Текст книги "Искусство игры в дочки-матери"

Глава 7

Амелия встала из-за стола в своей спальне и потянулась. Она не могла сосредоточиться на работе, думая о Томе. Он сказал, что остановился у Стива. Она в этом не сомневалась.

Где же он был на самом деле?

Она взяла трубку, намереваясь позвонить ему, и положила ее на место.

Позже.

Нет, сейчас. Она набрала номер, гадая, что ему скажет. Она бы не стала начинать с обвинений.

Еще как стала бы, она бы ничего не смогла с собой поделать.

Включилась голосовая почта.

– Это твоя жена, – сказала она. – Позвони мне.

Она повесила трубку. На данный момент этого было достаточно.

Она захлопнула ноутбук, не желая сидеть сложа руки и ждать его звонка. Она решила отправиться на обеденную пробежку. Действовать, а не думать – вот что могло бы привести ее в чувство или, по крайней мере, заменило эмоциональное напряжение физическим. Она сняла блузку, которую надевала для рабочих звонков, и заменила ее футболкой. Леггинсы были уже на ней – одна из немногих радостей удаленной работы. Она прокралась вниз по лестнице, надеясь не пересечься с матерью. Она не хотела снова говорить о сэндвичах, которые Грейс на удивление часто удавалось вплетать в разговор.

– Как проходит твой день? – спросила Грейс, высунув голову из-за кухонной двери. Казалось, она всегда прислушивалась к малейшему движению на лестнице.

– Чудесно, – сказала Амелия, совершенно не настроенная на пустопорожнюю болтовню.

– У тебя все хорошо?

– Чудесно, – повторила она и тут же устыдилась своего поведения. Ее мать не проявляла к ней ничего, кроме доброты, а она опять на нее огрызалась. – Кхм… да, – добавила она уже мягче. – Все хорошо.

Грейс немного помолчала.

– Мне жаль, что так вышло с домашней работой, – снова пустилась она в извинения. – Конечно, образование гораздо важнее колбасок в тесте. Не понимаю, о чем я думала.

– Она все сделала в срок. – Амелия не желала снова спорить на эту тему. Не сейчас. – Просто имей в виду на будущее.

– Обязательно! – В голосе Грейс звучало искреннее облегчение. – И ты уверена, что сегодня вечером вы с Шарлоттой справитесь без моей помощи?

– Она моя дочь, – сказала Амелия. – Я прекрасно заботилась о ней последние одиннадцать лет.

– Да, конечно… – Грейс снова поникла. – Прости меня.

– Нет, это ты меня прости. – Амелия опять почувствовала себя виноватой. – Я перегнула палку. – Она помолчала. – Напомни, куда ты сегодня идешь? – спросила она, старательно изображая интерес.

– Да так, никуда, – пробормотала Грейс. Амелия не отводила от нее взгляда. – В одно место, – призналась Грейс, принимая взволнованный вид. – В Клуб любителей миниатюр. Глупость, на самом деле, просто кучка пенсионеров, которые собираются вместе и мастерят маленькие игрушки.

– Все еще занимаешься поездами? – поинтересовалась Амелия.

– Да, с тех пор как умер твой отец, – сказала Грейс. – Ну, знаешь, чтобы был хоть какой-то повод выходить из дома.

Амелия кивнула, не зная, что на это ответить.

– Но я могла бы остаться дома, если хочешь, – предложила Грейс. – Мое присутствие там не обязательно.

– Все будет хорошо, мам, – проговорила Амелия. Она с нетерпением ждала, когда они с Шарлоттой смогут провести какое-то время без матери. – Развлекайся.

– Я приготовила овощное рагу, – сказала Грейс. – Оно на плите. Вам осталось его только разогреть. Подливку хорошо собирать хлебным мякишем, хлеб возьмете в хлебнице. Как здорово, что можно израсходовать буханку целиком, пока она не заплесневела!

Какие странные вещи делали ее мать счастливой. Неужели и Амелию ждала та же судьба после расставания с мужем? Может, вскоре она тоже будет испытывать чувство удовлетворения от того, что хлеб не залежался в хлебнице?

– Хорошо, – выдавила она. – Спасибо.

Ее мать стояла прямо перед ней, преграждая путь к двери, и выглядела так, словно исчерпала не все темы для разговора.

– Я собиралась на пробежку. – Амелия надеялась закончить разговор.

– Ой, как здорово, – ответила Грейс. – Я до сих пор помню тот день спорта, когда ты выиграла тот забег на трех ногах. Сколько тебе тогда было? Ты бежала вместе с Самантой, а она уехала, когда тебе было девять, так что, должно быть…

– В час тридцать у меня важный звонок, к которому мне нужно успеть вернуться, – сказала Амелия.

– О, прости, я опять слишком много болтаю? – спросила Грейс, освобождая ей путь. – Может, принести тебе покушать попозже? Или, если ты подождешь минутку, могу соорудить тебе сэндвич прямо сейчас. Возьмешь с собой на пробежку. Можно будет съесть его потом в парке. Сегодня так солнечно, хотя все еще немного прохладно…

– Нет, мама, спасибо. – Амелия надела кроссовки. – Мне пора бежать.

– Мне несложно.

– Ничего не нужно. – Амелия вышла за порог. – Пока.

Она закрыла за собой дверь и побежала, чувствуя, как в легкие проникает морозный воздух. Как хорошо было вырваться из плена этого дома. Амелия едва не налетела на соседскую собаку, когда та попыталась проскочить у нее между ног, и на бегу кивнула хозяйке, молодой мамочке, которая всегда выглядела уставшей, сообщая своим кивком что-то среднее между приветствием, недовольством и сочувствием.

Парк. А идея была хорошая. Она как раз направлялась в ту сторону, и ее подошвы тяжело стучали по тротуару, когда она ускоряла шаг. Возможно, несколько кругов вокруг утиного пруда были идеальным вариантом для того, чтобы проветрить голову.

Она бежала быстро, стараясь не всматриваться в улицы, так напоминавшие ей о детстве. Большинство зданий выглядели почти так же, как и много лет назад; в одном месте обновили фасад магазина, в другом – добавили флигель, но за тридцать лет – успехов не так уж много. В Лондоне ее соседи менялись почти ежедневно по мере того, как люди стремительно набивали цену своим домам, и повсюду как грибы после дождя появлялись новые заведения, пытающиеся удовлетворить постоянно растущую потребность лондонцев в латте на овсяном молоке, континентальных завтраках и безглютеновой выпечке.

Парк совсем не изменился – разве что появился новый кофейный фургон, который Амелия взяла себе на карандаш. Она бежала по травянистым окраинам парка к его центральной точке – озеру, где обитала небольшая популяция мурен, несколько очень громких уток и пара сердитых гусей. Солнце выглянуло из-за облаков, выполняя однако только половину своей работы: день был ясный, но все еще холодный. Амелия зажмурилась, когда солнечный луч, отраженный в поверхности озера, попал ей в глаз, но продолжала бежать и дважды обогнула озеро, прежде чем наконец остановилась, чтобы перевести дыхание. Утки обратили на нее внимание и всей стаей поплыли к ней. «Всем плотом», – поправила она себя, вспомнив, с каким энтузиазмом Шарлотта заучивала собирательные существительные для групп животных. Они, видимо, решили, что у нее был с собой сэндвич, и Амелия подняла перед собой руки, демонстрируя их пустоту. Она поняла, что тоже проголодалась, и на мгновение пожалела о своем решении не позволять матери готовить ей бутерброды.

Она направилась к кофейному фургону, решив полакомиться булочкой с горячим кофе на солнышке, прежде чем возвращаться домой. Возможно, булочкой она даже поделилась бы с утками.

Но не по таким ценам, подумала она, доставая из кармана влажную от пота десятифунтовую банкноту в обмен на черничный маффин, латте и пару монет. Обратно к озеру она побрела уже медленным шагом, всем телом начиная ощущать последствия физической нагрузки. Присев на скамейку, она отпила кофе, надкусила маффин и попыталась поймать то чувство умиротворения, которое ненадолго обрела во время бега.

– Амелия? – Она прищурилась, глядя на мужчину, обращавшегося к ней. – Так и знал, что это ты! Так носилась вокруг озера, что мне за тобой было не угнаться в мои-то почтенные годы!

Патрик. Амелия поздоровалась со старым другом своего отца, изумленно глядя на его гладкую лысину, которая буквально искрилась в лучах отраженного солнечного света.

– Пришла покормить уток? Вы с папой никогда не давали им похудеть, когда ты сама была ростом примерно с эту скамейку. Самые откормленные утки в Кенте, я всегда это утверждал. Держу пари, они и сами были отменно вкусными.

– Не сегодня, – сказала Амелия, стараясь не выпускать воспоминания из-под замка. – Я на время поселилась у своей мамы, – призналась она. – Вместе с Шарлоттой. А здесь я просто отдыхаю после пробежки.

– Славно, славно, – прокряхтел Патрик, со скрипом усаживаясь рядом с ней. – А утки эти в наши дни на диете, как и весь остальной мир. Виноград и овес, понимаешь ли. Ну, и ил из пруда, я полагаю. Бедные старички. Кстати, о старичках, как поживает мама?

Амелия не смогла удержаться от тихого предательского смешка, услышав такую характеристику своей матери.

– У нее все хорошо, – сказала она. Патрик продолжал выжидающе смотреть на нее, и, к своему стыду, Амелия поняла, что ей больше нечего сказать о том, как поживает ее мама. Потому что она у нее не спрашивала. – Встречается сегодня с друзьями, – добавила она, чтобы заполнить тишину.

– Рад за нее, – кивнул Патрик. – Ах, как она была разбита после смерти твоего папы. Есть такие потери, от которых до конца не оправляются.

– Нам всем его не хватает, – сказала Амелия, чувствуя, что именно она тоскует по отцу больше всех. Ее мать даже не потрудилась сохранить его старое кресло. На мгновение она позволила себе пофантазировать, как бы это было, если бы ее отец был здесь, прямо сейчас. Он бы подшучивал над Патриком из-за рождественских носков не по сезону, которые выглядывали у него из-под брюк. Грел руки об ее стаканчик кофе по завышенной стоимости, но отказался бы, если бы она попыталась его угостить. Он пил только чай, и то никогда не покупал его вне дома, не видя в этом смысла, когда у него самого дома имелся отличный чайник. Но он бы настоял на том, чтобы часть ее маффина досталась уткам, несмотря ни на какие цены и диеты.

Не в силах сдержать свой порыв, она отломила немного маффина и бросила его в воду, где тот некоторое время плавал, пока не привлек внимание уток. Самка клюнула и промахнулась, а селезень бесцеремонно загреб угощение клювом и проглотил, громко крякая и требуя добавки.

– Уверен, она рада, что ты дома.

Амелия так завороженно следила за утиной драмой, что не сразу поняла, кого он имеет в виду.

– Кто, мама? Да, – признала она и добавила: – Ей нравится проводить время с Шарлоттой.

– Не сомневаюсь, – согласился он. – В нашем возрасте, когда вдруг остаешься один… Ну что греха таить, бывает одиноко, – добавил он.

Амелия почувствовала новый укол вины. Селезень выбрался из пруда и требовательно направлялся к ней, а самка следовала за ним по пятам.

– Мне было трудно сюда вернуться, – призналась она. – Дом, когда в нем нет папы… Куда ни глянь, я вижу места, где он должен быть, а его нет. Это как… – Она замолчала, не в силах озвучить свою мысль.

– Я знаю, – сказал Патрик. Она почувствовала, как его узловатая, на удивление теплая рука на секунду накрыла ее ладонь. – И она тоже знает.

Амелия кивнула, но она сомневалась, что ее мама знала. Откуда ей было знать? Они никогда ни о чем не разговаривали. Уже много, много лет. С тех пор, как ей исполнилось двенадцать.

Но это была вина ее матери, твердила она себе, а не ее. Она была ребенком, ее мать – взрослой. Слава богу, что у нее был папа. С ним она могла говорить о чем угодно.

– Я думаю, тебе придется побыстрее доесть этот маффин, – сказал Патрик, указывая на настойчивых уток, – если хочешь сохранить свои пальчики.

Амелия напоследок еще раз откусила от маффина и бросила остатки самке, которая проглотила все одним глотком и благодарно крякнула. Селезень возмущенно уставился прямо на Амелию.

– Твой папа был бы рад твоему возвращению, – сказал Патрик. – Рад за твою маму. – Он усмехнулся. – И за уток.

Амелия улыбнулась ему в ответ.

– Вы живете там же, где и раньше? – спросила она. Он кивнул. – Я как-нибудь приведу Шарлотту к вам в гости, если хотите?

– Буду счастлив, – ответил он. – Маму тоже с собой бери. Сто лет ее не видел.

Амелия кивнула, не сводя взгляда с уток, которые наконец поняли, что еда у нее закончилась. Они вразвалочку вернулись к озеру и привычно скользнули в воду.

Грейс сидела в ресторане, делая вид, что меню ее не смущает. Много воды утекло со времени ее последнего похода в ресторан. Миниатюрный овощной магазин, над которым она сейчас работала, был завернут в пузырчатый полиэтилен и надежно спрятан в сумке, которую она положила себе на колени. Она особенно гордилась выставленными у входа в магазин ящиками малюсеньких яблочек, сделанных из полимерной глины и покрытых блестящим лаком.

Шарлотта и Амелия перед ее уходом в один голос уверяли, что прекрасно справятся в ее отсутствие. И поскольку она сама настойчиво убеждала их в том, что ведет активную социальную жизнь, она не могла признаться, что немного побаивается ресторанов и предпочла бы остаться с ними и готовить ужин для Шарлотты.

Но вот она была здесь. Впервые за много лет она сидела за столиком ресторана, рядом с ней сидел Самир, а Тоби и Ава – напротив. Ава уже помахала Луиджи рукой, заказав на всех бутылку вина.

– Как здорово, когда нас четверо, – сказала она им. – Можно взять сразу бутылку!

– Я не пью, – заметил Самир. – И ты это знаешь.

– Ну, тогда трое, – ничуть не смутившись, сказала Ава. – Можешь забрать себе хлебные палочки.

– Я, пожалуй, тоже не буду пить, – сказала Грейс.

– Еще как будешь, – возразила Ава. – У нас сегодня особый повод.

– Правда?

– Ты с нами! – воскликнула Ава, одарив Луиджи улыбкой, пока тот размашистыми движениями откупоривал бутылку. Он улыбнулся ей в ответ. Он был, оказывается, всего на несколько лет моложе их, с приятными чертами лица и мягким на вид округлым животом. – И мы не покупаем полотенца, и не раскрашиваем крошечные домики. А значит, сегодня настоящий праздник.

– Приятно видеть тебя вне стен клуба, Грейс, – сказал Тоби. – Как продвигается постройка подъемника?

– Не было времени поработать над макетом, – ответила Грейс с пьянящей смесью стыда и гордости. – Моя дочь и внучка гостят у меня.

– И ты до сих пор нас не познакомила, – вмешалась Ава. – Классная тетя, помнишь?

– Они пока осваиваются, – ответила Грейс и попробовала вино, которое Ава налила в ее бокал. Раньше она любила выпить, но почти не притрагивалась к спиртному с тех пор, как заболел Джонатан. Это оказалось вкуснее, чем в ее воспоминаниях. Она пригубила еще немного, понимая, что ее мучает жажда. Несмотря на то, что белое вино принесли охлажденным, она почувствовала, как тепло растекается по ее горлу, и ощутила, как зарделись щеки.

– Быть дедом или бабушкой лучше, чем родителем, – заявил Самир. – Сплошная любовь и никакой ответственности.

– Не знаю, – ответила Грейс. – По-моему, это даже хуже.

Она замолчала, когда Луиджи снова подошел с блокнотом в руке. Она снова пригубила вина, размышляя, что бы такого заказать из меню.

– Закажи спагетти алле вонголе, – подсказала Ава. Грейс кивнула, благодарная за то, что не нужно принимать решение. – Луиджи каждый день завозят моллюсков из Неаполя, не так ли, Луиджи?

– Только лучшее только для лучших, – ответил Луиджи и украдкой подмигнул Аве. Та усмехнулась.

– Чем же это может быть хуже? – спросил Тоби.

Грейс пригубила еще немного вина и с удивлением обнаружила, что ее бокал почти опустел. Ава снова его наполнила.

– Теперь я беспокоюсь не только о том, правильно ли я поступаю по отношению к Шарлотте, – сказала она. – Мне приходится думать еще и о том, правильно ли я поступаю по отношению к Амелии. В воспитании Шарлотты она главная, а я просто стараюсь не путаться под ногами.

– Это же твой дом, – сказала Ава.

– Но ее дочь. – Грейс икнула, и Самир протянул ей хлебную палочку. Она надкусила ее и обнаружила, что подсушенный хлеб оказался вкуснее, чем она ожидала. – Мне постоянно нужно решать, как сделать лучше для самой Шарлотты и при этом не расстроить ее мать, и высказывать ли хоть какую-то критику, зная, что Амелия расстроится и подумает, что я считаю ее плохой матерью. А она хорошая, просто сейчас у нее тяжелый период. – Грейс разломила хлебную палочку пополам, и крошки полетели ей на колени. – На каждом шагу приходится осторожничать. Это так утомляет.

– Надолго они приехали? – спросила Ава.

– Это прозвучит странно, но я бы хотела, чтобы они остались навсегда, – сказала Грейс, хрустя хлебной палочкой и осознавая противоречие в собственных словах. – Это лучшее, что со мной когда-либо случалось, – добавила она. – Я слышу храп моей дочери, и я так счастлива, что она рядом со мной. И счастлива, и взволнована, и жутко боюсь, что я все испорчу.

– Ничего ты не испортишь. – Ава погладила ее по руке. – Им с тобой сказочно повезло.

Какое-то время они сидели молча. Грейс догрызала хлебную палочку, думая о том, как ей повезло встретить на своем пути Аву.

– Что Шарлотта сказала о твоем макете? – поинтересовался Тоби.

– Опять вы со своими поездами! – пожурила Ава. – Тоже мне, велика важность.

– Уверен, она пришла в восторг, – продолжил он.

– Я ей не показывала, – призналась Грейс. – Эти игрушечные поезда в сарае должны так глупо выглядеть со стороны. Я ведь взрослая женщина.

– Это целый мир в миниатюре! – воскликнул Тоби. – И у тебя все так талантливо получается. Я бы с удовольствием взглянул на твою работу.

Грейс пожала плечами.

– Может, когда-нибудь и покажу. – Она хотела сменить тему, но ее мысли заволокло туманом из-за вина, и на ум ничего не шло.

– Дети обожают такие штуки, – продолжал Тоби. – Ты бы видела блеск в их глазах, когда они приходят в мой магазин. Обычный мир слишком велик для них. Они не достают до полок, кнопок, выключателей, даже двери они не всегда могут открыть. И вдруг они видят модель железной дороги и вмиг становятся великанами. И сами могут всем этим управлять. Это чудо.

Грейс ничего не сказала, внезапно пожалев о выпитом вине. Все ее эмоции вдруг подступили слишком близко к поверхности, будто алкоголь вытравил их из привычного укрытия.

– Это может стать хорошим способом наладить с ребенком контакт, – предложил Самир. – Все, что я мастерю, я отдаю своему внуку. Он обожает поезда больше всего на свете. И макет мы с ним строим вместе.

– Спагетти алле вонголе, – объявил Луиджи, и Грейс была только рада отвлечься от разговора, свернувшего в опасном направлении. – Для прекрасных дам. Пицца для джентльменов будет чуть позже.

Под звон тарелок, плеск вина и хруст перца в перечнице Грейс смогла успокоиться. Когда Луиджи получил заказ на новую бутылку вина и удалился, она обнаружила перед собой тарелку со спагетти, украшенную ракушками, которые выглядели так, словно их собирали на пляже. Она испытала секундное замешательство, пока не увидела, как Ава подносит одну из ракушек ко рту и осторожно опрокидывает туда ее содержимое. Грейс аккуратно накрутила спагетти на вилку и попыталась отправить их в рот, не закапав все вокруг соусом.

Это было потрясающе вкусно. Грейс почувствовала, что снова расслабляется. Готовить для любимой семьи было прекрасно, но ужин в ресторане в компании друзей, очевидно, тоже имел свои преимущества. Она решила больше не отказываться от их приглашений. Она допила вино и позволила Аве подлить ей еще.

Глава 8

В субботу утром Шарлотта с удивлением обнаружила, что ее бабушка до сих пор не встала с постели, чтобы приготовить ей завтрак. Мама ушла на пробежку, поэтому Шарлотта насыпала себе в миску кукурузных хлопьев и съела их, стоя посреди кухни. Она уже предупредила Амелию, что с утра уйдет гулять с Сэмми, поэтому поставила миску в раковину и пошла обуваться. В прихожей она нахмурилась, когда увидела бабушкину сумочку, небрежно брошенную на пол, из которой просыпалось что-то похожее на блестящие семечки. Удобные кожаные туфли, которые Грейс обычно аккуратно ставила у шкафа, были скинуты у подножия лестницы, а ее пальто валялось на полу.

Пожав плечами, Шарлотта повесила пальто на вешалку и вышла за дверь. Она помахала рукой Сэмми, поджидавшему ее на углу улицы, и вместе они отправились в путь. Оказавшись на месте назначения, Шарлотта залезла на верх железной ограды. Это была одна из их излюбленных лазеек в дикие земли вокруг железнодорожных путей, хотя и самая сложная. Шарлотте пришлось подпрыгнуть, ухватиться за верхушку ограды конкретно в определенном месте, а после подтянуться на руках. Она закинула на ограду одну ногу, потом вторую, а затем спрыгнула в кусты с другой стороны.

Сэмми выбрал более хулиганскую тактику: лег на живот и по-пластунски подлез под ограду, окончательно запачкав свою и без того грязную футболку.

Когда оба благополучно оказались на другой стороне, Шарлотта огляделась по сторонам, изучая природу вокруг. Терновник и крапива перемежались с крокусами и подснежниками. Когда они были здесь в последний раз, они видели кролика, наблюдавшего за ними из-за раскидистого куста терновника. Вдвоем с Сэмми они, как завороженные, наблюдали за зверьком, пока тот не встрепенулся и не бросился наутек.

– В какую сторону направимся? – задумчиво спросила она, на что Сэмми приложил палец к губам.

– Сейчас пройдет «Лондонский мост» на 10.10, – сказал он. – Ты слышишь его?

Шарлотта зашагала по тропинке, которую они протоптали еще в прошлые выходные, когда явились сюда в теплых пальто, перчатках и резиновых сапогах, решительно настроенные истоптать всю крапиву и терновник, что попадется им на пути. Растения уже начали снова прорастать, и она с силой наступила на опасно торчащий стебель крапивы, чтобы та не обожгла Сэмми. Оглянувшись, она увидела, что тот стоит неподвижно и, словно загипнотизированный, наблюдает за поездом вдалеке.

Вскоре тот прогрохотал мимо них. Они стояли довольно далеко от путей, но Шарлотта все равно ощутила порыв ветра, когда состав проносился мимо.

Сэмми следил за поездом взглядом, пока тот не скрылся за поворотом, а затем бросился догонять Шарлотту. За время бега он успел запыхаться и немного сипел.

– Где твой ингалятор? – спросила она.

– Потерял. – Он вытер нос рукавом. – Но я в порядке.

– У тебя нет запасного?

– Где-то дома валяется.

– Может, вернемся и поищем?

– Нет. Давай наперегонки? – Он ухмыльнулся.

– Не надо, – забеспокоилась Шарлотта. – И поосторожнее с колючками. В прошлый раз ты жутко исцарапался.

– Все нормально, – ответил он. – Я сильнее, чем выгляжу.

Шарлотта промолчала вместо ответа. Они были знакомы совсем недолго, но ей уже хотелось завернуть Сэмми в пупырчатую пленку, сунуть ему в зубы ингалятор и беречь его от всех бед.

– Как думаешь, лисы уже ощенились? – решила сменить тему она.

– Возможно, – сказал Сэмми. – Как назвать лисенка с морковками в ушах?

– Я не знаю, – ответила Шарлотта, хотя, конечно, все она знала.

– Как угодно, – со смехом ответил Сэмми. – Потому что он тебя не услышит!

Шарлотта покряхтела, и они продолжили путь в комфортном молчании.

– Что это? – Прежде чем она успела остановить его, Сэмми свернул с тропинки в заросли ежевики.

– Вернись! – окрикнула она, зная, что это не возымеет никакого эффекта. Вздохнув, она накинула на голову капюшон, защищая голову, и полезла за ним.

В кустах оказалось просторнее, чем она думала. Густая зеленая листва над ними прятала их от окружающего мира, придавая месту ощущение тайной пещеры.

– Это может стать нашим логовом, – объявила Шарлотта, донельзя довольная находкой. – Нас тут никто не найдет.

Сэмми все еще рыскал в поисках чего-то на краю кустарника.

– Мячик, – торжествующе объявил он, извлекая откуда-то старый и явно видавший виды теннисный мяч. Он бросил его Шарлотте, которая инстинктивно поймала его, а затем отшвырнула в сторону.

– От него воняет, – возмутилась она. – И он весь липкий.

– Отдам его Райану, – хихикнул Сэмми. – Пахнет точь-в-точь, как он.

Шарлотта почувствовала, как к щекам начинает приливать краска. Она как-то видела старшего брата Сэмми в школе, пятнадцатилетнего, высокого и уверенного в себе, и покраснела как рак, когда тот мимоходом взглянул на нее. Она молилась, чтобы Сэмми ничего не заметил.

– Что это за звук? – спросила она, радуясь возможности переключить на что-то свое внимание.

– Для следующего поезда еще рано, – протянул Сэмми, подбрасывая мяч в воздух и пытаясь отбить его головой. – Ой!

– Тсс!

Звук повторился: то ли тонкий писк, то ли всхлип. На этот раз к нему добавился шелест листьев, и Шарлотта повернулась в сторону движения.

Сэмми, должно быть, тоже это услышал, потому что перестал подкидывать мяч и спрятался за Шарлотту.

– Это лисенок? – спросил он.

– Мне кажется, оно звучит пернато.

– Как что-то может звучать пернато?

– Тсс. – Шарлотта прокралась вперед и заглянула под куст. Оттуда на нее выглядывал чей-то крошечный глаз. С крайней осторожностью Шарлотта запустила руку в заросли. – Ну же, малышка, – прошептала она. – Я просто хочу помочь. – Птенчик не вырывался, когда она осторожно взяла его в ладони. Розоватый и тощий, с торчащими во все стороны пушистыми коричневыми перышками и ярко-желтым клювом, он был крошечным и теплым, и Шарлотта прижала его к груди.

– Что это?

– Это птенец, – сказала Шарлотта. – Наверное, выпал из гнезда. Смотри, вот его клюв и первые перышки. – Его сухие лапки обхватили ее сложенные лодочкой пальцы, как ветку, а почки будущих крыльев уперлись в ее ладони. Птенец дрожал, и она чувствовала, как быстро бьется его сердечко. Она прижала его к себе чуть крепче, чтобы успокоить. – С тобой все будет хорошо, – пообещала она птичке, удивляясь, какой та была крошечной. – Мы о тебе позаботимся.

– Как? – спросил Сэмми. – Сто пудов – твоя мама не разрешит оставить ее у вас. А рядом с моими братьями он не продержится и пяти минут.

– У него больше никого нет, – сказала Шарлотта. – Он, очевидно, потерялся. Возможно, родители его бросили. – Она на мгновение вспомнила о папе. – Я заберу его с собой. – Она баюкала птицу в руках. – Я видела картонную коробку у ограды. Птенец поживет в ней, под моей кроватью, и я буду кормить его крошками с ужина. Бабушка мне поможет.

Птенец пропищал в знак согласия, и на сердце Шарлотты потеплело от радости. Она обязательно выходит этого птенца.

– Уже одиннадцать. – Грейс распахнула глаза и уставилась на свою дочь, которая отдернула штору и озорно смотрела на мать. – Я принесла тебе стакан воды.

– Что ты делаешь в моей комнате? – спросила Грейс, отрывая голову от подушки и сразу опуская ее обратно. Она смутно помнила, как добралась домой, и из-за этого чувствовала себя не в своей тарелке. Возможно, именно так начинается Альцгеймер? Может, жуткая головная боль и противный привкус во рту тоже были симптомами этой болезни?

– Я думала, ты сегодня собиралась готовить вегетарианскую лазанью, – сказала Амелия, присаживаясь на кровать. – Когда ты вчера вернулась домой, у тебя были наполеоновские планы.

Вчера…

– Какой-то Луиджи дал тебе рецепт.

– Ах да, конечно, – вспомнила Грейс. – Рецепт лазаньи Луиджи.

– А я думала, это папа у нас был любителем выпить пива.

– Да, – сказала Грейс. – Но вчера был… особый случай.

– Я заварю кофе, гулена, – со смехом сказала Амелия. – Только давай сегодня вечером закажем пиццу, ладно?

– Пожалуй, это было бы к лучшему, – согласилась Грейс, хотя при мысли о пицце у нее скрутило желудок. – Мне кажется, я съела что-то не то…

– Ага, – сказала Амелия, выходя из комнаты. – Конечно, «съела».

Грейс перевернулась на другой бок и попыталась снова заснуть. Ее сны были полны дней, проведенных на пляже, игрушечных поездов и свежих яблок из овощной лавки. Она крепко зажмурилась, игнорируя настойчивые позывы полного мочевого пузыря и надеясь, что пульсация в голове утихнет, если она не будет смотреть на свет.

Дни, поведенные на пляже. Особенно один день. Воспоминания заклокотали в ней, как пена, взбитая бурным прибоем.

– Почему на тебе рубашка и галстук? – спросила она Джонатана в тот особенный день много лет назад. – Я думала, мы просто погуляем по пляжу?

– Я что, не могу принарядиться на наше свидание? – возмутился Джонатан.

– Можешь, конечно, – сказала Грейс. – В Маргейте зима, так что мы все равно вряд ли будем купаться.

– Тебе ведь здесь нравится, правда? – спросил Джонатан неожиданно обеспокоенным тоном. – Ты не жалеешь, что мы не взяли путевку на Коста-Бланку, которые сейчас рекламируют?

– Конечно, мне здесь нравится, – искренне ответила Грейс. К тому моменту они были вместе почти год, и Джонатан планировал эту поездку не одну неделю. Она впервые в жизни жила в таком роскошном отеле, а кровать с балдахином, кое-как втиснутая в номер, была такой громадной, будто до них здесь останавливался Генрих VIII. – Это идеальное место.

Услышав это, Джонатан разулыбался во все тридцать два зуба.

– Тогда пойдем, – сказал он. – Прогуляемся по пляжу. Позже обещали дождь.

И они пошли. Было холодно, морской ветер хлестал их по щекам, но Джонатан так потел, как если бы они гуляли по Бенидорму. Идти было тяжело, их ноги на каждом шагу утопали в песке, словно они ступали по планете с повышенной гравитацией.

Они шли вдоль воды, и серые волны вторили цвету неба. Джонатан смотрел на море. Грейс почувствовала, как ее щек коснулись первые капли дождя, и повернулась к нему, собираясь предложить вернуться.

И не увидела его рядом с собой.

– Выходи за меня. – Раздался голос, и только тогда до нее дошло, что он опустился на одно колено, уперев его прямо в мокрый песок. Он что-то держал в руке – коробочку, обитую красным бархатом, в которой лежало кольцо с маленьким бриллиантом. – Я люблю тебя, – сказал он. – Очень сильно. Выходи за меня замуж.

Грейс поймала себя на том, что переживает за его брюки, которые наверняка уже промокли насквозь. Одной сильной волны будет достаточно, чтобы окатить его водой с ног до головы и, быть может, даже выбить у него из рук это кольцо.

– Вставай, – сказала она. – Прилив начался.

Джонатан не пошевелился. Он сомкнул зубы, прикусывая губу.

– Это… это значит «нет»?

– Нет, – ответила она, и он сразу изменился в лице. – Нет, то есть это не значит «нет». Я люблю тебя!

– Значит, это «да», – улыбнулся он, поднимаясь на ноги, и уткнулся ей в шею, заключая в объятия, из которых выпустил ее только для того, чтобы поцеловать. Она ответила на его соленый поцелуй со вкусом счастья, моря и самую малость – копченой рыбы, которую Джонатан ел на завтрак. Он взял ее за руку и надел кольцо ей на палец. Дождь все усиливался, но Грейс чувствовала только одно: его крепкую хватку, бережную, уверенную и полную любви.

Мысль о дожде оказалась невыносимой для мочевого пузыря Грейс, и она заставила себя встать с постели и посеменила в ванную, опасаясь за свое бедро чуть меньше, нежели вовремя добраться до туалета.

Амелия улыбалась, пока заваривала кофе, наслаждаясь внезапной сменой ролей. Она вспоминала, как в подростковом возрасте сама прокрадывалась в дом, стараясь сначала остаться незамеченной, а после, когда это не удавалось, потому что родители обычно не спали, дожидаясь ее, – говорить членораздельно. Попытки на ходу сочинить убедительный и благопристойный рассказ о событиях ночи, который никак не должен был включать семь коктейлей «Бакарди Бризер» и поцелуи взасос со старшеклассником Рахулом; мучительные пробуждения за полдень, когда рядом с кроватью ее всегда поджидал стакан прохладной воды.