Текст книги "Тарзан (Сборник рассказов)"

ГЛАВА VII

Тарзан надеялся, когда его вели в темницу, что на следующее утро его допросят и выпустят или, по крайней мере, больше не будут держать в этой каменной мышеловке.

Но его не освободили утром, как он рассчитывал, более того, задержали еще на сутки, потом еще. Возможно, ему придется сделать попытку к освобождению, когда раб принесет еду, но его не оставляла надежда, что следующий день принесет ему свободу, поэтому он ждал.

Любая неволя всегда вызывала в нем чувство сильной досады, но на сей раз она казалась невыносимой, потому что вместе с ним отбывал наказание Фобек. Этот человек раздражал Тарзана, он был невежествен, хвастлив, задирист. В интересах мира человек-обезьяна терпел больше от своего компаньона, чем позволил бы ему в обычных условиях. Но Фобек, со свойственной ему логикой, считал, что терпение Тарзана вызвано страхом. Придя к такому заключению, он стал высокомерным и еще более невыносимым.

Фобек провел в камере больше времени, чем Тарзан, и осознание этого легко приводило его в ярость. Иногда он часами сидел молча, уставившись в пол, или начинал что-то бессвязно бормотать, переходя к длительным желчным разговорам, затем он обращал свою злобу на Тарзана. То, что Тарзан молчаливо сносил такие провокации, увеличивало его злобу, но предотвращало драку между ними – ведь для ссоры нужны двое, а Тарзан предпочитал не ссориться, правда, только пока.

– Представляю, какое развлечение получит от тебя Немона, – прорычал Фобек после того, как ни одна из его многочисленных тирад не получила ответа.

– Даже если так, – отвечал Тарзан, – все же ты доставишь ей больше удовольствия, чем я.

– Уж я-то постараюсь! – воскликнул Фобек. – Если это будет борьба, то она никогда в своей жизни не видела такого сражения, кто бы ни противостоял Фобеку – человек или зверь. А может быть, это будешь ты? Ба! Тогда ей придется поставить против тебя подростка, если она захочет увидеть хоть какой-то поединок. Ты же трус, у тебя в жилах течет вода. Если она проявит мудрость, она просто бросит тебя в жерло Ксаратора. Клянусь хвостом божества! Как бы мне хотелось увидеть тебя там! Ставлю на кон мою лучшую кольчугу, что они услышат твои вопли в Атне.

Человек-обезьяна молча стоял, глядя на маленький прямоугольник голубого неба, который был виден через небольшое зарешеченное окно в двери. Он продолжал хранить молчание и после того, как Фобек прекратил свои насмешки, совершенно игнорируя его, как будто он вообще не сказал ни одного слова, как будто он даже не существовал. Фобек впал в бешенство. Он поднялся со своей лавки.

– Трус! – заорал он. – Почему ты мне не отвечаешь? Клянусь желтыми клыками Тооса! Я вобью в тебя хорошие манеры, чтобы ты отвечал, когда говорят лучше, чем ты.

И он сделал шаг в направлении человека-обезьяны.

Тарзан медленно повернулся к разъяренному мужчине и посмотрел ему в глаза. Тарзан ждал. Он не промолвил ни слова, но вся его фигура, его поза были столь красноречивы, что Фобек поневоле остановился.

Что могло затем произойти в камере, трудно сказать, но тут дверь широко распахнулась, и прямо перед ними оказались четверо воинов.

– Пошли с нами, – сказал один из них. – Оба! Фобек мрачно, а Тарзан с достоинством прошли в сопровождении воинов через двор и, минуя длинный коридор, очутились в большом помещении. Здесь за столом сидело семеро воинов, сплошь покрытых украшениями из золота и слоновой кости. Среди этой семерки Тарзан увидел двоих, кто допрашивал его в ту роковую ночь, – старого Томоса и молодого Джемнона.

– Это благородные вельможи, – прошептал Фобек Тарзану. – Вон тот, в центре, старый Томос, советник королевы. Ему очень хочется жениться на королеве, но я-то думаю, что он слишком стар для нее. А тот, что справа от него, Эрот. Он был когда-то, подобно мне, простым воином, но он понравился Немоне и теперь ходит в королевских фаворитах. Она не хочет выходить замуж за него, ведь у него не благородное происхождение. А молодой человек, слева от Томоса, Джемнон. Он из старинного известного рода. Воины, которые служили с ним, говорят, что это очень благородный человек.

Двое пленников и их стража остановились в дверном проеме, ожидая разрешения войти. Тарзан с присущей ему любознательностью внимательно рассматривал комнату. В зале было три двери: через одну из них ввели Тарзана и Фобека, другая находилась как раз напротив окон, а третья – в другом конце зала. Двери были великолепно украшены и отполированы, некоторые панели покрыты мозаикой из золота и слоновой кости.

Пол помещения был выложен камнем и состоял из множества частей различной формы и величины, но так аккуратно подогнанных, что места соединения были едва различимы. На полу лежало несколько небольших ковров, сделанных то ли из шкур львов, то ли из жесткой и грубой шерсти. Ковры были очень просты по форме и окрашены всего в несколько цветов. Словом, они напоминали работу примитивных мастеров из племени навахо, проживающего в юго-западной Америке.

На стенах висели картины, изображавшие боевые сцены, в которых, наряду с воинами, принимали участие львы и слоны. Но почему-то сражения всегда проигрывали воины со слонами, а те, на стороне которых сражались львы, побеждали и коллекционировали головы своих павших врагов. Над этими стенными росписями были помещены в ряд человеческие головы. То же самое Тарзан видел в караульном помещении, куда привели его воины в ту ночь, когда он появился в Катне. Головы немного отличались от тех лучшей выделкой и оправой. Как и там, человеческих голов было много, и они грозно улыбались своим врагам.

Но вот осмотр помещения был прерван голосом Томоса.

– Подведи пленников ближе, – приказал он младшему офицеру, одному из четырех воинов, сопровождавших их.

Когда мужчины остановились с противоположной стороны стола, за которым сидели вельможи, Томос указал пальцем на Фобека.

– Что это за человек? – спросил он.

– Его зовут Фобек, – ответил младший офицер.

– В чем он обвиняется?

– Он оскорбил Тооса.

– Кто его обвиняет?

– Верховный жрец.

– Это получилось случайно, – поспешил объяснить Фобек. – Я не хотел оскорблять его.

– Молчать! – загремел Томос. Затем он указал на Тарзана. – А этот? – спросил он. – Кто это такой?

– Этот человек называет себя Тарзаном, – объяснил Джемнон. – Помните, мы с вами допрашивали его той ночью, когда он был взят в плен нашими воинами.

– Да, да, – сказал Томос. – Я помню. Он был вооружен каким-то диковинным оружием.

– Не тот ли это человек, о котором вы рассказывали мне? – спросил Эрот. – Кажется, он пришел из Атны, чтобы убить нашу королеву?

– Да, это он, – ответил Томос, – он пришел ночью во время последнего урагана, и ему удалось проникнуть во дворец, но воины заметили его и арестовали.

– Он совсем не похож на жителя Атны, – заметил Эрот.

– Я не из Атны, – сказал Тарзан.

– Молчать! – скомандовал Томос.

– Но почему я должен молчать? – возразил Тарзан. – Здесь ведь никто не замолвит за меня ни единого слова, поэтому я вынужден говорить о себе сам. Я не враг вашим людям, и мой народ не воюет с вашим. Я требую освобождения!

– Он требует свободы, – ухмыльнулся Эрот и громко захохотал. – Раб требует свободы!

Томос приподнялся со своего места, его лицо стало багровым от ярости. Он стукнул кулаком по столу и, указывая пальцем на Тарзана, заорал:

– Говори тогда, когда тебе разрешено, раб, а когда Томос, советник королевы, приказывает тебе молчать – молчи!

– Я говорю тогда, – сказал Тарзан, – когда хочу говорить.

– У нас есть способ заставить дерзких рабов замолчать навсегда, – произнес насмешливо Эрот.

– Совершенно ясно, что этот человек пришел из далекой страны, – вмешался Джемнон. – Поэтому нет ничего удивительного в том, что он не понимает наших традиций и не отличает великих среди нас. Так давайте же послушаем его. Если он не житель Атны и не враг нам, почему мы должны бросать его в тюрьму или наказывать?

– Он ночью перебрался через дворцовые стены, – возразил Томос. – Ясно, что сюда он пришел с единственной целью – убить нашу королеву. Поэтому он должен умереть, но способ предания смерти этого человека должен доставить удовольствие Немоне, нашей несравненной королеве.

– Он ведь говорил нам, что река принесла его к Катне, – настаивал Джемнон. – Та ночь была очень темной, поэтому он не знал, где находится, когда выбрался на берег. А во дворце он оказался совершенно случайно.

– Прекрасный рассказ, но он очень мало похож на правду, – сопротивлялся Эрот.

– Почему же не похож на правду? – горячо возразил Джемнон. – Я думаю, это чистая правда. Мы ведь знаем, что ни один человек не способен переплыть эту реку во время урагана. Кроме всего прочего, Тарзан никак не мог достичь того места, где он выбрался на берег и взобрался на стену, не переплыв реку или не пройдя по золотому мосту. Мы знаем, что той ночью по мосту никто не проходил, потому что он надежно охраняется. А раз он не проходил по мосту и не переплыл реку, значит, он оказался в том месте только по одной причине – его принес поток с верховий реки. Я верю ему и надеюсь, что мы обойдемся с ним как с почетным воином из далекой страны, пока не найдем лучших доказательств, чтобы поверить ему окончательно.

– Меня не будет среди тех, кто защищает человека, пришедшего убить нашу королеву, – заявил Эрот.

– Довольно споров! – грубо отрезал Томос. – Человек должен быть осужден и убит, как захочет того Немона.

Как только он закончил говорить, дверь в одном конце зала распахнулась и в помещение вошел знатный придворный, разодетый в сверкающие золотом одежды. Остановившись сразу за порогом, он повернулся лицом к благородным судьям.

– Ее величество королева! – громко провозгласил он и отступил на шаг в сторону.

Все находящиеся в комнате повернулись к двери, а благородные встали со своих кресел и преклонили колени, подобострастно вглядываясь в дверной проем, где должна была появиться королева. Воины, находившиеся здесь, включая тех, кто охранял Тарзана и Фобека, сделали то же самое. Фобек также последовал их примеру. Все в зале стали на колени, за исключением царедворца, провозгласившего приход королевы, и Тарзана из племени обезьян.

– На колени, шакал! – прошипел один из охранников, и в то же мгновение в проеме двери появилась женщина.

В царственном величии стояла королева, лениво окидывая взглядом зал, затем взор ее остановился на фигуре человека-обезьяны, и на миг ее глаза встретились с глазами Тарзана. С выражением легкой озабоченности на лице она вошла в комнату, а затем подошла к преклонившим колени мужчинам.

За нею следовало полдюжины пышно облаченных придворных, сверкающих золотыми и костяными украшениями, но в этой группе Тарзан видел только величественную фигуру королевы. Одета она была скромнее, чем ее придворные, однако это прекрасное тело, красоту которого одежда скорее подчеркивала, чем скрывала, не нуждалось в украшениях, кроме тех, которыми природа щедро одарила его. Немона была еще прекраснее, чем описал ее невежественный Фобек.

Узкая диадема, оправленная крупными красными камнями, прижимала к голове блестящие черные волосы. С обеих сторон, закрывая уши, к диадеме были прикреплены два больших золотых диска. Передняя часть диадемы соединялась с тыльной великолепной золотой цепочкой, с помощью которой на темени королевы поддерживался большой красный рубин. Шею молодой женщины украшала простая золотая цепь с брошью и великолепным кулоном из слоновой кости. Ее плечи обвивали такие же золотые цепочки, поддерживающие треугольные украшения, также сделанные из слоновой кости. Широкая лента золотой сети поддерживала грудь королевы. Лента была украшена горизонтальными цепочками с красными рубинами, а с ее верхней части свисало пять узких треугольников из слоновой кости – один большой в центре и по два маленьких с обеих сторон. Бедра у королевы закрывал широкий пояс из золотой сетки. К нему был прикреплен другой треугольник из слоновой кости, тонкая верхушка которого доходила до ног. Короткая юбочка выше колен (из шерсти черной обезьяны) довершала наряд.

Запястья красавицы были обвешаны бесчисленными браслетами из золота и слоновой кости, лодыжки украшены вертикальными полосками из слоновой кости, скрепленными кожаными ремешками. По форме они напоминали те, что носил Валтор и воины Катны. На ногах сверкали изящные сандалии, и, когда она бесшумно двигалась в них по отшлифованному каменному полу, ее движения представлялись Тарзану странной смесью соблазнительной томности с хищной грацией и дикой настороженностью тигрицы.

То, что она была прекрасна и соответствовала самым высоким требованиям женской красоты в любой стране и в любое время, становилось очевидным для хозяина джунглей по мере того, как она приближалась к нему. Ее красота была столь совершенна, что он поневоле задавался вопросом: является ли она воплощением ангельской доброты или, напротив, изощренной дьявольской силы.

Медленно пройдя через весь зал, она задержала свой взгляд на Тарзане, но человек-обезьяна не чувствовал робости под этим царственным взором. Его глаза не выражали ни упрямства, ни дерзости, – возможно, в них не было даже интереса, лишь осторожная, ни к чему не обязывающая оценка дикого зверя, наблюдавшего за живым существом, которого он не боится, но и не желает с ним связываться.

Лукавое выражение не сходило с лица Немоны и тогда, когда она подошла к краю стола, где стояли коленопреклоненные вельможи. В нем не было раздражения, скорее оно выражало легкий интерес, потому что Немону всегда интересовали и развлекали необычные вещи, которые очень редко случались в ее монотонной жизни. Безусловно, весьма странным для нее казался человек, который не показывал должного почтения перед ее королевской особой.

Она остановилась и взглянула на благородных дворян, стоящих на коленях.

– Встаньте! – скомандовала она, и в этом единственном слове прозвучали все великолепные оттенки ее богатого грудного голоса, вызвавшего какое-то странное щемящее чувство в груди у человека-обезьяны.

– Что это за человек, который не стал на колени перед Немоной? – спросила она повелительным тоном, снова обратив свой лучистый взор на загорелую атлетическую фигуру, безмолвно стоящую перед ней.

Поскольку Тарзан оказался позади благородных, когда они повернулись лицом к Немоне и бросились на колени, только два его охранника были свидетелями такого вопиющего неповиновения, но теперь, когда напыщенные вельможи встали и огляделись вокруг, они мгновенно потеряли самообладание и их сердца наполнились ужасом и яростью: они увидели, что упрямый пленник ведет себя вызывающе по отношению к королеве.

Томос побагровел от ярости. Задыхаясь от гнева, он прошептал:

– Это невежественный и нахальный дикарь, моя королева, но поскольку он должен умереть, то не принимайте во внимание его выходки.

– Почему он должен умереть? – спросила Немона. – И как он должен умереть?

– Он должен умереть потому, что пришел сюда с единственной целью – совершить убийство вашего величества, – объяснил Томос. – Но способ его умерщвления, конечно, находится в руках нашей неподражаемой королевы, – прибавил он.

Темные глаза Немоны, прикрытые длинными ресницами, еще раз оценивающе скользнули по геркулесовской фигуре человека-обезьяны, затем надолго задержались на его загорелой коже и могучей мускулатуре и обратились к прекрасному мужественному лицу. Наконец, их взгляды встретились.

– Почему ты не стал на колени? – спросила Немона.

– Почему я должен становиться на колени перед той, которая – как они сказали – собирается убить меня? – вопросом на вопрос ответил Тарзан. – Почему я должен становиться на колени перед той, кто не является моей королевой? Почему я, Тарзан из племени обезьян, который ни перед кем не опускался на колени, должен стоять перед тобой?

– Молчать! – заорал Томос. – Твое нахальство не имеет предела. Разве ты не понимаешь, невежественный раб, грубый дикарь, что ты разговариваешь с Немоной, королевой?

Тарзан ничего не ответил на этот выпад, он даже не взглянул на Томоса. Его глаза остановились на Немоне. Она ему очень нравилась, но он терялся в догадках, кто она – воплощение красоты или зла. В своей жизни он знал всего лишь нескольких женщин, которые отличались от Лэ, верховной жрицы Пылающего Бога, и они возбуждали в нем огромный интерес и глубокое любопытство.

В это время Томос повернулся к младшему офицеру, который сопровождал Тарзана и Фобека из темницы.

– Убери их отсюда! – грозно приказал он. – Отведи их в камеру, пусть посидят там перед смертью.

– Подожди, – сказала Немона. – Я хочу знать больше об этом человеке. – И она снова повернулась к Тарзану: – Итак, ты пришел убить меня?

Голос ее звучал спокойно, почти ласково. В этот момент женщина напоминала кошку, играющую со своей жертвой.

– Возможно, они выбрали подходящего человека для этой цели: ты выглядишь как могучий воин, готовый к совершению любого ратного подвига.

– Убийство женщины не является ратным подвигом, – ответил Тарзан. – Я не убиваю женщин. Я пришел сюда не для того, чтобы убить тебя.

– Тогда объясни, ради чего ты появился в Онтаре?

– Я уже объяснял это дважды вот этому старику с красным лицом, – ответил Тарзан и кивнул в сторону Томоса. – Спроси его; мне уже надоело объяснять это людям, решившим меня убить.

Томос затрепетал от ярости и обнажил наполовину свой кинжалоподобный узкий меч.

– Моя королева, позволь мне убить его, – закричал он. – Позволь мне отомстить за оскорбление, которое он нанес моей любимой правительнице!

Глаза Немоны загорелись недобрым огнем, когда Тарзан произнес свои слова, но внешне она оставалась бесстрастной.

– Спрячь свой меч, Томос! – холодно приказала она. – Немона способна сама определить, когда ей нанесено оскорбление и какие меры нужно предпринять. Этот малый действительно неисправимый, но мне кажется, что он оскорбил не меня, а Томоса. Тем не менее, его дерзость не должна остаться безнаказанной. А кто другой?

– Он из охраны храма, зовут его Фобек, – объяснил Эрот. – Он оскорбил Тооса.

– Зрелище, когда эти двое сразятся один на один на Поле Львов, доставит нам огромное удовольствие, – решила Немона. – Пусть только они сражаются тем оружием, которое дал им Тоос. Победителю – свобода, – она задумалась на мгновение, – но свобода ограниченная. Уведите их!

ГЛАВА VIII

Тарзана и Фобека снова отвели в ту каменную дыру, где они сидели раньше. И вновь человеку-обезьяне не удалось бежать: воины, сопровождавшие их, удвоили бдительность. Их сурово предупредил Эрот, поэтому два копья постоянно были нацелены на Тарзана.

Фобек хранил угрюмое молчание. Поведение Тарзана во время допроса в зале, его равнодушие к величию и могуществу Немоны коренным образом изменили былые оценки храбрости человека-обезьяны. Теперь Фобек понимал, что этот парень был или очень смелый человек, или последний дурак. И вот с этим дикарем ему придется сразиться на следующее утро на Поле Львов.

Фобек, конечно, был глуп, но его прошлый опыт научил его кое-как разбираться в психологии смертельного боя. Он твердо знал, что, когда мужчина вступает в бой и боится своего противника, можно считать, что он уже частично связан и отчасти признает свое поражение. Теперь Фобек не боялся Тарзана – он был слишком глуп и невежествен, чтобы испытывать страх. Стоя на пороге поражения и смерти, он мог бы испугаться или даже струсить, но Фобек был слишком самонадеян, чтобы представить в своем воображении подобный исход, хотя такая мысль смутно закрадывалась ему в голову.

Тарзан представлял собой полную противоположность Фобеку. Он никогда не испытывал страха, но совершенно по другим причинам. Обладая глубоким умом и богатым воображением, он мог зримо представить результаты будущего боя, но он никогда ничего не боялся, потому что мысли о смерти не держали его в своих объятиях и он научился переносить физическую боль без душевных мук, которые обычно причиняют дополнительные страдания. Вот почему, ожидая наступающего сражения, он оставался спокойным, бесстрашным и уравновешенным. Если бы он знал, что думал о нем Фобек, он бы немало позабавился.

– Несомненно, это произойдет завтра, – зловеще произнес Фобек.

– Что произойдет завтра? – спросил Тарзан.

– Бой, в котором я убью тебя.

– О, так ты собираешься убить меня? Фобек, я удивлен. Я думал, что ты стал мне другом.

Тарзан сказал это таким серьезным тоном, что даже и более умный человек, чем Фобек, едва ли смог бы уловить в этих словах иронию. Но Фобека нельзя было назвать умным. Поэтому он понял эти слова совершенно однозначно: Тарзан начинает просить его сжалиться над ним.

– Это отнимет у меня совсем мало времени, – заверил его Фобек. – Обещаю, что я не позволю тебе долго мучиться!

– Я думаю, что ты оторвешь мне голову вот так, – сказал Тарзан и сделал уже известный нам жест.

– М-м-да, возможно, – ответил Фобек, – но сначала я слегка тебя побью, так как это доставит удовольствие Немоне. Мы должны развлечь королеву, и тебе это известно.

– Конечно, причем любыми средствами, – согласился Тарзан. – Но я думаю, что тебе не удастся свалить меня. А что, если я брошу тебя? Понравится ли это Немоне? Или, может быть, это понравится тебе?

Фобек рассмеялся.

– Мне очень приятно даже думать об этом, – сказал он, – и я надеюсь, что это приятно и тебе, поскольку тебе никогда не удастся побороть Фобека. Разве я тебе не говорил, что я – самый сильный человек в Катне?

– О конечно, конечно, – согласился Тарзан, – но именно сейчас я забыл об этом.

– Ты никогда не должен об этом забывать, – посоветовал Фобек, – иначе наш бой будет совсем не интересен.

– А Немона не получит развлечения! Это плохо. Мы должны сделать этот бой интересным и волнующим, насколько возможно. Ты не должен заканчивать его очень быстро, – заметил Тарзан.

– Ты прав, – согласился Фобек, – чем интереснее будет он, тем большую щедрость может проявить ко мне Немона, когда бой закончится. Возможно, она кое-что присовокупит к моей свободе, если вволю повеселим ее. Клянусь брюхом Тооса! – воскликнул он, хлопая руками себя по ляжкам. – Мы будем драться красиво и долго. А теперь слушай! Как нам лучше все это устроить? Поначалу мы сделаем вид, что ты побеждаешь меня, я позволю тебе свалить меня. Ты понял? Затем я брошу тебя, потом наоборот. Мы должны поочередно оказываться наверху, но до определенного момента, а затем, когда я подам знак, ты должен притвориться страшно испуганным и броситься прочь от меня что было мочи, и это развеселит их. Когда же я наконец поймаю тебя – а ты должен предоставить мне возможность поймать тебя как раз напротив Немоны, – я сверну тебе шею, но я постараюсь сделать это безболезненно.

– Ты очень добрый, Фобек, – заметил Тарзан.

– Ну что, тебе понравился план? – спросил толстяк. – Он прекрасен, не правда ли?

– Конечно, они здорово посмеются, – согласился Тарзан, – если только все пойдет по плану.

– А почему же план не должен осуществиться? Мы выполним его, если ты хорошо сыграешь свою роль.

– А что будет, если я убью тебя? – спросил хозяин джунглей.

– Снова ты взялся за свое! – воскликнул Фобек. – Должен сказать, что ты в общем неплохой малый, потому что умеешь шутить. А надо заметить, что в этих местах никто не может так высоко оценить твои шутки, как Фобек.

– Я надеюсь, что у тебя будет такое же настроение и завтра, – заметил Тарзан.

На рассвете следующего дня к узникам пришли раб и воины и принесли обильный завтрак. Такого хорошего мяса Фобек и Тарзан не ели давно.

– Ешьте вдоволь, – посоветовал один из воинов, – потому что вы должны быть сильными и хорошо драться перед королевой. Правда, один из вас завтракает последний раз, но пока неизвестно, который из вас.

– Так вот же он, – сказал Фобек и ткнул пальцем в сторону Тарзана.

– Это мы еще увидим, – заметил воин. – Никто не должен быть слишком самонадеянным. Чужестранец производит впечатление очень сильного мужчины.

– Но здесь нет никого сильнее Фобека, – напомнил воинам бывший сторож храма.

Воин пожал плечами.

– Возможно, и так, – допустил он, – но я не поставлю ни гроша на любого из вас.

– Двадцать драхм против десяти, что он удерет еще до окончания боя, – предложил пари Фобек.

– А если он убьет тебя, кто отдаст мне деньги? – спросил воин. – Нет, я не согласен на такое пари. – И он вышел, закрыв за собой на замок дверь темницы.

Через час сюда пришел целый отряд воинов, которые вывели Фобека и Тарзана из тюрьмы. Воины провели их через дворцовые залы и вывели на улицу, по бокам которой росли толстые старые деревья. Это была прекрасная улица, пролегающая между белыми, украшенными золотом домами благородных. Тут же возвышался огромный двухэтажный дворец, над которым сверкали золотые купола.

Толпы горожан ожидали начала пышного зрелища, среди них слонялись свободные от службы воины, некоторые из них стояли, опершись на свои копья. Все эти живописно одетые люди представляли огромный интерес для Тарзана, утомленного долгим пребыванием в мрачной тюрьме. Его занимало все: и одежда граждан Катны, и архитектура великолепных строений, которые виднелись за деревьями. Он заметил, что мужчины носили короткие туники или куртки, которые мало чем отличались от кольчуг воинов, разве только тем, что были сделаны из прочного материала или из тонкой кожи, а не дисков из шкуры слона. Женщины носили короткие шерстяные юбочки или кожаные платья, их грудь поддерживала лента, а сандалии на ногах и всевозможные украшения завершали их простой наряд.

Тарзана и Фобека повели вдоль улицы под неустанный гомон толпы. Многие из горожан знали Фобека, они подбадривали его приветственными криками, некоторые отпускали колкости и оскорбляли его. Они свободно обсуждали и Тарзана, но без всякой злобы. Он вызывал интерес у них, оценивались его возможности в борьбе против большого и сильного Фобека. Человек-обезьяна слышал, что многие заключали пари, некоторые ставили на него, другие – против, но было уже очевидно, что в этом соревновании побеждал Фобек.

В конце улицы Тарзан увидел большой золотой мост, что соединял берега реки. Это великолепное сооружение было сделано полностью из драгоценного металла. Два золотых льва размером больше человеческого роста стерегли выход из города. Когда они перешли на другой берег, человек-обезьяна увидел еще двух таких же золотых исполинов, охраняющих западный конец моста.

По большой, открытой со всех сторон площади, которая называлась Полем Львов, торопились толпы любителей зрелищ. Они стекались к одной точке, расположенной в миле от городских ворот, где уже собралось множество горожан. К этому месту отряд воинов конвоировал двух гладиаторов. Там была расположена большая овальная арена, уходящая на глубину в двадцать или тридцать футов. На грудах вынутой из котлована земли, которая была равномерно уложена по его краям, образуя террасу, лежали плоские каменные плиты, на которых рассаживались горожане. На восточной стороне арены размещался широкий наклонный вход. Над входом возвышалась низкая арка с лоджиями для королевы и высшей знати.

Как только Тарзан миновал арку и вышел на наклонный спуск к арене, он увидел, что большая часть мест уже занята. Зрители закусывали домашней едой, которую принесли с собой. Повсюду слышались шутки, смех и разговоры. Без сомнения, это был весьма торжественный день. Тарзан попросил Фобека объяснить ему причину столь шумного празднества.

– Это всего лишь часть празднеств, которые ежегодно следуют за периодом дождей, – сказал Фобек. – А вообще представления устраиваются здесь каждый месяц или даже чаще, если позволяет погода. У тебя есть прекрасная возможность увидеть все собственными глазами, прежде чем я убью тебя, поскольку наш поединок, я уверен, будет последним номером программы.

Воины провели гладиаторов к дальнему концу арену, где терраса частично отделялась от арены. Тут стояла деревянная лестница, по которой можно было спуститься на арену. На этой террасе остановились Фобек и Тарзан, сопровождаемые строгими воинами.

Через несколько минут Тарзан услышал звон труб и стук барабанов.

– Они идут! – закричал взволнованно Фобек.

– Кто они? – спросил Тарзан.

– Королева и люди-львы.

– Не понимаю, какие люди-львы?

– Это благородные царедворцы, – объяснил Фобек. – Только потомственный вельможа является членом клана львов, но мы обычно говорим о всех придворных как о людях-львах. Эрот – благородный вельможа, но этим титулом его наградила Немона, поскольку он имеет не благородное происхождение.

– Разбей мне череп, но я уверен в том, что за это он сам себя ненавидит, – воскликнул один из воинов.

– Но ему очень хочется стать человеком-львом, – сказал Фобек.

– Сейчас это уже невозможно, – заметил воин, – мы изучили его родословную более внимательно.

– Он утверждает, что его отец был благородным человеком, – снова вступил в разговор Фобек, – но мать отрицает это.

Воин, который до этого внимательно прислушивался к их разговору, рассмеялся.

– Сын благородного отца, – презрительно бросил он. – Я хорошо знаю старого Тибдоса, мужа матери Эрота. Он чистит клетки на львиной ферме. Эрот похож на него как две капли воды. Сын благородного отца!

– Сын шакала! – заревел Фобек. – Мне бы хотелось сегодня видеть на арене его, а не этого бедного малого.

– Ты жалеешь его? – спросил воин.

– В некоторой степени – да, – ответил Фобек. – Он совсем неплохой парень, и я ничего не имею против него, но, надо заметить, он глуп. Он не может понять простейших вещей. Мне кажется, он не понимает, что я самый сильный в этом городе и что я убью его сегодня. Я убью его еще сегодня утром.

– Почему ты думаешь, что он не понимает этих вещей? – спросил воин.

– Потому что он ни разу не испугался.

– Возможно, он не верит в то, что ты убьешь его, – предположил воин.

– Вот это как раз и подтверждает, что он очень глуп, но, как бы то ни было, я все равно убью его. Вначале я сверну ему голову, потом проломлю позвоночник… О, когда же наступит эта долгожданная минута! Больше всего на свете я люблю убивать людей. Это чувство ни с чем не сравнимо, даже с любовью к женщине.

Тарзан презрительно глянул на жирную тушу, безудержно хвастающуюся возле него.

– Француз сказал бы тебе кое-что по этому поводу, – процедил он.

– Я не понял, о чем ты говоришь, – повысил голос Фобек.

– А я и не удивляюсь.

– Он снова начинает! – воскликнул Фобек. – Ну какой ему смысл упираться! Разве я не сказал тебе, что он глуп?

Но вот уже звуки труб и удары барабанов заполнили окружающее пространство, и Тарзан увидел музыкантов, шествующих на арену по широкому проходу. Суматоха и шум на трибунах усилились, так как новые тысячи горожан влились на террасы, расположенные кольцом вокруг стадиона, и стали рассаживаться на свободные места.