Текст книги "Правда не горит"

Глава 2
МАТТЕО

Я стоял на старте. Для меня это было одним из самых волнующих моментов в моей жизни. 23 года я занимался в школе верховой езды. Руководитель этой школы лично тренировал меня еще с 8 лет, когда я впервые пришел к нему вместе со своим другом. С тех пор я выиграл немало конных состязаний, и вот, наконец, мне была поручена миссия жокея на сиенском Палио. На эту роль отбираются самые лучшие наездники Италии, и почти никогда среди них не бывает коренных сиенцев. И это еще больше наполняло меня гордостью. Я был жокеем, которому поручено представлять свою родную контраду, что так редко случается в истории Палио.

Я стоял перед стартовой линией, а сердце мое трепетало, как флаги в руках моих одноконтрадцев. Самое поразительное во всем этом было то, что в предыдущих отборочных забегах победила лошадь, которую я хорошо знал, и она досталась именно мне. Я умел с ней обращаться и договариваться, я знал ее повадки. Это было знаком судьбы, и я должен был использовать этот подарок и принести победу моей контраде.

Я обвел взглядом многотысячную толпу людей, собравшихся в центре Пьяцца дель Кампо. Она была шумной и разноцветной, перманентно двигающейся и гудящей. На меня были устремлены тысячи внимательных глаз. Повсюду виднелись яркие флаги контрад, но отрадней всего, разумеется, было видеть красно-белые флажки с жирафами.

Мой конь нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Ему явно не терпелось рвануть с места, но нас еще даже не построили в нужном порядке. Я потрепал лошадь по загривку, стараясь подбодрить ее. Конь нервно передернул ушами и тихо заржал. Удивительно, но в отличие от других лошадей, он достаточно послушно встал на свое место и не предпринимал попыток сменить его, хотя и не мог устоять на месте.

Другие жокеи предлагали мне какие-то сделки, пытаясь договориться о ходе гонки. Это было мое первое участие в Палио, и хотя я знал, что это нормальная практика, я собирался играть честно. Потому на все разговоры я старался ответить шуткой и отрешиться от происходящего. Я привык участвовать в честных состязаниях со строгими правилами, и здесь я буду играть по тем же принципам.

Я знал, что далеко не все играют на абсолютную победу. Это зависит от бюджета и от попавшегося коня. Те, кому заранее не светит победа, будут мешать победить соперникам, особенно своим врагам. Но, во-первых, у меня была отличная лошадь, которая не раз выигрывала скачки. Поэтому у меня есть шансы на победу. Во-вторых, наша контрада была достаточно богатой, а потому не занималась тем, чтобы мешать противникам за «пожертвования». В-третьих, у нашей контрады не было официальных врагов, как у многих других, а были только союзники. В-четвертых, я категорически не хотел заключать никаких сделок.

Через несколько мгновений будет дан сигнал, и я должен буду примерно за 90 секунд коллективного безумия выжать максимум из своего коня. Я бросил последний взгляд на толпу, пытаясь выхватить из нее знакомые лица, хотя и знал, что самые важные персонажи находились на VIP-местах.

Вдруг сердце мое остановилось, словно от неожиданного выстрела в спину. Мой взгляд выцепил из толпы лицо… Это не могло быть ошибкой, это был именно он! Он, разумеется, постарел, волнистые волосы до плеч словно покрылись серебром, а борода стала совсем белой, но это был он! Я был уверен в этом.

Mortaretta вспыхнула несколько долей секунд назад, толпа оглушительно завопила, и все кони рванули вперед, а я, словно замороженный, еще даже не дернулся, глядя ему в глаза.

Cazzo1414
  Cazzo (it.) – нецензурное восклицание из трех или пяти букв, в зависимости от контекста.


[Закрыть]!

Мысль о том, что я теряю драгоценные мгновения, ударила меня кнутом, заставив мое сердце снова забиться и пришпорить коня. Лошадь резко рванула вперед от удара, словно за одну секунду вдруг взбесилась. Она в неистовом порыве понеслась по кругу, а толпа и дворцы, небо над головой и песок под ногами перемешались в моих глазах в единый яростно несущийся назад фон. Фон этот ревел многотысячным оглушительным криком и пестрел яркими пятнами.

Кто-то хлестнул меня кнутом, но я совершенно не почувствовал боли, потому что большая часть удара пришлась на железную защиту на моем теле. Я тоже хлестнул кнутом в воздухе. Мой конь несся, как сумасшедший, обгоняя всех, а я лишь управлял им и подстегивал его.

В следующую секунду я увидел, как одна из лошадей врезалась в барьер, и наездник вылетел в пеструю толпу. Раздались крики и визг, но лошадь, тем не менее, поднялась и помчалась вперед. А это значило, что соперник не сошел с дистанции, потому что побеждает именно лошадь, с всадником или без него. И эта лошадь, освободившаяся от своего наездника, резво неслась вперед, оставшись, впрочем, позади меня.

Передо мной была еще одна лошадь и еще один круг. Прийти вторым в этих скачках куда хуже, чем прийти последним, потому что проигравшим считается именно второй. Лошадь обходила меня на полкорпуса. Я не имел права проиграть эту гонку, моя контрада и мой тренер не простили бы мне этого! Я еще сильнее пришпорил своего коня, побуждая его выложиться на 200% в этом коротком забеге. И снова я почувствовал удар кнутом, который в этот раз спровоцировал резкую боль в руке, что я даже дернулся и на секунду подумал, что вылечу в толпу, как и тот несчастливчик. Но мы с конем уже слились настолько, что неслись вперед, как единое целое.

Оставалось 20 метров до финиша. Я хлестнул лошадь, и она рванула вперед, как стрела, выпущенная из лука. Перед глазами мелькнула финишная ленточка. По инерции мы с конем поскакали дальше, но скорость стала падать, и я начал различать людей. Толпа из центра пьяццы ринулась на трассу, по которой мы только что неслись, размахивая флагами. Это были красно-белые флаги с изображением жирафа.

Значит, я это сделал.

Я пересек финиш первым.

Я еще не осознавал победу, но вдруг почувствовал, как мне в руки буквально впихнули победный стяг. Это был мой друг, Риккардо, который участвует обычно в предварительных забегах. Я поднял флаг над головой, а осознание победы по-прежнему где-то задерживалось.

Мы с конем снова оказались недалеко от того места, откуда стартовали. Даже за эти 90 безумных секунд я так и не смог отпустить эмоции той встречи и невольно начал искать в толпе его лицо. И, разумеется, не нашел… Может, все же показалось..? Иллюзия, сотканная из воспоминаний и безотчетных мечтаний… Может, и так… Теперь уже все равно не узнать. Толпа рассеивалась, и он – если это был он – растворился в ней. Бесследно.

Теперь мне нужно было найти моего лучшего друга Алекса, и тогда мы можем отправиться на праздничное шествие.

– Вон Алекс, – сказал я Риккардо, показывая на группку людей, – давай подхватим его.

Алекс, похоже, не выпускал меня из виду, потому, увидев, что мы направились к нему, замахал мне рукой.

– Маттео! Поздравляю! – радостно закричал он мне, и лишь тот факт, что я все еще сидел на коне, помешал нам с ним обняться. Мы горячо пожали друг другу руки.

– Чао, Даниэле! Чао, Джиджи! – поприветствовал я ребят.

– Чао, Маттео! – закричали оба мне в ответ.

Позади них стояла уже немолодая, но притягательная пара. Притягательная, потому что мужчина обнимал свою женщину, и от них буквально исходили лучи любви. На вид мужчине было лет 45, а женщине чуть меньше. Почему-то несколько мгновений я не мог отвести от них глаз. Они притягивали своими открытыми улыбками и влюбленными друг в друга взглядами.

Потом я перевел взгляд на девушку, которую другой рукой обнимал мужчина. Она смотрела на меня с таким нескрываемым восхищением, что я даже смутился и на секунду опустил глаза. Потом снова посмотрел на нее. Она была юной и нежной, очаровательной и милой. У нее были длинные темные волосы, лучезарная улыбка и большие синие глаза. Внутри меня что-то завибрировало, только я не знал что это, потому что там никогда ничего не вибрировало.

– Это мои родители и сестра, – вывел меня из моей внутренней вибрации голос Джиджи.

– Поздравляем, победитель! – усмехнулся мужчина. Его темные глаза светились добротой, но словно подшучивали надо мной.

– Спасибо, – протянул я ему руку. – Маттео.

– Флавио, – ответил он мне горячим рукопожатием. Он был красив и казался еще достаточно молодым для такой взрослой дочери.

– Кьяра, – протянула мне руку его спутница, тоже еще молодая и симпатичная. Взгляд ее словно согревал, и я сразу почувствовал расположение к ней.

Отпустив руку Кьяры, я взглянул на девушку.

– Моя дочь, Клио, – улыбнулся Флавио. Его глаза явно посмеивались надо мной.

– Чао! – махнул я ей рукой как можно более беззаботно.

– Флавио, Кьяра, присоединитесь к нам? – спросил у них Алекс, и я с изумлением воззрился на моего друга.

– Нет, Алекс, спасибо! Нам надо возвращаться. Даниэле останется? – деловито спросил Флавио.

– Конечно, не волнуйся! Я присмотрю за молодежью, – подмигнул ему Алекс, ухмыляясь. Я воззрился на него с еще большим изумлением: мой друг с ним еще и на «ты»?!

– Тогда хорошего вечера, а мы, пожалуй, поедем праздновать, – сказал Алекс. – Флавио, Кьяра, до новых встреч! Клио, чао!

Они помахали нам руками, и я, развернув коня, поскакал прочь, в сторону Сиенского собора. Там мы будем петь гимн в благодарность за победу. Вдруг Риккардо вложил мне в руку соску и бутылочку, и я со смехом засунул себе соску в рот. Считается, что в новой победе на Палио каждый сиенец заново рождается, и теперь все мы вновь стали младенцами.

Нас ждал бесконечный праздничный вечер, который обещал смениться не менее бесконечной и праздничной ночью. В одном из ресторанов был заказан щедрый банкет на сотни персон, и когда я вошел в зал, праздник уже шел полным ходом. В помещении стоял оглушительный гвалт, вино непрерывно лилось в бокалы, повсюду слышался заразительный смех, бесконечные смешные истории, а блюда перемещались от одного сиенца к другому.

Утолив голод и жажду, я расслабленно откинулся на спинку стула, потягивая из бокала вино. Наконец-то, внимание с моей персоны переключилось на кого-то другого, и я мог хоть немного перевести дух. Быть в центре внимания для меня всегда было тяжелым испытанием, но моя профессия не оставляла мне другого выбора.

Вместо того, чтобы полностью отдаться наслаждению победой и праздником, я оказался раздираемым беспокойными мыслями. Когда я не был втянутым в какую-нибудь дискуссию, они моментально словно срывались с короткого поводка и мчались свободным галопом. Образ того седого мужчины в толпе, который теперь казался мне просто плодом моего больного воображения, сменялся образом этой любящей пары, Флавио и Кьяры. Но ярче всех был нарисован образ их дочери. В один момент я даже направился спросить у Алекса, откуда он их знает, и что из себя представляет их дочь. Но, возможно, впервые в своей жизни я остановился на полушаге и пресек свои попытки навести справки о представительнице прекрасного пола, которая зацепила меня. Флавио с Кьярой были очень молоды, а значит, их дочери не более двадцати лет. Нет, я не хочу связываться с ней. Категорически. Потому я вернулся обратно на свое место и постарался выкинуть ее из головы.

Домой я вернулся в тот час, когда розовый рассвет ласково прикоснулся к башенкам Сиены своими утренними лучами. Почти без сил я растянулся на своей кровати и закрыл глаза. Перед сомкнутыми веками, несмотря на кучу самых ярких кадров сегодняшнего дня, стояли Флавио, Кьяра и их дочь. Что за странное наваждение? Или во мне проснулись инстинкты истинного самца?

Я едва не рассмеялся от такого сравнения, правдивого до невозможности. А ведь так было всегда: некая девушка начинала мне нравиться, я брал у нее номер телефона, потом следовало романтическое свидание, потом рано или поздно, в зависимости от принципов воспитания девушки, мы оказывались преимущественно в моей постели, поскольку я жил один, потом длился период розовой влюбленности, после которого чувства угасали, мы расставались, бурно или безболезненно, в зависимости от обстоятельств, и все начиналось сначала. Я всегда знал, что это нормальный ход жизни. Знал с тех пор, как помнил себя. А помнил я себя лет с четырех…

Глава 3
МАТТЕО

На следующий день мы продолжили праздновать нашу победу, бродя по городу, распевая песни и потягивая из горла «Кьянти». Правда, я потягивал сок. Периодически случались потасовки, даже наши с кем-то умудрились подраться. Но все драки были без последствий, а может, в какой-то степени даже символическими. Ведь по жизни все контрады живут друг с другом в мире, а врагами становятся только на период Палио. Потому никто не желает наносить увечья друг другу. К тому же, если это все-таки случится, то контрада, представители которой оказались чрезмерно агрессивными, на несколько лет вообще будет лишена участия в Палио, потому все держали себя в руках.

Когда на Сиену начал спускаться летний вечер, наша компания, наконец, завернула в переулок, где находился ресторан, в котором был организован очередной банкет в честь продолжения празднования победы в Палио. И именно перед входом я столкнулся с Даниэле, Джиджи… и Клио.

Когда я увидел ее, сердце лихорадочно завибрировало, как струны на гитаре. Я глубоко вздохнул и, постаравшись придать своей улыбке поверхностность, поздоровался с ней. Мы все вошли внутрь ресторана, и я занял место подальше от нее. Клио села достаточно далеко, но непосредственно напротив меня, и мой взгляд останавливался на ней каждый раз, когда я поднимал глаза от тарелки. Весь вечер внутри меня шла борьба, которая развернулась там впервые. Мне очень хотелось поговорить с ней, познакомиться поближе, но что-то невразумительное не давало мне сделать шаг ей навстречу. Я не мог понять, что на меня нашло. Это не была какая-то неожиданная стеснительность или страх быть отвергнутым, тем более я постоянно ловил на себе ее взор. Это было какое-то тревожное и необъяснимое чувство, которое неумолимо портило мне вечер.

Когда за окнами ресторана стемнело, а веселье за столом стало еще более шумным и эйфорическим, я, бросив в очередной раз быстрый взгляд на Клио, заметил, как она, разочарованно улыбаясь, разговаривает по телефону. Потом они о чем-то пошептались с Джиджи и Даниэле. Похоже, их троих связывают отличные дружеские отношения…

Я не отдавал себе отчета в том, что не свожу с нее глаз, пока вопрос Алекса не заставил меня вздрогнуть от неожиданности:

– Маттео, ты ведь не пил особо? И ты на машине?

– Да, – кивнул я, ничего не подозревая.

– Может, отвезешь по-быстрому Клио до станции. А то поздно, как она сейчас будет одна добираться?

Внутри меня опять что-то завибрировало, и я испытующе посмотрел на Клио.

– Да, без проблем. Поехали, – сказал я, поднимаясь из-за стола.

– Спасибо, Маттео! – крикнул мне Джиджи.

Я ответил ему неопределенным жестом, быстро идя к выходу, совершенно не заботясь, идет ли Клио за мной. Внутри у меня продолжалась вибрация, которая уже начала напрягать меня. Я стал опасаться, что она отражается на моем лице.

Мы вышли из кафе и двинулись в сторону моей машины. Идти было минут десять, потому что я не нашел свободного места у ресторана, а я впервые никак мог завести разговор с девушкой. Между нами было лет десять разницы. Может, поэтому я никак не могу придумать, о чем говорить с ней? Но где-то в глубине души я понимал, что виной моей немоты является вибрация моего сердца, а не разница в возрасте.

– Это было потрясающе… – смущенно начала она.

– Что именно? – с любопытством спросил я.

– Скачки. А ты был просто великолепен! – зазвучало искреннее восхищение в ее голосе.

Мне за последние сутки сказали это сотни раз, но вибрация усилилась только сейчас.

– Спасибо, – усмехнулся я. – Впервые на Палио?

– Нет. Мы в детстве часто сюда приезжали, но я уже смутно помню.

– Я так понимаю, вы из Флоренции?

– Да, тут совсем недалеко, но мы то в отпуск уезжаем, то в Апулью к бабушке и дедушке, у него День Рождения через несколько дней, – ответила она на мой незаданный вопрос. – Как тебе удается поддерживать такую форму? – спросила она. – Много тренируешься?

– Ежедневно, – ответил я, а потом улыбнулся, видя ее недоуменное лицо. – Я инструктор в школе верховой езды.

– Ух ты! В какой-нибудь сиенской школе?

– Да, на окраине Сиены.

– Любишь лошадей?

– Самой верной любовью, – улыбнулся я.

– Неужели? – насмешливо подняла она бровь. Мы как раз подошли к моей Альфа Ромео, и я взялся за ручку своей дверцы. – Еще более верной, чем любовь к детям или родителям?

Я пронзительно посмотрел на нее поверх автомобильной крыши.

– У меня нет ни той, ни другой, чтобы сравнить, – холодно ответил я, удивившись таким ледяным ноткам в моем голосе.

Улыбка сползла с ее губ, а на лбу образовалась складка от хмуро сдвинутых бровей. Я резко распахнул дверцу и сел за руль.

– Извини, – слегка коснулась она моей руки, лежащей на рычаге переключения скоростей. Я вздрогнул и взглянул на нее, а она начала смущенно: – Я не знала…

Неожиданный звонок моего мобильного телефона заставил ее резко замолчать.

– Pronto? – ответил я на вызов.

– Маттео! Ты еще не уехал? Можешь отвезти меня домой, а потом вместе с Элизой и Аличе в больницу? – услышал я тревожный голос Алекса.

– Конечно, что случилось? – замер я в ожидании ответа.

– Ничего серьезного. Аличе руку повредила.

– Я сейчас подъеду к ресторану, выходи, – сказал я и резко сорвался с места.

– Что-то случилось? – испуганно спросила Клио.

Я быстро взглянул на нее, словно не понимал, откуда она взялась в моей машине.

– Да, мне надо отвезти Алекса в больницу. Его дочь повредила руку. Больница недалеко от вокзала, так что не волнуйся, оттуда я сразу довезу тебя до станции.

С этими словами я притормозил у тротуара, а Алекс чуть ли не на ходу впрыгнул в мою машину.

– И снова чао! – сказал Алекс с улыбкой, но в голосе дрожала тревога. – Долазилась!

– Твоя маленькая дочь? – спросила его Клио.

– Да. Ей всего четыре года, но с тех пор, как моя дочь пошла, она несется на всех парах навстречу приключениям на свою пятую точку. У нее уже 4 шрама, 1 перелом и сотни разодранных коленок. Она никого не слушает, кроме Маттео. Маттео, не гони, porca miseria1515
  Porca miseria (it.) – эквивалентно возгласу «черт возьми!»


[Закрыть]!

Я почувствовал на своем профиле удивленный взгляд Клио и усмехнулся, не поворачиваясь к ней.

Алекс был для меня, как родной брат. Я провел с ним все детство, даже нередко ночевал у него, когда мне не хотелось идти домой. Его родители всегда очень хорошо ко мне относились, и я хотел бы считать их своими. Я всю свою жизнь завидовал Алексу, что у него такие потрясающие родители, они всегда были для меня эталоном идеальной пары. Теперь им уже под 70, а они все еще нежно любят друг друга. Для меня они – пришельцы с другой планеты, потому что на Земле такого почти не бывает.

Когда Алекс пригласил меня на свою свадьбу, я очень боялся, что его женитьба положит конец нашей близкой дружбе, но, к моему счастью, этого не произошло, а напротив, я обрел еще и сестру в лице его жены. Что же касается их дочери, Аличе, то она стала моей крестницей. Мы обожаем с ней друг друга, и немалую часть моего свободного времени я посвящаю диким играм с ней, потому что мы живем совсем рядом. Она знает много чего о лошадях и скоро станет моей самой маленькой ученицей по верховой езде. До ее рождения я не знал, что так люблю детей, но она покорила меня: смешная, задорная, отважная, бесстрашная, с бесконечными запасами энергии. Я готов возиться с ней все вечера, когда нечего делать. Не думаю, что у меня когда-нибудь будет семья и дети, а потому она, возможно, единственная, кому я подарю свою безусловную нерастраченную любовь.

Я притормозил у дома Алекса, и на пороге тотчас появилась его жена с дочкой на руках. Мы с Алексом вышли из машины, и едва Аличе увидела меня, как сразу протянула, видимо, здоровую ручку в моем направлении. Я взял ее на руки, и она повисла на моей шее, громко плача. Пока Алекс прилаживал на заднем сиденье детское кресло, я попытался успокоить его дочь.

– Ну и как тебя угораздило, моя леди?

– Я лезла на дерево, но ветка сломалась. Плохая ветка, – сердито сказала она, всхлипывая.

– Конечно, плохая, – погладил я ее по голове. – Сейчас я отвезу тебя к волшебному врачу, и он непременно вылечит тебе руку…

– Нет! – зарыдала она. – Он мне сделает еще больнее. Врачи всегда так делают!

– А вот и нет! Волшебные врачи лечат! Просто иногда волшебство требует немного боли. Например, укол с волшебной жидкостью. Ну, ты же будущая всадница! Потерпишь! – уверенно сказал я ей. Она мрачно смотрела на меня из-под сдвинутых бровей, но, тем не менее, согласно кивнула.

– Маттео! Готово! – крикнул из салона моей Альфа Ромео Алекс.

Я передал Алексу малышку, и потом все мы сели в машину и помчались в больницу. Клио сразу нашла общий язык с женой Алекса, и они втроем непрерывно болтали все то время, что мы ехали до больницы. Из того, что я слышал, меня поразили некоторые взрослые суждения Клио относительно детей, и я в который раз задался вопросом, сколько ей все-таки лет?

Я остановился у больницы и оглянулся назад подбодрить Аличе.

– Будь умницей, как настоящая всадница. Я позже к вам присоединюсь.

– Я хочу, чтобы ты пошел со мной, – захныкала она.

– Я приеду, как только отвезу Клио на вокзал.

– Клио – это твоя новая невеста? – хмуро спросила Аличе.

Я вздрогнул от такой мысли, показавшейся мне абсурдной. Я не посмотрел на Клио, но почувствовал, как вспыхнули мои щеки под ее взглядом.

– Нет, мы почти незнакомы с ней. Это сестра Джиджи, – быстро ответил я. – До встречи! – махнул я ей, поскольку Алекс уже отстегнул ремни безопасности, вытащил Аличе из машины и, кивнув мне, направился к входу в больницу вслед за своей женой. Я нажал на педаль газа и направил свою Альфа Ромео в сторону вокзала.

– Если бы я не знала, кто отец Аличе, я бы подумала, что им являешься ты, – аккуратно сказала Клио, глядя на меня с легкой улыбкой.

– Она моя крестница, – улыбнулся я ей в ответ.

– Из тебя, наверное, получится отличный отец… – предположила Клио.

Я мимолетно взглянул на нее.

– Не думаю, – сказал я категорично.

– Почему? – прозвучало неподдельное изумление в ее голосе. – Ты так здорово общаешься с малышкой…

– Я люблю ее, как свою племянницу. Мы с Алексом почти братья.

– Так значит, со своими детьми ты будешь общаться еще лучше!

– Я не собираюсь заводить своих детей, – холодно сказал я, надеясь, что ледышки, звенящие в моем тоне, заставят ее сменить тему. Только девушки не меняют так легко интересные им темы.

– Еще не дозрел? – продолжила Клио свой допрос.

– Скорее перезрел, – иронично ухмыльнулся я.

– Смею предположить, что у тебя в жизни была несчастная любовь, и ты – разочарованный в любви мужчина? – сказала она со знанием дела.

О да! Несчастная любовь. С тех пор, как я себя помню, в моей жизни была только несчастная любовь.

– Я угадала? – спросила она нетерпеливо, не давая мне права промолчать.

– Смотря, что ты подразумеваешь под понятием «несчастная любовь»… – попытался я уйти от прямого ответа.

– Ну… – недоуменно пожала она плечами. – Когда ты любишь, а тебя бросают и уходят, а ты остаешься страдать, потому что все еще любишь…

Я на мгновение внимательно посмотрел на нее. Сколько ей лет все-таки?

– Согласно твоей теории, любая любовь – несчастная.

– В каком… смысле? – запинаясь, спросила Клио.

– Любая любовь рано или поздно заканчивается. А потом начинается новая история.

– Что ты такое говоришь?! – возмутилась она.

Я пожал плечами и продолжил протискиваться по дорогам Сиены к вокзалу. Если она не согласна, это ее право. Я не собирался ей доказывать свою точку зрения.

– Существует любовь, которая не заканчивается! – упрямо сказала она. – Мои родители – хороший тому пример. Они вместе уже лет 20, а до сих пор целуются, как влюбленные, папа пристает к маме на вечеринках, а мама пишет папе признания в любви в каждой записке, оставленной на столе!

– Я рад за твоих родителей, – сухо ответил я.

Значит, я не ошибся насчет Кьяры и Флавио. Скоро я, наверное, поверю, что не повезло только мне. Причем не повезло так фатально, что уже не повезет никогда.

– По твоему голосу я бы никогда не поверила в искренность твоих слов, – рассмеялась она.

Я усмехнулся и покачал головой.

– Ошибаешься. Я действительно восхищаюсь такими парами, которые смогли надолго сохранить свои чувства.

– Хороший пример для подражания, не правда ли? – насмешливо спросила она. – Только у меня такое ощущение, что ты не веришь, что это может случиться с тобой.

Я уже притормозил у тротуара рядом с входом на вокзал и испытующе посмотрел на Клио. Да, она права. В моей жизни такого не случалось. В жизни других – да, в моей – никогда.

– Я скорее поверю в существование Babbo Natale1616
  Babbo Natale – рождественский персонаж, по образу эквивалентный Деду Морозу. Дословно переводится, как «Рождественский Папа».


[Закрыть], – с сарказмом ответил я.

– А ты в него не веришь? – удивленно расхохоталась Клио. – А кто, по-твоему, кладет тебе подарки под елку на Рождество?

– Я никогда не находил подарков под елкой на Рождество. Потому я никогда не верил в Babbo Natale, – резко ответил я.

Я никогда никому в этом не признавался. Кто сейчас тянул меня за язык?! Deficiente1717
  Deficiente (it.) – придурок, дебил.


[Закрыть].

Глаза ее широко распахнулись, будто я признался ей, что Babbo Natale – это я на самом деле.

– Что… это значит? – запинаясь, спросила она.

– Ничего. Мы приехали, – ответил я, упрямо глядя на нее исподлобья.

– Спасибо, что подвез, – неуверенно произнесла она, до сих пор не взявшись за ручку дверцы. Я ясно видел по ее глазам, что она хотела бы задать мне миллион вопросов, но, наверное, весь мой вид показывал, что я не намерен отвечать ни на один из них. Я взглядом умолял ее выйти из машины и не спрашивать меня ни о чем. К моему облегчению, она умела читать по глазам и открыла дверцу. – Чао… – как-то странно сказала она, нехотя вылезла из машины и направилась в сторону вокзала.

Внутри меня опять что-то вибрировало, и я с сожалением несколько мгновений смотрел ей вслед. Я хотел бы увидеть ее еще раз… Интересно, почему я не взял у нее номер телефона, как обычно? Наверное, потому, что она слишком молода. 20 лет, она сказала, Кьяра с Флавио вместе? Мадонна, ей даже меньше 20?! Значит, она еще более поверхностна, чем я предполагал. Да, не стоит заводить с ней еще одну заранее завершившуюся историю любви. Пусть лучше она останется в моей памяти волнующим воспоминанием.