрошу свою госпожу, примет ли она тебя. Подожди за дверью.

– Эти ткани очень дорогие, – забеспокоился юноша, показывая сверток. – Пусти хотя бы в прихожую, а то на улице меня могут ограбить.

– Ладно, – сдался раб и впустил юношу в дом. – Жди, пока я вернусь.

Как только раб ушел, сын Табернария подскочил к двери, отодвинул засов и, высунувшись наружу, тихонько подал сигнал.

Из-за деревьев тут же вынырнули темные фигуры и поспешно юркнули в открытую дверь. Сын Табернария толкнул сообщников в темное помещение рядом с прихожей, закрыл обе двери и стал ждать.

Вскоре вернулся раб.

– Дочь Септимуса Фавония сказала, что ничего не заказывала у Табернария, – заявил он, – и не хочет сегодня смотреть ткани. Отнеси назад и скажи своему отцу, что дочь Септимуса Фавония сама явится в лавку, когда захочет сделать покупки.

Не ожидавший такого поворота событий сын Табернария стал лихорадочно соображать, как ему поступить. Рабу же он показался туповатым малым, до которого не доходит, что его выпроваживают.

– Уходи, – сказал раб, открывая входную дверь. – Ну иди же.

– Постой, – прошептал юноша. – Я принес для Фавонии записку, а ткани это так, для отвода глаз, чтобы никто не узнал.

– Где записка? От кого она? – недоверчиво спросил раб.

– Записку я передам лично Фавонии. Скажи ей, она сразу поймет, от кого. Раб заколебался.

– Пусть придет сюда, – продолжал юноша. – Будет лучше, если никто из домашних меня не увидит. Раб кивнул.

– Пойду доложу. Она знает, что Маллиус Лепус и Эрих фон Харбен бежали из Колизея и теперь ждет, наверное, от них вестей.

Провожая раба взглядом, сын Табернария улыбнулся. Он попал в точку. Нет такой молодой девушки, которая не мечтала бы получить тайную записку от своего возлюбленного.

Через несколько минут раб вернулся вместе с Фавонией. Девушка взволнованно подбежала к сыну лавочника.

– Ты от них? – воскликнула она. Юноша поднес палец к губам, призывая говорить тише.

– Никто не должен знать, где они, – прошептал он. – Это я скажу только тебе. Отошли раба.

– Можешь идти, – сказала Фавония рабу. Тот не дал себя долго уговаривать и моментально скрылся в недрах дома, довольный тем, что с него сняли всякую ответственность.

– Что с ними? Говори же! – нетерпеливо приказала девушка. – Где он?

– Здесь, – прошептал юноша, указывая на дверь в прихожей.

– Здесь? – недоверчиво переспросила Фавония.

– Да, здесь, – повторил юноша. – Идем! Когда они подошли к двери, он внезапно схватил ее и, зажав рукой рот, втащил в темное помещение, где на нее набросились какие-то люди и тут же связали. Затем она услышала негромкий мужской голос.

– Сейчас мы разделимся. Двое спрячут ее в условленном месте. Один из вас пошлет записку Фульвусу Фупусу, но так, чтобы не попасться в руки охраны. Остальные отправятся к заброшенному дому напротив Колизея. Знаете это место?

– А как же. Я там часто ночевал, – отозвался второй.

– Хорошо, – произнес первый, судя по всему, главарь. – Пошли. Время не ждет.

– Погоди, – остановил его сын Табернария. – Мы еще не договорились о выкупе. Без меня у вас ничего бы не вышло. Так что мне причитается как минимум половина.

– Заткнись, а не то вообще ничего не получишь, – зарычал главарь.

– Всадить ему нож меж ребер и дело с концом, – буркнул другой.

– Значит, не дадите? – не унимался сын лавочника.

– Довольно! – пресек его главарь. – Пошли, ребята.

Фавонию закутали в грязный, драный плащ и украдкой унесли в ночь из родительского дома, а сын Табернария поспешил в противоположную сторону, во дворец.

Перед воротами дворца грязного, ободранного юношу остановил легионер, уперев ему в грудь копье.

– Что ты делаешь ночью у дворца цезаря? – спросил он.

– У меня для него известие, – ответил юноша. Легионер захохотал.

– Сам доставишь или прикажешь позвать цезаря?

– Можешь передать ему сам, солдат, – ответил юноша. – Смотри, дело серьезное, так что поспеши. По его тону легионер понял, что тот не шутит.

– Ладно, говори, я передам, – сказал легионер.

– Беги к нему и скажи, что похитили дочь Септимуса Фавония. Если он поторопится, то найдет ее в заброшенном доме напротив ворот Колизея. Дом на углу.

– А сам ты кто? – спросил легионер.

– Не имеет значения, – ответил юноша. – Завтра я вернусь за вознаграждением.

И не дав легионеру опомниться, он убежал.

* * *

– Как медленно тянется время, – проговорил фон Харбен, – а полночь все не наступает.

Маллиус Лепус положил руку на плечо друга.

– Ты нетерпелив, но помни, что ради блага Фавонии и нашего собственного мы должны дождаться полночи. Сейчас на улицах полно патрулей, брошенных на поимку беглецов. Ты же слышал, что весь день они рыскали в округе. Чудо еще, что сюда не заявились.

– Тише! – прервал его фон Харбен. – Что это?

– Кажется, скрипнула садовая калитка. Кто-то идет.

Беглецы схватились за мечи и, как и было предусмотрено на случай опасности, полезли по лестнице на крышу. Люк они оставили приоткрытым с тем, чтобы слышать, что происходит внизу, и пресечь все попытки преследователей подняться следом за ними наверх.

Фон Харбен отчетливо услышал голоса, раздавшиеся возле дома.

– Ловко у нас все получилось, – произнес голос. – Никто не видел. А вот и остальные.

Раздался скрип заржавленных дверных петель. Дверь отворилась, и в дом вошла группа мужчин, которые стали разговаривать в полный голос, уверенные в том, что их никто не слышал.

– Нынче мы неплохо поработали.

– Она жива? Что-то не слышу, как она дышит.

– Вынь у нее кляп.

– Чтобы она стала звать на помощь?

– Можно заставить ее замолчать, но мертвая она не будет представлять никакой ценности.

– Ладно тебе, вытащи кляп.

– Слушай, ты, сейчас мы вынем кляп, но если закричишь, пеняй на себя.

– Не закричу, – ответил женский голос.

Голос показался фон Харбену знакомым. От волнения у него заколотилось сердце. Надо же померещиться такому!

– Если будешь себя хорошо вести и если цезарь даст выкуп, мы тебя не тронем, – продолжал мужской голос.

– А если не даст? – спросила девушка.

– Тогда пусть нам заплатит твой отец Септимус Фавоний.

– О, Господи! – вырвалось у фон Харбена. – Ты слышал, Лепус?

– Слышал, – отозвался римлянин.

– Тогда пошли вниз, – тихо скомандовал фон Харбен. – За мной, Габула, там Фавония.

Оставив всякую осторожность, фон Харбен открыл люк и стал спускаться в темноту, сопровождаемый Лепусом и Габулой.

– Фавония! – закричал он. – Это я! Где ты?

– Здесь! – крикнула девушка.

Фон Харбен впотьмах кинулся на голос, налетел на одного из похитителей и схватился с ним врукопашную. Остальные преступники, испугавшись, что их выследили легионеры, бросились бежать, оставив дверь открытой. Проникший через нее в комнату лунный свет рассеял мрак, и товарищи фон Харбена увидели, что он борется со здоровенным детиной, который схватил его за горло и пытается достать из ножен кинжал.

В тот же миг Маллиус Лепус и Габула налетели на него сзади, и быстрым ударом меча Маллиус навсегда положил конец преступлениям разбойника. Освободившись от своего противника, фон Харбен рванулся к Фавонии, лежащей на куче тряпья у стены, и развязал веревки.

Затем девушка рассказала, что с ней произошло.

– Если бы не страх, который тебе довелось испытать, – сказал Маллиус Лепус, – нужно было бы поблагодарить этих негодяев за то, что они упростили нашу задачу. Теперь мы можем уходить на три часа раньше, чем планировали.

– Тогда не будем терять времени, – поторопил фон Харбен. – Пока мы не выберемся за городскую стену, я не смогу дышать спокойно.

– Нам нечего опасаться, – сказал Маллиус Лепус. – Стена охраняется плохо. Мы без труда перелезем через нее, и я знаю немало мест, где можно раздобыть рыбачью лодку. Остальное же во власти бога.