Текст книги "Стартап без купюр, или 50 и 1 урок, как сделать бизнес в Москве для клиентов со всего мира"

Урок № 9
Бежать сейчас, чтобы не стоять на месте потом

«ВЫ ПОНИМАЕТЕ, господа, в чем вся глубина предпринимательского дела? Вот вы сидите передо мной, молодые, красивые. Вам всем нет еще и тридцати. Ну, чуть за тридцать, может быть. И думаете вы примерно так: “Что он нам тут рассказывает в свой полтинник с хвостиком! Еще вся жизнь впереди. Еще пока покручусь-поработаю на дядю, еще бонус годовой отхвачу, потом еще чуть-чуть…” А не будет этого “потом!”. Это “потом” может так и не наступить.

Потому что потому. Потому что потом – это семья, дети, кредиты и прочие социальные обязательства. Повторные жены. Возраст. Панкреатит. Усталость от жизни. Это вы потом пойдете в корпорацию, если вдруг что-то не получится, если вдруг прогорит-рухнет-достанет-захочется снова корпоративного туризма и понадобятся бонусы на содержание новой жены.

А сейчас – пробуйте! Сейчас – нужно только потом! Дерзайте. Рвите все. Пусть летят искры из глаз. Пусть чешутся руки. Пусть жизнь бьет ключом. Все впереди у вас. Время предпринимать. Бегите в свои тридцать вперед что есть мочи, чтобы не стоять на месте в сорок».

Блаватник опустился на стул и открыл бутылку воды. В аудитории стояла тишина. Было слышно, как струя ударяется о стенки стакана. Больше ни шороха, ни звука. Через пару секунд завибрировал чей-то телефон, и все как будто очнулись. Раздались аплодисменты, сначала неуверенные, робкие, откуда-то из угла аудитории; постепенно к ним присоединился унисон ритмичных хлопков. Некоторые студенты повставали со своих мест и начали вылезать в проходы. Блаватник выпил целый стакан залпом, поставил на стол с тяжелым стуком и, казалось, ушел в свои мысли, уставился прямо перед собой, не обращая на устремившихся к нему студентов никакого внимания.

Первым подлетел староста. «Леонид! Э-э-э… Леопа…» «Леонард!» – шикнула на него стоявшая рядом Виктория. «Леонард, можно взять у вас интервью для Forbes?» До школы староста работал в нескольких новостных изданиях и слыл мастером острых тем. Никто доподлинно не знал, на какие именно издания он работал и работает ли до сих пор, так как каждый раз он выдавал обновленную версию своей деятельности и называл среди работодателей то «Ведомости», то «Эксперт», то «Коммерсантъ». Как бы то ни было, статьи, подписанные его именем, действительно время от времени фигурировали в прессе. Недруги поговаривали, что видели его пасквили в бульварных газетенках. Формат интервью в Forbes прозвучал неожиданно, подруги переглянулись.

Виктория стояла совсем рядом с Леонардом Блаватником и сосредоточенно теребила резинку на карандаше, который занесла над блокнотом для записей. Вокруг нее суетилась Катька Соловьева, пытаясь собрать разметавшиеся волосы в кучу, чтобы не оставить их на пиджаке гестспикера[24]24
  Приглашенный докладчик. Прим. ред.


[Закрыть].

Димченко, Коваленко и Серега были тут же, но с другой стороны от Блаватника. Староста засыпал спикера вопросами и что-то строчил в своей тетрадке, пристроив ее на широченной спине Воскресенцева.

– Назовите самый главный внутренний стопор для того, чтобы открыть свое дело!

– Многодумание, – не спеша ответил Блаватник.

– Самый главный мотив, чтобы стартовать в бизнесе! – не унимался самозваный журналист.

– Многодумание, – повторил Блаватник.

Меньше всего это походило на интервью для Forbes. Еще после двух аналогичных вопросов Блаватник начал заметно скучнеть и оглядываться по сторонам. Было очевидно, что ищет он глазами классного руководителя, чтобы, сославшись на любой срочный вопрос в директорате, незамедлительно избавиться от одолевшей его рыбы-прилипалы.

Соловьева наконец утихомирила разбушевавшиеся волосы, собрала их на затылке в пучок и проткнула прическу насквозь карандашом Виктории. Резинка на кончике пришлась ровно в центр композиции, выбившиеся гофрированные пряди создавали иллюзию креативного дизайнерского хода. Соловьева наклонилась к подруге и горячо зашептала ей на ухо:

– Ты посмотри, что он делает! Он же интервью у Блаватника берет! А наш гестспикер слишком интеллигентный, чтобы послать его по матушке. Да какой Forbes?! Викуля, я тебя умоляю. Ты ему веришь? Опять, наверное, состряпает из этого какую-нибудь дрянь для желтой прессы, а школе потом краснеть. А давай лучше мы у него интервью возьмем? Найдем потом, куда пристроить. По крайней мере, нам есть что показать!

Катька Соловьева обошла Блаватника с правого боку, втиснулась рядом и услышала, как Юрка с несвойственной ему многословностью горячо благодарит спикера за выступление:

– Леонард, вы открыли мне сегодня глаза! Все так просто! Сколько я думал об этом, столько сомневался… А сегодня – как прожгло, прямо в сердце запало. Время предпринимать… «Бежать сейчас, в тридцать, чтобы не стоять на месте потом, когда стукнет сорок», – говорил он, тряся руку Леонарду. Гестспикер вяло улыбался в ответ.

«В начале было слово. Потом слово стало делом», – подумал про себя стоявший рядом Коваленко.

Урок № 10
Ставя промежуточные цели, думай о том, какой будет твоя эпитафия

ОН ПОЗДОРОВАЛСЯ со швейцаром, бросившимся к тяжелой стеклянной двери с золотой ручкой, зашел в просторное лобби гостиницы «Балчуг Кемпински», остановился, на секунду задержавшись взглядом на симпатичной хостес в обтягивающем красном платье, и двинулся прямиком к дальнему столику. Каринэ уже ждала его. Судя по всему, она провела здесь больше времени, чем традиционные десять минут его опоздания. Перед ней были пустая чашка и недоеденный чизкейк. «Наверное, проводила здесь же предыдущую встречу», – подумал он.

Каринэ, как всегда, выглядела чудесно. У нее был весьма своеобразный стиль. Яркие восточные мотивы она сочетала с мягкими, пастельными тонами и фактурами – кашемировыми кофтами, бархатными шарфами, нежными шелковыми блузами. Она носила украшения, в основном кольца, много колец, и они притягивали внимание к ее скульптурно вылепленным рукам, которые ставили акценты в разговоре, добавляли динамики диалогу и, казалось, иногда играли сольную партию независимо от дирижера. Каринэ увидела его, улыбнулась и поднялась с диванчика, чтобы обняться и поздороваться. В нос забрался аромат ее духов, тоже весьма своеобразных, нигде и ни на ком не слышанных им до этого: такая же смесь пряного востока с абсолютно домашним, обволакивающим запахом. Эта ее необычность, сочетание несочетаемых на первый взгляд вещей притягивали внимание и вызывали интерес у окружающих. Каринэ нравилось оставаться загадкой, и она прекрасно осознавала впечатление, которое производит на людей.

– Юра, с чем ты сегодня? О чем будем разговаривать? – она улыбалась, глядя ему в глаза и параллельно открывая свой разноцветный блокнот с записями прошлой встречи.

– На самом деле у меня много всего. Остается вопрос с прошлого раза: что делать дальше, куда идти. Корпорация или свой бизнес. Налево или направо. Есть вопрос про другие сферы жизни. Что делать со всем остальным, кроме работы. До выпуска два месяца, нам нужно сдавать финальный проект. Мы в команде с Коваленко, Серегой, Ринник. С парнями нормально. Ринник единственная, с кем постоянно возникают терки. Вопрос в том, заморачиваться ли на этом сейчас или не тратить время, потому что все равно это пройдет. Но это зависит от того, чем я хочу заниматься дальше. Да, и еще. Вспомнил. Вообще-то я хотел поговорить про ценности. Для чего я пришел в этот мир и что для меня действительно важно.

– Ага, ясно. Итак, ты сказал: «На самом деле у меня много всего». А не на самом деле? – она немного помолчала и добавила: – Юра, ты сейчас озвучил темы для как минимум десяти наших встреч. Часть из них основополагающие, например ценности и жизненная миссия, другие – моментные – твоя работа с командой. Есть также тема целеполагания в разрезе двух месяцев, полугода и ближайших пяти лет. Это как раз про карьеру. Давай попробуем приоритизировать. Что сейчас важнее всего? Если заглянуть в себя, какой именно внутренний вопрос тебя действительно волнует? Чтобы без «на самом деле»?

– Наверное… все-таки выбор пути. Меня реально волнует, как рациональнее поступить. Из «РенКапа» я вышел больше года назад, и обратно не тянет. Хотя… тоже можно. Но зачем тогда весь этот опыт, вся учеба, связи? Деньги заканчиваются. Во время учебы крутил свои проекты, но этого хватит ненадолго. Полгода для меня – предел. Кстати, с Гуру я разговаривал: не хочу. Очень уважаю, и это действительно неплохой вариант, особенно для моего деривативного прошлого, но понял, что не хочу обратно в корпорацию. Пусть даже «Диалог» – корпорация нового типа, «про людей и идеи в первую очередь», как он говорит, – все равно не хочу. Тут дело во мне. Нет, точно нет. Кажется, сам себе и ответил, – он обаятельно улыбнулся и откинулся на стуле, заложив руки за голову. Каринэ молчала. Подошел официант, забрал чашку и блюдце с пирожным. Они, не сговариваясь, одновременно сказали: «И еще чайник мятного чая, пожалуйста!» Оба засмеялись от возникшего унисона.

Со стороны могло показаться, что они близкие друзья или как минимум давние знакомые. Можно было предположить, что молодой мужчина пересказывает своей визави события прошедшего дня, и вот она улыбается, глядя ему в глаза, заверяет его в том, что все будет хорошо и что он, несомненно, поступил правильно. Можно было даже представить себе, что, наговорившись и напившись чаю, они встанут, возьмутся за руки и поднимутся наверх… может быть, даже по отдельности, в зависимости от публичности их отношений, но обязательно пойдут куда-нибудь вместе.

Ни то, ни другое, ни третье не соответствовало действительности. За столиком в лобби «Балчуга» сидели преподаватель и слушатель школы предпринимательства «Сколково», которых связывали отведенные полтора часа коучинговой сессии. Они, безусловно, симпатизировали друг другу и использовали это время для максимальной пользы обоих: он – чтобы обсудить волнующие вопросы, она – чтобы помочь, услышать, направить. Оба понимали: это обоюдная договоренность и в первую очередь услуга, включенная в программу обучения, за которую заплачены деньги.

– Юр, у меня складывается впечатление, что ты сегодня неслучайно снова заговорил на тему карьерного определения. Как будто бы случилось нечто, повлиявшее на твои мысли. Я вижу, у тебя внутри что-то происходит, ощущается какой-то мыслительный поток. Почему?

«Сейчас она раскинет карты Таро и вытащит из сумки хрустальный шар», – подумал про себя Димченко. Иногда мысленно он дорисовывал себе Каринэ в образе гадалки, и тогда чудные восточные шали на ее плечах трансформировались в цветастые цыганские платки, а дорогие бушероны и шопарды на ее пальцах – в звенящие золотые побрякушки. Трансцендентному переходу весьма способствовал убаюкивающий, укутывающий его приятной негой аромат ее духов и полная расслабленность, атмосфера доверия, в которую он погружался на этих встречах. Он стряхнул с себя наваждение и тут же вернулся в реальность.

Перед ним сидела Каринэ, в одной руке – чашка чая, другой она делала пометки в своем блокноте. Такая же, как и всегда. Никакого платка на ней не было, а сумка была совсем маленькой, хрустальный шар туда бы точно не поместился. «Просто она специалист высочайшего класса и, как все профессиональные психологи, эффективно устанавливает раппорт с первых секунд сессии», – вспомнил он слова Мишки Коваленко, с которым они несколько раз обсуждали удивительное состояние полного принятия и погружения во время индивидуального коучинга.

– Ты права. Повлияло. Знаешь как? У нас вчера выступал Блаватник. Ну, который…

– Знаю, знаю, продолжай.

– Так вот. Он сказал банальные слова. Я их много раз слышал от множества других людей. Ничего в них особенного нет. Но в этот раз меня как прожгло. Просто прокатило волной по всему телу. Я услышал, что попробовать корпоративный путь мы всегда успеем: нам сейчас нет и тридцати. Чем мы рискуем? Семьи, детей нет, слава богу, родители пока еще сами могут о себе позаботиться. Дворцы и вертолеты я хочу, но готов пока потерпеть. Это будет, но позже. Пока могу инвестировать свое время и ресурс в дело. Он правильно сказал: «Надо, чтобы глаза горели». Ну не горит у меня на корпорацию. Ни на одну! Зачем, если я могу построить свою?!

Последние слова Димченко произносил эмоционально, громче обычного, наклонившись к Каринэ и практически касаясь своими длинными пальцами кончиков ее ладоней. Она тоже наклонилась к нему, руки на столе между чашкой и чайником, и со стороны могло показаться, что они заговорщически шепчутся или обсуждают что-то очень неприличное. Эмоции, расходящиеся кругами от молодого человека по всему балчугскому лобби, можно было буквально хватать за хвост и крутить вокруг себя, как воздушного змея.

Они еще немного поговорили о его мотивации начинать свое дело и пришли к выводу, что основной внутренний драйвер у него – это потребность быть свободным. Сложнее оказалось с поиском и определением других ценностей. Каринэ использовала несколько своих излюбленных техник на верификацию ценностей и смыслов, в результате которых клиент так или иначе формулировал собственные умозаключения. В случае с Димченко они почему-то не сработали. Время коучинговой сессии подходило к концу. Каринэ мельком посмотрела на часы в iPhone и убедилась, что осталось ровно пять минут. Она всегда строго ограничивала время встречи полутора часами, чтобы ни в коем случае не выйти за рамки профессиональной необходимости. Регламент она соблюдала строго вне зависимости от личных симпатий к собеседнику.

– У нас осталось пять минут до окончания встречи, Юра. Я хочу дать тебе домашнее задание. Мы же все-таки в школе, – она мягко улыбнулась. – Вот что я тебя попрошу сделать к следующему разу. Напиши себе эпитафию. Да, именно так. Подумай над тем, что бы ты хотел видеть в ней. «Он прожил эту жизнь таким-то человеком… Всю свою жизнь он посвятил тому-то… Люди ему благодарны за… Он запомнился нам…» Цель – это не сочинение на тему, разумеется, – продолжала она, глядя в расширяющиеся глаза Димченко. – Сам текст ты можешь даже не приносить. Нужно подумать над тем, кем бы ты себя хотел увидеть через… м-м-м… много лет. Главное – разбудить в себе мысли. И эти мысли мы потом обсудим. Вот и все на сегодня. Ну, до четверга, а завтра увидимся на занятиях, – и она легко захлопнула свой разноцветный блокнот, показывая, что время теперь точно закончилось.

Урок № 11
Стройте отношения на фундаменте взаимного доверия

ЭЛИНА ОТКРЫЛА дверь своим ключом и зашла внутрь. Все как прежде, все как обычно. Дорогой дубовый паркет, уложенный модной диагональю для расширения и без того не охватываемого среднестатистическим глазом пространства. Окантован по периметру плинтусом с волной, 102 рубля за квадратный метр – это если по каталогу, со склада дешевле. Помнится, эта самая волна далась ей особенно нелегко: мотаясь за ней из одного магазина отделочных материалов в другой, она находилась в типичном безумии пленника ремонта завершающей стадии.

Кирпичная кладка шириной с дверной проем выделялась остовом на фоне кипенно-белых стен прихожей – тоже ее гордость. Не имитация, а настоящий, естественным образом сформировавшийся где-то в карельских перешейках симеитовый камень, причина ее многочасовой перебранки с прорабом. Один кусок пришлось полностью перекладывать, потому что миллиметры даже по высотометру расходились более чем в полтора раза. Чего уж говорить о ее вооруженном глазе – непоколебимом гаранте качества.

Лампа. А эта лампа… Как она везла ее из Парижа, груженная ворохом истинно женских трофеев – косметики, нарядов и сумочек, – волокла не просто лампу в специально купленном для сохранности чемодане, а несла знаменем тяжеленный антиквариат XIX века через таможенные окопы! По крайней мере в том, что это артефакт, и ни годом младше позапрошлого века, ее уверял старый жулик из лавки на Rue de Montagne. В тот момент ей хотелось верить и жулику, и лампе, и лавке. А также очень хотелось, чтобы кое-кто оценил ее усилия по достоинству. И как минимум сказал спасибо за все старания, что она вложила в эту квартиру. Их бывшую квартиру. Теперь его квартиру.

– Гошик, привет! – поздоровалась она радостным восклицанием. – Ну как ты, дружочек? У-тю-тю… – и она защекотала его сытые щечки большим и указательным пальцами. Мещанское сюсюканье она позволяла себе только с домашним любимцем и ни с кем другим. Младенцы вызывали у нее апатию или внутреннее сопротивление как существа инородные и непонятные, а дети между младенческим и переходным возрастом провоцировали стойкий диссонанс где-то на уровне органов чувств. Вроде внешне похожи на взрослых, но ничего толком не умеют и задают массу ненужных вопросов.

Гошик характерно причмокнул и уставился на нее большими карими глазами. О чем он думал в тот момент, было совершенно непонятно. Внезапно ей стало ужасно жалко его.

«А может, зря я все это так? Отрубила… Ладно я. У меня есть родители, друзья, работа… работа, допустим, была. До сегодняшнего дня. Завтра ее уже не будет. У меня, в конце концов, есть Мухер! Она одна чего стоит. А у него – ни друзей, ни родителей. Вся жизнь – работа да я. Была. Жестокая я? Гм. Мухер бы точно не мучилась такими вопросами. Они бы ей в принципе не пришли в голову. А мне вот приходят. И это свидетельство чего? Того, что все же я внутренне привязана к нему? Или потому что не окончательно все для себя решила. Все-таки пять лет вместе. Срок. В общем, граничащий с уголовным преступлением. Или сколько там за среднетяжкие дают. Общее прошлое. Общие воспоминания. Тьфу!» Тут она вспомнила любимую фразу Мухер: «Соберись, тряпка!» – и рефлексию как рукой сняло. Фраза всегда действовала на нее безотказно.

Не надевая тапок, она прошлась по коридорно-анфиладной системе бесконечно раскрывающейся квартиры и внезапно подумала, что ходит как по музею: рассматривает следы жизнедеятельности прежних владельцев и строит гипотезы о применении в быту здоровающихся с ней предметов, как будто она здесь совершенно посторонний посетитель. «Вот старое веретено среди книжек… Что бы это значило? Чудаки, однако. А вот пропеллер от детской игрушки на рабочем столе. Неужели есть дети? Но это единственный их признак. Куда же они делись, если и были?»

Музеем выступала спроектированная и отремонтированная вот этими вот руками, такая долгожданная и любимая квартира. Вылизанная, выглаженная, складочки и полочки которой она знает вдоль и поперек. Теперь это была его квартира, а она – гостья, переживающая странные минуты ностальгического и одновременно мазохистского удовольствия от созерцания их общего прошлого.

Часы-тарелка на стене, стрелки в виде кухонных приборов. Странный, неуютный, пустоватый предмет для такого интерьера. Его самый первый подарок, кажется, на 8 Марта. Она была на предпоследнем курсе университета, нацеленная на карьерный небоскреб и абсолютно девственная в покорении высот личного характера. Мальчики ухаживали, но она к себе близко не подпускала, как в той сказке: этот слишком длинный, тот слишком короткий, у этого ноги кривые, а у того нос лопухом.

У Петра были и ноги не самыми ровными, и нос не греческий. Но он оказался самым настойчивым из всех окружающих «мальчиков», и от искры разгорелось пламя. Первые подарки были нелепыми, цветы – дешевыми, ухаживания – детскими. Но неприступный Козельск сдался. Интеллектом и начитанностью Петр сильно превосходил ближайшее ее окружение, а мозг всегда был ее самой эрогенной зоной. С Петром она могла разговаривать цитатами из классиков, излюбленным рефреном были фразы героев фильмов Кустурицы и Беллини. Часы-тарелка все помнят. Так и отсчитывают секунды, минуты, часы, годы прочного закрепления на стене: сначала в ее комнате в родительском доме, потом – в их первой съемной квартире, а с прошлого года – в этой их первой и, наверное, последней собственной квартире.

Она прошла в гардеробную, привычно поздоровалась с Анил в громадном, от пола до потолка, зеркале, поправила выбившиеся пряди и начала в задумчивости накручивать их на палец, как делала всегда, когда обдумывала следующий шаг. Машинально она закрутила оставшийся в руках пучок между пальцев и засунула в крохотный кармашек юбки – так, как делают в чужом доме, – не будешь же раскидываться волосами где попало, как Соловьева. Впрочем, у той это получалось совершенно естественно, а Элина, по собственному же выражению, «все делала через голову, ни на секунду ее не отключая». Взглядом штурмующего горы альпиниста она оглядывала уходящие вверх колонны платьев и костюмов.

«Брать – не брать? Все – не все? Если не все, то когда заберу оставшееся? А если не заберу, то куда это все денется? А вдруг он порежет все мои любимые шелковые блузки на мелкие тряпочки? Или раздаст нищим? (Лучше, конечно, последний вариант, но все равно как-то жалко.) Или в ярости выкинет на помойку? Нет-нет, я знаю Петра, он вряд ли так поступит. Скорее, аккуратно сдвинет этой длинной корягой – как же она называется? Все время забываю! – в одну сторону, подальше от своих драгоценных Corneliani, или попросит Арину Александровну все снять с вешалок и уложить стопками в гладильной… А потом даст задание перепродать в комиссионке брендовых вещей. Ха-ха! Именно так он, скорее всего, и поступит. Не из-за денег, нет, – из принципа, из чувства долга по отношению к “честно нажитому, праведно скопленному”, как он говорит всегда».

Отбирая несколько комплектов в бельевой тумбе, она вытащила забившийся в самый угол красный атласный бюстгальтер с черной бархатной оторочкой и в задумчивости посмотрела на него. Вспомнила, как специально покупала его «под случай», сердце опять непроизвольно съежилось от нахлынувших воспоминаний: стыд, страх, раздражение, обиды, непонимание…

Остальная гамма чувств часто оставалась за кадром. За кадром ее, Элининого, фотографического аппарата. Как она ни настраивала линзу, читая многочисленные книги по психологии взаимоотношений между полами и блоги капитализирующихся на этом сюжете авторов, как она ни чистила пропускное стекло, пытаясь подобраться к личности любимого человека как можно ближе, как ни возилась со вспышкой, придумывая бесконечные эмоциональные ходы и сюрпризы, – все это не способствовало изменению перспективы. И кадры замкнулись в недвижимом постоянстве, пять лет картинка оставалась неизменной.

Щелк! – в двери повернулся ключ и послышались звуки.

– Этого еще не хватало! – затрепетала Ринник и выронила из рук красный атласный бюстгальтер. – Он же должен быть на работе. Сам же с утра сказал, что у него сегодня встреча на встрече, поэтому разговаривать он не может. Как так… – мысли лихорадочно крутились в голове. – А! Сегодня же Арина Александровна приходит! Ну, значит, сегодня решила пораньше, – Элина быстро успокоилась и вышла из гардеробной в коридор, чтобы встретить домработницу. Пройдя несколько метров, свернула в прихожую.

Первое, что она заметила, были ненавистные ей отпечатки влажных ладоней на зеркале встроенного шкафа. Держась одной рукой за зеркальную створку, а второй приподнимая штанину, Петр привычным жестом разувал одну ногу другой. Он был в том же костюме, в котором она оставила его знаменательным утром. Рядом так же неуклюже раздевалась *Natusik*.

«А в жизни она выглядит гораздо естественнее, чем на аватаре в Facebook», – подумала про себя Элина и бодро зашагала навстречу.