Текст книги "Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского"

Несомненно, двор Селевкидов следил за этой войной с беспокойством. Пока галлы не пересекали море, однако они уже подошли на опасное расстояние. Отряд под командованием Леоннория и Лутария отбился от остального войска до вторжения в Грецию и повернул на восток. Они прошли через Фракию, требуя дани на своем пути. Галлы пробились на Босфор и вторглись на территорию Византия. Тщетно Гераклея и другие союзники Византия посылали ему помощь. Но узкая полоска моря, видимо, оказалась непроходимым препятствием. У галлов не было лодок и навыков для их изготовления, и жители Византия оказались предоставлять им какое-либо содействие. Дальше галлы попробовали перебраться через пролив на другом конце Пропонтиды – Геллеспонт. Они хитростью заняли Лисимахию и захватили Херсонес. Однако здесь селевкидский управитель Антипатр следил за ними с азиатского берега и не соглашался предоставить им возможность пройти без условий. Тогда значительная часть галльской орды вернулась на Босфор под командованием Леоннория; часть осталась с Лутарием противостоять Антипатру[328]328
  Memnon 19 = F.H.G. iii. p. 535; Livy XXXVIII. 16.


[Закрыть].

Именно в этот момент Антигон оставил северную лигу, которая все еще конфликтовала с Антиохом. Возможно, обеим сторонам пришло в голову, что этих жутких дикарей можно нанять и использовать против врага. Антипатр начал с ними какие-то переговоры, однако не смог добиться прочной сделки. Никомеду, когда Леоннорий вернулся на Босфор, повезло больше. Галльский вождь согласился заключить договор: в нем он соглашался безусловно повиноваться приказам Никомеда и сделаться орудием лиги[329]329
  Перечислены города этой лиги: Византий, Тиос, Гераклея, Халкедон и Киер – города, которые Гераклея как раз только что присоединила: они все еще фигурируют как независимые общины.


[Закрыть]. Его отряды немедленно перевезли через Босфор. Между тем Лутарий также захватил несколько судов, в которых прибыли агенты Антипатра. С ними за несколько дней он перевез своих спутников через Геллеспонт – хотел этого Антипатр или нет – и, повернув на север, снова присоединился к Леоннорию. Обитатели Малой Азии вскоре с ужасом узнали, что галаты уже на их земле (278–277 до н. э.)[330]330
  Paus., X. 23, 14; Trog. Prol. XXV.


[Закрыть].

С такими опасными союзниками лига прежде всего обратилась против Зипойта, у которого, возможно, было какое-то соглашение с селевкидским двором. Область вифинов была предана мечу и грабежу. Галаты унесли все, что можно было сдвинуть с места[331]331
  Memnon 19 = F.H.G. iii. p. 535.


[Закрыть]. Но вскоре они вышли из-под контроля Никомеда и оставили далеко позади разрушенные долины Вифинии. Они не знали ни хозяина, ни закона вне своей орды и поворачивали направо и налево всюду, где вид цветущих земель или деревень провоцировал их аппетиты. Никто не мог чувствовать себя в безопасности; никто не знал, не предстанет ли перед ними однажды жуткое зрелище – могучие воины с севера на знакомых полях.

Образ галата, таким, как его увидели азиатские греки, предстает перед нами в описаниях и во фрагментах их искусства. Мы видим огромные, мощные тела, иногда нагие, иногда одетые в странные одежды – многоцветные рубашки и штаны; на одном плече брошью заколот плед, ожерелья и браслеты из золота, соломенные волосы намазаны жиром, так что стоят торчком на голове, как щетина сатира; огромные щиты, которыми воин мог прикрыть все тело, мечи длиной с греческое копье, пики с широкими железными наконечниками, шире, чем греческий меч. Нам говорят, что у них были мощные голоса, что они громко хвалились и делали странные жесты; о том, что они кидались в битву с нерассуждающим безумием и поэтому, казалось, потеряли чувствительность к ранам; о том, что они безудержно любили вино, и о каких-то безымянных ужасах в их лагерях[332]332
  Paus., X. 19 f.; Diod., V. 26 f.; ср.: Brunn, Geschichte der griechischen Künstler (ed. 2) vol. i. p. 311 f.


[Закрыть].

Именно в таком облике дети Севера явились двадцать два века назад цивилизованному – то есть эллинскому – миру. Для людей Средиземноморья они казались воплощением грубой, безмозглой силы, которая своей мощью могла на какое-то время одолеть более высокие человеческие качества, но которую «твердая и уверенная доблесть», а также дисциплинированный разум, свойственный характеру эллина[333]333
  Ср.: Paus., X. 21, 2.


[Закрыть], должны были в конце концов раздавить или использовать как орудие для своих собственных целей. С одной стороны, как казалось, была просто грубая сила, с другой – ум, и только им одним можно было эффективно направлять силу. Но что, если эти северные расы, в которых кипела телесная жизненная сила, однажды научатся у южан мыслить? Возможно, двадцать два века назад этот вопрос никому не приходил в голову.

Отряд галатов, который попал в Азию, насчитывал, как рассказывают, всего 20 000 человек, и среди них только половина были воинами[334]334
  Liv., XXXVIII. 16, 9.


[Закрыть]. Однако сам ужас, который внушало их имя, заставлял подкашиваться ноги у живших в этой стране людей. Их подвижность, умение ускользать от врага и разрушения, которые они причиняли, делали их похожими на рой шершней, который вдруг обрушился на эти земли[335]335
  Just., XXV. 2, 8.


[Закрыть]. О том, как пострадали от них местные крестьяне, мы ничего не знаем. Лишь следы то тут, то там – несколько слов на истертом камне или история, записанная долгое время спустя из уст людей писателями, которых интересовали такие вещи, – хранят какую-то память о муках, которые пережили греческие города. Надпись[336]336
  Michel., No. 503.


[Закрыть] говорит нам о том, что Эритры платили дань Леоннорию. В Милете была легенда о том, как галаты захватили женщин, которые собрались за стенами города на праздник Фесмофорий, увели всех, кто не мог уплатить запрошенный выкуп[337]337
  Parthenius, περὶἐ ρωτ. παθημ. VIII. 1 (Sakolowski), процитировано у Haussoullier Revue de Phil. xxiv (1900), p. 321.


[Закрыть], и как семь милетских дев покончили с собой, чтобы избежать позора[338]338
  Jerome, Adv. Jov. I. 41.


[Закрыть]. Сохранились несколько строк поэтессы Аниты из Тегеи[339]339
  Anth. Palat. VII. 492.


[Закрыть], вроде бы являющиеся эпитафией трем милетским девам, которые прославились этим. В Эфесе об эфесской девушке рассказывают такую же историю, как о Тарпее в Риме[340]340
  Plutarch, Parall. Min. 15.


[Закрыть]. В Келенах был рассказ о том, что, когда галаты осаждали город, его речной бог Марсий поднял против них потоп, а воздух наполнился таинственными звуками флейт: варвары вынуждены были отступить[341]341
  Paus., X. 30, 9.


[Закрыть]. В Фемисонии местная история была связана с соседней пещерой. Геракл, Аполлон и Гермес во сне явились магистратам и открыли им, что пещера должна стать местом, где от галатского ужаса спрячется все население[342]342
  Ibid. 32, 4.


[Закрыть]. Хотя, скорее всего, в этих легендах много выдумки, они, по крайней мере, показывают нам, что в воображении народа отпечаталось жуткое воспоминание об этих днях ужаса.

На весь вопрос о стране за Тавром, так, как он вставал перед домом Селевка, ощутимо повлияло появление этого нового элемента. Прибытие галатов стало началом новой фазы. До этого мы видели, что власть греков, такая, какой ее воплощали последовательно Александр, Антигон, Лисимах и дом Селевка, всегда обещала эффективно править страной, но ее снова и снова побеждали какие-то с виду случайные обстоятельства: ранняя кончина Александра, война за войной между диадохами, перемена династии. Казалось вполне возможным, что греческая династия преуспеет в этом деле, если только дать ей период спокойствия от внешних затруднений. Но теперь задача стала несравненно более трудной. Необходимым условием ее достижения стало то, чтобы галаты не только были побеждены, но и либо истреблены, либо покорены. Проблема была не в том, что они мешали высшей власти как независимая держава: они не образовывали государства со своей последовательной политикой. Они мешали – так же как правительствам на Востоке в основном мешают такие неассимилированные элементы – тем, что они всегда могли предоставить силы любому противнику этой высшей власти. Все противники, с которыми до этого имел дело дом Селевкидов, все будущие мятежники теперь имели в своем распоряжении неистощимый источник силы, из которого они могли черпать. Это было не новое государство, но огромная масса воинов-наемников, которые встали лагерем в этой стране: теперь галаты, продавая свое оружие то одному нанимателю, то другому – одна часть их селевкидскому царю, другая врагам царя, – поддерживали нестабильное равновесие между конфликтующими державами Малой Азии и мешали утвердиться одному верховному государю.

Для греческих городов результат оказался двусмысленным. С одной стороны, им приходилось страдать от вторжений варваров или платить им дань; с другой, возможности царей урезать их автономию ограничились. В зависимости от того, как они смотрели на эту тему – с той или другой стороны, – они видели в варварах опасность, а в царях – спасителей эллинизма, или же опасность в царях, а варваров считали своими защитниками[343]343
  Memnon 19 = F.H.G. iii. p. 536.


[Закрыть]. Кажется, что вначале преобладал первый аспект: первые дни галльского вторжения были, видимо, самыми худшими – пока новые и новые удары не заставили галатов удалиться вглубь страны; города в это время могли искренне считать, что цари сражаются за их дело против варваров. Затем, когда пробил час и цари приобрели некоторое преимущество, города начали забывать о своих страданиях и стали не без удовлетворения смотреть на врагов-галатов, благодаря которым победы царя оказались неполными.

Ведь Малая Азия, в отличие от Греции, не пыталась снова отбросить чужой элемент, который вошел в ее систему. Галаты пришли в Азию, чтобы остаться. Возможно, еще с первого их появления Антиох направил против них все силы, которыми он мог располагать (ибо людей у него было мало)[344]344
  Just., XVII. 2, 13; Lucian, Zeuxis, 8.


[Закрыть]. У греческих городов также были определенные ресурсы для сопротивления. Встретившись с таким отпором, галаты постепенно были вынуждены положить предел своим бесцельным странствиям и более или менее осесть на определенной территории, ставшей для них своей. Отсюда они все еще могли наносить удары своим соседям, но в то же время они сделали шаг от кочевой жизни к оседлой. Внутренние регионы Фригии, где в разбросанных деревеньках обитали крестьяне, давно привыкли склоняться перед иноземными хозяевами, персами и македонцами: завоевать их было легко. Тут галаты стали устраивать себе дом. Их отряды состояли из людей трех племен или наций: каждое из них заняло свою территорию. Они расположились друг рядом с другом вдоль севера центрального нагорья, вокруг древних фригийских городов и памятников старых азиатских религий. Трокмы завладели самой восточной частью страны с центром вокруг Галиса в Тавии; центр следующего племени, тектосагов, был в Анкире; третьего, толистоагиев[345]345
  Так в надписях: авторы именуют их «толистобогиями».


[Закрыть], – в Пессинунте, где с незапамятных времен с фанатичными обрядами почитали Великую Мать фригийцев. Именно с последним племенем, как самым западным, и приходилось в основном иметь дело грекам[346]346
  В рассказе об этих поселениях присутствуют определенные расхождения. Приведенное выше описание, которое является общепринятым, взято у Страбона (XII. 567; Plin. V. § 146). Ливий (XXXVIII. 16, 12) говорит, что трокмы обитали на берегу Геллеспонта. Мемнон отводит толистобогиям Тавию, трокмам – Анкиру, а тектосагам – Пессинунт. Плиний, который приводит города в таком же порядке, как выше, в другом месте противоречит сам себе, говоря, что территория тектосагов находилась к востоку, в Каппадокии, и размещает трокмов в Меонии (sic) и Пафлагонии. Возможно, вся эта путаница произошла потому, что галаты не раз меняли места своего расселения до того, как окончательно осели, а может быть, отдельные группы галатов, принадлежавших к этим трем разным племенам, могли остаться на местах, смешавшись друг с другом, точно так же, как в современной Малой Азии турки, армяне, курды, кызылбаши и прочие живут бок о бок.


[Закрыть].

Мы не можем дальше проследить процесс, посредством которого галаты были вынуждены осесть на земле, и не можем сказать, когда или посредством каких шагов приняла свою форму система, описанная Страбоном[347]347
  XII. 567.


[Закрыть]. Когда галаты впервые прибыли в Азию, ими, как говорит Мемнон[348]348
  Ch. 19 = F.H.G. iii. p. 536.


[Закрыть], руководили семнадцать вождей, из которых первый ранг принадлежал Лутарию и Леоннорию. У Страбона мы видим гораздо более регулярную организацию. Каждое из трех племен было разделено на четыре тетрархии: в каждой тетрархии был свой вождь (τετράρχης); под его властью находились судья (δικαστής), полководец (στρατοφύλαξ) и еще два подчиненных ему полководца (ὑποστρατοφύλακες). Двенадцать тетрархов как коллегия обладали высшей властью над всей нацией; им содействовал Совет из 300 человек, который встречался в определенном святом месте (Δρυνά μετον). Один Совет обладал юрисдикцией в случае убийств; во всех других случаях судебная власть принадлежала тетрархам и судьям. Организация этой орды должна была быть гораздо более слабой, когда она впервые распространилась по Малой Азии.

Дом Селевкидов в те дни играл почетную роль, как защитник цивилизации против галлов. Это была роль, в которой все греческие цари очень хотели блеснуть. Даже Птолемей II, когда ему удалось разобраться с мятежным отрядом галльских наемников, разделил, по словам его придворного поэта, с самим дельфийским богом славу победы над этими «титанами нового времени с дальнего запада»[349]349
  ὀψίγονοι Τιτῆνες ἀφ’ ἑσπέρου ἐσχατόωντος, Callim. Hymn. IV. 174; cf. Schol.


[Закрыть]. На такую славу Антиох мог притязать с гораздо большим правом. Его действительно помнили как Сотера – Спасителя или даже (если судить по его культу в Селевкии Пиэрийской)[350]350
  C.I.G. 4458.


[Закрыть] как Аполлона Сотера[351]351
  Не доказано, что это прозвище было дано ему уже при жизни; с другой стороны, довод, что этого не было, поскольку у нас нет об этом данных, мало чего стоит, поскольку наши источники очень скудны.


[Закрыть]. Его называли так, пишет Аппиан, поскольку он «изгнал галатов, захвативших Азию»[352]352
  App. Syr. 65.


[Закрыть]. Этого Антиох не делал, но он одержал одну или больше побед, что, несомненно, повлияло на сдерживание галатских набегов на побережье и принесло облегчение некоторым областям. Его галльская война, судя по всему, была воспета в эпосе Симонидом из Магнезии[353]353
  Suid. Σιμωνίδης Μάγνης Σιπύλου, ἐποποιός. γέγονεν ἐπὶ Ἀντιόχου τοῦ Μεγάλου κληθέντος· καὶ γέγραφε τὰς Ἀντιόχου πράξεις καὶ τὴν πρὸς Γαλάτας μάχην, ὅτε μετὰ τῶν ἐλεφάντων τὴν ἵππον αὐτοῦ ἔφθειρεν. Очевидно, эта та самая знаменитая битва, в которой сражался Антиох Первый, а не Антиох Великий.


[Закрыть], но бессмертной славы этим он не заработал. Только история о битве, где галатов напугал вид слонов царя, сохранилась в популярном виде у Лукиана.

Ночью перед битвой (так говорит Лукиан) царь увидел сон. Он узрел Александра Великого, который стоял рядом с ним, и затем Александр сам дал ему пароль на следующий день: «Будь здоров!» – обычная реплика при прощании[354]354
  Lucian, Pro Lapsu inter Salut. 9.


[Закрыть]. По мере того как битва продолжалась, сердце у Антиоха упало. В войске галатов было сорок тысяч всадников и огромное множество колесниц (восемьдесят из них с серпами), и против всего этого у него был лишь небольшой отряд, собранный в спешке и в основном легко вооруженный. Однако тактик Теодот Родосский попросил царя не впадать в уныние. У Антиоха было шестнадцать слонов, и Теодот сказал ему поставить их в авангард битвы. Уловка сработала. Ибо когда слоны двинулись вперед, галатские кони обезумели от страха и рванули назад. Колесницы с серпами прорвали свои собственные ряды. Македонцы и греки ринулись в брешь и истребили великое множество галатов. Лишь немногим удалось спастись в холмах. Македонская армия собралась вокруг своего царя и провозгласила его победителем, криками назвав его Каллиником. Однако глаза Антиоха были полны горьких слез. «Какой стыд, люди, – начал он, – все то, что мы пережили в этот день. Нашим спасением мы обязаны шестнадцати неразумным тварям. Где бы мы были без них?» И царь повелел, чтобы на трофее не изображали ничего, кроме фигуры слона[355]355
  Ibid. Zeuxis, 8.


[Закрыть].

Действительно ли битва была столь великой, как она выглядит в этом эпическом рассказе, – еще вопрос. Но мы вполне можем поверить, что Антиох одержал существенную победу. Однако против такого врага, как галаты, одной победы вряд ли было достаточно, и, каков был успех Антиоха на других театрах войны, мы можем только гадать по репутации, которую он по себе оставил. Как бы то ни было, победы эти отнюдь не были полными. Галаты продолжали быть угрозой для обитателей побережья, и, согласно Ливию[356]356
  XXXVIII. 16, 13.


[Закрыть], не только малые общины, но и правительство Селевкидов в конце концов было вынуждено платить им дань.

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА: АНТИГОН И ПТОЛЕМЕЙ

Едва ли можно составить связный рассказ о правлении Антиоха I после галльского вторжения из имеющихся у нас фрагментарных материалов, однако общие линии его политики все-таки можно различить. Как в Малой Азии, так и в соседних царствах вторжение галлов стало концом эпохи. Хаотическая борьба между пятью македонскими династиями завершилась. Два македонских царства с прочными границами теперь стали основными иностранными державами, с которыми приходилось иметь дело дому Селевка. После беспорядков, последовавших за гибелью македонского царя Птолемея Керавна, династии Антипатра и Лисимаха исчезают со сцены, в то время как Птолемей, сын Лисимаха, и Антипатр, внук старого Антипатра, на мгновение появляются среди недолговечных монархов[357]357
  Diod., XXII. 4.


[Закрыть]. Затем Антигон Гонат нанес удар из Центральной Греции и постепенно подчинил все враждебные элементы в Македонии – враждующие партии и орды галлов.

К 276 г. до н. э. он предстал перед миром как признанный царь македонской родины. Цель, которой тщетно добивался первый Антигон, достигнута его внуком. Дом Антипатра исчез, хотя, может быть, благодаря своей матери Филе Антигон мог претендовать, что представляет и его – как и те цари из династии Селевкидов, которые происходят от дочери Филы, Стратоники[358]358
  То, что такие претензии рассматривались всерьез, очевидно из тех случаев, когда имена, характерные для одного царского дома, появлялись в другом, связанном с ним по женской линии, например, имя Лисимах в царской семье Птолемеев, имя Антипатр в доме Селевкидов; особенно имена Деметрий и Филипп (то есть имена Антигонидов), которые встречаются позднее у Селевкидов, как имена, характерные уже для их семьи.


[Закрыть]. Дом Лисимаха также погиб. Предполагали, что Птолемей, сын Лисимаха, чья дочь была назначена верховной жрицей селевкидской царицы в Малой Азии примерно тридцать лет спустя, – тот самый человек, который в течение нескольких дней некогда был царем Македонии.

Отныне дом Антигона укоренился в Македонии, как и дом Птолемея – в Египте, а дом Селевка – в Азии. Этим трем державам было суждено теперь играть ведущую роль в странах Восточного Средиземноморья в течение всего III в. до н. э., пока все отношения не изменились в силу того, что эти державы были вовлечены во все расширяющуюся сферу влияния Рима.

Если эти государства группировались в два противостоящих друг другу лагеря, то оказывалось, что два из них должны были сойтись вместе против третьего. Соответственно, в течение всего этого периода мы находим близкое взаимопонимание между домами Селевка и Антигона против Птолемеев, с которыми один из них (если не оба сразу) постоянно воевали.

Они, как мы уже видели, были связаны личностью царицы Стратоники. Начало этого периода дружбы отмечено еще одним браком. Дочь, которую Стратоника, перед тем как ее передали Антиоху, родила Селевку, теперь вступила в брачный возраст. Ее назвали Филой в честь бабушки по материнской линии – дочери Антипатра. Вскоре после того, как ее дядя Антигон утвердился на македонском троне, ее отослали в Македонию, чтобы она стала его женой. На этой свадьбе, очевидно, блистала толпа прославленных философов и поэтов, которых созвал царь-стоик: в этом обществе особенно ярко блистал Арат из Сол[359]359
  Diog. Laert., VII. 1, 8; Vit. Arat.; Michel, No. 1295.


[Закрыть].

Птолемей II Филадельф занимал сильную позицию, которую оба его брата-царя считали угрозой для себя. В Египте у него была территория, которую, как показал опыт, можно было оборонять от любой атаки и которая, благодаря своему природному богатству и положению на перекрестке мира, приносила ему огромный доход; при этом ее ограниченная площадь позволяла гораздо большую централизацию, обходившуюся куда дешевле, чем на широко раскинувшихся пределах Селевкидов. Однако если бы его власть была ограничена Египтом, то другие царские дворы могли бы счесть его безобидным. Враждебность у них вызывал его огромный флот. Как морская база на Восточном Средиземноморье Египет в условиях того времени не имел себе равных. Ему хватало одной гавани в Александрии, а остальной берег был защищен лагунами.

Лес, необходимый для строительства флота, египтянам приходилось добывать извне, однако и зависимый остров Кипр, и Южный Ливан, и побережья Малой Азии предоставляли Птолемею обширные запасы. Ни Селевкиды, ни Антигониды не могли спокойно смотреть на державу, которая создала морскую империю, распространила свое влияние по всем берегам и островам Леванта и вмешивалась в политику Греции и Ионии.

Сейчас уже невозможно проследить этапы приобретения домом Птолемеев его заморских владений. Начало этому положил уже первый Птолемей. Птолемей Сотер в конце концов снова присоединил Кипр около 294 г. до н. э. и привел кикладскую конфедерацию под свой протекторат[360]360
  Michel, No. 373. Niese (ii, p. 101 f.) предполагает, что Птолемей I после битвы при Ипсе также присоединил снова области, которые в 309 г. до н. э. он занял на побережье Малой Азии. Что касается его владений в Карии, то Низе цитирует комментарий Иеронима на Дан., 11: 5: «tantae potentiae, ut… Cariam quoque obtineret, et multas insulas urbesque et regiones, de quibus non est huius temporis scribere». Относительно его владений в Галикарнессе Низе цитирует Inscr. ofthe Brit. Mus. No. 906 (Michel, No. 1198). Однако достоверно ли, что эта надпись относится именно к царствованию Птолемея I?


[Закрыть]. Несомненно, что именно во время войны с Антиохом Птолемей II завоевал основное количество опорных пунктов по побережью Азии. Непосредственная причина войны между двумя царствами покрыта мраком. Отношения между ними во время восшествия на престол Антиоха были дружескими: их регулировал известный договор, составленный при Селевке. Судя по всему, нарушение status quo имело место именно со стороны Антиоха.

Одну из своих дочерей, получившую в честь своей бактрийской бабушки имя Апама, Антиох выдал за Мага, сводного брата Птолемея, который управлял в качестве царского наместника провинцией Киренаика[361]361
  При вступлении на престол Антиоха Апаме не могло быть больше десяти или одиннадцати лет, Wilcken в Pauly-Wissowa под Apama (3).


[Закрыть]. Через некоторое время после вторжения галлов[362]362
  Поскольку у Птолемея был отряд галльских наемников.


[Закрыть] Маг объявил себя независимым правителем и стал относиться к Египту враждебно. Вскоре Антиох отказался от нейтралитета и обратил свой меч против Птолемея, заключив союз со своим зятем[363]363
  Paus., I. 7, 3.


[Закрыть].

Такова последовательность событий в очерке Павсания, но по поводу их действительной связи, всяких сопровождавших их закулисных махинаций, мы можем только догадываться. Мы не знаем, кому принадлежала инициатива разрыва с Египтом – Антиоху или Магу. В любом случае, для того чтобы пойти на разрыв с Птолемеем, у Антиоха должны были быть более эгоистические причины, чем сочувствие к мужу дочери, и вполне может быть так, что Апама приехала в Кирену, чтобы подстрекать к мятежу.

Начало вражды между Антиохом и Птолемеем засвидетельствовано вавилонскими надписями 38 г. эры Селевкидов (октябрь 274 – октябрь 273 до н. э.)[364]364
  Zeitschr. für Assyr. vii. P. 232. Эра, использовавшаяся в Сирии, начиналась осенью 312 г. до н. э.; вавилонская – осенью 311.


[Закрыть]. Последствия этого сильно ощущались в стране за Тавром: на ее берега Птолемей мог в силу своего господства на море бросить свои армии или, во всяком случае, банды пиратов[365]365
  Paus., I. 7, 3.


[Закрыть]. В этой войне ни один из противников не смог затронуть жизненно важные точки другого, и она тянулась и тянулась – с перерывами и местными стычками, покуда уже не стала казаться привычным состоянием дел.

Для дома Селевка это значило новое затруднение в проблеме областей за Тавром. Теперь вдобавок к мятежам в самой стране появился внешний враг, который давил извне. Именно с таким затруднением столкнулся дом Ахеменидов, когда его стали атаковать европейские греки. Это вынудило их надолго оставить берега, где жили азиатские греки, и дом Селевка теперь обнаружил, что его власть над побережьем становится все более непрочной и непостоянной. Конечно же, Птолемей мог использовать старый призыв к автономии эллинов против того, кто в данный момент господствовал в регионе.

Попытаться составить хронологию такой войны – множество местных конфликтов, укрепления, переходившие из рук в руки, партии в городах, переходившие то на одну, то на другую сторону, – было бы, наверное, трудно, даже если бы все факты были у нас на руках. При имеющихся обстоятельствах все, что мы можем сделать, – указать на следы правления Птолемеев вдоль побережья. Нашим главным повествовательным источником, к несчастью, здесь является придворный поэт, речи которого нельзя воспринимать слишком серьезно. Когда Феокрит говорит, что Птолемей

 
И повеленья свои памфилийцам, бойцам киликийским,
Он посылает, ликийцам, карийцам, отважным в сраженьях…[366]366
  Idyl. XVII, 88, 89 [пер. М.Е. Грабарь-Пассек].


[Закрыть] —
 

это вряд ли значит что-то большее, чем то, что гарнизоны Птолемеев были размещены в укрепленных местах вдоль южного берега – в таких местах, как Селинунт и Коракесий, – и что многие города Ликии и Карии вошли в союз Птолемеев.

Если начать с Востока, с Суровой Киликии – это был, как считали древние, конец горной цепи Тавра, – борьба между Селевкидами и Птолемеем оставила свои следы в названиях прибрежных городов. Близ реки Лам, после которой, как считалось, к западу и начиналась Суровая Киликия[367]367
  Strabo, XIV. 671.


[Закрыть], мы слышим об Антиохии[368]368
  Антиохия, ̓Ισαυρί ας ἢ Λαμωτίς, Steph. Byz. См.: Droysen ii. p. 724. Она, конечно, могла быть основана Антиохом Эпифаном или одним из более поздних царей (Рамсей отождествляет ее с Антиохией близ Крага, Ramsay, Hist. Geog. p. 380).


[Закрыть]. Затем есть Селевкия на Каликадне (современный Силифке), где между горами и морем еще было место для большого города – основанного, согласно местной легенде, самим Селевком Никатором[369]369
  Steph. Byz.; Strabo, XIV. 670; Amm. Marc., XIV. 8, 2.


[Закрыть]. Дальше идут города Птолемеев – Береника[370]370
  Steph. Byz.; Stadiasmus Maris Magni (Müller, Frag. Geog. Graec. i.), § 190.


[Закрыть], названная в честь жены первого или третьего Птолемея, и Арсиноя[371]371
  Steph. Byz.


[Закрыть], названная в честь Арсинои Филадельфы, сестры и жены Птолемея II, которая также была супругой Лисимаха, а может быть, и в честь сестры-жены Птолемея IV. Затем опять перед нами селевкидский город – Антиохия близ Крага[372]372
  Ptolemy V. 8. 2; о Краге см.: Strabo, XIV. 669. Считается, что место, где находилась эта Антиохия, отмечено остатками акведука между Селинти и Харадраном (Murray, Asia Minor (1895), p. 176). Дройзен дальше упоминает Антиохию παράλιος и еще одну Антиохию, которые, видимо, находились в Киликии и отличались от всех, упомянутых ваше, но их местоположение не может быть определено с уверенностью.


[Закрыть].

Перейдя к Памфилии, мы опять с самого начала видим Птолемаиду[373]373
  Strabo, XIV. 667.


[Закрыть], а затем снова на долине у устья Евримедонта встречается Селевкия[374]374
  Stadiasmus, § 216.


[Закрыть].

В Ликии влияние Птолемеев, как кажется, особенно укоренилось. Патара, город-гавань Ксанфа, был расширен Птолемеем и превратился в еще одну Арсиною, хотя в этом случае, когда ее первый муж назвал в ее честь не что-нибудь, а сам Эфес, имени царицы пришлось соперничать со слишком знаменитым именем, и оно не закрепилось за этим городом[375]375
  Strabo, XIV. 666.


[Закрыть]. Владение Патарой, возможно, предполагает власть над всей ликийской конфедерацией[376]376
  Я не знаю никаких других следов господства Птолемеев в Ликии, кроме обновления Патары, которые можно было бы с уверенностью отнести к эпохе Птолемея II, то есть к эпохе его войн с Антиохом I и Антиохом II. Низе (ii, p. 102, note 3), Mahaffy (Empire of the Ptolemies, p. 487), Hassoullier (Revue de Philol. xxiv. (1900), p. 234, note 2) считают, что два декрета из Лиссы (Michel, Nos. 548, 549), датированные восьмым и одиннадцатым годами правления Птолемея, сына Птолемея, принадлежат к правлению Птолемея Филадельфа, то есть к 278–277 и 275–274 гг. до н. э., а не к правлению Птолемея III Эвергета, как предполагают Hicks (J.H.S. ix (1888), 88 f.) и Michel (loc. cit.). В качестве довода Низе приводит титул, описывающий царя, однако мне кажется вполне вероятным, что на местах мог все еще использоваться и более краткий титул, в то время как в центральных областях уже использовался пространный.


[Закрыть]. Иероним называет Карию среди владений Птолемея II[377]377
  Comment. на Дан., 11.


[Закрыть]. Города более карийские в строгом смысле этого слова, лежавшие внутри страны, были, как мы увидим, под властью Антиоха, но мы можем доказать, что основными греческими городами на берегу и некоторыми на прилегающих к нему островах владели Птолемеи. Мы видим, что в Кавне была стоянка флота Птолемеев вскоре после брака Птолемея и его сестры Арсинои (до 274 до н. э.)[378]378
  Athen., XIV. 621 a.


[Закрыть]. Кос, вместе с алтарем на Триопийском мысе, религиозный центр Дорийского союза, пользовался особым вниманием Птолемея, как и подобало месту, где он родился[379]379
  Theoc. Idyl. XVII. 66.


[Закрыть]. В Галикарнасе о господстве Птолемеев говорят надписи[380]380
  Michel., Nos. 595, 1198.


[Закрыть].

Ионийские города Антиоху I, судя по всему, удалось в целом удержать. Самос был действительно приобретен Птолемеем за некоторое время до 274 г. до н. э.[381]381
  См.: Niese ii. 104, note 2.


[Закрыть]: это дало египетским флотам важную гавань в Эгейском море; даже находившемуся на материке Милету, несмотря на все те милости, которыми осыпал его дом Селевка, пришлось уступить превосходящей силе египетского царя. Пришел тот день, когда подобострастный демос стал почитать в Бранхидах дом Птолемея[382]382
  Эта надпись, опубликованная не так давно Оссулье (Revue de Philol. xxiv. (1900), p. 323), является первым свидетельством влияния Птолемеев в Милете при Филадельфе.


[Закрыть]. В соседней Гераклее о восхождении дома Птолемеев также говорит надпись, которую относят к правлению Птолемея II[383]383
  Rayet, Revue de Philol. xxiii (1899), p. 275; Hassoullier, ib. xxiv (1900), p. 323.


[Закрыть]. Однако к северу от Латмийского залива мы уже не находим свидетельств власти Птолемеев до того времени, когда на трон Селевкидов взошел Антиох II. В одной надписи[384]384
  Michel, No. 486.


[Закрыть], которая должна быть создана позднее 269 г.[385]385
  Поскольку молодой Антиох фигурирует в ней как соправитель, а вавилонские надписи 269 г. до н. э. называют Селевка все еще наряду с его отцом. Wilcken, Pauly-Wissowa, i. p. 2452.


[Закрыть], Ионийский союз обращается к селевкидскому двору[386]386
  В числе тринадцати городов, входивших в Ионийский союз (см. Michel, No. 485), были: Милет, Миунт, Приена, Эфес, Колофон, Лебед, Теос, Клазомены, Фокея, Самос, Хиос, Эритры, Смирна. Из них Милет, Самос и, возможно, Эритры (см. Niese, ii. p. 79, note 2) были (или когда-то были) во власти Птолемеев, однако большинство этих городов должны были быть представлены в посольстве к Антиоху, которое притязало на то, что говорит от имени всего союза. Надпись была найдена в Клазоменах; список послов утрачен после двух первых – это послы Эфеса и Лебеда.


[Закрыть].

То, что завоевания Птолемеев остановились на Латмийском заливе, несомненно, было обусловлено действиями царя из династии Антигонидов. В 272 г. до н. э. или вскоре после этого[387]387
  Just., XXVI. 1, 1.


[Закрыть] Антигон вступил в войну, и его флоты оказались более чем равными армаде Птолемея. Его великая победа при Косе[388]388
  Ссылки см. в Niese ii. p. 131.


[Закрыть] создала баланс власти в Эгейском море, единственным властителем которого до этого был Птолемей. Такое разделение, естественно, ослабило давление сил Птолемеев в Малой Азии.

ПРАВЛЕНИЕ ПЕРВЫХ СЕЛЕВКИДОВ В МАЛОЙ АЗИИ

Теперь мы обратимся от анализа того, как на Малую Азию повлияли международные отношения селевкидского двора, к тому, что можно узнать о действиях селевкидского правительства внутри страны.

Возможно, тот факт, что скорее Малая Азия, а не Сирия или Восток представляются нам (до периода после Магнесии) основной сферой деятельности Селевкидов, связан не только с тем, что та часть истории Селевкидов, которая касалась греков, имела больше шансов быть записанной. Вполне можно считать, что именно эту часть своих владений селевкидские цари считали наиболее ценной. Никогда не было бы так неуместно называть эту династию «сирийской», как при ее первых царях. Мы даже не можем считать, что Антиохия на Оронте в то время в какой-то степени превосходила столицы Запада и Востока – Сарды и Селевкию в Вавилонии[389]389
  Было бы, таким образом, точно так же уместно называть селевкидских царей лидийцами, как и сирийцами. Выражение Юстина (если оно вообще соответствует чему-то в его источниках), видимо, показывает, что Малая Азия фактически считалась истинным домом первых Селевкидов. Селевк II, после того как его загнали за Тавр и вынудили сделать основной резиденцией своего правительства Сирию, «потерял свое царство» и стал «изгнанником». Seleucus quoque isdem ferme diebus amisso regno equo praecipitatus finitur, sic fratres quasi et germanis casibus exules ambo post regna scelerum suorum poenas luerunt (XXVII. 3, 12).


[Закрыть].

Сарды еще со времен Лидийского царства занимали позицию столицы страны к северу от Тавра. Они всегда были главной резиденцией власти, правившей внутренними районами страны – будь то персидской или македонской, – если только не считать, что при Антигоне их затмила фригийская столица, Келены. Во время правления Селевкидов к Сардам вернулось их прежнее достоинство. Именно здесь держали правительственные архивы[390]390
  εἰς τὰς βασιλικὰς γραφὰς τὰς ἐν Σάρδεσιν, Revue de Philol. xxv (1901), p. 9.


[Закрыть]. Из варварского город превратился в эллинский[391]391
  С ипподромом (Polyb. VII. 17, 2) и театром (ib. 18, 3). После 188 г. до н. э. мы слышим о сардском демосе (ὁ δᾶμος ὁ Σαρδιανῶν), который посылает послов в Дельфы, Bull. corr. hell. V. (1891), p. 385.


[Закрыть].

В отсутствие царя правитель Лидии осуществлял общее управление всей областью за Тавром[392]392
  См. Приложение G.


[Закрыть].

Что касается сатрапий, на которые это владение было разделено при Селевкидах, то полных данных об этом у нас нет. Согласно системе, которую Александр перенял от персов, их должно было быть шесть: Великая Фригия, Геллеспонтская Фригия, Лидия, Кария, Ликия и Каппадокия. Из них существование только двух при Селевкидах подтверждено документально – Геллеспонтской Фригии[393]393
  Michel, No. 35.


[Закрыть] и Лидии[394]394
  Polyb., XXI. 16 (13), 4.


[Закрыть]. Есть также упоминание о еще одной сатрапии – судя по всему, о Великой Фригии[395]395
  ἐν τῇ σατραπείᾳ, Michel, No. 40. Надпись была найдена во Фригии.


[Закрыть].

Нет никаких причин предполагать, что Селевкиды, продолжая удерживать территорию Карии, Ликии и Каппадокии, изменили уже существовавшую систему[396]396
  Можно задаться вопросом, продолжала ли Кария образовывать отдельную сатрапию или была объединена с Лидией, поскольку можно было бы ожидать упоминаний о сатрапе Карии, если он вообще существовал, в рассказе о военных операциях Филиппа в этом регионе (см. с. 297). С другой стороны, Памфилия могла быть отделена от Ликии, поскольку она упоминается отдельно в надписи Птолемея III (Michel, No. 1239), однако упомянутые там регионы не обязательно являлись сатрапиями.


[Закрыть].

В то время как официальным названием провинции оставалось «сатрапия», управитель в официальных документах носит греческий титул стратега[397]397
  Michel, No. 526; Bull. corr. hell. x. (1886), p. 515; cf. Haussoulier, Revue de Philol. xxv (1901), p. 21.


[Закрыть]. В народном языке его продолжали называть сатрапом[398]398
  Polyb., XXI. 16 (13), 4.


[Закрыть]. Он был посредником во всех отношениях между центральной властью и провинцией. Именно ему царь адресовал свои рескрипты, которые стратег, в свою очередь, передавал подчиненным ему чиновникам, занимавшимся их исполнением[399]399
  Например, Michel, Nos. 35, 40; cf. Haussoulier, Revue de Philol. xxv. (1901), p. 22. Форма этих рескриптов приводится в процитированных надписях; они открываются простым приветствием, в котором имя управителя фигурирует без именования его должности, Βασιλεὺς ̓Αντίοχος Μελεάγρῳ χαίρειν. Рескрипт, обращенный к Зевксису, начинается Βασιλεὺς ̓Αντίοχος Ζεύξιδι τῷ πατρὶ χαίρειν (Jostph. XII. § 148). Рескрипты к Мелеагру заканчиваются словом ἔρρωσο.


[Закрыть].

Мы очень мало знаем о чиновниках низшего ранга, которые, собственно, и составляли правительственную машину в Малой Азии при Селевкидах. В каждой сатрапии, судя по всему, был особый контролер финансов (ὁ ἐπὶ τῶν προσόδων)[400]400
  Bull. corr. hell. xv. (1891), p. 556; cf. Arr. Anab. I. 17, 7; III. 16, 4.


[Закрыть]. В недавно опубликованной надписи упоминается oikonomos: здесь его обязанность – передавать местному чиновнику приказ, полученный стратегом от царя; приказ касался отчуждения части царского домена[401]401
  Haussoulier, Revue de Philol. xxv (1901), p. 9.


[Закрыть]. В той же надписи этот местный чиновник именуется «ипархом». Это слово, конечно, в устной речи имело достаточно туманный смысл: оно обозначало любого, кто управлял, будучи подчиненным кому-то другому; его даже использовали как перевод персидского «сатрап»[402]402
  Например, Diod., XIX. 48, 5; Arr. Anab. IV. 18, 3 и в целом у Геродота.


[Закрыть]. В официальном языке «ипарх» означал управителя одного из небольших районов – «ипархий», на которые была разделена сатрапия[403]403
  См. Приложение H.


[Закрыть].

Вот практически все, что мы знаем о схеме управления. В каком же отношении состояли различные элементы, составлявшие население, к власти Селевкидов?

МЕСТНЫЕ ПРАВИТЕЛИ И АНТИОХ I

В первую очередь мы видим, что теперь север полуострова был окончательно оставлен. Местные династии, дома Митридата, Ариарата и Зипойта – они и галатские племена теперь безраздельно властвовали тем, что лежало к северу от центрального нагорья.

Из двух княжеств персидского происхождения вскоре более значимым показало себя княжество Митридата. В 281 или 280 г. до н. э.[404]404
  T. Reinach, Trois royaumes, p. 161.


[Закрыть] Митридат уже именовал себя царем и чеканил золотые монеты – это был признак абсолютной независимости. Ариарат не осмелился ни на то ни на другое. Судя по всему, царство Митридата первым стало блистать своим эллинизмом: действительно, его отец и дед в IV в. до н. э. были пламенными филэллинами и получили почетное гражданство Афин[405]405
  Demosth. in Aristoc. § 141, 202. Возможно, его отец – тот самый Митридат, сын Родобата (sic), который подарил афинской Академии статую Платона, Diog. Laert. III. 20 (25). См.: Marquart, Philologus, liv. (1895), p. 491.


[Закрыть]. Территория, которой он теперь управлял, граничила с греческими городами – такими как Трапезунд и Синопа, и Митридат был в дипломатических связях с Гераклеей.

С другой стороны, княжество Ариарата лежало на отшибе и казалось каким-то старомодным. Ариарат II продолжал чеканить монеты с арамейской легендой[406]406
  T. Reinach, Trois royaumes, p. 29.


[Закрыть]. Его двор был местом, куда не заходили странствующие греческие интеллигенты, которых можно было найти при любом другом дворе[407]407
  Diod., XXXI. 19, 8.


[Закрыть]. По контрасту он, видимо, казался каким-то до странного тихим местом. По его семейным хроникам у нас создается впечатление первобытного уюта, покуда селевкидские царевны не явились, чтобы внести раздор в этот дом, принеся с собой дух более сложной и менее добродушной жизни. Единственное, что мы знаем о том, какую роль каппадокийский двор играл в истории на протяжении ста лет, – то, что он был местом, где беглые царевичи из династии Селевкидов могли лучше всего укрыться от мира.