Текст книги "Дневник двух времен"

Подземелье. Девятая неделя

Мы продвинулись достаточно далеко. Дорогу расчищали киркой и лопатами, которые я экспроприировала у хозяев замка. В городе мы не были уже две недели. Тоска, отчаяние и усталость захватили меня. Мне хотелось покинуть это чудовищное подземелье. Хотелось выбраться отсюда как можно быстрее, но я понимала, что если сбегу, то никогда больше сюда не вернусь и шанса выбраться из этого города у меня не будет. Я буду вечно жить в нем. Со временем все вернется на круги своя, и каждый день будет похож на вчерашний, на позавчерашний и на тот, который был год назад, и десять, и сто лет назад. У меня даже не будет такой замечательной возможности, как сойти с ума или покончить жизнь самоубийством.

И если я вернусь в город, то, скорее всего, я привыкну к жизни, возможно, она мне даже понравится (Марк – яркий тому пример), и это болото затянет меня. В какие-то моменты мне становилось страшно: а вдруг я никогда не выберусь из подземелья. Буду вечно бродить в этих туннелях в поисках выхода. У меня даже промелькнула мысль: так вот ты какой, ад.

– Отдых, – сказал Ульрих. Но я не хотела останавливаться и продолжала расчищать очередной завал.

– Обед, – повторил Ульрих.

– Не могу, – ответила я.

– Warum? – спросил Ульрих.

– Понимаешь… Я не самый храбрый человек на земле. А этот город олицетворяет все то, чего я боюсь. Сейчас я хочу идти до конца.

Ульрих с удивлением смотрел на меня. А я осознала, что ко мне вернулся страх. Я ему даже обрадовалась: значит, выход рядом. У меня открылось второе дыхание.

– Здесь выход, – сказала я. Ульрих с опаской посмотрел на меня. Ду жестами пытался выяснить, что со мной произошло и почему я так странно веду себя. Ульрих покрутил пальцем у виска. Не знаю, понял ли Ду правильно этот жест, но он схватил кирку и кинулся расчищать вместе со мной завал. Ульрих поддержал наш порыв.

И мы добились своего, расчистили завал. Однако радости мы не испытали. Очередной тупик. И хотя меня никто не обвинял, настроение было паршивое. От злости я ударила ногой по тупику. Стена рассыпалась, и за ней я увидела… Аничков мост.

– Все чудаковатее и чудаковатее, – заметила я.

Ду рассмеялся и прыгнул. Мы с Ульрихом последовали за ним.

Место и время – понятия не имею

Руки, ноги целы. Я могу ими пошевелить, с трудом, но могу. А это уже неплохо. Дышать тоже могу, и вроде бы без посторонней помощи. Веки открываются с трудом. Слава богу, я в больнице. Никогда меня еще так не радовали белые стены этого заведения.

– How are you? – с радостью спросила милая медсестра, которая неожиданно возникла передо мной.

– Fine, – сейчас все fine. Кстати, а почему она говорит по-английски? И где я нахожусь? Встав с постели, я удостоверилась, что могу ходить. Медсестра таинственным образом исчезла из палаты. А ведь я хотела узнать у нее, что это за место.

К моему запястью были прикреплены какие-то провода, ведущие к аппарату. К моему удивлению, аппарат висел в воздухе. Каким образом – не знаю. Как, впрочем, и не знаю, что это за штуковина. Поэтому исследую местность вместе с ним. Выйдя из палаты, я очутилась в холле больничного номера. Да, неплохое место, только вот какое?

– Вы можете не таскать за собой аппарат. Вы на редкость здоровая девушка. Меня зовут Генрих, – представился мужчина. Выглядел он лет на сорок, может быть, был старше или моложе. Я никогда не могу определить точно, сколько человеку лет. Серые с зелеными прожилками глаза, каштановые волосы, широкий нос.

– Очень приятно, меня зовут Кира, – представилась я, но, скорее всего, он и так знает, как меня зовут. – Я могу позвонить домой?

– Попробуйте, но у вас вряд ли получится это сделать, – сказал Генрих и пультом открыл жалюзи. На территории больницы было множество маленьких домов, они располагались в шахматном порядке в… воздухе; казалось, что они парили. Из одного домика вышла медсестра, наступила на что-то вроде коврика и опустилась вниз, на огромное зеленое плато.

– Врачи утверждают, что это очень успокоительно действует на больных, – пояснил Генрих.

– Я в дурдоме? – на всякий случай я решила уточнить.

– Нет, – улыбнулся Генрих.

– Вот ваш чай, а вот свежая газета, – сказала медсестра и нажала кнопку на журнальном столике; появилась проекция газеты от 7 марта 2208 года. Она мило улыбнулась и вышла.

– Как ни банально звучит, но добро пожаловать в будущее, – сказал Генрих.

В больнице было установлено, что переход во времени мне не повредил. Я действительно на редкость здоровая девушка. Меня могут выписать из больницы хоть сейчас. В просторном холле больницы меня ждал Питэр.

– Привет, – Питэр махнул рукой.

– Добрый день.

– Тебя домой отвезти или на работу?

– А меня не уволили?

– С чего бы это?

– Ну не знаю… за прогулы, например.

Питэр рассмеялся.

– Так куда прикажете ехать?

– На работу. Кстати, а где я работаю?

– Ну ты даешь. В рекламном агентстве.

– Нет. Это я в 2008 году работала в рекламном агентстве, а где я сейчас, в 2208 году, работаю?

– Там же.

– Двести лет прошло, а оно все еще функционирует?

– Да, старушка.

Господи, я-то думала, что в городе пробыла несколько недель, а оказывается – двести лет. Меня так потряс этот факт, что я не заметила, как мы с Питэром доехали до Агентства.

Фасад здания Агентства не изменился. Старинный трехэтажный особняк, та же дубовая резная дверь. Как странно, я в Агентстве проработала всего лишь один день. И вот прошло… двести лет, а я все хорошо помню, как будто это было вчера.

Если фасад за двести лет не изменился, то интерьер поменялся кардинально. Это меня несколько расстроило, так как теплилась надежда, что это всего лишь розыгрыш, глупая шутка, и я нахожусь не в 2208 году, а в 2008, но нет. Парящие полки и исчезающие двери свидетельствовали об обратном.

– Кира, – сказал Питэр, нажимая кнопку лифта, – у тебя, наверное, много вопросов. Генрих сможет на них ответить.

– На самом деле у меня вообще нет никаких вопросов, – ответила я, заходя в лифт. И это была чистая правда. В моей голове был тихо и безмолвно.

В приемной Генриха меня встретила секретарша, проводила в кабинет, спросила, буду ли я чай или кофе. Я отрицательно покачала головой.

– Но я вам все-таки принесу чай. Располагайтесь, – и она показала на два кресла, стоявшие около большого стола. Я села и осмотрелась. Стены были обиты деревянными панелями темно-коричневого цвета, камин, журнальный стол, подзорная труба; винтовая лестница вела на импровизированный второй этаж, где располагалась библиотека.

– Извините, что заставил вас ждать.

Я кивнула головой: ничего страшного.

– Кира, можно на «ты»? – спросил Генрих. Я снова кивнула головой, почему бы и нет.

– Как ты заметила, у нас не совсем обычное рекламное агентство.

Он замолчал и посмотрел на песочные часы, стоящие на его столе. На всякий случай я еще раз решила кивнуть головой, чисто из вежливости. Хотя он прав, Агентство существует двести лет… Стоп. Пустота, царившая до этого в голове, исчезла, и вместо нее появились вопросы, много вопросов. Почему Питэр не изменился? Ладно я, но он-то почему выглядит так, словно этих двухсот лет и не было? Хотя и со мной не все понятно. И Генрих…

– Наша организация существует с 1945 года, – продолжил Генрих, – ее основная цель состоит в формировании общественного мнения.

– Никогда не слышала о такой организация.

– Официально такой организации нет, есть рекламное агентство, больница, колледж, школа танцев, пекарня, университет, но «Всемирной организации по формированию общественного мнения» – нет. Наша организация, – продолжил Генрих, – имеет филиалы во всех странах мира. Начиная с 1945 и до 2008 года наши ученые сделали огромный прорыв в науке, научились контролировать процесс старения, выяснили природу смерти, времени, пространства, мы обладаем знаниями, которыми постепенно делимся с этим миром.

– Почему постепенно?

– Потому что людям не нужно знать все и сразу. Они это не поймут. Это их испугает. Например, расскажи среднестатистическому человеку, что он может жить вечно. Да он сойдет с ума, он будет вечно жить с этой женой, вечно ходить на эту работу. Это ад, а не жизнь, так и до самоубийства недалеко. Людям, конечно, нужны подобные знания, но не сейчас. Человечество не готово к таким открытиям. Мы отслеживаем, что нужно людям, отдельной стране, ну и миру, взаимодействуем с правительствами отдельных страны. Если они не в состоянии дать своему народу то, что ему необходимо, мы помогаем, но стараемся не вмешиваться в государственные дела. Также мы регулируем технический и научный прогресс, мировоззрение и так далее.

Как я уже говорил, мы умеем управлять пространством и временем, а ввиду некоторых причин центральные агентства, всего их девять, находятся в двух временах – 2008-м и 2208-м, о причинах расскажу попозже. Почему ты здесь? Ответ простой: у тебя достаточно высокий уровень свободы выбора. По статистике, 50% людей делают выбор на житейском уровне. 45% людей умеют делать выбор на профессиональном уровне. 4% людей могут делать выбор на социальном уровне. 0,9% людей могут делать выбор в пределах одной страны или даже целого мира. И 0,1% людей могут делать абсолютный выбор. Правильный или нет – это другой вопрос, но они принимают решение, реализуют его и уверены, что оно необходимо здесь и сейчас. Пусть окружающие не понимают этого, но они берут на себя эту ответственность.

Обратимся к Библии, точнее к началу, которое, к слову, было совсем не плохо. Жить в раю – что может быть лучше, но потом появляется змей и предлагает Еве познать добро и зло. Она, подумав минуты этак две, приняла решение стать богиней, а заодно и своего мужа сделать богом, результат известен всем. И знаешь, из этой троицы один обладал абсолютной свободой выбора, и что-то мне подсказывает, что это были не Адам с Евой. Это был тот, кто не оправдывался и не сожалел о своем выборе. Так не будем искушать людей, не будем заставлять их делать выбор, который они не могут, да и не должны делать. Кира, есть люди, которые могут распоряжаться судьбами людей, даже если их решения приведут к гибели других людей. Эти решения основаны на свободе выбора, свободе от условностей, которые диктует мир.

– Мне кажется, что вы говорите про, как бы так потактичнее сказать, маньяков.

– Нет, это политики, ученые, кондитеры, журналисты, архитекторы, писатели, – улыбнулся Генрих. – Просто они умеют делать выбор за других людей. Мы же помогаем.

– В выборе?

– Возможно.

– А если появится человек, который захочет диктовать свой выбор? Вы его убьете?

– Зачем? – удивился Генрих. – Если человек может делать подобный выбор, значит, он либо в нашей организации, либо мы его контролируем, о чем он даже не будет знать. Ты же обладаешь высокой степенью свободы выбора и сама можешь принимать решения.

– Вы ошибаетесь, – я усмехнулась, – мой выбор зависит от мнения окружающих меня людей. Я пошла учиться в Строгановку, потому что этого хотели мои родители; работу – предложил преподаватель. Я была замужем за… в общем, я не умею делать выбор.

– Умеешь, – заверил меня Генрих, – ты просто этого не знаешь. Со временем ты научишься.

– Возможно. И если можно научить меня, почему же нельзя обучить остальных людей этому навыку?

– У них нет таких способностей, они умеют делать выбор в определенных пределах. Кстати, нацисты и коммунисты проводили эксперименты, цель которых – исследование особенностей выбора у людей и развитие способностей к абсолютному выбору. В результате исследований было установлено, что испытуемые сходили с ума, они считали, что над ними издеваются и подвергают страшным пыткам. Итак, я предлагаю тебе работу в нашей организации, ты можешь выбрать любое агентство.

Генрих нажал кнопку, и на маленькой стойке в виде проекции появились образы девяти агентств, которые находились в Лондоне, Кейптауне, Брисбене, Санкт-Петербурге, Нью-Йорке, Киото, Сан-Паулу, Александрии и Торонто.

– Выбирай.

Я выбрала Питер. Должно же быть хоть что-то знакомым в этом незнакомом для меня мире.

– У тебя есть еще вопросы? – спросил Генрих.

– Много. Почему прошло двести лет, и я еще жива, да и Питэр не изменился? Как вообще появилось Агентство или организация?

– В 1945 году, когда было основано Агентство, многие главы государств понимали, что нужна организация, которая может контролировать общественное мнение и людей, обладающих свободой выбора. Идея создания этой организации принадлежала Арно Жерве, он был идеологом одного из радикальных течений XX века, звали его тогда по-другому, но это не важно. Тогда ему казалось, что новая идеология – это новый виток в развитии человечества, выход на новый уровень. Он хотел подарить людям свободу, сделать их счастливыми, а получилось наоборот. Арно искал выход из этой ситуации и, дабы не повторить ошибки, предложил главам государств создать независимую и неофициальную организацию, которая контролировала бы общественное мнение. Это что-то вроде гаранта относительного мира на земле, никакая страна мира не пойдет против Агентства, зная, что оно обладает информацией об истинном положении вещей в стране, обнародование даже толики этой информации приведет к изоляции страны. В это время я входил в состав правительства Франко, а Испания находилась в дипломатической изоляции. Я предложил Франко поддержать Арно Жерве.

Мы с ним были двумя изгоями и хотели исправить положение, нас поддержала Элли Хадсон. У Элли особый талант: она может убедить любого человека. Она не гипнотизер. Она очень редко прибегает к этому, так сказать, дару, но в этот раз она решила, что правда на нашей стороне. Таким образом, в 1945 году была создана организация, которая прекрасно выполняла свою миссию. В ее состав входили двенадцать центральных агентств, которые располагались в разных частях света. В свою очередь, у агентств имелись филиалы. Они выглядят как обыкновенные организации – школа, больница, мэрия, универмаг и так далее.

Организация прекрасно справлялась со своей миссией, пока в 2205 году к нам не обратился глава ФС Российской Конфедерации с информацией об утечке данных из нашего центрального агентства, которое находилось в Нью-Йорке, его главой был Арно Жерве. Арно – основатель организации и, как жена Цезаря, был вне подозрений. Поначалу мы решили, что русские – перестраховщики, они зациклены на идее всемирного заговора. Однако я решил проверить Арно.

Как ни тяжело осознавать, люди не меняются. Они что в 2008-м, что в 2208-м говорят об одних и тех же проблемах: не хватает денег, приближается всемирный кризис, конец света и так далее, поверь мне, то же самое они говорили и в 1008-м, и в 1808 году, другими словами, но то же самое. Человек остается предан своим идеалам, его очень трудно изменить. Арно всегда хотел сделать мир счастливым, даже если мир этого не хотел. В 2008 году был совершен прорыв в науке и было выяснено, каким образом можно передвигаться в пространстве и времени. Сейчас этот аппарат напоминает лифт, который двигается со скоростью света, программисты определяют дату и точку перемещения, и мы попадаем в прошлое или будущее. Но через какое-то время ученые выяснили, что частое перемещение во времени влияет на пространство, оно его искажает, а поэтому перемещаться во времени нужно очень осторожно, необходимо рассчитывать временные периоды, они должны полным циклом совпадать, причем в двух временах.

Арно решил изменить историю, найти в прошлом людей, которые обладали абсолютной волей, но по тем или иным причинам не проявили себя, и помочь им выразить эту волю, он считал, что ничего серьезного не меняет, он лишь только подправляет историю. Ему не нравилась фраза «история не терпит сослагательного наклонения». Он естествоиспытатель, который хотел сам все проверить и изменить. Но в 2209 году произошло то, что заставило всех вспомнить Библию, точнее одну из глав Откровения. Люди проснулись утром и обнаружили, что их мужья, жены, дети, братья и сестры исчезли. Их не было, но появились другие люди. И тогда «пошел брат на брата, сын на отца», никто не думал, что библейское пророчество будет настолько реальным. Умнейшие головы человечества забыли о науке, о законах природы, поверили шарлатанам и предсказателям. Началась всеобщая истерия.

Изменив прошлое, Арно изменил будущее. Открыв всего лишь одному человеку в прошлом свободную волю, он подтолкнул его к тем действиям, которых не должно быть. Поэтому умирали люди, которые не должны умирать, и рождались те, которые не должны рождаться, произошел конфликт времен. В Нью-Йорке, в своем агентстве, Арно уверял меня, что он работал всего с одним человеком, но, видимо, и этого было достаточно. Мы могли перемещаться во времени, но не имели права влиять на ход истории. Клио мстит за вмешательства в ее дела. Мы можем все изменять здесь и сейчас, но не имеем право изменять прошлое или будущее. Плата за подобное вторжение в ход истории слишком велика. Был собран экстренный совет Агентства. Наши ученые обнаружили места раздвоения пространства и времени. Всего сдвигов оказалось девять, в эти места были помещены наши агентства, которые находятся в двух временных измерениях: одно в 2207 году, а другое в 2007, эти две точки постоянно будет разделять двести лет, и мы будем жить так, пока не найдем ответа, каким образом их можно совместить.

В 2007 году мы узнали о перемещении в пространстве и времени, а в 2008 году нами была получена вакцина, которая делала человека практически бессмертным, в 2012 году мы научились бороться с признаками старения. Об этом человечество узнало намного позже.

В начале 2008 года был взят на работу последний человек в центральное агентство, я говорю – последний, потому что была изобретена вакцина, и на совете было решено не посвящать новых людей в секрет организации. Этот человек знал о нашей организации абсолютно все и входил в совет Агентства в 2207 году. Но наше Агентство переместилось в 2007 год без него, точнее без тебя, Кира.

Генрих замолчал, посмотрел на камин, который успел потухнуть.

– Я понимаю, это сложно понять, но ты к этому привыкнешь.

– А сколько человек знает правду? – спросила я.

– Достаточно. Например, в Питере – 143 человека, с тобой 144 человека, – ответил Генрих. – Остальные люди находятся в счастливом неведении.

– Есть список таких людей?

– Да, – Генрих утвердительно кивнул головой. – Твой отдел – это люди, входящие в этот список, поэтому они с тобой и в том и в этом времени.

– Стоп, а зачем нужен был весь этот спектакль: замок, город, хозяева замка, Ульрих, Ду? Кстати, где они?

– В будущем будет разработана теория принятия. В соответствии с этой теорией, для человека можно создать мир, попав в который, он без ущерба для психики примет любой объем информации, как по качеству, так и по количеству. Именно ты создала такой мир.

Сказать, что я была потрясена, – это ничего не сказать. Я посмотрела в окно: замечательная погода, солнце ласкает голые кроны деревьев. Дорожки весело блестят. В сторону парка шли какие-то люди, чему-то радовались, хохотали.

– Так где же сейчас Ульрих с Ду? – спросила я у Генриха.

– Видимо, ты еще не поняла, что произошло. Со временем хаос мыслей пройдет.

Да не было у меня хаоса в голове, там царила пустота.

Генрих смотрел на песочные часы, я тоже посмотрела. Большие, я бы даже сказала, гигантские. На одном из оснований была выгравирована дата – 1751 год. Я перевела взгляд на настенные часы: было 18:24, рабочий день закончился. Мне не хотелось думать над сложившейся ситуацией, моему мозгу нужен был отдых. Он не принимал эту реальность. Я еще не привыкла к мысли, что буду жить в будущем, а тут нужно жить одновременно в двух временах. Это чересчур для меня.

В кабинет Генриха постучали, мой шеф очнулся от своих мыслей и пригласил войти в кабинет. Питэр Дарк появился вовремя.

– Держи, – сказал Питэр и дал мне полоску.

– Что это? – поинтересовалась я у него, вертя ее в руке. Полоска как полоска. Не металлическая, гнется. Неожиданно полоска изменила цвет с серого на голубой, а затем на розовый, потом окрасилась в глубокий темно-зеленый цвет. Я вопросительно посмотрела на Питэра. Он вздохнул, взял полоску и прикрепил к моему запястью. Полоска плавно обогнула мою руку и приобрела вид браслета. Я сняла браслет – и вот снова просто полоска. Затем я положила ее чуть выше запястья. Полоска снова обвила мою руку – и вот на моей руке опять браслет. Я еще некоторое время покрутила браслет-полоску и поблагодарила за браслет.

– Это не браслет, – пояснил Питэр. Он взял указательный палец моей правой руки и надавил на браслет, который на секунду засветился ярко-зеленым цветом, а потом потух.

– И что мне с ним делать? – спросила я у Питэра. Вопрос глупый, но других у меня сейчас нет.

– Что хочешь. Можешь задать ему любой вопрос, вызвать любого человека.

Я растерянно смотрела на браслет-полоску. Кому я могу позвонить? Все, кого я знала, уже умерли. Что я хочу узнать? Так сразу и не скажешь, например, «Who is who»? Или, по-русски, что представляет собой Агентство?

Неожиданно появилась проекция здания Агентства. Проекция была полупрозрачной и очень реалистичной. Спокойный женский голос сказал: «Питэр Дарк. Родился 23 декабря 1726 года в Англии. Является руководителем отдела по созданию легенд и персонажей. Вы с ним работаете в реализационном отделе, главою которого является Генрих Наварро. Генрих Наварро: дата и место рождения неизвестны, совмещает две должности: должность главы Агентства и должность главы реализационного отдела.

Всего в Агентстве шесть отделов (исследовательский, аналитический, творческий, производственно-технический, финансовый и реализационный отделы), каждый из которых состоит из нескольких других отделов. В состав вашего отдела входят: специалист по созданию мира (то бишь я), отдел по созданию персонажей и легенд, отдел реализации и отдел снабжения. Продолжить?»

– Нет. Я так понимаю, это, – я показала пальцем на браслет, – что-то вроде компьютера.

– А еще это визу…

– Чего? – не поняла я.

– Телефон, – коротко пояснил Генрих.

– Не совсем, – возразил Питэр.

– 10 отличий визу от телефона она найдет сама.

– Визу – что-то вроде визуализатора? – уточнила я, а Генрих одобрительно кивнул головой.

Питэр показал, как управлять инвиком, именно так назывался браслет-полоска. Надо сказать, очень функциональная и удобная штука. Управлять инвиком можно c помощью мыслей, глаз, дыхания. Также можно управлять и более привычным способом – голосом и руками. В общем, им можно управлять как угодно. Браслет выполняет роль идентификатора, визуализатора и компьютера, именно поэтому он и называется инвик в 2208 году, то есть в настоящем будущем.

Поясню эту путаницу во времени. Существует два настоящих времени, но одно датируется 2008 годом и в Агентстве его называют «настоящее время», а второе 2208 годом – то, которое еще должно наступить по отношению к 2008. Это время называется «настоящее будущее». Итак, в настоящем будущем таких документов, как паспорт, медицинский полис, соцстрахование, водительские права, банковская карточка, в привычном для меня виде нет. Они не имеют материального воплощения в виде бумажки или кусочка пластика, только цифровое. Хотя, как выяснилось, «цифра» – это уже прошлый век, как и я сама.

– Потерять его невозможно, – ответил Питэр на мой вопрос, что мне делать, если я потеряю столь ценный предмет, как инвик.

– А если я потеряю? Только не надо закатывать глаза. Как я восстановлю документы, то есть информацию?

– В него встроена функция prope, то есть он будет постоянно следовать за тобой. Например, если ты оставишь инвик на столе и уйдешь, он последует за тобой. Положи на стол и выйди из кабинета.

Я оставила полоску, и, как только направилась к двери, инвик последовал за мной, словно он держался на невидимых ниточках. Я даже провела рукой над инвиком и под ним, а затем вокруг. Инвик просто висел в воздухе. Куда бы я ни шла, он следовал за мной.

– Это какой-то фокус. Это точно фокус.

– Это современные технологии, – пояснил Генрих. – Думаю, что для начала информации достаточно. Если будут вопросы, приходи.

Я кивнула головой, и, попрощавшись с Генрихом, мы с Питэром вышли из кабинета.

– Мой кабинет там же? – спросила я у Питэра, наблюдая, как инвик следует за мной.

– Там же. Кстати, инвик – это еще и ключ.

– От чего? – рассеяно спросила я.

– От твоего кабинета, квартиры, машины, банковской ячейки. Это своеобразная ключница.

– И как он работает? – поинтересовалась я у Питэра.

– Надень на руку и отдай мысленно приказ открыть.

– Можно отключить функцию мысленного управления инвиком? Меня это несколько напрягает.

– Конечно, можно, но зачем? Ты сама себе усложняешь жизнь.

– Возможно, но сейчас я не готова к столь революционным для меня технологиям. Потом, когда-нибудь, может быть, я буду мысленно управлять инвиком, но не сейчас.

– Тогда заходишь в настройки и выбираешь режим управления. Только открой дверь сначала.

Я мысленно отдала приказ открыть дверь. Что-то щелкнуло и… ничего. Дверь не открылась.

– И? Что дальше? – спросила я у Питэра.

– Открой дверь. Кира, я за тебя начинаю волноваться. Ты забыла, как открываются двери?

– Не ерничай. Я думала, что она сама откроется.

– А ты быстро привыкаешь к новым условиям жизни. На этом этаже старые версии дверей. Поэтому их нужно открывать руками.

Я открыла дверь, и мы вошли в кабинет. Он практически не изменился. Кресло, стол, шкаф, стулья. Поразительно.

– Интересно, а руководители других отделов тоже являются… – я подбирала нужное слово.

– Переселенцами, – подсказал Питэр, плюхаясь на диван.

– Ага.

– Практически все, – продолжил Питэр. – Кира, если у тебя есть вопросы, задавай, я побуду справочным бюро и отвечу на все твои вопросы, причем совершенно бесплатно, то есть даром.

– Я бы предложила тебе чай или кофе, но не знаю, как его сделать.

Питэр кивнул головой в сторону небольшого черного ящика, который стоял на шкафчике. Насколько я помню, здесь стояла кофеварка году этак в 2008-м. Как ею управлять, я знала, а вот как управлять этим черным ящичком – нет. Поэтому я вопросительно посмотрела на Питэра.

– Скажи кофе. Громко и четко, – неохотно пояснил Питэр.

– Кофе, – недовольно сказала я. Ящичек ожил, засветился, черный цвет поменялся на приятный темно-голубой. Передо мной появился виртуальный список из наименований кофе. Список был огромным. Навскидку он включал видов сто кофе, не меньше.

– Тебе какой?

– Латте. Не ищи по списку, просто скажи латте. Мне любой.

Для себя я выбрала латте шоколадный, а для Питэра латте «Пина колада». Через минуту после моего заказа боковая крышка исчезла, и я увидела, что в ящике стоят две чашки с кофе.

– Пожалуйста.

Вот интересно, можно ли заказать чай. Я тут же проверила. Можно, на выбор предлагались классические черные и зеленые чаи, ароматизированные и с кусочками фруктов, ягод и цветов, мате и еще какие-то. Я не очень разбираюсь в чаях. Я выбрала зеленый чай с шоколадной мятой и апельсиновый чай. Первый чай был приятным, однако шоколадом там и не пахло. Второй чай представлял собой засушенные дольки апельсина, залитые кипятком, неплохо, но второй раз не закажу. Затем я проверила, можно ли заказать какао или шоколад. Можно – и какао, и шоколад.

– Тебе плохо не будет? – спросил Питэр, после того как я попробовала какао с имбирем и кардамоном.

– Возможно. Гадость, как такое может нравиться?

– Я не про это пойло. Я вообще.

– Ну так интересно же.

– Надеюсь, ты решила не все напитки попробовать. А то тут есть еще и снеки.

– Да ты что! А какие?

– О нет. Кира. Уже половина восьмого. Поехали. Я тебя домой отвезу.

– А где мой дом?

Питэр вздохнул и потянул меня к выходу.

– Подожди, надо вымыть чашки, убраться.

Питэр вытащил меня из кабинета.

По пути в Агентство я была настолько ошеломлена сложившейся ситуацией, что не обратила внимания на то, как изменился мир. Проще говоря, я не смотрела, что там за окном.

– В 2208 году автомобили мало изменились, – отметила я, когда мы вышли на улицу и сели в машину Питэра.

– Во-первых, аэромобиль, или просто аэро. Во-вторых, у меня ретромобиль. Он может лететь только на втором уровне. Для более высокого уровня у него мощности не хватает, зато у него автомат.

– Достаточно, – прервала я Питэра. Боже, как изменился этот мир. Слишком много информации, новшеств. И это я была только в двух местах – в больнице и на работе.

Мы сели в автомобиль, взлетели, сначала невысоко, а потом выше и выше. Земля сказала «прощай». Потом попрощались деревья, и вот мы летим в какой-то голубой дымке.

– Мы в космосе? – спросила я и тут же поняла глупость вопроса.

– Нет, – сдерживая улыбку, ответил Питэр. – Это второй уровень дороги.

– Понятно, – я кивнула головой. Однако я слабо представляла, о чем говорит Питэр. Я решила не вдаваться в особенности прокладки дорог в настоящем будущем.

Жила я в том же доме на Гороховой, что и в 2008-м. Конечно, в 2008 году я в этой квартире практически не жила, так, побыла там пару часиков, но и этого было достаточно, чтобы чувствовать связь со своим временем.

Мы подъехали, в смысле опустились, прямо во двор-колодец. Я огляделась. В принципе, мало что изменилось. Голые деревья, кустарники, припорошенные снегом, подъезды. Стоп.

– А где подъезд? – спросила я у Питэра.

– Парадная, – поправил меня Питэр.

– Ну парадная, – согласилась я с Питэром.

– Подожди, – Питэр порылся в бардачке аэро. Достал связку ключей, которые дала мне Эмилия. – Проведи пальцем по ключу.

Я провела пальцем по ключу – и ничего. Может быть, я чего-то не вижу? Я вопросительно посмотрела на Питэра.

– И? Что дальше?

Питэр усмехнулся. Неожиданно мы оказались внутри гигантского мыльного пузыря, который плавно поднимал нас вверх. Я осторожно дотронулась до стенки пузыря. Мыльный пузырь не лопнул, он был желеобразным. Забавно. На ощупь масса была холодной и гладкой, к рукам не прилипала, а как бы обволакивала. Сначала я погрузила в массу одну руку, потом другую, затем лицо. Войти полностью не удалось, дышать нечем было.

– Мы приехали, – сказал Питэр, наблюдая за мной. – Слушай, если ты так реагируешь на жидкое стекло, то мне страшно за твою психику. Даже не знаю, как ты примешь новый мир.

– Не волнуйся, я привыкну. Надеюсь.

Только сейчас я обратила внимание, что часть стены отсутствовала. Я точно помню, что еще пару минут назад она была на месте. После того как мы вошли в квартиру, стена снова появилась. Видимо, это что-то наподобие тех дверей, что я видела в Агентстве.

Моя квартира изменилась. В кухне (а именно через нее мы вошли в квартиру) стояли два стола и два стула. А в гостиной, которая была составной частью кухни, только маленький столик и диван. В спальне кровать и шкаф, в коридоре было пусто. Стены, потолок и пол были белого цвета. Я люблю минимализм, но не до такой же степени.