Текст книги "Правда не горит"

Глава 6
ФЛАВИО

Мы вчетвером шли по Виа делле Браке и оживленно обсуждали прошедшее Палио и вечеринку, на которую Клио с Джиджи ездили в Сиену несколько дней назад. Я впервые видел такой блеск в глазах моей дочери и чувствовал странную и непонятную тревогу в груди. Пока я не понимал, что это за чувство подает признаки жизни в моем сознании, но меня оно тревожило. Я был так поглощен разговором, что не заметил, как задел кого-то плечом. Подняв взгляд, чтобы извиниться, я замер, а слова безвольно повисли на кончике моего языка.

– Флавио! Флавио, сколько лет, сколько зим! – воскликнул мужчина и бросился ко мне с распростертыми объятиями. Он явно был рад меня видеть. Однако я ничуть не разделял его воодушевления. Мирко много лет назад сменил звание моего лучшего друга на звание самого презираемого врага.

– Чао, – сухо ответил я, и даже призрачная тень улыбки не коснулась моих губ.

– Ооооо, кого я вижу! – произнес он, полностью проигнорировав мое нежелание отвечать ему на объятия и обращаясь к моей жене. – Кьяра! Чао, cara2121
  Cara (it.) – «дорогая». Фамильярное обращение, нередко применяемое даже к мало знакомым людям.


[Закрыть]! Неужели вы все-таки поженились?! – удивленно поднял он бровь.

– Папа, кто это? – вполголоса спросила меня Клио с любопытством.

– Папа?! – на миг потерял он дар речи. – Так это, должно быть, твоя дочь! Истинная красавица, – сказал он, открыто флиртуя в попытке поцеловать ей руку.

Мое сердце вдруг упало. Ведь этот bastardo2222
  Bastardo (it.) – ублюдок.


[Закрыть] знал, что она не наша с Кьярой совместная дочь. То, что Кьяра ревностно скрывала от Клио все эти годы, могло сейчас в один миг открыться по вине этого кретина. Я быстро взглянул на Кьяру и увидел, как она побледнела. Резко схватив Мирко за локоть, я отпихнул его на пару шагов назад. Потом, понизив голос, чтобы только он слышал мои слова, процедил ему сквозь зубы:

– Послушай, amico2323
  Amico (it.) – друг.


[Закрыть] давно ушедшей молодости, исчезни. Я уже однажды сказал тебе, что ничего не хочу знать о твоем существовании. Сделай одолжение, не приближайся даже на шаг ни к кому из нас.

– Папа, что случилось?! – испуганно подскочил к нам Джиджи, готовый драться на моей стороне с любым, а Кьяра крепко сжала мою руку.

– Ох, еще одно твое чадо? Общее хоть? – сказал он таким тоном, что мне нестерпимо захотелось врезать ему в его наглую рожу.

– Заткнись! – прошипел я, угрожающе сверкнув на него глазами. – Если тебе дорога твоя челюсть.

– Да что ты так нервничаешь? – усмехнулся Мирко своей нахальной усмешкой. – Столько лет прошло, а ты все никак забыть не можешь. Плохо быть таким злопамятным.

– Твоя короткая память – единственное, чему можно позавидовать, – иронично сказал я. – Прощай, – сухо бросил я и повернулся к нему спиной.

Взяв под руки Кьяру и Клио и кивнув Джиджи следовать за нами, я увлек их в туристическую толпу и наконец-то перевел дух.

– Кто это был?! – изумленно воззрилась на меня Клио, и две пары глаз, ее и Джиджи, сверлили меня любопытным взором в ожидании ответа.

– Один deficiente из прошлого, не стоит даже говорить о нем, – раздраженно бросил я.

– Кажется, ты не очень рад его видеть, – ухмыльнулся Джиджи.

– Ребята, давайте пообедаем здесь, – порывисто предложила Кьяра, явно желая сменить тему.

Мы нырнули в прохладу семейной остерии. Атмосфера была такой домашней и расслабляющей, что моя нервная система начала обретать утраченное равновесие. Приятная музыка, восхитительные блюда, непринужденная беседа, беззаботный гул расслабляли мои нервные клетки.

– Послушайте, – вдруг застенчиво сказала Клио, – я записалась в школу верховой езды.

– Как так?! – опешила Кьяра.

– Даже не поговорив с нами? – изумился я.

– Это получилось совсем неожиданно. Меня покорило Палио, и я поняла, что хочу научиться кататься на лошадях, – сказала Клио таким тоном, будто это было чем-то само собой разумеющимся, совершенно логичным и предсказуемым. При этом глаза ее лихорадочно блестели из-под опущенных длинных ресниц.

Джиджи как-то подозрительно хмыкнул, но я был так удивлен, что сначала не обратил на это никакого внимания. Клио была в своем репертуаре. Она всегда сама решала, что ей делать, и принимала эти решения с быстротой белки, метнувшейся на другую ветку. Нам с Кьярой такая черта нашей дочери истончила немало нервов и внесла в нашу жизнь столько неожиданного разнообразия, что нам и не снилось даже в самых красочных снах.

– Позволь спросить тебя, кто оплачивает сие развлечение? – с саркастической улыбкой осведомился я. Она, разумеется, знала, что мы можем себе позволить оплатить ей такое обучение, но это в любом случае должно было бы обсуждаться.

– Именно об этом я и хотела вам сказать, – пожала она плечами, как ни в чем не бывало. Все-таки моя дочь была иной раз слишком беспечной и казалась лет на пять младше нашего спокойного и рассудительного Джиджи. – Вы не против?

– Интересная у тебя тактика: спрашивать уже после того, как записалась, – заметил я.

– Клио, мы, конечно, не против, но можно было бы и посоветоваться сначала, ты не находишь? – упрекнула ее Кьяра, и в голосе зазвучали строгие нотки.

– Прости, мама, но я уже сказала, что это получилось случайно совсем.

Теперь я заметил новую ухмылку Джиджи, который потягивал через соломинку сок, и подозрительно взглянул на Клио.

– Случайной бывает только форма облаков, – сказал я поучительно. – А теперь я сгораю от любопытства узнать о твоей версии случайности.

Джиджи уже откровенно расхохотался, а Клио сверкнула на него хищным взглядом.

– У меня есть один знакомый инструктор по обучению верховой езде. Мы с ним разговорились, и он пригласил меня в свою школу, – сказала она, напустив на себя невинный вид.

Мы с Кьярой переглянулись. Я, по правде говоря, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.

– Никогда не знал, что у тебя такие обширные связи, – сказал я. – Джиджи, кажется, ты вовлечен в эту авантюру?

– Ничуть, папа, – ответил он почти также невинно, как и его сестра. Лишь глаза искрились смехом. – Я там даже ни разу не был.

– Понятно. Куда деньги перечислять? – осведомился я.

– Спасибо, папа! – радостно воскликнула Клио, бросаясь мне на шею и целуя в щеку. – Вот данные, – протянула она мне листочек, стремительно вытащенный из сумочки.

Я посмотрел на первую страницу договора.

– Сиена?! – прозвучал мой ошеломленный возглас, что люди за соседним столиком подскочили. – Ты собираешься ездить учиться в Сиену?!

Мы с Кьярой уставились на нашу дочь, будто у нее неожиданно помутился разум.

– И кто он, этот инструктор? – приподняла бровь Кьяра в притворном удивлении. Я обожал это ее насмешливое выражение лица.

Я уже прекрасно знал ответ на заданный Кьярой вопрос. И этот ответ меня пугал. Опять непонятная тревога принялась подтачивать меня изнутри.

– Маттео, – попыталась Клио придать своему голосу оттенок беззаботности, а потом бесстрашно и решительно посмотрела мне в глаза. – Что в этом такого?

– Ничего. Только во Флоренции тоже работают школы верховой езды, – прозвучали жесткие нотки в моем голосе. – Зачем ты собираешься ездить в Сиену, позволь спросить?

– Учиться кататься на лошади! – бросила Клио и надула губки, как в детстве.

Официант поставил перед нами блюда, издающие такой восхитительный аромат, что я на секунду забыл о разговоре, втянув носом воздух.

– Ты чрезмерно разволновался, Флавио, – сказала мне вечером Кьяра, когда мы остались с ней одни на кухне. Она раскатывала тесто для calzoni2424
  Calzoni – итальянское блюдо из теста, похожего на тесто для пиццы, которое заворачивается своего рода конвертом, а внутрь кладется самая разнообразная начинка. Потом все это выпекается в духовке. Кальцони бывают в том числе и сладкие.


[Закрыть], а я готовил начинку. – Что, по сути, плохого, если она будет учиться у Маттео, кроме того, что ей придется мотаться раз в неделю в Сиену?

– В этом нет ни капли разума. И лихорадочный блеск в ее глазах говорит отнюдь не о том, что она вдруг полюбила лошадей.

– Но что тебе так не нравится в этом?

– Маттео намного старше ее…

– Сколько ему? – спросила Кьяра.

– Наверное, как и Алексу, 31—32 года, – пожал я плечами.

– 14 лет… Бывает и больше…

– Кьяра, что может быть общего у 32-летнего мужчины с 17-летней девчонкой?! Это две разные эпохи. Они даже выросли на разных фильмах и разной музыке! Полагаю, ничего, кроме желания по-быстрому переспать с ней, у него нет. Красивый всадник, победитель Палио – подумай, сколько у него женщин! Думаешь, ему нужна несмышленая девчонка?

– Флавио, с чего ты взял, что между ними какие-то отношения?!

– Ты видела, как сияют ее глаза? Как отполированные алмазы на солнце. Не понимаю, зачем он уговорил ее на это обучение!

Кьяра вздохнула и покачала головой.

– Ну а кроме разницы в возрасте?

– Не знаю… Боюсь, чтобы он не оказался таким же stronzo2525
  Stronzo (it.) – в мягком переводе «сволочь».


[Закрыть], как Мирко. Если у него куча женщин…

– Ты его совсем не знаешь, чтобы делать такие выводы… Поэтому я не понимаю твоей антипатии, amore…

Нет, это не было антипатией. Напротив, Маттео был мне симпатичен: приятная внешность, голубые глаза с едва уловимым огоньком грусти, вежливость, скромность… Он мне очень понравился. В качестве друга моего Джиджи. Он даже понравился бы мне в качестве моего друга. Но в качестве парня моей Клио он мне почему-то не нравился. Меня сжигала необъяснимая тревога, природу которой я не мог понять.

– Я не делаю никаких выводов, я просто не хочу, чтобы он поступил с Клио так же, как однажды поступил с тобой Мирко. Маттео кажется весьма независимым и самодостаточным и не стремящимся к серьезным отношениям, – сказал я, подходя к Кьяре сзади и смыкая руки на ее талии. Я посмотрел на плавную линию ее шеи, переходящей в плечо. На плече была только тонкая бретелька топа, и я совершенно не мог сдержаться. Моментально забыв обо всем на свете, я улыбнулся про себя и прикоснулся губами к ее шее.

– Ou! Так ты рискуешь остаться без ужина! – притворно возмущаясь, резко повернулась она ко мне. Она была невыносимо желанной.

Я начал целовать ее губы, слегка испачканные в муке, чувствуя, как внутри меня поднимается желание.

Глава 7
МАТТЕО

Несколько дней, которые скоро превратились в неделю, я искал отговорки, чтобы не встречаться с Летицией вечерами. Она была огорчена, но не видела заката. Или не хотела его видеть. Она продолжала гордо рассказывать своим подружкам (как она мне говорила), что у нее страстная любовь с победителем сиенского Палио.

Я не решался порвать с ней напрямую. Мне надо было найти способ сделать это мягко, чтобы она осталась без претензий в нашей школе. Она была какой-то рекомендованной знакомой синьора Кавалли, и я не мог подвести его. Но она ничего не видела дальше своей хвастливой влюбленности.

В глубине души, я понимал, что прямой разрыв не причинит ей страданий. Она, похоже, была влюблена в сам факт любовной интрижки именно с победителем Палио. Может, если бы я не был так известен в Сиене, она бы и внимания на меня не обратила, несмотря на то, что многие считали меня красивым. Но таких красивых, как я, вокруг была целая куча. Она могла влюбиться в кого угодно, по сути.

Я только что закончил с ней тренировку, и она, лучезарно улыбнувшись мне, покидала площадку. Я махнул ей рукой и повернулся к своему другу, стоящему у перегородки. Не то, чтобы он был моим хорошим другом, но мы были связаны с ним участием в Палио.

– Красотка, не правда ли? – восхищенно глядя вслед Летиции, произнес Риккардо. – Повезло тебе с ученицей, счастливчик.

– Ученица как ученица, – пожал я плечами.

– Ты спятил?! К тебе попала самая обалденная девчонка, просто gnocca da paura2626
  Gnocca da paura (it.) – страшно сексапильная женщина.


[Закрыть], а ты такой равнодушный?! Мне казалось, у вас с ней интрижка, нет?

Я вздохнул и устало посмотрел на него. Да, Летиция считала, что у нас любовь, она мне просто проходу не давала, а я хотел бы сбежать от нее на край света.

Неожиданная мысль сверкнула в моей голове. Риккардо мог бы безболезненно меня от нее избавить. Только я не доверял ему на все сто процентов, чтобы прямо попросить об этом.

– Она не в моем вкусе, – осторожно сказал я.

– Ты сумасшедший?! – искренне удивился Риккардо.

– Риккà, cavolo! Тебе не кажется, что о вкусах не спорят?! Если тебе она нравится, так попробуй завязать с ней интрижку ты.

– Подожди, то есть я, в самом деле, могу взять ее..?

Мадонна! О чем мы говорим?! Словно делим куски торта. Ты не хочешь вот этот кусочек? Нет? Тогда я съем его, если ты не против! Меня даже передернуло. Che schifo!2727
  Che schifo (it.) – какая гадость!


[Закрыть]

– Риккà, если она тебе так нравится, попробуй с ней.

И вот настала та самая пятница, на которую было назначено первое занятие с моей юной ученицей. Меня сжигали совершенно непонятное волнение и нетерпение, словно это было мое первое занятие. Самое смешное, что мне еще пришлось готовиться к нему, потому что инструктор новичкам, прежде чем посадить их в седло, должен рассказать технику безопасности, а также принципы обращения с лошадью. Я уже несколько лет не делал этого, а потому накануне вечером просидел часа три в гостиной, пытаясь собрать воедино все свои познания на этот счет. Но мысли мои то и дело отлучались под разными предлогами, и в итоге я оставил эту затею и пошел спать.

Я ждал Клио на площадке, медленно кружась на Калипсо, чтобы размять ее немного, а заодно усмирить свое волнение. Мысли постоянно устремлялись вслед за взглядом в сторону входа. Я сгорал от нетерпения и уже пожалел, что не взял своего темпераментного Ассо. С ним мы могли бы попрыгать и сбросить напряжение, а спокойной Калипсо совершенно было чуждо мое нервное волнение! С ней можно было только медитацией заниматься.

Наконец, она появилась, легкая, воздушная, юная, солнечная…

– Чао, Маттео, – радостно поприветствовала она меня, когда я слез с лошади.

– Чао, Клио, – улыбнулся я. – Как добралась?

– Отлично. Хотя электричка задержалась.

– Ну, мы же в Италии, – усмехнулся я.

– Я могу взобраться на коня? – нетерпеливо спросила она.

– Разумеется, нет, – серьезно ответил я, пряча улыбку. Ее детская нетерпеливость была презабавной.

– Это еще почему?

– Клио, управлять лошадью – это также непросто, как сесть впервые на велосипед. Или за руль автомобиля.

– Между прочим, я села впервые на велосипед и сразу поехала!

– Я рад, что мне попалась такая способная ученица, – скептически заметил я. – Только лошадь не велосипед, а скорее сравнима с машиной. И езда на лошади куда опасней, чем на велосипеде.

Я начал рассказывать Клио теорию, но через пять минут понял, что это такая же бесполезная вещь, как объяснять нам, итальянцам, теорию соблюдения скоростного режима на дорогах. Клио переминалась с ноги на ногу, разглядывая меня и думая явно о чем-то, очень далеком от техники безопасности катания на лошадях. Мне пришлось менять тактику. Я начал задавать ей вопросы, чтобы она сама искала на них ответы, таким образом вникая в необходимую теорию. Сначала она в замешательстве рылась в своей голове в поисках ответов, но потом процесс ее увлек, и она даже не заметила, как прошел целый час в разговоре о верховой езде.

На первом занятии мы покатались всего минут 20, что ее явно разочаровало, зато очень вдохновило меня: щеки ее заливал румянец, а в глазах горел огонь увлеченности. Раньше я не понимал, зачем она пришла в нашу школу. Теперь я увидел ее заинтересованность.

– У тебя же свободный день сегодня? Покажешь мне Сиену? – сказала она непринужденно, но в голосе звучали настойчивые нотки.

Я пристально посмотрел на нее. Ее смелость ошеломила меня настолько, что я буквально открыл рот от изумления. Наше первое занятие – и она приглашает меня на свидание!

– Хм, – усмехнулся я. – Свободный от тренировки день – это день, свободный от всего? – решил я поиграть с ее смелостью.

– Разве у тебя не выходной?

– Выходной. Но я не провожу выходные в праздном безделье…

– То есть ты не хочешь со мной погулять? – обиженно сказала она, покраснев. – Ну и… Хорошего дня! – бросила она, злостно сдвинув брови и порывисто хватая свой рюкзачок.

– Между прочим, я не говорил, что не хочу. Ты это решила за меня и обиделась, – сказал я спокойно, сдерживая смех.

Клио остановилась и, гневно сверкая глазами, взглянула на меня, не находя возражений.

– Что ты хочешь посмотреть в Сиене? – спросил я.

– Только не надо делать мне одолжений! – сквозь зубы процедила она.

– Я их и не делаю, – пожал я плечами. – Ты хочешь посмотреть Сиену, я предлагаю тебе ее показать. При чем тут одолжение?

– Покажи Дуомо, – пробурчала она, все еще сердито глядя на меня.

– Неужели ты интересуешься искусством? – искренне удивился я. Я уже завел лошадей в стойло, и теперь мне нужно было только переодеться.

– Почему тебя это так удивляет?

– Современная молодежь не сильно интересуется искусством, – скептически заметил я.

– Интерес к искусству не зависит от возраста, а зависит от интеллекта и увлечений.

Я задумчиво кивнул, по достоинству оценив мудрость ее мыслей. Иногда она совсем не была похожа на 17-летнюю.

– Чем же вызван твой интерес к искусству?

– Мой папа – великий почитатель искусства Возрождения, а вместе с мамой они в принципе увлекаются изучением культуры разных стран, у них даже есть свой электронный туристический журнал.

– Интересно, – приподнял я брови, вновь приятно удивившись. – Дашь ссылочку?

– Разумеется. Если ты мне дашь номер своего телефона.

Я не хотел этого, но это было неизбежным. Логично, чтобы у тренера и учеников были номера телефонов друг друга.

– Конечно, – кивнул я. – Я переоденусь и вернусь, подожди меня здесь. Потом обменяемся телефонами.

И вот мы вышли на Пьяцца дель Дуомо к самому основному культовому месту Сиены. Несмотря на то, что я любуюсь на этот собор уже лет тридцать, он все равно восхищает и поражает меня, будто я вижу его впервые. Собор был начат еще в 1284 году в романском стиле, а со временем приобрел элементы готики. Теперь можно долго стоять под палящим солнцем, задрав голову вверх, и созерцать эти самые многочисленные готические элементы и персонажи на фасаде – творение рук Джованни Пизано. Среди них пророки, философы, апостолы, химеры, горгульи… Правда, почти все они являются копиями, а оригиналы находятся в Музее искусства Дуомо.

Но в данный момент я разглядывал не собор, а Клио, и меня поражало выражение ее глаз. Она почему-то смотрела на Дуомо, будто видела его впервые и не могла отвести от него взгляд.

– Ты никогда не была внутри?

– А?.. Нет, – мотнула она головой. – Не хочешь стать моим экскурсоводом? – с вызовом глядя на меня, спросила Клио.

Я изучающе посмотрел на нее. Почему-то в тот момент мне захотелось стать много кем для нее. Я тряхнул головой, чтобы изгнать оттуда нелепые мысли.

– Пожалуй, экскурсоводом я еще ни разу не был, – усмехнулся я. – Но попробовать не против.

– Будем стоять такую длинную очередь или тебя везде и так пускают?

– Полагаешь, лучшие инструкторы Италии приравниваются к Папе римскому? – с любопытством посмотрел я на нее.

– Полагаю, победителя Палио везде пропускают.

– Я тебя разочарую: победители Палио – это не победители Чемпионата Мира по футболу, и далеко не все знают их в лицо.

– Я и победителей Чемпионата Мира по футболу в лицо не знаю, – пожала она плечами. – Мне тогда 6 лет было2828
  Италия последний раз выигрывала Чемпионат Мира по футболу в 2006 году.


[Закрыть].

Porca miseria! Почему мой мозг все время впадает в беспамятство?!

– Маттео, объясни мне одну вещь, которую я никогда не могла понять. Как капитолийская волчица связана с Сиеной? Почему даже здесь стоит колонна с этой волчицей, которая вскармливает Ромула и Рема?

– Потому что Сиену основали два сына Рема – Сенио и Аскьо. И они однажды украли статую волчицы из Рима и привезли ее сюда, – просто ответил я.

Клио одарила меня пронзительным взором, словно пытаясь понять, правду ли я говорю или издеваюсь над ней. Наверное, мой взгляд излучал саму невинность, потому что он не зажег в глазах Клио гневной искры.

Преодолев длинную очередь, мы протянули два билетика контроллеру на входе в Дуомо. Резкий переход с палящего полуденного солнца в полутемную прохладу собора заставил нас приостановиться и позволить глазам адаптироваться к слабому свету. Я устремил взгляд на синий, словно ночное звездное небо, свод, поддерживаемый черно-белыми колоннами, которые кажутся легкими и воздушными за счет своей полосатости. А потом перевел взгляд на Клио. Глаза ее были широко распахнуты, и в них отражался собор, а губы были полуоткрыты, и казалось, будто с них сейчас сорвется восхищенное…

– Mamma mia, fichissimo2929
  Fichissimo (it.) – офигенно.


[Закрыть]… – прошептала она.

Я улыбнулся. Это сленговое определение звучало немного… неуважительно что ли… Но неподдельное восхищение на лице нивелировало эту неуважительность.

– Но кто все эти люди? – спросила она, указывая на многочисленные бюсты, тянущиеся по верху карниза. – И сколько их?

– 172 папских бюста.

– Всего было 172 папы?

– Нет. Только пап итальянского происхождения было 213 за всю историю… – снисходительно ответил я.

– А почему тогда здесь 172?

– Остальные не поместились, – усмехнулся я.

– Почему ты все время надо мной подшучиваешь?! – метнула она на меня гневные молнии.

– Сама посмотри и подумай, куда их поместить? И потом, на тот момент, когда оформляли бюстами эту церковь, их было именно 172, – спокойно возразил я.

Клио презрительно скривила губы и устремила взгляд на бюсты.

– Спустись с небес на землю, и я покажу тебе еще одно изображение волчицы, – сказал я ей, пряча улыбку.

– Я и не витаю ни в каких облаках! – сердито бросила она.

– В облаках – нет, а под синими сводами среди золотых звезд и папских бюстов – да. Опусти глаза вниз, – поспешно добавил я, видя, как распаляется во взгляде гневный огонек.

Клио посмотрела вниз. Видимо, чисто из любопытства. И замерла, сразу забыв, что страшно злится за то, что я и не думал делать в ее отношении.

– Это рисунки по мрамору что ли? – не поднимая на меня удивленных глаз, спросила Клио.

– Это мраморная полихромная живопись, которая выполнена особой техникой – смесью мозаики, пластики и резьбы по мрамору. Самые ранние сделаны путем выдалбливания небольших дырочек в мраморе, которые потом заполняли битумом или минеральной смолой. В более поздний период рисунки делали инкрустированием белого, зеленого, красного и голубого мрамора. По размерам и исполнению это единственный и уникальный шедевр в мире. Над его созданием на протяжении двух веков трудилось порядка 40 мастеров. И должен тебе сказать, что ты счастливица, потому что большую часть года мозаика в целях ее сохранения остается закрыта. Ее открывают только на 6—10 недель в году. Как видишь, в центре знаменитая волчица.

– А остальные изображения?

– Это различные библейские и исторические персонажи. Вон там даже Сократ есть, – показал я на изображение древнего мудреца.

– А имена мастеров неизвестны?

– Нет, – мотнул я отрицательно головой.

– Жаль… Я думала тут есть работы каких-нибудь известных мастеров.

– Типа?

– Не знаю, – пожала Клио плечами. – Рафаэль, Да Винчи, Микеланджело…

– Тебе мало их во Флоренции? – усмехнулся я. – Пойдем со мной, – потянул я ее за руку. Остановившись у алтаря Пикколомини, я показал ей на две статуи – Сан Пьетро и Сан Пио. – Это творения молодого Микеланджело.

– Ох, неужели? – удивилась Клио.

– Да. Чуть позже я покажу тебе еще работы Донателло – пообещал я. – Но не только эпоха Возрождения подарила элементы украшения нашему собору. Есть, например, работы великого мастера, который в свое время облагораживал Рим. Кто он?

Клио нахмурила брови, копаясь в своей голове. У нее на лице было написано, что она очень не хочет показаться обыкновенной школьницей, которая на уроках истории болтает с соседом по парте. Похоже, она даже начала на меня сердиться за то, что я поставил ее в такое положение, а я, посмеиваясь внутри, наблюдал за ее мыслительным процессом.

– Насколько мне известно, – сухо изрекла она через некоторое время, – Рим преображал по большей части Бернини. А если ты имеешь в виду какого-то мастера, который построил там пару соборов, так можно назвать кучу таких, и я не знаю, кого ты имеешь в виду! – с вызовом сказала она.

Я был поражен. Мои более образованные ввиду возраста знакомые вряд ли смогли бы мне ответить на этот вопрос.

– Brava, – искренне сказал я. – Вот скульптуры Лоренцо Бернини, – показал я на статуи в Капелле дель Вото, в который раз засмотревшись на них. Как эти скульпторы высекают из холодного бездушного камня такие живые эмоциональные лица и такие воздушные прозрачные складки? Я, к сожалению, никогда не смогу понять это…

– А этот пюпитр? – нарушила мои размышления Клио, показав еще на один шедевр сиенского Дуомо. – Ведь сюда ломится толпа туристов, чтобы взглянуть и на него тоже!

– Да, это работа Николо Пизано и учеников из его мастерской. Они создавали эту красоту в середине XIII века.

– Как я понимаю, он каменный? Издалека я подумала, что золотой…

– Колонны сделаны из гранита, порфира и зеленого мрамора…

– Ах, подожди, я вспомнила, чем он известен! – прервала меня Клио. – Пизано здесь изобразил 7 сцен на тему Страшного Суда и жизни Спасителя человечества! И ему удалось отразить очень живо драматические эмоции на лицах персонажей этих сцен! – воскликнула она. На лице была написана искренняя радость, но когда она посмотрел на меня, лицо ее окрасилось оттенками легкого торжества. Видимо, мне не удалось скрыть моего восхищения ее познаниями в области искусства. Я, правда, не ожидал такого от столь молодой ветреной особы.

– Неплохо нынче в школах учат…

– Причем тут школа?! – гневно сказала Клио. – Искусству меня обучили мои родители!

Я почти испытал гордость за Флавио с Кьярой. Они вырастили достойное поколение. Клио с ее братом неимоверно повезло…

– Тогда посмотрим еще на одно любопытное местечко. Библиотека Пикколомини.

– Библиотека? В соборе? – забыла Клио о своей вспышке.

Я мягко взял ее под локоть и повел к боковой двери. Перешагнув порог, мы оказались в зале, покрытом сочнейшими фресками с глубокой перспективой. Это буйство красок при первом взгляде лишает дара речи, а в перспективе изображенных сцен, кажется, можно затеряться, как в сказочных садах и дворцах, бесконечно разглядывая тонко проработанные мельчайшие детали.

– Но… Чьи это работы? – прошептала Клио. Она была поражена. Хотя иначе и быть не могло. Этот зал не мог оставить равнодушным даже тех, кто не особо интересовался живописью, а у Клио все-таки была душа, чувствительная к искусству. И эта черта покоряла меня неимоверно.

– Это фрески Пинтуриккьо. И говорят, что основой им послужили наброски Рафаэля…

– Вот это да…

– Все они рассказывают о жизни выдающегося сиенца, кардинала Энеа Сильвио Пикколомини (он же Пио II), а на потолке изображены мифологические персонажи.

Клио задрала голову вверх, слегка приоткрыв рот. И я, как полный дурак, смотрел на нее, а не на живописный потолок. Я не мог отвести взгляд от ее восторженного лица. И испытал невыносимое желание прильнуть к ее губам. О чем я думаю, porca miseria?! Я энергично мотнул головой, пытаясь вытряхнуть из нее непристойные мысли, и уставился на фреску, висящую прямо передо мной. Впрочем, не видя ее.

– Ou! Ты меня слышишь? – насмешливо смотрели на меня ее огромные синие глаза. – Чем он так знаменит?

– Кто?

– Пикколомини, вестимо. То, что Пинтуриккьо был художником, – очевидно, – усмехнулась она.

– То, что Пикколомини заложил библиотеку – тоже очевидно, нет? – насмешливо ответил я, и она снова метнула на меня гневную молнию. Но, не дав ей разразиться громом, я невинно улыбнулся и поспешно добавил: – Он решил создать библиотеку с коллекцией ценных книг и рукописей, собранных им и представленных здесь, – показал я на витрины, под стеклами которых лежали огромные древние рукописные тома. – После его племянник, кардинал Франческо Пикколомини Тодескини, ставший впоследствии папой Пием III, пригласил Пинтуриккьо расписать эту библиотеку.

– О, а это же три грации! – вдруг удивленно сказала Клио, указав на статую. – Оригинал? – неуверенно спросила она.

– Нет, римская копия, – улыбнулся я.

Мы еще долго не могли уйти из этой библиотеки, несмотря на то, что это всего лишь один маленький зал. Но зато с какими фресками! А потом мы еще порядка получаса бродили по собору, и я рассказывал Клио о других шедеврах искусства. Когда мы осмотрели собор, в животе моем подал голос волчий голод, и я даже передумал говорить Клио, что можно взобраться на башню и взглянуть на Сиену с высоты птичьего полета. Или хотя бы попасть на верхние галереи и через, так называемую, «Дверь в Небо» выйти на крышу Дуомо. Дверь эту называют так потому, что лестница за ней словно ведет в небо, подобно той, что явилась во сне Иакову: она упиралась своей вершиной в небо, а по ней спускались и поднимались ангелы по поручению Бога.

Я увлек Клио из прохлады собора под палящее солнце. Едва мы вышли на улицу, как она зажмурилась от яркого света, а потом изрекла:

– Надеюсь, ты не собираешься уморить себя голодом?

– Это предложение вместе пообедать? – поднял я вопросительно бровь.

– Ну, если мужчина не проявляет инициативу, женщине приходится все брать в свои руки, – игриво улыбаясь, сказала она.

– Главное, не переусердствуй.

– В каком смысле? – вытянулось ее лицо.

– Мужчинам нравится женская инициатива, но не тотальная.