Текст книги "Дом на холме"

– Девушка, – лупоглазое создание с протокольной миной на круглом лице по уставу приветливо улыбнулось, – предупредите кадровиков, что я поднимаюсь к ним.

– Сию минуту, Леди, – отчеканила та.

Приснопамятный отдел кадров находился на пятом этаже. Скрипучий паркет, душные кабинеты, неприветливые лица, – словом, мелкие чиновники в естественной для себя среде. Совсем недавно мисс Уиквилд уже заходила сюда, чтоб официально оформить право присмотреться к своей предполагаемой замене. Когда еще появился другой такой потенциальный Вестник?

– Слушаю вас, – неприлично ярко накрашенная женщина подняла ленивый взгляд.

– Я была здесь пару дней назад. – Дайна не рассчитывала на понимание. – Мне нужно отозвать заявление.

– Ничем не могу помочь, – сухо сообщила неприятная особа.

– Можете, – спокойно возразила мисс Уиквилд. – Я принесла полный пакет документов на протекторат, и по закону вы не имеете права мне отказать. Отказ будет расценен мной как попытка воспрепятствовать Танцору при исполнении.

– А разве речь об отказе? – засуетилась чиновница.

Не без удовольствия Дайна отметила рвение, появившееся из ниоткуда. Отвратительно накрашенная дама подскочила и принялась перебирать пухлые папки, расставленные в шкафу у нее за спиной. Шелест страниц при известной доле воображения можно было сравнивать со звуком осеннего леса.

Мисс Уиквилд не переносила «кабинетных крыс» – людей, которые существовали только для того, чтоб поставить круглую или прямоугольную печать, но при этом едва не лопались от осознания собственной значимости. Для Дайны у таких не было имен, только приметы.

– Вот, – чиновница протянула подписанный документ. – Вы хотите аннулировать прошение о демобилизации?

– … да, – после паузы подтвердила она.

– Вы уверены? – жирно обведенные черным и зашпатлеванные фиолетовым с блестками глаза буквально лезли из орбит.

– Делайте свою работу. – Дайна приняла из цепких рук бумагу.

– Я и пытаюсь, – уперлась чиновница, не спешившая разжимать пальцы. – Вы же понимаете? Нет? Сам готов вас отпустить.

– Что, простите? – Тень закашлялась.

– Обычно прошения такого рода от молодых Танцоров возвращаются в тот же день с отказом, а вашего нет, – хищно ухмыльнулось безвкусное страшилище. – Пища для ума, да?

Дайна непременно задумалась бы, но сейчас имелись более срочные дела. Покинув душный кабинет, Тень подошла вплотную к необходимости избежать так некстати подвернувшегося «свидания». Выскользнув с парадной лестницы на боковую, с неприглядными синими стенами и висячими лампами, Дайна помчалась вниз по лестнице. Она решила, что так будет удобнее всего незаметно исчезнуть.

Каково же оказалось разочарование, когда за стеклом раскинувшегося от пола до потолка зарешеченного окна в вихре колючих голубых искорок Дайну уже ждали.

– Складывается ощущение, что моя пара меня избегает. – Ветерок трепал полы черной форменной одежды. – Ты предсказуема, как обычно.

– Что нужно, горе? – осведомилась мисс Уиквилд.

– Не слишком-то вежливо, – Руф уперся в стекло руками. – Кругом мерещатся заговоры? Заработалась? Не стыдно обижать?

Хотела Дайна ответить «нет», но вовремя прикусила язык.

* * *

В тихом кафе на углу Тридден Стрит оказалось на удивление безлюдно – возможно, потому, что обеденный перерыв давно закончился, а до конца рабочего дня оставалась еще уйма времени. Руфус вертел в руках солонку и с интересом разглядывал фотографии на стенах, точно попал сюда впервые.

– Мы отлично знаем друг друга. – Леди Уиквилд откинулась на спинку стула. – Чего тебе от меня на этот раз нужно?

– Неужели в твоих глазах я пал так низко? – Танцор уронил крошечную баночку со звонким «дзинь», но тут же подобрал. – Просто соскучился.

– Соскучился? – брови Дайны поползли вверх.

– Да, именно это, – подтвердил Баламут. – Мне кажется, я имею право. Не находишь? Нас с тобой многое связывает.

Он старался всеми способами привлечь внимание, но тщетно. Дайна погрузилась в себя. Сетовала на одиночество? Завидовала молодым родителям? Чем не шанс исправить ситуацию?

– Айни, что с тобой? – Тангл стянул перчатку и положил свою руку поверх ее.

Со стороны двое вполне сошли бы за влюбленных на пороге мелкой ссоры, если бы не форма.

– Ни-че-го, – Мисс Уиквилд моргнула. – Странные мысли лезут в голову, не обращай внимания. Что-то ты раньше не сильно скучал.

– Может, мне смелости не хватало признаться? – возразил тот. – Ты – первый человек, которого я помню. И единственный, с кем у меня общее прошлое. Неужели ты не испытываешь потребности в… дружбе?

– А твой связной? Этот Майер? Чем не друг? – Дайна отстреливалась ничего не значащими репликами, выкраивая время на размышление.

– Все ей хаханьки! – обиделся Руф. – Я же серьезно! Не веди себя, как маленькая.

– Интересное дело! – возмутилась она. – Ты юлишь, ходишь вокруг да около… а я сижу и слушаю тебя. Или ты прямо говоришь, чего хочешь, или я поднимаюсь и ухожу!

Перспектива участвовать в очередной операции Баламута не очень-то грела. Настороженность вызывало сильно затянувшееся начало. Обычно Тангл вываливал на бедняжку все сразу и таращился умоляющими глазами, под пристальным взглядом которых отказаться не представлялось возможным.

– Айни, ответь честно, я тебе совсем безразличен?

Неожиданный поворот событий.

– Не понимаю… – Дежурный вариант на случай, если остальные мысли озадаченно топчутся в тупике.

– Ну так я поясню, – Руфус будто вспыхнул. – На двух ножках даже табурет стоять не сможет. Для людей свойственно жить парами! Ты ведь верила, что мы ничем не хуже?

– До сего дня во мне нуждались исключительно в качестве подкрепления, а тут вдруг… «свидание»? – Фраза получилась слишком едкой, но хоть бы слово неправды! – Какая-то новая шутка? Или давай по делу, или не отнимай время. У меня не самая приятная неделя.

Дайна удивлялась себе где-то в глубине души. Между ней и Руфом не было никаких особых отношений. Нет, не заметить его привязанности Тень не могла. Но одно замечать, а другое получить прямое подтверждение. Простая, казалось бы, фраза: «Я люблю тебя». Танглу ни за что не хватит зрелости, чтобы признаться. Чтобы сделать что-то, хоть отдаленно напоминающее осознанный выбор. В серьезных разговорах он тонул, как в болоте. «Мальчишка», – фыркнула про себя Дайна.

Он поставил несчастную солонку, да так, что стеклянное донышко раскололось, и содержимое просыпалось на стол.

– Я просто … надеялся, что ты относишься ко мне не как к назойливому насекомому, – Руф встал. – Дай знать, если что-то изменится.

– Обязательно. – Она изобразила ангельскую кротость.

Когда дверной колокольчик звякнул, мисс Уиквилд почувствовала себя неуютно. Может, не стоило так? Большинство Теней не испытывает сложных эмоций – одно из последствий посвящения. Но не все. Не имея своих, невозможно трезво оценивать чужие. И ведь по идее Руфус Тангл должен быть еще менее сентиментальным, чем сама Дайна, если она вообще правильно понимала суть своего дефекта.

– Что закажете? – юный официант изогнулся в угодливой позе.

– … кофе, – буркнула Дайна.

* * *

Крошка пегас уснул, не пряча голову под крыло, как делают крылатые кони, а вытянув длинную шею.

Никто так и не пришел. Возможно, Альхен передумала? Решила не выдавать тайну Патрика родителям?

– Прелесть, верно? – шепотом спросил садовник.

– Удивительное существо! – Люс сидел на корточках. – В чем его вина?

– В том, что кто-то любит деньги, а драконья кровь и внутренности высоко ценятся, – Падди стиснул зубы.

– Неужели бывают такие плохие люди? – Эмили прижала ручки к груди.

– Увы, маленькая мисс, бывают и похуже. – Падди застегнул старый темно-зеленый жилет.

На скрип амбарной двери три головы обернулись как по команде. Мадам Александра, вопреки ожиданиям, вернулась одна. Она тихо проплыла вдоль аккуратно сложенного сена.

– Ты был в курсе безобразия? – не утруждая себя вступлением, начала кухарка.

– Да. – Люсьен поднялся на ноги, чтоб стать с женой одного роста.

– Надо ли спрашивать, чья позиция тебе ближе? – На лице Альхен не дрогнул ни один мускул.

– Нет, все и так ясно. – Люс осторожно взял Эмилию за руку.

– В таком случае, с этого дня ночуешь здесь. – Повисла тяжелая пауза, длившаяся ровно столько, сколько нужно для осознания сказанного. – … … шутка!

Мужчины судорожно выдохнули. Люсьен, успевший побледнеть, снова обретал привычный здоровый цвет, а Патрик молча переводил взгляд с одной стройной высокой фигуры на другую и обратно.

– Что? – мадам Александра изобразила удивление вперемешку с недовольством. – У меня тоже есть сердце. Пусть каменное, но есть.

Острые глаза скользнули по лицу Эмили.

– Я не сомневался! – Люс обнял жену за плечи.

– Но деньги, так или иначе, нужно вернуть, – продолжила она, высвободившись из его рук. – Ты помнишь продавца?

– Я… э… не очень, – признался Падди. – Так разозлился, что…

– Дело усложняется. – Альхен сощурилась и продолжила, обращаясь уже к мужу: – Отведи леди Эмилию в дом: господин прибыл и недоумевает, где его единственная дочь.

* * *

Девочка потеряла счет времени, и сейчас ей было немного совестно, что папа оказался обделен вниманием. Люсьен сохранял тишину, оставляя Эмили наедине с ее мыслями.

Все же на душе стало значительно легче от осознания того, что судьба маленького пегаса еще может сложиться. Завозившись с ним, девочка забыла даже о предстоящей разлуке с друзьями. Эмили чувствовала, что стоит только расслабиться, как тоска поселится в сердце, и тогда уже ничем ее оттуда не прогнать.

– Я получила «удовлетворительно» на уроке, – вдруг призналась Эмилия.

– Что-то важное? – оживился Люсьен.

– Домоводство, стол сервировали. – Наверное, это была репетиция перед разговором с родителями.

– Я бы схлопотал «неуд», – ободряюще улыбнулся тот. – Отцу расскажешь?

– Н-не знаю… – замялась она.

– Лучше сказать. Все равно всплывет, – посоветовал Люс.

– А что мне теперь с плохой отметкой делать? – вопрос, который очень волновал Эмилию.

– Получить хорошую, – тут же сообщил друг.

– Спасибо. – Подобное решение в голову не приходило.

Люсьен провожал ее только до парадных дверей. Столько всего хотелось спросить… столько выяснить. Мысли путались, но с чего-то нужно было начинать.

– Что такое «девчачьи нежности»? – Эмили густо покраснела.

– Э-э-э… в каком смысле? – удивился Люс.

– Я поцеловала Никодемаса… в щеку… а он обиделся, – собравшись с духом, пояснила она.

– Прям взяла и поцеловала? – улыбка Люсьена расплылась от уха до уха.

– А что с того? – еще сильнее смутилась Эмили. – Я и тебя так целовала, и маму с папой, и гренни и Альхен…

– Мама с папой, мы все – это одно, – стараясь не смеяться, пояснил тот. – А наш суровый приятель – совсем другое. Не бери в голову, мальчики они… мальчики. Подрастет, поумнеет, сам бегать за тобой будет. И ему позволят. Насколько я знаю теперь, семья Никодемаса весьма и весьма достойная.

Люс задумался.

– Кажется, я ляпнул лишнего. Дальше сама, – подмигнул он и быстрым шагом удалился.

Впервые в жизни Эмилия действительно нехотя шла на встречу с отцом. Девочка не знала, что ему скажет, а что нет, и как объяснит свое отсутствие. Как ни странно, расспросов не было. Ханс Варлоу с удовольствием выслушал историю дочери про «Берту и вивидологию», попутно раскладывая стопками свои важные бумаги.

Эмили весело щебетала, стараясь вложить все накопившиеся эмоции в бесконечные рассказы о Би и Никодемасе. Но на мистере Кроу и «Небе под землей» девочка неожиданно запнулась. Ханс Варлоу поднялся, обошел стол и взял дочь на руки. По глазам можно было понять, что он желает помочь Эмили разобраться, пусть не совсем в том, в чем она бы хотела.

Разумеется, Ханс знал, и кто такой Каспар Кроу, и откуда тот взялся. Как отец, господин Варлоу меньше всего хотел, чтобы его крошка заразилась глупейшими стереотипами, которые стоило бы побороть все разом.

Прятать голову в песок преступно. В конце концов, рано или поздно, девочка все равно бы столкнулась с несправедливостью – и уж лучше сейчас, чем потом. Сейчас слово отца будет авторитетным и весомым. Оставалось найти это самое важное слово. Может быть, главной ошибкой стало желание оградить свое сокровище от всего, что могло ее ранить? От того, что самого ранило когда-то?

– Папочка?.. – осторожно позвала Эмили.

– Задумался, – ласково отозвался тот.

– О чем? – тут же спросила она.

Еще один вопрос, на который Ханс не мог просто так, с ходу, ответить. О чем? В основном, о трагедии людей, по нелепой случайности оказавшихся оторванными от мира и совсем не виноватых в том. Людей, не понимающих, за что окружающие так их ненавидят, за что зовут изгоями. Почему не хотят принять. Трансумы сотрудничают с Орденом, пользуются правами и свободами, иногда подолгу остаются в этом мире перед возвращением. Вот и вся разница. Возвращение. Чем плох человек, чувствующий, что его дом здесь, даже если это и не так? Подобные взгляды никогда не позволят Сэру Варлоу стать мэром. А впрочем, так ли это важно? Иногда главное – оставаться верным себе.

– Ты знала, что изгои – не выдумка, – наконец, начал он. – Что не все равны. Кто-то обязательно равнее. К школьному сторожу можно относиться по-разному, но он честный человек. Настал момент убедиться, что люди плохи или хороши не оттого, кем и где рождены. Вот только об этом мало кто помнит, а чаще всего просто не хотят помнить.

– Разве так правильно? – Эмили крепко обняла отца за шею.

– Вещи могут быть тысячи раз неправильными, но от этого не перестанут существовать, – Ханс Варлоу уже не сомневался, что дочь поймет. – Для кого-то Каспар Кроу хуже зверя, только потому, что не родился среди нас. Пока есть люди, считающие так, несправедливость останется.

– Я буду с ней бороться, – прошептала девочка.

– И я, – глаза Ханса лучились гордостью. – Итак, нас уже двое.

* * *

Закрывая за собой дверь библиотеки, Эмили думала о том, что сказал отец. Настал вечер, а она все продолжала думать. «Каспар красивый и добрый», – рассуждала Эмилия. – «Наверное, Никодемас станет таким, когда вырастет. Сторож совершенно точно человек. Но даже Альхен отнеслась к нему с презрением». Мысли о судьбе мистера Кроу вытеснили недостойную оценку и переживания по ее поводу начисто.

Эмили спрашивала себя: а что же она сама может сделать для Каспара Кроу? Неужели, ничего? Должно же быть что-то, что по силам маленькой девочке? В голове роились фантазии, в которых Эмилия Варлоу вырастала, становилась умной и серьезной. Там они с папой многого добивались вместе. Многого для изгоев. И мистер Кроу превращался сначала в учителя, потом в директора, а потом… Эмилию позвали к столу.

После ужина девочка сидела на бортике фонтана и всматривалась в собственное отражение. Мимо прошла кухарка. Очевидно, поговорить с папой о пегасе, которого отстояли Люс и Патрик. Эмили хотела окликнуть ее и попросить никогда больше не обижать Каспара, но передумала. Уж очень суровой и сосредоточенной казалась мадам Александра.

Чтобы продолжить мечтать в одиночестве, мисс Варлоу поднялась на ноги и, убедившись в том, что свидетелей нет, направилась в трофейную.

Там, плотно закрыв за собой дверь на щеколду, Эмили забралась с ногами на «трон» пращура Вильгельма. Этого предка в семье не особенно любили. Но несмотря на это, родители не разрешили бы посидеть в роскошном бархатном кресле с высокой спинкой и массивными подлокотниками. Только сейчас никаких родителей на горизонте не наблюдалось.

Коллекцией всевозможного старинного хлама занимался дядя Дори, как звала его маленькая Эмилия. Ей было трудно произносить всякий раз длинное «Теодорик». Он рассказывал удивительные истории про каждую железку или деревяшку. И все таблички были подписаны его рукой. Что в действительности случилось с дядей Дори, девочка не знала. Просто в один день его не стало. В тот день папа плакал.

В трофейной не горели лампы – здесь на стенах висели факелы. Поскольку их некому было зажечь, да и мама не позволяла, девочка довольствовалась тем, что пропускали узкие щели прямоугольных окон, загнанных под самый потолок. Пустые доспехи и многочисленные клинки выглядели зловеще.

– Сириус… – шепотом позвала Эмили. – Сириус, мне страшно.

Но Орин не подавал признаков жизни. Она достала камень из-под платья и осторожно погладила пса по носу. Как ни странно, и это действие результатов не дало. Тут Эмили все поняла!

– Обиделся? – пролепетала она. – Обиделся, что я сказала про звезды мистера Кроу? Зря… Он… изгой… я должна была. Ты – мое сокровище!

Крошечный голубенький огонек ласково подмигнул, а через мгновение разноцветные зайчики раскрасили стены. Интерьер перестал казаться пугающим, сердце успокоилось. С портрета на стене грозно смотрел тот самый Сэр Вильгельм Варлоу – прапрадед, славившийся жуткой тягой к карточному столу и полным отсутствием даже намека на везение. Лихо подкрученные рыжие усы и едва заметная улыбка, – на картине мужчине лет сорок. Иногда девочке хотелось, чтобы «Вилли» заговорил, зевнул или, на худой конец, почесал нос.

Эмили покинула нагретое кресло и подкралась поближе к портрету, подняв Орин высоко над головой. За окнами почти совсем наступила ночь. Кроме света кристалла и тонкой полоски под дверью, ничто не нарушало темноты в трофейной.

Неожиданно девочка заметила странный предмет на полу. Как раз у стеллажа с древними книгами в тяжелых кованых оправах. Что-то тоненькое поблескивало в лучах Орина. Если б не блеск, вряд ли Эмили бы обратила внимание.

Припав на одно колено, она двумя пальчиками подняла крошечный цветок. Тот напоминал очаровательную игрушку или деталь причудливой броши, только вот, присмотревшись, девочка с удивлением отметила, что цветочек вполне живой.

Яркие лепесточки отливали алым, а в сердцевинке приютился желтый. Зачем Эмили решила понюхать странное растение, осталось для нее загадкой, но стоило вдохнуть сладкий приятный аромат, как глаза заволокла золотая дымка, а дощатый пол оказался совсем рядом.

* * *

Очнулась она от страшных ударов в дверь трофейной. Орин погас, а, судя по звездам, робко заглядывавшим в узкие окна, стояла глубокая ночь.

– Эмили! – из холла донесся голос отца. – Я никогда тебя не шлепал, но если ты не откроешь, клянусь исправить свою ошибку!

– Папа, прости, я уснула! – еще не придя в себя до конца, взмолилась та.

– Так ты все же там… – беспокойство сменила непонятная, не виденная до того злоба. – Мы чуть с ума не сошли!!

– Да что со мной сделается дома?! – отчаянно крикнула девочка, мысленно благодаря тех, кто сделал замечательные прочные двери.

Последняя фраза оказалась лишней. Новый удар обрушился на тяжелое дерево. Эмили набралась смелости и направилась к выходу.

– Я здесь! – сообщила она, чтоб не быть прихлопнутой дверью.

– Открывай! – приказал отец.

– Не открою, – призналась девочка.

– Это почему? – оторопел мистер Варлоу.

– Я тебя боюсь, – сейчас все начинало напоминать игру в прятки.

По ту сторону стены крепко задумались. Эмилия слышала голос Люса, но никак не могла разобрать, что именно тот говорил. Пауза пугала еще больше, чем оглушительный грохот ударов.

– Дожились, – папа явно успокоился. – Я сколько раз повторял, чтоб ты никого не боялась? Тем более человека, который кричит. Ну не глупости? Тот, кто повышает голос – боится сам или чувствует неуверенность. Опасаться стоит тех, кто с улыбкой прячет камень запазухой. Прости, дорогая, я действительно был крайне напуган.

Девочка немедленно отодвинула засов и, обливаясь слезами, бросилась к отцу в объятья. Люсьен отчего-то отвел взгляд.

Ханс поднял дочь на руки и понес в ее комнату, как делал, когда Эмили была совсем маленькой.

* * *

Проснувшись утром, девочка с трудом открыла глаза. В голове звенело, будто сотни колокольчиков взбесились и голосят на разные лады. Эмили предполагала, что всему виною подозрительный цветочек. Под треклятой сеточкой для волос все так болело! Казалось, разбегись она сейчас, ударься о стену – разницы не было бы никакой.

Девочка спустила ватные ноги с кровати. Мягкие длинные ворсинки голубого ковра по-прежнему щекотали ступни – но ни это, ни то, что бархатно-синяя с серебряными звездочками штора заняла свое привычное место, никак не отразилось на настроении.

За окном только-только встало солнце – косые лучи окрасили все розовым золотом. Эмили перед сном честно собиралась составить примерный план борьбы с несправедливостью. Только после приключений в трофейной так хотелось уронить голову на подушку. Правда, девочка все же поставила на лист жирную кляксу.

– Дэну-кх-тх… – начала она и поперхнулась.

Возле серебристого пятна красовался бледный отпечаток крошечной босой подошвы! Едва ли клякса могла растечься столь причудливым образом, и никому точно не пришло бы в голову нарочно рисовать такое среди ночи. Девочка колотила себя кулачком в грудь, давясь кашлем.

– Что случилось? – мать кошкой скользнула к письменному столу.

– Кх-печа-тхок… – из глаз брызнули слезы.

Леди Аэрин подхватила дочь за запястья и подняла ее ручки вверх. Кашель улегся, но дышать полной грудью Эмилия все же немножко побаивалась. Девочка цедила воздух крошечными порциями.

– Перестань, моя милая, так у тебя закружится голова, – миссис Варлоу ласково погладила дочь по спрятанным под сеточку волосам (лебяжье перышко вряд ли сделало бы это нежнее). – А теперь расскажи мне, зачем подскочила так рано?

– Не знаю, глаза открылись сами, – призналась та.

– В таком случае, вернись под одеяло и закрой их снова. – Леди Аэрин явно считала инцидент исчерпанным.

Эмили забралась на кровать, крепко сжимая в руке тот самый листок со странной кляксой. После того, как за матерью закрылась дверь, девочка бросилась к стулу, на который вчера повесила вещи, в поисках загадочного цветочка.

Карманы пустовали… Раз за разом она перепроверяла все – но ни самого растения, ни даже следов его пыльцы Эмили не обнаружила.

Но ведь цветочек совершенно точно был! Был еще вчера… Девочка отчетливо помнила, как имела неосторожность его понюхать. Неужели все это просто дурной сон?

Между тем глаза никак не хотели закрываться снова, поэтому Эмили просто лежала и бесцельно рассматривала свод голубого балдахина, напоминавшего шатер.

Раньше как-то не возникало проблемы под названием «куда деть время». Теперь, когда в жизни появилось нечто большее, чем мир фантазий, находиться вдали от этого оказалось невыносимо мучительно. Да, она могла представить все что угодно, включая то, что никогда не видела, но разве сравнятся образы, созданные воображением, с живыми, настоящими друзьями? Ответ: «нет». Однозначное и категорическое «нет».

Девочка поднесла к глазам лист. Загадочная клякса оставалась на месте… Она решительно появилась неспроста. Эмили не удержалась и принялась представлять то существо, у которого могут быть настолько крошечные ножки. Выходило, что босоногий некто ростом с мизинчик.

Девочка определенно не имела знакомых с такими параметрами. Наверное, крошечный кто-то и потерял тот самый цветочек, а когда пришел ночью его забрать, нечаянно наступил в оставленную Эмилией кляксу!

В доме не так много людей вообще и еще меньше тех, кто мог помочь ей прояснить ситуацию. Не колеблясь, девочка сдернула с волос сеточку и отправилась умываться.

Если тень сна и таилась в уголках глаз, то после пригоршни ледяной воды она точно пропала. Мягкое душистое полотенце, частый гребень… Эмили хоть и спешила, но отлично понимала, что непричесанная она не получит ничего, кроме совета привести себя в порядок.

«Мама никогда не носила брюк», – утверждение, не вызывавшее никаких сомнений. В глубине души девочка понимала: это тоже один из ее занятных пунктиков. Скорее всего, именно по этой причине в своем шкафу мисс Эмилия Варлоу не находила ничего подобного. Девочка просунула голову в воротник синего в белый крупный горох платья, натянула беленькие гольфы и подобрала волосы лентой.

Вот в таком виде не стыдно было показаться даже перед мамой. В действительности, совсем не ее собиралась расспрашивать девочка. Люс неплохо разбирался в звериных следах, но наверняка еще спал. Единственный обитатель поместья, подходивший по всем показателям – Патрик. Садовник чуть свет уже на ногах и по части разного рода странностей мастер.

Повозившись немного с застежками, Эмили покинула свою комнату и спустилась в холл. Проникавшие сквозь высокие окна, расположившиеся по обе стороны центрального входа, лучи заливали лестницу, перила, фонтан и стены золотом. Девочка подтолкнула массивные створки плечом, те послушно отворились. Она точно знала, что гренни и Альхен давно в доме: кому-то же нужно командовать утренней уборкой и прочими важными вещами. Это только если не присматриваться, кажется, что все происходит само собой.

По-летнему погожее утро наполняло сердце беспричинной радостью. Ноги быстро несли Эмилию по дорожке прямо к коттеджу, за которым и находилась каморка Падди. Но сарай пустовал. Значит, оставалось последнее и наиболее вероятное место – сад. И в самом деле, где еще находиться садовнику?

Не был бы час столь ранним, девочка обязательно позвала бы Патрика, крикнув во весь голос. Ситуация же требовала осторожности. Эмили решила просто обойти дом вокруг. Падди непременно заметит ее и отыщется. Хороший со всех сторон план не мог сработать плохо.

Яблоневые деревья утром – просто сказка! Спелые плоды будто поворачивали к солнышку румяные бока, чтоб получить еще немного его тепла, прежде чем отправиться к Альхен на джем или сидр. Ухоженные дорожки и кустики, изящные клумбы, – бесспорно, Падди знал свое дело.

Сад подчинялся садовнику безропотно. Эмили никогда не видела Патрика с секатором, пилой или топором в руках, но каждый листик или веточка точно чувствовали положенное им место!

Миновав колодец, девочка углядела рыжую макушку и спину в старом папином жилете, маячившую между стволов. Мужчина явно с головой ушел в работу, так что она сумела незаметно подкрасться:

– Поймала тебя, – выскочив из-за дерева, достаточно громко хихикнула Эмилия.

Падди вздрогнул от неожиданности. Отложив все то, что держал в руках, несчастный хватал воздух ртом и держался за сердце. Девочке немедленно сделалось совестно (как говорится, лучше поздно, чем никогда).

– Проснулись так рано, чтоб загнать меня в могилу, маленькая леди? – мужчина криво усмехнулся. – Пожил, мол, славный Падди – и будет? Нехорошо.

– А что это ты прячешь? – она заметила крепкую веревку, перекинутую через ветку.

– Порадовать хотел. – Садовник поднял из травы выкрашенную голубой краской дощечку. – Качели сладить, пока все спят… Ан нет. Не вышло.

– Качели? Для меня? – Эмили захлопала в ладоши.

– Для вас, для кого ж еще? Не для маменьки же вашей, – Патрик рассеянно улыбнулся. – Подсобите-ка… Не дотумкаю, на какую высоту вешать, чтоб и садиться удобно, и ножки ваши не цеплялись.

Налаживать качели оказалось ничуть не скучнее, чем на них кататься. Работа спорилась. Дерево будто само склоняло ветки к садовнику, чтоб тому было сподручнее. Девочка моргнула, силясь избавиться от странного наваждения.

– Спробуйте, – предложил Падди, придерживая голубую дощечку рукой.

– С удовольствием! – Эмили, подхватив подол, отвесила потешный поклон.

Устроившись на сидении, она оттолкнулась ногой. Тотчас же градом на голову посыпались яблоки! Звонкие удары и шелест листвы перемешались с тоненьким смехом девочки и густым хохотом садовника. Жаль, Никодемаса и Би не было рядом, им бы понравилось.

– Я к тебе по делу, – насилу перестав смеяться, сообщила Эмилия.

– Что могу, все ваше. – Падди сел на землю.

– Взгляни, – она протянула заветный листок. – Чья это лапка?

– … мышь?.. – мужчина долго щурился, поднеся бумажку к самому своему носу, прежде чем дал ответ.

Хоть в голосе Патрика и не было уверенности, девочка страшно расстроилась. О мышах она как-то и не подумала. Угодливое воображение с большим удовольствием истолковало нечеткий след как отпечаток ножки кого-то человекоподобного, только очень маленького. Какая же Эмили все же фантазерка!

Так или иначе, но Падди прояснил ситуацию. К глубочайшему сожалению девочки, садовник не мог сидеть рядом с ней все утро. А стоило ему скрыться из виду, как Эмилию начали терзать смутные сомнения…

Мыши! В поместье не было мышей! И этим фактом Альхен страшно гордилась. А уж если мадам Александра категорически заявила, что грызунов в доме нет, то след точно не мышиный.

Тогда чей? Возможно, стоило спросить у самой Альхен? Но девочке казалось, что та перестала ее любить, если так вообще можно было выразиться. Мадам Александра чаще обычного напоминала каменное изваяние, мраморная парочка на фонтане выглядела куда живее. Кухарка игнорировала вопросы, тогда как раньше отвечала на все, что бы Эмили ни спрашивала. И еще множество всяких мелочей, из которых и складывалось то, что называется отношениями.

Чем думать, праздно сидя на новеньких качелях – лучше отправиться в коттедж и расспросить Люса, сразу, как тот проснется. Девочка с трудом заставила себя бросить новую забаву.

В домике обычно не запирали дверей – не от кого было запираться. На первом этаже ни души. Стол, устланный белоснежной скатертью, чайные чашки, поблескивавшие мытыми боками с лотка для посуды, пузатый чайник, – женщины уже давно позавтракали. Подкравшись к лестнице, Эмили прислушалась: не завозится ли там наверху Люсьен. Но нет. Только тишина.

Довольно крутая лестница с добротными деревянными перилами скрипела всегда, потому девочка прекрасно знала, которые из ступеней следует перешагивать, чтоб не создавать шума. Мягкая темно-вишневая ковровая дорожка стекала по лестнице вниз. Обои, светильники, картинки на стенах, – все это создавало атмосферу, за которую мисс Варлоу и любила этот коттедж. Он напоминал своих жильцов.

Осторожно приложив ухо к замочной скважине, Эмили снова напрягла слух. Мужчина ровно дышал во сне. Не солоно хлебавши, она поплелась обратно. Больше всего на свете маленькая мисс Варлоу не терпела всякого рода ожиданий, тем паче ожиданий в полном одиночестве.

Оставив листочек с не дававшей покоя кляксой на столе, девочка решила обшарить буфет в поисках (чего бы вы думали?) сладкого. Как большинство детей, Эмили не представляла себе жизни без джема, конфет, печенья… на худой конец, и сахар-рафинад тоже иногда приятно бывает погрызть.

Гренни уже долгое время грозилась врезать в дверцы буфетного шкафа замок. К счастью, экономке хватало других забот. Это стало бы страшным преступлением против одной юной леди, обожавшей заглядывать туда украдкой, пока никто не видит.

* * *

«Я сделала все, как было оговорено. Оформление Протектората не заставит себя ждать. Вы уверены, что это позволит несколько лет вести «оседлый» образ жизни? Мне, почему-то кажется, что Борджес (связной) едва ли обрадуется такому моему решению», – Дайна отложила перо и задумалась, всматриваясь в серебряную вязь на бархатно-черном листе.