Текст книги "Правда не горит"

Глава 11
ФЛАВИО

Однажды мы с Кьярой были на дружеской вечеринке в одном уютном флорентийском ресторанчике. Мы обожали с ней такие вылазки, каждый раз наслаждаясь обществом самых близких друзей. Душевные разговоры, непременные добрые шутки, вкусная еда и замечательные люди были периодически повторяющимся маленьким праздником среди трудовых будней.

Конечно, в компании всегда присутствовал Стеф с женой, поэтому вечеринки радовали меня еще больше. Я обожал Стефа, как своего младшего брата.

В какой-то момент Стефано увлек меня в сторону.

– Флавио… мммм… – нерешительно начал он.

– Что случилось? – с тревожной улыбкой спросил я.

– Вчера я был в центре по делам. Там я видел Клио с Мирко…

– ЧТО?!

– Спокойно, – примирительно поднял Стефано ладонь. – Они только разговаривали.

– Только разговаривали?! Стеф, я не хочу, чтобы этот bastardo даже на километр приближался к моей дочери!

– Подожди, Флавио. Я видел их издалека, и мне показалось, что Клио не особо жаждала общения с ним, поэтому не кипятись. Выглядело это так, будто они совершенно случайно столкнулись на улице. Клио шла с подружкой, и он ее остановил. Несколько минут они поговорили, но она постоянно делала попытки уйти.

– Он не давал ей уйти?

– Словесно, Флавио, он останавливал ее словесно. Лишь при прощании поцеловал ей руку.

– Figlio di puttana…4141
  Figlio di puttana (it.) – сукин сын.


[Закрыть] – процедил я сквозь зубы.

– Откуда он ее знает?

– Мы встретились с ним однажды в центре. 16 лет не встречались, будто он жил где-то в другом городе, а тут… cazzo… Но ты уверен, что это был он? Откуда ты вообще его знаешь? – удивился я.

– Хм, – хитро улыбнулся Стеф. – Помнишь фотоальбом, что мы все дарили тебе на юбилей? Так вот, твои друзья дали мне ваши фотки для оформления и попросили удалить с них Мирко. Поверь мне, я успел на него насмотреться. Потом мы недавно пили утром кофе с Джованни. Вдруг в кафе вошел Мирко, узнал Джованни и подошел к нам. Джованни разговаривал с ним сквозь зубы, и вообще имел такой вид, словно у него несварение желудка. Быстро допив кофе и побудив взглядом меня сделать то же самое, он увел меня оттуда. В принципе, я и так понял, что это был Мирко, но Джованни мне это подтвердил.

Я усмехнулся. Как раз лично Джованни Мирко не сделал ничего, но, видимо, он был впечатлен моим рассказом и рассказом других друзей о низкой душонке этого stronzo.

– Как бы я хотел убить его, Стеф… – прошептал я, глядя на дно бокала сквозь вино янтарного цвета.

– Брось, Флавио, ничего ведь не произошло.

– Ты просто не понимаешь, как он портит мне жизнь!

– Ошибаешься, fratello4242
  Fratello (it.) – брат.


[Закрыть]. Я был первым свидетелем того, как он крушил твою жизнь, – усмехнулся мой друг, а потом добавил после некоторого молчания: – Чего ты опасаешься?

– Стеф, этот bastardo ни перед чем не остановится. Знаешь, сколько девушек он соблазнил, а после бросил? Некоторых даже беременными! Говорят, много лет его не видели во Флоренции, потому что он скрывался от обманутой женщины, которая забеременнела от него. Я не хочу, чтобы Клио… – у меня слова застряли в горле от такой чудовищной мысли, потому что только я знал в полной мере об ужасе такой ситуации. – Кьяра еще боится, что он расскажет ей о том, что она не ее родная мать.

– Но почему?

– Она боится, что Клио разлюбит ее.

– Мне кажется, это глупо и нереально. Она ведь всю жизнь растила ее! Ты думаешь, Клио могла бы?

– Не знаю, Стеф. Я считаю, что нет. По крайней мере, это нелогично. Но с другой стороны, я никогда не могу ручаться за мою дочь. Я не могу на 100% гарантировать ее реакцию.

– Ндаааа… – протянул Стефано. – Если бы Клио знала истинное положение дел, можно было бы во всей красе рассказать ей, какой это человек, чтобы ей даже в голову не пришло, связаться с ним… Хотя, если честно, я не думаю, что она свяжется с ним. Он ей в отцы ведь годится…

Я так сильно вздрогнул от его слов, что рука моя дернулась, и вино в нем подняло янтарную волну, едва не выплеснувшись мне на рубашку. Я быстро взглянул на Стефа. Он внимательно всматривался в мое лицо, а лоб его прорезала слегка заметная сосредоточенная складка.

– Я думаю, мне стоит сначала поговорить с Кьярой, потом с Клио. А потом еще с этим deficiente… – мрачно изрек я.

– Последнее неразумно.

– Почему?

– А что ты добьешься, Флавио? Он разве внемлет словам? Поговори со своими женщинами… Слушай, а у Клио молодого человека нет? Мне она последнее время казалась какой-то… влюбленной, – улыбнулся Стефано слегка иронично.

– Откуда я знаю, Стеф? – нервно ответил я. – Моя дочь – это непредсказуемая и хитрая особа. Но хуже всего, что не всегда мудрая. Это тебе не рассудительный Джиджи, в котором мы можем быть уверены… Лично я полагаю, что у нее роман с этим инструктором из Сиены, победителем Палио, я тебе рассказывал. Не то, чтобы роман, но она явно влюблена в него уже несколько месяцев, хоть и отрицает это. Но Джиджи утверждает, что отношения между ними дружеские. Я склонен верить Джиджи, но есть у меня подозрение, что рано или поздно она свяжется с этим Маттео другим образом. Может, он ждет ее совершеннолетия, потому пока держит ее на расстоянии. Не знаю.

– Что-то он тебе не сильно нравится, – усмехнулся Стеф.

– Как человек, как друг Джиджи он нравится мне. Как парень моей дочери – нет.

– Почему?

Я вздохнул. Я не знал, что ответить. Разница в возрасте не такая уж и огромная. Мои предположения, что он хочет с ней просто поразвлечься, неверны, если он до сих пор этого не сделал. Он был мне очень симпатичен, как человек. Но что-то необъяснимое тревожило эту симпатию.

– Если бы я только знал это, Стеф…

Вечером я рассказал Кьяре о разговоре со Стефано. Она страшно переполошилась, и во взгляде ее появилась чуть ли не паника.

– Кьяра, чего ты боишься? – спросил я, обнимая ее за плечи и глядя ей в глаза.

– Я тебе много раз говорила! Если она узнает, что я не ее мать, она больше не будет меня любить, она захочет найти свою настоящую мать, а мне будет постоянно тыкать, что я не имею права что-то ей говорить, поскольку она не моя дочь.

– Кьяра, мама – это та, которая растила! Неужели ты этого не понимаешь?

– Это ты рассуждаешь, как взрослый человек! А она 17-летний импульсивный подросток! Неизвестно, как она отреагирует! Тебе легко говорить, ты ее родной отец! – кипятилась Кьяра.

– Кьяра… – вздохнул я, прижимая ее к себе. – Ну, хочешь, я скажу ей, что я не ее биологический отец, что она твоя дочь… от Мирко, – пошел я на блеф. – А развелся я со своей первой женой, потому что Мирко изменял с ней, пока ты ждала Клио.

– Ты спятил, Флавио?! Мне сама мысль о том, что она даже просто будет считать себя дочерью Мирко, противна до тошноты!

– Если бы она была дочерью Мирко, ты не смогла бы любить ее? – грустно улыбнулся я, почувствовав, как потяжелело мое сердце.

– Не знаю, Флавио, я даже думать об этом не хочу! – отмахнулась она, не догадываясь, что отрезает мне пути к отступлению. – Флавио, обещай мне, что ты никогда не расскажешь Клио, что я не ее родная мать?

– Кьяра…

– Флавио, обещай мне! – настойчиво произнесла она, умоляюще глядя мне в глаза.

– Клио, – сказал я своей дочери, когда подвозил ее на машине в школу, – ответь мне на один маленький вопрос?

– Какой, папа? – подозрительно посмотрела она на меня.

– Одна птичка мне напела, что видела тебя с тем stronzo из моего прошлого по имени Мирко.

– Ты что, следишь за мной?! – гневно спросила она.

– Tesoro, мы живем в крошечном городе, где многие друг друга знают. Мне не нужно следить за тобой, чтобы иногда узнавать, где ты и с кем проводишь время, – с иронией сказал я. – Впрочем, как и тебе весьма просто узнать что-либо обо мне. Так вот, вас видел один мой друг, который ненавидит Мирко, как и я. Потому и поведал мне об этом. Что ты на это скажешь?

– Я случайно с ним встретилась, – пожала плечами Клио. – Он поздоровался, спросил о том, о сем, и мы разошлись.

Я знал, что она говорит правду, потому кивнул, не отрывая глаз от дороги.

– Папа, но что он сделал? Почему у вас такая тотальная ненависть к нему?

Мы остановились на светофоре, и я внимательно посмотрел на дочь.

– Ты помнишь, что до брака с мамой я был женат? – спросил я.

– Да, – согласно кивнула Клио. – Из-за того, что ты долго не мог развестись, вы с мамой поженились уже после моего рождения.

– Именно, – подтвердил я. – Так вот, он некоторое время спал с моей бывшей женой. Я решил развестись с ней, узнав об этом. Кстати, когда он развлекался с моей бывшей женой, его девушкой была твоя мама. Порвав с ними обоими, мы сошлись с твоей мамой…

Клио уставилась на меня, раскрыв от изумления рот. Я улыбнулся ей. Она была забавной, когда удивлялась.

– Потом он попытался увести девушку одного друга из нашей компании, я не буду называть имен, – продолжил я свою занимательную историю. – Он подставил другого друга. Он соблазнил сотни женщин и бросил их. Парочку даже беременными, насколько мне известно. Возраст, наличие жениха или мужа и прочие причины не являются для него препятствием! – почувствовал я, как закипает внутри сдерживаемая до сих пор ненависть. – Я не хочу, чтобы он трогал тебя! Это ясно?

Клио, все еще шокированная, кивнула. Несколько минут мы ехали молча, пока она, видимо, обдумывала услышанное.

– Папа, он не в моем вкусе, он намного старше меня, он мне совершенно не нравится. Я не собираюсь с ним связываться, не волнуйся.

– Хорошо, – кивнул я, тормозя у школы. – Если он будет лезть к тебе, ты должна мне сказать. Сразу же! Ты это хорошо понимаешь? – спросил я Клио, пытливо глядя ей в глаза.

– Конечно, – кивнула она, несколько мгновений не отводя от меня взгляда.

Мне оставалось лишь уповать на разум этой девчонки.

– Завтра у тебя занятия по верховой езде?

– Да, – улыбнулась она радостно.

– Как Маттео поживает? – улыбнулся я в ответ.

– Отлично, – с деланной беззаботностью ответила она, но глаза ее засияли особым блеском.

– Вы по-прежнему… друзья?

– Разумеется! Самые лучшие, – засмеялась она.

– Как с Дани?

– Почти, – ответила она. – Мне надо бежать. Спасибо, папа, – обняла она меня за шею чуть дольше обычного и чмокнула в щеку. – До вечера!

Блеск ее глаз не казался похожим на дружеский. Она была явно влюблена в Маттео. И сейчас я был этому даже рад. Уж он точно не сможет причинить ей большего страдания, чем этот stronzo Мирко…

Глава 12
МАТТЕО

Когда наступила поздняя осень, и похолодало, мы с Клио стали больше времени проводить в кафе. К себе домой я ее никогда не приглашал, хотя она несколько раз напрашивалась на это. Но я прекрасно понимал, что дома, наедине, она будет вести себя по-иному, а я не смогу сопротивляться.

В середине декабря у Даниэле случился день рождения. Я, как, впрочем, и обычно, был в числе приглашенных, но в этот день Дани пригласил еще и Клио. Я был готов к этому, но, увидев ее в доме родителей Алекса в обольстительном платье, едва не потерял самоконтроль. Мне в тот вечер было сложнее, чем когда-либо, строить из себя просто друга. Но, к счастью для меня, на глазах у родителей Алекса и многочисленных друзей она не предпринимала никаких попыток поколебать мою решимость оберегать нашу с ней дружбу от любовных стрел.

Когда гостиная опустела от молодежи, отправившейся в сад, мы на некоторое время остались втроем: я, Алекс и Клио.

– Маттео, мне сегодня звонила твоя мать, – без обиняков сказал Алекс.

Я вздрогнул, словно он бросил в меня камень, и метнул быстрый взгляд на Клио. Глаза ее расширились от ошеломленного удивления. Я вопросительно посмотрел на Алекса.

– Что она хотела? – спросил я не своим голосом.

– Ничего, как обычно. Спрашивала, как у тебя дела. Она из больницы звонила.

– Из больницы? – почувствовал я легкий, едва заметный толчок в груди.

– Да, попала туда с аппендицитом. Не хочешь навестить ее? Я могу пойти с тобой, – с готовностью предложил он.

– Нет, не хочу, – резко ответил я.

К счастью, в гостиную вернулись родители и жена моего друга, и разговор был закрыт.

Так я наивно полагал.

Я намеренно выпил лишь бокал вина в тот вечер, зная, что мне придется отвозить Клио на вокзал, и как только мы сели в мою Альфа Ромео, она схватила меня за руку.

– Маттео, почему ты лгал мне?

– В чем? – напрягся я.

– Я все эти месяцы считала, что у тебя нет родителей. Ты всегда так говорил…

– Я говорил правду, – нервно вырвал я свою руку из ее ладони и вставил ключ зажигания, готовый запустить мотор и сорваться с места.

– Алекс сказал совсем другое, и ты его слов не опровергал! – с упреком произнесла она.

Клио до предела натянула в моей душе тонкую струну, почти достигнув точки разрыва, и я действительно стал опасаться за ее целостность. Она смотрела мне в глаза и не отпускала тонкую нить, и весь ее вид говорил о том, что в этот раз она не собирается делать этого. Натянутая струна готова была лопнуть, и мне почему-то стало трудно дышать.

– Хорошо, у меня есть биологическая мать. Устраивает тебя это? – ответил я ровным голосом, который, казалось, принадлежал не мне.

– Почему ты считаешь ее только биологической?

– Потому что это именно так, – с вызовом посмотрел я на нее.

Почему-то мой ответ вызвал в ней странную реакцию. Лицо ее исказилось язвительностью со штрихами сарказма и осуждения.

– Что же, интересно, сделала тебе твоя мама, что в такой драматичный момент ты отворачиваешься от нее и не хочешь поднести стакан воды? – насмешливо спросила она.

Я почувствовал, что начинаю закипать. Это было слишком дерзко с ее стороны – обвинять меня в том, о чем она не имела ни малейшего представления.

– Ничего не сделала, – сказал я ледяным тоном.

К сожалению, она не поняла буквальности моего ответа.

– То есть, по-твоему, это нормально, когда ребенок, став взрослым, поворачивается спиной к своим родителям и делает вид, что их не существует, плевав на них? – глаза ее сверкали возмущенным блеском.

– А по-твоему, нормально, когда родители, родив ребенка, поворачиваются к нему спиной, плевав на него?! – не сдержался я.

– Преувеличиваешь? – зло рассмеялась она. – Небось, не выполнили какого-то твоего желания в период юношеского максимализма, а ты до сих пор простить не можешь…

– Zitta!4343
  Zitta (it.) – Замолчи!


[Закрыть] – яростно прервал я ее. – У меня давно прошел юношеский максимализм.

Она несколько мгновений молчала, хлопая глазами, ошеломленная моей реакцией. Я действительно еще ни разу не выходил из себя в ее присутствии.

– Меня просто возмущает, – начала она оправдываться, – когда дети наплевательски относятся к родителям, которые жизнь положили на то, чтобы вырастить из ребенка человека.

– Поверь, меня тоже, – с сарказмом ответил я.

– Я не понимаю… – еще более ошеломленно открыла она глаза.

– А зачем тогда обвиняешь, если не понимаешь?! – раздраженно произнес я.

– Так объясни!

– Не хочу! – сказал я и резко отъехал от тротуара.

Все 15 минут до вокзала мы ехали молча. Внутри меня клокотала обида. И боль. Мне хотелось быстрее высадить ее и, не возвращаясь на вечеринку Дани, как обещал, убежать куда-нибудь в мою вечную ночь.

Я так же резко затормозил у вокзала и выразительно посмотрел на Клио.

– Хорошего вечера, – напряженно сказал я.

– Маттео, объясни мне ситуацию с твоей мамой… – вкрадчиво попросила она.

– Я не хочу никому ничего объяснять. Это моя жизнь, ясно?! – упрямо ответил я.

– Ха! Да тебе просто нечего сказать. Я понимаю, нельзя найти объяснений такому идиотскому отношению к родной матери, и теперь, когда я прижала тебя к стенке и пристыдила, ты хочешь убежать.

Клио резко отпустила струну, и она, порвавшись, издала жалобный душераздирающий звук, начав вибрировать, и эта вибрация причиняла мне тупую боль. Злость вперемешку с обидой раздирали меня на части.

– Нельзя найти объяснений?! Хорошо, я объясню! – вызывающе сказал ей я. Вот теперь она не просто прижала меня к стенке, а загнала в угол. – Мое рождение было ошибкой в жизни моей молодой 18-летней матери и 40-летнего отца. Я был результатом порванного презерватива, заставившего их пожениться. Но не один ребенок не удержит вместе тех, кто равнодушен к судьбе друг друга, кто не готов разделить на двоих все прелести жизни. Ребенок не может соединить двух людей, чужих друг другу, как две галактики. Мой отец ходил играть в calcetto и в итоге бросил мою мать, сбежав на Искью со своей любовницей. Она родила ему близнецов, и он благополучно забыл меня. А я остался жить с матерью здесь, в маленькой квартире из кухни и одной комнаты. – Я по-прежнему говорил порывисто и вызывающе. – Днем она работала, а я оставался последним в саду. Поздним вечером она приводила меня домой и быстренько отправляла в постель. На кухне. Потому что в спальне она проводила время с мужчинами. Не каждый раз с новым, но ни один из них не задерживался более, чем на несколько месяцев. Нередко они уходили куда-то, а за мной присматривала соседка. Но чаще мать просто укладывала меня в постель и уходила с мужчиной, а я оставался один. Это было хуже всего, потому что я боялся оставаться один в темноте. Я плакал, пока сон не накрывал меня, иногда спустя несколько часов… – голос мой сник, а сердце придавили тяжелые воспоминания. Они были такими топкими и живыми, что я ощущал себя увязающим в трясине болота.

Ладонь Клио легла на мою руку, нежно сжав ее. Я не отреагировал. Я слишком сильно погрузился в эти вязкие и зловонные воспоминания моего детства, которые всегда старался стереть из своей памяти.

– Потом я пошел в школу. Там мы и познакомились с Алексом, став неразлучными друзьями. Мы все свободное время проводили вместе, я даже часто ночевал у него, поскольку его родители были очень добры ко мне, поняв, наверное, что я не нужен моей матери. Никому… А она постоянно жила в погоне за мужчиной своей мечты. Кто-то держался неделю, кто-то месяц, кто-то даже почти год жил у нас. Но все неизбежно заканчивалось, как и любая история любви. Мужские баритоны и страстные стоны сменялись рыданиями в подушку моей несчастной покинутой мамочки… Неизменной оставалась только моя ненужность…

Другая рука Клио опустилась на мою голову, и она дрожащими пальцами провела по моим волосам

– Родители Алекса всегда старались сделать так, чтобы я никогда не чувствовал себя чужим в их доме. Они приглашали меня обедать, помогали с уроками, дарили подарки на день рождения и Рождество… Точнее перед Рождеством… На Рождество они всегда уезжали к родственникам, а я оставался в Сиене. Моя мать дарила мне подарки за ужином, а потом укладывала меня спать и уходила. Она работала в ресторане и говорила, что у них рождественский банкет, а я потом находил фото с этого банкета… Может, это и было в том самом ресторане, не знаю… Однажды у нее случился длительный роман, и она пристроила меня на Рождество к Алексу. Это было самое счастливое Рождество в моей жизни. И в то же время самое несчастное. Потому что с того момента я знал, как в действительности отмечается этот волшебный праздник, и воспоминания жгли меня каждое последующее одинокое Рождество. До сих пор жгут…

– Маттео… Мне жаль… – дрожащим голосом прошептала Клио.

– Я всегда был один, когда не был с Алексом. Вечера, выходные, каникулы, праздники… – не отреагировав, продолжил я. Голос мой стал едва слышным, а в груди разлилась боль, будто я случайно разбил какой-то сосуд, переполненный ею. Я тонул в этой боли. Никогда еще мне не было так плохо. Потому что я никогда ни с кем не говорил об этом. – Я никогда никому не был нужен, потому что я не был нужен моим родителям. Все эти дежурные поцелуи, объятия, куча подарков и поездки в парки аттракционов раз в год – все это было лишь слабыми попытками создать видимость любви, которой в реальности никогда не существовало…

Было темно в машине, и только ночные фонари робко пытались пролить хоть немного света на эту темноту.

– Ты… ушел из дома? – едва слышно спросила Клио.

– А..? – вздрогнул я и посмотрел на нее. Слезы блестели на ее щеках, на миг вспыхнувшие в свете фар проезжающей машины. – Когда я сдал esami di maturità и поступил в университет, моя мать сказала, что теперь я стал взрослым, и жить нам в одной маленькой квартирке очень неудобно… Я тогда сорвался и высказал ей, что она, похоже, всю жизнь ждала этого момента, чтобы выгнать меня из дома… Она ответила… – Я замолчал на миг, погрязнув в трясине и, наконец, задохнувшись в этом болоте. – … Что я прав, – едва слышно проговорил я. – Что, если бы мой отец не запретил ей делать аборт, она никогда не согласилась бы оставить ребенка. Сказала, что я мешал ей всю жизнь, и из-за меня она так и не смогла ее устроить… Мы с Алексом стали снимать эту квартиру, где я теперь живу. Он – чисто за компанию… Я…

Я увяз в этой боли по самую макушку. Она уже затопила все внутри меня. Мне стало невыносимо находиться в этой машине, рядом с Клио. Я не хотел ее сочувствия, ее жалости…

– Клио, иди. Уже поздно. Ты пропустишь последний поезд, – отрывистыми фразами сказал я.

– Маттео! – испуганно воскликнула она. – Я не хочу тебя оставлять сейчас!

– Почему это?

– Маттео… Тебе сейчас плохо! Я хочу быть рядом… Я хотела бы, чтобы ты не чувствовал себя одиноким и ненужным…

Я тяжелым взглядом посмотрел на нее. Я боялся ей верить и не хотел, чтобы она была со мной из чувства жалости. Сейчас, увидев, что я тону в болоте, она хочет протянуть мне руку помощи. Но если я приму протянутую мне руку, поверю ей, а потом она отпустит руку, и я стану опять ненужным, останусь один в темноте, тогда я вновь погрязну в еще более топком болоте и уже никогда не смогу выбраться из него…

– Клио, увидимся в пятницу на тренировке, – сказал я твердо.

– Маттео, нет! Я прошу тебя! Позволь мне не оставлять тебя… – умоляюще произнесла она.

Нет… Я переживу свою боль как всегда сам, один.

– Клио, оставь меня! Я хочу побыть один, пожалуйста… – глазами умолял я ее уйти. – И забудь этот разговор. Я не хочу к нему больше возвращаться.