Текст книги "Правда не горит"

Глава 8
МАТТЕО

Мы вышли из ресторана и лениво направились по узенькой улочке, прожаренной жарким солнцем. Улица была совершенно безлюдной в этот час сиесты. Только у одной закрытой двери сидела маленькая девочка, уткнувшись лицом в колени. Плечи ее подрагивали. Я присел на корточки и легонько прикоснулся к ее руке.

– Ou, tesoro3030
  Tesoro (it.) – сокровище мое (так часто обращаются к детям, не обязательно своим).


[Закрыть], – тихо сказал я, чтобы не испугать ребенка.

Девочка подняла свою светлую головку и уставилась на меня своими огромными заплаканными глазами.

– Что случилось, bella3131
  Bella (it.) – в данном контексте «красавица».


[Закрыть]? – спросил я, а она снова заплакала. Не получив ответа, я осторожно провел рукой по ее волосам. – Почему ты плачешь? – Тут мне пришло в голову, что она, возможно, не говорит по-итальянски. – Parli l’italiano3232
  Parli l’italiano (it.) – ты говоришь по-итальянски?


[Закрыть]? – уточнил я.

Она утвердительно кивнула, и я облегченно вздохнул.

– Почему же ты плачешь?

– Я потерялась, – всхлипнув, сказала она.

– Как ты умудрилась? – улыбнулся я, внимательно ее разглядывая. На вид ей было года четыре.

– Я решила поиграть в прятки с родителями и заблудилась.

– Где же ты решила спрятаться? – спросил я, садясь на ступеньки рядом с ней.

– За колонной.

– За колонной? Но здесь нет колонн, – раздался голос Клио, которая присела рядом на корточки.

– Я не знаю, за какой колонной. Когда они долго не находили меня, я пошла их искать, но не нашла того ресторана, где они обедали, – заплакала она снова.

– Ладно, не плачь, – обнял я ее за плечи. – Если родители не нашли тебя, значит, теперь наша очередь их искать. Наверное, они уже ждут тебя дома. Где ты живешь? Ты знаешь название улицы?

– В Лоди.

Porca miseria!

– Где это? – шепотом спросила меня Клио.

– Где-то в районе Милана, – ответил я ей также шепотом. – Значит, вы здесь в отпуске? – спросил я малышку.

– Да. Завтра утром они уедут… без меня… – заревела девочка.

– Как это они уедут без тебя, если мы их найдем? – постарался я придать своему голосу не оставляющую сомнений уверенность. – Сейчас мы возьмем много листочков, напишем на них объявления и расклеим по всей Сиене. Твои родители обязательно прочитают и придут за тобой, ок?

Она кивнула и улыбнулась сквозь слезы, а потом неожиданно бросилась ко мне на шею и прошептала.

– Ты хороший.

Я обнял малышку, смущенно пряча улыбку.

– Я Маттео, а ты?

– Николетта.

– Красивое имя. А это Клио, – показал я на свою ученицу.

– Твоя невеста? – вызвал новую вибрационную волну внутри меня ее вопрос. И почему, cavolo, все так думают?!

– Нет. Это моя ученица… и подруга, – ответил я, заметив молнию во взгляде Клио.

– Ты учитель? – удивленно распахнула глазенки Николетта.

– Да. Учу людей кататься на лошадях. Ты любишь лошадей? – спросил я, поднимаясь вместе с ней. Некогда было терять время за пространными разговорами.

– Кататься на лошадях?! Я так хочу кататься на лошадях! Научи меня!

– Обязательно. Приходи ко мне в школу, и я тебя научу, – улыбнулся я, понимая, что бессмысленно рассказывать ей о расстоянии, нас разделяющем. «Уж она точно не станет ездить ко мне на обучение», – с улыбкой подумал я.

Она вцепилась своей маленькой ладошкой в мою руку, и мы двинулись к оживленной площади около Дуомо, потому что, как она сказала, ресторан, где они обедали, был недалеко от большого красивого собора. К нашему счастью, у Клио в сумочке оказался блок клеящихся листочков и ручка. Мы дружно начали писать записки о том, что найдена девочка по имени Николетта Тоцци, указали мой номер телефона и потом стали приклеивать маленькие объявления на всех видных местах на разных улицах.

Мы больше часа занимались расклейкой разноцветных бумажек, болтая с малышкой, пока у нас не закончились листочки. Настроение ее заметно улучшилось, ей уже, похоже, все это начало казаться забавным приключением, а меня, напротив, терзали смутные сомнения: за целый час мне так никто и не позвонил, а значит, скоро придется идти в квестуру.

– Маттео, ты ведь большой и все знаешь, да? – наивно посмотрела на меня Ники.

Я рассмеялся и отрицательно мотнул головой.

– Никто не знает всего, Ники.

– Но ты знаешь много всего, ведь правда? А я хочу тебя кое-что спросить!

– Спрашивай, – неуверенно пожал я плечами, подозревая, что после ее вопросов я, наверняка, пойму, что знаю меньше, чем думал.

– Почему кошки не летают?

Я остолбенело уставился на нее, а Клио расхохоталась.

– Отвечайте, уважаемый учитель! Меня тоже всегда занимал этот вопрос! – сказала она с легкой насмешкой.

– Чтобы не наводить ужас на летучих мышей, – ответил я первое, что пришло мне в голову.

– Зато тогда бы мой Амос не переломал себе ноги, когда упал с балкона! – хмуро изрекла Ники.

По крайней мере, ее вопрос имеет причину.

– Когда природа создавала котов, балконов еще не было. Потому она не подумала о том, чтобы наделить котов крыльями, – пояснил я.

– А почему птиц наделила?

Porca miseria! Откуда я знаю?!

– Чтобы спасаться от котов, которые хотят их поймать.

Ники молча воззрилась на меня, обмозговывая мой ответ, а Клио с озорным восхищением мне подмигнула.

– Ники, дай я застегну тебе сандалии, – сказала Клио.

– Они всегда расстегиваются! – смешно возмутилась Ники, подставляя ей свою ногу. – Мама говорит, что они мне малы, и надо купить новые! Маттео, почему я расту, а сандалии вместе со мной не растут? – задала она новый каверзный вопрос, и я начал впадать в уныние.

– Чтобы дать тебе возможность купить новые.

– Разумно, – оценила мой ответ Клио. – Представь, если бы тебе всю жизнь пришлось ходить в одних и тех же сандалиях.

– Почему в одних и тех же? – удивилась Ники. – Я бы купила себе много разных. У меня бы их накопилось много-много, а так я должна ждать, когда вырасту из этих, чтобы купить новые.

– Если иметь много денег, можно иметь много сандалий, не дожидаясь, когда старые придут в негодность, – усмехнулась Клио.

– Хочу иметь много денег… – мечтательно протянула Ники. – Я бы тогда была самой счастливой.

– Разве в деньгах счастье? – спросил я.

Лучше бы я молчал.

– Что такое счастье? – последовал новый вопрос. – Маттео, – нетерпеливо потянула она меня за руку, видя мое молчание, – что такое счастье?

– Не знаю. О нем много говорят, но мало кто знает, что это такое…

– Все просто, Ники, – возразила Клио. – Счастье – это когда ты любишь того, кто любит тебя.

– Хм, – не смог я сдержать своей усмешки. Клио – такой же ребенок, как и Ники. – Для босого, что бредет по каменистой дороге, старые потертые сандалии – огромное счастье.

Ники изумленно воззрилась на меня, потом перевела взгляд на свои старые сандалии. Критически осмотрев их, она изрекла:

– Красивое у меня счастье…

Мы с Клио прыснули со смеху, а Ники, схватив нас за руки, повисла в воздухе, радостно хохоча. Я посмотрел на Клио. Она задорно улыбалась мне. Мы были так похожи на счастливую семью…

Внутри меня снова началась щемящая вибрация, и я перевел взгляд в сторону. Мы стояли прямо напротив джелатерии3333
  Gelateria – типичное итальянское кафе-мороженое, где продают мороженое домашнего производства.


[Закрыть].

– Ники, хочешь gelato3434
  Gelato (it.) – мороженое.


[Закрыть]? – спросил я.

– Да! Только шоколадное мне мама не разрешает есть, у меня на него аллергия. А ты разрешишь?

– Конечно, нет! – серьезно ответил я. – Нельзя нарушать запретов мамы. Какие фрукты ты любишь?

– Stracciatella3535
  Stracciatella – сливочное мороженое с шоколадной крошкой.


[Закрыть], – лукаво сказала она.

– Нет, tesoro, это не фрукт. К тому же, оно с шоколадом.

– Там чуть-чуть шоколада!

– Нет, много. Хочешь, я угадаю, какие ты любишь фрукты?

Она засмеялась и кивнула.

– Клубника и… – задумался я.

– … персик! – подсказала Клио.

– Точно! – захлопала в ладоши Ники и потянула меня за руку в джелатерию.

Минут через 5 мы вышли на улицу, уплетая мороженое. Клио ела точно такие же шарики, как и Ники, и теперь я знал ее любимые фрукты.

Прошел еще час, а тревога моя все усиливалась. Мы заглянули в сувенирный магазин около Пьяцца дель Кампо и купили Ники какую-то игрушку, а родители ее все не звонили.

– Маттео, я хочу есть, – доверчиво посмотрела она на меня.

– Ок, пойдем ужинать, – вздохнул я, взглянув на часы. После ужина мы отправимся в квестуру.

Расположившись за столиками, мы с Клио уткнулись в меню. Ники сидела на моих коленях, утомленная, но довольная. Она так и осталась там сидеть, даже когда принесли блюда, что весьма затрудняло мне процесс поглощения пасты. Вдруг телефон резко зазвонил. Номер был незнакомым, и во мне зажглась надежда.

– Pronto? – сказал я, а в ответ послышался всхлипывающий женский голос, из быстрой трели которого я понял, что женщина ищет Ники. – Синьора, успокойтесь. Ники со мной, мы ждем вас в остерии «Il Carroccio» на Via Casato di Sotto, 32, – сказал я спокойно.

– Спасибо! – послышался радостный возглас, и я, облегченно вздохнув, отложил в сторону телефон.

Еще минут через 10 в ресторан ворвалась молодая женщина, а за ней мужчина лет 50. Женщина бросилась к Ники и буквально сорвала ее с моих колен, а мужчина, побледнев, оперся на стол.

– Что с Вами, синьор? – испуганно спросил я, вставая.

– Вам плохо? – вскочила Клио, отодвигая для него стул.

Я взял стакан, плеснул в него остатки воды и протянул немолодому синьору.

– Спасибо, – сказал он, благодарно принимая стакан. – Сколько я должен вам?

– В каком смысле? – не понял я.

– Вы вернули нам дочь… Как я могу вас отблагодарить?

– Разве за такое платят? – приподнял я вопросительно бровь.

– Ты ведь мог забрать ее и требовать выкуп…

– Аааа… – ухмыльнулся я. – Но я не преступник и не мафиози, да и в долги не влезал…

Мужчина внимательно посмотрел на меня.

– Я оплачу ваш ужин. И оставь мне свой телефон, я придумаю что-нибудь еще.

– Мой телефон теперь весь город знает, синьор, – улыбнулся я.

– Где я видел тебя раньше? – спросил он. – Мы знакомы? – лоб его нахмурился в напряжении мысли.

– Не знаю, – пожал я плечами. – По крайней мере, я Вас вижу впервые.

– Он в Палио скачет! И он будет меня учить скакать на лошади! – вдруг сказала Ники.

– Точно! – хлопнул в ладони мужчина. – Ты… ты победитель последнего Палио? – изумленно уставился он на меня.

– Да, – смутился я, почувствовав себя почти чемпионом мира по футболу.

Мужчина с женщиной молча меня разглядывали, словно я был диковинным представителем человечества, а потом завалили кучей вопросов, присев за наш столик. Ники, меж тем, перебралась обратно на мои колени, а еще минут через 15 я обнаружил, что она уснула на моих руках. Родители ее, увидев свою спящую дочь, стали собираться домой, пообещав в скором времени позвонить мне.

– Спасибо вам, ребята! Будьте счастливы, – пожал мне руку отец Ники, и я передал ему дочь.

Ники вдруг проснулась и, обхватив меня за шею ручками, прошептала в самое ухо:

– Я не верю тебе.

– В чем? – недоуменно уставился я на нее.

– Ты соврал, что Клио не твоя невеста, – сказала она, чмокнула меня в щеку и, переместившись на руки к отцу, тут же заснула.

Глава 9
МАТТЕО

На город опускались сумерки, и нам нужно было возвращаться к машине. Почему-то в груди у меня подало признаки жизни чувство грустного сожаления, которого я давно не испытывал. Проведенный день оказался таким чудесным, что мне было неимоверно жаль отвозить Клио на вокзал и ставить точку в этом дне. Ох, если бы она не была хотя бы несовершеннолетней…

Клио закончила разговор и убрала в сумочку телефон.

– Извини, это был мой парень, – сказала она с деланным равнодушием, при этом внимательно рассматривая меня.

Что-то странно кольнуло меня, но я не подал вида, спокойно глядя ей в глаза и не задавая никаких уточняющих вопросов, которые она явно ожидала.

– У тебя есть девушка? – спросила она с напускным безразличием, так и не дождавшись моих вопросов.

– Нет, – улыбнулся я.

– Как нет? – воскликнула она в притворном удивлении, но довольная улыбка выдавала ее волнение. – Неужели у такого всадника нет дамы сердца?

– Какого «такого» всадника? – с любопытством спросил я.

– Красивого, – выпалила она, тут же смутившись своей искренности.

– Спасибо за комплимент, – усмехнулся я.

– А на мой вопрос ответишь?

– Я уже ответил.

– Значит, ты одинокий всадник? – игриво спросила Клио. – Давно?

– С рождения, – вырвалось у меня, и я прикусил язык.

– Я серьезно! – расхохоталась Клио.

Мне даже стало обидно: я ответил более, чем серьезно. Я никогда еще не отвечал на этот вопрос более серьезно, чем в тот момент.

– Какой ответ ты хочешь услышать, Клио? Я тебе сказал, что у меня нет девушки.

– Значит твое сердце свободно для завоевания?

– Ты жаждешь его завоевать? – испытующе посмотрел я на нее.

– Я… нет… я… просто спросила… – пролепетала она. Мне удалось смутить ее. Может, это научит ее не задавать провокационных вопросов. – А если да? – последовал следующий провокационный вопрос, и я понял, что не научит.

– Ты же сказала, что у тебя есть парень, или я что-то не так понял?

– Да… но… – судорожно искала она ответ.

– Ты так легко можешь быть сразу с несколькими? – полюбопытствовал я, разглядывая ее, словно она вдруг превратилась в новый экземпляр homo sapiens.

– Не строй из себя моралиста! – воскликнула она. – Разве современным мужчинам не нравятся беспроблемные девушки?

– Что это за вид девушек?

– С которыми все просто, в том числе и секс? – порывисто ответила она, будто вообще боялась произнести вслух это слово.

– Ну, развлечения ради, разумеется, сойдут и такие, – пожал я плечами.

– А вы будто не ищете только развлечения.

– Откуда такие познания в предпочтениях мужского населения? – полюбопытствовал я. Наш разговор начал напоминать перекрестный допрос.

– А ты скажешь, что это не так? – с вызовом посмотрела она на меня.

– Разумеется. Хотя бы потому, что все люди, включая мужчин, разные.

– Только мне почему-то кажется, что тебе нравится именно такие легкие девушки.

– Хм… С чего бы это тебе так кажется?

– Ну, ты такой красавчик, вокруг тебя куча девушек…

– И что, ты именно такая легкая девушка? Или только хочешь казаться такой, чтобы понравиться мне? – решил я пошутить.

– Мне это удалось? – дерзко спросила она.

– Понравиться мне? Мне нравятся люди, которые ничего из себя не строят. Лишь когда двое могут быть самими собой, можно построить нормальные отношения. В противном случае все развалится, как только тебе надоест быть несчастной. То есть очень скоро.

– Несчастной? Почему несчастной?

– А разве можно быть счастливой, живя чужой жизнью?

– Зачем же ты это делаешь? – спросила Клио.

– В каком смысле? – не понял я.

– Ну, ты ведь на самом деле тоже не такой поверхностный, каким хочешь показаться. И делаешь вид, что стремишься совсем не к тому, чего хочешь на самом деле.

– Хм… А что я, по-твоему, хочу? – ошеломленно спросил я.

– Счастливую семью и много детей. Ты безумно любишь детей. И ты потрясающе находишь с ними общий язык! Я уверена, что ты мечтаешь жениться и иметь штук 5 детей. Только ты боишься примерить на себя эту роль, будто боишься, что тебя постигнет участь твоего отца, который играл в calcetto3636
  Calcetto (it.) — минифутбол. Но часто мужчины в Италии говорят, что ходят играть в футбол, поскольку это считается повальным увлечением, а сами ходят по любовницам.


[Закрыть].

Я сильно вздрогнул. Внутри.

– С чего ты взяла, что мой отец играл в calcetto?

– Нет, я сказала это ради примера… – пожала она плечами, потом вдруг внимательно посмотрела на меня. – Просто есть такие отцы…

– Впрочем, как и матери…

– Послушай… – сказала она, хватая меня за руку. – Я что, попала в точку? Вас бросил отец и не воспитывал тебя?

– Меня не воспитывала даже мать, – усмехнулся я с горечью.

– Тебя… бросили родители? – осторожно спросила Клио, буквально заморозив меня своим вопросом.

– Ты пригласила меня погулять по Сиене, чтобы выпытать мою родословную? – сухо спросил я.

– Нет… Я… просто подумала, что, как друг, могу спросить тебя об этом.

– Ах, теперь уже как друг, – отчаянно вцепился я в эту соломинку. – Сначала ты хотела мне понравиться, как девушка, теперь уже, как друг. Твои намерения меняются с такой скоростью, что я даже не успеваю их обдумать, – улыбнулся я, переводя дух. – Ты сама-то определилась, чего хочешь между нами?

– А ты? – вызывающе спросила она.

– Я? Я согласен на дружбу, – спокойно ответил я.

Лицо ее вытянулось от разочарования, и она закусила нижнюю губу. Вид ее веселил меня, но это был хороший момент, чтобы провести границы. Я тоже хотел совсем не этого, но по многим причинам мы могли стать только друзьями. И первая из них – ее несовершеннолетие. Вторую я предпочел бы забыть. Если бы мог.

– Я хочу остаться с тобой друзьями. Поверь мне, что дружба – куда более долговременная и надежная вещь, чем любовь, – мягко сказал я ей.

Глава 10
МАТТЕО

Мы действительно стали с Клио хорошими друзьями. Несмотря на ее молодость, она оказалась интересным и глубоким человеком, с которым можно было поговорить на самые разные интеллектуальные темы, научить ее чему-то новому и узнать что-то интересное от нее. Ее порывистость и обидчивость добавляли свою прелесть в нашу дружбу и веселили меня. Он могла быть то маленькой девочкой, то мудрой женщиной, и это очень притягивало меня к этой девушке.

Но я не притрагивался к ней и не поддавался ни на какие ее поползновения к переходу на иные отношения. В глубине души я понимал, что поступился бы своим страхом эмоциональных неприятностей, но неприятностями из-за связи с несовершеннолетней я поступиться не мог.

Мы стремительно сближались с ней, каждую пятницу гуляя по Сиене до самого вечера и непринужденно болтая. И я со всей ясностью осознавал, что хотел бы гулять так с ней каждый вечер. У меня были для этого все возможности, но это бы привело к концу наших дружеских отношений.

В те дни, когда мы не встречались, Клио заваливала мой смартфон шквалом сообщений. Поначалу она едва не забрала заявление из школы верховой езды из-за того, что я весь день, пока у меня были тренировки, не отвечал ей. Она успела обидеться, и мне пришлось приложить титанические усилия в попытках убедить ее, что я оставляю телефон в раздевалке, а не беру его с собой на площадку. Это было святой правдой, потому что во время занятий я все равно не мог отвечать на звонки и сообщения. Но после этого я стал брать телефон с собой и отвечал ей в перерывах. На все сообщения до единого. Потому что я жил этими сообщениями в те дни, когда мы не виделись, хотя по-прежнему категорически отказывался признавать это.

Однажды мы снова гуляли по Сиене. Я каждый раз водил Клио в разные уголки моего города, но почему-то мы еще ни разу не были там, где увиделись впервые, – на Пьяцца дель Кампо. Это совершенно несимметричная площадь. И это касается не только ее формы, – а она имеет форму ракушки – но и почти всего, что ее составляет: наклон, здания, стили…

– Впервые вижу такую неровную площадь, – улыбнулась Клио, почему-то одарив меня мечтательным взглядом. Я совсем не был уверен, что она думает именно о неровности площади.

– Несмотря на ее асимметричность, Пьяцца дель Кампо входит в обязательную образовательную программу любой серьезной академии искусств. Потому что она гениальна в своем решении.

– И что в ней гениального? – с легкой насмешкой спросила Клио.

– Она неровная, но гармоничная. Посмотри, какое нагромождение разноуровневых и разноцветных дворцов. Казалось бы, площадь должна выглядеть безвкусной. А она, напротив, архитектурно уравновешена.

– Поверхность ее изогнутая что ли? – спросила Клио, прикрыв глаза рукой от солнца.

– Да. Потому что она находится на пересечении трех сиенских холмов.

– Ух ты! Я этого не знала. Необычное положение для площади, – улыбнулась она. – А что означают эти сектора, на которые она разделена? Сначала я думала, что это сделали для болельщиков команд Палио, но потом вспомнила, что в Палио принимают участие 10 команд, а болельщики стоят вперемешку…

– Потому что к Палио сектора отношения не имеют. Это относится к Правительству Девяти3737
  Governo dei Nove – орган управления Сиеной с 1287 по 1355 года. Девять Синьоров были членами Правительства Сиены, выбираемые из средних классов, включая торговцев и ремесленников, в результате чего была надежда, что управление городом будет удовлетворять интересам широкого класса населения.


[Закрыть], которое было создано в 1287 году, чтобы править Сиеной. Правительство это выпустило законы об обустройстве площади, потому что она была основной сиенской сценой. Здесь проводились народные собрания, турниры и спектакли, ярмарки и праздники, организовывались рынки, праздновались победы. Это разделение площади на сектора сделали в память об этом Правительстве, потому что именно при его деятельности площадь приобрела облагороженный вид. И этот элегантный Palazzo Pubblico со стройной башней тоже был построен в то время.

– На башню можно залезть и увидеть Сиену, лежащую на ладони, правда? – это не было вопросом, а скорее ее предложением посмотреть вместе на мой город с высоты почти 100 метров.

– Да, но сейчас мы на нее не полезем, – решительно сказал я.

– Почему?

– Потому что в полдень все краски блекнут, тени становятся резкими, – пояснил я. – Как-нибудь вечером или утром… А лучше на закате или на рассвете, когда они будут совпадать с часами работы башни. Город при таком освещении будет утопать в мягких волшебных красках… Причем облик его будет меняться в зависимости от того, освещает его утреннее или вечернее солнце…

– Ты фотограф? – спросила Клио, зачарованно глядя на меня.

– Увлекаюсь немного.

– И романтик… – добавила она утвердительно.

– О да, – саркастично усмехнулся я, на мгновение нырнув во мрак. – Наивный романтик.

– Почему наивный? – уставилась на меня Клио.

– Потому что все еще верю в рассвет…

Клио молча смотрела на меня так, словно я на ее глазах превращался в усатую дыню. Я вздрогнул, поняв, что сказал что-то лишнее, и продолжил играть роль экскурсовода:

– А сейчас в этом Палаццо находится Городской музей…

– Что значат твои слова про рассвет? – перебила меня Клио.

Я несколько мгновений упрямо смотрел в ее любопытные глаза и молчал.

– Разве верить в рассвет – это наивность? Это оптимизм, нет? – продолжала она задавать вопросы, не получая ответов.

– Зависит…

– От чего?

– Есть ли у тебя шансы увидеть рассвет или нет.

– После ночи всегда наступает рассвет, – уверенно произнесла она.

– Если только это не вечная ночь.

Я сам позволил ей прижать меня к стенке, чего я никогда никому не позволял делать. Но в ее компании я все больше расслаблялся и выпускал наружу некоторые мысли, годами таящиеся в темных закоулках моего сознания. Надо быть внимательнее…

– Разве… бывает вечная ночь? – запинаясь, спросила она.

– Бывает, – резко ответил я. – Но вернемся на Пьяцца дель Кампо, – непререкаемо продолжил я, потому что тему нужно было срочно закрыть. – Именно ее форма ракушки позволяет хорошо видеть Палио с любой ее точки. Даже с середины можно достаточно беспрепятственно наблюдать за разворачивающимися скачками.

Клио несколько мгновений разглядывала меня, но, видимо, мой тон был слишком категоричным, и, несмотря на то, что она редко отступала от того, что ей было интересно, или от того, что она хотела получить, в этот раз она приняла мое желание сменить тему разговора.

– Расскажи мне про Палио. Я вообще мало, что знаю об этих скачках. У вас такая же вражда между контрадами, как между болельщиками разных команд серии A3838
  Серии A – основной Чемпионат Италии по футболу.


[Закрыть]? – спросила Клио.

– Нет. Если бы флаг, допустим, Ромы повесили бы на одну стену с флагом Лацио3939
  Рома и Лацио – две основные римские футбольные команды.


[Закрыть], боюсь, болельщики своими проклятиями вызвали бы дьявола, – усмехнулся я, а Клио залилась звонким смехом. – Мы куда более мирные, а если и деремся, то в шутку. Но, должен сказать, что сиенцы – это жители, прежде всего, контрады, а уже потом Сиены. Рождаются не в Сиене, а в контраде.

– Интересно… Складывается ощущение, словно контрады – это отдельные города…

– Контрады, по сути, независимы и суверенны. Каждая из них имеет свое правительство, конституцию, флаг, географические границы, церковь, музей, гимн и правителя.

– Да ладно?! – изумилась она.

– Да, это так. И жениться, кстати говоря, на человеке из другой контрады тоже не так просто. Надо разрешение добывать, хотя в настоящее время это становится чистой формальностью, и никто препятствий не чинит.

– Всего их десять? – мимолетом уточнила она.

– Десять?! Я бы сказал, семнадцать…

– Но подожди, в Палио ведь участвуют десять лошадей.

– Да, именно. Выбираются десять из семнадцати контрад. Семь контрад, которые не участвовали в прошлых скачках, участвуют напрямую, а три другие выбираются методом жеребьевки, в случайном порядке.

– Объясни мне, а как возникли все эти забавные названия? Почему улитки, гусеницы, жирафы, пантеры и прочая живность?

– Раньше контрады назывались по имени святого покровителя или церкви, но в XV веке, когда стали очень популярны состязания быков на Пьяцца дель Кампо, у контрад появились новые эмблемы и новые названия. Некоторые взяли названия домашних животных, которые гуляли по лугам Тосканы. Кто-то наоборот взял названия экзотических или вовсе мифологических животных.

– А почему ваш жираф вдруг императорский?

– Потому что мы выиграли первое Палио Империи 2 июля 1939 года, посвященное победе итальянской империи в Восточной Африке.

– Подожди, Палио вообще когда появилось?

– Давно. Первые документы, в которых упоминаются конные скачки, относятся к 1200 году. В них рассказывается о «Palio di San Bonifazio». Только раньше, на самом деле, организовывались самые разные состязания. Еще в XV веке здесь устраивались бои быков, которые влекли за собой кучу жертв. Потому быков заменили на ослов, а их впоследствии заменили на лошадей, только седла не стали надевать на лошадь. Собственно, то Палио, которое мы наблюдаем в наши дни, сложилось где-то в XVII веке.

– А можно я задам тебе компрометирующий вопрос? – хитро спросила Клио, и я, ухмыльнувшись, согласно кивнул. Она вообще была гуру компрометирующих вопросов. – Это правда, что состязания далеки от кристальной честности?

– Да. Можно идти на любые трюки и ухищрения, чтобы выиграть. Бить кнутом соперника, пытаться столкнуть его с лошади – все, что угодно. Перед скачками многие занимаются даже тем, чтобы подкупить жокея другой команды…

– Зачем это? – не поняла Клио.

– Ну, в основном это касается тех, у кого невелики шансы на победу: бедные контрады либо те, которым попалась плохая лошадь. Тогда команды, играющие на победу, могут подкупить их, чтобы они мешали соперникам.

– Фу, как отвратительно. И большие взятки ты брал?

Я рассмеялся.

– Я играл на победу, Клио. Меня бессмысленно было подкупать.

– А если бы у тебя не было шансов выиграть, ты занимался бы этим? – настойчиво допытывалась она.

– Хочешь понять, насколько я честен? – усмехнулся я. Она ехидно кивнула в знак согласия, поэтому мне нужно было дать ей ответ: – Мне повезло, Клио. Я представитель богатой контрады, а богатые контрады обычно предлагают пожертвование, а не берут. Потому мне пока не предстоит вступать в сделку со своей совестью.

– Но почему это все не пресекается?! – возмутилась Клио. – Это же нечестные состязания! Получается, выигрывает тот, у кого больше денег.

– Ничего неправда! Наша контрада считается богатой, а побед у нее не так много. Не столько деньги играют роль, сколько лошадь. А она достается по жребию, там подкупить нереально. Ну а дальше многое зависит от мастерства жокея, от удачи и от хитростей, к которым прибегают контрады.

– Хитростей? Каких, например?

– Ну, например, многие считают, что у лошади больше шансов выиграть без наездника, потому что ей в этом случае не мешает лишний вес, и она скачет быстрее. Конечно, при таком условии лошадью никто не управляет, а сама она может побежать совсем не так, как хотелось бы. Но, тем не менее, были времена, когда ставили на такой ход развития событий, и жокеи намеренно падали в самом начале гонок. Но если лошадь бежит одна, жокеи, которые придерживаются не стратегии победы, а стратегии «навредить сопернику», могут схватить ее за уздцы и остановить. Так вот нашлись хитрецы, которые надевали лошади фальшивые уздцы.

– То есть как фальшивые?

– Картонные. Делали их так, чтобы внешне было не отличить от настоящих, а когда лошадь за них хватали, то уздцы просто рвались, а конь даже не замедлял своего бега.

– Какие изворотливые… – осуждающе покачала она головой. – Ну а ты какими хитростями победил? – испытующе воззрилась она на меня, пронизывая мой мозг своим острым взглядом.

– Клио, я не хочу показаться нескромным, но я не прибегал ни к каким хитростям. Понимаешь, я по жизни участвовал в обыкновенных конных состязаниях…

– Да ладно?! – снова вспыхнуло на ее лице искреннее восхищение.

– …И на этих состязаниях играют честно, – продолжил я. – Я привык к этому. Здесь передо мной стояла задача выиграть, а не мешать выигрывать. К тому же у меня была отличная лошадь…

– И как она тебе досталась?

– Перед забегами проводится жеребьевка, в ходе которой 10 лошадей, выбранных среди 30 представленных изначально, распределяются между контрадами. Человек, которому доверяют лошадь, должен не спускать с нее глаз, чтобы ее не отравили. Потому что даже если она вдруг умрет, заменить ее никем нельзя будет.

– А если… жокей? – странно запнулась Клио.

– Ничего страшного, – скептически усмехнулся я. – Главное, чтобы на финиш пришла лошадь, а с жокеем или одна – без разницы.

– А что будет, если лошадь повредится во время пробных забегов? Их сколько вообще?

– Шесть забегов. Ну, значит, не повезло, – развел я руками. – Но эти забеги – ни разу не состязания. Это всего лишь репетиции, чтобы попробовать свою лошадь, привыкнуть к ней, узнать ее повадки. Вечером перед основными скачками проходит генеральная репетиция, а утром в день Палио – provaccia, репетиция для поддержания тонуса, когда лошадей никто не напрягает.

– А если дождь, ничего не отменяется?

– Пробные забеги отменяются, а сами скачки в случае дождя переносятся на следующий день, а на фасаде Палаццо Пубблико вывешивается зеленый флаг, предупреждающий об этом.

Мы купили с ней мороженое и уселись прямо на камни, которыми вымощена площадь, продолжая болтать о Палио и архитектуре, о наших занятиях и лошадях… Она мне нравилась до умопомрачения, и мое самообладание частенько подвергалось серьезному испытанию. В этой дружбе мы вечно шатались по краю пропасти, и я все время боялся споткнуться и полететь вниз с твердой почвы дружбы в зыбкий омут любви. Несмотря на немалое количество любовных историй в моей жизни, я понимал, что подошел к краю омута, у которого еще никогда не оказывался. Это было чем-то новым, неизведанным и пугающим. Я еще никогда не произносил слов «ti amo4040
  Ti amo (it.) – я люблю тебя.


[Закрыть]», но стоя на краю этой неизвестности, я почему-то догадывался, что те, кто туда сорвался, искренне говорят именно эти слова. И никто не возвращается оттуда прежним. И хотя я знал, что есть те, кто обретает в этом омуте счастье, я понимал, что не имею к ним никакого отношения, учитывая обстоятельства всей моей жизни.