Текст книги "Полное собрание стихотворений и поэм. Том III"

«Вы будете меня любить…»

 
Вы будете меня любить
И целовать мои портреты
И в библио́теку ходить
Где все служители – валеты
 
 
Старушкой тонкой и сухой
Одна в бессилии идёте
Из библио́теки домой
Боясь на каждом повороте
 

«И вместе с беломраморной зимою…»

 
И вместе с беломраморной зимою
От шёлкового смуглого чулка
Я свою ногу ласково отмою
И здравствуй милая российская тоска
 
 
Метели с виски мы пережидаем
Глоток и розовый румянец щек
Добавим англицким красивым крепким чаем
Склонив внимательно над чашкою висок
 
 
Потом картишки и ещё рисунки
Но сердцу глупому готовится удар
Взгляни назад – там преступлений лунки
Там вниз ушла любовь как бледный солнца шар
 
 
Уже на зимний день надежды не имея
Я с пуговицей полюбил пальто
И в белый свитер свой тихонько шею грея
Меня не любит здесь – зато шепчу никто
 
 
Меня не любят здесь. Сараи здесь. Ангары
Здесь склады стульев и столов
Здесь ветрено – светло и в дверь летят удары
Отсюда я уйти в любой момент готов…
 

«В мире простом украинских хат…»

 
В мире простом украинских хат
Был неземной закат
В состав заката входили тогда
Прожитые теперь года
 
 
Казалось умру. И не встать вполне
И было пятнадцать мне
И если ствол дерева или угол дома
Или куст шиповника возникал
То он провинцией насекомой
А значит жизнью вонял
 
 
Я тогда называл свою маму дурой
С отцом ни полслова не говорил
Я был ворюгой. Дружил с физкультурой
И Блока читал. И винищу пил.
 

«Живёт он у теплого моря…»

 
Живёт он у теплого моря
С ним дружит красный Китай
У него миллионов много
Злодей – он имеет рай
 
 
Любые у него красотки
Разных цветов и рас
Хочет – имеет японок коротких
Расхочет – катается в подводной лодке
Смотрит в подводный глаз
 
 
У него различные залы
В его внутрискальном дворце
Он энергичный – а солнце устало
Играть на его злом лице
 
 
Он ничего не пророчит
Живёт себе да живёт
Мальчиков ли щекочет
В девочек ли плюёт
 
 
Он – Эдуард – как прежде
Выглядит как картинка
И только к ночной одежде
Пристанет порой пылинка
 
 
Ну он её и смахнет.
Брезгливым движеньем. Вот…
 

«Меня подруга нежная убила…»

 
Меня подруга нежная убила
На личико она надело рыло
Кричала и визжала и ушла
Как будто в рай. где смех и зеркала
 
 
Я целый год болел и бормотал
Хотел исчезнуть. но не умирал
Мой ангел то в Париж а то в Милан
И кажется он болен или пьян
 
 
Но я слежу внимательно и жду
Когда-нибудь в каком-нибудь году
Она вдруг отрезвеет и поймёт
И ужаснется её сладкий рот
 
 
И закричит те нужные слова
«Твоя любовь права! права! права!
А я больна была и всё убила!
Прости меня!» и сдёрнет маску рыла…
 

Э. Л

 
Писал стихи своим любовникам
Бродил по городу как шлюха
В богатый дом хотелось дворником
Когда в желудке было сухо
 
 
Глядел в витрины с уважением
Сжимая кулаки в карманах
Мечтал окончить жизнь в сражении
И что-то о небесных маннах…
 

«Всё в этом мире эх зря…»

 
Всё в этом мире эх зря
Чёрный наряд короля
Девочка в белых ботинках
Книжки в ужасных картинках
Радостные поля
Эта ли – та ли земля
Что я кричу с корабля
Лес ли какой в паутинках
 
 
Всё в этом мире смешно
Дождик впадает в окно
Рыба на взморье
Кит в плоскогорье
В окнах отеля темно
Любишь не любишь
Жизнь свою губишь
Но проиграл ты давно
 
 
Я просыпаюсь в тоске
Бьются часы на руке
Ветер кудлатый
Окна в расплату
Пуля как будто в виске
Вот я лежу здесь один
Падает небо с вершин
Эдичка здрасьте
Тайные страсти
Вы испытали – наш сын
 
 
Всё в этом мире ничто
Встанешь наденешь пальто
Шляпу надвинешь
Номер покинешь
Рыба из мира Кусто
Волосы щёткой
Выйду красоткой
Нас не догонит никто
 

«Осени запах и прерии…»

 
Осени запах и прерии
Чай из Британской империи
Я возлагаю надежды мои
На этого чая струи
 
 
Пью улыбаясь и думаю
Может убью я беду мою
Тем более знаю я где и когда
Ко мне привязалась беда
 

Три деревенских стихотворения

1

 
Лампа. Книга и машинка.
Где исчезла та пружинка
Напрягала что меня
Как горячего коня
И держала день и ночь
В состояньи мчаться прочь
 
 
Вот Америки деревня.
Не как русская так древня
Но такая же темна
И печально холодна
 
 
Осень. Я живу один
Сиротливый вид равнин
Частью серых и зелёных
Кое-где уж подпалённых
 
 
Выйдешь около пяти
А куда уже идти…
Нальёшь чашку шоколада
Под холмом гуляет стадо
 
 
Четырёх баранов спины
Как с французския картины
Клод Лоррен или Пуссен
Только нету старых стен
 
 
Моя жизнь на грустном месте
Лишь плохие слышу вести.
Та ушла, та изменила.
Ну и ладно. Ну и мило
Проживу один в ответ
До каких-то средних лет
 

2

 
Там дальше – поле кукурузы
А выше ферма и арбузы
Вотермелоны называются
И тряпки чучел развеваются
 
 
Внизу – (не верится) река
Прозрачная и небольшая
А в ней форели есть. Какая
Во всяком случае тоска
 
 
Я днём работаю. А в час
Когда темнеет небо круто
Пишу ребятушки для вас
Отмывши руки от мазута
 
 
«Оно» вернее лишь смола
Мы кроем толью крышу хлева
Джорж. Билл и я. И нам без зла
Бросает листья осень слева
 
 
Вообще вид странный у работ
Когда их кто-то совершает
Кто и не только что живёт
Но также пишет и читает
 

3

 
Землекопную оду
Подношу я народу
И лопатой поэта
Мною закопано лето
Глубоко в сентябре
Листья страшными стали
Листья тоже устали
И лежат во дворе
 
 
Шесть утра. Еле видно
Мне совсем не обидно
Я тружусь не сержусь
Крепким чем-то и хлёстким
Мужиковским московским
В эту жизнь вгорожусь
 
 
Люди. Джорджи и Биллы
Мне не то чтобы милы
Деревенский народ
В разных странах у света
Грубо трудится в лето
В зиму лапу сосёт
 
 
(Всё сосание лапы
Если вы не растяпы
Состоит из жены
Или бабы иль девки
Из Сюзанки иль Евки
С коей сняты штаны)
 
 
День тяжёлый и рыжий
Заработаем грыжи
Тонны камня и глины
Вынимаем для мины
Для цистерны воды
Вот где наши труды
 
 
Будет старая дама –
Голубая пижама
Пить. Гостей приглашать
Выше бревен и досок.
Выше труб-водососок
Над цистерною спать
 

«Фотография поэта…»

 
Фотография поэта
В день весёлый и пустой
Сзади осень или лето
И стоит он молодой
 
 
Возле дерева косого
Морда наглая в очках
Кудри русые бедово
Разместились на плечах
 
 
Впереди его наверно
Рядом с делающим снимок
Кто-то нежный или верный
(Или Лена или Ди́мок)
 
 
Фотография другая –
Через пять кипящих лет
Маска резкая и злая
Сквозь лицо сквозит скелет
 
 
Никого на целом свете
Потому тяжелый взгляд
По-солдатски на поэте
Сапоги его сидят
 
 
Ясно будет человеку
Если снимки он сравнит
Счастье бросило опеку
И страдание гостит
 

«Когда изящный итальянец…»

 
Когда изящный итальянец
Вас пригласил на чёрный танец
Когда без умолку болтая
Он вёл вас крепко прижимая
То мне подумалось невольно
«Как странно. Страшно. Но не больно»
 
 
А в зеркалах стояли розы
И серебро толпилось грузно
Сквозь музыки большие дозы
Вдруг кто-то всхлипывал арбузно
 
 
У вас под чёрным платьем грудки
Капризно-мелкие торчали
Он говорил вам нервно шутки
А Вы молчали и дышали
 
 
Американцы и лакеи
Ходили в разных направленьях
А я в божественных селеньях
Смотрел на геммы и камеи…
 
 
Вернулись Вы. От платья ладан
Иль дым какой-то благовонный
И итальянец с Вами рядом
Как видно замертво влюблённый
 
 
«Ну да. Жена моя. А что же».
Я подыму подол у платья.
И покажу ему… О Боже
Коль буду в силах показать я…
 
 
Потом пойду спокойно к бару
Нальют шампанского мне люди
Я так устал. Я очень старый
Мне тридцать шесть уж скоро будет
 
 
Пойди найди меня и кротко
Целуй меня за синей шторой
Как девочка – больна чахоткой
Целует куклу без которой…
 

«В газетах опять о Вьетнаме…»

 
В газетах опять о Вьетнаме
А я не пишу моей маме
И где потерялась жена
Которая нежно нужна
 
 
В газетах про рис и свободу
И о президентах народу
Сказавших прекрасные речи
Я кутаю тонкие плечи
В мой белый балетный пиджак
Ах скушно мне все это как!
 
 
Среди городского обмана
Вся жизнь как открытая рана
Встречаются женщин тела
Короткая нежная ода
Смыкается снова природа
И женщина тихо ушла
 
 
Как утро прекрасно и мутно
И мне беспокойно уютно
Что я одинокий такой
Что эти печальные страсти
Меня разрывают на части
И бездна свистит за спиной
 
 
Какое холодное небо!
Хотя на земле и жара
И в поисках крови как хлеба
На тело летит мошкара
 
 
В возвышенной нашей печали
В погубленной нами любви
Мы сами себя не узнали
Убили и в грязь затоптали
Прекрасные лица свои
 
 
Я стал настоящий мужчина
Ты – женщина с лёгким хвостом
Но только меня половина
Регалии блудного сына
Забыто лежат под кустом
 
 
Потери! Потери! Потери!
Предчувствий трагических дрожь
И верю тебе и не верю
Как страшному дикому зверю
И правдой мне кажется ложь!
 

«Дорогой Эдуард! На круги возвращаются люди…»

 
Дорогой Эдуард! На круги возвращаются люди
На свои на круги. И на кладбища где имена
Наших предков. К той потной мордве, к той руси или чуди
Отмечая твой мя́совый праздник – война!
 
 
Дорогой Эдуард! С нами грубая сила и храмы
Не одеть нас Европе в костюмчик смешной
И не втиснуть монгольско-славянские рамы
Под пижамы и не положить под стеной
 
 
Как другой океан неизвестный внизу созерцая
Первый раз. Открыватели старых тяжёлых земель
Мы стоим – соискатели ада и рая
Обнимая Елену за плечиков тонких качель
 
 
О Елена – Европа! Их женщин нагие коленки
Всё что виделось деду, прадеду – крестьянам, и мне
Потому глубоки мои раны от сказочной Ленки
Горячей и страшней тех что мог получить на войне
 
 
Я уже ничего не боюсь в этой жизни
Ничего – ни людей, ни машин, ни богов
И я весел как скиф, хохоча громогласно на тризне
Хороня молодых. Я в восторге коль смерть прибрала стариков!
 
 
Прибирай, убирай нашу горницу – мир благовонный
От усталых телес, от измученных глаз
А когда я умру – гадкий, подлый, безумный, влюблённый
Я оставлю одних – ненадёжных, растерянных вас
 

«У Есенина Серёженьки…»

 
У Есенина Серёженьки
В земле рученьки и ноженьки
И зарытые и чёрные
Землёй хмурой промочённые
 
 
Но лежит он на Ваганькове
Вместе с Катьками и Ваньками
Вместе с Олями и Танями
Под берёзами-геранями
 
 
Не лежать же там Лимонову
Блудну сыну ветрогонову
А лежать ему в Америке
Не под деревцем. Не в скверике
 
 
А на асфальтовом квадратике
В стране хладной математики
 

Идиот

 
Вновь ты будешь одиноким в ноябре
Когда дождик, холод, слякоть на дворе
Листья всюду как проклятые лежат
Отвратительные ветры дребезжат
 
 
Да ты будешь одиноким и простым
В Нью-Йорк Сити жить – где утром серый дым
По утрам в кино дешёвое ходить
В порнозвёзд влюбляться может быть
И мечтать об огнедышащей пизде
Нежной, маленькой как птичка на гнезде
 
 
Да без денег да опять опять опять
Ненавидеть богачей и проклинать
И не чувствовать светло как ясный грек
Ты позорный и продажный человек
 
 
Надо б кепочку поглубже на глаза
Чтоб не видели там злоба иль слеза
Чтобы только бы и знали, – вот идёт
Препротивнейший прохожий. Идиот.
 

Нью-Йорку

 
Прими газету в этот день
Как бы подарком с неба
Газеты пусть кривая тень
Закроет день… как не был
 
 
Газета пишет напрямик
Что в ночь застрелен был старик
Что друг зарезал друга
И полицейский Финнеган
Проверить рад чужой карман –
Бандит в часы досуга
 
 
Велик наш город да и плох
В нём много миллионов
Людей как в грязной робе блох
И нету им законов
 
 
Блестят алмазы. Молох жрёт
Количество людей растёт
А деньги управляют!
И денег льётся тусклый свет
А у кого их денег нет
Те плохо проживают
………………………
И мне так страшно и легко
Поэту иноземцу
И пью я кофе с молоком
Над нашим грешным островком
Который бьёт по сердцу…
 
 
В противоречие вступив
Вдруг тихо понимаю
Что город Дьявола красив
Совсем с другого краю
 
 
О посмотрите на паром
От берега идущий!
На этот дикий бледный дом
Из неба как бы сущий!
 
 
На чаек утром. На туман
На голые ущелья
Как поселения зырян
Где бизнесмены разных стран
Дела ведут с похмелья
 
 
Здесь пар проросший сквозь Бродвей
Стремится к Уолл-стриту
И Атлантических дождей
С утра слыхать сюиту…
 
 
Меня смущает самого
Любовь к Нью-Йорку граду
Не очень ясно отчего
Но сердце всё же радо
 
 
Ведь раны он мои лизал
И подползал на брюхе
Когда я брошенный искал
Лишь гибели-старухи
 
 
Он спас меня своей чумной
Таинственной насмешкой
Своей нахальной наготой
Хоть не орлом. Но решкой.
 

«Я проезжал кварталы бедноты…»

 
Я проезжал кварталы бедноты
Здесь люди говорят друг другу «ты»
В полуразвалинах смеющиеся лица
Здесь игры у детей… А здесь больница
 
 
Вот девочка с тяжёлыми ногами
Её большой и очень взрослый рот
Сейчас. еще минута. и пред вами
Поэт, – вся эта туша проплывёт
 
 
Ей лет тринадцать. но её зрачки
В таком позоре и таком испуге
Что ясно: воет подлая о друге
И чтоб её ломали на куски
 
 
Я проезжал. Я тоже был бедняк
В машине бедной. С эмигрантом братом
В берете чегеваровском. подмятом
С особым шиком. Эдак и вот так
 
 
Меня и бедным не считал никто
Я был собой зачислен в партизаны
Во снах я видел лакомые страны
Войну. Жару. Военное пальто
 
 
Я так носил как здесь никто не носит
Моя беда уска́льзывала вдаль
Ведь если эти люди тебя просят
То ты скрывай усталость и печаль…
 

«Островок наш ничего…»

 
Островок наш ничего
Населенье таково:
Из испанцев или чёрных
Каждый третий у него
 
 
Мы плюёмся и жуём
Чуингам зубами мнём
Делать деньги не пытаясь
Мы на Вэлфере живем
 
 
Солнце мутное. Жара.
Мир гудит с шести утра
Мир гудит в средине ночи
И буржуем стал рабочий
Революцию пора
 
 
Островок Манхэттан мал
Я любить его мечтал
Я приехал и надеюсь
На пожарище согреюсь
Я сюда не опоздал
 
 
На Бродвее вонь-моча
Мои ноздри щекоча
Позволяет думать даже
Мы на лезвии меча
Хватит купли и продажи
Нужно строгого врача.
 
 
Я живу сейчас один
Возле каменных вершин
Мутно небо. Тёплый ветер.
Я тебя ещё не встретил
Я товарищ – господин
 
 
Поджигаем старый дом
Хватит мы пожили в нём
Продавай старик Манхэттен
И гори дурак огнём
Революцией на свете
Революцией взмахнём
 
 
Моя новая страна
Твоя новая вина
Ты меня не привлекаешь
Не берёшь и не ласкаешь
Пожалеешь ты сполна
Загремишь и запылаешь
Вспомнишь наши имена!
 

«Уже шестое февраля…»

 
Уже шестое февраля
С утра заснежена земля
Пронзительный и хмурый свет
И от судеб защиты нет…
И рюмку с горькою водой
Ты тащишь хрупкою рукой
И взор лукавый мутен
Ах друг мой – ты беспутен!
 
 
Уже шестое февраля
Лежат открытые поля
Где человек лишь точка –
– печальный одиночка
Или по улицам Нью-Йорка
Плывёт наш человек как корка
Банана или апельсина
Больная хворая скотина
 
 
(Ты не ходил бы – ты бы лёг.
Ах не мочил бы бледных ног!)
 
 
(Наш человек он для примера
Всегда стоит у обелиска
Или колонны старой эры
Он на линейке как бы риска.
Возьмёте двадцать его штук
Поставите их друг на друга
И древних нам видна заслуга
Достичь стремились солнца круг).
 
 
Уже шестое февраля
В Париже набраны стихи
С журналом новеньким шаля
Меня прочтут большевики
Большевики начнут читать
Начнут скрести свой грешный волос
И Родина – плохая мать
Из-за спины подаст свой голос…
 
 
Метель. Я пролетарий стран
Объединившийся без друга
Сижу в Нью-Йорке как цыган
И своё дело знаю туго.
В двенадцать подтянув штаны
Надев тулуп почти советский
Пойду квартиру красить в грецкий
Цвет и горчицы и вины
 
 
Чрез метель мне доллар виден
И он ведёт меня туда
На ниву потного труда
Который труд он не обиден
Но этот мир… что с него взять
Большевики… Капиталисты…
Не стану больше обнимать
Их страны сердцем моим чистым.
 

Обитательница Сохо

 
У неё широкие штаны.
Попка перетянута штанами.
Сзади хлястик. С именем жены
Но с чуть-чуть проросшими усами.
 
 
Сумка на плече. Почти мешок
Грязная нога в большой чувяке
От нечистой кожи запашок
Словно бы от кошки иль собаки
 

Лето 1977-го

 
Лето прошло без особых утех
Редко слышны были шутки и смех
Но если слышны они были даже
То отдавали духом пропажи
 
 
Чистил и мыл я полы и предметы
Юбки я шил (Есть хотят и поэты)
Вечером слушал Теле и смотрел
С Джули-служанкою дружбу вертел
 
 
Если же Мэрианн вдруг приходила
Джойнт ирландка всегда приносила
Марихуанки курнув забывал
Что не допущен на сказочный бал
 
 
Так мы и жили всё лето. И вот
Август сонливый и мятый встаёт
И над Нью-Йорком как призрак грядущего
Осень кричит голоском неимущего.
 

«Подари мне хризантему…»

 
Подари мне хризантему
Или что-нибудь такое
Больше хризантемы вдвое
Но на ту же впрочем тему
 
 
Подари мне не спеша
Вдруг большой цветок лохматый
Как бы душный как бы смятый
Чтобы плакала душа
 
 
Чтоб штук пять корявых строчек
Много русских важных точек
Как бы ватных одеял
Я б с тоски нарисовал
 
 
Чтобы чувствовал как в Риме
При Нероне – Никодиме
Под конец каких-то ид
Войн Помпейских инвалид
 
 
Девочка. Придя во вторник
Принеси цветок как шапку
Не завернутую в тряпку
Лепестков широких сборник.
 

«…И мальчик работал в тени небосводов…»

 
…И мальчик работал в тени небосводов
Внутри безобразных железных заводов
И пламенем красным, зелёным и грубым
Дышали заводов железные зубы
 
 
И ветер и дождь за пределами цеха
Не были для мальчика грязь и помеха
А грязью был цех. Целовала природа
Когда умудрялся избегнуть народа
 
 
И выйти из скопища грубых товарищей
От адовых топок – гудящих пожарищей
Во двор, в снеготу, в черноту, в сырость мира
Стоять и молчать, тихо думать, что «сыро…
 
 
А если у веток содрать кожуру
То видно как жилы пронзают кору…
И крыса и суслик ведь роют нору…
И ели так жалко что рубят в бору…»
 
 
Швыряли товарищи злобные шутки
Металлы гремели там круглые сутки
И таял там снег. И воняло там Гадом…
Народом. Заводом… загубленным садом…
 

Начало

 
…И только Иван был чернее меня
На журавлевском пляже
Лет двадцать назад Ивана кляня
С ним я сдружился даже
Загар его был в цвет сажи…
 
 
Вот мы и ходили с Иваном вдвоём
Средь них удивительным чёрным зверьём
Ночами работали оба
Запомню Ивана до гроба
 
 
Его съел кожевенный старый завод
А мне «Серп и молот» вдруг сунул расчёт
Свобода. И двести рублей
И август. Принцесса и змей…
…………………………
…И помню я водки холодный стакан
Причёску под Элвиса Пресли
Я харьковский вор. Я бандит-хулиган
Пою под гармонику песни…
 
 
Мне Немченко Витька с похмелья играл
Любил меня Витька Карпенко
Сестра у него была полный отвал
В неё был влюблён друг мой Генка…
 
 
Ирина? Нет кажется Люда? Ах нет…
Какое-то имя простое
Я стал забывать по прошествии лет
Начало исторьи героя…
 

Себе самому

 
Времени всё меньше
Все тропинки уже
Нет прекрасных женщин
Воздух пахнет хуже
 
 
Все мужчины – трусы
За спиной – злодеи
Скушны все Эльбрусы
Все подруги – змеи
 
 
Не доверь и брату
А тем паче – бабе
Ходишь по канату.
В молоке – быть жабе.
 
 
У любой столицы
Ты равно – прохожий
(И Москва-девица
Сюда входит тоже)
 
 
Не предаст лишь пуля
Тихая и злая
Эх ты моя гуля
Пуля дорогая…
 
 
Бога тоже нету
Лишь интеллигенты
Верят в басню эту
Да ещё студенты
 
 
Нет уже обмана
Вам – Лимонов бедный
Оттого так рано
Стали злой и вредный.
 

Фрагмент

 
…………………………………………
Мы рот открыв смотрели на пейзажи
На города на бледные моря
В морях порой киты плескались даже
Глазами тёмно-синими горя
 
 
В зелёных льдах весёлые пещеры
В руинах замков музыки и свет
Прекрасных дам сжимают кавалеры
Ведя порнографический балет
 
 
С журналом мод в кустах лежат сатиры.
Ив Сен-Лоран наброшен на бедро
И попки нимф похожие на лиры
Среди камней расставлены хитро…
 
 
С подводной лодки спущен жёлтый ялик
На тонкой мачте бьётся черный флаг
(Гляди на весла! О, Жолковский Алик,
Сейчас взлетят, с волны сдирая лак!)
 
 
То Фантомас в компании блондинки
Спешит брильянты закопать в атолл
Но вдоль луны (Здесь крупный план корзинки!)
Воздушный шар с полицией прошёл
 
 
Вниз Шерлок Холмс сигает с парашютом
Он курит трубку не снимая плащ
А Робинзон, откушавший шукрутом,
Следит за всем, труба торчит из чащ…
……………………………
Мы рот открыв смотрели с Робинзоном
На облака, на тучные стада
Дышали морем, дымом и озоном
И Пятниц приручали иногда…
………………………………
В зелёных льдах… (Реши, профессор Алик,
Кто повлиял? Бодлер или Рембо
Или Жюль Верн?) букашкой видит ялик
В козлиной юбке Робинзон с трубо…
 

«И все провинциальные поэты…»

 
И все провинциальные поэты
Уходят в годы бреды Леты
Стоят во вдохновенных позах
Едва не в лаврах милые и в розах
 
 
Расстёгнуты легко их пиджаки
Завернуты глаза за край рассудка
Когда-то так загадочно и жутко
Стоят на фоне леса иль реки
 
 
Где вы ребята? Кто вас победил?
Жена, страна, безумие иль водка?
Один верёвкой жизнь остановил
Другой разрезал вены и уплыл
 
 
Аркадий… Ленька… Вовка…
 

Дома

 
На полу лежат несколько седых волос Эдуарда
Их бы следовало подобрать руками или пылесосом
Но Эдуард настолько ещё одурманен гашишем
Что никак не может собраться…
Сконцентрироваться ему трудно
И проходя мимо волос раз уже десять
Он всё-таки говорит себе «Позже.
Я ведь иду на кухню поставить чаю
Чай важнее, чем сорный волос
Подыму волос – о чае забуду…
Прямая существует опасность…»
 
 
Потому седые волосы. Коротки и прямы
Лежат на полу и глаза мозолят
 
 
О, гашиш! Восточный источник лени!
Не курите, друзья мои, гашишу
В запустение гашиш дом приводит…
 

Жена бандита

1

 
Роза стоит в бутыли
Большая роза прекрасна
Она как большая брюнетка
Как выросшая Брук Шилдс до отказу
 
 
А кто же принёс мне розу?
Её принесла мне… подруга
Подруга – жена бандита.
Люблю опасные связи…
 
 
Ох, если бандит узнает,
от распрей междоусобных
с другими бандитами, сразу…
от маленьких проституток,
которых он сутенёрит…
ко мне и жене повернётся…
Убьёт он нас двух, пожалуй…
Имеет два револьвера
И верных друзей в придачу…
 
 
Боюсь. Но любить продолжаю
Я тело жены бандита
И ласковый темперамент
Сладки опасные связи…
 

2

 
Она подарила мне ручку
И подарила цепочку
И принесла мне розу
Одела на палец колечко
А кто я такой ей? Любовник…
 
 
Могла бы решить: «Не нужно
Сделает и без розы,
Даже коты умеют
Знают как влезть на кошку…
На кой мне нести подарки…»
 
 
Из солнечной из долины
Где родилась… До Парижа
Девочка докатилась
Разные нас дороги
Внесли в этот серый город…
Спасибо за твою ласку –
Подруга – жена бандита…
 

Людвиг

1

 
Ох и Людвиг-поляк, ну он и Людвиг!
Зубы рыжие ощерит и смеётся
(Будто скачет разбитая телега
Поперёк моего большого детства…)
Кокаину нюхнёт, а после пивом
Кокаинную светлость он снимает…
 
 
Рядом бегает чёрная собака…
Дальше прыгает сын в жерле квартиры
Гости Людвига пьют да горлапанят
Режиссёры… Актёры и актрисы
(И Анук Эмэ была там с ними,
Только старая. Бедная стеснялась…)
 
 
Проживает Людвиг на Монмартре
Он его поддерживает славу
По монмартрским переулкам он качает
Свою пивом надутую фигуру
«Запердоляный в дупу» он гуляет…
 
 
Есть ещё на свете и поляки…
 

2

 
Но однако Людвиг прост не так-то
И свои проблемы он имеет
И имея все свои проблемы
Он однако их вовсе не решает…