Текст книги "За тридевять земель"

– Своим Духом? – Бронимир не спешил приносить клятву, которая страшила его больше, чем Полоз. Кощеем – рабом – князь становиться не хотел.

– Так ты не хочешь в услужении жить?! – шелестел Дух Полоза, кружа по светлице. – Может, ты вообще не хочешь жить?

Бронимир поднял голову и посмотрел на Злату, что, окружённая серебристым светом ворожбы, продолжала гордо взирать на него, и, не найдя в её глазах сочувствия, перевёл взгляд на Полоза. Змий, прочитав думы человека, рассмеялся. От хохота Бога холод сделался невыносимым, гром неистово пророкотал, и мглу прорезала стальная молния.

– Если тебе твоя жизнь дорога, человек, – Полоз навис над князем, – ты принесёшь клятву. Нет – так отправишься с Птицами в Золотые Края, где Духу твоему самое место.

Бронимир медлил. Умирать князь не хотел, он хотел лучшего для своего народа – при Полозе жизнь в Сваргорее была намного богаче. Потому Бронимир продолжал чтить Повелителя и согласился принять Злату. Потому же и некоторые княжества остались верны Змию, не поверив в Освободителей и морок Солнцеграда. Но то, что происходило нынче… Неужели Солнцеград действительно был разрушен и слугами Полоза возведён вновь? Неужели всё это – правда, а не красивая легенда сына узурпатора Драгомира, который захотел вернуть себе трон?

– Какие поганые у тебя мысли, сын Сварога! – возмутился Полоз, и Злата, стоявшая поодаль, нахмурилась: ей показалось, что Змий намеренно не дал прочитать ей самой думы Бронимира.

Полоз продолжал кружить вокруг коленопреклонённого князя.

– Так не пойдёт, – прошелестел Полоз и зашептал. Рокот вновь усилившейся бури скрыл от Златы Слова Змия, который окружил тьмой Бронимира.

Среди тьмы являлись князю жуткие создания Неяви. Их жилистые руки опутывали Дух тёмными словами, и твари, хохоча, кружили вокруг, кружили, сводя человека с ума. От их визга болела голова. От холода замирало сердце. И князь не выдержал.

– Клянусь! Клянусь золотым Духом человека! – прошептал Бронимир, и его слова были услышаны Златой.

– Вот и славно, – мягко согласился Полоз, и тьма отступила, опустившись к ногам принявшего человеческий облик Змия. Ледяной холод сковал душу князя, и Бронимир посмотрел на Злату.

– Злата, я буду служить Вам до самой смерти, и даже после. Клянусь золотым Духом человека. – Бронимир поклонился Злате, положив на сердце руку.

– Я принимаю вашу клятву, – довольно улыбнулась царевна. – Только помните, князь, если вы нарушите своё Слово, то отправитесь к Мору, – уверенно добавила она.

Бронимир поднял взгляд на Злату. Вокруг царевны кружили чёрные облака Слов Полоза, который, вновь обратившись во тьму, летал по горнице.

– В том не будет необходимости, – заверил Злату князь.

– Это не было ошибкой, это было необходимостью, – сказал Окамир, спокойно глядя в серые глаза Миодрага. – Так же, как и была необходимостью ваша со Златой проверка нас. – Княжеский веденей положил на сердце руку и, легонько поклонившись, тихо добавил: – Надо сказать, притворяетесь вы отменно. Даже волхв Бажен не почувствовал обмана.

Миодраг легонько улыбнулся.

– Неужели вы думаете, что дочь Наместника Полоза позволит обычному волхву учуять свою ворожбу? – Миодраг хмыкнул. – Но вы поступили так, как и должны были поступить. – Миодраг кивнул, видя удивление в глазах Окамира. – Ваша осторожность говорит только о вашей ответственности перед нашим общим делом. Если бы во Власо-Змае поверили Злате, которая не явила своей ворожбы, это бы могло означать следующее: либо правители Власова острова глупы, как ослы, либо так хотят наживы, что любую самозванку готовы принять, дабы получить у Короны за неё хорошую плату.

Миодраг и Окамир медленно шли по зелёной роще Святобора: высокий и статный волхв Полоза, более походивший на правителя, нежели на волхва, и княжеский веденей, что силой духа не уступал Миодрагу. Белоснежные одеяния Миодрага светились в солнечных лучах, а расшитый золотом багряный кафтан Окамира драгоценно сверкал, и отсветы самоцветов играли на чёрных с проседью волосах веденея.

После вчерашней грозы лес ещё не высох, и лужи на мокрой земле отражали дневное солнце. Дорожки Святобора, выложенные камнем, уже были сухими. Звонко пели птицы и стрекотали кузнечики. Воздух пах сладкой свежестью благоухающей природы.

Окамир хмуро смотрел на своего собеседника: веденей не верил ни единому слову волхва. Миодраг был очень умён и очень хитёр. Но то, что Злата – действительно царевна, Окамир верил. Поверил после того, как вчера явился, по велению Бронимира, в приёмные палаты князя и сам увидел Злату и призванный ею Змиев Дух. От представшего зрелища Окамир едва не отправился в Ирий, но, собравшись с силами, исполнил веление Полоза и привёл Богу волхва Бажена, который тоже чуть не отдал душу Птицам. Полоз велел Окамиру привести к нему весь правящий двор и каждого заставил преклонить колено перед ним и Златой. Дух Полоза велел молчать о клятве перед народом – под страхом казни – ибо время преклонять колено для остальных пока не пришло. Но почему подобное не произошло на Великом Соборе? Почему Повелитель позволил запереть свою Наместницу в тереме? Что-то в этой истории не так, но что именно, веденей Бронимира понять не мог.

– Повелитель давно не являлся волхвам в священном огне, – задумчиво проговорил Окамир, глядя на Миодрага.

– Значит, было не время, – тихо и спокойно отвечал Миодраг. Он остановился и, залюбовавшись птичкой, что порхала меж веток низкого куста, немного помолчал. Окамир терпеливо ждал продолжения ответа. – Ах, да, – наигранно спохватился Миодраг, и испуганная птица вспорхнула. – Люблю я нашу Матушку-Природу! – улыбнулся волхв. Миодраг вновь двинулся вперёд. Хмурый Окамир пошёл за ним. – Но нынче время пришло. – Миодраг посмотрел на Окамира и мягко ему улыбнулся. – Не ищи подвох там, где его нет, слуга Полоза, – добавил Миодраг, положив на сердце руку. – Не забывай, каждый из нас принёс Повелителю клятву. И каждый будет Ему преданно служить.

Бронимир предоставил Миодрагу хоромы в большом тереме Свагобора, а Злате – почётные хоромы в княжеском тереме, которые были построены для будущей княгини Власо-Змая. Но потому как Бронимир жениться не спешил, комнаты пустовали. Хоромы пришлись по нраву Злате, но царевна не сказала об этом князю. Злата ничего не говорила князю, она даже не смотрела на него. Теперь и пугающее сватовство было не надобно: Бронимир принёс клятву Полозу и ей, и если князь захочет жить, он будет служить преданно. В том, что Бронимир захочет жить, царевна не сомневалась.

Злата рассказала Миодрагу о том, что Полоз пришёл к ней сам, а не по её Слову. Но о том, что и Полозу она дерзила, царевна волхву не поведала. Волхв заверил юную Наместницу, что переживать ей не о чем – Полоз пришёл по её Слову, но, как Бог, пришёл тогда, когда сам того пожелал. Или тогда, когда было нужно, – подобное Богам виднее. Миодраг поинтересовался у Златы, не хочет ли она освободить от ворожбы послушниц, но царевна была непреклонна: без служанок она не справится. А то, что в Сестринском Свагоборе сама всё делала, – так вообще не нужно подобное вспоминать! Никогда!

Следующий княжеский Собор Власо-Змая проводила Злата с Миодрагом, а Бронимир покорно сидел на малом престоле.

Злата начала Собор, опустив положенные по этикету речи, – она даже перебила Окамира, когда веденей решил объявить её царский титул.

– Вы все знаете о том, что я – законная наследница трона Солнцеграда, и нет надобности постоянно напоминать об этом, – ответила Злата удивлённому её поступку Окамиру. – Или кто-то из присутствующих страдает беспамятством? – Царевна обвела людей гордым и насмешливым взглядом. Ответом ей было молчание. – Раз никто не сознался в своей хвори, – говорила Злата, не обращая внимания на полный ненависти взгляд Бронимира, – тогда с этого дня традицию бессмысленных повторений мы опускаем и тратим дарованное Богами время только на то, что надобно обсудить. – Злата перевела взгляд на писца Ивана. – Запишите это в берестах закона Власова княжества, – приказала она ему, и Иван, робкий тщедушный человек с жиденькой бородкой, испуганно глянув на кивнувшего ему Бронимира, согласно поклонился царевне.

– Благодарю. – Злата положила на сердце руку и, обратив взор на зал, уверенно проговорила: – Теперь, я полагаю, можно молвить о насущном.

Миодраг, конечно, думал, что царевна будет вести себя дерзко, но… Даже он не ожидал от Златы подобного. Волхв Полоза видел, как смотрят на Злату люди Бронимира и сам князь, и молился про себя Повелителю, дабы своенравный Полоз не отвернулся от своей Наместницы. Ибо если Покровитель вновь проявит свой норов… Миодрагу страшно было представить, что может сделать правитель Власова острова с той, кто публично унизил его и весь правящий двор.

Но Злата не думала о подобном: царевна, гордо расправив плечи, приступила к проведению Собора.

Злата поведала о том, что в Солнцеграде её считают мёртвой, а потому не надо бояться того, что столичные гонцы будут искать её. Почему же её считают мёртвой, царевна не сказала и все вопросы пресекла велением руки. Хоть Полоз и обещал потопить «Триян» близ града Борея, царевна не хотела говорить об этом раньше времени (царевна боялась признаться себе, но она не была уверена в том, что Полоз вновь не поступит по своему разумению).

Злата велела воеводе Яволоду начинать готовить войска и лучше тренировать дружину. Как объяснить людям? А зачем им что-либо объяснять? Армия для того и нужна, чтобы находиться в боевой готовности, а не в праздности. Веденею морской науки Олегу Злата приказала готовить флот. Необходимо было проверить все суда и метальные орудия. Казначей Зим должен был составить бересту о состоянии казны, а Окамир (который весь собор испепелял царевну ледяным взором) – докладывать о внутренних делах Власова острова. Заведующий гонцами Младан обязан сообщать о всех новостях с других островов, Большой Земли и, самое главное, из столицы лично Злате и Миодрагу.

Рассказывать о себе народу Злата не велела (чем меньше людей знает о ней, тем меньше вероятность того, что найдутся доносчики в столицу) и ещё раз обратила внимание Собора на Слово Полоза – о княжеской клятве Полозу надобно молчать. Пусть вера людей в Повелителя и дальше крепнет естественным образом (Полоз обещал Злате, что будет являться во сне жителям и волхвам Власа-Змая и укрепит веру людей, но царевна не поведала Собору об этом). О том, что Драгослава Великого спас Мор, царевна велела не рассказывать тоже – молва людская крайне своенравна и того гляди дойдёт до Солнцеграда.

Миодраг слушал Злату, смотрел на то, как она гордо держится на троне, и вновь удивлялся ей. Ещё вчера она была пылка и строптива, как маленькая капризная царевна. Но сейчас… Перед всеми на престоле Власо-Змая восседала настоящая царица. Властная и сильная. Холодная, как северный ветер, умная, как сам Велес. И даже ему, волхву Полоза, человеку, который правил Сваргореей вместе с Драгославом, против воли всё больше делалось не по себе. И не только из-за дерзости царевны. Миодраг не хотел признаваться себе – Злата его пугала. Но Злата пугала не только Миодрага. Князь Бронимир тяжёлым взглядом смотрел на ту, кто самовольно заняла его место.

– Ваше Величество, – решился обратиться к Злате веденей морской науки Олег, – может, вы скажете нам, зачем мы будем готовить суда?

Напряжённая тишина престольного зала подёрнулась шумом взволнованных голосов: веденей задал тот вопрос, который мучал думы каждого, но никто не желал лишний раз обращаться к Наместнице Полоза – грозный облик Духа Повелителя останется в памяти надолго.

Злата, посмотрев на Олега, уверенно откинулась на спинку престола.

– А теперь я поведаю вам о том, ради чего я прибыла на ваш остров, – ледяным голосом проговорила царевна, и в престольном зале вновь воцарилась тишина. Веденей морской науки Олег нервно пригладил бороду, волхв Бажен про себя молился Сварогу. – Истинный царь Сваргореи жив, вы это знаете. – Злата многозначительно помолчала. Бронимир, как и Окамир, не моргая, взирал на Злату. – И в наших с вами силах спасти его.

– Что?! – забывшись, переспросил Бронимир.

Злата медленно повернула голову на князя и, смерив Бронимира высокомерным взглядом, гордо сказала:

– В наших с вами, князь, силах, восстановить справедливость и остаться в летописях Света, – вздёрнула подбородок царевна. – Мы отправимся на Север и освободим Драгослава Великого.

– Ваше Величество, – нахмурился Окамир и, встретившись с пронзительным взглядом Златы, положил на сердце руку, – а как же ветра Неяви? – стараясь подавить гнев, спрашивал веденей. – Как мы преодолеем воды Океана Блуждающих Льдов?

– С вами буду я – Наместница Полоза, дочь Бессмертного, истинная наследница трона Сваргореи, – расправив плечи, чётко проговорила Злата. – Вы можете не беспокоиться об этом, – заверила собравшихся царевна.

Глава 11
Холодные ветры

С высоты внешней стены Солнцеграда открывался поистине величественный вид. Массивные мосты таяли в дневном мареве, уводя к далёким городам, что походили на туманные миражи. Море драгоценно блестело в свете яркого полуденного солнца. Раскинувшийся у подножия столицы порт Идра с такой высоты казался игрушечным городом с ненастоящими домами, пирсами и палатками рынков, меж которых сновали разноцветные точки – горожане; белые ветрила судов напоминали крылья бабочек. Морской солоноватый ветер приятно освежал. В небе скрипуче кричали чайки.

– Это ты тот юноша, который повстречал в море слугу самого Полоза? – окликнул Ратибора витязь, и сварогин, оторвавшись от созерцания окружающего мира, оглянулся: к нему шёл стражник в парадных доспехах Почётной Стражи Солнцеграда. На серой рубахе, отделанной алой вышивкой, – ламеллярный[17]17
  Ламеллярный доспех – общее название доспеха из сплетённых между собой шнуром пластин.


[Закрыть] доспех из стальных платин; шею закрывал чешуйчатый воротник, а плечи – рукава из длинных пластин. Украшенные гравировкой наручи и серый отороченный алым плащ. У пояса красовался в ножнах меч, поясная сумка и рог. Ратибор никак не мог привыкнуть к весу доспеха, но военачальники Стражи были непреклонны: даже в мирное время необходимо быть приспособленным к доспеху. Не дай Сварог война грянет – так под ламеллярную кирасу и кольчугу наденем! Ежедневные тренировки в полном доспехе и вовсе лишали сил. Но шедший к Ратибору юноша, судя по всему, уже привык к своей ноше, от которой у Ратибора ломило спину: полноватый воин шёл довольно быстро.

Ратибор вздохнул и, отойдя от стены, в бойницу которой он разглядывал пейзаж, повернулся лицом к шедшему навстречу витязю. Наместник Кудеяр определил Ратибора нести службу на стене Солнцеграда, только зачастую вместо того, чтобы совершать обход, Ратибор останавливался, впечатлённый видом столицы, к которой он тоже никак не мог привыкнуть.

– Да. – Ратибор расправил плечи и вытянулся, как витязь. Бывший рыбак готовился тому, что пришедший страж будет отчитывать его за халатное отношение к обязанностям. Небось, идущий к нему витязь – тот, кто совершает обход после Ратибора, а сие говорит о том, что Ратибор вновь непозволительно долго рассматривал столичный град…

– Ты можешь рассказать мне свою историю? Как выглядело то чудовище? Оно правда убило твоего брата? – тяжело дыша спросил подошедший, чем прервал мысли Ратибора. – Тебя ведь Ратибор зовут, да? Ты прибыл на корабле наместника царя? И ты, говорят, встречался с самим Веславом Первым? – всё это витязь произнёс на одном дыхании, и опешивший Ратибор не знал, на какой из вопросов ему отвечать.

– Всё верно, меня зовут Ратибор, – юноша решил сначала представиться.

– Меня зовут Борислав, можно просто – Борис. – Витязь положил на сердце руку и широко улыбнулся. Борис был ровесником Ратибора или даже младше; широкое доброе лицо, из-под остроконечного шлема торчали золотые вьющиеся волосы. Молодой человек был полноват и явно происходил не из доблестных воинов. И, отметил Ратибор, доспех для Бориса являлся всё-таки тяжеловатым: на круглом лице проступили капли пота.

– Рад знакомству, Борис, – Ратибор положил на сердце руку и кивнул. – Ты, часом, не после меня обход совершаешь?

– Нет, я вообще обходы не совершаю, я на башне, – Борислав махнул рукой в сторону ближайшей башни, – сейчас дозор несу.

– На башне? – удивился Ратибор. – А почему ты здесь тогда?

– Да тоска смертная там сидеть, – поморщился Борис и вытер со лба пот. – В мирное время живём, что на горизонт без надобности смотреть? Вот гулять и хожу. Главное, чтобы старшие не поймали. Обычно днём на обходах молодняк и новобранцы, вечером – построже и пост покинуть не так легко. Можно я с тобой немного пройдусь, до следующей башни?

– Можно, – пожал плечами Ратибор, и они двинулись по стене. Несмотря на то, что Хорс щедро одаривал столицу светом, было прохладно. – Только не думал ли ты, что можешь слугу Полоза пропустить, когда дозор прогуливаешь?

– Ой, да с такой высоты разве разберёшь, что в море делается? – махнул рукой Борис. – Я только корабли могу увидеть, пожары заметить или ещё что-нибудь подобное. И к тому же разве дозорные смогли спасти город от Горыча? Так что если Полоз и вернётся, в чём я, правда, сильно сомневаюсь, то тут уже смотри не смотри, разницы не будет. Ну, так что? – Борис похлопал по плечу Ратибора. – Расскажешь мне, как со слугой Полоза встретился? А ещё я слышал, что ваш с наместником корабль попал в бурю и едва уцелел! Как оно было? Страшно по морю ходить? Ты правда смерч видел?

Ратибор хмуро посмотрел на своего собеседника: лучше бы это был совершающий обход после Ратибора витязь.

– Мы с братом доставали из моря сеть, но она обо что-то запуталась, – начал рассказ Ратибор. – Стала тянуть нас ко дну вместе с лодкой. Я хотел отпустить снасть, но брат не позволил: надо было нести на базар рыбу, родители умерли, мы сами себя кормили. Сеть нас вместе с лодкой перевернула. Я выплыл, а Ведовита нечто потопило. Оно и меня за ногу схватило, но я смог спастись.

– Вот это да! – округлил глаза Борис. – А как это нечто выглядело? Ты запомнил хоть что-то? Может, на Горыча похоже? На утопленника? Или, не дай Сварог, на самого Полоза?!

– Мне только показалось, что я что-то видел. Не буду лукавить – запомнил я плохо. Испугался сильно.

– Ещё бы! – поддержал Ратибора Борис. – Случись подобное, я бы точно душу Птицам отдал! – Борис остановился и пристально посмотрел на Ратибора: – Но, может, ты скажешь, что тебе показалось?

– Мне только показалось, – уточнил Ратибор и тоже остановился. – Мне показалось, что я видел странного человека: с хвостом вместо ног, в чешуе. И мне показалось, что он сипло смеялся.

– Отец Сварог! – прошептал Борислав. – Я бы точно помер!

– Так я сам чуть не помер, – признался Ратибор и пошёл дальше. Борис двинулся следом. – Я в страхе до порта добежал, там меня и поймали гриди князя, отвели к Световиту и наместнику Кудеяру, который прибыл свататься к княжне. Я мужам всё рассказал, и они тут же отправили корабль в Солнцеград. Не почтового голубя, и не посыльного – наместник отправился передать царю весть лично! Вот так оно, оказывается, важно. А ты службу нести как подобает не хочешь.

– Ой, чья бы корова мычала, – хохотнул Борис. – Сам вместо того, чтобы обход совершать, ворон, нет, чаек считаешь!

– Новобранцы! – позади раздался громкий голос, и оба юноши остановились. – Стоять!

– Мы попали, – тихо прошептал Борис. Ратибор хмуро посмотрел на Бориса и обернулся. Борис, спрятав руки под плащ, повернулся следом.

– Нарушение приказов, нарушение дисциплины! – перед юными витязями предстал высокий и грозный Ачим – ловчий[18]18
  Ловчий – ранг Стражи Солнцеграда. Ловчие следили за порядком, исполнением приказов. Подчинялись военачальникам Почётной Стражи Солнцеграда.


[Закрыть] Почётной Стражи Солнцеграда – сухой похожий на ли́са воин преклонных лет с жиденькой бородкой и бегающими прозрачными глазами. Ратибор и Борис тут же распрямили спины: о норове ловчего Ачима ходили легенды, и даже просто попадаться ему на глаза было крайне нежелательно. – Вы знаете, что следует за неповиновением приказам и нарушением дисциплины?

Ратибор и Борис молча смотрели на старшего.

– Отвечать! – рявкнул Ачим, и новобранцы вздрогнули.

– В зависимости от тяжести нарушения, – робко проговорил Борислав.

– И какая же тяжесть твоего нарушения?! – Ачим грозно взглянул на Бориса, и тот невольно шагнул назад.

– Я покинул пост, – пролепетал юноша.

– Это я вижу! – нахмурился Ачим, отчего его лицо приобрело ещё более хищное выражение. – Я тебя о другом спрашиваю, малёк. Что тебе за это причитается? Отвечать по закону!

Борис нервно сглотнул.

– Если новобранец нарушил приказ, покинув пост, то ему полагается наказание, которое будет отлично от наказания служившего год витязя – наказание опытного воина строже, – заученно отвечал Борис. – При первом подобном нарушении новобранцу полагается три дня исправительных работ в уборных казарм, затем три дня уборки на казарменной кухне и три бессменных караула на посту.

– Закон о неповиновении ты выучил отменно, – криво усмехнулся Ачим, – видимо, знал, что пригодится, – хмыкнул ловчий и перевёл взгляд на Ратибора. – А ты, служивый, что должен был делать?

– Обход. – Ратибор постарался ответить уверенно.

– Это и ежу понятно, малёк! – гневался Ачим. – Я тебя о другом спрашиваю, о твоём нарушении!

Ратибор растерялся: юноша переглянулся с Борисом, который во все глаза смотрел на него.

– Это тебе не урок в Ведомире, подсказок не жди! Отвечай на вопрос старшего! – Ачим шагнул к замершему Ратибору.

– Я не учился в Ведоми… – начал Ратибор, но Ачим перебил его:

– Отвечать на вопрос старшего, а не разглагольствовать, малёк!

– Я не п-понял вашего вопроса… – еле вымолвил Ратибор.

– Ты ум Сварогу отдал?! – прикрикнул Ачим. – Может, тебя в Свагобор отправить, малёк?!

Ратибор не знал, что и думать: мысли спутались в неясный клубок.

– Я же ненадолго остановился… – наконец выдавил из себя он.

– Что ты лепечешь?! – Ачим начинал выходить из себя, и наблюдавший за разговором ловчего и новобранца Борислав сделался белым как снег. Ачима при нём ещё никто не доводил до такого состояния. – Отвечай на вопрос, малёк!!! Или решил, что тебе всё дозволено из-за покровительства царя и наместника?!

– Я т-так не решил. – Ратибор шагнул назад. – Я ненадолго остановился. Я не помню, какое наказание за то, что во время службы смотришь на город! – произнёс на одном дыхании Ратибор дрожащим голосом.

Ачим гневно сжал кулаки. Борис, продолжая с ужасом смотреть то на Ачима, то на Ратибора, на всякий случай отошёл дальше.

– Ты испытываешь моё терпение, малёк, – процедил Ачим, краснея. «Все совсем худо», – подумал Борислав. Ратибор продолжал непонимающе глядеть на ловчего.

– Отдавших ум Сварогу спрашиваю. Что. Ты. Должен. Был. Сделать?! – отчеканил Ачим, прищурившись. Его светлые глаза налились краснотой, а рыжая борода подрагивала от злости.

Ратибор молча смотрел на Ачима: юноша не мог понять, что желает услышать от него ловчий, раз остановка во время обхода города не являлась поводом для наказания.

– Язык проглотил? – Голос Ачима осип, и ловчий побелел от злости. – Седмицу уборные в казармах драить будешь!!!

– Я, Сварог свидетель, действительно не понимаю, что должен был сделать! – не выдержал Ратибор. – Я вам говорил, что остановился ненадолго, чтобы посмотреть на город, и я не знаю, какое за это причитается наказание! – Услышав речи Ратибора, Борис сделался мертвенно-серым.

– Две седмицы, – прошептал Ачим. – Поверь, ни царь-батюшка, ни его наместник от справедливого наказания тебя не уберегут! Если же не ответишь на мой вопрос, третья седмица, полагай, тебе обеспечена.

– Полно, Ачим, – громкий голос был низким: новобранцы и ловчий не заметили, как к ним подошёл Годогост, военачальник стражи Южной Стены – уже седой, но могучий и спокойный воин. – Шёл я по стене с проверкой, а вы даже не заметили старшего. – Ачим и новобранцы обернулись на говорившего. – Я уверен, если новобранцы и провинились, то только по глупости, не из злого умысла, – по-отечески улыбнулся Годогост.

Ачим гневно посмотрел на военачальника Почётной Стражи Южной Стены и, пересилив себя, положил руку на сердце и поклонился Годогосту.

– Гой еси, Годогост, – с трудом сдерживая гнев, говорил Ачим. – Мо́лодцы наши непозволительно распустились.

– Что же вы сделали такого, раз так гневается ловчий? – поинтересовался Годогост, внимательно глядя из-под густых бровей то на Ратибора, то на Бориса. Годогост был полной противоположностью Ачима: в его низком голосе, уверенной позе чувствовалась настоящая сила.

– Я покинул свой пост, чтобы прогуляться, – признался Борислав. – На стене встретил Ратибора и решил пройтись с ним до следующей смотровой башни.

– Вот уж действительно глупость и безответственность, – покачал могучей головой Годогост. – Разве ты не понимаешь, что от твоей службы зависят жизни и спокойствие горожан? – нахмурился военачальник, и Борис опустил взгляд. – Как тебя звать? У тебя есть родные?

– Борислав меня зовут, – ответил юноша. – Родные в Солнцеграде живут.

– Коли ты такой безответственный, в следующий раз, когда гулять захочется, о семье подумай. Мало ли что случится: корабли иноземные или, чего хуже, Змиевы слуги, а ты не заметишь беды, потому как прохлаждаешься. – Годогост перевёл взгляд на Ратибора: – А ты, случаем, не тот самый Ратибор, который с наместником из Велейных островов прибыл?

– Тот самый, – кивнул Ратибор.

– И ты, как я понимаю, поддержал беседой Борислава, вместо того, чтобы призвать к дисциплине?

– Да, – признался Ратибор. Он догадался, что хотел услышать от него ловчий. Ратибор посмотрел на Ачима: – Кажется, я понял свой проступок.

– Хвала Богам! – гневно прошелестел Ачим.

– Только мне полагается три дня исправительных работ, а не две недели, – набрался смелости Ратибор. Борис, Ачим и Годогост удивлённо посмотрели на новобранца.

– Ты ещё торговаться сбираешься? – ахнул Ачим.

– Думается, каждому будет достаточно отработать по седмице, – предложил Годогост. – А тебя, Ратибор, спрашивал посыльный из Царского Терема, – сказал военачальник стражи. – Бересту передал и устное послание о том, что царь велит тебе присутствовать на Великом Царском Соборе.

Ратибор не верил своим ушам.

– Отец Сварог! – пролепетал Борис.

– Так я вроде всё рассказал царю, – растерянно ответил Ратибор. Предстоящий Царский Собор внушал ужас ещё больший, нежели мытьё казарм.

– Опять! – Ачим воздел руки к небу. – Я бы заставил тебя год казармы драить с ним на пару. – Ачим махнул рукой на Бориса.

– Только запомни, юноша, – пригрозил Ратибору Ачим, – твоё пребывание на Соборе наказание не отменяет!

– Вот проведёт Веслав Царский Собор, мы с тобою в Волыньку и вернёмся, – говорил Мухома Фросье, помогая жене укладывать купленные на базаре шелка, парчу и украшения в скрыню. Слуга Осьмуша принёс вещи в княжеские хоромы, но разбирать богатства Фросья предпочитала сама. – Боюсь я так надолго княжество оставлять.

Дневное солнце заливало богатую светлицу золотом. Князь и княгиня жили в хоромах гостевого терема: роскошных палатах с высокими, украшенными мозаикой окнами и расписными стенами. Ясна отдыхала в соседней горнице – её сморил сон после того, как она сходила с родителями на базар.

– Так тебе же веденей Душан отправлял голубя недавно, что хорошо всё, – удивилась Фросья.

– Ох, душа моя наивная! – покачал головой Мухома. – Всё ты веришь всем. – Фросья хмуро взглянула на Зайца. – А в делах государственной важности верить вообще никому нельзя! Тем более оставленным надолго веденеям. Ещё позарится на место княжеское.

– Не позарится. – Фросья убрала в шкатулку жемчуг и положила её меж шелков в сундук. – Душан – хороший человек, надёжный.

– Милая моя, тебя как ни послушаешь – все хорошие, все надёжные! – не соглашался Мухома.

– А тебе везде всё подвохи мерещатся, да? – Фросья убрала сарафан и, закрыв скрыню, посмотрела на мужа: – Нельзя сейчас оставлять Веслава в беде.

– В какой беде, милая моя? – удивился Мухома и закрыл свой сундук. – У царя хорошо всё. Василисе помочь мы ничем не сможем, всё, что было надобно, я уже рассказал. Пусть дела свои сердечные решают сами, не дети уже.

– Да как ты так говоришь?! – всплеснула руками Фросья. – Царица с ума сходит, будто ворожбу на неё наслали какую! Неужели тебе не жаль её? Ты бы слышал, какие ужасы она молвит!

Мухома покачал головой, вздохнул и подошёл к жене:

– Я не ведаю, что у них там на Блажене приключилась… – Заяц серьёзно посмотрел на княгиню.

– Как это не ведаешь? – поразилась Фросья. – Веслав и Василиса всё на Великом Соборе после прибытия из Блажена рассказали людям!

– Милая моя, рассказать-то они рассказали, – говорил Мухома. – Но нас-то с тобой там не было, верно?

– Что ты хочешь сказать? – насторожилась Фросья.

– Только то, что мы не знаем того, что случилось на Блажене. – Мухома взял жену за руку, но Фросья продолжала хмуро смотреть на мужа. – Ни Веслав, ни Василиса не поведали людям о чудесном спасении царицы, когда они вернулись из Блажена. Просили нас хранить тайну. Яромир их, помню, поддержал… Но если Василиса и правда умирала, как говорила нам, то как она осталась жива?

– Её спас оберег, – растерянно ответила Фросья.

– Милая, ты сама в это веришь?

– Что ты такое говоришь? – тихо прошептала Фросья.

– То и говорю, – отвечал Мухома. Фросья попыталась отстраниться, но Мухома не позволил. – Послушай меня, пожалуйста, душа моя, – просил князь. Фросья не опускала пристального взора. – Ты веришь, что кусочек дерева берёзы, пусть и заговорённый берегиней-матерью Василисы, обладает такой Силой, что может победить смерть?

– Мухома… – опешила княгиня.

– Не спеши гневаться на меня, любовь моя. – Мухома взял Фросью и за другую руку. – Ты сама подумай. Просто подумай сама. Разве такое возможно?

– Боги всесильны…

– Боги? Ты же слышала – Василису спас берёзовый оберег, а не Боги, – ответил Мухома, и взгляд княгини помрачнел. – Ты слышала о том, чтобы Боги воскрешали мёртвых?

Фросья, замерев, смотрела на мужа. Как бы ей ни хотелось возразить Мухоме, она понимала: он прав.

– Если верить Василисе, в Свету существует только один живой мертвец, и его спас Мор, – тихо и мрачно проговорил князь.

– Мухома…

– Да, душа моя. Я, признаюсь, много размышлял о царице. Ибо за те года, что мы её не видели, она сделалась другой. – Мухома хмуро смотрел на жену. – Неужели ты не видишь? Из сильной, весёлой, умной девушки она превратилась в молчаливую, угрюмую, хмурую женщину. И красота её будто бы померкла, и у глаз морщины пролегли.

– Мухома…

– А Веслав того не замечает, – продолжал князь. – Даже не хочет замечать, – уточнил Мухома. – Царь мне говорил, что и к волхвам они ходили, Василиса и травы пила, и скоморохи каждый ужин пляшут у стола – а толку-то? Царице будто свет не мил и ходит призраком, чернее ночи.