Текст книги "Дарю тебе небо – Любовь Ласточки. Брачная ночь"

– Да, но это, наверное, влетит в копеечку, – заметила практичная в хозяйстве Лида.

– Ничего, – ответил Стас. – Мы потянем. Мне, как военнослужащему, должны назначить приличное содержание. Плюс у нас будет интернет-магазин, который в перспективе должен давать неплохой доход. И кроме того, есть идеи, о которых я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. А сейчас мы с тобой вполне можем заняться более интересными и приятными вещами. Ты не возражаешь? – Стас озорно подмигнул Лиде.

Та снова смутилась и мило покраснела.

– Должен тебе кое в чём признаться, – произнёс Стас, понизив голос. – Пока моя обворожительная жена спала, я позволил себе снять несколько её фотографий. Для себя.

– Ты меня фотографировал, пока я спала? – переспросила Лида, чьи щёки уже стали пунцовыми. – Прямо так? Без халата? В одной сорочке?

– Я просто запечатлел свою любимую жену в том состоянии, которое мне особенно понравилось, – ответил Стас очень серьёзно. – В этих снимках нет ничего постыдного – ни единой детали, выходящей за рамки приличия. И разумеется, я никому их не покажу. Если ты разрешишь мне их сохранить, я перекину их на отдельный носитель и иногда буду ими любоваться – в качестве особой награды за благие дела.

– Могу я посмотреть на них? – дрожащим голосом спросила Лида.

– Само собой, – ответил Стас. – Они здесь. Сейчас, подожди.

Он быстро расчехлил фотоаппарат, который всё время держал под рукой, и показал Лиде все отснятые им этим утром кадры по очереди.

Внимательно просмотрев каждый кадр и убедившись, что там всё пристойно и не вызывает визуального отторжения, Лида вздохнула с облегчением и ответила:

– Ну хорошо. Можешь их оставить. Но это только для тебя. Пожалуйста, никому их не показывай и, разумеется, не выставляй на станицах соцсетей или на других ресурсах Интернета. Полагаюсь на твою порядочность.

– Лидусь… Ты о чём? – Стас непонимающе заморгал. – Какие соцсети? Какой Интернет? Да я буду бояться собственной тени, если решусь посмотреть на эти сокровенные снимки.

– Вот и отлично, – ответила Лида. – Тогда мне приятно поделиться ими с тобой.

Она снова обворожительно покраснела, и Стас, в порыве нахлынувшей нежности, схватил её на руки и закружил по комнате:

– Спасибо, родная, – шепнул он ей, и волосы, лежавшие возле её уха, мягко зашевелились от его дыхания. Он аккуратно поставил Лиду на пол и, слегка повысив голос, добавил: – У меня есть для тебя небольшой сюрприз. Подождёшь меня, хорошо?

И прежде чем Лида успела ответить, он стремглав спустился в прихожую, по очереди перенёс горшки с доставленными недавно комнатными розами к двери спальни, затем занёс их в саму спальню и поставил к ногам Лиды.

– Что это? – спросила девушка, с недоумением и в то же время с нескрываемым интересом оглядывая подношения.

– Лидусь, – проговорил Стас, почему-то несколько смутившись. – Ну ты же вроде бы увлекалась комнатными растениями, так? Вот я и решил пополнить твою коллекцию.

Лида наклонилась и с необыкновенным волнением ощупала руками прозрачные подарочные упаковки. Её тоненькие пальчики пробежались по внешнему контуру одной из упаковок и остановились на прикреплённой к её основанию этикетке с напечатанным золотым шрифтом названием «Вильям Шекспир». Лида подняла удивлённый взгляд на Стаса, а затем обратилась к другой упаковке, быстро найдя аналогичную этикетку с наименованием «Роза Анастасия».

– Это всё мне? – спросила Лида, с переполнявшим сердце трепетным восторгом оглядывая сквозь прозрачную упаковку пышно разросшийся куст алой розы в его полном цвете, на котором красовались пять крупных цветов и чудная россыпь бутонов, и помещавшийся в другой упаковке черенок восхитительной белой розы со скромным, но прочным побегом и наливавшимся на нём одним-единственным молодым и изящным, вот-вот готовым распуститься бутоном.

– А разве в этой спальне, да и в этом мире есть другая столь же очаровательная молодая особа? – Стас хитровато ей подмигнул. – Ну, что скажешь?

– Эти розы… – тихо, с придыханием проговорила Лида. – Они… изумительны. Нет, даже не так. Это слишком тривиальная характеристика для такого подарка. Я, кажется, поняла, что в нём заложен особый смысл. Здесь определённо присутствует некая тайная символика, которую ты стремился донести до меня. Ведь так?

Она выжидающе и одновременно благодарно посмотрела на Стаса, он утвердительно кивнул, и лицо его преисполнилось выражением открытой гордости и радости дарителя.

– Моя половинка чертовски сообразительна и прозорлива. – Стас подошёл к Лиде и осторожно обнял её за плечи. – И это если не брать в расчёт её поразительную внешнюю привлекательность и безграничное обаяние. Ладно, не умею я выражаться высокопарными фразами. Но по сути ты права. Эти розы символизируют наши чувства – то, что мы испытываем и чем можем поделиться друг с другом в настоящий момент, и то, что мы можем предложить друг другу в будущем.

Лида подняла на него лучистый, вот-вот готовый озариться светом понимания взгляд, и Стас, чьё лицо приобрело серьёзное выражение, пояснил:

– Ну, на Вильяма Шекспира я замахнуться не могу при всём своём желании, но роза, названная именем величайшего представителя английской поэзии, по сути, отражает мужское начало, символизируя мою многолетнюю любовь и преданность, уже давно распустившиеся и цветущие пышными цветами, и, кроме того, здесь есть задел на то, что мои чувства со временем окрепнут и обогатят куст моей любви, что заложено в наличии множества новых бутонов.

– Ага, я поняла! – радостно подхватила Лида. – А «Роза Анастасия» – есть, по сути, женское начало, и, по идее, должна бы символизировать мои чувства к тебе. Верно?

Стас кивнул и спросил:

– Она тебе нравится?

– Очень! – с чувством отозвалась Лида и, приняв несколько огорчённый вид, добавила: – Но почему-то здесь только один бутон. Мне казалось, должно быть больше. И вообще – она уже должна была распуститься и цвести дивными цветами потому, что… – Девушка не договорила; её лицо зарделось как маков цвет, и она отвернулась, чтобы скрыть смущение.

– Потому что ты считаешь, что она уже созрела для любви, да? – уточнил Стас, вскинув брови и обойдя Лиду с другой стороны, чтобы посмотреть ей в глаза, но та потупила взгляд.

– А между тем ты на самом деле недалека от истины, – проговорил Стас. – Роза Анастасия уже подарила розе Шекспиру несравненно больше, чем то, о чём он мог мечтать. Она подарила ему свою безграничную нежность и чистоту, окрасив его любовь во множество ярких полутонов и зародив в ней новые побеги и бутоны. Теперь роза Анастасия наливается соком и очень скоро распустится самым прелестным цветком на свете. Ей осталось лишь самое малое и в то же время весьма значительное для неё – раскрыться для любви. И когда роза Анастасия сможет полностью довериться чувствам розы Шекспира, тогда она и сама даст новые побеги и бутоны.

– Ты говоришь как поэт, – смущённо улыбнулась Лида. – Почти.

– Мои родители увлекались поэзией и старались привить нам с братом вкус к любым произведениям искусства, да и вообще чувство прекрасного, с младых ногтей, – пояснил Стас. – Тебе понравился мой подарок?

– Не то слово! – отозвалась Лида с необыкновенным волнением. – Только… Роза Анастасия должна бы поскорее дать новые побеги и зацвести. Она просто обязана это сделать.

– То, как твоя новая питомица себя поведёт, целиком и полностью зависит от тебя. Кстати, то же самое касается и розы Шекспира. Если роза Анастасия продолжит дарить ему свою нежность и чистоту, он, мне кажется, будет цвести вечно. А если она раскроется для любви – можно будет срезать черенки с обеих роз, скрещивать их и выводить новый сорт.

В глазах Лиды вдруг заплясали лукавые огоньки. Она тихонько подошла к Стасу, нежно положила изящные кисти рук ему на плечи и мягко произнесла:

– Она постарается раскрыться. Очень постарается. Не сомневайся. И… огромное тебе спасибо за столь чудесный и трогательный подарок.

Лида коснулась губами гладко выбритой щеки Стаса и хотела немного отойти в сторону, но он протянул руки, удержал её за запястья и запечатлел на её губах долгий и нежный поцелуй. Затем приобнял за плечи, подвёл к дивану и помог сесть.

Лида смутилась и опустила взгляд. Стас взял завёрнутые в упаковки горшки с розами и поставил у её ног.

– Не забудь забрать их потом, хорошо? – тихо произнёс он.

– Ну что ты, – улыбнулась Лида. – Как я могу забыть? Я поставлю их в своей комнате и буду старательно за ними ухаживать, чтобы они росли, цвели и радовали взор. Только… – Она несколько смутилась и добавила: – Их названия. Они отражают символику этих цветов, а мне кажется, это слишком личное. Это то, о чём должны знать только ты и я. Ещё один наш с тобой секрет. – Лида снова мягко улыбнулась, наклонилась к стоящим в её ногах розам и нежно пробежалась подушечками пальцев по их гладким упаковкам. – Поэтому в присутствии своих родных я буду звать их иначе. Да хоть бы Аллой и Беллой – в соответствии с их чудными окрасами. Ну, как тебе моя идея? – Она выжидательно поглядела на Стаса.

– Меняешь розе Шекспиру пол? – Стас мягко улыбнулся и слегка поднял брови. – И мало того, ввергаешь его и леди Анастасию в междоусобную войну за престол? Мило.

– Тебе не нравится? – Нежную улыбку на лице Лиды сменило огорчённое выражение.

– Да нет, отчего же, – Стас понизил голос и серьёзно заглянул Лиде в глаза. – В этом что-то есть. Определённо. Воссоздашь для розы Шекспира атмосферу его родной Англии, и он будет чувствовать себя как дома. А раз ему будет комфортно и вольготно, то он создаст для дамы своего сердца все условия, чтобы она поскорее распустилась и зацвела пышным цветом.

Лида просияла:

– Ты и в самом деле так считаешь? – И, дождавшись ободрительного кивка, продолжила: – Ну, значит, так тому и быть. Буду звать их на людях Аллой и Беллой.

Лида аккуратно выставила розы на прикроватном столике, достала из ящика карандашный эскиз Стаса и снова пристально вгляделась в своё изображение. Она просидела так довольно долгое время, а затем, обратив к мужу смущённый и несколько испуганный взор, тихо спросила:

– Стас… Скажи, пожалуйста, когда ты меня рисовал… и фотографировал… бретельки моей сорочки лежали именно так, как показано на рисунке и фотографиях? То есть я хочу сказать… До того как были сделаны эти снимки и рисунок. – Она густо покраснела и пояснила: – Я кое-что вспомнила. Из того, что произошло этой ночью.

– А что произошло? – переспросил Стас, заглядывая в глаза жены со странной смесью всепоглощающей нежности и тревоги.

– Ты же сам всё прекрасно знаешь, – Лида тяжело вздохнула. – Просто ответь, пожалуйста, на мой вопрос, хорошо?

– На самом деле я теряюсь в догадках, о чём ты говоришь, – ответил Стас. – Могу только предположить, что этой ночью одна из бретелек твоей сорочки немного съехала, но, вероятно, ты сама её каким-то образом поправила неосознанным движением во сне. Когда я тебя фотографировал и рисовал, всё было на своих местах. Можешь убедиться в этом сама.

Он достал из кармана маленькое зеркальце, и Лида, страшно смущаясь, распахнула ворот халата и обнажила плечи. Широкие бретельки сорочки лежали на них как влитые, надёжно прикрывая все смущавшие её места, и девушка, облегчённо вздохнув, снова поскорее запахнула халат.

Стас убрал зеркальце, и в какой-то момент на лице его промелькнуло странное выражение, которое Лида тут же уловила и, мгновенно осознав, что за ним стояло, пришла в неописуемый ужас.

– Зачем ты солгал мне? – спросила она, опустив стремительно застилавшийся пеленой слёз взор. – Ты ведь сам поправил на мне сорочку, прежде чем рисовать меня и фотографировать, так? Просто тебе настолько неприятно было видеть мои рубцы, что ты решил избавить себя от этого отвратительно мерзкого зрелища. Да? – Она с напряжённой безысходностью вгляделась в его глаза.

Стас тихо вздохнул. Он не имел понятия, как объяснить Лиде, насколько на самом деле ничтожны её страхи, насколько всё это далеко от жизни с её настоящими проблемами и трудностями. И вместе с тем какой-то частью своего сознания он понимал, что для Лиды с её тонкой натурой подобное открытие можно было смело приравнять к вселенской катастрофе. Да, наверное, он сделал большую глупость, вернув с утра на своё место сползшую бретельку Лидиной сорочки и тем самым деликатно прикрыв рубцы. Но сделал он это исключительно для того, чтобы, зная Лиду и её возможную реакцию на свой внешний вид в том случае, если бы он оставил всё как есть, максимальным образом пощадить её чувства.

– Отвези меня домой, пожалуйста, – тихо, но настойчиво попросила Лида, в чьём голосе слышалась заметная дрожь. – И не смей больше ко мне прикасаться.

– Ты в самом деле этого хочешь? – Голос Стаса был совершенно убитым, а его взгляд, устремлённый на Лиду, – исполненным неподдельной щемящей нежности.

Девушка автоматически кивнула, судорожно прикрыв руками веки, чтобы не видеть больше этих серьёзных и настойчивых серых глаз, которые по-прежнему глубоко волновали её сердце.

– Что ж, хорошо, – тихо ответил Стас после долгого напряжённого молчания. – Я сделаю так, как ты меня просишь. Но прежде разреши мне поцеловать тебя. В последний раз.

Стас сам невольно содрогнулся от того, что он сейчас сказал. Будучи пилотом, он в принципе избегал употреблять слово «последний» – как в своей профессии, так и в жизни. Совершая последний суточный вылет, пилоты, не сговариваясь, употребляют эпитет «крайний» в качестве своеобразной меры предосторожности – возможно, глупого суеверия, но тем не менее – чтобы вылет и впрямь не стал «последним». И вот теперь Стасу пришлось употребить это ненавистное ему слово в разговоре с Лидой. Ведь она фактически прогнала его! А как всё замечательно начиналось и обнадёживающе складывалось! И тем не менее нужно дать Лиде максимально почувствовать и оценить всё его тепло, всю ту безмерную нежность и любовь, которую он испытывал по отношению к ней долгие годы и, несомненно, будет продолжать испытывать до конца своей жизни.

Не дожидаясь Лидиного ответа, Стас низко склонился и, обхватив ладонями её тонкую лодыжку, исступлённо припал губами к её босой ноге. Он принялся покрывать лёгкими поцелуями пальчики на стопе, саму стопу, ступню и нежную розовую пяточку. Затем, не встретив сопротивления со стороны Лиды, осмелился подняться чуть выше, скользя губами по её изящной лодыжке и снова возвращаясь к ступне. Когда, обхватив губами мизинчик, Стас очень нежно провёл ими от кончика до основания крохотного пальчика, Лида, прикрыв всё ещё застланные пеленой слёз глаза, издала стон наслаждения.

Стас тут же взглянул на неё с некоторым удивлением и неистово всколыхнувшейся надеждой. Глаза девушки были прикрыты, на длинных ресницах сверкали алмазинки слезинок. Губы слегка приоткрылись, а уголки, подрагивая, растянулись в мягкой пленительной улыбке.

Сев напротив Лиды, Стас принялся целовать дрожащие кисти её рук, останавливаясь в отдельности на каждом пальчике и каждом миллиметре ладони и запястья, затем постепенно поднялся выше, пройдясь поцелуями по предплечью, плечу и шее, чуть дольше остановился на ямке у основания горла и едва уловимо коснулся губами её губ.

Лида снова издала тихий стон, и по её телу пробежала дрожь удовольствия. Стас мягко обнял её за плечи и, крепко прижав к себе, стал с величайшей бережностью и почтением целовать её губы, боясь каким-либо неосторожным действием или даже микродвижением спугнуть охватившее девушку состояние.

Постепенно поцелуи становились всё более горячими и настойчивыми. Стас нежно касался губами залитых румянцем щёк Лиды, её прикрытых глаз и нижних век, стирая поцелуями алмазинки слезинок, и всё время возвращался к губам.

Сначала Лида принимала его ласки с покорностью и видимой благодарностью. В какой-то момент она открыла глаза, и их взгляды пересеклись. Стас едва не задохнулся от накатившей на него и перевернувшей его сознание щемящей нежности. Лида, по-видимому, испытала то же самое – дыхание её участилось, и, когда Стас в очередной раз горячо приник к её губам, она ему ответила!

Стас на мгновение прервал ласки, с потаённой надеждой заглянул Лиде в глаза и хриплым голосом негромко спросил:

– Можно мне продолжить?

Девушка кивнула, и он увидел, что её глаза наполнились слезами волнения и неизбывной нежности.

Стас поднял Лиду на руки и осторожно уложил на кровать поверх одеяла. Затем развязал пояс халата, несмело раздвинул в стороны края атласной материи и, слегка приподняв девушку за плечи, аккуратно снял рукава.

Пальцы Стаса нежно погладили прикрытые сорочкой Лидины ключицы – сначала одну, потом другую, затем его губы мягко прикоснулись к её шее, лаская тот небольшой участок кожи, что не был покрыт широкими бретельками.

Когда Стас поднял голову и посмотрел на Лиду, то увидел, что та тихонько плачет.

– Что случилось? – негромко спросил он. – Я снова делаю что-то не так?

Лида покачала головой, разметав по подушке копну каштановых волос, и Стас, к своей величайшей радости, почувствовал, что на этот раз девушка плачет от нахлынувшей нежности.

Стас взялся пальцами обеих рук за бретельки сорочки и посмотрел на Лиду просительно-умоляющим взглядом.

И девушка едва заметно кивнула.

Стас аккуратно и бережно опустил вниз сначала одну бретельку, затем другую. Лида поспешила отвернуть голову в сторону и зажмурить глаза, чтобы только не видеть омерзения, которое, как она полагала, должно было неизбежно отразиться на лице её по-прежнему горячо любимого человека и небесного мужа при виде тех неприглядностей, которые открылись его взору.

– Я думал, что с этими твоими таракашками мы с тобой разобрались ещё пять лет назад, – тихонько сказал ей Стас. – Но, очевидно, всё это время ты продолжала их холить, лелеять и прикармливать. Что ж, настало время прогнать их навсегда. Я помогу тебе от них избавиться.

С этими словами он осторожно коснулся обнажившегося широкого рубца, покрывавшего большую часть плеча Лиды, часть её шеи и верхнюю область груди, и очень нежно прошёлся губами по всему этому довольно-таки обширному участку сморщенной и покрытой грубоватой корочкой кожи.

Лида страшно стеснялась того, что происходило, она хотела инстинктивно прикрыться руками, но Стас заметил этот манёвр и, не переставая ни на мгновение ласкать губами шершавую кожу, перехватил её руки за запястья и мягко развёл их в стороны.

– Ну уж нет! – произнёс он негромко, но с большим чувством. – Я в кои-то веки добрался до моего любимого изюмового десерта. Помнишь, пять лет назад я говорил тебе, что люблю изюм? – Он на мгновение оторвал губы от рубцовой ткани и, увидев, что Лида открыла глаза и глядела на него сквозь застилавшую их пелену слёз с невыразимой нежностью, ободряюще ей подмигнул: – Так что не мешай мне наслаждаться этим изумительным изысканным блюдом.

Сначала Лида дрожала – не то от страха, не то от стыда, не то от того и другого вместе, – но одновременно она была необыкновенно возбуждена и взволнована. Какое-то время спустя дрожь унялась, а девушка успокоилась и расслабилась, прикрыв глаза от невероятного облегчения и удовольствия. Заметив это, Стас мягко отпустил её запястья, ни на мгновение не прерывая своих ласк.

– Ну вот, – удовлетворённо проговорил он. – Не так уж всё и страшно, правда?

Лида смотрела на него с огромнейшей нежностью и волнением. По её телу прокатывались волны удовольствия и наслаждения.

Стас быстро скинул с себя всю лишнюю одежду и, крепко прижав Лиду к себе как добычу, тихонько прошептал ей в самое ухо:

– Что ж, давай поможем нашей розе Анастасии раскрыться и зацвести, а заодно добавим несколько новых бутонов розе Шекспиру. Да?

…Потом они долго лежали, не размыкая объятий, и Лида тихонько плакала от нежности, припав к груди своего небесного супруга.

– Мне ещё никогда в жизни не было так хорошо, – призналась она, крепче прижавшись к его надёжному плечу. – Я счастлива.

– Я тоже, – мягким и глубоким голосом ответил Стас. – Очень счастлив. – Он притянул её к себе и легонько поцеловал в кончик носа. – Ты всё ещё хочешь, чтобы я отвёз тебя домой?

– А ты бы и в самом деле отвёз? – Лида напряжённо вглядывалась в его глаза.

– Пришлось бы, – Стас негромко вздохнул, – если бы ты на этом настояла. Ты ведь практически не оставила мне выбора. Я ухватился за последнюю призрачную возможность. Ведь я на самом деле испугался тебя потерять.

– Я думала, тебе будет неприятно даже взглянуть на меня после того, что ты увидел сегодня утром, – призналась Лида, мягко проведя ладонью по гладко выбритой щеке Стаса.

– Ага, ну конечно, – отозвался он. – Именно поэтому я всё утро тебя рисовал и фотографировал, да?

– Ну ты же понимаешь, что я имею в виду, – произнесла Лида с притворной обидой в голосе.

– Проказница, – улыбнулся Стас. – Не сердишься ты вовсе. А что касается того, о чём ты говоришь, если я правильно это понял… Может быть, я сейчас тебя шокирую, но думаю, ты должна кое-что узнать.

– О чём ты? – спросила Лида, в чьих глазах отразилась тревога и страх неведения.

– Видел я уже всё это у тебя, Лидусь. Видел не один раз, на близком расстоянии. Я видел тебя в больничной палате почти сразу после того, как с тебя сняли гипс. Я помогал твоей матери обрабатывать твои пролежни, когда ты теряла сознание от боли и слабости из-за вынужденной долгой неподвижности. Я видел все твои рубцы, когда они были ещё в воспалённом и кровоточащем состоянии. Так что ничего нового в этом смысле я для себя не открыл. Зато узнал много другого – действительно нового и весьма интересного, – он заговорщически подмигнул жене.

Лида вскочила как ошпаренная, инстинктивно прикрыв полуобнажённую грудь и плечи руками.

– Тогда почему ты не отвернулся от меня уже тогда? Почему не бросил меня, а продолжал за мной ухаживать и придумывать разнообразные занятия, чтобы меня отвлечь? – почти выкрикнула она.

– А если бы со мной произошло то же самое или случилось бы какое-то иное несчастье – ты бы от меня отвернулась? Бросила бы меня? – мягко прикоснувшись к лежавшей на плечах Лиды копне каштановых волос, задал встречный вопрос Стас.

– Это разные вещи, – отрезала Лида, стыдливо кутаясь в одеяло. – Мужчины в большинстве своём эстеты и визуалы. Они воспринимают женщину именно с точки зрения её внешней привлекательности и отсутствия видимых дефектов. Таковы законы физиологии. К сожалению.

– Да. Это так, – согласился Стас. – Ну и что?

Лида смотрела на него с непониманием, и он пояснил:

– Я тоже отношу себя к той категории мужчин, о которых ты упомянула. Я, безусловно, эстет и ориентирован главным образом на визуальное восприятие. По своей природе я, скорее, склонен к тому, чтобы в первую очередь оценивать людей по их внешнему виду. Но это не значит, что я закрою глаза на другие качества человека и не попытаюсь понять, что стоит за его внешностью. И уж конечно, это никоим образом не мешает мне горячо и преданно любить тебя, Лидусь, и вполне справедливо считать, что я сегодня сумел добыть для себя самое бесценное сокровище на свете.

– Как это? – не поняла Лида. – То есть, – попыталась объяснить она, – как из всех девушек тебе могла понравиться именно я со своими рубцами, если, как ты говоришь, ты ориентирован прежде всего на то, чтобы оценивать людей по их внешнему виду?

– Вот так, – отозвался Стас. – Можешь считать это магией любви, если не находишь других объяснений. Но я ни за что на свете не согласился бы променять мою маленькую, трудолюбивую, изумительно очаровательную внешне, а также наделённую богатейшим внутренним миром и потрясающими человеческими качествами жену Лидусеньку – и не возражай: в моих глазах ты именно такая – на целый гарем совершенных по своей внешней красоте и пропорциям наложниц, если бы мне предложили такую чудовищную сделку.

– Обойдёшься без гарема, – мягко рассмеялась Лида, легонько щёлкнув Стаса по носу. – Довольно будет и одной Шахерезады.

– Да я не возражаю, – принял игру Стас, неожиданно перевернув Лиду на спину и покрыв лёгкими поцелуями её лицо. – Моя Шахерезада – самая шахерезадистая на свете.

…Первые лучи рассветного солнца озолотили каждый уголок просторной спальни в небольшом уютном коттедже посёлка Калужской области Малоярославецкого района, носящем горделивое название «Огайо», где под широкие взмахи расчёски, которая методично вздымалась и опускалась в воздухе, бережно проходясь по роскошной копне каштановых волос, созревала зародившаяся этим утром новая жизнь.

Днём они вдвоём гуляли по окрестностям посёлка AVIATOROV с его совершенно потрясающей уникальной природой.

Коттеджный посёлок с трёх сторон был окружён лесом, а на самой его территории располагался собственный кислородный парк – специальное место для прогулок с коляской – и сверкали в солнечных бликах чистые каскадные озёра с проточной водой для купания и рыбалки.

Теперь Лида имела возможность увидеть в непосредственной близи все те потрясающие заповедные уголки, которые она накануне восторженно снимала из кабины самолёта. Молодая женщина искренне восхитилась благоустройством снабжённых уличным освещением парковых территорий с их обставленными скамейками пешеходными дорожками, беседками, детскими игровыми и спортивными площадками, рассредоточенными по всем территориям теннисными кортами, а также с отдельной площадкой для домашних животных.

Лида достала подаренный Стасом фотоаппарат, вставила туда новую карту памяти и стала с видимым энтузиазмом снимать всё то же самое, что ей довелось запечатлеть вчера из кабины самолёта, но уже на близком расстоянии: сказочно-хрустальные дуги мостов, перекидывающиеся через каскадные озёра, пирсы на воде, пляжи для купания с причалами для лодок и зоной для отдыхающих.

Стас и Лида покормили плавающих в прудах уток хлебным мякишем, оставшимся после приготовления утренних сэндвичей, немного поснимали друг друга на фоне каскадных прудов и озёр и направились в православную часовню, чтобы поставить свечки за здравие своих родных.

– Стас… – тихо произнесла Лида, страшно смущаясь от мысли о том, что она собиралась ему сказать. От его серьёзного вопрошающего взгляда в ответ на её обращение ей стало ещё неуютнее, она инстинктивно укуталась в накрывавшую её плечи пуховую накидку и вся как-то невольно сжалась, почувствовав себя не в своей тарелке.

– Лидусь, ну говори же смелей, – подбодрил её Стас. – С тобой всё в порядке? – В его взгляде, обращённом в её сторону, отразилась тревога.

– Да… Не волнуйся, – тихо ответила Лида, – просто… – Она на мгновение отвернулась, чтобы согнать со своих щёк нахлынувшую краску. – Просто я подумала, что ты был прав, – наконец решилась договорить она. – Мы с тобой муж и жена по законам церкви и Небес. И то, как я вела себя вчера, боже, какая же это несусветная глупость! Ты ведь уезжаешь сегодня вечером?

Стас кивнул, поймав её пытливый вопрошающий взгляд, исполненный нежности.

– Значит, у нас уже не будет возможности… – произнесла она упавшим голосом. – Что ж, я буду ждать твоего возвращения, когда тебе предоставят полагающийся по закону основной отпуск. Буду очень ждать и скучать. Слышишь?

– Я тоже, – тихо отозвался Стас. – Буду скучать и тосковать по тебе безумно, Лидусь. Но… Я правильно понял, что ты имела в виду? – он устремил на неё исполненный потаённой надежды взгляд.

Молодая женщина кивнула и снова поспешно отвернулась, чтобы скрыть смущение.

– Лидусенька!!! – выдохнул Стас и, бережно обхватив её за талию, мягко, словно пушинку, оторвал от земли и стремительно закружил в своих сильных руках. – Спасибо, что сказала мне это, родная! Ты подарила мне сейчас чистое и безмятежное счастье. Теперь я буду считать дни до своего возвращения. Правда-правда!

– Но… Мы же сегодня подадим заявление в ЗАГС, да? – уточнила Лида на всякий случай. – Ты не думай, я тебя не тороплю… Да и вообще не настаиваю. Мне довольно и того, что ты рядом. Видишь, я стала другой! Ты изменил меня!

– А ты – меня. – Стас посмотрел на неё очень серьёзно, но тут же мягко улыбнулся: – Конечно, мы сегодня же поедем и подадим документы, не волнуйся.

Они зашли в часовню, отстояли службу, поставили свечки и оба вышли оттуда какие-то особенно одухотворённые и просветлённые, как будто только что заново родились.

Стас, ведший жену, нежно обхватив рукой её плечо, вдруг остановился, встал перед Лидой и, посмотрев ей в глаза, произнёс:

– Знаешь Лидусь, пока мы с тобой молились сейчас, я очень серьёзно думал о нас… О нашей семье. Всё у нас с тобой должно быть правильно. По-божески. И чтобы это было так, мне кажется, после того как я окончу училище и уйду в свой законный отпуск, нам всё-таки стоит поехать в Суздаль и поговорить с отцом Иеремеем. Будем надеяться, он даст добро, и тогда мы сможем быть вместе как муж и жена до нашей гражданской свадьбы с чистой совестью. Если же он скажет, что стоит подождать, давай так и поступим. В конце концов, что такое лишних две-три недели, когда мы с тобой ждали друг друга пять долгих лет?

– А нельзя ли в таком случае сделать так, чтобы нас поскорее расписали в ЗАГСе? – На лице Лиды читалось огорчение, но было видно, что она отнеслась к словам мужа с величайшим почтением и по большому счёту была с ним согласна.

– Я ведь уже давно узнавал на эту тему, Лидусь, – понизив голос, ответил Стас. – Мне хотелось, чтобы мы с тобой поженились ещё во время моего обучения на первом курсе училища. Поэтому я съездил в наш районный ЗАГС во время первого же своего каникулярного отпуска. Но там меня не обнадёжили. Потому я и не мог сделать тебе предложения все эти годы.

У Лиды закружилась голова, а перед глазами всё поплыло. Неужели это и в самом деле было так? Неужели Стас хотел, чтобы они официально стали мужем и женой ещё тогда, несколько лет назад?

Она мягко взяла его под руку и спросила:

– Что тебе сказали… в ЗАГСе… когда ты там был?

– Собственно, то, что я и предполагал. Что льгот для военнослужащих в ЗАГСе не предусмотрено, так как они в первую очередь рассматриваются как граждане Российской Федерации, а ЗАГС является органом исполнительской власти государства. Если военнослужащий срочной службы – ему предоставляется в этот день увольнение из части, которое может быть продлено на следующий день непосредственным командиром. Потом опять на службу. Если на контрактной основе, прапорщик, офицер – можно на данный период запланировать отпуск. Командование всегда в таких случаях идёт навстречу. Но ведь у курсантов каникулярные отпуска строго ограничены по своей продолжительности. Ну, выкроили бы мы с тобой один денёк на свадьбу, а дальше? Ты в Солнечногорске, я в Краснодаре или в Балашове. Разве это можно назвать полноценным супружеством?