Текст книги "Мистические истории. Абсолютное зло"

– Двуколка подана, – прервал нас Роупер, пока я стоял и обдумывал, что ответить на все их любезные слова.

– Разве уже пора? Неужели вы покинете нас так рано? – проговорила Мейбл.

Глаза ее сияли тем же благожелательным радушием, жест протянутой руки выражал ту же дружбу, но теперь я видел, сколь по-разному приветствовала она меня и кузена Тома. Более того, я почувствовал, что, как бы она меня ни ценила, мой уход не слишком ее огорчит.

– Спасибо, мисс Мейбл, – произнес я. – Вы очень добры, но время доктора принадлежит не только ему. Мне еще нужно сегодня посетить пациентку – старую миссис Раббидж с ее ревматизмом, поэтому волей-неволей я должен откланяться.

И я с поклоном удалился, оставив пару наедине. Выше уже было сказано, что, оглядываясь на эту сцену спустя много лет, я нахожу в себе силы отнестись к ней философски и даже усмехнуться. Но, вероятно, так было не всегда. Нынче я стар, и мечты о любви давно меня покинули, уступив место думам об известности и благосостоянии, но иногда в Рождество, когда в самый разгар праздничных увеселений за окном, как в тот памятный вечер в Приорстве, завоет вьюга, я приподнимаю завесу прошлого и, предавшись грустным воспоминаниям, снова вижу ту прощальную сцену. Открытая дверь, которая всегда с готовностью распахивалась мне навстречу, на сей раз, выпуская меня, недовольно скрипит; темная ночь за порогом как никогда мглиста и непроницаема; неистовая метель разгуливается все больше, ветер пронизывает до костей, глаза запорашивает снег – такова картина снаружи. И последний, пока дверь не захлопнулась, взгляд на земной рай внутри: теплая комната, где весело полыхают в камине угли и горят ряды свечей, приятный, не резкий контраст светотени, от которого становится еще покойней и уютней; старый приор смотрит со стены, широко улыбаясь уже не мне, а тем двоим, что, ненадолго примолкнув, остановились с ним рядом; рука Тома уже тянется обвить талию Мейбл, ее рука легко касается его плеча…

– О чем задумались, доктор? – спрашивает меня кто-то со смехом.

Тогда я с принужденной улыбкой роняю завесу и очень скоро прихожу в себя.

Джулиан Готорн

Абсолютное зло

1

Однажды, на середине третьего десятка, я приняла приглашение от Плезансов, которые собирались в своем плавучем доме[37]37
  Плавучий дом – жилище, поставленное вместо фундамента на понтон (плавучую платформу), может представлять собой и просто пришвартованное судно; в США такие дома появились в 1905 г.


[Закрыть] совершить путешествие к Тертин-Майл-Бич[38]38
  Тертин-Майл-Бич – по-видимому, вымышленный топоним.


[Закрыть]. Прежде там не бывал никто – во всяком случае, ни одна женщина из общества, – и мы гордо называли себя пионерами.

На наши планы повлияли слухи о том, что на острове являются призраки. В то время среди культурных людей не было занятия более модного, чем исследовать дома с привидениями, а уж о подобном острове нечего и говорить.

Наш маршрут пролегал по цепи проливов, или внутренних морей, которая начинается у Чесапика[39]39
  Чесапик (Чесапикский залив) – эстуарий реки Саскуиханна, фактически является частью Атлантического океана, вдающейся в материк.


[Закрыть] и кончается у мыса Хаттерас[40]40
  Хаттерас – мыс на побережье американского штата Северная Каролина, крайняя юго-восточная точка Северной Америки.


[Закрыть]. Тот самый остров представлял собой узкую и длинную косу – одну из тех, что образуют первую линию обороны на пути атлантических штормов. Этим, а также еще упомянутым поверьем и ограничивались вначале наши знания о нем. Но даже поверье ничего не говорило о том, что за призраки там появляются и почему.

Через два года после экспедиции я, на сей раз в одиночку, повторила то же путешествие, и побудили меня к этому в основном личные причины. Рассказ мой посвящен второй поездке, но предварительно я должна в двух словах описать предыдущую, первопроходческую.

2

Плавучий дом принадлежал Плезансам, моим знакомым из Филадельфии[41]41
  Филадельфия – город в одноименном округе на юго-востоке Пенсильвании, один из старейших в США; родной город автора рассказа.


[Закрыть], очень милой супружеской паре средних лет; будучи квакерами[42]42
  Квакеры (официальное самоназвание – Религиозное общество друзей) – последователи радикального направления в протестантизме, возникшего в Англии в середине XVII в. В основе учения квакеров лежит идея о «внутреннем свете», присутствующем в душе каждого человека и направляющем его к Божественной истине. Отмежевываясь от ортодоксальных католических и протестантских доктрин, квакеры отвергают традиционную церковную догматику, обязательные богослужения, таинства и обряды.


[Закрыть], они тем не менее не противопоставляли себя окружающему миру, хотя в общении друг с другом употребляли характерные квакерские словечки. Разумеется, они были людьми зажиточными и притом бездетными, однако взяли с собой воспитанницу, Энн Марло, хорошенькую девушку с подчеркнуто скромными манерами, но с огоньком в глазах.

Чтобы она не скучала, в компанию был приглашен Джек Питерс, представитель тогдашней золотой молодежи, основательно запасшийся всевозможными диковинными тряпками, в том числе, на случай морских превратностей, двумя комплектами непромокаемой экипировки.

Тофам Брент, мой старинный приятель, был несколькими годами старше Джека и уже достиг известности как хирург. Я не думала, что он к нам присоединится, поскольку незадолго до того отказалась стать его женой, но Тофам был человек настойчивый и, надо признать, самый что ни на есть благородный.

Еще одним участником экспедиции стал преподобный Натаниэль Тайлер, молодой священник из Новой Англии[43]43
  Новая Англия — исторически утвердившееся название региона на востоке США (на месте поселений первых английских колонистов), в который входят штаты Мэн, Нью-Гемпшир, Вермонт, Массачусетс, Род-Айленд и Коннектикут.


[Закрыть]; хорошо образованный и воспитанный, он приобрел репутацию отличного проповедника, но страдал нервным расстройством – оттого, несомненно, что переусердствовал с учеными занятиями. Это не мешало ему серьезно интересоваться моей особой, и мы долгие часы проводили вдвоем за рассуждениями о первородном грехе и эзотерической философии. Тональность этих бесед была довольно лирическая; Тофам меж тем слонялся по судну, курил сигары и пытался делать вид, что ему все равно.

И наконец, была я, Марта Клемм[44]44
  Марта Клемм. – Героиня, от лица которой ведется повествование, фигурирует также в другом рассказе Готорна, «Хулиганка из Бостона» (1919).


[Закрыть], – «красивая незамужняя девица из Бостона, Бикон-стрит» (бренд)[45]45
  Бикон-стрит – главная улица города Бостона, штат Массачусетс.


[Закрыть]. Времени с тех пор прошло немало, а я по-прежнему не замужем.

Плавучий дом длиной футов шестьдесят-семьдесят и шириной больше половины длины был роскошно отделан и обставлен; кроме повара, имелось еще двое слуг, а также вдоволь провизии и напитков. Филадельфийские квакеры умеют жить красиво.

3

Тема первородного греха была мне небезынтересна, эзотерическая философия – поверхностно знакома; отдаленные предки мои принадлежали к салемским ведьмам[46]46
  …отдаленные предки мои принадлежали к салемским ведьмам. – Подразумеваются печально знаменитые ведовские процессы, состоявшиеся в 1692–1693 гг. на родине отца Готорна, в новоанглийском городке Салем (Сейлем), и ставшие последней вспышкой многовековой «охоты на ведьм» в западном мире. В ходе процессов свыше ста пятидесяти человек оказались обвинены в сношениях с дьяволом и арестованы, девятнадцать из них были повешены, один задавлен насмерть камнями, двое умерли в тюрьме, один покончил с собой. Прапрапрадед Готорна Джон Гэторн (1641–1717) участвовал в салемских процессах, и неумолимая суровость выносившихся им приговоров, согласно семейному преданию, навлекла проклятие на его род.


[Закрыть]. Уже одной этой причины хватало, чтобы расположить меня к общению с Натом Тайлером.

Он был привлекателен, хорош собой и определенно не глуп. Высокий, худощавый, брови черные, глаза серые, глубоко и довольно близко посаженные. Продолговатые руки то и дело выразительно подрагивали. Губы – тонкие, но сильно изогнутые – говорили о красноречивости и скрытой чувственности. На левой щеке у складки, идущей от выгнутой ноздри к уголку рта, очень заметная черная родинка. Голос – мелодичный низкий баритон, полный сдержанной силы. Я слышала проповеди Тайлера и убедилась, что он способен греметь, как орган.

Время от времени в глубине его глаз проглядывало нечто такое, от чего я дергалась – внутренне, разумеется, поскольку достаточно владею светскими манерами, чтобы себя не выдавать. Это бывало так, словно находишься в неведомом месте и внезапно, никак того не ожидая, замечаешь в каком-то окошке хорошо знакомое лицо.

С личностью самого Ната Тайлера этот эффект как будто никак не мог быть связан, поскольку не имел ничего общего с праведностью, присущей священническому сану. Он предполагал полнейшую, завораживающую порочность. Древняя, как пирамиды, она тем не менее жила и била ключом. Возможно, мне не следует говорить так о том, что являлось не более чем плодом воображения: жизнь этого молодого джентльмена духовного звания, исполненная чистоты и даже святости, всегда оставалась на виду. Семейство Тайлера было таким же старинным, как мое, и я уже давно была о нем наслышана, хотя познакомились мы совсем недавно.

Все вышеупомянутое, соответственно, не наталкивало ни на какие мысли о чертовщине. Назовите их моей нелепой фантазией. Уверена, никому другому, даже Тофаму Бренту, который, наверное, был бы рад найти изъян в моем приятеле-священнике, ничего подобного не приходило в голову.

Тофам не обладал тогда таким опытом, как сейчас, и мог не знать, что женщин – не всех, но некоторых – часто привлекает именно то, что должно отталкивать! Признаюсь, я намеренно ловила эти сатанинские огоньки в глазах Тайлера, и они приятно щекотали мне нервы. Сам Тайлер ни словом, ни жестом не выдавал, что осведомлен об этой своей особенности.

Мы обнаружили, что у нас обоих в библиотеке имеются странные книги: древние предания о колдовстве и тому подобном. Это послужило понятным поводом для долгих бесед о непонятном.

Представьте себе: лунный вечер, наши шезлонги в тесном соседстве, вокруг водная гладь, на горизонте, темным силуэтом, низкий берег. В воде отражается красный фонарь рыбачьей плоскодонки, за одним углом палубной надстройки слышится болтовня, перемежаемая смешками: Джек Питерс развлекает Энн, и та время от времени отвечает краткими репликами; из-за другого угла выплывают облачка табачного дыма от изысканной сигары, которую курит Тофам; внутри дома царит тишина: добродушные старики Плезансы заняты чтением журналов.

Тайлер приятным тихим голосом льет мне в уши рассуждения об истоках первородного греха:

– По утверждению Фомы Аквинского, ангелы, светлые и темные, умеют обращать людей в животных[47]47
  По утверждению Фомы Аквинского, ангелы, светлые и темные, умеют обращать людей в животных… – Фома Аквинский (ок. 1225–1274) – итальянский философ и теолог, систематизатор ортодоксальной схоластики, создатель ряда авторитетных богословских трудов, католический святой (канонизирован в 1323 г.). Утверждения, подобного процитированному, в его сочинениях не обнаружено.


[Закрыть]; чародеям это тоже подвластно, однако превращение не будет долгосрочным. Знакомство с историей колдовства в семнадцатом веке убеждает в том, что определенные природные объекты и ритуалы способны вызывать настоящие чудеса и содействия Господа или дьявола при этом не требуется. Но сам колдующий должен отречься от Бога, Христа и крещения, растоптать крест и в ходе символического обряда получить некую метку. После этого колдун или колдунья могут творить только зло, а добро им заповедано!

– Вы верите, что люди способны обращаться в животных? – спросила я, как будто речь шла всего лишь о завтрашней погоде.

– В духе – да, как мне известно, и мы часто замечаем сходство какого-то человека с животным. Если прав поэт Спенсер, сказавший: «Каким быть телу, то душа решает»[48]48
  «Каким быть телу, то душа решает». – Цитата из поэмы знаменитого английского поэта Елизаветинской эпохи Эдмунда Спенсера (ок. 1552–1599) «Гимн в честь Красоты» (1596, ст. 133).


[Закрыть], то почему бы человеку с душой свиньи не обрести при благоприятствующих обстоятельствах некоторые свиные черты?

– Интересно. Но что это за благоприятствующие обстоятельства?

– Упорное желание самого человека и мощное внушение со стороны.

Тут заскрипело кресло, и из-за угла выглянула ухмыляющаяся физиономия Джека.

– Послушайте, ваше преподобие, Энн вот говорит, что верит в духов, а я решил вас спросить: существуют они или нет?

Сзади показалась Энн со своей обычной двусмысленной улыбкой.

– Духи существуют, но можем ли мы их видеть? – отозвался Тайлер. – Не спросить ли доктора Брента?

– Что скажете, док? – выкрикнул Джек.

– Мы затем и направляемся к Тертин-Майл-Бич, чтобы это выяснить, – ответил голос Тофама, сопровождавшийся облачком дыма.

– Ставлю дюжину пар перчаток против сигареты, что никаких таких духов мы не увидим.

В окошке показалась голова мистера Плезанса.

– Без четверти двенадцать, ребята; мы с женой отправляемся спать.

– Вам тоже пора, мистер Питерс, – подхватила Энн.

Все засуетились и поднялись с мест. Мы с Тайлером, однако, остановились на носу нашей старой посудины, медленно торившей себе путь через жидкую пустыню. Когда Тайлер повернулся ко мне, луна высветила его орлиный профиль, и мне невольно пришла в голову мысль о Сатане.

– Жаль, что мы не встретились раньше – заметил Тайлер. – Мне нужно было с кем-то делиться и сотрудничать; заниматься этими исследованиями в одиночку небезопасно. Абсолютное зло – существует ли оно? Пока нам это неизвестно, как нам его понять и как с ним бороться?

– Трудность, наверное, в том, что те, кто его познал, не хотят с ним бороться. Согласимся условно, что ведьмы, как и привидения, существуют. Но я со своей стороны не уверена, что мы обязаны с ним бороться… то есть если речь идет о его полном истреблении. Зло так же необходимо в жизни, как красный перец – в гурманском меню; без этого ингредиента пир будет не тот.

Наружу выглянул Вельзевул[49]49
  Вельзевул – в ветхозаветной традиции один из злых духов, подручный дьявола; в христианских верованиях нередко отождествляется с последним и именуется князем преисподней.


[Закрыть] и тут же скрылся.

– Вы бесподобны! – пробормотал пастор.

– Самая подходящая ночь для полетов на метле, – проговорила я, – но мы лучше пойдем под крышу.

– «Земля и небо под венец идут!»[50]50
  «Земля и небо под венец идут!» – Цитата из стихотворения английского поэта-метафизика Джорджа Герберта (1593–1633) «Добродетель» (1633, ст. 2).


[Закрыть] – процитировал он, кажется, Герберта и обвел восторженным взглядом исполненную спокойствия панораму. На обратном пути дьявол не показывался, и в каюты мы водворились как добрые христиане.

4

Не придумано более подходящего места для скуки или же для флирта, чем плавучий дом; а когда романов два: свежий и в качестве осложнения – ожившие останки прежнего, в такой обстановке держи ухо востро. Впрочем, более подробных иллюстраций я приводить не стану; и почему бы не признаться, что, хотя я неоднократно предоставляла моему достопочтенному приятелю подходящие возможности, до ожидаемого финала дело не дошло. Что-то останавливало Тайлера в критические моменты; мешал ли ему Сатана или, напротив, подталкивал к признанию, но не справился – не берусь судить.

А может, наблюдение за беднягой Джеком, чью глупость шаг за шагом выставляла напоказ лукавая скромница Энн Марло, удерживало меня от того, чтобы пустить в ход все свои чары; или же мне внушил альтруистические чувства Тофам Брент, который в тщетных поисках утешения безбожно злоупотреблял табаком.

Так или иначе, ни одна из нас не заключила в пути помолвку, и с тем мы и прибыли к Тертин-Майл-Бич и пустились на поиски тамошнего привидения.

Там мы не нашли ничего, кроме бескрайних песков, небольшого возвышения, где простирался кочковатый луг с хохолками песколюба[51]51
  Песколюб – род многолетних травянистых растений семейства мятликовых.


[Закрыть], и немногочисленных куп кипарисовиков, чахлых и потрепанных штормами. Пока Плезансы, сидя в шезлонгах, любовались приливами и отливами, а мы, четверо молодых людей, бродили по этой местности взад-вперед, ничто не навело нас на мысли о сверхъестественном.

Впрочем, что до людей, облеченных плотью, то они здесь все же имелись. И тут пора сказать пару слов о Даквортах.

Не самое подходящее это место, чтобы привезти сюда молодую жену! Старый Том Дакворт когда-то был моряком, а когда распрощался с морями-океанами, стал жить сбором обломков на берегу. На ближнем конце побережья, в самой высокой его точке, он построил хижину, рыбачил в океане и в проливе подбирал обломки с потерпевших крушение кораблей, каких в бурную погоду находилось немало. Растил небольшой сад, держал коз, свиней и птицу. И существовал в безмятежном одиночестве, что твой Александр Селкирк[52]52
  Александр Селкирк (1676–1723) – шотландский моряк, штурман корабля «Пять портов», входившего во флотилию адмирала Уильяма Дампьера во время тихоокеанской экспедиции 1703–1707 гг. В сентябре 1704 г., поссорившись с капитаном, Селкирк добровольно остался на необитаемом острове Масс-а-Тьерра, расположенном в архипелаге Хуан Фернандес близ берегов Чили, и провел там на положении отшельника 4 года и 4 месяца, ожидая, пока его подберет какое-нибудь проходящее мимо судно. Именно Селкирк считается наиболее вероятным прототипом главного героя знаменитого романа Даниэля Дефо (1660?–1731) «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка» (1719).


[Закрыть].

Один-два раза в году, однако, он пересекал на лодке десятимильный пролив, чтобы закупить в ближайшем городе провизию.

Во время очередной вылазки ему случайно попалась на глаза одна немолодая женщина.

Джейн (ее девичьей фамилии я не знаю) полжизни прослужила учительницей в местной школе, но недавно по решению школьного совета была вынуждена уступить место более молодой, соответствующей современным запросам претендентке. Ей пришлось выживать на собственные средства, каковые были близки к нулю, так как в силу неспособности или из принципа в долги она не влезала.

Том сделал предложение, Джейн его приняла, и вот уже десять лет они жили вместе, довольные всем вокруг и друг другом.

Том пристроил к своему жилищу из старого корабельного леса еще две комнаты и обнес его оградой в пять футов высотой, на те же пять футов врытой в песок, чтобы она служила защитой от штормовых волн. Ограждение составляло в поперечнике около сорока футов, для свиней имелся хлев, козы и птица бродили на воле.

Как-то я провела лето в Этрета[53]53
  Этрета – городок на побережье Ла-Манша, в департаменте Приморская Сена на севере Франции, популярный туристический центр.


[Закрыть], на нормандском побережье, где раньше мастерили хижины рыбаков из перевернутых лодок: по бокам пробиты окошки, в одном конце торчит дымовая труба, в другом проделана дыра, служащая дверью. С них написаны сотни картин, но творение Тома Дакворта было живописней их всех, вместе взятых. Внутри стараниями Джейн поддерживалась безупречная чистота; в дополнение к прочей домашней работе хозяйка изготовила множество полезных вязаных вещей.

Общий возраст супругов превышал, наверное, сто двадцать лет; здоровье у них было хорошее, нравы самые добрые. Детей у пары не было, и обоих, похоже, это печалило.

Сперва Дакворты робели, но потом мы узнали их лучше. Вы можете подумать, будто узнавать было, в сущности, нечего, но в натурах отшельников кроются такие неисследованные глубины, которые иным людям даже не снились. Они видят, мыслят и действуют по-особому, и, общаясь с ними, то и дело обнаруживаешь скрытые на дне души сокровища.

Все три дня, пока мы исследовали остров, стоянка нашего плавучего дома находилась у сада Даквортов. Вокруг не было ничего, кроме воды, песка и неба, – полнейшее однообразие и безлюдье. Но я почувствовала к нему вкус, и Тайлер, судя по всему, тоже.

В последний день мы вдвоем, оба любители ходить пешком, совершили прогулку на дальний конец острова и обратно – ни много ни мало двадцать пять миль. К моменту возвращения мы уже знали друг о друге довольно много, хотя, как было сказано, между нами ничего не произошло. Единственным нашим открытием стала еще одна хижина, или лачужка, которая стояла на пригорке среди прибрежных болот, составляющих южную оконечность острова. Там никто не жил.

– Для отшельника просто находка! – заметил Тайлер.

Воротившись, мы узнали от Даквортов, что, по преданию, там жил много лет беглый негр-душегуб, а ныне, вероятно, водятся привидения. Ну вот, мы все же добрались до цели нашего путешествия!

Но милых стариков Плезансов уже тянуло в Филадельфию, и все согласились считать, что Джек выиграл свои сигареты. Чтобы выяснить, существует ли сверхъестественное, нужно было повторить двадцатипятимильный путь и переночевать в лачуге, и мы посчитали эту цену слишком высокой. По поводу призрака у нас так и не сложилось никакого мнения.

На обратном пути, в Бофорте[54]54
  Бофорт – город в штате Южная Каролина, административный центр одноименного округа.


[Закрыть], мы получили свою корреспонденцию, и Тайлер, ознакомившись с ней, сказал, что должен нас покинуть и вернуться домой поездом.

– Надеюсь, Марта, – сказал он, прощаясь со мной за руку (мы уже обращались друг к другу по имени), – мы скоро опять встретимся и придем к более определенным заключениям.

– По поводу происхождения зла? – задала я бесхитростный вопрос.

На миг я присмотрелась к нему, но солнце светило мне в глаза, и было трудно сказать, мелькнуло ли на лице Тайлера прежнее примечательное выражение.

– Насколько я могу судить, – ответил он, немного помолчав, – общение с тобой приносит исключительно добро.

Это был умный поворот темы, и теперь во взгляде Тайлера читалась детская невинность. Тофам, широкоплечий и широколицый, опираясь спиной на перила, со счастливым видом дымил сигарой неподалеку. Он собирался остаться на судне до конца. Джек, получивший отказ, внезапно решил присоединиться к Тайлеру, и Энн Марло безмятежно наблюдала за тем, как сгружали на берег два его сундучища и четыре чемодана. Позднее она вышла за Филипа Брэмвелла, пятидесятилетнего банкира.

В последние дни путешествия наши с Тофамом взаимоотношения оставались прежними. В Бостоне я узнала, что преподобный Натаниэль Тайлер отказался от пасторской должности и собирается на несколько лет в Европу и – это главное – в Палестину.

Я поразмыслила об этих новостях, но ничего из них не извлекла. Несколько раз Тайлер мне снился, и сны, что со мной нечасто случается, бывали удивительно живыми. В них мы ехали куда-то с большой скоростью, я неохотно, а он – горя желанием. Мы ни разу не добрались до цели.

На этом и заканчивается пролог (назовем это так). Через два года я вернулась на Тертин-Майл-Бич, в одиночку и никого не посвящая в свои намерения.

5

Мало того что я никому, даже Тофаму, не рассказала про свою поездку, – я и самой себе не могла внятно объяснить, для чего затеяла это предприятие. Если у вас мелькнула мысль, будто здесь имело место какое-то гипнотическое воздействие, немедленно ее отбросьте.

Я упоминала уже, что в роду у меня были ведьмы. Внешним мотивом была сильная потребность в уединении. Многим красивым и обеспеченным женщинам из общества, пресытившимся светскими развлечениями, знакомо это чувство. Вспоминая бесконечный пустой берег, я испытывала тягу, которой в конце концов не смогла противиться.

Я не догадывалась, что отсутствие людей вокруг не гарантирует одиночества. Напротив, ты можешь очутиться в среде, по сравнению с которой Нью-Йорк или Лондон покажутся пустыней. Ведь память и воображение остаются при нас. Птицы, что кричат над головой или ковыляют вразвалочку вдоль береговой кромки; причудливые изгибы кипарисовых стволов; шелест песколюба на ветру; мерный шум прибоя; мертвая безбрежность песков – все это препятствует одиночеству (если понимать его как свободу от мыслей). Нас снова затягивает в водоворот.

Я собралась провести месяц на Тертин-Майл-Бич и послала Даквортам записку с просьбой меня приютить и датой прибытия. Я была уверена, что они не откажут, но на всякий случай приготовилась расположиться под открытым небом: погода стояла теплая, а я человек тертый.

Я послала деньги в уплату за питание и ночлег. При мне были сундук, полный разных необходимых вещей, велосипед (бесцепный)[55]55
  …велосипед (бесцепный)… – То есть велосипед с прямым приводом (такими были, например, старинные велосипеды типа «пенни-фартинг» с очень большим передним колесом, впрочем вышедшие из моды ко времени действия рассказа).


[Закрыть] и револьвер. Последний я прихватила не для самозащиты, а для развлечения: я неплохо стреляю и собиралась попрактиковаться на чайках.

Сойдя с поезда, я протряслась сорок миль в телеге по разбитой дороге, а потом, не встретившись, вопреки ожиданию, с Даквортом, была вынуждена договориться с местным собирателем моллюсков о переправе через пролив. Он объяснил, почему не явился Дакворт: бедняга утонул прошлой зимой во время жуткого шторма. Однако Джейн, сообщил перевозчик, по-прежнему там, и вроде бы с ней живет какая-то «девчонка».

Когда плоскодонка уткнулась носом в ил у тонкой сваи пристани Даквортов, солнце уже клонилось к закату. Джейн меня ожидала: нашу лодку она заметила издалека. Она не рассыпалась в приветствиях, но крепкое пожатие ее худой морщинистой руки говорило о сдержанной радости. Я спросила, не поможет ли нам молодая женщина дотащить сундук.

– Какая женщина? – вытаращилась на меня Джейн.

Тут калитка распахнулась, и по дорожке затопало дитя лет четырех. Я все поняла.

Собиратель моллюсков взвалил на свои костлявые плечи сундук и поковылял вперед. Джейн уже приготовила мне комнату, а утомленному рыбаку дала подкрепиться куском свинины и тушеными бобами. Я глянула в кривоватое зеркало, прошлась расческой по распущенным волосам, сменила дорожный костюм на вязаную кофту и просторные бриджи, в которых собиралась ходить здесь, в глуши, и проследовала в кухню, соединенную с гостиной, на, как говорила Джейн, чайную церемонию.

Девочка все время стояла между моих коленей и смотрела мне прямо в лицо. Она потянулась ко мне с первой минуты, завороженная водопадом черных волос. Когда я спросила, как ее зовут, девочка выпятила губы и произнесла что-то вроде «Пуха». Джейн объяснила:

– Я назвала ее Пердита[56]56
  Пердита (Утрата) – героиня романтической драмы Шекспира «Зимняя сказка» (1611, опубл. 1623), принцесса, которую нашел и воспитал пастух.


[Закрыть]; она потерялась в волнах, и мой Том тоже потерялся, когда ее спасал.

Девочка была крепенькая, с густыми золотистыми волосами, подстриженными как у пажа четырнадцатого века.

Моя комната находилась со стороны моря, и я уже успела увидеть в окне шпангоут[57]57
  Шпангоут – поперечное ребро корпуса судна.


[Закрыть] погибшей шхуны, глубоко засевшей в песке за линией прибоя. Джейн поведала мне ее историю, но не в связном виде, а урывками, понемногу за день. Сильный ветер («Том называл его ураганом, а уж он-то знал, о чем говорит») дул два дня, а к вечеру третьего показалось судно, которое несло прямо к берегу. От мачт уцелели одни обломки, и на борту, как выяснилось, не было ни души.

Когда судно ударилось о грунт, ветер стих, словно в нем больше не было нужды. Вода стояла слишком высоко, чтобы добираться до шхуны вброд; облака разошлись, наступила полночь, и с неба лила сияние полная луна.

Старики стояли и всматривались, и тут Джейн почудилось, будто с палубы доносится детский плач. Наконец и Том стал что-то различать среди шума прибоя. Он принес свой старый бинокль, но на палубе ничего не заметил. Виднелось только название судна, выведенное белыми буквами ближе к носу: «Джейн – Новый Орлеан».

– И Том глядит на меня, – рассказывала старуха, – и говорит: «Джейн, а ведь то ребенок плачет! Похоже, Господь посылает нам наконец дитя!» А уж когда ему пришла эта мысль, удерживать его, мисс Клемм, было бесполезно. «Прилив спадает, – говорит, – и волны успокаиваются; я должен достать ребенка!»

Крепкий старый мореход схватил спасательный пояс и швартов[58]58
  Швартов – трос, обычно с огоном (кольцом) на конце, предназначенный для подтягивания и удержания судна у причала или у борта другого судна.


[Закрыть], забросил конец на причальный столб и ступил в воду. Полосу бурунов Том миновал благополучно и двинулся к шхуне. Его то и дело накрывало с головой, Джейн успевала уже потерять надежду, однако он выныривал снова.

Но когда Том приблизился к лежавшему на боку судну, мощная волна захлестнула палубу и увлекла за собой какой-то предмет. Это был плот, наскоро сооруженный из тяжелых брусьев, и к нему был привязан ребенок. Угол плота, поднявшегося на гребень волны, ударил Тома Дакворта по голове. Бросившись вперед, Джейн поймала в бурунной пене плот с еще живым ребенком и мертвое тело своего мужа.

Побережье коварно, и такие истории здесь, наверное, не редкость. Она проста – и в то же время как драматична! Джейн не обладала ни темпераментом, ни подобающим случаю красноречием. Катастрофу она описала в самых простых словах, без жестов, без восклицаний, продолжая вязать или помешивать еду в кастрюле. Не было никого, кто посочувствовал бы ее горю, – только грохотал прибой, кричали чайки и выглядывала в просвет облаков луна.

Джейн вытащила тело на берег, отнесла ребенка в хижину, накормила и обогрела. На следующий день прибыли люди с материка.

– Ненавидеть девочку было не за что, она ни в чем не виновата, и я к ней привязалась, – объяснила Джейн. Дитя послано ей в замену тому, кого у нее забрал Господь. Так она истолковала происшедшее. Не особенно красивая, девочка, однако, была подвижной, веселой, любвеобильной, и присмотр за ней отвлекал Джейн от мрачных мыслей.

– С ней мне не так одиноко, – заключила она.

6

Распорядок жизни у меня установился сразу. Песок был плотный и пружинистый, в самый раз для велосипедных прогулок. Для сентября погода стояла теплая. Остров был в полном моем распоряжении, чужие там никогда не появлялись. Перед завтраком я совершала велосипедную прогулку, восемь-десять миль по берегу, потом купалась, причем купальным костюмом себя не обременяла. Поплавав, я снова седлала велосипед и летала на нем, как на метле, пока не обсохну.

Как же это бодрило тело и дух! Ни один прирожденный дикарь не испытал бы и десятой доли моего удовольствия. Единственными моими спутниками были солнце, море, песок и чайки. Накинув на шею длинный венок из водорослей, я пускалась с места в карьер, а пряди волос и водоросли летели за мной, как грива. Природа, казалось, приветствовала эту раскованность и говорила с улыбкой: «Ну, вот она и вернулась, прежняя шалунья!»

Любят же люди оковывать друг друга цепями!

После завтрака, покончив со стиркой (я помогала Джейн, хотя она была против), я грелась на солнце, играла с Пердитой, кормила свиней и кур, забавлялась с козой. А часа через два приторачивала к поясу узелок с ланчем, снова прыгала в седло и не возвращалась до самого вечера. Спешившись, принимала солнечные и воздушные, а временами и морские ванны, одежду же обычно накидывала не раньше, чем приходило время возвращаться.

Через несколько дней я покрылась с головы до ног золотистым загаром и стала походить на индианку.

Почему бы не жить так и дальше? Мысль о возвращении в Бостон была невыносима! Я полностью слилась с природой.

Однажды вечером, когда Пердита уже спала в кроватке, мы с Джейн сидели у очага, где пылал подобранный на берегу лес. Все было тихо, только глухо и негромко шумел прибой, и тут откуда-то издалека до меня долетел странный вибрирующий звук. Джейн слегка пошевелилась, однако не оторвала глаз от вязанья. Звук повторился.

– Разве на острове есть собаки? – спросила я.

– Не обращайте внимания, мисс Клемм, – сказала Джейн, как будто смутившись. – Чайки, наверно.

Эта отговорка возбудила мое любопытство. Подобные звуки не может издавать никакая морская птица. Вспомнились койоты, которых мне случалось слышать по ночам на пустынном западе, но это были не они! Это была одичавшая собака. Но как она сюда попала? Ее привезли, а это значит, что на острове кто-то побывал, и меня это обеспокоило. Конец моей свободе!

Звук донесся снова, на этот раз он был слабее.

– Я решила просто не обращать внимания, – повторила Джейн. – Моя мать, а она родилась в Ирландии, часто рассказывала нам про банши[59]59
  Банши – в ирландской мифологии разновидность фейри, сверхъестественное существо женского пола, чей крик или плач предвещает людям смерть кого-либо из их близких.


[Закрыть]. Думаю, это что-то похожее. Ничего другого – только звуки. В первый раз я их слышала после смерти Тома!

– После? Не до?

– Нет, мисс, и, если вы не против, я не хотела бы об этом говорить. Чем больше о таком думаешь, тем чаще оно случается.

– Я полагала, Джейн, вы разумный человек! О банши мне известно все; но мы не дети… мы женщины, и мы здесь одни. Дикая собака может загрызть ваших свиней или кур. Кроме того, где собака, там и человек недалеко. Зверя надо выследить и застрелить, и завтра я этим займусь! – добавила я, вспомнив про револьвер, лежавший у меня на дне сундука. – Она жутко воет, а кроме того, пока она здесь, я не чувствую себя вольготно.

Джейн вздохнула и продолжила вязать; той ночью нас больше ничто не беспокоило. На следующее утро задул северный ветер, принесший с собой ливень, и перед завтраком я не поехала кататься. Когда дождь ненадолго прекратился, я вышла и у калитки, что со стороны моря, встретила Пердиту, всю в слезах.

Вместо объяснения она показала на могилу Тома Дакворта, находившуюся за забором, в тридцати ярдах к югу. Могила была обнесена оградкой, и Джейн посадила там цветы.

Однако ночью случилась беда. Кто-то вырвал цветы, разбросал вокруг и проделал углубление, словно пытаясь разрыть могилу. Отметин от лопаты или кайла не было, но другие следы безошибочно указывали: здесь побывал тот зверь, чей вой слышался накануне вечером. Пердита вышла нарвать цветов, увидела разоренную могилу и зарыдала от горя и негодования.

Я предпочла бы скрыть происшедшее от Джейн, но та услышала плач ребенка, вышла из кухни, вытирая руки о передник, и застала картину осквернения. С гримасой ужаса на высохшем лице она застыла на месте и наконец произнесла дрожащими губами:

– Я думала, у меня на свете нет врагов!

– Какие враги? Это чертова собака! – крикнула я в гневе. – Хватит выдумывать всяких врагов, заодно с банши. Эту зверюгу давно нужно было пристрелить.

Но Джейн уже нарушила молчание, и теперь суеверные страхи полились из нее потоком. Завывания, сказала она, начались вскоре после смерти Тома – и это воет злой дух! В осквернении могилы она увидела лишнее тому доказательство. Однажды, по ее словам, ей случилось ночью выйти за ограду, чтобы подобрать юбку, которую сдуло с бельевой веревки, и эта тварь бросилась на нее из темноты! Ни у чайки, ни у ястреба, ни у кого из смертных созданий нет такого размаха крыльев!

Джейн не бралась судить об этих тварях: то ли это духи непогребенных жертв, которых смыло волнами и унесло в море перед тем, как судно уткнулось в грунт; то ли враги бедняги Тома, озлившиеся за что-то, что он совершил еще в бытность простым матросом; то ли они связаны с прошлым Пердиты, чье появление можно отнести к истинным чудесам; то ли ополчились отчего-то на самое Джейн.