Текст книги "Две революции"

ОНА. Понимаю, ты был в бешенстве.

К. Еще бы! Болгарин Димитров, обычный, убогий коминтерновец, в свое время участвовал в безуспешном восстании в Болгарии. И теперь, благодаря гитлеровским идиотам, ему будет сочувствовать, им будет восхищаться весь мир!

ОНА. Когда я вернулась домой, ты стоял на стуле и держал речь!

К. Да, господин судья, я защищаю Революцию, защищаю свои убеждения, защищаю Коминтерн – смысл и содержание моей жизни… Здесь наверняка будет реплика судьи: «Немедленно прекратите агитацию! Это суд, при чем тут Коминтерн!»… Вы хотите знать, что такое Коминтерн, господин судья? Это великое объединение всех коммунистических партий в мировую компартию. И в программе этой партии нет места поджогам и политическим авантюрам!..

ОНА. Что происходит?

К. Готовлю триумф другого. «Сирано де Бержерак» всегда был моей любимой пьесой. Придется сыграть ее в жизни. Помнишь про стрелку на часах? Она на виду. А я предпочитаю быть невидимым механизмом, двигающим стрелку.

Она начинает быстро и молча укладывать вещи в чемодан.

К. Что ты делаешь?

ОНА. Ты знаешь. Уезжаю в Японию.

К. Но как ты могла все решить одна? Это должны решать мы оба.

ОНА. Нас обоих давно нет. Теперь я одна. И одна себе нравлюсь. Немолодая, но еще желанная, одинокая красивая дама. Согласись, недурна. и даже очень. «В сорок пять баба ягодка опять». И впереди – море удовольствий. Как я поняла, согласно заданиям, придется переспать. надеюсь, с очень интересными людьми.

К. Перестань.

ОНА. Когда ты перетрахал весь Коминтерн, меня беспокоил вопрос: почему тебе можно, а мне нельзя? И я решила попробовать… с твоим красавчиком-секретарем. Оказалось, дело непростое. В моем ухе таится предательский кусочек кожи. когда ты дотрагивался до него губами, земля уходила из-под моих ног. И поэтому. когда я изменяла тебе.

К. С Матти?!

ОНА. С Мауно не получилось – не захотел. Он. преданно служит тебе. Но есть у вас венгр, лучший синхронист Коминтерна. Я его однажды спросила: «А как вы успеваете переводить со всех языков?» Он говорит: «Это легко. Когда они только начинают говорить, я уже знаю продолжение фразы». (Хохочет.) Ну как можно было устоять перед таким?

К. Ты пьяна?

ОНА. Трудно уходить от любимого на трезвую голову. Позволь вернуться к важному. Когда я изменяла тебе.

К. Замолчи!

ОНА. Почему? Это так поучительно. Я все ждала, когда земля умчится из-под моих бедных ног. Но не вышло. И не выйдет, пока. (остановилась). пока я не освобожусь. от тебя! Мне иначе нельзя начать нормально жить. И я решила убраться от тебя к чертям собачьим, то есть, в Японию. Прости, что я так многословна.

К. Айно.

ОНА. Ошибся. Я Элизабет, журналистка. У меня теперь новый паспорт. Через Вену, Берлин, Стокгольм я направляюсь к новой жизни.

К. Но я тебе не разрешаю!

ОНА. Что ты говоришь! Ты можешь не разрешать только в своей жалкой заводи под названием «Коминтерн». А, выходя из здания на улицу государства-эталона, ты уже ничего не можешь.

К. Они с ума сошли! Ты завалишься на первом задании.

ОНА. Боишься, да? Не за меня – за себя. Завалюсь, и враги узнают, чья я жена. Чтобы ты не боялся – нас с тобой развели.

К. Как? Когда?

ОНА. Час назад. В эталонном государстве все делается моментально, если этого хочет эталонный наркомат ОГПУ.

Что же касается наших с тобой желаний и жизней… Личные судьбы так мизерабельны, как любил говорить несчастный товарищ Бухарин. Прощай! Ты будешь тосковать. Ты будешь сильно тосковать. (Убегает.)

Часть вторая

Квартира К. Звонок телефона.

ГОЛОС СЕКРЕТАРЯ СТАЛИНА. С вами будет говорить товарищ Сталин.

СТАЛИН. Отличная работа! Димитрова трижды лишали слова и однажды вывели из зала суда. Эйнштейн, Ромен Роллан – много знаменитостей включились в борьбу за его освобождение.

К. Он теперь знамя, символ!

СТАЛИН. Молодец, финн!

К. Благодарю, товарищ Сталин. Следующие его выступления, и особенно вопросы суду, будут еще злее. Надеюсь, его много раз лишат слова и изгонят из зала суда. Как бы не убили.

СТАЛИН. Смерть входит в профессию политика.

К. Вы правы, товарищ Сталин. Жизнь – ничто, идея – все. До свидания.

23 декабря 1933 года. Квартира К. Звонок телефона.

ГОЛОС СЕКРЕТАРЯ СТАЛИНА. С вами будет говорить товарищ Сталин.

СТАЛИН. Поздравляю. Его и остальных коминтерновцев оправдали! Мы предложили гражданство всем оправданным. Коминтерн и советский народ должны устроить достойную встречу. И, прежде всего, несгибаемому борцу товарищу Димитрову! Хочу с тобой посоветоваться, умный финн. Ты оказался прав, она требуется – большая чистка Коминтерна. Но чтобы ее провести в нужном масштабе, в Коминтерне необходим новый пост вождя – то есть, Генерального секретаря…

К. Это мудрое решение.

СТАЛИН. Но кого назначить Генеральным секретарем? Какие у тебя идеи?..

К. Герой дня сегодня один – Димитров. Его замечательные речи уже разошлись на цитаты, их повторяют коммунисты всего мира.

СТАЛИН. Не обидно?

К. Это качество обывателя, как учит нас товарищ Сталин.

СТАЛИН. Что ж, умеешь съежиться вовремя… Нужное качество. Очень.

К. Я уже говорил: мне не важна моя победа. Мне важна победа моей мысли.

СТАЛИН. Тогда ты не политик, дорогой, ты всего лишь академик.

К. В феврале приехали в Москву герои Лейпцигского процесса и главный герой – Димитров. Накануне состоялся знаменитый семнадцатый съезд партии.

ОНА. Я читала о нем в японских газетах. После ужасающего голода съезд объявил. построенным «фундамент социалистического общества». Страна узнала, что живет в том самом социализме, о котором столько мечтали вы, революционеры… Правда, продукты в этом социализме продолжали выдавать по карточкам. Ты был на съезде.

К. Что творилось, когда Мессия Виссарионович появился на трибуне!

На трибуне Сталин.

ГРУППА СКАНДИРОВАНИЯ. Великому Сталину – слава! Гениальному продолжателю дела Ленина – ура! Корифею науки и техники – ура! Ура! Ура!..

Восторженный рев зала.

Сталин машет рукой, как бы пытаясь усмирить зал. Беспомощно звонит в колокольчик. Овации и крики переходят в оглушительный рев.

К. Съезд назвали «съездом Победителей», хотя следовало назвать «съездом Победителя».

Зал с трудом затихает. Сталин начинает читать отчетный доклад.

СТАЛИН. «Дорогие товарищи! Если на пятнадцатом съезде приходилось ещё доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на шестнадцатом съезде – добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде – и доказывать нечего, да, пожалуй – и бить некого… Все видят, что линия партии победила. Победила политика индустриализации. Доказано на опыте нашей страны, что победа социализма в одной, отдельно взятой стране – вполне возможна…»

Восторженный рев зала.

К. И началось! Это было славословие, которое знали только московские цари. Особенно усердствовали вчерашние оппозиционеры. Они яростно обличали сами себя – захлебываясь в восхвалениях Сталину.

БУХАРИН (на трибуне). Сталин – славный фельдмаршал пролетарских сил. Все мои обвинения Сталина были ложью на грани преступления и одной из острейших ядовитых парфяских стрел, направленных в сердце партии.

ЗИНОВЬЕВ (на трибуне). Доклад Сталина – редкий и редчайший в мировой истории коммунизма документ, который можно и должно перечитывать по многу раз. Это бессмертный шедевр, который войдет в сокровищницу коммунистической мысли. (Истерически.) Да здравствует победоносное великое учение Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина!

ГРУППА СКАНДИРОВАНИЯ. Великому Сталину – слава! Гениальному продолжателю дела Ленина – ура!…

К. Вся ленинская партия была у его ног. Каменев, Рыков, Томский – все, кто был вместе с Бухариным, славили и каялись, каялись и славили.

ОНА. И ты?

К. И я! И со мной – весь исполком Коминтерна.

ОНА. Трудно. так часто менять кожу?

К. Привыкаешь. (Помолчав.) На этом съезде все и случилось. Съезд должен был избрать тайным голосованием высший орган партии – центральный комитет. И состоялись выборы. Объявили итог: Сталин получил всего три голоса «против». меньше всех. С тем я и уехал домой. Но уже вскоре поползли слухи, будто на самом деле две сотни славословивших проголосовали против него. И будто депутаты пришли к партийному вождю Ленинграда Кирову и предложили ему пост генерального секретаря, но Киров отказался. За эти слухи можно было отправиться в тюрьму. Поэтому, услышав, полагалось сказать: «Вражеская болтовня, я в это не верю и вам верить не советую!»

ОНА. И ты говорил.

К. И я говорил. Но думал: какой вывод из случившегося мог сделать опасный азиат? Старые члены партии по-прежнему не признают его вождем и никогда не признают – это раз. Не нашлось никого среди ленинской гвардии, кто открыто заявил бы о своих убеждениях, – это два. Известно, что даже в Риме в дни казней Нерона находились люди, открыто выступавшие в сенате против Цезаря. Знали: это смерть, но выступали! А ведь у нас еще не было расстрелов, только ссылки, потеря руководящей должности. Так что это тайное голосование показало ему: никакой железной когорты большевиков не существует. Есть трусы, страшащиеся потерять свое место, способные кусать лишь тайно. Теперь он мог их не бояться. Уверен, именно в тот день они своим страхом, покорными славословиями и тайным предательством проголосовали за собственную гибель.

ОНА. И за мой будущий лагерь!..

К. Сразу после съезда партии начались чествования Лейпцигских героев. Триумфатор Димитров сделал доклад в Коминтерне… В зале яблоку негде упасть. Все приготовились внимать великому оратору. Но у доклада была печальная особенность – он писал его сам. Зал аплодировал, когда он приводил мои цитаты. Но когда он говорил своими словами. Самое печальное – ему понравилось выступать. Зал выдерживал первые пятнадцать минут, а далее – живительный сон. Ходил анекдот: «В Коминтерн проник шпион. Прислали чекиста – поймать шпиона. Чекист спрашивает: «Когда у вас доклад товарища Димитрова?» В середине доклада чекист говорит: «Шпион сидит во втором ряду, пятое место». Его берут, он в изумлении: «Как вы меня вычислили?» – «Ну, это нетрудно, – отвечает чекист. – Враг не дремлет!»»

ОНА. Действительно, все секретари исполкома, товарищи немец Вильгельм Пик, итальянец Тольятти, чех Готвальд тихонько дремали. а вот товарищ К. боролся со сном, как умел.

К. Но откуда ты знаешь, ведь ты была в Японии?

ОНА. Не надоело спрашивать? Я даже знаю, что твоей своеобразной борьбой со сном заинтересовались.

В кабинете Сталина.

К. Я вошел, Хозяин стоял у стола. На столе лежала стопка бюллетеней. Я сразу понял, что это за бюллетени. Рядом с Хозяином стоял крошечный человечек с безумными глазами.

СТАЛИН. Знакомьтесь, товарищ Ежов – из новых руководителей нашей грозной организации. Как называется у нас теперь ГПУ?

ЕЖОВ. Наркомат внутренних дел, сокращенно НКВД, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Но я их все равно называю чекистами… Жалуется на тебя, финн, товарищ Ежов. Давай, жалуйся!

ЕЖОВ. Вот товарищи Готвальд, Пик, Торез, Тольятти слушали доклады товарища Димитрова со вниманием.

К. То есть, мирно спали.

ЕЖОВ… А вы, как нам сообщили, залезли под юбку стенографистки, товарища.

СТАЛИН. Не надо называть, Ежов, береги честь женщины. И сколько сообщений у тебя об этом?

ЕЖОВ. Шестнадцать. Прислали товарищи.

СТАЛИН. Их тоже не надо называть, Ежов. Береги друзей своей организации, как берегут любимую женщину. Но что будем делать с товарищем Отто?

ЕЖОВ. Я пришел спросить ваше мнение, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Мое мнение? Будем завидовать, Ежов!.. Иди!.. (Ежов уходит.) Ты старый партиец. Не мне тебя учить, как часто враг заползает в государственные секреты через женскую п. у. (Перехватывает взгляд К. на стопку бюллетеней.). Да, как волка ни корми, он все в лес хочет. (Ходит по кабинету. Берет винтовку, прислоненную к стене.) Делегация тульских оружейников подарила. Я думал: зачем мне винтовка?.. Но они пролетарским чутьем почувствовали – винтовочка Сталину скоро пригодится. Ты был прав: Ильич хорошо пошутил про наших революционных старичков. Повтори.

К. «Революционеров после пятидесяти лет надо отправлять к праотцам, иначе они становятся тормозом для идеи, которой отдали всю жизнь».

СТАЛИН. Да, пора чистить днище революционного корабля. Но куда девать вычищенных, знающих столько государственных секретов? Ведь они – находка для шпионов. Рецептов нет, классики марксизма молчат. Зато есть анекдот. «Как шах менял кабинет министров? Их выводили на высокую гору и сбрасывали в пропасть. В газетах сообщали: «Кабинет пал»». (Смеется.) Шутка! Но, как говорит народ, в каждой шутке есть доля правды!.. Споем? (Тихонечко.) «Наш паровоз, вперед лети!..»

К. (подхватывает). «В Коммуне остановка. Иного нет у нас пути…»

СТАЛИН. «В руках у нас винтовка!» (Поднимает винтовку.) Пах, пах!

ОНА. Стрелять он будет точно. Из ста тридцати девяти руководителей партии, присутствовавших на съезде, только тридцать один умрет своей смертью.

К. Летом того же 1934 года нацистские газеты опубликовали сообщения из Германии, повергшие в шок. Старые партийцы-нацисты, руководители штурмовых отрядов, устроили заговор против Гитлера. Но Гитлер подавил путч, оппозиционеры были арестованы и заботливо расстреляны. Вскоре меня позвали в Кремль.

Сталин и К.

СТАЛИН. Что пишут ваши розовые листочки?

К. Английские газеты утверждают, что никакого путча не было, просто бесноватый в припадке безумия расстрелял старую верхушку своей партии.

СТАЛИН. А ты что скажешь, дорогой?

К. Какой же он бесноватый, он очень даже в своем уме. Просто вчерашние соратники ворчали, мешали строить сильное государство. (Усмехается.) Видимо, мерзавец узнал совет великого Ленина о том, что «революционеров после пятидесяти лет следует отправлять к праотцам.».

СТАЛИН. Умный финн. Я тоже думаю, что только сейчас, уничтожив их, Гитлер становится истинным Вождем. Сначала поджег Рейхстаг, чтобы избавиться от чужих — от социал-демократов и коммунистов. Теперь избавился от глупых своих… Конечно, не бесноватый! Политик — хитрый и умный. Какова реакция немецкого народа?

К. Приветствуют.

Сталин молча расхаживает по кабинету.

К. Я смотрел на него и ясно видел: некая опасная мысль все больше завладевала им… Мне даже показалось, я знаю, о чем он думает. И тут он взглянул на меня, подмигнул и тихонечко запел.

СТАЛИН. «Наш паровоз, вперед лети! В Коммуне остановка.»

К. (подхватывает) «Иного нет у нас пути.»

СТАЛИН. «В руках у нас винтовка». Пах! Пах! (Смеется.)

К. И стало страшно. Жаль, что мне не с кем было обсудить. Стало не с кем говорить.

ОНА. Тосковал?

К. Тосковал. И боялся. Уже в конце года винтовка-то – пах, пах. Был убит тот самый вождь Ленинграда Киров, которому предлагали встать вместо Сталина. Убит подозрительно легко, и наши старые партийцы потихонечку запели частушку: «Ах, огурчики да помидорчики, Сталин Кирова пришил в коридорчике.» Далее – все, как у фюрера! НКВД выяснило, что за убийством Кирова. стоит старая ленинская гвардия – отцы Октябрьской Революции. Заговор за заговором открывали органы! Все они признавались в измене ленинизму, объявляли себя террористами, вредителями и шпионами. Всю верхушку партии Хозяин отправил на тот свет.

ОНА. Погибли миллионы. Вокруг тебя – тысячи. Девяносто процентов Коминтерна. Почему не взяли тебя? Как ты думаешь? (Он молчит.) Потому что ты умел вот так же замечательно молчать. Когда несчастный Куллерво Маннер, бывший глава вашего красного правительства, уже зная, что его арестуют, просил тебя вступиться. не за него – за его возлюбленную, ты промолчал. Его убьет радиация на добыче радия, ее утопят в реке – в лагере. Когда Ежов арестовал почти весь финский Коминтерн и бахвалился, что «ликвидировал финнов, как кроликов», ты, основатель партии, молчал. Когда НКВД арестовал брата твоей жены – Эйнари Лааксовирта, и тебя попросили высказаться о нем, ты написал: «Он никогда не был коммунистом и никогда им не станет. Поступайте, как считаете нужным». Да что шурин! У тебя сына арестовали – ты молчал…

К. Ты здесь не была. Ты не знаешь, что такое пытки! Я был в кабинете Молотова, когда к нему принесли письмо великого Мейерхольда. И он, поглядывая на меня, начал медленно читать вслух: «Меня здесь били – больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине. И в следующие дни. по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли)…». Что делали с людьми, если отцы Революции – Зиновьев, Каменев, Бухарин – все признавали себя шпионами и вредителями?! И герои гражданской войны соглашались оклеветать себя. Оплевав себя, отправилось к стенке все руководство Армии!.. Великие революционеры гибли – что мне жалкий Куллерво Маннер! Фриц Платтен, основатель компартии Швейцарии, умер в лагерях. Бела Кун, отец венгерской республики, расстрелян. Погибли почти все члены руководства югославской, венгерской, польской, австрийской, эстонской, латвийской компартий, а также Индии, Кореи, Мексики, Турции, Ирана. Из руководства германской компартии уцелели лишь двое – Пик и Ульбрихт. И я уверен, если бы Ленин был жив, он отправился бы на тот свет вместе со своими сподвижниками. И «ленинизм» стал бы такой же бранной кличкой, как «троцкизм». Самое страшное – все это было неизбежно. Эту неизбежность сформулировал французский революционер Верньо: «Революция, как Бог Сатурн, пожирает своих детей.» Но понял он это поздно и потому очутился на гильотине. Я понял это рано и потому сейчас умираю в своей постели. Платон две с половиной тысячи лет назад учил нас, дураков: «Тиран, как правило, возникает. из корня, называемого народным представительством. Став тираном и поняв, что граждане, способствовавшие его возвышению, осуждают его, тиран вынужден будет уничтожать своих осудителей, пока не останется у него ни друзей, ни врагов…».

ОНА. Я Платона не читала. Но, в отличие от тебя, проверила его слова на собственной шкуре. А тогда обо всем, что у вас происходило, узнавала из японских газет. Однако не верила. Представить, что все, кто основал советское государство, признали себя шпионами и террористами. Трудно поверить в такой бред, когда живешь в нормальном мире, среди нормальных людей. И я отправилась поговорить к нашему резиденту – от него я получала инструкции и задания. Это был немецкий коммунист Рихард Зорге, коминтерновец. Я даже где-то встречала его в двадцатых.

К. Ты встречала его в моем кабинете.

ОНА. В Японии он успешно играл в фашиствующего журналиста и был большим другом немецкого посла.

Зорге и Она.

ОНА. Неужели всё это правда?

ЗОРГЕ. Верхушка разведки. все наше начальство, действительно, арестованы. Отзывают очень многих наших сотрудников в Москву – и легальных, и нелегальных, и дипломатов. Это все, что я знаю. Немцы знают больше. Они говорят, что это обычная борьба за власть, наподобие той, которая была недавно в Германии. Так что нас с вами это вряд ли касается.

ОНА. Так он мне говорил. Но я получила письмо от твоего секретаря, Отто.

К. С которым ты спала.

ОНА. С которым безуспешно хотела переспать. Видимо, поэтому ты его сдашь одним из первых. Он успел написать мне очень туманно, но я поняла одно: он просил меня не возвращаться. Я представляла, как ты боишься того, что я останусь. Ты ведь боялся?

К. Боялся.

ОНА. Очень-очень боялся. Еще бы! Ты был окружен арестованными – шурин, сын. А тут еще изменница-жена! Ты многое сделал для того, чтобы меня отозвали?

К. Мне не надо было ничего делать. Всех отзывали.

ОНА. Но уверена – делал… Меня вызвал Зорге. Он был совсем пьян. В последнее время он начал сильно пить.

Она и Зорге.

ЗОРГЕ. Ну что, отзывают в Москву, а мы с тобой так и не переспали! Большой пробел в нашей совместной работе.

ОНА. Вы стали часто пить.

ЗОРГЕ. Я трезв, когда пьян, и наоборот. Поедешь туда? Меня, кстати, тоже отзывают.

ОНА. А вы поедете?

ЗОРГЕ. Где выбор?! Там болото, а здесь топь. Что бы я ни выбрал – ошибусь. Но ехать надо. У тебя там муж, у меня жена. Иначе им не поздоровится. Короче, до встречи в Москве. или на Лубянке. Может, все-таки восполним пробел?

ОНА. Ни мне, ни вам не до радостей жизни. До свидания! (Обращается к К.) Зорге обманул меня, не вернулся. Но продолжал снабжать руководство страны информацией. Он первым прислал письмо Сталину с указанием точной даты нападения Гитлера на СССР. Сталин не поверил невозвращенцу. Интересно, что было бы с тобой, если бы я не вернулась? Думаю. ничего! Ты ему был нужен – умный финн, всегда знавший свое место. Но я вернулась. Представляю, с каким облегчением ты вздохнул! Я, конечно же, решила позвонить твоему секретарю Хеймо, но телефон не ответил. Я еще не понимала тогда, что это значит.

К. Но мне ты не позвонила!

ОНА. Зачем пугать тебя? Зачумленный – так ты называл Бухарина. Я тоже была теперь зачумленная. Вскоре узнала: всех, вернувшихся из Японии, арестовали.

К. На самом деле я узнал о твоем приезде от Хозяина.

Сталин и К.

СТАЛИН. Ну что, финн, в нелегкое время живем. Какой заговор раскрыли… Какие люди оказались замешаны. Скажи, дорогой, мог ли ты подумать?

К. Не мог, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Я понимаю, как тебе и Димитрову. тяжело. Сколько ваших друзей замешаны. А каково мне! Бухарин. ты дружил с ним?

К. Так нельзя сказать. Он был главой Коминтерна после Зиновьева, и мы часто дискутировали.

СТАЛИН. Да не бойся! Я тоже дружил с ним. А как с ним дружила моя жена Надя! Сколько раз обедал у нас, с детьми играл. И что замышлял?! Клубок змей пригрели на груди, и какой! Утром встаешь, думаешь: наконец-то всех искоренили! Но нет! НКВД и Ежов приносят все новые списки врагов народа, и все длиннее и длиннее, и люди в них все важнее и важнее. Вчера список – 3169 разоблаченных и арестованных врагов народа. И всех – к высшей мере социальной защиты. Пришлось мне подписывать. Думаю, теперь отдохну. Сегодня опять Ежов! Тащит новый список – сто тридцать восемь врагов! Начинаю читать – беда! Ой, беда-то какая! Все заместители наркома обороны СССР, плюс двадцать два руководителя Генерального штаба, плюс начальники всех управлений Наркомата обороны, среди них – начальник твоей жены Берзин. Ты только подумай: глава нашей контрразведки – шпион! Плюс все командующие войсками всех военных округов. Далее – флот. Читаю – ой, беда! Нарком флота, все его заместители, начальник штаба морских сил, командующие флотами. И все – враги, и все сознались. Я знаю, что и вы с товарищем Димитровым боретесь, не покладая рук.

К. Да, руководством Коминтерна была проведена беспощадная проверка всего аппарата. Несколько секций Коминтерна оказались целиком в руках врага.

СТАЛИН. В том числе почти все твои финны. Трудно тебе, разве не понимаю. Но мы, коммунисты, дышим полной грудью, только когда трудно! Человек – наше главное достояние, ради человека, его безопасности мы и боремся за чистоту наших рядов!… Взять сладкую парочку – Маннера и его любовницу. Не хочешь за них попросить?

К. Не хочу.

СТАЛИН. И правильно! Мы их приютили, верили им. А они что задумали? Мечтали отделить карельскую автономную область и присоединить к буржуазной Финляндии. Не вышло! Русские цари сделали много плохого, но одно хорошее сотворили – сколотили огромное государство. Мы, большевики, получили его в наследство и считаем его «единым и неделимым». И каждый, кто попытается разрушить это единство социалистического государства, – заклятый враг народов СССР. Мы будем уничтожать каждого такого врага, будь он хоть старым большевиком, хоть кем угодно. Мы будем уничтожать весь его род, его семью – каждого, кто своими действиями и мыслями (даже мыслями) покушается на наше государство. Ты хорошо понял меня, финн?

К. Очень хорошо, товарищ Сталин.

СТАЛИН. А с женой как? Мне сказали, она приехала.

К. Мне она не звонила.

СТАЛИН (вздохнув). Боюсь, и ее придется проверять. Я слышал от товарища Ежова, что у НКВД к ней много вопросов. Не хочешь попросить за нее?

К. Я хочу одного: чтоб разбирательство было честным.

СТАЛИН. А когда оно было другим? Тяжело, понимаю. Да у тебя и сын арестован. Многовато врагов тебя окружает. Да что я говорю! А меня? Муж родной сестры покойницы-жены – враг. Члены Политбюро, они ведь были ближе семьи, ленинские друзья – враги. Горе, ой, горе наше. Я тот список в сто тридцать восемь человек полдня изучал. А товарищ Молотов, не глядя, его подписал. Между тем, товарищ Сталин не выдержал, двух вычеркнул, слабину дал. Поэтому Молотов – настоящий революционер, а товарищ Сталин – слабак. Что же касается твоей жены. Понимаешь, она, видно, сразу поняла, что у НКВД к ней вопросы, и попросилась вернуться в Японию. Ну как отпустить без провер-

ки, дорогой, если вокруг такое творится? Но если у тебя другое мнение – только скажи, сразу отпустим…

К. Нет.

СТАЛИН. Наверное, боишься, вдруг она переметнется к врагу? Да и как не бояться, если она долго работала с этим отщепенцем Зорге, который отказывается вернуться. Значит, здесь у нас разногласий нет, дорогой. спасибо. Я слышал, Молотов читал тебе письмо от мерзавца Мейерхольда. Вот как не применять к ним меры? Ведь только после мер правду говорят. И потому я не понимаю некоторых товарищей. Раньше они хотели подлинно независимую, могучую карательную организацию рабочего класса. Мы ее создали. И сразу пошли жалобы – вместо того, чтобы гордиться ею. Да это такая организация – она и нас с тобой арестовать может. Кстати, хотя твой сын во всем признался, расстрелять его не дадим, нет! Ради его отца! Давай оба будем верить: отсидит свое и исправится. Но ничего. Социализм мы уже построили?

К. Построили.

СТАЛИН. Ты большой теоретик. Тебе сам Ленин верил. Положа руку на сердце, скажи: сможем ли мы построить коммунизм?

К. Непременно, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Когда?

К. Думаю, к восьмидесятому году.

СТАЛИН. Нам с тобой не дожить. Но мы, как Моисей, много сделали для того, чтобы наш народ пришел в землю Обетованную. А ну-ка, нашу боевую. (Поет.) «Наш паровоз, вперед лети.»

К. (подхватывает). «В Коммуне остановка. Иного нет у нас пути.»

СТАЛИН. «В руках у нас винтовка.» Пах! Пах!

К. Сказали, ты прелестно выглядишь. Я тосковал.

ОНА. Знаешь, я тоже. Я остановилась в «Метрополе». От одиночества ночевала у своей подруги-финки в общежитии Коминтерна. Там арестовывали каждый день. Обычно все происходило в три часа ночи. Не спали до трех – ждали. Ровно в три свет автомобильных фар пронзал темноту.

Она и подруга стоят, обнявшись, у окна. Их освещают автомобильные фары.

ПОДРУГА. Началось.

Молча стоят. Свет фар движется по стене и исчезает.

ПОДРУГА. Слава Богу! Остановились у третьего подъезда.

ОНА. //в сторону?// Мы стояли, как распятые, у стены. Потом по нам снова двигался свет – значит, забрали кого-то, уезжали.

ПОДРУГА. Теперь до следующего вечера. У меня живот свело от страха. Боже мой! Узнаем ли мы когда-нибудь, за что нас хотят арестовать? Мы честные люди. Мы коммунисты. За что! За что?!

ОНА. Анекдот про кролика слышала? «Кролик перебежал от нас в Польшу. Поляки спрашивают: «Отчего ты убежал из СССР?» – «Как – отчего! В СССР арестовывают всех верблюдов». – «Но ты же не верблюд!» – «А там это надо еще доказать.»».

ПОДРУГА. Я не верблюд! (Хохочет.) Я не верблюд!

Обе кричат: «Я не верблюд!» и истерически хохочут.

ПОДРУГА. Я тоже знаю анекдот: «Живем, как в автобусе – половина сидит, остальные трясутся!» (Смеются вместе.) Трясутся! Не верблюды!

ОНА. Боже мой, завтра Новый год! Напьемся шампанского и хоть на это время забудем.

//в сторону?// Вот так я весело жила, дорогой муж, который объелся груш. Но в Новый год я не выдержала.

Новый год. Она и подруга. По радио бьют куранты.

ПОДРУГА. Давай закончим этот год ужасов и пожелаем счастья друг другу!

ОНА. С Новым годом! И если можно – с новым или старым, но счастьем!..

ОНА. В третьем часу новогодней ночи я все-таки позвонила…

К. Алло!

ОНА. Алло, это я.

К. (испуганно). Алло! Говорите громче. я не слышу. я вас не слышу! Перезвоните!

Она бросает трубку.

ОНА. Я себя презирала но. опять набрала.

Телефон звонит. Но К. не подходит. Он молча слушает звонок.

ОНА. Я поняла. и легла спать.

ГОЛОС ИЗ ТЕМНОТЫ. Гражданка. Поднимайтесь! Одевайтесь!

У кровати человек в форме НКВД.

ОНА. Отвернитесь.

– Это не обязательно. Где вы прячете оружие?

ОНА. У меня нет оружия.

– Одевайтесь побыстрее! И ничего с собой не берите – это ненадолго.

ОНА. Оказалось, всего лишь на пятнадцать лет. В тот же день арестовали мою подругу. Я встретила ее через двадцать лет на улице. После смерти Сталина ее освободили. Она прижимала к груди поношенную сумку.

ПОДРУГА. Вот как случилось… Все мои родственники расстреляны, только я уцелела и их фотографии. Но, знаешь, Айно… несмотря ни на что, я верю в коммунизм.

ОНА. В тюрьме за пятнадцать месяцев следствия меня допрашивали двадцать четыре следователя. Иногда допрашивали день и ночь!

К. Но при этом тебя не били. Ты сохранила спину, тебе не выбили зубы. И тебя не отправили погибать на урановые рудники. Тебе не приходило в голову, кто все это вымолил?

ОНА. Уверена: ты не сказал за меня ни слова. Это распоряжение Хозяина. Ведь ты был на свободе. пока! И усердный Ежов уже собирал на тебя материал. От меня добивались двух признаний: о том, кто завербовал в шпионы меня в Японии и тебя – здесь. Мне назначали очную ставку с твои секретарем, моим несостоявшимся любовником, арестованным Мауно Хеймо.

Следователь, Мауно Хеймо и Она.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (ей). Вы знаете этого человека?

ОНА. Да, это секретарь моего мужа, Мауно Хеймо.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (Хеймо). Вы знаете эту женщину?

ХЕЙМО. Да, это жена моего начальника.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. На следствии вы показали, что она была завербована японской разведкой.

ХЕЙМО (поспешно). Но я сказал неправду. она не причем. Меня сильно, долго били. Она не причем.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы что же, хотите взять назад все свои показания?

ХЕЙМО (торопливо). Все что касается меня – нет. Я был завербован немецкой разведкой.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Английской!

ХЕЙМО. Простите, конечно, английской.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Спасибо, хотя бы это не отрицаете.

ХЕЙМО. Не отрицаю.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Назовите еще раз имя того, кто завербовал вас и эту женщину.

ХЕЙМО. Меня завербовал Йохан Людвиг Рунеберг. Он завербовал меня в шпионы.

Что же касается ее – я сказал неправду.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Чем занимается указанный вами Рунеберг?

ХЕЙМО. Писал стихи. Пожалуй, это вся его работа.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Где происходили ваши встречи?

ХЕЙМО. В Хельсинки на Эспланаде.

ОНА. Памятник Рунебергу с книгой стихов в руках действительно стоял на Эспланаде…

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Какие-нибудь особые его приметы? Как вы его узнавали?

ХЕЙМО. Он всегда был с книгой в руках. Что же касается этой гражданки – повторяю: я ее оговорил, не выдержал боли.