Текст книги "По слову Блистательного Дома"

Добродетель мою спасли долгий мелодичный звон под потолком и голос, донесшийся из ниоткуда:

– Вас ждет застолье, достойные гости.

Девушки посерьезнели, но самую малость.

– Вы, господин, так долго отдыхали, – с совершенно лицемерным выражением на лукавом лице посетовала одна. Наклонилась и в мягком пируэте подхватила простыню, умудрившись продемонстрировать мне то, что в обычном положении разглядеть невозможно. – И теперь нам надо быстро привести себя в порядок.

– А то ведь люди так игривы. Подумают невесть что о приличных девицах, – вступила в беседу вторая, не делая никаких попыток прикрыть свое роскошное тело. – Но ты права. Поторопимся, – и, взяв подругу за руку, направилась в залу с бассейном.

Я посмотрел на две эти нахальные, крутящиеся и, казалось, даже улыбающиеся попки, с трудом сглотнул комок в горле, почти недрожащей рукой налил в бокал вина. Выпил. Холодное вино потоком ринулось в желудок. Остужая при этом почему-то голову.

– Дамы, – окликнул я хулиганок. Четыре совершенно невинных глаза уставились на меня. – Что это? – показал через плечо на зеркало.

– Веселое зеркало, господин мой, – лукаво улыбнулась одна, скрываясь за портьерой, и сразу высунула усмехающуюся рожицу. – Ведь правда, веселое?

– Да уж, – согласился я.

– И не утруждайте себя очень на сегодняшнем пиру. Ведь купание так слабо успокаивает девичьи тела, – томно добавила вторая.

– А мы ведь не дадим, – опять высунулась первая.

– Нет, мы ведь хозяйки и должны сопровождать достойного яра, – успокоила ее подруга. Обернулась и на секунду замерла. Прекрасная картинка. Золотистая кожа совершенного тела на фоне тяжелого шелка. Еще раз добила взглядом и ушла.

Я допил оставшееся вино. Обернулся. И увидел в зеркале совершенно голого себя. С дурацкой улыбкой на покрасневшей от смущения физиономии. А дракончики вокруг зеркала так и неслись в невесомом танце по кругу, все так же весело мне подмигивая.

Тивас

После всех треволнений, которые пришлось испытать за последнее время, доброта и внимание дам замка Шарм’Ат приятно согрели душу. И напряжение, вызванное долгим отсутствием женского общества, схлынуло, давая возможность посмотреть на ситуацию, в которой оказался, уже с несколько иного ракурса. Хотя, признаться, от дум о высоком несколько отвлекали женские тела очертаний если и не идеальных, то к идеалу весьма-таки близких. Причем тела эти находились весьма близко, и их горячие мягкие прикосновения вновь возвращали к мысли о том, что есть радости и гораздо более приятные, чем интеллектуальная гимнастика. За всеми этими упражнениями, очищающими сознание и укрепляющими тело, время пролетело незаметно и громоподобный голос, сообщивший, что пора идти пировать, прозвучал несколько неожиданно.

Как правило, мы, люди, себе не принадлежим, и поскольку празднование, несомненно, могло принести новые сведения и ощущения, Тивас был вынужден последовать ненавязчивому приглашению.

Наскоро ополоснувшись в бассейне, дабы смыть с себя аромат любви, застегнул на бедрах пояс с двойными рапирами. Всегда полезно иметь что-либо скрытое от посторонних взоров, а поскольку ситуация в замке была на редкость непрозрачной, то и честная сталь могла в ряде ситуаций послужить весьма убедительным аргументом. Тем более, учитывая неизученные таланты этих арфанов. Очень и очень любопытные ребята. Тем более когда не знаешь, чего от них ожидать. Затем пришел черед мантии. Удивительная вещь – каменистый шелк. Мягок, как ласка матери, но мало уступает в прочности даже коже огнистого змея. Взял в руки посох. Какой же Маг без посоха.

– Дамы, – слегка поклонился, – ваш слуга.

– К услугам вашей премудрости, – ответствовали уже успевшие привести себя в порядок спутницы на сегодняшний день. На очаровательных, хотя и несколько утомленных лицах таились удовлетворение. Сытые, кошачьи улыбки. Ну как же они милы.

В зале их уже поджидали весьма довольные спутники. Одного взгляда на них и сопровождавших их красавиц хватило, чтобы понять. Скоро, всего-то через девять месяцев, заагукают в колыбелях младенцы. Веселые и певучие, как Хамыц, скуластые и хозяйственные, как Баргул, обходительные и изящные, как Граик, неистовые и обходительные, как Унго, могучие и добродушные, как Эдгар. А вот такие странные и загадочные, как Саин, похоже, не заагукают. Он, действительно, был очень странным, этот боковой предок. То свирепый, то добрый, то циничный до отвращения, то готовый на самопожертвование, то мелочно расчетливый, то готовый делать подарки, достойные лорда. Странный, очень странный человек. Порой Тиваса пугала его равнодушная жестокость, а потом удивляло детское простодушие. Противоречивыми людьми, судя по этому отдельно взятому представителю, были эти предки. И вот сейчас. Судя по его еще красной физиономии и насмешливым взглядам, которыми его одаривали спутницы, свой целибат он так и не нарушил. Ну объясните, зачем? «У меня жена и дочери». И что? Даже интересно посмотреть на ту, которая заставит его изменить этому своему принципу. А какие авансы ему делались... Даже неистовые красотки Хушшар не смогли его поставить на племя. С их-то опытом добычи достойного семени. И ведь видно, неравнодушен он к дамам. Ох, как неравнодушен. Каждую взглядом проводит, вздохнет. И все. Не понимаю. Саин, тот был совсем не чужд галантной охоты. Напротив. А этот... Не понимаю.

– Тивас, потолковать надо. – Ну сколько можно объяснять, нельзя так прилюдно фамильярничать. Хорошо хоть опомнился. Но улыбочка весьма язвительная. Сейчас гадость какую скажет. – Великий Маг и Колдун, не сможешь ли ты уделить толику времени и поделиться мудростью, которой столь щедро оделен? – Странно, улыбка ехидная, а вот глаза... Глаза куда как серьезные. Но поучить надо. Как он сам говорил. Учиться никогда не поздно.

– Позже, ученик, позже.

Нахмурился, но промолчал. Так вот тебе. И вообще, можно хоть какое-то время не задумываться, не думать. Да и настроение не располагает. Тем более, эти нежные ручки так мягко лежат на предплечьях. То справа, то слева горячая грудь так и норовит прожечь даже каменистый шелк. И мягко колышущиеся бедра все отвлекают. Сегодня постараемся повеселиться. Хоть сегодня. Нет, не сегодня, сейчас. Потому что веселье может прерваться. Так и веет напряжением от двух групп. Рогоглазые и серые. Но хотя их вожди и привели непристойно большую свиту, мне слабо верится, чтобы они предприняли сейчас какую-либо попытку. Воистину самоубийственную.

* * *

Тивасу много раз приходилось гостить в замке Шарм’Ат, однако сказать, что он хорошо его знает, было бы сложно. Да и как можно сказать такое о выстроенном вагигом.

Стены огромного зала уходили в поднебесье. Из-под сводов свисали длинные штандарты цветов серебра и ночи. Да и весь зал был выдержан в этой торжественной, но несколько мрачной гамме. Столы были расставлены гигантской буквой «П», в центре которой было оставлено место для представлений, которыми по традиции хозяин был должен развлечь гостей или боев, если гости решат развлечься сами. А уж гостей было множество. Кроме тех, что присутствовали на Большом Совете, здесь были и другие, тоже живущие под рукой лорда Шарм’Ат. Здесь были и уайраги, невысокие, по грудь среднему мужчине, пузатенькие, краснощекие. Почти смешные, если бы не толстенные, перевитые жилами обнаженные руки, украшенные золотом браслетов, и торчащие из-за плеча рукоятки длинных, почти касающихся мозаичного пола, двуручных мечей. Да и обмотанные у каждого вокруг левого запястья пращи, которыми уайраги владели с отменным мастерством, тоже как-то отбивали охоту посмеиваться над этими смешными увальнями. Но славились они отнюдь не своим воинским умением, а потрясающими сортами хмельного меда и пива, которые варили их мастера. И уважением к этим мастерам в среде соплеменников было велико. Впрочем, кто хоть раз пробовал эти напитки, поймет сразу почему. Пришли и нелюдимые хихаро в своих широких плащах цвета опавшей листвы. С замотанными длинными шарфами головами они походили на репейник, из которого делали масла, давшие им репутацию умелых парфюмеров. Любой аромат могли создать они, стоило лишь кому-либо из них ощутить его хоть раз. Свежесть морозного утра в горах, терпкую пряность полуденной степи, грусть реки под мелким осенним дождем – все могли воссоздать их длинные нервные руки.

Лохматые, похожие на медвежат, воксы, что славятся своими вареньями из лесных ягод на всю Империю. Помнится, едва не подавился, впервые отведав их джем зимой, вскоре после натурализации. Казалось, не джем оказался во рту, а горсть только что сорванных ягод, настолько пронзительно свеж был вкус.

Были здесь и бояре, кичащиеся своей независимостью и древностью крови, не уступающей чистотой крови Лордов. Старые соседи, равные Лордам всем, кроме богатства, свято блюдущие независимость своих владений, дарованных еще первыми Императорами.

Надменно выступали странствующие воители, заметные даже в этой толпе богатством оружия, стоящего состояния, и нарочитой скромностью одежд. Яры, свободные воины, разодетые в шелка и бархат, ибо в их сословии скудность одежд говорила о неудачливости в службе, и с клинками поплоше, но очень, очень. Приняли приглашение и браннеры, те самые, нежелающие жить под рукой Лордов, они уходили в Забытые Горы, не страшась мрачной нечисти, обитающей там с начала времен. Верные Блистательному Дому, они с мрачной решимостью теснили нелюдь, освобождая альпийские луга для своих бесчисленных стад. Превыше всего ценящие свою волю они никогда не расставались с весьма серьезным арсеналом оружия и даже здесь, посреди празднества, отличались своей оскаленной настороженностью. Впрочем, жизнь в Забытых Горах кого хочешь к настороженности или приучит, или нет. Тем, кого не приучила, учиться было поздно. Да и незачем.

Но вот как здесь оказалась почти дюжина фандо? Так далеко от моря и своих любимых щук. Даже здесь, среди множества вооруженных людей, в своих рогатых шлемах, в пластинчатой броне, с огромными двусторонними секирами и лабрисами, выглядели они очень импозантно.

И два вагига в разных концах зала, упорно не желающих замечать друг друга. Один старый, седогривый, с длинными усами, невероятно мощный, закованный в полный доспех бирюзового цвета. Второй помладше, изящный, стройный, в свободных одеждах цвета огня. У старика на поясе тяжелый полутораручник. Второй лишь с золоченой плоской цепью на поясе.

И кавалеры лорда Шарм’Ат. И самое приятное. Множество дам. А как же. Лучшие собрались сегодня в замке. Понести от героя всегда было большой удачей.

Унго

Насколько великолепным и величественным местом оказался замок Шарм’Ат. Даже блестящие покои скалы аладаров нашего края казались весьма блеклыми рядом с роскошью, которая сейчас окружала нас. Когда волею Великих я был перенесен в этот мир, то в первую очередь меня поразила скромность его обитателей, строивших дома из дерева и обожженной глины. Однако же мнение мое весьма изменилось после того, как мы побывали у рудокопов. Великолепные воины, они смогли создать дворцы во глубине своих скал. Но когда в долине Шарм’Ат нас поселили в доме, открытом всем ветрам, сомнение поселилось в моем сердце. Уж не беден ли хозяин земли сей? И сторону того ли вождя взял принявший мою клятву? Но когда попали мы в замок, все сомнения мои развеялись. Лишь могучий и богатый владыка способен выстроить такую твердыню. Неприступную снаружи и полную неги и роскоши внутри. А залы. Волшебство, истинное волшебство. Превратный чертог. Зал Совета. Холл Пиршеств. Схожие вкусом их создавшего и роскошью, столь необходимой для того, чтобы подданный проникался величием господина.

И сколь тонким и заботливым оказалось гостеприимство лорда Шарм’Ат. Сколь изысканны вина и тонки закуски, поданные в покои, отведенные для отдохновения. Сколь куртуазны и галантны достойные женщины, встретившие меня в покоях. Сколь умны и воспитанны. Они не стали глупо хихикать, когда я рассказал им о своем обете, данном мной достойной женщине из приличного семейства, приведенной в родовую скалу незадолго до этого моего странного путешествия. Напротив, обменявшись понимающими взглядами, рассказали о традиции, бытующей в этой земле. Традиция странная, но ведь сколько народов, столько и обычаев. Суть ее заключается в том, что достойные женщины из приличных семей выказывают благоволение странствующим героям, дабы получить их семя. Чтобы род героя не прервался, ведь прихотлива судьба странствующего воителя. И так чутки и благовоспитанны были эти дамы, что не нашел я в себе сил отказать им в выполнении взятого на себя обета. Чему и отдался с пылом, присущим мужчинам нашей семьи. А затем дамы проследовали со мной в Зал Пиршеств, где продолжали служить мне с тактом и вежливостью, делающими честь их воспитавшим.

Признаюсь, в первые дни меня коробила простота здешних обитателей, и, лишь встретив кавалера Андрия, я понял, что есть здесь люди, ценящие приличное обхождение. Попав же в замок Шарм’Ат, убедился в этом сугубо. Более того, та куртуазность, с которой я столкнулся здесь, намного превосходила условности, принятые в моей земле. Каждый достойный присутствующий за пиршественным столом был представлен великолепно вооруженным седым воином. Я уж не говорю о том, что каждая перемена блюд посвящалась кому-либо из гостей. Искусство же поваров, именно искусство, превосходило всякие разумные пределы. Это было истинное празднество вкуса. Блюда следовали одно за другим, то насыщая, то разжигая аппетит. А вина, со столь изысканными названиями, что превзойти их мог лишь букет самого вина. А сидры, щекочущие нёбо, а пиво, несущее аромат дымка, а меды, снимающие усталость от непомерного увлечения пищей, а странные настойки, разжигающие пожар в желудке, погасить который было возможно лишь помещая в него все новые и новые чудеса, подаренные поварами.

Удивило мастерство фокусников, выжала суровую слезу баллада о воине, прикрывавшем отход своего отряда, разбудил похоть странно-текучий танец невысоких желтокожих женщин.

А с каким достоинством просил лорд Шарм’Ат у предводителя рогоглазых руку его дочери для своего сына. А как горели глаза наследника. А как потупилась скромно невеста. Я прослезился, право.

Я много слышал о мастерстве странствующих воителей. Каюсь, не верил. Теперь же убедился, зря. Сродни волшебству было их искусство.

Тем больше я был удивлен, когда огромный воин в пластинчатом доспехе и шлеме, увенчанном рогами, остановился перед нашим столом, нагло вытянул руку, указывая на секиру Эдгара, прислоненную к его креслу, и хриплым, как рев боевого рога, голосом, спросил:

– Это твоя секира? Если да, я хочу биться с тобой.

Эдгар побагровел. Мой воспитуемый, несмотря на хорошие задатки, все же не был достаточно учтив. Он был гневлив, что не подобает околу. Поэтому я счел нужным вмешаться:

– Да будет вам известно, незнакомец, что человек этот – мой воспитанник. И прежде чем бросать ему вызов, вам надлежит испросить на это разрешение у меня.

Но воин продолжал грубить:

– Я Схингурд. Твой человек – земляной червь. А ты трус, раз держишь под рукой такого воина.

После чего захохотал. Я оглянулся. Все, и лорд Шарм’Ат, наблюдали за нашей беседой с интересом, но без признаков беспокойства. Было похоже, что такие вызовы здесь в порядке вещей.

– Ты трус и воин твой – трус.

Эдгар уже полез из-за стола.

– Постойте, друг мой, у нас есть командир. – Никак не могу привыкнуть к этому слову, но не стоит привлекать к себе излишнего любопытства. Эдгар недовольно сел.

– Аладар мой, – обратился я к Саину. Ноздри того нервно подергивались. Похоже, хам не понравился и ему. – Дозволено ли будет? – Он неторопливо кивнул головой. – Эдгар! – Воспитанник с готовностью вскинул голову. – Вам дозволяется принять вызов чести.

– Дозволено, – захохотал грубиян. – Мозгляки! – И невесть как оказавшаяся в его руке секира со свистом, перешедшим в скрежет, разрубила большое золотое блюдо, украшенное причудливой резьбой.

Мой наставник в воинском умении часто любил повторять:

– Не стоит разбрасывать вызовы, не будучи готовым к ответу.

У грубого воина, думается мне, не было столь мудрого наставника, и к ответу он был не готов. Его секира еще только выдиралась из жесткого тела столешницы, а Эдгар уже был в воздухе. Мой ищущий был могуч и с виду даже неповоротлив, но только с виду. Тяжелый и массивный, он был весьма ловок, когда того требовали обстоятельства. И каждодневные уроки умения, которыми щедро делился с ним я, принявший на себя груз наставничества, и Саин, наш аладар, и беспечный певун Хамыц, не прошли для него даром. Удар ногой, вроде слегка коснувшейся панциря грубияна, оттолкнул того на несколько шагов. Эдгар явно пожалел его, ибо прекрасно помню, как таким ударом сокрушил он отнюдь не тонкий столб ограды, после чего смущенно топтался, извиняясь перед хозяином. Еще не растаял в воздухе звон подкованной подошвы о панцирь, как Эдгар плавно сорвал расстояние и сильно ткнул торцом рукояти подхваченной секиры в грудь еще не пришедшему в себя от первого удара воину. Та стояла прислоненной к столу, ибо была столь велика, что мешала сидеть даже такому великану, как ее хозяин.

А затем, резко присев, подсек его ноги, отчего тот, высоко задрав сапоги, с грохотом обрушился на пиршественный стол. И почти в ту же секунду вскочил. Вид он являл собой уже не столь грозный, ибо доспех и шлем его были щедро украшены соусами, салатами и другими плодами кулинарного умения поваров лорда Шарм’Ат. Все засмеялись. Однако, вместо того чтобы свести дело к шутке, как и полагалось бы умному воину, этот Схилгурд с ревом кинулся на Эдгара. При этом лицо у него было как у полоумного. Глаза горели красным, из уголка рта свешивалась вязкая струйка слюны. Мерзость.

Секира в руках неумехи – оружие малопригодное для благородного фехтования. А грубиян этот, похоже, привык в бою полагаться лишь на свою силу, не на умение. И поэтому, обрушив могучий удар, сам посунулся за своим оружием. Секира не топор, который скорее проламывает, чем рубит, и приложения большой силы при ударе не требует. За незнание этого простого правила воин поплатился, когда секира Эдгара со звоном рухнула на открывшуюся для удара голову. По счастью, прикрытую шлемом. Воина отшвырнуло на несколько шагов и бросило на землю. В этот раз он не поднялся. Хотя, конечно, он был жив. Проламывая доспех, оружие поет иначе. Опять пожалел противника Эдгар, не желая омрачать убийством пир.

– Кому даришь ты эту победу? – раздался в наступившей тишине бас седобородого воина, сидевшего рядом с лордом.

И Эдгар покраснел. Разом. Вспыхнул. И угрюмо уставился в пол. А потом ответил так, что я почувствовал себя удовлетворенным в наставлениях галантности.

– Лорду Сагат’Ат.

Зал ахнул.

– Щедрость, – проревел седобородый, и на пол между столов посыпались кольца, браслеты, монеты. Но показалось мне, не все были довольны высказанным посвящением. Мощным туром перелетел через стол лорд Фатку’Ат. И направился к Эдгару. Мне было весьма интересно узнать, в какие слова облачит свой вызов этот великан, столь же огромный, как и мой ученик.

Но вызова не последовало. Остановившись на расстоянии меча, лорд секунду рассматривал все еще пунцового героя. Затем пророкотал:

– Умелец. Благодарю, – и, сняв с пояса, протянул длинный кинжал в богатых ножнах. За что благодарил воитель моего ученика, осталось неизвестным, ибо гомон прорезал звонкий и весьма недовольный голос:

– Я сама привыкла благодарить посвятивших мне победу.

Лорд Фатку’Ат, казалось, стал поменьше ростом. А по проходу между столами уже шла та, из-за которой так отчаянно краснел Эдгар. Когда идет Женщина – это красиво. Когда идет Воин-Женщина – красиво вдвойне. Лорд же Сагат’Ат шествовала в полном осознании своего великолепия.

Диадема на пышных пепельно-русых волосах, изумрудное, под цвет глаз ожерелье на обнаженных плечах, серебро пояса на женственных бедрах, подчеркнутых длинным лифом платья цвета весенней травы, пышные юбки, уходящие в длинный шлейф. Потрясающей красоты наряд, по-моему, слегка портил длинный узкий меч с очень замысловатой гардой у левого бока, уравновешенный схожим мечом, но намного короче, у правого.

Завороженный прелестным зрелищем, я не сразу понял, что смотрю с пристальностью, неподобающей неодинокому околу, и потупил взор. И сразу одернул себя. Хорош же я наставник, не желающий смотреть за поведением своего ищущего.

К этому моменту красавица уже подошла к двум великанам. Хотя оба воина были поистине гигантами, лорд Сагат’Ат держалась столь величественно, что не казалась на их фоне незаметной.

– Преклони колено, воин, – негромко, но звучно скомандовала. Как оказалось, Эдгар хорошо усвоил мои уроки, а также беседы с Саином и Граиком и с грохотом обрушился на одно колено. Пылающий алым лоб его при этом оказался на одном уровне с надменно вздернутым подбородком красавицы. Метнув зеленую молнию в лорда Фатку’Ат, лорд Сагат’Ат негромко же проговорила:

– Благодарю, – и коснулась губами пылающего лба, потому как шлем надеть наш герой не успел.

Лицо Эдгара вспыхнуло еще сильнее, хотя это уже казалось невозможным. Огонь этот оказался столь сильным, что перекинулся и на лицо лорда Фатку’Ат. Лорд Сагат’Ат оказалась не только красивой женщиной, но и мудрой. Требовательно протянула обнаженную руку:

– Лорд Фатку’Ат, проводите меня. – И лицо владетельного великана приняло свой естественный цвет.

А несчастный влюбленный Эдгар смертельно побледнел. И окаменел.

– Эдгар! – Наш аладар вдруг так рявкнул, что все обратили взоры на наш стол. – Молодец! Как дядьку побил. Возьми с полки пирожок. – Мой ученик вымученно, но благодарно улыбнулся. – Ты встань, встань, а то до пирожка не дотянешься. – Саин часто выражается непонятно, он называет это «идиомы». Но, как всегда, успеха добился. Люди вокруг начали смотреть не столь напряженно. Кто-то улыбнулся. А Эдгар уже встал и направился в нашу сторону.

– Благодарность тебе перед строем, – продолжил Саин и, когда юноша сел, окончательно смущенный вниманием собравшихся, добавил громким шепотом: – Лоб можешь неделю не мыть.

Вокруг уже в голос засмеялись, и мне почудилось, что даже царственные плечи лорда Сагат’Ат дрогнули от сдерживаемого смеха. Хамыц, как всегда, хохотал в голос. А голос его таков, что когда он поет, ржания жеребца не бывает слышно. Баргул уже поднес наполненный вином кубок Эдгару, когда царственная красавица остановилась. Обернулась. На губах еще играла улыбка, но взгляд уже был узнающим, прицеливающимся, и остановился он на аристократичном лице Граика, который даже в столь веселый момент позволил себе лишь легкую улыбку.

Саин

Над нашим Эдгаром издевался я совершенно сознательно. Влюбился парень. Болезнь такую рубить надо на корню. Это ведь только в сказках прекрасные принцессы влюбляются в простых, но очень хороших героев. Реальность, она пожестче будет. Героев, их, как правило, используют по мере необходимости, но какова текучесть кадров. Вы не обращали внимания, что в сказках означенную категорию призывают, когда все другие меры воздействия на драконов исчерпаны. А те, что раньше были, уже съедены. Тоже ведь, надо полагать, герои. Это ж какой интеллект иметь надо, чтоб на такое существо с мечом напасть. И никакого воображения. Я уже не говорю о предвидении.

А Эдгар наш хоть телом и могуч, но умом дитя. Ему, как я понял из наших бесед, двадцати еще нет. Мальчишка. Причем серьезно растленный воспитательной деятельностью рыцарственного Унго и чтением рыцарских романов из библиотеки лорда Шарм’Ат. У ребенка оказалось пылкое воображение. Орел он у нас нордический, жутко последовательный, и если вобьет себе в голову что-либо вроде мысли, то она невесть куда его заведет. А бросать его одного в этом изощренном мире – грех. Как есть грех.

Но уже вроде как отошло дитятко. Ведро вина ребенок опростал. Щечки порозовели. Бледность опять же прошла. Хамыц и Баргул его по обыкновению критикуют, а он, восприняв нашу легкомысленную манеру общения, уже что-то гадостное им говорит. Ожил.

Занаблюдавшись за педагогической деятельностью, самое интересное я пропустил. И в ситуацию включился, когда, резко отодвинув стул, встал Граик. Перед столом нашим стояла сладкая парочка аж из двух лордов. И если лорд Фатку’Ат сурово смотрел на нас на всех превентивно, то вот лорд Сагат’Ат неприязнь проявляла адресно. Зеленые, ух красивые глаза ее пристально смотрели на Граика, магистра нашего. То, что он из местной аристократии, это у него на лбу написано. Вот и сейчас он отвечал очаровашке-лорду столь же непреклонным взором.

То, что фигуристую жертву императорского произвола и нашего магистра что-то связывает, я понял еще в момент представления, когда при ее поименовании жесткое лицо Граика вдруг поплыло. У него фейс, как у прусского генерала, хоть огонь высекай. А тогда вот сыграло.

– Я имею честь видеть перед собой... – склонившись в глубоком реверансе (ах, какое зрелище!), каким-то звенящим голосом начала лорд Сагат’Ат.

И ее вдруг перебил всегда церемонный Граик:

– Граика Ан, магистра Ордена Прямых Клинков. Отряд «Голова». Вольный отряд.

Повисла странная пауза. Опять зеленые глаза столкнулись с серыми. Ощутимо затрещало. Даже, пожалуй, запахло озоном. Как при грозе.

– Как вам будет угодно, магистр, – задумчиво. И сразу решительно:

– Один урок, магистр?

И опять после паузы:

– Весь ваш. – С клацаньем ударил тяжелый подбородок о расшитый каменьями стоячий воротник.

– Унго дор Донненхейм, будьте любезны.

– Почту за честь.

В такие моменты эти два профессора куртуазности понимают друг друга без слов. С треском расстегивается богатый сюртук и опускается на руки Унго. Уже не просто Унго, а Унго дор Анненхейма. И улыбчивое лицо уже сурово. Охтить мне. А Граик остается в белоснежной сорочке. Шелк. Просто шелк.

– К вашим услугам. – Опять вежливый поклон.

Снова зеленые глаза упираются в серые.

– Лорд Фатку’Ат, – опять звенит голос красавицы.

– Почту за честь. – И румяный великан принимает мечи, а смотрит на Граика плохо. Неприязненно смотрит.

Обнаженная, ослепительно белая рука привычно опускается на зеленый шелк платья. Миг, и длинный шлейф уже переброшен через плечо и заправлен за пояс, а вольно свисающий лоскут обвивается вокруг ожерелья. И соблазнительная грудь закрыта. И жестковатый шорох указывает на то, что шелк каменистый, как и длинные до локтей перчатки, лежащие, как вторая кожа.

– Клинки, – опять звенит девичий голос. – К вашим услугам, – замирает в изящном реверансе. А в широко раскинутых руках шпага и даго. С мягким шелестом покинуло свое обиталище оружие Граика. Магистр Ордена Прямых Клинков никогда не изменял, во всяком случае на моей памяти, шпаге и даго, которые широко разлетелись, давая своему хозяину склониться в глубоком поклоне.

Сколько Граик и Унго бились, пытаясь вколотить в меня зачатки галантности, но поклон в моем исполнении являет зрелище комичное. А вот у них и изящно, и величественно, и этакий налет небрежности присутствует.

Атака лорда Сагат’Ат была мгновенной и стремительной. И столь же мгновенно и стремительно была пресечена. Последующие несколько минут схватки мне живо напомнили старые китайские фильмы, где отработанность фехтовальных перемещений была ну очень заметна. Каждый актер совершенно точно знал, куда его будут тыкать. И никаких импровизаций. Вот и здесь, каждая атака лорда Сагат’Ат встречалась с абсолютно канонической защитой, при этом складывалось полнейшее ощущение, что Граик совершенно точно знал, где окажутся шпага и даго его очаровательной соперницы. Клинки не очень мелодично звенели, поединщики перемещались по некой странной траектории, которая, впрочем, находилась в пределах совсем небольшого квадрата. И если на лице лорда Сагат’Ат все сильнее проступало недоумение, то на жесткой физиономии Магистра Ордена Прямых Клинков царило выражение неприкрытого удовольствия, любования, можно сказать, отеческая такая гордость за ученика, что ли.

Все быстрее мелькали клинки лорда в каких-то немыслимо коварных атаках и со звоном отлетали, встреченные оружием магистра в тех самых местах, где совершенно не должны были находиться. Над очень эротичной верхней губой лорда уже мелькали в мягком свете светильников первые капельки пота, выступившие явно не от усталости, очень уж наработанно двигалась агрессивная блондинка, скорее от возмущения. Как же, семейные, домашние, можно сказать, заготовки разгадывались без всякого напряжения. Более того, шпага и даго Магистра уже несколько раз коснулись (конечно, плоской стороной своих отточенных жал) прекрасных белых рук лорда. Зрелище завораживало, как некий экзотический, хотя и весьма опасный танец. У меня, например, в игре по этим правилам против лорда не было бы никаких шансов.

Блондинке это танцевание надоело, и, подбросив совместной атакой клинков шпагу Магистра, она круговой подсечкой атаковала просевшую в длинном выпаде опорную ногу противника, полоснула шпагой на развороте открывшуюся спину на доли секунды потерявшего равновесие Граика. И отступила на шаг, склонившись в реверансе. Опять же вежливо раскинув украшенные клинками руки.

У Граика, по-моему, была болезнь всех немолодых профессоров. Прекрасно ориентируясь в изученной области знаний, они, как правило, теряются от вопросов нахальных неофитов даже из смежных отраслей науки.

В принципе Граик извернулся, но... Был-то он Магистром. А набухшие кровью порезы его шелковой рубахи указывали на то, что при некотором желании он мог был быть пронзен насквозь где-то в районе почек. Плохое такое место. Но мягко перетек в глубокий поклон. Так же вежливо раскинул клинки. Выпрямился.

– Благодарю за урок, – рокотнул его баритон. – Весьма неожиданное обогащение базовой техники.

– Не искусство для боя, а бой для искусства, – весьма напряженно ответствовала лорд. Опять же излишне звеняще вернула колкость.

А похожи ведь. Родня, что ли? Лицами нет, но вот моторика движений...

– Вы ранены, Магистр, – добавила лорд. – Мой Маг к вашим услугам, – добавила еще раз. Жесткий, сухой наклон головы.

– Не стоит беспокойства, – не менее сухой ответ.

Тивас, как всегда, оказался на высоте. Быстро, но как-то сохраняя величественность, присущую его сану, дошествовал до Граика. Небрежный взмах рукой, и весело бегущая кровь свернулась струпьями и отвалилась, обнажив свежие шрамы.

А лорд Сагат’Ат обратила свой взор, излишне пристальный, к столу, где сидел наш отряд с гордым названием «Голова», и взор этот, к большому моему неудовольствию, остановился на мне.

– Саин яр Фаразонд?

Презрительно так. Я вам вот что скажу. Матриархат – он, похоже, гораздо дольше патриархата присутствовал, потому что в женщинах привычка повелевать откуда-то из костного мозга исходит. Кондовая такая. Чуть зазевался, и все. Поэтому им излишней воли давать никак нельзя. Даже если они такие полные очарования лорды. Потому и схамил, не вставая: