Текст книги "Ветви на воде"

3

На следующее утро я проснулся позже, чем хотел, но все-таки вовремя, чтобы к восьми быть у Хэнка. Из-за шторма вырубило электричество, будильник не сработал, так что я быстро оделся и пошел посмотреть, как там Скелет, прежде чем двинуться навстречу своему первому рабочему дню.

Дождь все еще шел, а дождевика у меня не было. На мне были только обрезанные джинсы и футболка. По дороге к гавани я остановился, чтобы посмотреть на залитые дождевой водой дороги. По бокам моей улицы протекали две речки, и для меня они были частной игровой площадкой. Я любил бросать веточки в воду и смотреть, как она уносит их в место, известное только ей. Я провожал ветки взглядом, пока они не вязли в куче мусора или не смывались в канализацию, чтобы унестись в Мексиканский залив, а потом – еще дальше.

Поскольку я остановился по пути, чтобы бросить несколько веток и понаблюдать за их путешествием, я опоздал к Хэнку. Придя, постучал в двери автобуса, которые тут же распахнулись.

– Иди сюда! – закричал Хэнк. – Разве ты не слышал предупреждения о торнадо?

Заглянув внутрь автобуса, я подумал, что внутри не сильно безопаснее, чем снаружи. Торнадо, даже небольшой, мог отшвырнуть в сторону импровизированный дом Хэнка так же легко, как я – бросить спичечный коробок. Я стоял в нерешительности, пока Хэнк не сказал:

– Ну?

Я наконец вошел и встал на ступеньке. С меня стекала вода.

– Надо тебя как следует вытереть, – сказал Хэнк и побрел к шкафу. – Я и не ждал тебя сегодня, учитывая, какая погода, – он протянул мне полотенце.

– Если бы я не пришел, я остался бы должен вам два доллара, а я уже потратил их на Скелета и заплатил за съем.

– За съем? – удивился он. Эту часть истории я ему не рассказал.

– Да, тут такое дело. Папа сказал, если я зарабатываю деньги, я должен платить за съем.

Хэнк посмотрел на меня и покачал головой. Не знаю, о чем он думал, но вид у него сделался удрученный. Я передал ему слова отца: если я вообразил, что все деньги, которые я заработаю, мои, то я неправильно вообразил.

– Так сказал тебе твой папа? – изумился Хэнк. Я кивнул. – И сколько ты отдал ему с тех двух долларов?

– Один. Вчера отдал маме.

– И что она с ним сделала?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Это уже не мое дело, деньги-то ее.

– Джек, – сказал он со вздохом, – никто не платит за аренду половину заработка, особенно если сумма аренды зависит от суммы заработка.

Я сконфуженно посмотрел на него.

– И сколько же я должен платить? У меня еще остался сорок один цент. – Я гордился своим планом. – Папа сказал, что не пойдет на Скелета – пойдет за съем, но я еще хочу скопить на ветеринара.

О своем намерении убежать из дома я рассказывать не стал. Хэнк был добрым, но взрослые обычно плохо относятся к таким заявлениям, и неважно, какова причина.

– Если бы ты подписал заявку на получение жилищного кредита, ты платил бы за него треть своего дохода, если бы не имел других счетов.

Я задумался, откуда он все это знает. Здесь-то у него был так себе дом, мой был гораздо лучше. Но этот аргумент я приводить не стал.

– Хотите сказать, я должен платить родителям только треть заработка? – спросил я вместо этого.

– Максимум.

Я стоял в дверном проеме и вытирал полотенцем волосы и одежду. Футболка быстро высохла, а вот джинсы – нет. Плотный деним удерживал воду целых два часа. Хоть я к этому уже и привык, мне все-таки было неприятно ходить в мокрых штанах. Как большинство детей Дентона, летом я не носил ни носков, ни ботинок, так что хотя бы это не составляло проблемы.

Когда с меня перестала капать вода, я сел на стул, где сидел вчера вечером, полотенце повесил на спинку, чтобы оно высохло.

У Хэнка была походная пропановая плита с четырьмя газовыми горелками, и он поставил чайник. Когда вода вскипела, насыпал в чашку черный кофе, предложил мне. Я удивился, потому что еще никто не предлагал мне кофе, и согласился. Стал прихлебывать горячий напиток, чувствуя себя взрослым, хотя кофе мне не особенно понравился.

– К его вкусу надо привыкнуть, – заметил Хэнк и подмигнул мне. Я заставил себя допить кофе, чтобы со временем полюбить его, как большинство известных мне взрослых. Папа говорил, что вкус к пиву, вину и виски надо приобрести, и я решил, что если уж мне суждено приобрести вкус к чему-нибудь, так лучше уж к кофе. Как действует остальное, я видел.

Допив первую чашку, Хэнк встал, надел большой дождевик, открыл дверь автобуса и сказал:

– Жди здесь. Я скоро вернусь.

– Куда вы идете? – спросил я, недоумевая, куда он собрался в такой дождь. Я был мальчишкой, и дождь для меня ничего не значил, но он был пожилым человеком.

– Принесу из холодильника бекон и яйца. Позавтракаем.

– А если торнадо?

– Ты услышишь его до того, как он начнется. Тогда лезь под автобус и молись, если молишься, – и он вышел навстречу ветру и дождю.

– Подождите! Какой холодильник? – крикнул я, но он уже ушел.

Я смотрел в окно, как он шел в сторону доков так быстро, как только мог. Вынув ключ, он открыл отсек, где пришвартовывались лодки, и вошел к ним. Несколько минут спустя он уже направлялся обратно к автобусу с упаковкой яиц и куском бекона в руках. Я задал себе вопрос, не вор ли он. Вернувшись в автобус, он заметил выражение моего лица.

– Я приглядываю за доками, когда тут никого нет – я своего рода охранник. Джерри Морленд разрешил мне поставить тут холодильник, пользоваться раковиной, чтобы мыть посуду и все такое, а я в свою очередь разрешаю ему иногда поставить в мой холодильник пару банок содовой. В автобусе нет электричества, так что у нас с Джерри своего рода симбиоз. Он помогает мне, а я ему.

– Ого, – только и сказал я.

Семья Морленд, состоявшая из отца-патриарха и двоих взрослых сыновей, владела большей частью дентонских лодок, а также большей частью недвижимости, включая и доки, где был припаркован автобус Хэнка, или его дом, кому как больше нравится.

Еще в этой семье были две дочери, но обе вышли замуж и переехали, одна в Таллахасси, другая – в Атланту. Ходили слухи, что они почти не бывают в Дентоне, потому что ненавидят своего отца. Несмотря на все папины недостатки, я все же любил его, поэтому мне было интересно, почему дочери мистера Морленда так его ненавидят. У него был еще один сын, но я слышал, что он умер. Умерла и жена – от рака, много лет назад. В усадьбе Морлендов почти ежемесячно сменялись молодые женщины. Когда мне было около семи лет, я слышал, как отец сказал, что меняются женщины, но не их возраст, и рассмеялся. Тогда я не понял этой шутки.

Пока Хэнк жарил яичницу на походной плите, мы узнавали друг друга получше. Я спросил у него, почему он не боится торнадо. Когда утром я появился на пороге его дома, вид у него был довольно обеспокоенный, но когда я вошел, от его беспокойства и следа не осталось.

– Потому что не стоит бояться того, что не в силах контролировать. Если уж мать-природа решит повалить мой автобус, я с этим ничего не поделаю. Но я точно знаю, что услышу шторм до того, как он разразится, и успею забраться под автобус.

– А вас им не придавит?

– На этот вопрос у меня тот же ответ. Не стоит бояться того, с чем ничего не поделаешь.

– Значит, мысли о торнадо и ураганах вас совсем не пугают?

– Нет, подобное меня не пугает. Я с уважением отношусь к явлениям природы и их невероятной силе, но зачем их бояться? Страх парализует. Приходит время действовать, а ты не в силах. Это пострашнее, чем шторм.

После завтрака дождь утих, и я понял, что сегодня торнадо автобусу Хэнка не грозит. Встав со стула, я огляделся и спросил:

– Так что я могу для вас сделать?

– Видишь ли, я хотел, чтобы ты отмыл автобус снаружи, но теперь в этом нет никакого смысла. Надо дождаться сухой погоды и покрасить его, – Хэнк обвел глазами автобус. – Если честно, даже и не знаю, чем тебя занять.

– Может, я почищу вашу ванную? Не обижайтесь, но вчера вечером я заметил, что ей бы это не помешало.

Хэнк удивленно посмотрел на меня.

– Хочешь почистить мою ванную?

– Конечно. Я же должен что-то для вас сделать. – Разумеется, мне не хотелось ее оттирать, но я понимал, что я в долгу перед Хэнком, и это чувство было мне неприятно. Не дожидаясь ответа, я побрел в хвост автобуса. – Где у вас губки и чистящее средство?

– На нижней полке шкафа.

Когда я закончил, ванная сверкала. Я гордился своей работой и надеялся, что Хэнк ее оценит.

– Готово, – объявил я. Он обвел ванную взглядом и даже присвистнул.

– Ты отлично справился.

Решившись, я указал на фотографию, где он был с женщиной, и спросил:

– Кто это с вами?

Он долго молча смотрел на меня, наконец ответил:

– Может быть, однажды я тебе расскажу.

Я понял, что мой вопрос пробудил воспоминания, которых Хэнк не хотел, и пожалел, что задал его.

Я продолжил оттирать автобус изнутри, отмыл его целиком. К тому времени как я собрался уходить, дождь закончился и из-за туч показалось солнце. Он заплатил мне три доллара, как и обещал, и велел не отдавать родителям больше одного. В «Грейсонс Маркет» я на этот раз купил шесть банок собачьей еды и бутылку содовой за пятнадцать центов, и это обошлось мне в доллар сорок семь. Доллар ушел на съем, пятьдесят три цента – в банку на черный день. Теперь мои сбережения составляли восемьдесят четыре цента, и для мальчишки, которому и тринадцати не исполнилось, сумма была весьма внушительной.

На следующий день Хэнк попросил меня отчистить автобус снаружи, чтобы подготовить к покраске, хотя я сомневался, что на такое нужно тратить время и деньги. Вечером он дал мне еще пять долларов. Один я попытался вернуть обратно, потому что Хэнк накормил меня завтраком и обедом, но он не взял. Я сказал, что он платит мне слишком много. По пять долларов в день мальчишкам моего возраста в шестьдесят восьмом году не давали. Он ответил, что впереди у меня много дней, в которые он не станет платить мне так много, и дней, когда у него вообще не найдется для меня работы, поэтому сейчас я должен пользоваться случаем и планировать будущее.

В этот день в «Грейсонс» я взял только содовую, потому что собачьей еды мне пока хватало. Доллар семьдесят центов отдал родителям, в банку положил три доллара пятнадцать центов. Всего за пару дней я скопил больше четырех долларов.

По пути домой я зашел в ветлечебницу, поговорил с секретаршей. Она сказала, что доктор Келли, ветеринар, за десять долларов осмотрит Скелета, но за лекарства нужно будет заплатить отдельную сумму. Еще она сказала, что общество защиты животных оплатит прививки и кастрацию, если я сам не в состоянии. Это тоже была своего рода милостыня, но я решил, что могу ее принять, потому что она не для меня, а для Скелета. Я не был уверен, что хочу его кастрировать, но секретарша сказала, что, если я не соглашусь, общество защиты животных не станет платить за прививки. Дома я извинился перед Скелетом, хотя представления о том, что его ждет, он имел не больше, чем ветки, плывущие по реке.

В следующие несколько дней я умудрился скопить необходимые десять долларов. Мне пришлось оставить Скелета на ночь в клинике из-за операции, которую врач с учетом его состояния чуть не отказался делать. Секретарша сказала, что за лекарство я могу заплатить на следующий день. Я вновь как следует поработал на Хэнка и внес недостающую сумму, а Скелету надели на шею пластиковый конус, чтобы он не лизал швы. Я еще раз перед ним извинился.

Врач велел кормить Скелета дважды в день, пока он не поправится и не окрепнет. На следующий день мы с Хэнком начали красить автобус. Я понял, что вскоре поток денег прекратится, и стал размышлять, чем дальше буду платить за собачью еду.

К тому времени как мы закончили с автобусом, я скопил больше двадцати долларов. Как мне и говорили, собаки дорого обходятся, особенно истощенные.

Как ни странно, когда пришла пора прощаться, больше всего меня расстроила не потеря источника дохода, а само расставание с Хэнком. Мы любовались проделанной работой, и я спросил:

– А на завтра у вас совсем-совсем ничего для меня нет? – Слова чуть не застряли у меня в горле.

– Пока нет, – легко ответил Хэнк, как будто мой вопрос был совсем незначителен. – Ты же кое-что скопил, верно?

– Да, но… – Я уставился в землю.

– Но что? – спросил Хэнк. Я был не в силах продолжать. Я боялся сказать что-нибудь еще и расплакаться, и стыд прожигал меня до желудка. И все же сказал, молясь про себя, чтобы сдержать слезы:

– Меня волнуют не деньги.

– Не деньги? – судя по тону Хэнка, он не понимал, в чем дело. – А что же тогда?

– Я…ну, мне нравится с вами общаться. Вы ко мне лучше относитесь, чем мои предки.

Я почувствовал, как его взгляд согревает мои плечи, усиливая солнечное тепло. Немного помолчав, он сказал:

– Что? Думаешь, я не буду ждать тебя на чашечку кофе по утрам?

Я посмотрел на него и широко улыбнулся, радуясь, что он смог понять все, чего я по малолетству не сумел выразить. Но эти утренние чашечки кофе и стали началом больших неприятностей.

4

На следующее утро я рано вышел из дома и отправился к Хэнку на кофе, надеясь, что он все-таки придумает для меня работу, и волнуясь, что он пошутил насчет этого кофе и на мой стук в дверь ответит: «Чего? Снова ты?» Может быть, мои опасения не имели никаких оснований, но так работал мой мозг. Мне всегда казалось, что я всем мешаю, и только. Однако когда я постучал, он открыл мне дверь и улыбнулся.

– Заходи, Джек. Кофе ждет.

Меня захлестнула волна облегчения. Я сел на свой стул и стал пить кофе, сваренный Хэнком. Он был горячим, и я как следует подул. Легкая горечь напитка стала знакомой и приятной.

– У меня есть для тебя хорошая новость, – сказал он.

– Вы придумали для меня работу?

– Ну, я нашел тебе работу, но не здесь.

Признаться, я был разочарован. Работая в автобусе, я мог общаться с Хэнком, но дело есть дело, а деньги есть деньги.

– А где же?

– Ты знаешь миссис Мэри Джейн Доусон?

Я нахмурил лоб, вспоминая, но мои старания не увенчались успехом.

– Нет, – ответил я. Дентон был маленьким городом, и большинство детей я знал если не по именам, то по крайней мере в лицо. Но со взрослыми все было иначе.

– Она вдова, живет на Помпано-Драйв. Ей нужен кто-то, кто согласен поработать у нее в саду, в цветнике, может, даже посадить овощи. Ты готов?

– Да, сэр! – воскликнул я. Судя по всему, этой работы должно было хватить не на один день.

– Она будет платить тебе, как я, пять долларов в день. Если ты готов, она ждет тебя сегодня к двум. Потом скажет, во сколько к ней нужно приходить.

– Как вы это сделали? – спросил я.

– Что я сделал?

– Нашли мне новую работу.

– Ах, это, – Хэнк помолчал немного, прежде чем ответить на мой вопрос. – Пошел вечером выпить пива в бар, и Мэри Джейн туда заглянула утолить жажду. Мы с ней старые друзья, так что разговорились. Она спросила, как у меня дела, а я сказал, что нашел себе помощника. Ей захотелось узнать какого. Я рассказал про тебя и твою собаку, и ее растрогала эта история.

Я спросил, знает ли она, как меня избили дикие звереныши, переодетые в мальчиков, но Хэнк меня успокоил.

– Я сказал только, что тебе нужны деньги, чтобы прокормить собаку. Она спросила, не хочешь ли ты поработать в саду, я ответил, что вряд ли ты будешь против, и сегодня она тебя ждет, чтобы все обсудить.

Мне захотелось обнять Хэнка, но я лишь улыбнулся и поблагодарил его.

– Ну как поживает твоя собака? Скелет, да? – спросил он, меняя тему.

– Поправляется. Наконец начал набирать вес. По крайней мере ребра уже не видны, но впереди еще долгий путь.

– Уверен, все будет хорошо, – Хэнк улыбнулся, – ведь теперь у него есть ты. Твой папа ничего больше о нем не говорит?

– Ни слова с тех пор, как разрешил его оставить. Как будто забыл о нем. Может, и забыл. Скелет ведь почти не лает.

– Нет, не забыл, – сказал Хэнк, – как-то он упомянул об этом, когда я зашел в «Кирби».

– И что он сказал?

– Что его сынишка приволок бездомную собаку и пошел работать, чтобы ее прокормить.

Вдруг выражение лица Хэнка изменилось.

– Он не знает, что ты работаешь у меня?

– Нет. Мы не очень-то много общаемся.

После этих слов даже мне стало понятно, как ужасно это прозвучало. Я чувствовал, как он смотрит на меня и думает о моей жизни. Это ощущалось практически, как исходивший от него запах. Я подумал, не напомнить ли ему его собственные слова, что не стоит беспокоиться о том, чего нельзя изменить, но не стал.

– Ну, – сказал он наконец, нарушив неловкую паузу, – наверное, общение со мной немного помогает, а?

Он даже рассмеялся, будто удачно пошутил, но мы оба понимали, что нет. Я поднялся, и Хэнк сообщил мне номер дома, в котором жила миссис Мэри Джейн Доусон.

– Ты его никак не пропустишь, – сказал он, – во дворе увидишь много-много кустов азалии.

Когда я уже шел к выходу, он добавил:

– И, Джек… она довольно эксцентричная, но милая леди. Ты это поймешь, когда узнаешь ее поближе, а пока просто держи мои слова в памяти.

Я не совсем понял, что он имел в виду, но совет учел. Впоследствии оказалось, что «эксцентричная» – очень и очень тактичное ее описание.

Я прошел около полумили и легко нашел дом. Хэнк не преувеличил насчет азалий. В ее дворе, огороженном сеткой, росло, наверное, штук двенадцать кустов. Позвонив в дверь, я услышал тявканье маленькой собачки.

– Тихо, Йоги! – сказала собаке женщина, – мы его ждем.

Мне показалось забавным, что она назвала собаку в честь персонажа мультфильма[2]2
  Мишка Йоги (Yogi Bear) – антропоморфный медведь, персонаж серии мультфильмов, а впоследствии комиксов.


[Закрыть], но вскоре оказалось, что дело не в нем. Женщина открыла дверь и улыбнулась мне. Она оказалась уже немолодой, но точнее ее возраст я определить не смог. Ее волосы были выкрашены в черный, и отросшие седые корни выделялись очень ярко. С цепочки свисали очки в изящной оправе. Она надела их, чтобы рассмотреть меня основательно.

– Заходи, – приветливо сказала она мне, как родственнику, которого не видела много лет. Войдя, я услышал шум телевизора, по которому шел бейсбол; женщина представилась и представила мне собаку.

– Меня зовут миссис Мэри Джейн Доусон, но я так понимаю, это ты уже знаешь, потому что тебе рассказал Хэнк. Так выходит очень длинно, поэтому ты можешь называть меня миссис Доусон или просто мэм.

Сделав очень краткую паузу, она посмотрела на маленького пуделя, зажатого у нее под мышкой, и продолжила:

– А это Йоги. Ее так зовут в честь лучшего в мире бейсболиста, Йоги Берра.

Я не знал, почему она решила мне это сообщить – чтобы я не подумал, что собаку назвали в честь мишки Йоги, или просто потому, что она представляла ее всем.

– Я все еще надеюсь простить Йоги за игру в «Нью-Йорк Метс». – Миссис Доусон расхохоталась так, будто рассказала мне самую смешную шутку в мире. – Йоги Берра! Не мою Йоги! Она в жизни не играла в бейсбол!

До меня не сразу дошла нелепость мысли – как будто я мог подумать, что собака играла в «Нью-Йорк Метс». Первое, что я заметил, – что миссис Доусон назвала свою собаку «она».

– Йоги же мужское имя, – сказал я.

– Да, но она об этом не знает, – ответила миссис Доусон и вновь расхохоталась.

Прежде чем я смог придумать, что мне сказать, кроме как задать очевидный вопрос, куда я ввязался, она направилась в комнату, откуда доносился рев телевизора. Я услышал голос Фила Риззуто: «Второй удар, большой размах… и промах!» Вслед за ним Джо Гараджола заявил, что бэттер[3]3
  Игрок нападающей команды.


[Закрыть] никуда не годится и думает, что мяч должен сам упасть прямо ему за шиворот. Я поплелся за миссис Доусон.

– Садись. Я пропустила кусок игры, – сказала она, указывая на стул возле своего. Небольшой столик между стульями был завален стопками кроссвордов, карандашами и ручками, коробками спичек, пачками сигарет «Кент», там же громоздились наполовину полная пепельница, баночка бальзама для губ, коробка с ушными палочками и открытая банка «Будвайзера» на тканевой подставке – судя по запотевшей банке, пиво было еще холодным. Бардак на столе, слишком маленьком, чтобы все это вместить, довершал светильник. Заметив мой взгляд, направленный на эту груду хлама, она сказала:

– Уж прости, я гнездую.

– Что делаете? – удивился я.

– Гнездую. Ну, знаешь, как птица. Мне удобно, чтобы нужные вещи всегда были при мне. Легко найти, когда понадобятся.

Она обвела рукой стол и стул, как бы демонстрируя свое «гнездо». Я улыбнулся, не зная, что и думать об этой странной женщине, которая назвала свою собаку-девочку в честь любимого бейсболиста и хранит нужные вещи в куче на случай, если они ей понадобятся. Вся остальная комната была в полном порядке. Бардак царил только на столе.

Не глядя, она потянулась за банкой пива, поднесла ее к губам и вновь переключила внимание на бейсбол. «Янки» играли против «Ориолс»

– Посидишь со мной до рекламы. Уже было два аута, а сейчас Ал Даунинг уложит этого типа на обе лопатки. – Так и оказалось. Два удара, и бэттеру пришлось закончить иннинг[4]4
  Аут – ситуация, означающая, что нападающий выведен из игры до конца иннинга. Иннинг – период, когда команды по разу играют в защите и нападении. Как правило, матч состоит из 9 иннингов.


[Закрыть].

– Ну что ж, – заявила она, поднимаясь со стула с цветочной обивкой, – пойдем, покажу, что нужно сделать. Судя по последнему иннингу, «Ориолс» притащат кого-нибудь криворукого, может, уголовника, и комментаторам придется стучать деснами, чтобы заполнить время. – Она выразительно посмотрела на меня. – Терпеть не могу комментаторов, пусть даже они раньше играли за «Янки». Болтают, болтают, сами не слышат, чего несут. Иногда я просто беру и выключаю звук. Все равно же понятно, что происходит.

Мне подумалось, а если она не любит комментаторов, зачем тогда сейчас включила звук на полную мощность. Вскоре я понял, что в этом – вся миссис Доусон. Хэнк назвал ее эксцентричной, но мне она казалась просто очень странной.

Я никогда в жизни не встречал никого похожего на миссис Доусон. Она любила поговорить – если только в это время не шел матч – и обожала бейсбол больше, чем все мои знакомые, вместе взятые. Познакомившись с ней поближе, я обнаружил, что она знает годовую статистику каждого игрока «Янки», даже тех, кто играл очень редко, а самым известным буквально поклоняется, как богам. Бейб Рут, которого она однажды встретила в поезде (отличный игрок, но грязный язык), Джо Ди Маджо, Лу Гериг, Микки Мэнтл, Роджер Мэрис, Уити Форд и, конечно, Йоги Берра были для нее национальными героями. Спустя два года после нашего знакомства она в прямом смысле побила человека, назвавшего Мэнтла алкоголиком, хотя вскоре всем стало известно, что так оно и есть.

Мы вышли во двор за домом, где стояли десять пластиковых подносов. В каждом из них было штук двенадцать маленьких ячеек с жирной черной землей и ростком. На подносах были приклеены ярлычки, поясняющие, что это за растения. Двор оказался огромным, по меньшей мере в половину акра, и участок, уже обработанный, ожидал посадки новых растений.

– Все, что тебе нужно сделать, – высадить ростки в землю вон там, – сказала она, указывая на обработанный кусок. – Сажай их через каждые два фута, ровными рядами. – Она посмотрела на меня и, убедившись, что все мое внимание полностью сосредоточено на ней, погрозила мне пальцем и повторила: – Ров-ны-ми. Не кривыми. Это понятно?

Я кивнул, думая, что меня ждет, если ряды окажутся недостаточно ровными. Она продолжила инструктаж:

– Не сажай ростки в землю глубже, чем они сидят в ячейках. Иначе они погибнут.

Я кивнул. Глядя на меня сквозь очки, она добавила:

– Хэнк сказал, что ты вежливый и работящий. А я доверяю Хэнку. – Тут миссис Доусон отряхнула руки, как будто это она возилась в земле. – И поэтому доверяю тебе. Два дня назад тут копался один мальчишка. Он думал, что ровно – это в виде буквы S.

Ее слова ответили на мой вопрос, что будет, если ряды получатся недостаточно ровными.

Миссис Доусон не терпелось вновь уткнуться в экран телевизора, но перед этим она сказала:

– Если мы сработаемся, дел тебе хватит как минимум на следующую неделю, а то и больше. Платить я буду пять долларов в день, торговаться не стану – но только в том случае, если мне понравится то, что ты сделал. А если не понравится, получишь часть суммы, тем меньше, чем меньше я останусь довольна результатом. Сегодня я дам тебе два доллара, потому что мы поздно начали. Когда начнется реклама, принесу тебе кувшин холодной воды и стакан.

Оставив меня стоять у подносов и моргать от удивления, она вернулась к телевизору и к игре. Она казалась дружелюбной, но, когда речь зашла о работе, я понял, что требования у нее суровые. Либо она будет довольна результатом, либо всему конец. До конца дня я чувствовал себя так, будто у меня над головой висел меч.

Пятнадцать минут спустя она принесла воду, посмотрела на меня, как мне показалось, с удовлетворением и вновь ушла в дом. Когда игра закончилась, пришла проверить работу. Я этого ждал. В горле у меня колотилось, во рту пересохло, но я продолжал высаживать растения, стараясь не обращать на нее внимания. Миссис Доусон с Йоги в руках важно шагала вдоль грядок, как генерал, инспектирующий войска. После осмотра, подойдя ко мне, она заявила:

– Хорошая работа, молодой человек! Я знала, что Хэнк меня не обманет.

Я шумно выдохнул, не осознавая до этого, что задержал дыхание.

– Что, заставила тебя понервничать? – спросила миссис Доусон, и я внимательно посмотрел на нее. Она улыбалась так широко, словно изумительно пошутила.

– Да, мэм, – ответил я, решив, что у меня вряд ли получится отрицать. Насколько я мог видеть, ее позабавило, что она произвела на меня такой эффект. Кто я такой, чтобы лишить ее возможности посмеяться за мой счет? Она была моей начальницей, по меньшей мере на ближайшую неделю. А пять долларов в день – большие деньги.

– Уж прости, но с возрастом ты поймешь кое-что важное. Если ты кем-то руководишь, ты должен дать ему понять, что у тебя высокие запросы. Низкие запросы приводят к плохим результатам. А вот высокие – к хорошим.

Она улыбалась мне с неподдельным расположением. Я ей понравился и смог удовлетворить ее высокие запросы. Понравилась ли она мне, я еще не понял, но ее улыбка была приятной.

– Пойдем, Йоги, – сказала она собаке, – не будем мешать молодому человеку.

Она уже было направилась в дом, но вдруг развернулась.

– Я скоро пойду в магазин. Хочешь, принесу тебе чего-нибудь? Может, кока-колу?

– Нет, спасибо, – ответил я и вновь принялся за работу.

– Какой вежливый, да, Йоги? – спросила она собаку и ушла в дом. Несколько минут спустя вновь вышла во двор и, взволнованно наморщив лоб, неожиданно спросила:

– А где моя машина?

Ее машина? Откуда я мог знать?

– Ваша машина? – я не понимал, почему она задала этот вопрос мне.

– Да. Ее нет на подъездной дорожке.

Я посмотрел на дом, как будто мог видеть сквозь стены.

– Нет на подъездной дорожке? – переспросил я, осознавая, насколько это глупо звучит.

– Нет. Я оставила ее там. А теперь ее нет.

– Какая у вас машина? – Я очень хотел ей помочь.

– Шевроле Импала, шестидесятого года. С жестким верхом. Синяя. С вмятиной на заднем бампере со стороны пассажирского сиденья – какой-то псих на парковке врезался в нее и уехал, не сказав ни слова.

– Я не видел на подъездной дорожке машину, когда пришел сюда, – сказал я.

– Уверен? Я ведь точно оставила ее там.

– Нет, я ее не видел.

– Ну и что с ней случилось? – спросила она, как будто я мог знать ответ.

Я пожал плечами.

– Может, вы позвоните в полицию и скажете, что ее… нет?

Я чуть не брякнул «украли», но в последний момент остановился. Вид у миссис Доусон был сконфуженный.

– Да… наверное, так и сделаю, – несколько растерянно согласилась она и обвела глазами двор, как будто машина играла с ней в прятки и могла оказаться где-угодно. Я вернулся к работе, надеясь, что до вечера успею доделать ряд, над которым трудился. Солнце уже двигалось к горизонту, и скоро пора было возвращаться домой, кормить Скелета и поесть самому. Еще мне хотелось по дороге заглянуть к Хэнку и рассказать, как прошел день, наверное, не упоминая о загадочном исчезновении машины.

Я закончил ряд, стряхнул грязь с ног и обрезанных джинсов, вытер руки о футболку. Поставил подносы возле дома и постучал в дверь миссис Доусон. Вновь залаяла Йоги.

– Да, Джек, заходи! – крикнула миссис Доусон. Я открыл дверь. Она говорила с кем-то, кого я не видел. – Это Джек, мой садовник, – сказала она, когда я вошел в комнату. Рядом с ней стоял полицейский и брал у нее показания. Он подозрительно посмотрел на меня, будто я мог оказаться вором. Я протянул ему руку, но он ее не пожал, решив держаться со мной свысока, как многие представители власти вели себя с детьми.

– Ты давно здесь работаешь? – спросил он.

– С двух часов, – ответил я.

– Нет, – сказал он, и на его лице промелькнуло раздражение от того, что ему приходится иметь дело с таким идиотом. – Я имею в виду, ты давно работаешь садовником у миссис Доусон?

Я посмотрел на миссис Доусон, прежде чем вновь повернуться к нему.

– С двух часов.

Полицейского наконец осенило.

– А, так это твой первый рабочий день?

На этих словах его тон стал еще подозрительнее, как будто он уже нашел преступника.

– Да. Я начал здесь работать сегодня в два часа, – подтвердил я и, желая снять с себя подозрения, добавил: – Когда я пришел, машины уже не было.

– Значит, ты заметил, что ее нет? Это не показалось тебе странным?

Я чувствовал себя участником комического дуэта Эбботта и Костелло[5]5
  Бад Эбботт (1895–1974) и Лу Костелло (1906–1959) – очень популярный в 1940–1950-е годы комический дуэт.


[Закрыть].

– Почему это должно было показаться мне странным, – удивился я, – если я здесь первый раз?

– Так ты здесь первый раз? – спросил он, как будто это было непонятно.

– Ну конечно! До сегодняшнего дня я тут никогда не был.

– Тогда откуда ты знал, куда идти? Ты что, просто шел по улице и подумал – не нужен ли этой леди садовник?

Миссис Доусон наконец сочла нужным вмешаться.

– Я нашла Джека через нашего общего друга, – сказала она. – Он сообщил Джеку мой адрес. Поверьте мне, офицер, Джек никак не мог украсть мою машину.

Офицер, по-видимому считавший себя гибридом Шерлока Холмса с Джо Фрайдеем[6]6
  Персонаж сериала «Розыск» (Dragnet), 1949–2006.


[Закрыть], уставился на меня. Выражение его лица свидетельствовало о сильном нежелании отказываться от своей теории. Я обратил внимание на фамилию на его бейджике: Хикс. Она показалась мне знакомой. Я вспомнил, что фамилия того Карла, у которого я отбил рыбу, тоже Хикс. Полицейский вполне мог быть его старшим братом, потому что для отца был слишком молодым, а фамилия Хикс была не самой популярной в Дентоне. У меня в голове появился вопрос, знает ли он обо мне и моих отношениях с Карлом.

– Кто ваш общий друг? – спросил офицер Хикс. Мы с миссис Доусон ответили одновременно.

– Зачем вам это знать? – спросил я.

– Хэнк Питт… – начала она, но внезапно остановилась, видимо, поскольку я сказал то, что сказал. Я не знал, что еще она ляпнет, но был рад хотя бы тому, что она не договорила.

– Джек, он просто выполняет свою работу, – сказала миссис Доусон.

– Он просто думает, на кого повесить собак, чтобы хорошо выглядеть, – заявил я. Сердито взглянув на меня, офицер Хикс закрыл свой блокнот и сказал: