Текст книги "Домик с кабаном"

Ефим Захаров
Домик с кабаном

Вся история от начала и до конца является выдумкой. Совпадения имен, мест и событий случайны.

Глава первая

 
«…Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою…»
 

В. С. Высоцкий

Тем, кто имел шанс наблюдать воочию шторм на Южном берегу Крыма в конце ноября ничего объяснять не нужно, а для тех, кто подобного удовольствия по каким-то причинам был лишён, необходимо внести ясность, что явление это красивое и страшное одновременно. Чёрное море, летом тёплое и ласковое, зимой преображается, и, казалось бы, не очень большие по сравнению с другими морями, а тем более океанами, волны с каким-то необъяснимым остервенением лупят по бетонным набережным и волнорезам, откалывая от них многотонные глыбы, трансформируясь при этом в фонтаны брызг на десятки метров разлетающихся вокруг. Разбушевавшаяся стихия уносит в свою пучину всё, что попадется ей на пути, и горе тому прохожему, который окажется рядом в момент, когда очередной вал накроет участок пляжа с пирсом, ведь море утаскивает в свои недра не только мусор, неубранные урны, топчаны и шезлонги, ему ничего не стоит затащить в себя и праздного зеваку, подошедшего поближе, чтобы в полной мере насладиться эффектным природным спектаклем из первого ряда партера.

Нет уж, такое представление лучше наблюдать с балкона, что, в принципе, и делали все постояльцы мини-отеля «Домик с кабаном», зажатом между двумя почти отвесными скалами в живописном месте, невдалеке от курортного южнобережного посёлка в Крыму с само за себя говорящим названием Отвесный, где-то между Судаком и Ялтой. Та скала, которая находилась к западу от отеля, по своей форме напоминала кабанью морду, с весьма отчетливо прослеживающимися клыками и пятачком. Даже люди напрочь лишённые воображения улавливали в каменной глыбе поразительное сходство с животным. В сущности, именно скале и обязан был своим названием этот уютный частный крымский мини-отель.

Его хозяева – супружеская пара Чайкиных, очень милые по заверениям всех отдыхающих люди, приветливо встречающие и провожающие своих гостей, и старающиеся изо всех сил придать отдыху именно в их отеле незабываемые впечатления, вызывающие желание вернуться в это место на следующий год, для антуража привесили над входом в отель огромную кабанью голову, вырезанную из не боящегося воды сорта дерева – подарок одного постоянного гостя, ещё больше привязав название своей гостиницы к образу дикого всеядного парнокопытного млекопитающего.

Леонид Борисович Чайкин, коренастый крепкий мужчина на коротких мощных ногах, с квадратным подбородком и глубоко посаженными глазами, сохранивший к пятидесяти пяти практически все волосы на голове, почти не тронутые сединой, начавший свою бизнес-карьеру в аккурат с началом Перестройки, «вышел» из комсомола, и именно те его связи помогли заработать первые деньги, взять удачные невозвратные кредиты и установить вполне доверительные отношения с решающими всё и вся в то время бандитами, а потом и с правоохранительными органами, пришедшими на смену «браткам» в конце 90-х. Он даже успел посидеть немного, будучи обвиненным бизнес-партнёром, таким же бывшим комсомольцем, как и сам, в финансовом мошенничестве, но «замазки» и адвокат сумели подвести Чайкина под удачно вышедшую амнистию, и Леонид Борисович отделался лёгким испугом.

Его жена Василиса Александровна, красивая и эффектная женщина, никогда не показывающаяся на людях без макияжа и в домашней одежде, старающаяся держать себя в форме, слегка располневшая, но сохранившая обаяние и шарм, которая в свои пятьдесят так и не завела себе трудовую книжку, стойко переносила все невзгоды рядом с мужем, торговала на рынке, растила детей, берегла домашний очаг, носила передачи в СИЗО и всячески поддерживала любимого супруга в часы неудач, которые, надо сказать, периодически случались.

Получив возможность «отжать» кусок пляжа между двумя скалами в красивейшем месте на Южном берегу Крыма, Леонид Борисович моментом воспользовался. Продав всю имеющуюся недвижимость, семья Чайкиных, отвоевав у моря ещё несколько десятков квадратных метров, соорудила большую бетонную площадку с пирсом и отстроила пятиэтажный мини-отель на двадцать восемь номеров, на последнем этаже которого, собственно, и проживала, не имея в своём активе более ничего, вкладывая всё заработанное и душу в обустройство любимого детища, пытаясь сделать так, чтобы гостиница работала круглогодично, и даже зимой приносила хоть какие-то деньги.

До ближайшего посёлка Отвесный было недалеко, километра полтора. Туда можно было добраться на машине за пять минут, или пешком тропинкой по-над морем, вытоптанной в скалах, минут за двадцать. Автомобили гости и хозяева мини-отеля оставляли наверху, на скале, где Чайкины оборудовали удобную парковочную площадку, отсыпанную крупным щебнем, к которой можно было подъехать с трассы по дороге, ведущей в Отвесный, а сами пешком спускались по удобной бетонной лестнице непосредственно в отель.

Один из постояльцев «Домика с кабаном» Юрий, атлетически сложенный красавец с усталыми серыми глазами, уже, наверное, не подпадающий под определение «молодой человек», но ещё не достигший «средних лет», от красоты стихии, сказать по правде, устал. Наблюдая черноморский осенний шторм третий день подряд, не имея возможности выбраться из отеля, (вода стояла у самого порога, и единственная бетонная лестница, ведущая на скалу, а оттуда к трассе, постоянно атаковывалась морем), он, в силу безделья, авантюрного характера и спортивного настроя, решил испытать судьбу, и попросил хозяйку гостиницы, любезную Василису Александровну, растопить баню. Очень славная русская баня на дровах была в этом заведении. Да и что делать, когда Wi-Fi не работает и электричество отключилось? Хорошо ещё, что мощный дизельный генератор, имевшийся в отеле, оказался исправным, его ровное урчание заглушалось шумом разбивающихся о скалы и пирс волн и свистящего ветра.

Электричество в Крыму в конце ноября отключилось основательно и, как тогда показалось, надолго. Свершилось то, о чём так долго говорили и писали все, кому не лень, однако Крым почему-то оказался совершенно не готов к такому развитию абсолютно не секретного политического сценария. Подорвав электроопоры на границе, проукраински настроенные активисты блокады Крыма буквально погрузили республику во тьму на несколько дней. Явление это получило в прессе и в Интернете название «блэкаут», а полуостров с лёгкой руки любителей Толкина стал именоваться не иначе, как Мордор. Южный берег исключением из общего правила не стал, в лучшем случае получая электричество на два-три часа в сутки, и находящийся на отшибе «Домик с кабаном» уже третий день работал в автономном режиме.

Надев в своём номере на третьем этаже плавки и халат, Юрий спустился на первый, и, поинтересовавшись всё ли в порядке с паром, зашёл в предбанник, а затем, сбросив халат, в парилку. Постояльцы отеля, также как и он, оказавшиеся закрытыми в комфортных и тёплых каменных стенах с достаточным количеством еды и выпивки, на которую в третий вечер сидения взаперти поглядывали далеко не с таким восторгом, как пару дней назад, компанию ему составить отказались, но заверили, что будут наблюдать с балконов своих номеров за всеми его движениями в игре с разбушевавшимся морем и искренне пожелали ему удачи. От предостережений Леонида Борисовича Юра отмахнулся. «Все под Богом ходим», – сказал он, перекрестившись, и хозяину гостиницы ничего не оставалось, как только развести руками.

Юрий, как хороший драматический актер, зная, что в настоящее время только он является единственным развлечением для десятка человек, и все ждут именно его выхода, не торопился. Он распарил своё тело и, достаточно пропотев, вышел из парилки в холл мини-отеля, выпил стакан воды и дал себе остынуть естественным образом. Набросив отельный белоснежный халат, он поднялся по ступенькам на второй этаж и вышел на террасу, где его появления у штормящего моря ждали отставной полковник Иван Петрович с молодой, четвёртой по счету, супругой Евгенией, и болезненного вида молодой человек с длинными волосами, бледной кожей лица и тёмными кругами под глазами, лет двадцати пяти, представлявшийся всем Славиком, хотя по паспорту величался Станиславом.

– Ну что же вы, Юра, заставляете нас всех нервничать, – увидев его, удивленно воскликнул Иван Петрович, высокий усатый мужчина под пятьдесят, или слегка за полтинник, с седыми висками и умными глазами неопределенного цвета, отставив на маленький столик стакан с недопитым виски, – Женечка, вот, распереживалась вся. – Он приобнял жену за плечи и ласково поцеловал в щёку. – Мы вас, значит, все внизу высматриваем, а вы ещё по отелю ходите. – Его супруга Евгения, молодая веснушчатая рыжеволосая барышня, примерно ровесница Славика, со смешливыми карими глазками и короткой стрижкой, взглянула на Юру и, окинув взглядом его мускулистую фигуру в плавках и расстёгнутом халате, погасила внезапно вспыхнувший в глазах блеск, и отвернулась к морю. Славик в знак поддержки слов военного пенсионера кивнул, но ничего не сказал, и тоже с интересом уставился на пресс кубиками, чётко вырисовывавшимися на плоском животе. – Когда же мы увидим вашу битву со стихией? – Иван Петрович улыбался и жестом предложил Юрию выпить с ним по стаканчику, плеснув в один стоящих на маленьком столике стаканов немного янтарной жидкости.

– Наберитесь немножечко терпения, – ответил атлет, обнажив свои зубы в ответной улыбке. – Мне нужно ещё чуть-чуть времени на подготовку. – Юра залпом выпил виски, ощутив вкус дорогого качественного напитка, поднял вверх большой палец правой руки, чем вызвал одобрительный кивок Ивана Петровича. – Почти готов, – сказал он, развернулся и стал спускаться по лестнице.

В этот раз Юрий парился дольше, внимательно прислушиваясь к ощущениям и знакам, подаваемым организмом. Он поддал парку, полил водой из деревянной кадушки раскалённые камни и стены, побил себя дубовым веничком и ещё немного посидел, вынуждая тело прогреться сильнее обычного. Когда нахождение в парилке стало невыносимым, он выскочил в холл, пробежал с десяток метров по ковровому покрытию и открыл дверь на улицу, где его обдал сильный мокрый и холодный, но такой приятный ветер. Очутившись по колено в ледяной воде, он пробежал ещё несколько метров и схватился за металлические перила. Надо сказать, что за перила Юра схватился исключительно вовремя, в следующую секунду в грудь и в лицо ударила волна, которая без труда впечатала бы его в каменную стену. Стоящая на балконе второго этажа Женечка закрыла глаза и крепко сжала пальцы рук, что не укрылось от внимания супруга.

Юра успел только вдохнуть немного воздуха, когда его накрыла следующая волна, также как и предыдущая, пытаясь стукнуть человечишку, имевшего неосторожность бросить ей вызов, об бетон. Он удержался, но почувствовал, что перила с одной стороны оторвались, и его держит только кусок арматуры, приваренный к металлическому уголку, вмонтированному в скалу, который может не выдержать вес его тела под ещё одним ударом. Если это произойдет, его кинет на камни, он ударится и, скорее всего, потеряет сознание, а потом его тушку утянет в море.

Юрий поднял глаза и, увидев накатывающую на бетонный берег волну, понял, что у него есть несколько секунд. Он бросился назад к входной двери в отель и успел схватиться за дверную ручку, когда его окатила очередная порция ледяной морской воды, заставив стукнуться носом и грудью об толстое стекло. Юра не почувствовал боли, вжавшись в дверь и, дождавшись отката, открыл её, вбежал в холл и понесся в баню. Ему было холодно, но не страшно. Уже в парилке он обнаружил, что из носа капает кровь, но это его не огорчило, скорее обрадовало. Он в очередной раз сумел побороть свой страх, и смог хоть немного, но отомстить погоде, которая мешает ему вот уже который день, а значит, он сможет сделать то, что задумал.

Глава вторая

Вечером в просторной каминной комнате при свечах на первом этаже за огромным столом собрались постояльцы и хозяева «Домика с кабаном». Иван Петрович пригласил всех на ужин, чтобы выпить за мужество Юрия и проводить последний день шторма, по прогнозу погоды завтра ожидалось заметное улучшение метеоусловий. Леонид Борисович в камине на решетке жарил бараньи стейки, обволакивая комнату ароматом готовящегося мяса, а полковник, как, впрочем, всегда, наполнял рюмки и бокалы присутствующих выбранными ими напитками. Приготовленные и поданные Василисой Александровной селедка под шубой, салат оливье, картофельное пюре, мясная и рыбная нарезки, а также две огромные глубокие глиняные тарелки солений с огурцами, помидорами, перцем и квашеной капустой, пока ещё нетронутые, стояли на столе, ожидая разграбления после команды Ивана Петровича. Полковник, человек старой военной закалки, считал, что до выпитой рюмки закусывать нельзя, поэтому никому, даже детям, не позволял лезть за едой пока не будет «заложено», как он любил говорить, по первой.

Помимо уже известных нам хозяев гостиницы, Ивана Петровича с молодой супругой, Юрия и Славика, за столом уместились Дарья Михайловна – симпатичная женщина средних лет с большой грудью и светлыми курчавыми волосами, с дочерью Наташей, маленькой худенькой не разговаривающей девочкой, по виду не старше лет десяти, такой же светленькой, как и мама, с плохо сгибающимися суставами рук и ног, Дмитрий – писатель из Киева, склонный к полноте мужчина лет сорока с «испанской» бородкой и квадратными очками, а также молодые люди, по всей вероятности не очень традиционной ориентации, вызывающие особый интерес всех присутствующих, москвичи Вадим и Эдуард, проживающие в большущем люксе на четвёртом этаже.

– Очень интересная отделка, – в поддержание вяло текущего разговора отметила Дарья Михайловна, осматривая стену слева от камина, – это что за материал, Леонид Борисович? – Её муж, оставшийся в Рязани, занимался строительством и ремонтом помещений, поэтому она полагала, что кое-что смыслит в стройматериалах. Дарья Михайловна с дочерью заселились три дня назад, как раз тогда, когда начинался шторм. Маленькая Наташа всё это время температурила, и мать почти не отходила от ребёнка, изредка спускаясь на кухню за продуктами. В каминную комнату она до сегодняшнего вечера не заходила, поэтому её интерес был вполне искренним. Все присутствующие уже знали ответ на заданный вопрос, но промолчали, позволив ответить хозяину.

– Это не материал, голубушка. Это природная скала, – с улыбкой оторвался от мяса Чайкин. – Не стал я взрывать этот кусок скалы, а пристроил к ней стены отеля. Если вы заметили, в этой комнате нет кондиционера. Он не нужен. Летом скала – природный кондиционер. Здесь всегда прохладно. Такой же кусок скалы есть в одном из номеров на втором этаже, там тоже нет кондиционера. – Леонид Борисович снова повернулся к мясу и надрезал один из кусков ножом. – Готово. Можем начинать. – Он снял с огня решетку, раскрыл её и положил каждому в тарелку по внушительному бараньему стейку.

– Вот и славно. Первый тост предлагаю за Юрия, он же Жора, он же Георгий Победоносец. Сегодня Юрий победил морские волны и обеспечил всем нам интересное и щекочущее нервы зрелище. За тебя, Юра, – официально начал банкет Иван Петрович.

– За тебя.

– За Вас, Юрий.

– Мы очень волновались, это было опасно.

– Молодчина, за тебя.

За звоном рюмок и бокалов каждый считал необходимым сказать хоть несколько слов, присоединившись к тосту полковника. Выпив, несколько минут все молчали, работая вилками, ножами и ложками, пробуя сочное вкусное мясо и пытаясь положить в тарелки салаты и соленья.

– Ну, как говорится, поздно выпитая вторая – это напрасно выпитая первая, – Иван Петрович снова наполнил рюмки и бокалы. – У природы нет плохой погоды, – отставник начал второй тост словами известной песни. – Давайте выпьем за шторм, за стихию, и внезапно обрушившуюся на нас темноту, которые подарили нам эти три незабываемых дня на крымском побережье, когда все мы были отрезаны от цивилизации и могли общаться, сидя вместе за одним столом при свечах, как наши деды и бабки, как нормальные люди, а не уткнувшись в эти, как их называют, ну, эти…, – он вопросительно поглядел на жену.

– Гаджеты, – подсказала Женя.

– Вот, вот. Гаджеты. Так что за шторм, за темноту и за нормальное человеческое общение. – Все чокнулись, выпили и принялись тщательным образом закусывать, опять погрузившись на несколько минут в полнейшее молчание.

Подобные общие посиделки придумал Иван Петрович, когда отключился свет. Его идею, надо сказать, поддержали все, регулярно собираясь в каминной комнате и что-то жаря на огне. Только Дарья Михайловна не посещала эти мероприятия, оставаясь у постели больной дочери.

Все обо всех уже знали. За разговорами стали известны имена, отчасти отчества и фамилии постояльцев отеля, их род занятий, а также причина, по который они очутились в Крыму в далеко не курортном конце ноября.

Полковник и Женечка, как их все называли, проводили медовый месяц и одновременно подыскивали жильё в Крыму. Иван Петрович вышел на пенсию и решил поселиться на полуострове с новой молодой женой, которая его в этом начинании поддержала. Они жили в «Домике с кабаном» уже десять дней, прогуливаясь вдоль моря, дыша свежим воздухом, созваниваясь с риэлторами, и иногда отлучаясь для просмотра той или иной квартиры. Полковник и Женечка оплатили две недели, и, как казалось хозяевам гостиницы, должны ещё продлить своё пребывание у них, так как никакого подходящего варианта с жильём им пока не подвернулось. Как рассказывал отставной военный, свою квартиру в Комсомольске-на-Амуре он продал и туда возвращаться не собирается, а его дальневосточной пенсии вполне хватает, чтобы жить в отеле у Чайкиных аж до лета, когда цена номера перестаёт радовать простого человека.

Худой и замкнутый Славик был программистом-фрилансером из Санкт-Петербурга. Он писал какую-то мудрёную программу для нового проекта в сфере интернет связи, а поскольку в Питере образ его жизни не позволял всецело сосредоточиться на процессе, заказчик отправил Станислава в зимний Крым, где, как он полагал, ничто не помешает как можно быстрее закончить столь ожидаемую работу.

Чем занимались в обычной жизни Эдик и Вадик, не удалось узнать никому, по всей видимости, ничем. Они приехали в Крым из Москвы на неделю насладиться обществом друг друга вдали от шумных столичных тусовок, что им, в принципе, и удавалось. Шторм и вынужденное заточение в скальном отеле не вызывали у них ни малейшего дискомфорта, они были счастливы и всем своим видом демонстрировали это.

Дмитрий приезжал в ноябре-декабре в «Домик с кабаном» уже восемь лет подряд, он вполне мог считать себя не клиентом, а другом семьи Чайкиных. Каждый год, в январе или феврале он издавал новый роман, сдавал пьесу или сценарий. Писатель говорил, что только здесь, под свист ветра и шум волн он может закончить произведения, над которыми трудился целый год, вычитать их в тишине, исправить написанное. Только в Крыму получается и пишется то, что не всегда получается и пишется в Киеве. В этот раз Дмитрий сочинял мифические «Записки короля Толана» и спешил завершить работу над ними именно в Крыму.

Большинству постояльцев отеля из-за ничегонеделания оставалось только перемывать косточки друг другу, поэтому появление в компании нового человека вызвало абсолютно живой и искренний человеческий интерес. Сидящим за столом людям, не ограничивающим себя в еде и выпивке, вдруг стало очень любопытно послушать историю Дарьи Михайловны и её невзрачной дочери, поэтому все, не сговариваясь нарочно, подвели гостью, заселившуюся последней, к рассказу о себе.

– Ну что сказать? Рассказывать особо нечего, – засмущалась дама. – Зовут меня Дарья Михайловна, можно просто Дарья, дочь мою зовут Натальей, – она погладила сидящую рядом девочку по голове. – Я из Рязани, замужем, есть ещё двое детей, мальчик и девочка. – Она вздохнула и продолжила. – Наташа болеет сильно, руки и ноги не гнутся, вот, разговаривать перестала, с каждым годом всё хуже и хуже. Всех врачей оббегала, и в Москве и в Питере была. Никто ничего поделать не может, даже причину назвать затрудняются. Страдает дитя, и мне от этого плохо, – она смахнула слезу с глаза, но нашла в себе силы продолжить. – Сказали мне, что в селе Отвесном бабка живёт, которая молитвами больных на ноги ставит. Созвонилась я с ней, та говорит – приезжай. Вот, приехали. Так Наташа заболела, свет отключили, да и шторм этот, выйти нельзя. Завтра, если распогодится, к ней пойдём. Не знаете, это далеко?

– Я отвезу вас. Я знаю куда, – все присутствующие прониклись рассказом Дарьи Михайловны, а Леонид Борисович, на правах хозяина, любезно предложил свою помощь.

– Спасибо, – сказала в ответ женщина, по лицу которой в отблеске покачивающейся от дыхания свечи пробежала тень. Без лишней надобности свет старались не включать, направив всю мощь работающего генератора на холодильники и котёл, отапливающий гостиницу.

– Есть такая бабка в Отвесном – баба Фая. Реально людям помогает, молитвами отчитывает. Правильно сделали, что приехали, она поможет, – вступила в разговор Василиса Александровна. – Я и сама у неё была, да и Лёня… – хозяйка замолчала, поймав взгляд мужа. – Как распогодится, Леонид Борисович вас отвезёт к ней.

– Ну, тогда за здоровье всех присутствующих, – полковник вновь наполнил рюмки сидящих за столом.

«Записки короля Толана»

І

Стук в дверь был громкий и властный. Три раза чей-то могучий кулак дотронулся до двери, прикрывающей вход в нашу лачугу, и было в этих неспешных ударах что-то магически-неотвратимое, словно злой властитель Рок, спешащий уничтожить всё живое и навечно поменять день на ночь, или промокший насквозь добрый седой волшебник в большой шляпе, путешествующий в одиночестве и непременно делающий для приютившей его семьи что-то хорошее, стоят там, в темноте и холоде, и мечтают зайти на огонёк прогреть свои промёрзшие кости. Ещё не увидев незваного гостя, я уже каким-то неведомым образом понял, что кто бы ни был за дверью, он изменит привычный уклад жизни, повернёт её в абсолютно неожиданное русло, из которого пути назад уже не будет. Нехорошее предчувствие зародилось внутри, но я попытался успокоить себя тем, что, возможно, тот, кто пока ещё стоит по ту сторону двери принесёт что-то радостное и светлое, я ведь пока не знал кто там.

– Открывай, – послышался зычный, но не мрачный голос.

– Иду, – неспешно отозвался отец, медленно подходя к двери.

Мать побледнела и замерла, стоя у большого деревянного стола посреди большой и единственной комнаты, тускло освещаемой фитилём масляной лампы, теребя в руках тряпку, я забился под лавку в тёмном углу, а мой старший брат Родус, взяв длинный ухват, зашёл за угол печи в тень.

Отец отпер недовольно проскрипевший засов, и в дом зашли двое мужчин, одинаково косматые и бородатые, одетые в грубые мешковатые кожаные куртки и штаны, обутые в высокие непромокаемые сапоги со шпорами, на их простых, но крепких поясах болтались широкие изогнутые ножи, а за спиной высились рукоятки длинных мечей. С курток и мокрых слипшихся волос капала вода, собираясь на неровном каменном полу в небольшие лужицы. Они были очень похожи на нас, такие же светлокожие, русоволосые и голубоглазые, но они были другие, другие внутри. О том, что они не такие как мы, я буду иметь возможность убедиться несколько позже, а пока, выглядывая из-под лавки и внимательно рассматривая непрошенных гостей, я не увидел в их облике ничего такого, что отличало бы их от нас, от отца, например. Нашивок или платков с гербами, которые могли бы определить принадлежность воинов тому или иному господину, я не заметил.

– Кто есть в доме? – спросил тот, который повыше. Он хорошо говорил на нашем языке, но как-то непривычно долго тянул гласные.

– Я, моя жена и двое детей, – тихо и спокойно отвечал отец.

– Кто-то посторонний?

– Нет. Только свои.

– Кто из вас был на площади у Ратуши сегодня утром?

– Я был. Я – городской фискал, собираю налоги. Старший сын был в школе, а младший – с матерью дома.

– Так это ты Максан? – в разговор вступил тот, кто был пониже ростом. Он говорил на нашем языке чисто, без акцента. Воин сделал несколько шагов, подойдя ближе к отцу, встав лицом ко мне, и в мерцающем свете фитиля масляной лампы я смог разглядеть шрам, пересекающий его лицо от левой щеки через губы к правой нижней части подбородка, перед тем как отец закрыл его от моих глаз своим телом.

– Я, – отец сделал шаг навстречу. Время словно остановилось, в воздухе повисло напряжение, я видел, как побелели костяшки пальцев на руках моей матери, сжимающих грязную тряпку, и в тишине было слышно, как потрескивают дрова в печи.

– Отдыхай, Максан, у тебя был трудный день. Мир тебе и твоему дому, – двое развернулись и не спеша, словно нехотя, вышли на улицу в дождь.

Отец запер дверь, подошёл и обнял мать, которая почему-то уткнулась носом в его плечо и заплакала, уронив ветошь на пол.

– Всё будет хорошо, не плачь, ничего страшного пока ещё не произошло… – я видел, как отец гладил мать по спине своей широкой шершавой ладонью. Я вылез из-под скамьи, а Родус вышел из-за печи, поставив ухват на место. Отец, не отпуская матери, обернулся к нам, – быстро спать, – и мы с братом, не понимая, что происходит, ушли в свой угол, где, не раздеваясь, улеглись на широкие деревянные лавки, застланные овечьими шкурами.

Я долго не мог тогда заснуть и жадно ловил обрывки слов, долетавших до моих ушей из другого угла комнаты, где мать что-то серьёзно говорила отцу, иногда всхлипывая, не понимая, почему родители так всполошились из-за косматых солдат. Сейчас я уже не могу подробно вспомнить, что именно говорила мама, помню только, что она уговаривала его уехать куда-то как можно быстрее, «пока не поздно», так она сказала.

– Нет, – отвечал отец, немного подумав, – это мой дом, и я не дам никому забрать его у меня и моих детей. Нужно перестать бояться. Поверь, мне. Рано или поздно они уйдут, а мы останемся.

Мне было девять, и я впервые увидел их, тех, кто уже через несколько дней изменит нашу спокойную и мирную жизнь. Сейчас, когда прошло достаточно времени, чтобы забыть всё плохое, когда вот-вот будет завершена работа над памятником, который будет установлен на главной площади того самого города, где всё начиналось, этот эпизод жизни может показаться незначительным и мелким, но не для меня. Именно тогда я по-настоящему увидел отца, хотя смотрел на него много раз и знал все шрамы на его лице и морщины в уголках глаз, собирающиеся в пучок, когда он улыбался, но не видел того, что внезапно открылось мне той дождливой весенней ночью, и решил во что бы то ни стало быть похожим на него. Может быть именно этот момент, так отчетливо врезавшийся мне в память, изменил ход истории.