Текст книги "Полное собрание стихотворений и поэм. Том III"

так он предлагает. Он – национальный герой Лимонов.

Вот он был неким символом. Вот он был вечным притворой, этот Лимонов, чёрт его знает, чем и кем. С одной стороны, энергичен, стоек. С другой стороны, вдруг где-нибудь на людях, где его не знают – разноется, притворится, в присутствии каких-либо юношей, что те его успокаивать начнут. А выйдет на улицу, как рассмеётся!

Так и корчил дурачка, даже рожи корчить утруждался. Войдёт, бывало, простофилей глупым в иные дома, да так привыкши у двери их и впредь лицо быстро сменяет.

Моя голова атакуется информацией

ТВ вчера мне показал, как японцы ловят в иле каких-то полубычков, полурачков. Знать мне это нужно или не нужно, во всяком случае, я теперь это знаю.

Лимонов.

Он вспоминает:

«Я любил покидать друзей, когда вырастал из них. Я не был лишен сентиментальности, но помню облегчение, с каким я выходил из ворот завода “Серп и молот”, полностью рассчитавшись и поставив нужные лиловые печати. Мир снова был неясен, открыт, а этап был позади. Так же и друзья. Я вспоминал их и вспоминаю.

Я в каком-то смысле их представитель в других высоких сферах жизни – куда они не дошли. Но я горд, и мне хочется, как Суворову при получении звания фельдмаршала, прыгать через стул и кричать “Салтыкова обошёл! Бестужева обошёл!”

И я таков».

«Ну да; я сын младшего офицера Советской Армии и вполне устраиваю низшие классы. Нельзя сказать, что происхождение сразу поставило меня в выгодное положение в мире. Отец мой играл на гитаре, был начальником клуба в своём полку и паял телевизор. Сколько помню себя, мы жили в одной комнате все втроём»

говорил Лимонов в частной беседе.

Для роли национального героя

тридцать лет вполне подходящий возраст.

Я испытывал чувства ужаса и подавленности, пока был такой как все.

Но подавленность сразу исчезла, как только я набрёл на стихи. Уже тогда.

– вспоминает Лимонов.

Вся моя жизнь есть борьба с общепринятой моралью, с моралью отца и матери, с «будь как все!»

Я говорю. «Не будь как все!»

Будь особенный – развивай в себе странности, чутко следи за собой и придёшь к искомому. К тому месту жизни, где тебя не будут мучить кошмары, а будет ясное ощущение – я стою там, где нужно и будет легко – чуть ли не взлетишь

Лимонов стал национальным героем за:

русских харьковских ребят:

Саню Красного

Костю Бондаренко,

«Голливуда»

За Кота и Леву

за капитана Зильбермана

за Витьку Косого

за друга Кописарова

за друга Кадика

За двоих Ляшенко, за Ляховича, за Ляха

За Витьку Кемченко и Витьку Ревенко

За Славку Цыгана

За Бокарева

За Гришку Приймака

За Витьку Головашова и Сашку Тищенко

За Леньку Коровина

Вовку Золотарёва

умершего Витьку Проуторова

Он дошел за недошедших:

повесившегося поэта Видченко

железнодорожника Игоря Иосифовича

спившегося поэта Мотрича

зарезавшегося поэта Аркадия Беседина

за Лёньку Иванова

за Сережку Горюнова

за директора магазина Мелихова

за Поля Шеммета

за художника Басова

за друга Гришу Гуревича

За Соколова

За Прокопченко.

Московских же ребят перечислить и нет возможности

……………………………

……………………

……………………

……………………

………………………

………………

………………

……………

………………………

……………………

…………………

…………………

……………………

………………

…………………

…………………

……………………

……………………

…………………

………………

…………………

Капитан Лукашевич вышел из ворот своей воинской части и задумался. Капитан Лукашевич должен был встретиться на Красной площади в 21 час 00 минут при смене караула у мавзолея с человеком, стоящим возле Лобного места, читающим надпись на исторической доске.

Алексей Лукашевич должен был подойти и сказать «Здравствуйте! Уже поздно осматривать Кремль, а не пойти ли нам поужинать?!» И после этого, как можно меньше взглядывая по сторонам, он и его странный знакомый должны были отправиться прочь с Красной площади.

Так всё и вышло. Спутник его был лет тридцати, а пожалуй, и чуть моложе. Фамилия его была Лимонов.

1974 г. Москва.

Русско-американские стихи (1974–1975)

«Вы знаете – любил поэт когда-то…»

 
Вы знаете – любил поэт когда-то
Москву. она его как брата
Она его ласкала нежная смешав
с другими организмами. он прав
был от утра шатаясь в дымном шуме
в снегу в колёсах. В беспощадном у́ме
смешались грации любых сторон
поэт тогда был беспощадно «он»
 
 
То к ГУМу занесёт его дорога
Стоит глядит товаров сколько много
У всякой вещи есть своя фигура и окраска
и люди в деревенских про́стых масках
 
 
и от ворот Кавказа и от других ворот
приносят свою фразу все нации в народ
Спокойные узбеки. тревожный сын туркмен
Нац. мены словно реки. вплывают в ГУМ вдоль стен
 
 
Поэт средь них Лимонов
почти такой же сын
одежда без фасонов
и чёрный цвет один
Пальто сверхразливное
куски мохнатых брюк
Лишь на лицо простое
очков наброшен крюк
Его встречали часто
хохол и белорус
он с ними образует
невидимый союз
 
 
То занесёт его в букинистический
В Столешников приземистый трагический
Стоит глядит он книги час и два
и без еды кружилась голова
 
 
Сказать теперь что стал он не такой
Что уж ему наскучил род людской
Он был растяпа и разиня. ротозей
смотреть любил на вещи на людей
 
 
Свисают вещи. люди ткани мнут
Большой базар. прекрасно устают
глаза от метров ситца от папах и жёлтых рук
Сказать что нынче взгляд его потух?
 
 
Нисколько. лишь переключился он
Мир наблюдает он с других сторон
Как иностранцы бодрые живут
чего съедают и про что поют
 
 
О национальности! Вы слабость для поэта
И нравятся чулки. носки. береты
Плащи. накидки. шубы и пальто
Машины. деньги. тысячи и сто
 
 
О линии и лики президентов!
О короли средь их больших моментов!
О цвет и запах и бутылок этикетки
Старинных фирм блестящие отметки!
 
 
Всё это в изобилии даёт Москва
манжеты белые торчат у рукава
Поэт почти такой лишь смотрит с удивленьем
на мировые всякие явленья
 

«О войне за Хиву…»

 
О войне за Хиву
О Хиве за войну
Расскажу я путём превосходства
Нас не надо убить
И в песках утопить
Совершить мы желаем поход свой
 
 
А Хивинский тот хан
Далеко отстоян
Он живёт за войсками в оградах
Он большой и смешной
С голубой бородой
Весь в камнях соболях и наградах
 
 
Ну а русский солдат
Он начальнику рад
Он в холщовом наряде с винтовкой
У него на лице
Ничего о конце
Притворяться умеет он ловко
 
 
Переход. переход
Многодневный поход
Вся пустыня в каза́ках солдатах
Пить как хочется ох!
А колодец залёг
Впереди в миражах и закатах
 
 
Здесь ночная постель
Приближается цель
И туркмена измена не может
Помешать и не дать
И росси́янов рать
Край хивинского ханства уж гложет
 
 
Офицер впереди
К белоснежной груди
Прижимает он перевязь-руку
Да от крови следы
Ничего. до воды
Доберёмся сквозь жа́ры и муку
 

«Мне совершенно фигура Христа…»

 
Мне совершенно фигура Христа
Та и не та
Мне совершенно фигура Христа
не говорит ни черта
 
 
Мне говорит он – ливийский дух
Между пустыней двух
В храме которого не было нет
Храминой целый свет
 
 
И тёмной ночью военный отряд
перестреляли ребят
Это ливийский вмещающий дух
ластится вслух
 
 
Это вдруг тот говорит что молчал
идеалист он и каннибал
сентиментально покроет слезой
труп молодой
 
 
В снежной России он тот же – наш
В чёрном музее стружит карандаш
И между двух потемневших старух
В нише ливийский дух
 
 
Я на ливийского духа звездам
Жалобы нет. никогда не подам
Да. и по поводу грязных равнин
Не обратится сын
 
 
В тёмном подвале Свердловска ты
Пил у Царя и Царицы рты
Пил у испуганных бледных детей
Древних кровей
 
 
Не покровитель тебе – народ
Этих народов – текучих вод
Видел немало ливийский дух
пользовал их как слуг
 
 
От бледнопятых седых египтян
Да и сидел на цепи Тамерлан
Завоеватели и вожди
Словно дожди
 
 
Да. на равнинах паннонский галл
Тихо. лодыжечно-голо стоял
и опёршись рукой на копьё
думал своё
 
 
И надо мною ливийский дух
Пусть я стою у ботинок двух
И обувной шелестит магазин
Дух-то один
 
 
Шелест таджика. узбека ход
Будущий общий китайский народ
Видит спокойно ливийский дух
Сдержан при этом. сух.
 

«Наслаждайся жизни битвой…»

 
Наслаждайся жизни битвой
Утром сразу попади
Обрезают уж деревья
Весна-лето впереди
 
 
Говорю себе – Лимонов
Ты – здоровый человек
Пережил ты столько стонов
собственных. Как гордый грек.
 

Клеопатра

 
Точно помню на картинке
С весом дама и матрона
Чем скажите очарован
Был Антоний возле трона
 
 
Римский друг. триумвиратор
В помышленьях император
Этой женщиной тяжёлой
Если же была весёлой?
 
 
Врёт картинка. Клеопатра
Была замужем за братом
Старшим. а потом за младшим
В общем значит была падшей
 
 
С нею спал могучий Цезарь
С нею спали спали спали
Её недра раздвигали
Возмутительной рукой
женщины смутив покой
 
 
Так она переходила.
Август сделал. Положила
две змеи себе на грудь
Не идти в далёкий путь
привязавшись к колеснице
Тридцать девять лет девице
Когда тихо умерла
От позора же спасла
 
 
Значит было в этом теле
Что-то страсти что не съели
Гордость царская и поза
Сверху змей лежала роза
До эР Ха тридцатый год
Так счас женщина умрёт?
 
 
Я люблю когда страницы
Ветхой книги кажут лица
Древних восковых времён
Я свободно наделён
 
 
Подоплёкой таковою
Что живу почти с тобою
Клеопатра в один день
И гляжу как ляжет тень
 
 
Статуи скульптурной вазы
И он входит резко. сразу
Входит твой очередной
Может Кассий – он герой?
 
 
Иль ты едешь в белой барке
С музыкой. и душно. жарко
В Ниле замер крокодил
Гладким стал могучий Нил
…………………
Надо быть поближе к власти
Разберут и нас на части
Что любил. Кого любил
Лют был. грозен. или мил
 
 
Так Лимонов размышлял
Клеопатру представлял.
 

«Люблю я жену свою страстно…»

 
Люблю я жену свою страстно
Она необычно прекрасна
И с нею живём мы вдвоём
В квартире уже как в легенде
Пьём водку и вина и бренди
И чёрного хлеба жуём
 
 
Жена моя пишет в тетради
Стихи наслаждения ради
Горят из Елены глаза
Нам все говорят – погодите
Друг другу ещё затошните
Не сможете жить вы из-за
 
 
Да это бы верно бы было
Когда бы она не любила
На месте меня был другой
А так мы живём себе ясно
Она – необычно прекрасна
И я – национальный герой
 

«Бледнолицый и серьёзный…»

 
Бледнолицый и серьёзный
Разудалый человек
Вы – Лимонов – Вам не поздно
Вами создано навек
 
 
Разнообразные поэмы
И престранные стихи
А иные люди немы
Да из них торчат грехи
 
 
Вы любовь свою схватили
и забрали унесли
Как вас черти не крутили
Крови хамские спасли
 
 
И году в шестидесятом
Не попали Вы в тюрьму
вслед за Костькой. почти братом
в юридическом тому
 
 
не читают адвокаты
ваше дело нараспев
Вы – Лимонов – всем богаты
Ваша лучшая из дев
 
 
Отчего тогда скажите
если пляска водка стол
Вдруг со всеми не сидите
и задумчивый ушёл
 

«В марте как известно…»

 
В марте как известно
По России тускло
Тучи злы телесно
Как-то тесно узко
 
 
Хочется в дорогу
где-нибудь где юг
Где чужие боги
и довольно слуг
 
 
Носят кофе-воды
А в окне отеля
Море пароходы
кипарисы ели
 
 
Солнце. иностранки
ходят без чулок
бритты и британки
и собака дог
 

«Тихие русские воды…»

 
Тихие русские воды
воды нахмуренных книг
Чёрные плечи погоды
Зябкий застуженный стих
 
 
Прошлых купцов обличая
Видел Островский их сын
Я ничего не желая
новых людей господин
 
 
Вот забрела Катерина
Вот среди сада и стол
Здесь и студента кручина
Рядом заводчик был зол
 
 
Сопровождаемы белым буфетом
пьесы идут и идут
Сколько растений взрастает при этом
сколько же птиц пропоют
 
 
Много состарилось бедных созданий
в роли бродячих актрис
ужас предчувствуя вечных свиданий
сладко прослушивать «Бис!»
 
 
много менялись плакаты. плакаты
падал поднялся Тамбов
сказано было Островским когда-то
сладких купеческих снов
 

* * *

Однажды ей повстречался человек. который перевернул всю её жизнь. Повстречавшись ей он исчез. И мелодия однообразия вновь звучала в её жизни – все остальные годы. То что её звали Тамара – так и не сыграло никакой роли

Она сколько ни старалась впоследствии. никак не могла найти ошибки в сценарии своей судьбы.

Впрочем что же –

Миллиарды проводят свой отпуск на Земле без звука

А ведь у неё даже был один очаровательный момент

«Солнце что-то растапливает. где-то с помощью…»

 
Солнце что-то растапливает. где-то с помощью
талой воды копает
Отскакивает светом от Москвы-реки…
 
 
Россия… Широкие правительственные залы…
Семидесятилетние-шестидесятилетние министры.
Отделённые от нас стеной и конвоями правительство.
И мы –
те кому 30 лет. Тщетно пытающиеся себя доказать
Так и хочется дать по этим кремлёвским камням.
гумовским стенам. по этим цвета конины зданиям музеев!
Вы! Стоите тут безучастно!
По этому пряничному Василию Блаженному!
Что ты стоишь тут!
 

«Ветер идёт в сад. там уже стоит зелень…»

 
Ветер идёт в сад. там уже стоит зелень
Ночь присоединяется
Все явления природы собрались вместе
Буря. гром. дождь. грязь и другие явления
 
 
Зелень едва выдерживает
она боится и носится во все стороны
 
 
Наступает «потом»
Во время «потом» пришла свежесть
Появилась точность выражений
и босые ноги ощущают удовольствие
 
 
Некто сидит под деревянным стволом
спиною чувствует все шероховатости
Он солдат или он не солдат
он кто-то или что-то в этом роде
во всех родах
У него есть понемногу от всех людей
 
 
Он вполне мужчина и обнимается с природой
Чёрт его сюда занёс
Кто его сюда занёс?
может быть никто
 
 
Печальности в нём ни на грош
Деревья раздают удивительные звуки
Они раздают во все стороны крики. испуги и сочетания
 
 
Итак вся ночь полна междометий
и никто не ползает не летает
всяк прижался и ждёт
и занесён сюда по воле случая
 
 
Если даже он не музыкант
то чувствует и ощущает симфонию
Она пробегает у него по коже и по голове
Она пробегает у него по волосам
Он ой-йой-ой!
Он – всё
От ощущений у него во рту кисло
И бьют невидимые барабаны
И вспоминается
 

«Низкопрядучее небо с лихвой хвалилось лёгким…»

 
Низкопрядучее небо с лихвой хвалилось лёгким
телом своим
и блеск оружия космовоинов строгих.
как на рязанских просторах
встретились для избиения друг друга
В лице Монголии у нас уже был тогда Китай
Мы Россия перепутавшись всеми своими
усладительными линиями
заронив лицо в чувства и поправки дрожали
а он шёл своими воинами несметно шелестя
быть бы сейчас раствором жидким на время
у кустиков снизу в лунке
когда пройдут – обернуться опять человеком
– вот воинская молитва простая до убийственности
продирающая и отважного
молитва о мешании тела
Когда иногда в шерстяной рубахе
на ветру на расстреле сжигании
Ах быть бы мурашкою вдруг
и патрон безопасен
и пуль не накроет полёт
улетит мурашка
и вся-то назад
и к папирусам сядет он
 

«И дни переворачивать лениво…»
I

 
и дни переворачивать лениво. теряя память. нежно
забываясь. и из страны лететь на белых крыльях
Впадая чёрти где в Оку ли. Каму. или впадая не
в Оку и Каму. Куда впадая
 
 
так я думал тускло. шагая современными шагами.
вполне чудак. вполне какой-то странный.
без уважения толпы к себе шагая. проспектом
Ленинским. Наверно образован на месте поля.
голых сорняков. и назван именем вождя. который
раньше. когда-то жил. и бедняков возглавил.
железной партией смешных интеллигентов. идеалистов
тех кто не служил. недоучился. не хотел. не
стали. не будем. и не стали. Не смешных.
А сильных. не служили. не хотели. а партию
образовать сумели. а впрочем мне до них
какое дело. поэт я современный и меня
Чего-то да на свете ожидает. растений шелест.
шумы. кинозалы. в Европу выход. желтолицый взрыв
не знаю. Есть пора ненужной грусти. когда всего
что видишь бледно-жалко. прохожего в засаленной
ушанке. его же книжки в сеточке. в авоське. Противно
жалко… и того кто обыск. И так же жалко ищут
у кого. Нелепые. бледны и ненормальны. две
стороны в день северный и тусклый.
Друг друга стоят. Ищут или прячут. Без радости
в России без всего. Как в тяжком тяжком сне
после обеда. как сравнивал Шекспир
– весна Москвы вступает. нахмуренное небо выжимает то грязный снег. то чёрный дождь.
мученье. у всех пальто печальное движенье
и ноги грязны. безобразны грубость. сапог в грязи
мозгов в грязи. в снегу.
Очистите меня и всех иных. кого прошу. богов?
каких ли. бога? иль просто существо верховное?
Ах надоело. Пойду домой. что толку в пустоте
и Ленинский проспект – лежи один. На месте
магазинов было поле. возможно там гуляли
даже зайцы. и мыши. и какие-то орлы.
 

II

 
Вот мне не двадцать. Но двенадцать что ли? И
потерял пейзаж авангардизм. Чего-то нету. то есть
линий упрощённых. и чувства потеряли модернизм
и вкус такой что будто бы родился. и вкус я
потерял терзать Москву. ногами все садовые рыдваня
А рвал её на части на большие. На Сретенку.
Колхозную. на Лихов. на Каляевскую. Сокол. и всякие
другие на отрывки. Я больше не брожу. устал.
устал.
Москва в которой зарождаясь умирало. вполне
она спокойная лежала. но что в ней будет
с нами с нами с нами. Куда деваемся мы
гугеноты. той вашей веры. Ну куда. куда
чем виноват товарищ Кабаков. Бухгалтерских
своих что чертит снов. чем виноват Лимонов
разговаривая. И нарушая речь её одаривая
И это говорил я сидя за столом. Каким путём
каким большим путём. Куда мы все. и вы и мы
придём.
 

«Ненавидящий пустоту лилового ручья. Сдавший влагу…»

 
Ненавидящий пустоту лилового ручья. Сдавший влагу
кому-то. Я не люблю пенные кольца загривка
Похожие на окаймляющую верхнюю и боковую
растительность разжиревшего давнего старого
друга поэта. Пищеварительно пишущего послеобеденные стихи.
непременно в малом количестве. Достигнув
достатка. достиг добродушья семейного. главою
же сделавшись робкой семьи из двух душ.
он глуп и полупридушен немного. своим государством.
Волнения требует зодчий. А я вольный дух
даже вольный в каком-то припадке
в каком-то припадке. воистину неком припадке.
 

«Туманно-тревожные сны эмират…»

 
Туманно-тревожные сны эмират
Глядел среди глин и дувалов
Они не сумели сквозь русских солдат
себя отстоять. было мало
 
 
и пушек и сабель. фузеек кривых
и жалко и жалко их. жалко
в барашковых шапках восточных смешных
бегущих и шатко и валко
 

«Какая-то зелень в окне…»

 
Какая-то зелень в окне
листочки со мной наравне
Жила бы нечистая сила
меня бы она оживила
 
 
А то сух и пресен сей мир
Народ – неизменный кумир
И ждёшь от него происшествий
Нуднейших общественных бедствий
 
 
Нечистая ж сила б была
Ревела б в окне за осла
Казала бы уши и рыла
Ночная нечистая сила
 
 
Дневная нечистая сила
В лесу бы меня заблудила
Кричала бы страшно и выла
В пещере нечистая сила
 
 
А я убегал бы от ней
Куда между трав и камней
 

«Играют на гармониках…»

 
Играют на гармониках.
Разрушено Шахматово
Усадьбы Блока нет
Эх жёлтенькие лютики
весёлые цветы!
 
 
И что за фраер Блок
Что ездеют тут всякие
Втащили камень ахают
Подумаешь подумаешь
их этот фраер Блок!
 

«Жил на свете был Лимонов…»

 
Жил на свете был Лимонов
очарованный простой
вышел в путь с татарских склонов
оки-камы над рекой
 
 
Ездил. был. перемещался
Маленький. со всей семьёй
офицером оказался
его батюшка родной
 
 
Батечка носил погоны
верил в книги. ордена
Честный. праведный склонённый
Табака и без вина.
 
 
Жил Лимонов как Савенко
Лет совсем до двадцати
школа. угол. пчёлы. стенка
к кирпичам должно расти
 
 
Видел тени Украины
ездил в хутор на телеге
спал в руках студентки Нины
где-то в Сумах на ночлеге
 
 
Плакал. ныл. бежал из дома
Воспитался. ошалел
Просто. русско. так знакомо
Много есть подобных тел
 
 
Но однако Одиссея
помнит злые имена
Греция его. Рассея
за Лимоновым страна
 
 
Благородная порывом
безысходная в быту
иль с характером счастливым
наш Лимонов попросту?
 

««Ты меня не можешь в поле…»

 
«Ты меня не можешь в поле
Как магистр с двумя цветами
Повстречать на дне воспоминаний
Ты едва лишь только брезжишь –
бледно-жёлтая фигура
да ещё с размытыми краями
 
 
Да – тебя поизносилось
поиграли – Ваша милость
с географией пространствами – довольно
всех наук гуманитарных
и любовей легендарных
много много по груди твоей катилось
было больно
 
 
Вас давно упрятал ящик
саблезубый милый ящер
А вы вылезли и ходите гуляя»
так я думаю небрежно
Вы и ты свободно нежно
в отношении к себе перемежая
 

«Сонные лирики. люди хорошие…»

 
Сонные лирики. люди хорошие
как с бородой мужики
осень. беспутные дни и погожие
мыслей ленивых полки
 
 
Где облака побывали, что видели
верно убитых в лесу
Велосипедом смахнули грабители
с трав придорожных росу
 
 
всё одноместное милое русское
тут для Алёнушки брод
и для художника. место-то узкое
видно как ряска цветёт
 
 
Пахнет золою от печки остывшие
вечно лежат кирпичи
люди нелепые. тихо любившие
мир полыхнувшей свечи
 

«Тысячу раз прославленные полянки. где…»

 
Тысячу раз прославленные полянки. где
всевозможные виды ягод сидели в траве.
ягоды на все буквы. и на «ч» и на «к» и на «е».
Лев Толстой в белой полотняности зачем-то
косит красоту. Когда крестьянин – понятно
он для еды корове для пользы своей. Но у
эЛ Толстого уже есть своя польза. Зачем же
косит он лукавя. Приезжает Гаршин и стоит глядит
 
 
Толстовцы приезжают. Все полны лишних
политических идей. приветствуют. падают
в обморок. Дай обнять тебя мягкая деревенская
баба. Дай тебя интеллигентским объятьем своим
охватить. Вечный луг вечная дремота.
………………………
и танковые ученья накинув противогаз
спугивают эту отрицательность и положительность.
Быстро майор проводит команду по этому
месту. ничего не зная о мире проводит майор.
и глупые солдаты без заблуждений бегут
и везут танки за рычаги. пробежали. и снова
к толстому уже приезжается Гаршину. душно.
кошение трав.
 

«Леонгард Францевич…»

 
Леонгард Францевич
Ипполит Елизарьевич
Ивонна Неониловна
Венцеслав Максимилианович
Плотин Аристархович
Энгельбрехт Дионисьевич
Бонавентура Христофорович
Прощайте!