Текст книги "За тридевять земель"

Иванка повела Агнешу в танцующий хоровод, и сыну Леса пришлось подчиниться. Под глухие удары барабанов и звонкие волынки хоровод понёс Агнешку по улицам Йолка. Топот леших сливался с барабанным боем и рычащим смехом лесного народа. Йолк дышал неистовой радостью, и праздничные костры разгорались, наполняя синие сумерки светом и теплом. Агнешка не выдержал живого веселья и рассмеялся в голос – и тогда сын леса ощутил, как вместе со смехом по телу разлилась мощная сила – горячая, как огонь, быстрая, как ветер, и свежая, как звонкий ручей.

Праздник искрился упоительным восторгом: Агнеша вместе с йарями участвовал в показательных боях на копьях (которые в другое время не поощрялись Дрефом), пил берёзовый сок, смеялся и танцевал. Сварогин так и не выучил танец леших, но это было и не нужно: глухие барабаны вели ноги в пляс, а сердце подсказывало, как надобно ступать.

С йарями не плясал Айул – как только Иванка повела сварогина в хоровод, елмаган покинул учеников князя и присоединился к столу своей семьи. Но увлечённый праздником Агнешка того не заметил.

А глубокой ночью, когда золотые костры разгорелись особенно ярко, на один из самых высоких подвесных мостов, что располагался в сердце города – над площадью подле Живы, вышел великий князь Дреф. На Дрефе вновь была человеческая одежда – когда Агнеша набрался смелости и спросил Дрефа, зачем он носит одеяние сварогинов, Дреф ответил, что надевает одежду людей, когда надобно выйти к лесному народу, дабы лешие не забывали о том, что мир детей Сварога всё ещё существует.

Лешие, завидев князя, притихли и обратили всё внимание на Дрефа: лесной народ ждал чудес ворожбы древнейшего. Дреф раскрыл руки, закрыл глаза и зашептал.

Агнешка, как и лешие, заворожённо смотрел на волхвование лесного князя.

Музыка стихла, уступая ночь мягкому шёпоту великого полевика. Дреф шептал, сначала тихо, едва слышно, и огонь костров послушно опал; шёпот князя набирал силу, и теперь каждый леший слышал его Слово. Агнешке почудилось, будто Учитель спустился к нему, и сварогин обернулся, но позади него стоял Лый.

– Его тут нет, – мягко прорычал гаркун, прочитав думы Агнеши. – Смотри, а то всё пропустишь, – улыбнулся он.

Сын Леса послушно обратил взор на Дрефа.

Князь шептал, и его шёпоту отвечали дерева: глубокая, как лесное озеро, тихая, как сердце тайги, и прекрасная, как высокое небо, песнь заполнила собой Йолк. Песнь опустилась на хвойный опад, и опавшие иголки вняли ворожбе: улицы Йолка вспыхнули зелёным огнём. Агнешка от неожиданности вскрикнул, но Лый положил на плечо человеку лапу, и сварогин благодарно кивнул другу. Зелёные огни плясали на земле и на мостах, горели крыши и стволы, полыхал весь Йолк, но пламя не причиняло вреда. Заворожённый красотой увиденного Агнешка наклонился и осторожно взял в руку зелёный огонёк: ладонь ощутила только мягкое тепло.

И тут зелёное пламя взметнулось до небес: побежало по стволам могучих высовитов, заструилось по ветвям и теремам, озарило кроны деревьев и разлилось в вышине ослепительным морем зелёных звёзд. Звёзды вспыхнули ярко и, следуя велению шёпота Дрефа, опустились на Йолк грандиозным звездопадом, пав на землю листьями и цветами.

– Невероятно, – шептал Агнешка, ловя мерцающие листья.

– Ты бы видел, какую ворожбу Дреф явил на Долгую Ночь, на начало нового года! – прошептал Явих. Агнешка посмотрел на гаркуна и невольно рассмеялся: в торчащих в разные стороны волосах лешего застряли наворожённые листья и цветы. Явих, поняв, что рассмешило сварогина, взял с плеча Агнешки цветок и, убрав его за острое ухо, фальцетом проговорил: – Если бы у меня так крутились мысли, я бы сошла с ума.

Гаркун так умело передразнил Иванку, что Лый, Ватан и Агнеша рассмеялись.

– Иди к Индрику! – рассердилась лешая.

– Подобные вопросы лучше Дрефу задавай, – не унимался Явих, и Иванка, не выдержав, вытащила у Явиха из-за уха цветок, чем ещё больше рассмешила друзей.

Когда пал последний листок, ярко вспыхнули костры, и волна восторженных рукоплесканий прокатилась среди леших.

– Да пребудет с нами Лес! – торжественно провозгласил Дреф, стукнул тоягом оземь, и сияющие зелёным листья и цветы взметнулись ввысь. Агнешка видел, как цветы взлетели с головы смеющегося Явиха, с косы насупившейся Иванки, с бороды Лыя и ушей маленького Ватана, с одежд леших, с земли, с деревьев и с подвесных дорог и устремились к Дрефу.

Ворожба окружила князя: листья кружили вокруг полевика всё быстрее и быстрее, пока не скрыли лешего от глаз, обратившись зелёным светом. Свет разгорался и разгорался, пока не вспыхнул неистовым огнём под поражённый рык лесного народа.

Огонь взметнулся до крон деревьев и, обратившись в сияющих птиц, опустился и, пролетев над ахнувшими лешими, померк.

Йолк разразился громоподобными рукоплесканиями и радостным рыком лесного народа.

Когда Агнешка вновь обратил взор на ту подвесную дорогу, на которой стоял Дреф, князя уже не было.

– Всё никак не привыкнешь, – Ватан потрепал Агнешку по колену, и сварогин кивнул. – Но ничего, – заверил полевик, – всему своё время.

Заканчивалась последняя неделя квинтеня. Погода стояла тёплая, но порой холодный ветер качал высокие хвои. Агнешка пришёл на Большую Поляну задолго до восхода солнца, когда высокое небо ещё украшали серебряные звёзды. Сел подле столба, с которого Дрозд достал бубенцы, и закрыл глаза. Холодный воздух пленил свежестью аромата хвойного леса. Мох, сквозь который кое-где проросла сочная трава, был мокрым от росы, но тёплая рубаха и плащ из мха-веретенника грели лучше любого тулупа.

Агнешка прислушался к лесному шёпоту и глухому перезвону бубенцов частокола: так всегда сварогин начинал занятия по слушанию Леса. Ветерок несильно качал музыки ветра, а потому на Поляне было тихо. И так же тихо, вкрадчиво шептал Лес, и внук Стрибога тихо гулял меж вековых елей.

Где-то тихо, будто боясь потревожить тишину, пропела первая птица. Тишина сонно пропела в ответ – едва слышно, но нежно и мелодично. Тишине мягко ответил лес: в его шёпоте слышались перезвон лесных ручьев, шелест листвы, свежесть ветра, благоухание полей, жара лета и холод зимы… Шёпот был наполнен миром, а мир – шёпотом. Шёпот пел, пел лёгкому ветру и занимающейся заре. Пела вся пробуждающаяся природа, и от этого голоса щемило сердце, а душу сковывала светлая тоска… Агнешка встрепенулся: он услышал Лес! Но эта непрошеная мысль затмила собой Песнь, и мир умолк. Вновь шелестел только ветер.

Агнешка обратился к Лесу сам – спросил, как научиться тишине. Агнешка часто спрашивал об этом Лес, как и советовал Ватан, но бор не являл ответа. Видимо, для того, чтобы обратиться к Лесу, надобно сначала внять ему…

Сварогин открыл глаза: Большая Поляна была пустынна, звёзды погасли, и на небе разгоралась заря. Человек устало покачал головой и, вновь закрыв глаза, постарался сосредоточиться на Песне. Но досада на себя самого, досада за собственные мысли, не давала различить даже обычный шум ветра.

– Так дело не пойдет, – услышал Агнешка знакомый голос и открыл глаза: рядом с ним на поляне стоял Дреф. Князь, сочувствующе улыбаясь, качал головой, его жёлтые глаза смотрели пронзительно, но мягко. – Ты сам себе мешаешь. Не спрашивай Лес о том, что ведомо только тебе. Как только услышишь Песнь – зови Дрозда. Он будет твоим проводником в Царствие Индрика и обратно в Свет.

– Но как же престать думать?

Дреф рассмеялся, и его украшенные кисточками уши поднялись.

– Так же, как ты перестаёшь говорить. Сосредоточься на Песне, ученик. – Дреф стукнул посохом оземь и исчез.

Агнешка вновь закрыл глаза, но Лес молчал.

Лес ответил только через седмицу, в туманное утро, когда небо было затянуто низкими облаками.

Занимался рассвет, но на Большой Поляне было темно, и только отблески огней Йолка с трудом пробивались сквозь сизую мглу. За прошедшее время Агнешка хорошо выучил, где находится его столб, и мог дойти до него даже в темноте. Сын Тихона опустился на сырую траву и закрыл глаза.

Стояла безветренная тишина, бубенцы не перезванивали, и Лес молчал. Но молчание мира было таким громким, что Агнешке чудилось, будто Лес сам обращается к нему. Сварогин прислушался: тишина звала его, звала лёгким звоном. И среди звенящего молчания слышались Слова, которые не удавалось разобрать, но при том они были удивительно понятны… Если подойти к Лесу ближе, то серебристые Слова можно разобрать. Наверное.

Сварогин встал и пошёл к тёмному замершему Лесу: вековые ели вырастали из тумана грозной стеной. Чем ближе подходил к Лесу его ученик, тем отчетливее он слышал зов: едва видимый серебристый узор Слов оплетал могучие дерева, струился по ним ввысь, теряясь среди крон. И тьма не мешала идти – дорога, что пролегла между елями, светилась серебром, а впереди, над ней, летела маленькая серебряная птичка.

– Куда ты меня ведёшь? – спросил Агнешка Дрозда.

«К твоему имени, – прозвучала песня. – Времени у тебя осталось мало, человек. Больно ты медленно соображаешь».

Агнешка рассмеялся: его учила птица!

«Негоже смеяться надо мной только потому, что я – дрозд, – обиженно пропела птица. – Вспомни Айула!»

– Извини, – сварогин положил на сердце руку.

«Ох, и послал Индрик тебя мне на голову», – сокрушался Дрозд.

Серебряная птица подлетела к высокой сосне и, осветив её, обратилась к человеку.

«Хорошо запомни эту красавицу, – чирикал Дрозд. – Она даст тебе тояг и имя».

Агнешка подошёл ближе к дереву: в серебряном свете сосна походила на окружающие её другие дерева.

– И как же я её запомню? – удивлённо спросил Агнешка.

«Так же, как ты своих друзей запоминаешь, дурья голова! – сердито пел Дрозд. – Ты же можешь Ватана от Иванки отличить?»

– Конечно, могу, – со смехом ответил Агнешка. – Но деревья-то все одинаковые!

«Ох, Индрик! За что?! – взмолилась птица и, облетев вокруг Агнешки, пропела: – Смотри внимательнее, смотри!»

Агнешка стал смотреть ещё внимательнее, стараясь запомнить узор коры и веток. Глаз остановился на суку, что красовался на стройном стволе. Из сучка росли три тоненькие веточки. Но Агнешка сомневался, что сможет по этому признаку отличить свою сосну от остальных.

«Думаешь по сучку запомнить, – удивился Дрозд. – Ну-ну».

– Как же мне запомнить её? – нахмурился Агнешка и посмотрел на серебряную птицу, летавшую рядом. – Подскажи, пожалуйста, неразумному человеку.

«По Душе, – пропела серьёзно птица. – Эта сосна сама выбрала тебя – она тебя и позвала. Когда позовёшь её ты, она тебе ответит. Иди на этот зов».

Серебристое свечение вокруг сосны стало ярче, свет разгорался, и в мерцании этом виделись удивительные узоры…

– Хвала Индрику! – неестественно громкий голос разрушил серебряную Песнь Леса. – Да хватит уже! – Агнешка с грустью смотрел на то, как тает мерцающее кружево Слов, изо всех сил стараясь сохранить его. – Да открой ты уже глаза, ученик Леса!

Сварогин послушался и открыл глаза. Золотое вечернее солнце слепило, и сквозь его свет медленно проступали очертания других йарей, князя Дрефа, Большой Поляны и далёкого Йолка. Рядом со сварогином стояла Иванка, которая, видимо, и разбудила его.

– В этот раз ты сам ушёл в Царствие Индрика. – Дреф подошёл ближе. Агнешка потёр глаза и, сев ровно, внимательно посмотрел на Учителя. Дреф улыбался, глядя в янтарные глаза своего ученика.

– То ничего услышать не можешь, то днями в Царствии Индрика пропадаешь! – покачал головой князь.

– Сколько меня не было? – тихо спросил Агнеша.

– Седмицу, – смеясь, ответила Иванка.

– Что?! – удивился Агнешка. Сварогин попробовал подняться, но слабость не позволила ему встать. Тело было ватным, голова кружилась.

– Эй-ей! – предостерёг сварогина Явих. – Не так быстро, человек!

– Как так-то? – непонимающе проговорил Агнешка, опёршись руками оземь. – Дрозд только показал мне сосну, и всё. А в Свету целая неделя прошла…

– У каждого неба – своё время, – промолвил Дреф. – Когда к тебе вернутся силы, отправишься в тайгу к сосне за тоягом.

– Как же я найду своё дерево? – Агнешка поднял взгляд на князя.

– Не имею ни малейшего понятия, – серьёзно ответил Дреф. – Каждый идёт к своему имени своим путём. Следуй Песне, и тебе откроется путь. – Видя испуг в глазах человека, полевик рассмеялся. – Следуй за своей птицей, и всё, – сквозь смех сказал он, и остальные йари тоже рассмеялись. – А пока мы, – он указал на своих учеников, – поможем тебе проследовать в трапезную. Я кухарке наказал приготовить человеческую еду – тебя ждут отменные лепёшки!

Глава 10
Наместница Полоза

За открытым окном терема раскинулся прекрасный вид на рощу Святобора – наверное, единственный лес во всём Власо-Змае, если не полагать княжеский сад лесом. Яркое дневное солнце отражалось от свежей зелени дубравы, а внук Стрибога легонько качал могучие дерева. Над деревьями высилась густая крона священного дуба, что располагался на окружённом искусственным озером острове. Подле дуба можно было разглядеть вершины капиев Богов и деревянную крышу гонтины Полоза. По воздуху разливались пение птиц и стрекотание кузнечиков. Где-то далеко ржала лошадь. По высокому небу плыли белые ажурные облака. Вдалеке на горизонте клубились иссиня-чёрные тучи.

Злата вздохнула, отвернулась от окна и осмотрела свою горницу: серые стены украшала тусклая роспись, на потолке висела массивная кованая люстра со свечами. Почти что царская с балдахином постель, золочёные скрыни подле неё и столик с зеркальцем. Ещё в комнате стояли деревянные шкафы, на дверцах которых волей искусного резчика расправили крылья райские птицы, и убранный белой скатертью стол. На столе – ваза с ягодами и фруктами и кувшин с водой. После кельи послушницы Свагобора комната в гостевом тереме княжеского двора Власо-Змая – небывалая роскошь. Но если сравнивать её с хоромами Царского Терема… Злата покачала головой: хватит думать о Царском Тереме. Царевна уже седмицу провела в заточении, «Триян» в неведомых окольных водах. Мать Смиляна, когда давала разрешение на отлучку Злате, крайне за неё переживала и даже спрашивала позволение Короны. Несмотря на то, что царь и царица благословили Злату, царевне это не понравилось до глубины души. И когда «Триян» отбывал от Солнцеграда, Злата твёрдо решила, что обязательно освободит отца и ей больше никогда не придётся спрашивать позволения у Веслава и его волхвы. О том, что Полоз может не внять ей, Злата не могла и подумать.

Миодраг, когда приходил проведать царевну, говорил, что если Повелитель так и не ответит, она сможет обратиться к Веславу и Василисе за помощью, те её простят и позволят вернуться. Злату речи старца злили, она полагала, что лучше умереть, нежели взывать к царю и царице. После разговоров волхва уводили княжеские витязи.

Приходили к Злате зачарованные ею послушницы, черноволосая Марфа и рыжая Оленья, тоже в сопровождении людей князя. Приносили еду, молча ждали, когда царевна отобедает, и покидали её хоромы. Сам Бронимир ни разу не приходил, но каждый день посылал своего веденея Окамира, который виделся Злате похожим на хищного лиса или птицу: с горбинкой нос, широко посаженные острые глаза и сиплый, но сильный голос. Иногда Злате Окамир напоминал Миодрага – своим рассудительным холодным спокойствием. Окамир вежливо справлялся о самочувствии царевны и о том, нет ли у неё желания поведать что-либо князю. Злата Окамиру не отвечала, и он, подождав немного, уходил.

Когда Злата оставалась одна, она пробовала волхвовать: подходила к домашнему капию Полоза, подле которого горела синим Сварожичем маленькая огнивица, и обращалась к Повелителю. Но Полоз молчал.

С каждым днём настроение царевны ухудшалось: неужели Полоз так ею разочарован, что не хочет отвечать? Почему? Ведь она преданно служила ему все эти годы…

Злата вновь посмотрела в окно: ставни и стёкла были открыты и посвежевший ветерок поднимал белую занавеску. Далёкие тучи стали ближе: низкие, тёмные, наливные. Послышался глухой с перекатами раскат грома – гроза грядёт сильная. Злата, положив на подоконник руки, устало опустила на них голову. Царевна решила смотреть на то, как будет приближаться буря. Поднявшийся ветер качал деревья Святобора, и святая роща походила на волнующееся зелёное море. «Никак Перун пожаловал, – думала Злата, глядя на собирающиеся тучи. – Помощник Освободителей!» Царевна поморщилась собственным мыслям.

Стрибог серчал – ветер делался сильнее и холоднее, приносил холодные капли далёкого дождя. Птицы умолкли и внук Стрибога будто дул бесшумно – природа готовилась замереть в благоговении перед Перуновой мощью. Грозные тучи клубились ближе, они были такими массивными, что казалось, доставали до самой земли. Ветер набирал мощь, клоня к земле деревья. Но Злата не спешила запирать окно: она закрыла глаза и слушала рокочущие переливы грома, стараясь разобрать Песнь грозы, откуда идёт ненастье и что оно с собой несёт. Волхвование успокаивало царевну. Голос у бури был сиплым и низким, северным. И холод ветра будто обжигал: песнь его словно колола ледяными иглами. Злата, не открывая глаз, нахмурилась – холод был не летним, холод был иным. Будто ветра Смерти пожаловали на землю Света. От этой непрошеной мысли царевна встрепенулась и открыла глаза. Чёрная туча закрыла солнце, и мир погрузился во мрак. Порыв ледяного ветра залетел в горницу и сбил со стола вазу с фруктами. Злата испугалась холодной ворожбы, встала и поспешно закрыла окно. Сквозь стекло царевна видела, как Стрибог, гневаясь, пытался повалить деревья. Но, несмотря на закрытое окно, в покоях остался холод. Злата поёжилась и, решив достать из скрыни тёплую шаль, отвернулась от окна и замерла.

Прямо в середине горницы стоял высоченный муж. Его кожа была зелёная, а вместо волос свисали водоросли. Его глаза были белыми, с поволокой, без зрачков, а нос напоминал рыбий: с двумя дырками, с усами, как у сома. Его рубаха была соткана из сетей, в которых застряли ракушки и камни, а ноги оплели морские змеи, сложившись онучами. Полоз. Змий смотрел на Злату, и царевна от страха не могла пошевелиться. Ледяной холод пробирал до костей.

– Как ты изменилась, царевна Злата, – низко просипел Полоз, наклонив голову набок. – Но только ты всё равно не похожа на них.

Злата во все глаза смотрела на Полоза и тяжело дышала, стараясь справиться со страхом, сковавшим её льдом. Почувствовав состояние царевны, Полоз глухо рассмеялся; за окном раздался раскат грома такой силы, что царевна, вздрогнув, рухнула на лавку подле окна. Полоз рассмеялся ещё пуще.

– Но боишься ты не меньше, – улыбался Бог. – Но ничего, привыкнешь и ты ко мне.

Зашумел дождь: будто разверзлись хляби небесные. От натиска ветра дрожали в окнах стёкла, а от раскатов грома звенело в ушах. В горнице стало совсем темно, и очертания Владыки вод сделались ещё более пугающими и безобразными: они будто растекались по терему чёрными Словами, среди которых можно было видеть жилистых созданий Неяви. Злата чувствовала, как дрожит.

– Что же ты не можешь сказать мне и слова? – поинтересовался Полоз, из тьмы глядя белёсыми очами на онемевшую Злату. – Столько лет меня звала, а встрече не рада?

– Р-рада, – тихо прошептала Злата и, заставив себя встать, положила дрожащую руку на сердце и поклонилась Полозу.

– Вот теперь другое дело, – согласился Бог, и тьму прорезала стальная вспышка молнии. – А то я уж подумал, что и мне ты дерзить собралась. – Злата с ужасом смотрела на Повелителя, парившего в горнице клубящейся тенью. – Ну же, хватит бояться, волхва! – вторя раскату грома, рассмеялся Полоз. – Пора и уму-разуму набираться. Думал я тебе в гонтине явиться, но понял, что рано пока. И сейчас, смотря на тебя, всё о том же думаю. Но нет у нас времени на твоё обучение, юная волхва.

– Я хорошо умею волхвовать, – осипшим от страха голосом ответила Злата, – мне не надобно учиться.

Полоз усмехнулся: глухо грянул гром, и вновь ослепительно сверкнула молния. Но Злата не вздрогнула – царевна, изо всех сил стараясь подавить страх, прямо смотрела на Повелителя, фигура которого ещё больше наливалась тьмой.

– Вот теперь я вижу настоящую Змеиху! – криво улыбался Полоз. – А учиться тебе не ворожбе надо, а повелению людьми. Слушай больше моего волхва Миодрага, учись хитрости, царевна. А то сам тебя где-нибудь запру. – От последних слов Полоза Злата ужаснулась, но Бог, сипло смеясь, покачал головой: – Ты строптива и умна. Только страх перед наказанием поможет тебе не совершать глупостей. – От слов Полоза веяло льдом, но царевна вновь собрала всю свою силу и, вздёрнув подбородок, посмотрела на Повелителя.

– Хватит учений на сегодня, царевна! – прорычал Полоз вместе с громом, и его фигура посветлела. Тьма опустилась и клубилась у ног Бога, который вновь принял человеческий облик. – Делом пора заняться: войско собирать да отца спасать.

– Как же я войско соберу, коли взаперти сижу? – набравшись смелости, спросила Полоза Злата.

– Если помеха только в этом, – пожал плечами Полоз и, подойдя к двери, открыл её. – Теперь ты свободна. – Полоз обернулся на Злату.

– Люди мне не верят, – робко проговорила Злата. – За мной не пойдут, потому что считают меня самозванкой. Вы же в гонтине мне не явились.

– Конечно, не явился! – Полоз подлетел к Злате, и царевна невольно отпрянула. – Я же не твой слуга по первому зову являться!

– Но я вас столько лет звала! – возмутилась Злата.

– Вот это дерзость! – рыкнул Полоз, и его дыхание опалило льдом царевну, которая пятилась назад. – Боишься, но дерзишь! Года тебе взаперти мало, юная волхва! – Буря за окном неистово сверкала. Пронзительные вспышки молний освещали чёрную фигуру Бога, которая, казалось, вновь заполнила собой всю горницу.

– Ну так и оставляйте меня здесь! – воскликнула Злата, смотря в белёсые глаза тьмы. Страх смешался со злостью и обидой на весь белый свет. – Только сами же без меня не справитесь!

– Я без тебя не справлюсь?! – опешил Бог.

– Если бы вы справились без меня, то не явились бы сюда, – дрожащим голосом говорила Злата. – Может, вы и сами можете освободить отца и войско навий собрать, но вам вновь нужен Наместник из рода человеческого, дабы сварогины вас не узурпатором, а благодетелем считали, верно? Вам нужно поклонение сынов Сварога и позволение Отца вернуться в Светомир? – Царевна выпалила всё на одном дыхании. Голова кружилась, сердце бешено стучало, но Злата, вытянувшись как струнка, прямо смотрела в белые глаза, которые всё пуще окутывала тьма.

– Верно, – рыкнул Полоз. – Ты умна, но твоя строптивость погубит когда-нибудь тебя, Злата. Когда предстаёшь перед Богами, помни – ты всего лишь человек.

– А будут ли Богами Боги, если не будет у них людей? – с вызовом спросила Злата, и Змий подлетел ещё ближе к ней. Ледяной холод сковал Злату, и царевна, отшатнувшись, вжалась в стену. Гром ударил с такой силой, что терем задрожал, серебряная молния вспорола непроглядную тьму, осветив мощную фигуру Полоза.

– Боги всегда будут Богами! – гневно пророкотал Змий, нависнув чёрным облаком над Златой. – Но твоя строптивость мне по нраву, волхва. Будешь слушаться меня – царицей всего Света станешь. А коли самовольно будешь поступать – умерщвлю, и глазом не моргнёшь!

Колючий ветер Неяви закружил вокруг царевны, сковал душу мраком, но Злата, дрожа от страха, всё равно смотрела в белые глаза. Сверкали молнии, рокотал гром, и от натиска ветра скрипели теремные стены.

– Я буду служить вам. – Злата, отойдя от стены, положила руку на сердце и вновь поклонилась Полозу.

– Клянешься ли ты в преданности своей Душой, царевна? – рокотал Полоз, и Злата вздрогнула. Вопрос пронзил болью и ледяной тоской, но Злата ответила:

– Клянусь. Клянусь Словом золотого Духа человека.

– Вот и славно. – Змий отлетел, и в горнице посветлело. Опала тьма и ветер стих. Полоз принял человеческий облик. – В нужное время я отправлю «Триян» смерчем к водам Борея, и ты для всех погибнешь. Ты станешь свободной и сможешь исполнить то, что должна.

– Как мне собрать войска и корабли, чтобы отплыть на Север? – спросила Злата.

– Малое войско соберёт Бронимир, – спокойно ответил Полоз. Дождь тихо стучал по крыше. – Воинов Власова острова хватит для того, чтобы отправиться на Север. Я помогу вам одолеть Перуна, чьи громовые стрелы хранят воды, омывающие Мёртвые Земли. – Змий немного помолчал и, хитро посмотрев на Злату, промолвил: – Освободители будут думать о Юге, им будет не до вас. Ты спокойно отплывёшь на Север и там соберёшь войска, не собирая их.

– О Юге? – удивлённо переспросила Злата. – И как собрать войска, не собирая?

– Всему своё время, Наместница моя, – вкрадчиво промурлыкал Полоз и, подойдя к Злате, протянул ей свою жилистую руку. – Я тебя отправлю в покои Бронимира, там с ним и поговоришь.

– Куда? – не поверив своим ушам, с ужасом переспросила Злата. Змий, прочитав мысли царевны, рассмеялся в полную силу. Гром прогремел вновь.

– О чём ты подумала, царевна! – хохотнул Полоз, и Злата невольно покраснела. – Явишься Бронимиру из воздуха в грозу, я с тобой незримой тенью буду. Князь испугается до смерти, уж поверь, царевна. Когда Бронимир преклонит перед тобой колено, я явлю ему свой Дух. Бронимир будет служить тебе преданно, до самой смерти. А умрёт он сразу, как только исполнит нашу с тобой волю, – не переживай так сильно, не станешь ты его женой.

Злата внимательно посмотрела на огромную когтистую ладонь, которую протягивал ей Полоз, и нерешительно положила в его руку свою. Ладонь Бога обожгла льдом, холод окружил царевну, тьма сгустилась, скрыв горницу, и мощная сила повлекла Злату за собой. От полёта в кромешной тьме захватывало дух, и когда ноги вновь ощутили землю, царевна едва не упала.

Тьма рассеивалась, открывая взору богатые княжеские палаты. В хоромах царил полумрак: за мозаичными окнами бушевала буря, и только один подсвечник горел у князя на столе. Бронимир что-то писал за столом и не заметил появления Златы. Царевна не упустила случая и осмотрелась: на тёмных стенах тускло поблёскивала золотая роспись, большую печь украшали изразцы. Шкафы с книгами стояли на высоких ножках, на полу лежал мягкий ковёр. Злата улыбнулась сама себе: недавний страх сменился уверенностью. Царевна ощущала присутствие Полоза – Повелитель не покинул её, он исполнял своё Слово. Только теперь холод Слова и Духа Полоза, который Злата чувствовала за спиной, вселял силу, настоящую мощную Силу, с которой никто не сможет тягаться. Злата видела, как Бронимир, не отрываясь от своей работы, поёжился от холода, и улыбнулась: царевна предвкушала его испуг и ужас. И от этого предвкушения, предвкушения так долго ожидаемой мести всему Свету за несправедливо почивших родителей, её Дух оживал. Боги услышали её! Полоз внял её молитвам!

– И долго вы ещё собирались держать меня в тереме, князь? – громко спросила Злата, и Бронимир, вздрогнув от неожиданности, поднял взгляд и замер. Злата улыбалась, видя ужас в глазах мужчины. – Вы поверили моему испугу в гонтине, да? – Злата медленно пошла к княжескому столу. Её алое царское платье шелестело шлейфом. – Но я вас проверяла. Проверяла каждого. И знаете что? – Злата остановилась у стола и гордо посмотрела сверху вниз на поражённого Бронимира. – Вы разочаровали и меня, и Повелителя.

– Кто вас освободил, царевна? – всё ещё не веря своим глазам, спросил Бронимир. Пламя единственной свечи играло на мраморном лице и кудрях князя, делая Бронимира ещё больше похожим на изваяние.

Злата улыбнулась.

– А как вы, княже, думаете? – в свою очередь поинтересовалась царевна. – Видите, за окном дождь, а моя одежда сухая. – Князь посмотрел в окно и снова перевёл взгляд на Злату. Украшенное самоцветами багряное платье царевны было сухим. – Если вы спросите своих витязей, то они скажут, что в ваши хоромы никто не заходил.

– Вам помог Миодраг? – Бронимир изо всех сил старался не замечать очевидного.

Злата рассмеялась и отошла от стола. Прошлась по горнице, демонстративно разглядывая убранство.

– Неплохо тут у вас, но в Царском Тереме, конечно, красивее, – наконец сказала она и, обернувшись на неподвижно сидящего Бронимира, проговорила: – Неужели вы думаете, что Слово Миодрага обладает такой силой, что способно доставить меня сюда?

– Тогда это ваше Слово освободило вас? – нахмурился князь.

– Вы знаете, кто освободил меня, – покачала головой Злата. – Только вы боитесь. Боитесь признать это потому, что сами не правы. – Царевна остановилась в центре комнаты. Бронимир внимательно смотрел на Злату. – Преклоните передо мною колено, поклянитесь мне в верности, и я прощу вас. – Злата гордо вздёрнула подбородок.

Бронимир медленно поднялся из-за стола. Первый испуг оставил князя, и он медленно пошёл к Злате.

– Кто бы вам ни помогал, но ваше поведение недопустимо, – чётко говорил князь, остановившись напротив Златы. В тусклом свете его бледная кожа казалась серой. Чёрные глаза смотрели холодно. – В гонтине вы не явили нам своих умений. И раз вы настаиваете на том, что вас освободило не ваше слово, то только подтверждаете то, что Силы Велеса у вас, Злата, нет. – Бронимир гневно смотрел на царевну, что отвечала князю таким же пронзительным взглядом.

Злата от злости сжала кулаки, но, успокоившись, закрыла глаза и зашептала, обращаясь к Полозу. «Настоящая Наместница Полоза! – раздался в голове царевны довольный голос Повелителя. – Великолепно, дочь моя, великолепно!»

И вторя шёпоту царевны, тьма в хоромах сгустилась, стала осязаемой. Ветер за окном протяжно выл, и показалось Бронимиру, что внук Стрибога будто пролетает сквозь стены терема, так сделалось холодно. Грянул гром, горницу озарила яркая молния, оставив за спиной царевны чёрную фигуру. Фигура, клубясь, поднялась до потолка, и князь в ужасе шагнул назад. Царевна, продолжая шептать, раскрыла руки. Над головой Златы сквозь клубы тьмы светили, не мигая, белёсые глаза.

– Как ты смеешь сомневаться во мне, человек? – Рокот голоса Полоза заполнил собой всё бытие. Неподъёмная тяжесть легла князю на плечи – будто ледяной воздух сделался плотным и не давал дышать. Воздух давил, сковывал грудь и тянул к земле. Бронимир, не выдержав натиска, упал перед Златой и Полозом на колени.

– Почему ты всё ещё поклоняешься мне, а Наместницу мою не чтишь? – грозно рокотал Полоз. – Грош цена такому служению!

– Повелитель, я не поверил ей. – Бронимир поклонился и положил на сердце руку.

– Не поверил?! – Полоз чёрной тенью облетел князя по кругу. Злата свысока смотрела на испуганного мужчину. – А мне, своему Повелителю, ты веришь, человек?

– Вам верю, – согласился Бронимир, не поднимая взгляда. – И Злате теперь верю.

– Тогда поклянись своим Духом в верности мне и Злате! – властно прорычал Бог, и яркая вспышка молнии осветила хоромы. От внезапного порыва ветра потухла на столе свеча, и сам воздух тускло засветился призрачным сиянием.