Текст книги "Упасть еще выше"

Потом несчастный отец ушел, а жена посмотрела на меня с ненавистью и сказала: «Собирай свои вещи и уматывай куда подальше, чтобы мы тебя больше никогда не видели». Что я и сделал. Понятно было, что те, кто предлагал мне деньги, на этом не остановятся: то, что они сделали, была просто демонстрация, предупреждение, что дальше будет еще хуже. Не со мной, конечно, а с моими близкими, родными, друзьями, просто знакомыми и, вполне возможно, со случайными людьми, которые окажутся рядом. Я вернулся в свой кабинет и написал отказ от дела. Документы потом передали другому следователю, и тот в скором времени составил по ним отчет и наложил резолюцию об отсутствии состава преступления в действиях подозреваемых бизнесменов. Но еще до того я обнаружил в своем автомобиле кейс. Машина была на сигнализации, но кто-то ее отключил и подбросил в салон этот портфель. В нем оказалось сто пачек пятисоток – пять миллионов евро, проще говоря. Я никуда их не сдал, оставил себе, но со службы уволился. Выждал время и попытался отдать деньги родителям пострадавшей девочки. Звонил, но они бросали трубку. Дожидался дважды у подъезда их дома. В первый раз они прошли мимо, словно меня не было вовсе, а во второй раз уже знакомый мне интеллигентный мужчина плюнул в меня, а его жена залепила мне пощечину и тоже плюнула. «Мразь! – сказала она и вытерла руку о свое пальто. Их понять можно: их дочь после издевательств стала не совсем нормальным человеком… То есть у нее были серьезные проблемы с психикой, хотя с ней пытались работать специалисты по реабилитации…

– Вы сказали «были проблемы, – спросила Лена. – Сейчас их нет?

Валерий Иванович покачал головой:

– Насколько мне известно, она теперь вполне адекватна.

– А что конкретно было у нее? Она не могла видеть мужчин, у нее начиналась истерика, даже когда слышала мужской голос? Не разрешала к себе прикасаться отцу? Были попытки суицида?

– Именно. Но я тогда попросил Максима Максимовича, и он согласился помочь.

– И помог? – удивилась Лена и поразилась своему недоверию: неужели она может сомневаться в своем учителе.

– Помог. Не сразу, правда, но состояние девочки стало улучшаться, а потом Кадилов предложил родителям отправить ребенка на лечение в Швейцарию – все расходы якобы должен был оплатить международный фонд помощи жертвам сексуального насилия.

– Есть такой фонд?

– Есть, – кивнул Валерий Иванович, – я его создал. Подругу дочери увезли за границу, где она живет до сих пор вместе с родителями. Она не захотела возвращаться домой. Она даже на родном языке не хочет общаться, так что ее интеллигентным родителям пришлось выучить немецкий, чтобы понимать, о чем дочка их спрашивает. У них домик в маленьком городке на берегу Женевского озера, у обоих есть работа. А девочка через два года должна закончить школу.

– А ваша дочь? – поинтересовалась Лена.

– Вот с ней не очень хорошо. Однако проявилось это не сразу. С ней ничего страшного вроде бы не сделали, разве что заставляли смотреть на то, что происходит с подругой, и хлестали по щекам, когда дочка пыталась зажмуриться. При этом говорили: «Это все твой папа постарался, скажи ему «спасибо». То же самое будет с тобой и с твоей мамой…»

– Нашли хоть кого-нибудь из похитителей?

– Искали. Микроавтобус отследили. Просмотрели все камеры наружного наблюдения поблизости от того места, где девочек схватили, и вокруг нашего дома. Похитители совершили ошибку, оба раза воспользовавшись одной и той же машиной. Сменили номера, и этого им показалось достаточно. Удалось определить маршрут движения после похищения, время движения было известно: девочек увезли за город, держали в каменном доме – так что осталось определить населенный пункт и сам дом. Я же, уйдя с работы, только этим и занимался – мне помогали бывшие сослуживцы, знакомые и незнакомые сотрудники полиции. Помог участковый одного из пригородных поселков, который опознал микроавтобус и указал дом, а далее уж дело техники…

– Похитителей задержали?

– Не успели. Они были не местные. После преступления вернулись в свою республику и в течение недели были ликвидированы, все четверо…

– Но заказчиков установить удалось? Вы хоть предполагаете, кто это?

– Предполагаю, но предположения – еще не доказательства. К тому же та фирма закрылась, и сама схема с песком больше не повторялась. Фигуранты того дела перестали заниматься бизнесом и устроились на государственную службу, где гораздо безопаснее под охраной закона.

– То есть никаких шансов привлечь их и наказать?

– Не знаю, – пожал плечами Валерий Иванович. – Но я продолжаю интересоваться их деятельностью.

Он посмотрел на забор, а потом повернулся и медленно направился к участку.

– Жаль, если это сойдет им с рук, – вздохнула Лена. – Я хоть и не кровожадная, но безнаказанность провоцирует на новые преступления, теперь уже других людей.

– Нормальные люди не пойдут на преступление. Я могу понять человека, который украдет кусок хлеба, чтобы накормить голодного ребенка, но тот, кто ворует миллионы, уже не человек. Плохо и то, что у нас уважают уже не за человеческие качества, а за успех: добился в жизни постов и званий – достоин уважения, а если остался незаметным и бедным – тогда ты никто. Казнокрады уже не боятся публичности: выставляют свое богатство напоказ, зная, что ничего им не угрожает. Хотя в жизни случается всякое. Вы хоть и не кровожадная, но я вам скажу, что кое-кого из тех, кого я подозревал в похищении девочек, уже нет на свете.

– Неужели есть высшая справедливость?

– Не знаю. Одного нашли в песчаном карьере закопанным головой вниз – торчали только ноги в дорогих туфлях. Другой попросил физической защиты: на него якобы покушались – стреляли по его машине и по окнам городской квартиры. Охрану выделили – он ведь в нашей мэрии на хорошей должности сидел, посчитали, что телохранители уважаемому чиновнику необходимы, хотя в момент обстрела его не было ни в машине, ни в квартире. Но охрана не спасла. Через пару дней, когда он спешил на работу, из встречной машины кто-то дал очередь из автомата. На служебном автомобиле имелись шторки, а на чиновника поверх пиджака был наброшен бронежилет, но это не спасло. Двое телохранителей были ранены тоже, но легко. Машину, из которой стреляли, очень скоро нашли недалеко от трассы: оказалось, что ее угнали за час до преступления – владелец даже не успел заявить в полицию. Один из раненых телохранителей сказал, что из опущенного окна встречного автомобиля стреляла женщина, но видел он ее долю секунды и описать не смог. Сказал только, что это была блондинка с распущенными волосами и в темных очках.

– Если убитые были причастны к тому преступлению, то мне их не жалко, – призналась Лена и вспомнила: – Вы сказали, кое-кого из тех, кто был причастен к похищению вашей дочери, уже нет. Значит, остались и другие?

– Может быть, – согласился Валерий Иванович, – но те двое были руководителями фирмы, и они, скорее всего, были подставными фигурами – аферой заправляли другие.

– Вы знаете кто?

– Догадываюсь с разной степенью уверенности. Организовал все это дело покойный ныне олигарх, но вряд ли он был в курсе, как заметают следы другие участники сделки. Он получил львиную долю на свои счета, а как выкрутятся другие, его мало интересовало. То, что он умер не своей смертью, – не более чем совпадение.

– Это тот, кого обнаружили мертвым в загородном особняке? – почему-то шепотом спросила Лена.

– Тот самый, – кивнул Валерий Иванович, – но он вряд ли бы одобрил такие действия по отношению к детям. Думаю, он был не в курсе произошедшего. Хотя поклясться в этом не готов.

Собеседники подошли к забору, и Валерий Иванович остановился.

– Завтра или через пару дней, – произнес он, – Максим Максимович предложит вам поработать с моей дочерью. К нему обратилась с просьбой моя бывшая жена. Так что не отказывайтесь.

– Как я могу отказать начальству!

– Ну вот и отлично. Хотя мне кажется, что помочь больше требуется не дочери, а бывшей жене. Она очень изменилась за последние четыре года. Ей тридцать восемь, выглядит просто замечательно – у нее весьма состоятельный друг, за которого она собирается замуж…

– Где вы там застряли? – крикнул им вышедший из беседки Пышкин. – Поспешите, сейчас еще шашлыки будут!

– Ваш муж давно знаком с депутатом? – негромко поинтересовался Валерий Иванович.

– Они в институте учились вместе.

– Бывает, – кивнул Валерий Иванович, а потом посмотрел на верхушки елей. – В следующий раз попрошу сводить меня туда. Странно, но меня в солнечные дни всегда тянет туда, где тишина и полумрак, в котором ничего толком не разберешь.

Глава 8

– Я ознакомился с тем, что вы мне представили, – сказал Кадилов, прищурил левый глаз и замолчал, словно раздумывая, как бы помягче высказать свое негативное отношение к начатой Леной работе.

Оглянулся на ствол тополя за окном, тяжело вздохнул и снова посмотрел на Зворыкину.

– Это не совсем то, что я хотел от вас получить. Впрочем, я и так собирался править. Однако кое-что представляется мне уместным. Вот вы вскользь упомянули детство Гитлера. И это навело меня на мысль продолжить эту тему и коснуться подоплеки того, что сделало его величайшим преступником минувшего века. Может быть, тщательно скрываемая сексуальная активность. Он стыдился своих сексуальных желаний и до тридцати шести лет оставался девственником. Потом сошелся со своей племянницей Анжелой Раубаль, запер ее в своем доме и дал выход мучившим его желаниям и фантазиям. Он сожительствовал с ней два года, а потом Раубаль, не имея возможности вырваться из заточения, застрелилась из личного пистолета Адольфа…

– Первой женщиной, которая заинтересовала Гитлера, была некая Мария Райтер, – напомнила Зворыкина. – Девушке было шестнадцать, на двадцать меньше, чем ему. Может, эта разница в возрасте подействовала и…

– Да-да, – встрепенулся Максим Максимович, – он начал преследовать ее, домогаться, и девчонка покончила с собой. В дальнейшем была еще актриса Рената Мюллер, которая сожительствовала с Гитлером, а потом выбросилась из окна, так как не могла продолжать более чем странные сексуальные отношения…

Судя по всему, Кадилов подготовился к разговору и не случайно коснулся темы: то, что Лена вставила в текст почти произвольно, его заинтересовало.

– Насколько мне известно, Гитлер был садомазохистом, – заметила Лена, ничего не утверждая.

– Возможно, но садомазохизм – не сексуальное извращение. Он не был зоофилом, геронтофилом и уж тем более некрофилом, возможно, его и тянуло к молоденьким, но какой здоровый мужчина не предпочтет пресытившей ему сорокалетней или более старой жене какую-нибудь семнадцатилетнюю соседку, если, конечно, девчонка не будет против? А Гитлеру не отказывали, он имел возможность удовлетворить любую свою сексуальную фантазию. После пятидесяти он стал страдать от головных болей, быстрой утомляемости, у него была Ева Браун, на которой он женился незадолго до своего самоубийства. Ева Браун, очевидно, не только уважала, но и любила его, вполне вероятно, их сексуальные отношения тоже были не вполне нормальными, но это ее не отвращало. Возможно, в их постели бывал кто-то третий – Отто Скорцени, например… Я не утверждаю это, только предполагаю, ведь ходят слухи о гомосексуальности фюрера… К тому же Отто Скорцени был гордостью СС – разведчик, террорист. Гитлер приблизил его… Подумайте над этим.

Максим Максимович замолчал и вдруг восхитился только что сказанным:

– Надо же, я вскользь упомянул, не подумав, а теперь понимаю, что это не случайная оговорка! Скорцени был сильным и высоким, воплощением духа германской нации – вполне вероятно, что Гитлер мог предложить ему разделить их совместное с Евой Браун ложе. Когда такие вещи предлагают вожди нации, даже самые отъявленные моралисты не отказываются.

– Скорцени был австрийцем польского происхождения, – вспомнила Лена, – так что о воплощении германского духа надо еще подумать…

– Вот вы и подумайте, – согласился Кадилов. – Если книга получится больше назначенного объема – не страшно, я сам выброшу все лишнее.

Он поднялся и шагнул было к двери. Но остановился и произнес:

– Забыл самое главное! Ко мне обратилась приятная дама, подруга одного известного человека, и попросила подыскать хорошего специалиста, который смог бы поработать с ее дочерью в плане коррекции поведения. Девочке шестнадцать, и матери очень с ней сложно. Несколько лет назад девочка стала свидетельницей группового изнасилования своей подруги. Но это между нами…

– Поняла, – кивнула Зворыкина, – постараюсь ей помочь.

Максим Максимович открыл дверь и шагнул в коридор, но тут же снова обернулся:

– Вы неплохо знаете историю. Сейчас это редкость. Я тут как-то спросил одну вашу коллегу, кто такой Скорцени, и она, не задумываясь, ответила, что это известная итальянская обувная фирма…

– Счастливая она, я, например, не знаю названия ни одной итальянской обувной фирмы.

– Так и она не знает, – рассмеялся Кадилов, – она вообще ничего не знает…

Максим Максимович оглянулся в коридор и обратился к кому-то, скрытому от глаз Лены:

– Рита, зайдите ко мне через полчасика. Надо кое-что обсудить.

Не про нее ли он только что говорил? Кадилов задержался на пороге, но, решив, вероятно, продолжить разговор, снова шагнул в кабинет, попытался прикрыть дверь, но у него это не получилось. Следом за ним вошла Рита:

– Максим Максимович, я хочу посоветоваться. Там у меня больной – так он меня уже просто достал своей тупостью…

– К нам больные не ходят, – напомнил Кадилов, – и пациентов здесь тоже нет; у нас есть клиенты, которым…

– Он меня достал, этот клиент! – не дала ему договорить Ковальчук, и Максиму Максимовичу это явно не понравилось, он даже бровями изобразил недоумение, но слишком наигранно у него это получилось. – Может быть, вы зайдете ко мне и разберетесь, что ему вообще надо? – продолжала наседать Рита.

Кадилов обернулся к Зворыкиной:

– У нас это не принято. Это не принято нигде, но, может быть, вы, Елена Александровна, зайдете в кабинет коллеги, чтобы высказать свое мнение? Вы внушаете доверие…

– Мне не нужно мнение, мне нужен ваш совет, – настаивала Ковальчук.

Но Максим Максимович продолжал смотреть на Лену:

– Зайдите в кабинет Риточки, будто бы за какой-нибудь американской книгой, коих у нее превеликое множество. К тому же клиент поймет, что у нас тут исключительно новейшие разработки. Проникнется, а вы как бы между прочим… Возвращайтесь в кабинет, милочка.

Последнее предназначалось уже Ковальчук. Раньше он никогда никого не называл милочкой, и сейчас это прозвучало так, словно уважаемый специалист прогонял со своего экзамена нерадивую студентку.

Лена осталась в кабинете одна. Оглянулась на тополь за окном, сквозь который едва просматривался кусочек двора – кусты, усыпанные солнечными бликами, стая голубей, планирующих к земле, и старушка, разбрасывающая хлебные крошки. То, что Кадилов попросил помочь Рите, говорит о том, что Максим Максимович считает ее более квалифицированным специалистом, чем Ковальчук. Это радовало, конечно. К тому же он предложил поработать с девочкой – скорее всего, это дочь Валерия Ивановича. Правда, тот говорил, что помощь требуется больше маме, чем девочке. А Валерий Иванович никогда не ошибается. По крайней мере не ошибался до сих пор. Он наблюдательный и умный человек. Конечно, самый умный человек, которого она встречала в своей жизни, – это муж. Не встречала, а встретила, разумеется, – раз и навсегда. Но он ученый, он гениальный изобретатель. И очень добрый. Накануне вечером Лена сидела на кухне и работала, а из комнаты доносился разговор ее мужчин.

– Так какой у тебя элекродвигатель? – спросил Петька.

– Тебя интересует мощность или принцип работы?

Лена, услышав это, улыбнулась.

А Петька продолжал допытываться.

– Понятно, что без угольных щеток, – слишком большая потеря КПД. Наверняка нет вращающегося якоря, а электромагнитное поле создают неодимовые магниты…

– Все, что ты назвал, – уже вчерашний день, в моем двигатателе работают специальные бактерии, вырабатывающие электроэнергию. КПД – под сто процентов, но на больших оборотах и при длительном непрерывном использовании КПД из-за перегрева падает. Сейчас думаю над изоляцией. Может быть, сделать двигатель автомобиля гибридным? Электродвигатель мой – очень компактный, и это позволяет установить второй – не дизельный и не бензиновый, разумеется, а водородный, который работал бы на воде. Представляешь, заправил бак водой – водород сгорает, а в атмосферу выделяется не углекислый газ, а чистый кислород! КПД ниже, зато вода может служить дополнительным охлаждением для основного движка. Как ты думаешь?..

В кабинете Риты уже находился Кадилов. Он развалился возле окна в кожаном кресле и перелистывал журнал, учредителем которого сам же и являлся – «Проблемы психоанализа». Лицо Ковальчук было красным от негодования, и, когда вошла Зворыкина, Рита вскинула на нее гневный взгляд и спросила:

– Ну что еще?

– Можно попросить у вас американскую книгу о почитании икон?

– Прям как в библиотеку ходите! – возмутилась Ковальчук таким тоном, словно только что ни о чем не договаривалась.

Во втором кресле, стоящем у стола, сидел напряженный клиент, который, судя по его покрасневшему лицу, уже проклинал себя за то, что решился сюда прийти. Мужчине было за сорок, одет он был аккуратно, но не изысканно.

Лена подошла к полкам с книгами, а Рита продолжала беседу:

– Поймите, ваша проблема в том, что вы образ своей матери переносите на жену, которая обязана готовить, стирать, подтирать за вами, укладывать вас спать, дожидаться, когда вы заснете, наконец, и только потом…

– Я не… – попытался возразить мужчина.

– Вашей жене сорок один год, – не дала ему высказаться Ковальчук, – она молодая еще, в сущности, женщина. У нее должна быть своя жизнь, в которую вы не должны вторгаться. Встречи с подругами, шопинг, знакомства, ухаживания, легкий флирт, цветы и подарки от поклонников… Да-да! Не смотрите на меня так! Женщина чувствует себя женщиной, когда она желанна, когда ей говорят комплименты от чистого сердца, а не по принуждению.

– Да я…

– Что вы заладили «я» да «я»?! – возмутилась Рита. – Во всех неурядицах в семейной жизни всегда виноваты мужчины. Для них автомобиль дороже и ближе жены, и мужики всегда знают, что с машиной не так: где скрипит, а где стучит и чем это вызвано. А вот понять, что наболело в душе единственного близкого человека, они не хотят и не могут. У вас какой автомобиль?

– «Лексус», – признался клиент.

– Да-а? – не поверила Рита.

Мужчина кивнул и объяснил:

– Машине, правда, восемь лет. Но бегает хорошо. Она принадлежала нашему генеральному. Но генеральный попал в ДТП – сам он не пострадал, а вот «Лексус» разбил основательно. Купил себе новый, а мне отдал разбитый. Я восстановил…

– Но от нового не отказались бы!

Мужчина задумался. А Ковальчук продолжала:

– У вас типичный кризис среднего возраста. Мужчина стареет, боится себе в этом признаться, а все сваливает на жену, изводит ее и потом начинает понимать, что достоин другой женщины – молодой и привлекательной. Жена, с которой прожил два десятка лет, – это как старый автомобиль. Можно что-то заменить, можно что-то подрихтовать, но даже если ежедневно покрывать капот полировкой, новая машина все равно сверкает лучше и бегает быстрее.

Рита обернулась к Зворыкиной:

– Не так ли, коллега?

Лена пожала плечами:

– Новые машины ярче блестят, но их и чаще угоняют. Впрочем, я далека от техники и не разбираюсь в этом. И к тому же не знаю предмета вашего разговора.

– Клиент жалуется, что жена отдаляется от него, и он не знает, как ему жить дальше.

Мужчина обернулся к Лене, взгляд его был растерянным.

– Советовать всегда сложно, – негромко произнесла Зворыкина, – но позвольте пару вопросов…

Сидящий в кресле Кадилов напрягся, и его рука, перелистывающая страницу, замерла.

– Фирма, в которой вы трудитесь, – небольшая? – предположила Зворыкина. – Но обороты приличные. В этой фирме вы, скорее всего, один из руководителей, если судить по тому, что генеральный предложил автомобиль именно вам.

Посетитель кивнул:

– Именно так. Я коммерческий директор, а генеральный – он же учредитель – мой старый знакомый. Когда он организовывал предприятие, пригласил меня. Мы взяли кредиты и развернулись…

– Он договаривался с банками о кредите без обеспечения?

– Ему отказали, но у меня сестра работала в кредитном отделе, и я ее упросил. Так что она тоже рисковала.

– Много приходится работать?

Мужчина кивнул:

– Много. Но я не жалуюсь – устаю, правда, домой прихожу к девяти. Ужинаю, смотрю с женой телевизор…

– Ну вот! – обрадовалась Рита. – А вашей жене нужно элементарное внимание. Ей необходима ваша забота: чтобы каждый сезон – новая шуба, не обязательно супер-пупер, но такая, чтобы на нее оборачивались. Пару раз в году жену надо вывозить на отдых, я не говорю уж о подарочках по случаю и без всякого повода: сережки, колечки…

Мужчина дождался, когда Ковальчук закончит, и снова посмотрел на ее коллегу.

– Мне кажется, вашей жене ничего этого не надо. Она умная и добрая. И главное, очень любит вас… – сказала Зворыкина.

Ковальчук громко хмыкнула, а Лена продолжала:

– Она любит вас, ценит, благодарна вам и переживает, что к вам так относится. Но все в ваших руках. За визит сюда вы, вероятно, отдали свой заработок за неделю?

– Около того. Но с меня до сих пор еще за «Лексус» высчитывают.

– Будем считать, что деньги потрачены не зря. Мой совет: купите хороший костюм, итальянские туфли – на них денег не жалейте. Галстук, яркий… Пусть вас подстригут иначе. Придите на работу, дождитесь генерального и скажите ему, что вам поступило предложение о работе от крупной компании. Приличная должность, уважение и авторитет, зарплата не в пример нынешней, персональный автомобиль, однако работа связана с разъездами, и потому вы не дали согласия сразу. А когда начали размышлять, то подумали: а почему бы не открыть собственное дело? Сестра в банке продолжает работать?

– Продолжает, – кивнул мужчина, – ее даже повысили в должности. Я понял вас. На самом деле я давно хотел поговорить с Константином, но как-то не решался.

– Поговорите, только новый облик неотделим от новой манеры общения – будьте раскованны, говорите больше, чем он, подготовьте пару шуток. Общайтесь с ним так же, как в первые дни вашего знакомства. Вы дружили с ним прежде?

– Можно сказать, были очень близкими друзьями. Только боюсь, на него это не подействует.

– Не подействует – забудьте о нем. Вы хороший специалист и трудоголик, руководители ваших партнерских фирм наверняка знают ваши качества и обязательно возьмут вас к себе, если вы тонко намекнете, что ищете новое место с возможностью карьерного роста. Но мне кажется, ваш Константин сделает вам встречное предложение, от которого вы не сможете отказаться. И тогда ваша жена успокоится, зная, что теперь о вас… Простите.

– Я понял. Ноги о меня никто не вытирал, но где-то вы правы…

Кадилов с хлопком закрыл журнал, положил его на подоконник и поднялся с кресла.

– Леночка, пойдемте-ка ко мне в кабинет, я хочу поговорить… – Максим Максимович прищурился и закончил, – о вашей книге.

Ковальчук подняла брови и слегка приоткрыла рот, как маленькая девочка, которую только что подло обманули.

Кадилов подошел к двери и обернулся к клиенту:

– Сколько вы внесли в кассу?

– Я ничего не вносил, – ответил тот, – мне сказали, что специалисту надо дать пятьсот долларов наличными.

Кадилов не стал интересоваться, кто сказал и кто получил деньги, толкнул дверь и показал глазами на открывшийся взору коридор.

– Елена Александровна, прошу.

Он привел ее в свой кабинет, приветливо улыбнулся и сказал:

– В конечном счете искусство психоаналитика заключается в том, чтобы внушить конкретному человеку, что можно жить в гармонии с обществом и по своим правилам. А потому мы – необходимый инструмент для политиков. Ведь что означает слово «политика»?

Он весело посмотрел на Зворыкину и снова улыбнулся, но улыбка эта таила какой-то подвох.

– Это слово переводят обычно с древнегреческого как «государственная деятельность», но более точным является перевод – «множество интересов».

– Вы так считаете?

– Я считаю, что политика – это искусство выгодно торговать своими идеалами.

Максим Максимович на мгновение задумался и кивнул.

– Работой нашего института серьезно заинтересовались правительственные структуры. Вполне возможно, скоро на нас свалятся государственные заказы. В каком виде мы будем сотрудничать с властью – можно только предполагать. А потому не все специалисты, работающие под моим началом, окажутся востребованными. Я сегодня лишний раз убедился, что вы с Ковальчук – специалисты разного класса.

– Школа-то у нас одна, – попыталась смягчить Лена, понимая, что Кадилов намекает на то, что хочет избавиться от своей многолетней любовницы.

– К сожаленью, в нашем деле талантов не так много, а вот самопровозглашенных гениев более чем достаточно. А у вас редкий дар и соответствующее сочетание качеств, но самое главное – вы прекрасно используете имеющуюся у вас информацию, что говорит о развитой интуиции. Кстати, как вы сами понимаете это слово?

– Согласно переводу – «пристально смотрю». А вообще, по моему мнению, интуиция – это привнесение эстетического в логическое.

– Браво! – оценил Кадилов. – Весьма точно и полностью соответствует моему представлению. Мы с вами сработаемся.

На этом разговор и закончился. И до конца рабочего дня не происходило ничего особенного. Лена задержалась немного, слышала, как из кабинетов выходили сотрудники.

…Один из самых грызущих человека страхов – понимание того, что он не в состоянии возвыситься над другими. Слабый не может перебороть сидящего внутри его грызуна и начинает бороться за власть, но только не над страхом, а над людьми, которые, как он считает, мешают ему возвыситься. В детстве это выражается в непослушании, в частых слезах от того, что родители не признают равным себе. Впоследствии подросток пытается доминировать над сверстниками, но не предлагает ничего, что могло бы поднять его над ними. Тогда он выбирает самого слабого, чтобы выместить свое желание властвовать на нем… Он подражает тем, кто сильнее его, и ненавидит их, а еще больше ненавидит и презирает подчиненного ему человечка…

Где-то приоткрылась дверь кабинета, и тут же из коридора донесся сдавленный вопль:

– Чем я тебе не угодила? Чем? Я понимаю, что ты молоденькую нашел! Да мне плевать на нее, пусть теперь терпит все твои издевательства и унижения!

Зворыкина замерла: похоже, что Кадилов с Ритой считали, будто никого в институте нет, и теперь придется выбираться незаметно, чтобы поссорившиеся любовники не узнали, что она стала невольной свидетельницей их размолвки. Или окончательного разрыва? Если так, то Ковальчук уволят. Лене стало жаль коллегу, надо, конечно, ее как-нибудь поддержать и утешить… Но возможно ли это?

Она выключила компьютер, подошла к двери и прислушалась. В коридоре было тихо. Лена приотворила дверь и выглянула – пусто. Выскочила из кабинета и быстро пошла, почти на носках, чтобы не стучали каблучки. Оставалось преодолеть лишь несколько метров, чтобы выбраться в холл, за которым был стеклянный тамбур со стойкой охранника. Но это были самые страшные метры, потому что надо было проскочить мимо кабинета Ковальчук. И когда Лена уже миновала дверь, сквозь которую доносились всхлипы, когда уже увидела спасительный тамбур, всхлипы вдруг прекратились, в коридор сквозь растворенную дверь кабинета ворвались звуки улицы, а вместе с ними – злобный и ненавидящий голос Риты:

– Все из-за тебя, гадина!

Зворыкина обернулась и уткнулась взглядом в полный презрения взор Ковальчук. Лицо Риты распухло, глаза были красными от слез.

– Я не понимаю, – изобразила недоумение Лена, – что-то произошло?

– Не понимает она! – всплеснула руками коллега. – Овцой прикидывается! А как чужих мужиков уводить!

– Мне чужого не надо, – попыталась объяснить Зворыкина, – у меня есть свой муж, лучше которого уже не встречу.

– Ну-ну, – усмехнулась Ковальчук.

– Удачи, – отозвалась Зворыкина и поспешила к стеклянному тамбуру.

Из-за стойки вышел охранник и шагнул навстречу.

– Что это было? – шепотом поинтересовался он.

– Да так, – отмахнулась Лена и тут же нашлась: – Психодрама по методу Якоба Морено, сеанс групповой психотерапии.

Она вышла на воздух и только тут поняла, что и Кадилов слышал крики Риты, но в коридор даже не выглянул. Выходит, дни Ковальчук сочтены – в институте Максима Максимовича она долго не задержится…

Войдя в квартиру, она увидела стоящего в прихожей Пышкина. Володя собирался уходить.

– Бегу, бегу, – сказал он, – на минутку заскочил, случайно мимо проезжал и вот…

Он посмотрел на часы, вздохнул, шагнул на лестничную площадку, нажал кнопку вызова лифта и лишь после это попрощался:

– До встречи. Надеюсь, все будет хорошо.

Лена закрыла дверь и спросила мужа:

– О чем это он?

Николай лишь пожал плечами.

Ночью она долго не могла заснуть. Лежала и вспоминала минувший день: Риту, берущую деньги с клиентов, и Кадилова, который наверняка знал об этом, но использовал сегодняшний случай как повод для ссоры. Скорее всего, Ковальчук права: Максим Максимович дал ей отставку и держать на работе тоже не собирается. А это значит, что на место Риты придет его очередная студентка или аспирантка.

– Не спишь? – шепотом поинтересовался муж.

– Не получается, – ответила Лена.

– И у меня. Пышкин приходил, разумеется, не просто так. Только он просил тебя не посвящать в наши дела. Но как я могу что-то от тебя держать в тайне? Короче говоря, он нашел частного инвестора. Тот готов дать не миллион, как я просил, а пять миллионов. Вернее, он даст пять, но три попросил вернуть сразу, потому что это неучтенные деньги – он их пустит на премии сотрудникам, чтобы не платить налоги, а нам, то есть мне, конечно, надо будет подтвердить их расходами на проект…

– Мне это не очень нравится.

– Мне тоже, – шепнул Коля, – но Пышкин сказал, что можно оформить договоры на покупку оборудования, которое у меня уже есть, то есть на собранные мною приборы и на комплектующие. Налоговая такие вещи не проверяет, достаточно представить само оборудование… А плановая налоговая проверка все равно только через три года, к тому же он пообещал закрыть любые вопросы, если они возникнут.

– Ты что же, собираешься с ним фирму открывать?

– У Володи уже есть такая. Он, правда, не может заниматься коммерческой деятельностью, и потому предприятие оформлено на его знакомого, но тот даже не пытается встревать в дела.

– Мне все это не нравится.