Текст книги "Искуситель, или Весь мир к моим ногам"

А потом был кофе на веранде, и его смеющиеся глаза, и моя твердая уверенность, что именно с ним я хочу состариться и родить детей.

Но с детьми у нас не получилось. Хотя я люблю Дашку как свою родную дочь. Мы очень старались, но Бог не дал нам детей. Мы ходили по врачам и обследовались, нам говорили, что мы абсолютно здоровы и никаких отклонений в наших организмах нет. И мы можем родить хоть троих. Возможно, это стало причиной нашего отчуждения, или все-таки мы увлеклись работой, cтроили карьеру, и наша любовь не выдержала этого испытания.

Я никогда не изменяла ему по-настоящему. Так, была парочка эпизодов. А теперь Артем… но разве это измена? Каприз тела… каприз стареющей женщины, которая хочет чувствовать мужское тепло и ласку. Как давно мы не спали вместе, по-моему, уже месяца два. Он весь в работе и приходит выжатым как лимон. А я… я подходила к нему, как собачонка, в надежде, что ее погладят. Но он лишь ласково трепал меня по волосам и щеке и говорил: «Я устал, Оля! Очень устал. Давай как-нибудь в другой раз». Он не понимал или не хотел понимать, что женщина – это не робот и не машина и «другого раза» может просто не быть. Он сам толкнул меня к Артему. И на его месте мог быть любой другой мужчина или парень… Дело не в Артеме. А в муже, во мне. Почему люди не дорожат тем, что имеют, почему не понимают, что отношения так хрупки и нестойки и поэтому надо многое давать, прощать, понимать и принимать. И жертвовать, и терпеть, и наступать себе на горло…

У меня перехватило дыхание, и на глазах выступили непрошеные слезы. Так мне было жаль себя, cвои разбитые надежды, и несостоявшуюся семейную жизнь, и сознание того, что уже вряд ли что-то здесь можно склеить…

Я приехала к Артему и вдруг поняла, что мне не хочется секса и приехала я к нему просто как к приятелю. И когда Артем взял меня за руки и куснул мочку уха, я невольно отстранилась.

– Ты чего?

– Голова болит. Давай я просто посижу у тебя и поеду домой.

– Как хочешь! Может, сделать массаж?

– Не надо.

Секс между нами все-таки состоялся: какой-то тихий, как выдохшееся шампанское. Я подумала, что, наверное, наш роман подошел к логическому концу и мы больше ничего не можем дать друг другу.

Я лежала на кровати, раскинув руки. Артем уже поднялся и подошел к окну.

– Говорят, Самойлова уходит? – сказал он, полуобернувшись ко мне.

– Лена? – откликнулась я. Я поднялась, опираясь на локоть, и поcмотрела на Артема. – Да, она вышла замуж и перебирается в Лондон. Завтра она устраивает вечеринку для своих в ресторане «Шангри-ла». Пати на прощание.

– Значит, это уже решено?

– Решено. Зачем ей теперь горбатиться на «ящике»? Будет разводить розы в своем садике. У мужа есть особняк, бабки, статус. Чего еще надо?

Артем присвистнул.

– Повезло бабе.

Его реплику я оставила без внимания.

– Слушай, – Артем подошел ко мне; вокруг бедер было обмотано полотенце. У него было загорелое тело, и белое полотенце подчеркивало эту нежно-ровную смуглоту. – Я хотел тебе сказать одну вещь… – На его лице появилось настороженное выражение. – Знаешь… – он почесал затылок, – я хотел тебя попросить…

И снова на лице возникла смесь напряжения и скрытого волнения.

– Да…

– Ты не могла бы за меня замолвить слово, когда будут утверждать нового ведущего?

До меня его слова дошли не сразу, а когда дошли, лицо мое пошло красными пятнами. Получается, что он собирается меня использовать!

– Ты хочешь стать ведущим?

– А что? Все данные у меня есть. А главное: фактурная внешность, – и он широко улыбнулся. – Хочется чего-то другого. Надоело быть журналистом. Пора бы подумать и о чем-то более серьезном.

Артем был еще тем карьеристом. Это было видно с первого взгляда. Парень собирался делать в жизни серьезную карьеру и добывать ее всеми возможными способами. Вот только расклад, что я должна проталкивать его наверх, меня совсем не устраивал. Я автоматически становилась стареющей дамой, пристраивающей своего молодого кобелька на выгодное место.

Я открыла рот, а потом закрыла его.

– Ну так как? – Артем присел рядом со мной и провел рукой по щеке. – Ты согласна?

– Согласна – на что? – спросила я, отводя его руку.

– Ну… помочь мне. Я думаю, особых возражений не будет. Я уже говорил с Диденко, и он вроде не против.

– Он так тебе и сказал об этом?

– Конечно, нет. Он слишком осторожен. Но и отрицательного ответа тоже не было. Он сказал, что «мысль – хорошая». И все.

Я чуть не рассмеялась. Для такого перестраховщика, каким был Диденко, эти слова ничего не значили.

– Значит, место тебе уже обеспечено? – спросила я с легкой издевкой. Но Артем издевки не расслышал, так он был поглощен собственными мыслями.

– Конечно, пока трудно говорить о чем-то определенном. Но если ты поможешь…

– Непременно, – сказала я сквозь зубы.

– Тогда беспокоиться не о чем.

Артем поправил полотенце.

– Тебе кофе приготовить?

– Йес. А потом я побегу, – cказала я, вскакивая с кровати.

Артем лениво скользнул по мне взглядом. Я невольно ощутила себя оскорбленной. Я вдруг поняла, что Красиков, заведя со мной интрижку, тоже имел в виду какие-то свои интересы, о которых я раньше не догадывалась. А вот сейчас он раскрыл свои карты.

И собирается выехать за мой счет. Но ничего…

Я быстро оделась и вышла в коридор, мысленно уже очерчивая дистанцию между собой и Красиковым. Только все надо было сделать так, чтобы он до поры до времени ни о чем не догадался.

– Что-то не так? У тебя такое выражение лица хмурое.

– Тебе показалось, – с улыбкой ответила я. Сделав пару глубоких вздохов, я взяла себя в руки. Ну ничего, я еще покажу этому сопляку.

– Выпей кофейку, и все будет о’кей.

– Не сомневаюсь, – холодно ответила я. – У меня всегда все в полном порядке.

– Ты у нас знаменитость, – хохотнул Артем.

Он пришел в веселое, почти щенячье настроение. Он уже предвкушал свой триумф. Я подумала о нем почти с жалостью, уж я-то знала: никогда нельзя ничего утверждать наперед, в самый последний момент могут всплыть разные неожиданные обстоятельства.

– Ты куда-то торопишься?

– Да. Разные дела разгрести надо. Накопились за последнее время.

– Ясно.

На лице Артема не было огорчения. А чего ему огорчаться, усмехнулась я. Он даже рад спровадить меня поскорее.

На улице я дала волю своему гневу, ощутив, как черная волна подступает к горлу. Сейчас она застит глаза. Холодная слепая ярость на этого сосунка.

Ну ничего – до мести ждать совсем недолго.

* * *

Вакантное место освободилось внезапно. Елена Самойлова, телеведущая ежедневных новостей, яркая блондинка с аппетитными пухлыми губами, на которые западала половина мужского населения страны, вышла замуж за крутого бизнесмена и уехала в Лондон. Новости шли в хорошее время, вечерний прайм-тайм, и были посвящены в основном городской тематике. Вначале шли общеполитические новости, потом – городской блок, и заканчивались новости культурной «забивкой» или интервью с «героем дня».

Новости делались специально для столичного телеканала и были неплохой стартовой площадкой для дальнейшей карьеры.

В кулуарах заволновались: кого поставят вместо Самойловой.

Ровно в половине восьмого Елена Самойлова появлялась на экране: с длинными прямыми волосами, распущенными по плечам. Ее голубые глаза смотрели прямо в объектив камеры, и она улыбалась ласковой, чуть смущенной улыбкой, как будто лично вам.

Кто сменит ее на этом посту?

Негласно выдвинулась кандидатура Артема Красикова. Говорили, что пора разбавить «бабье царство» мужчиной. Артем идеально подходил на эту роль. Красив, хорошая дикция, умеет держаться в кадре.

Почти все были уверены, что Красиков станет новым ведущим столичных новостей. Он ходил по коридорам студии, как всегда, с высоко поднятой головой и широко улыбаясь. Но в его поведении появилось и нечто новое: какая-то снисходительность. Словно он уже шагнул на другую ступень и оставил своих коллег позади.

Совет начался в семь вечера. На нем присутствовали разные бонзы, парочка продюсеров, гендиректор столичного канала, несколько известных журналистов. Из телеведущих были только я и Макс Чалый, старый волк от ТВ, бессменный ведущий программы «Города и страны: в поисках утраченного времени».

Мы собрались на втором этаже в большой квадратной комнате за овальным столом, покрытым темно-синей скатертью. На равном расстоянии были расставлены хрустальные графины с водой и стаканы. Повестка дня была очень большой: рассматривались вопросы о финансировании канала, о создании новых программ, о закупках зарубежных лицензионных передач и ситкомов.

Вопрос о новом ведущем новостной программы шел в повестке дня последним. Стояла жуткая духота, все окна были раскрыты, вода в графинах выпита. Их снова наполнили. Всем хотелось поскорее закончить собрание и разъехаться по домам.

Когда огласили последний вопрос, все вяло переглянулись. Раздались негромкие реплики:

– Самойлова как-то уж внезапно ушла…

– Могла бы предупредить заранее…

– Программу не собираются переформатировать?

Вопрос повис в воздухе.

Диденко откашлялся:

– На место Самойловой есть кандидатура Красикова Артема Александровича. Он пришел к нам недавно, но уже успел себя зарекомендовать с положительной стороны. Он – хороший репортер и может успешно заменить Самойлову.

В зале повисла тишина. Ведущий собрания – креативный директор Павел Градский – встал и скучающим тоном протянул:

– Возражения есть? У кого какие замечания или предложения?

Я подняла руку. Все сразу обернулись на меня.

– Слушаем вас, Ольга Александровна.

Медленно я поднялась со стула. На мне был ярко-синий костюм, белоснежный батник. В открытом вороте виднелась тонкая золотая цепочка с красивым сапфиром, обрамленным мелкими бриллиантами. Волосы сзади стянуты в тугой узел. Высокие шпильки. Когда я отодвигала стул, было слышно, как один из каблуков зацепился со скрежетом за ножку стула.

– У меня есть возражения по этой кандидатуре. Артем Красиков работает недавно. Это правда. Но он не получил специального журналистcкого образования. Хотя это не мешает Артему делать интересные и емкие репортажи, но для ведущего может стать большим минусом. Ведущий новостной программы должен хорошо ориентироваться в текcте, уметь править его на ходу, если понадобится, быстро заменить один репортаж другим и при этом делать содержательный комментарий. Это все требует специальных навыков и умения. Я считаю, что Артему еще рано быть телеведущим, и поэтому его кандидатура, мне кажется, не подходит.

Диденко закусил губу. Его лысина блестела от пота. Он шумно выдохнул и повертел головой. Все сосредоточенно смотрели на меня.

– И что вы предлагаете? – раздался голос Градского.

– Я предлагаю рассмотреть другие варианты.

– Какие именно?

– Я предлагаю Свету Замкову. Она талантливый журналист и, я думаю, справится с поставленной задачей.

– У вас все?

– Да.

Я села и сделала пометку в своем блокноте.

– Ну что ж! – Градский обвел собравшихся глазами. – Поступило предложение рассмотреть кандидатуру Светланы Замковой в качестве ведущей новостей. Ставим вопрос на голосование?

Десятью голосами против двух возражавших и одного воздержавшегося кандидатура Замковой была принята.

Наутро все только и говорили об этом. Артема откровенно жалели. На него действительно было страшно смотреть: лицо осунулось, и он напоминал сову в период линьки. Одни глаза и остались. Растерянные, печальные. За что со мной так?

Я чувствовала, что мои помощницы Леночка и Наталья Гаранина меня негласно осуждают. Еще бы! Артем был любимчиком всех женщин нашего канала. Но я ощущала спокойствие и удовлетворение. Никому я не позволяла себя использовать или вытирать об меня ноги. Я всего добилась сама, пройдя трудный путь, и привыкла уважать себя. Чего требовала и от других.

Cегодня вечером был удачный эфир. Моим собеседником был глава крупного охотничьего хозяйства на Дальнем Востоке; собеседник был остроумный, на неудобные вопросы старался отвечать максимально прямо, не сглаживая острые углы, что не могло не подкупать.

Досада от эфира с Захаровым постепенно сглаживалась. Я старалась об этом не думать, чтобы не саднило и не болело…

– Девочки! – обратилась я к помощницам, желая задобрить. – Может, чайку попьем. У меня коробка конфет шоколадных есть.

– Ой, Ольга Александровна! – раздался голосок Штанько. – Тут о вас в Интернете пишут. Что Захаров вас положил на обе лопатки, вы все время срывались и как телеведущая провели самую плохую передачу в своей карьере.

Я стиснула зубы. В эти дни я старалась в Интернет не заглядывать. Захаров объявил мне настоящую войну, и множество разных статей, cтатеек и комментариев заполонили Яндекс.

Краем глаза я видела, что Гаранина делает знаки Штанько.

– Я что-то не то сказала? – произнесла виноватым голосом Леночка.

– Ну, мы люди битые и ко всему привыкшие. Проглотим и это.

– Да вы не расстраивайтесь из-за этого, – нерешительно сказала Гаранина. Она не знала, как я отреагирую на ее попытки меня утешить.

Я всегда держала с девочками дистанцию. Не из-за того, что я была такая высокомерная стерва. Просто жизнь научила – дистанция зачастую самый разумный способ общения с людьми. Тем более с подчиненными.

– Ничего, Наташа! Все нормально!

– Козел он! – звонко прощебетала Штанько. – Но с большими бабками и моделей меняет чуть ли не каждый день.

– Лена! – одернула я ее.

Штанько замолчала.

– Давайте чай пить! – примиряющим тоном сказала Наташа. – Сегодня двадцатое июня. Несколько дней до нашего отпуска. И… до сентября.

Двадцатое! Я наклонила голову, чтобы никто не мог видеть мое лицо. Этот день я помнила всегда! Ведь двадцатого июня решалась судьба моего сына!

Я вспомнила, как много лет назад в этот день я вышла из женской консультации, пошатываясь и скрючившись в три погибели. Только что я узнала, что буду мамой. Это в моем положении означало, как мне казалось, конец света. Я снимала в то время койку у бабули с дивным именем-отчеством – Серафима Мефодьевна, – работала продавщицей в магазине обуви и хотела на следующий год снова штурмовать Щуку. Стать матерью означало не только распроститься с мечтой всей моей жизни, но и просто оказаться на улице без всяких перспектив и без копейки денег. Вряд ли Серафима Мефодьевна будет заниматься благотворительностью. У нее была дочь с мужем-пьяницей и двумя детьми, которая исправно выкачивала не только пенсию у Серафимы, но и мои койко-деньги.

Был июнь, и все вокруг буйно зеленело, цвело. Откуда-то тонко и нежно тянуло ароматом жасмина, я шла сквером и плакала. Потом опустилась на скамейку – мне было все равно.

Спустя какое-то время я поняла, что сижу не одна. Рядом сел мужичок лет пятидесяти в потертой куртке, кепке и серых, видавших виды брюках.

– Что плачешь, милая? – ласково спросил он.

Непонятно почему, наверное, потому, что черные мысли душили меня и мне надо было с кем-то поделиться, я рассказала ему все и прибавила в конце, что хочу избавиться от ребенка. Его я не потяну одна. Никак. Возвращаться к себе домой я не могу, да и нет у меня дома. Никто меня там не ждет. Работы же в Москве хорошей – нет, денег – нет, комнату я снимаю…

– Ты не о том думаешь! – перебил он меня.

– Как не о том? – опешила я.

– Не о том! Ты о ребеночке думай.

Я посмотрела на него внимательно. Ярко-голубые глаза глядели на меня с сочувствием. Словно свет лился из самой глубины глаз, и я невольно прищурилась.

– Если Бог дал тебе ребенка, он даст и силы на него… знай твердо.

– Вы… священник?

– Нет, милая, – вздохнул мой собеседник, – к сожалению, нет. Но брат мой священник, и я только что от него. На Валааме был. Жена у меня два года назад умерла. Дети выросли. Сын на флоте служит, дочь в Питере живет, cемья у нее – внук есть. Когда человечек в мир приходит – все ему радуются. А ты думаешь: как избавиться…

– Но у меня ничего нет! Я здесь – никто! – выкрикнула я. Хорошо ему рассуждать, подумала я с неожиданной злостью – у него квартира есть, крыша над головой…

– Дело твое, конечно, и решать тебе, – мужичонка рассуждал как бы сам с собой. – Но только знай: всю жизнь проживешь c грехом несмываемым. Оно тебе надо? – спросил он ласково. – Подумай, милая. Девочка ты хорошая. Оставишь ребенка, и все у тебя как по маслу пойдет…

Я опустила голову еще ниже и зарыдала. А когда повернулась через несколько минут – скамейка была уже пуста. Мужичонка исчез, словно его и не было. После я подумала, что это был знак, посланный мне свыше, чтобы я ребенка оставила.

Спасибо мужичку этому – ангелу, объявившемуся в моей жизни в самый переломный момент. Как бы то ни было, ребенка я оставила. А потом – потеряла. И вспоминать об этом ох как мне не хотелось.

– Что с вами? – Мои девочки смотрели на меня с тревогой. – Ольга Александровна! С вами все в порядке?

– Да, конечно, – c трудом улыбнулась я. – И где чай наш?

* * *

Через несколько дней мы все ушли в отпуск. Я простилась с девчонками и заглянула к Диденко. Я хотела прощупать его насчет того материала. Но мой шеф отказался даже разговаривать на эту тему. Все ясно, cо злостью подумала я, Захаров его купил с потрохами.

Расстались мы недовольные друг другом. Я не собиралась сдаваться просто так и хотела провести собственное расследование, как и обещала зрителям.

Мне нужно было поехать в интернат и попробовать поговорить с его директором – Колесовой Мариной Евгеньевной. Для большей конспирации я положила в пакет парик, чтобы никто не признал меня.

Я выехала рано. Завела будильник на шесть, а проснулась даже раньше звонка, словно внутри меня раздался свой сигнал.

Я позавтракала, стараясь не разбудить мужа. Он обычно спал чутко и просыпался от шебуршения на кухне. Но сегодня – пронесло.

Я проверила сумку, потом открыла сейф и взяла оттуда триста долларов, подумав, добавила к ним еще двести. С такими деньгами можно было попробовать разговорить нужного мне человека.

Детский интернат для сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, находился в Тульской области, почти на границе с Московской.

Когда я выехала за пределы МКАД, дорога стала посвободнее и можно было прибавить скорость. Слушая музыку, я повертела головой: машин было мало, и стрелка спидометра качнулась за сто.

Лихая езда всегда прибавляла настроения. Небо было пасмурным, но горизонт светлел широкой полосой.

Дождя не обещали, и это было хорошо.

До интерната я добралась за два часа.

Подъехав к высокому светло-серому забору, я остановилась и направилась к будке охранника.

Худой мужчина с повисшими усами придирчиво осмотрел мое удостоверение журналистки и спросил:

– С начальством договаривались?

– Да, – соврала я.

Он хотел спросить что-то еще, но передумал и махнул рукой:

– Проходите.

Я припарковала машину у ворот, предварительно поставив ее на сигнализацию, и ступила на территорию.

Когда-то, видимо, здесь была дворянская усадьба – большой двухэтажный дом с колоннами стоял чуть в глубине. К нему шла асфальтированная дорога, перед ним – зеленая лужайка. Рядом было современное здание, cудя по всему, именно там располагался бассейн.

Я вошла в дом. Там пахло хлоркой. Как в больнице.

– Простите, как пройти к директору? – спросила я у проходившей мимо полной женщины в темно-синем халате.

– На второй этаж и направо, – буркнула она.

– А где лестница?

– В конце коридора.

Поднявшись на второй этаж по лестнице, я обратилась к двум девчонкам в джинсах и темных футболках, проходивших мимо меня.

– Не подскажете, где кабинет директора?

– Марины Евгеньевны? – Та, что была повыше, тряхнула светлыми волосами и показала рукой: – Видите растение в кадке? За ним – кабинет Марины Евгеньевны.

– Спасибо.

Директриса была грузная полная женщина с многочисленными золотыми перстнями на пальцах. С такими в советское время ходила добрая половина торговок.

Марина Евгеньевна подняла на меня глаза, когда я вошла в кабинет.

– Вы к кому, гражданка?

– К вам.

– Из областной комиссии?

– Нет.

Директриса перебирала бумаги.

– Слушаю вас. Вы кто? И по какому вопросу я вам нужна?

– Я – журналистка. Ирина Северцева. Журнал «Мы и будущее».

– А что вам конкретно надо? – настойчиво допытывалась Марина Евгеньевна.

– Я хотела узнать о ваших спонсорах. Я – независимая журналистка. Собираю материал о детдомах и интернатах.

– Ваше удостоверение?

Я достала поддельное удостоверение.

Марина Евгеньевна долго вертела его в руках и придирчиво рассматривала.

– И какая информация вам нужна?

– О ваших спонсорах. Нужно поддерживать и информировать общественность о благих начинаниях. Это же очень позитивный пример.

Директриса уже пришла в себя.

– Конечно. Мы испытываем определенные трудности в области финансирования. Сами понимаете, – она внезапно заговорила по-свойски, стараясь расположить меня, – на все денег не хватает. Хочется и компьютеры хорошие купить, и ремонт сделать. Детишки у нас без родителей остались, контингент трудный, требующий много внимания. Персонала не хватает – мы просто разрываемся.

– Понимаю, – я подумала, что такая перемена настроения мне на руку. Я могу добиться от директрисы нужной информации. – Спонсоры могут реально помочь вам.

– Конечно, мы рады любой помощи. Абсолютно любой, – подчеркнула она. – В нашем положении… То одно, то другое, то третье, – пожаловалась она. – Столько нештатных ситуаций. Вот недавно, две недели назад, – прорвало трубу. Столько возни было. Подвал затопило. А там у меня инвентарь спортивный. Теперь нужно новый приобретать. Без спонсоров – никуда. Пашу здесь как каторжная. Ни выходных, ни отпуска.

Я подумала, что нужно плавно переходить к интересующей меня теме.

– И кто у вас основной спонсор?

– Захаров Андрей Валентинович… Он нам очень помогает. Дай бог ему здоровья. Человек солидный, серьезный. Оказывает нам систематическую финансовую поддержку.

– И часто он бывает здесь у вас?

– Он перечисляет деньги на наш счет. И сам приезжает с подарками.

– Он встречается с вашими воспитанниками?

– Естественно. Приезжает на праздники, выступает. Приятный человек. Вы могли бы написать о нем. Хорошая работа журналистика – всегда на виду, встречаешься с интересными людьми, в гуще событий, – с легкой завистью сказала Марина Евгеньевна.

– Да. Есть свои плюсы, – согласилась я. – Но есть и минусы. Ненормированный рабочий день, могут вызвать и отправить на срочное задание.

– Все бывает. Но это лучше, чем киснуть в этой дыре.

Марина Евгеньевна внезапно замолчала.

– Недавно прошел слух, что есть видеозапись, как Захаров резвится в бассейне с воспитанниками вашего интерната.

– А… – директриса закусила губу. – Теперь все понятно. Захотелось жареного. Андрей Валентинович, между прочим, бассейн построил для нашего интерната – наверное, видели здание справа. Он сам приехал сюда вместе со своими друзьями, хотел сделать ребятам приятное, организовал стол, просмотр фильма, привез подарки. Кинотеатр он тоже нам подарил. Цены таким людям нет. И сами зарабатывают, и о других людях заботятся. Что в этом плохого? У ребят и так мало радости. Да, они плавали вместе в бассейне. Но что он вел себя неприлично – не верю. Не такой Андрей Валентинович человек. Его просто подставили. А журналюги сразу свистопляску хотят устроить, бросить тень на благое дело. Им бы только человека очернить! Да если бы не Захаров, мы бы все тут с голоду передохли! – директриса уже кричала.

Особенно ты, подумала я. Пухнешь ты точно не с голоду. Да и золота на руках девать некуда. Неизвестно еще, сколько захаровских денег к твоим рукам прилипает. Наверняка двойная бухгалтерия вовсю процветает.

– А… почему вас это интересует? Вы откуда и кто? – Марина Евгеньевна разбушевалась. – Что вам надо? Я такого издания не знаю.

Похоже, я достала ее. Директриса уже не скрывала своего гнева.

– Немедленно покиньте мой кабинет. А то я вызову людей.

– Простите. Я не хотела. Мы могли бы с вами договориться.

Директриса нахмурилась.

– Уходите, – четко выговорила она. – Уходите.

Я задержала вздох. Дело складывалось совсем плохо. Если люди не хотят денег, это означает: либо их купили, либо они слишком боятся. Третьего не дано.

– Если вы сейчас не покинете здание – мне придется вызвать охранника. Я думаю, разговор дальше неуместен. Прошу вас покинуть территорию интерната. Как вас вообще пропустили! Я принимаю только по предварительной договоренности.

– Да-да. Я уже ухожу.

Черт! Эта сука явно встала на дыбы, и я у нее – как кость в горле. Она чего-то боится! Это – факт!

Выйдя из кабинета директрисы в коридор, я озадаченно потерла висок. Пройдя несколько метров, я увидела перед собой мальчишку, который из-за кадки с раскидистым растением делал мне отчаянные знаки. Я подошла ближе.

– Вы журналистка? – выдохнул пацан. Ему было лет четырнадцать; он был белобрысым и с едва заметными веснушками.

– Да.

– Я был там… – сказал он почти одними губами. – В том бассейне. Я подслушал ваш разговор с жабешкой. Директрисой нашей. Около двери вертелся.

Теперь я поняла, почему его лицо показалось мне знакомым.

– Где мы можем поговорить? – быстро спросила я его.

– Выходите на улицу. Я подойду к вам уже за забором. Вы идите вперед, только не оглядывайтесь. Я сам к вам подойду. И головой не вертите, а то вы меня выдадите.

Я кивнула и пошла быстрыми шагами к выходу, мне не терпелось поскорее узнать нужную информацию.

Миновав будку охранника, я пошла к своей машине и здесь увидела пацана, пригнувшегося за ней. Он кивнул головой в сторону охранника, и я его поняла.

Мальчишка сиганул в кустарник, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Пройдя несколько метров, мы остановились.

– Нас не должны видеть, – cказал он.

– Хорошо, – я подошла ближе. – Как тебя зовут?

– Сергей Терентьев. А вы ничего никому не скажете?

– Нет. Я тебе обещаю. Это не в моих интересах. Понимаешь? Здесь замешаны слишком крутые люди.

Он слушал меня внимательно, чуть приоткрыв рот. Между передними зубами виднелась легкая щербинка.

– Расскажи все, что ты знаешь.

Он мотнул головой.

– Ну… приехал Захаров. Накануне нас собрали и сказали, чтобы мы вели себя прилично. С просьбами не обращались и ничего не клянчили. Сначала нас позвали смотреть кино. Мультик про панду. Все смотрели. А я… посидел немного и ушел.

– Почему?

– Мне стало скучно. И я уже видел этот мультик. Я решил побродить по зданию. Ничего интересного я не нашел. Потом вышел к бассейну. Там была девушка, ну… красивая. С длинными волосами. – Он мотнул головой.

Наверное, эта девушка подходила под определение «друзей Захарова»!

– Она поправила покосившуюся на стене картину, потом увидела меня и спросила: почему я не в зале? Так противно разговаривала, как будто рассердилась на меня за что-то… – Сергей вздернул нос. – Цаца такая. Я сказал, что сейчас пойду обратно… А сам вышел в другой коридор. Случайно открыл одну дверь, и там сидели и разговаривали двое мужчин. Один толстый, другой худой.

– Послушай, Сергей… Как они разговаривали: кричали, шумели, ccорились?

Мне сейчас была важна любая деталь, любая зацепка…

– Не-а, – он почесал кончик носа. – Просто разговаривали. Я даже услышал последние слова… что-то насчет… коллекций каких-то и охоты. Они меня увидели и замолчали…

– Потом я опять вышел к бассейну, я просто запутался и увидел молодого парня с черными волосами до плеч.

– Руслана?

– Да. Его звали Руслан. И еще одного мужчину в сером костюме… Руслан отвел меня снова в зал и сказал, чтобы я не болтался по зданию.

Я задумалась: ничего пока существенного Сергей не сказал.

– Ну а… в самом бассейне ты ничего особенного не заметил?

Он заколебался.

– Марина Евгеньевна потом вызвала нас и предупредила, чтобы мы молчали… Что ничего не было.

– Все нормально… Марина Евгеньевна только что выставила меня из своего кабинета, и мы с ней больше не будем общаться…

– Этот Захаров смеялся, обнимал нас, плескался и подныривал в бассейне… Все так и было… – cказал Сергей шепотом.

Получается, что все правда, а то, что Захаров гонит пургу насчет фальсифицированной пленки, так это понятно – дядя беспокоится за свою репутацию… что ему еще остается делать в такой ситуации. Только отрицать очевидное!

– Но…

– Говори! – встрепенулась я.

– Он был какой-то чудной. Как пьяный. Хотя спиртным не пахло… Я был рядом и поэтому бы учуял. Странный дядька был! За руки еще хватал нас…

– Что-нибудь еще показалось тебе в его поведении странным?

– Только это.

– Слушай, Cергей! – торопливо заговорила я. – У тебя есть телефон?

– Нет.

– Я могла бы тебе купить и привезти.

– Украдут. Как пить дать старшие пацаны украдут. Или найдут и отнимут. У нас у Кольки Горелова так и случилось. Он даже плакал. А пацаны те мобилу загнали, а деньги себе взяли. Ему даже ничего не сказали. Обидно.

– Ты можешь мне позвонить, если вспомнишь что-то еще? Это очень важно, понимаешь?

– Не знаю. Телефоны есть в интернате, но позвонить с них трудно. Они в кабинетах находятся. А войти туда нелегко. Надо чтобы в них никого не было. Подгадать момент, войти и позвонить. А если кто войдет в это время – нагоняй будет. У нас все строго.

– Постарайся, если вспомнишь – позвони обязательно…

– Ладно.

Я положила руку ему на плечо.

– И ничего не бойся. Хорошо?

Он сосредоточенно кивнул.

– Я пошел, а то хватятся меня и втык дадут.

Мы расстались, и я пошла к машине…

Обратно я ехала не торопясь. То, что я узнала, подтверждало мой первоначальный вывод: пленка была подлинной, и Захаров просто выгораживал себя, когда утверждал обратное. Солнце слепило вовсю. Я пошарила в бардачке и нашла темные очки. Надела их, а потом включила музыку. У меня на руках отличный компромат на Захарова. Этого сукина сына я отправлю в нокаут, даже не поморщившись.

Я повертела рычажок магнитолы и усилила громкость.

Хотелось выпить кофе и съесть бутерброд.

Я съехала на обочину и остановилась. Впереди была березовая рощица, отделявшая поле от шоссе. Интересно, есть ли здесь грибы, неожиданно подумала я. Отец как-то рассказывал, что он нашел почти корзину белых и подберезовиков в пяти метрах от дороги.

Я взяла сумку, которую закинула на заднее сиденье, и достала оттуда термос с кофе и пакет с бутербродами. Сквозь тонкие салфетки они промаслились, и руки сразу стали жирными. Я аккуратно протерла руки носовым платком, отвинтила крышку термоса и налила в нее кофе. Два бутерброда были съедены на одном дыхании. Кофе оставалось еще на один раз. Я собиралась сделать остановку перед Москвой, тогда кофе и понадобится.

Мне вдруг захотелось выйти из машины и поискать грибы. Я взяла полиэтиленовый пакет, поставила машину на сигнализацию и направилась на «тихую охоту».

Трава под деревьями росла высокая и ярко-зеленая. Я присела на корточки и раздвинула траву руками. Ничего. Но меня неожиданно захватил азарт. Я пошла меж берез, часто нагибаясь и раздвигая траву. Вскоре мне повезло. Я наткнулась на семейство подберезовиков: крепких, с темно-коричневыми влажными шляпками. Четыре штуки. Последний был совсем маленький, и мне пришлось его аккуратно вывинчивать из земли.