Текст книги "Имаго"

Глава 11

Постепенно я все больше узнавала о своей ипостаси. Например, я с изумлением обнаружила, что некоторые имаго вполне довольны своей участью и зовут это проклятие «даром». Сложно поверить, что превращение в песочного человечка может показаться благодатью. Алекс также не был согласен с авторами Книги – он еще не остыл после смерти Алисы. О ней я спрашивала только один раз, в нашу вторую встречу:

– Почему ты ее не похоронил?

– Как ты себе это представляешь? – вспылил Алекс. – Завернуть в мешок и вывезти в лес?

– Хотя бы развеять прах по ветру, – парировала я. – Упокоить ее с миром. Ты оставил ее там как экспонат; думаешь, это правильно?.. Она не заслуживает этого.

Алекс ничего не ответил. Я видела скорбь в его глазах, но не старалась утешить. Во мне самой тлела боль от беспокойства за Джи, Холли и Джейкоба.

На работу я больше не выходила. Келлер упрямо звонила на мобильный и стационарный телефоны, вяло попытался вызвонить меня Натан. Потом воцарилась тишина.

Вечера я просиживала у Алекса: устроившись в кресле, слушала во все уши, как он зачитывал Книгу Смерти безмятежным голосом, будто это была детская сказка. Стиль написания становился все менее вычурным: поколения менялись, выстраивали свое царство на прахе предшественников, чтобы затем рассыпаться, дав пищу для ума следующим имаго. Алекс усмехнулся, когда я восторженно отреагировала на первые «цветные картинки» – какой-то творческий кровосос решил раскрасить иллюстрацию акварелью.

– Такая взрослая, а любишь картиночки.

Я вспыхнула, исподлобья глядя на него. Алекс временами меня раздражал, особенно когда старался быть милым и заботливым. Мне становилось тошно от этих стараний.

– Давай дальше, – кивнула я на Книгу. – Мне интересно, что там написал Соломон.

– Ничего интересного, – сумрачно отозвался Алекс, переворачивая страницы до следующего параграфа. – Меня всегда угнетали его статьи.

– Что же там такого?

Алекс взъерошил свободной рукой волосы.

– Много чего. Но самая суть – имаго просто пешки в этой войне, которые ничего не могут сделать… только погибнуть.

Я положила ладонь на страницу, чтобы он не отвлекся на чтение других глав.

– Я думала, имаго существуют ради того, чтобы бороться… Это не так?

– Так, но… – Алекс замялся, – первые действительно пытались бороться. Это бесполезно.

– Так к чему же мы стремимся?

– Есть кое-что. – Алекс захлопнул Книгу и твердо посмотрел на меня. – Первостепенная задача имаго – отыскать Юную Королеву. Дочь. Ту, что сможет победить Мать. Мы обязаны найти ее и оберегать как Священный Грааль.

– Что это за штука такая? – поинтересовалась я.

– Неважно, – усмехнулся Алекс. – Вот только с этим могут быть проблемы.

– Какие?

– Младшая может оказаться за печатью. Ну, это как будто бы она родилась, но околоплодный пузырь до сих пор на ней, мешает видеть и все такое…

Голова шла кругом. Искать девочку, которую никто не видит, – как пытаться найти иглу в стоге сена. Девочку, которая не знает, кто она и что происходит. Найти и пихнуть в эпицентр войны…

– Интересно, – мрачно произнесла я, – как долго мне осталось…

– Об этом можешь не думать. – Алекс решительно отодвинул Книгу. – Никто из имаго не знает, сколько времени он будет сгорать после окукливания. Кто-то умирает еще в коконе, кто-то не доживает до превращения. А некоторые живут почти вечность по нашим меркам. Я читал об имаго, который прожил шесть лет после окукливания – у нас такие воспринимаются как стодвадцатилетние старики среди людей.

Я скривилась; в желудке словно переворачивались осколки стекла. Алекс с любопытством уставился на меня, словно пытался прочесть мысли.

– Хочу есть… у тебя в холодильнике ничего, кроме крови, нет.

– Эм… ну, – наморщил лоб Алекс, – мы можем прогуляться до супермаркета «24/7». Мне кажется, у них недостатка в сыром мясе не будет.

– То есть просто взять и прогуляться в супермаркет двум вампирам-имаго темным ноябрьским вечерком, купить мяса, принести его сюда в полиэтиленовых пакетах с эмблемой магазина? – сварливо заметила я, обрисовав пальцами воздушные кавычки.

– Ну да. Что такого? – Алекс накинул толстовку поверх домашней футболки и поднял брови. – Так мы идем?

– Идем. – Я последовала его примеру и застегнула курточку. – Ты не представляешь, как это круто звучит.

* * *

Из-за высокой влажности воздух казался таким тяжелым, что хоть режь и ешь. Вокруг стоял белесый туман; от этой слепой темноты я почувствовала себя неуютно.

В тот день, когда умерла Зои, тоже был туман.

– Ты в порядке? – спросил Алекс.

– Что? А… да. В общем, да. – Я нервно оглянулась.

– Не бойся, я рядом, – попытался он меня подбодрить. – Ты почти в безопасности.

Я остановилась. Неподалеку раздался сухой скрежет, как если бы кто-то протащил грабли по асфальту. Он показался мне очень страшным… угрожающим. Что-то снова заскрежетало, и одновременно сквозь туман донесся тихий утробный звук, похожий на урчание. Я покачала головой. Мало ли где это. Туман играет со звуками, искажает их, отдаляет или приближает, а то и просто гасит…

– Давай прибавим шагу, – шепотом попросила я. – Далеко еще?

– Тут за углом. – Алекс и сам занервничал, рыская взглядом по белой пелене. Неужели он что-то почуял?

И тут случилось сразу две вещи: Алекс остановился так резко, что я обогнала его на несколько шагов; его лицо побледнело, глаза распахнулись от ужаса. Даже волосы, и без того встрепанные, встали дыбом.

– Алекс? – Я сделала шаг к нему, и невидимое нечто проняло меня. Ощущение, которое настигало меня раньше несколько раз, нахлынуло с новой силой.

До моего слуха донеся отдаленный шепот, прокравшийся через разрывы в тумане:

– Взять.

– Быстро, за мной! – Алекс сжал мою руку и так припустил по улице, что от неожиданности у меня перехватило дыхание. Откуда-то из молочно-белой мглы донеслось угрожающее рычание, похожее на раскат грома.

– Алекс! – вскрикнула я. – Это…

– Быстрее! – Алекс дернул меня так, что в локтевом суставе стрельнуло.

Впереди туман окрасился в ярко-желтый цвет. Задыхаясь от быстрого бега, мы влетели в помещение и закрыли за собой стеклянную дверь. Тоскливо брякнул колокольчик. Кассир вяло поднялся со складного стула, чтобы посмотреть на нас поверх долларовых колбасок, торчащих из банки у кассового аппарата.

– Добро пожаловать, – произнес он без особого энтузиазма, – всегда рады новым посетителям.

Алекс мрачно кивнул в знак приветствия и зашагал к мясному отделу. Еще не оправившись от шока, то и дело оглядываясь на двери, я засеменила за ним. Стекло такое ненадежное…

– Оно пуленепробиваемое, – шепнул Алекс, – можешь не волноваться. В любом случае Черви не любят яркий свет и не появятся в супермаркете. Ну, выбирай что хочешь. – Он протянул мне жестяную корзинку и щедрым жестом обвел прилавок с охлажденным мясом.

Я потянула носом воздух. Товар явно не первой свежести, да и половина, особенно говядина, перемороженная. Ну, меня-то не проведешь, так? Я нагрузила корзинку более-менее свежим мясом, а потом и молоком.

– А чем мы расплатимся? У тебя есть деньги?

– За это можешь не волноваться, – Алекс сделал вид, что стряхнул грязь с джинсов. – Есть у меня один метод…

Мужчина за прилавком пробил товар и кисло взглянул на меня налитыми кровью глазами.

– Я… – проблеяла я и полезла в карман за деньгами, но Алекс отпихнул меня и, глядя в глаза кассиру, медленно, с расстановкой сказал:

– Сейчас мы вынесем товар, а ты сделаешь вид, что мы все оплатили. И завтра утром ты ничего не вспомнишь.

Кассир кивнул, сонно глядя на него.

– Уходить не спешим. – Алекс настороженно вглядывался в туман за дверью. – Мне совсем не нравится то, что происходит…

– Что это было? – поинтересовалась я.

– Так бывает, когда где-то рядом находится Червь. – Алекс нахмурился, разглядывая тень, обрисованную светом фонаря. – Этот инстинкт существует с самого появления имаго. Самое ужасное, что только может случиться с человеком, – поэтому мы так реагируем.

– Подожди… – вдруг осенило меня. – Я уже несколько раз чувствовала…

Я осеклась, бросив взгляд за стекло. Там разливалась тьма, опутанная паутиной тумана. Из этой маслянистой мглы на нас с убийственной ненавистью смотрели два белых глаза.

– Сейчас мы возьмем в охапку пакеты, – тихо сказал Алекс, оглядываясь на кассира: тот стоял за стойкой с блаженным выражением лица. – Ты бери этот кусок мяса в руку, а я возьму вон тот. Черви довольно неуклюжие, но убежать от них очень сложно. Если он окажется слишком близко, брось в него мясом. Так ты выиграешь хотя бы четыре-пять секунд.

Я не могла оторвать взгляда от двух белых искр в тумане.

– О нет, я не готова! Я не умею быстро бегать!

– Доверься мне, – Алекс сверкнул глазами, вспыхнувшими красным светом, – и беги прямо по следам. На запах, на звук, что угодно. Любое промедление будет стоить тебе жизни.

Я сжала влажный кусок свинины и кивнула. Зубы выбивали неровный ритм. Хотелось бы мне владеть хотя бы малой толикой уверенности Алекса. Но, как бы я ни старалась взять верх над мыслями, меня все равно безудержно трясло, как в мороз.

Алекс распахнул дверь магазина, и мы вышли во влажную пустоту. Белые искры погасли, и я почувствовала, как рот наполнился ядом, а каждая мышца напряглась, становясь сильнее и тверже. Я слышала его шаги, тяжелые, как у динозавра, и чуть позади тихие, совсем другие… человеческие?

– Давай! – Алекс рванул вперед, а я побежала следом – тело само понесло меня.

Что-то мелькнуло совсем рядом, всколыхнув туман, и я обернулась. На секунду мне показалось, что я видела нечто кошмарное, но оно тут же растворилось во мгле. Алекс бежал так быстро, что я едва поспевала за ним. Небольшое расстояние между магазином и домом растянулось для нас на многие километры. Ноги вязли в призрачной трясине, по спине градом катился холодный пот. Я понимала, что смерть дышит мне в затылок, но ускориться никак не могла – что-то держало меня, словно сама ночь вцепилась в плечи костлявыми лапами.

Где-то слева послышалось рычание. Сверкнули белесые глаза – пустые, затуманенные, как и сама улица. Я швырнула в них кусок мяса. Раздалось щелканье челюстей и влажное чмоканье – чудовище проглотило обманку.

Впереди выросла черная громада домов. Алекс вдруг вильнул влево, направляясь совсем к другому подъезду; тяжело дыша, я побежала за ним. Червь снова преследовал нас; казалось, он вот-вот бросится. Алекс влетел в черный дверной проем и, впустив меня, захлопнул дверь. Магниты сработали – мы оказались в безопасности.

– Быстрее, наверх! – прошептал Алекс.

Я не успевала за ним; в боку нещадно кололо. Алекс вел нас на верхние этажи, где была пожарная лестница – это я знала с детства. В подъезде воняло мочой и мусором.

Алекс отворил окно аварийного выхода и взглянул вниз. Лестницу, раскинутую между двумя домами, никто не потрудился убрать с предыдущей эвакуации. Я опасливо взглянула на хрупкие перекладины.

– Давай, только осторожней, – напутствовал Алекс. – Делай как я.

Он встал на первую перекладину и, балансируя, переступил на вторую. В желудке у меня что-то сжалось. Пакет с остатками мяса болтался у Алекса в руках, как флаг. Отступать некуда – внизу рыщет голодный Червь. Я шагнула на лестницу и едва сдержала испуганный крик, почувствовав пустоту вокруг. Алекс уже добрался до конца и ободряюще махал мне.

– Осторожно!

Маленькими шажками я добралась до окна и схватилась за протянутую руку. Ноги предательски дрожали.

– Умница, – выдохнул Алекс. – Теперь можно и домой.

– Зачем мы это сделали? – спросила я, спускаясь на нижний этаж. Это давалось мне с трудом, но Алекс заботливо придерживал меня за плечи, помогая не оступиться.

– Червь привел бы ее сюда, – ответил он. – Королеву. Это она «выгуливала» его сегодня. Так он собьет ее со следа, а запах успеет развеяться.

Уже более спокойным шагом мы вернулись домой. В квартире я встрепенулась, сбрасывая пелену шока. Алекс приобнял меня и слегка похлопал по щекам:

– Эй, приди в себя. Если сейчас ты дашь слабину, то сойдешь с ума и не сможешь быть полезной для остальных имаго.

– Отстань от меня! – почти простонала я, зажмурив глаза. – Я не просила, чтобы меня делали такой, поэтому отвали со своими нравоучениями! Это все ты виноват…

Алекс цокнул языком и подхватил меня под колени. Некоторое время я вяло сопротивлялась, хлопая его по плечам, но пережитый ужас сделал свое дело, превратив мозги в жижу. Алекс бережно отнес меня на диван и уложил там. Его взгляд пронизывало что-то смутное, далекое, и только потом я поняла, что именно. Тоска. И жалость.

– В тебе еще слишком много человеческого, – прошептал он, – скоро это пройдет.

– Пройдет… – Я опять закрыла глаза. У Червя тоже все человеческое осталось в прошлом. – Теперь я непонятное чудище до конца своих дней… которые наступят очень скоро.

Алекс опустился на корточки рядом. Убийственная безнадега в его глазах сменилась веселыми искорками. Странное зрелище – как будто в черной илистой жиже озера мелькнул хвост золотой рыбки.

– Ты не чудище, – отчеканил Алекс, – запомни это, пожалуйста. Черви – это Черви, и им уже не помочь. Но ты, – он погладил меня по голове, – стала имаго, а не Червем, и должна радоваться хотя бы этому. Королева предпочитает стирать с лица Земли имаго хотя бы потому, что они подобны ей… поэтому тебе нужно бороться, покуда есть силы.

– А почему ты уверен, что у Королевы есть дочь? – прошептала я. – Почему не сын?

– Имаго видели ее рождение. У Королевы может родиться только дочь – правда это или только миф, но сама она чувствовала, что в первый раз внутри нее зарождалась девочка. Она избавлялась от приплода еще дважды, но не смогла убить эту малышку. Наверное, даже у бездушной твари есть какое-то понятие о любви.

Повисла тишина. Мы с Алексом смотрели в разные стороны, но маятником в этой неуютной пустоте раскачивалось что-то тревожное – истина, распускающаяся чудовищным цветком совсем рядом, пронизывала воздух приторным ароматом.

– Алекс, – тихо позвала я, – а ты тоже слышал этот приказ?

– Да. – Его взгляд стал холодным и отстраненным.

Жить постоянно в опасности – не для меня. Да, я жаждала этого когда-то, но сейчас больше всего на свете хотелось забраться в мягкую постель с пультом от телевизора и вазой конфет и умереть счастливой. Нет, вообще не умирать – отойти лет в семьдесят от сердечного приступа. Но я попала на изнанку мира, такого упоительно обычного – тут не было семидесятилетних, не было конфет и покоя. Были только Королева и ее таинственная дочь, ужасные чудовища и несчастные имаго, целую вечность мечущиеся по свету с жалкой книжонкой и не знающие, что им делать.

Алекс сочувственно посмотрел на меня: конечно, все душевные метания на физиономии написаны неоновыми буквами. Я с вызовом взглянула ему в глаза:

– Что?

– Ничего.

Он наклонился и, когда я уж подумала о поцелуе, прижался своим лбом к моему. Я застыла, ощущая его холодную кожу. Отчего-то это показалось мне интимнее всех поцелуев на свете.

Женевьева

Было уже довольно поздно, когда я возвращалась домой. Громко цокали каблучки сапог, в воздухе висел аромат ванили и шоколада от тонкой сигариллы.

– Черт бы побрал эту работу, – пробормотала я, выдыхая дым.

На мгновение пришла мысль позвонить Оливии, и на душе заскребли кошки. С того Хеллоуина она ни разу не давала о себе знать. «Исчезла, убежала как безумная, – подумала я. – Бросила меня одну…». У меня не было ни минуты свободной, чтобы узнать у нее, что тогда произошло, но все эти новости об изувеченных трупах, найденных в укромных уголках города… Даже не верилось, что в городе вообще есть укромные уголки. Мне он всегда казался одним огромным глазом, беспрестанно смотрящим сверху, снизу и со всех сторон, глазом, в поле зрения которого невозможно сотворить что-то и не выдать себя.

«Нет, не сейчас! – Я нахмурилась. – Сейчас, в тумане, мне совсем не хочется думать об этом».

Что-то вот-вот случится.

Предчувствие обрушилось так внезапно, что зазвенело в ушах. Кто-то был в тумане, совсем рядом, и смотрел на меня отнюдь не дружелюбно. Вглядевшись в белую круговерть, я увидела темную фигуру на противоположной стороне улицы. Я хотела было окликнуть ее, но вовремя одумалась и вместо этого ускорила шаг, стараясь не оборачиваться. Это все туман. Туман – просто идеальная почва для галлюцинаций…

– Мисс!

Я остановилась и с неземным облегчением увидела незнакомку, бодрым шагом направляющуюся навстречу. Симпатичная и сияющая, она выглядела довольной… впрочем, мне никак не удавалось разглядеть ее глаз.

– Что вам нужно? – Я постаралась говорить пожестче.

– Мне нужно домой, а сейчас уже так темно! – пожаловалась девушка. – Может, мы могли бы пойти вместе? Вам далеко до дома?

– Нет, тут близко…

Мы пошли дальше вдвоем. Девушка держалась чуть позади, и ее шаги казались призрачными, невесомыми. Я то и дело оборачивалась проверить, идет она или отстала, но нет – незнакомка каждый раз широко улыбалась в ответ на мой взгляд.

«Странная какая, – подумала я с легким беспокойством. – И зачем я согласилась».

– Вы слышали об убийствах в городе?

– Что? А, ну да…

– Маньяк, – произнесла девушка, – убил целую кучу людей. Сколько еще не найдено… Ужасно, да?

– Да… – Я сглотнула кислый комок в горле.

Девушка засмеялась – этот смех звонко прокатился по туману, как пузырьки в золотистом шампанском, и растаял. Мне стоило больших сил сдержаться и не припустить по улице, как испуганному зайцу. Было что-то жуткое в ней, практически потустороннее – я не любила это слово, но оно идеально подходило к ситуации.

Наконец в размытой темноте впереди показались огни дома. Я радостно выдохнула и обернулась к девушке.

– Что ж, я живу здесь. Вы доберетесь до дома в одиночку?

– Да, не беспокойтесь, – она опять улыбнулась. – Со мной все будет хорошо.

Я вежливо осклабилась и повернулась к двери подъезда. Дрожащие пальцы вытащили из сумочки связку ключей и принялись перебирать их, отыскивая нужный, электронный, от домофона. «Уходи уже, – нервно думала я. – Почему ты не уходишь?»

В этот момент острые зубы вгрызлись мне в шею, впиваясь все глубже. Я выронила ключи и в ужасе закричала, но тут же задохнулась от смертельной боли.

Крик утонул в густом тумане.

Глава 12

Какая ужасная боль! Вспышками она настигает меня, вместе с криком выбивает воздух из легких. От схваток в глазах вспыхивают черные кольца. Жалко скрючившись и схватившись за дверной косяк, чтобы не упасть, я издаю почти звериный вой – эта резь невыносима! Рука ныряет вниз, под юбку, чтобы проверить…

Кровь. Я начала кровоточить.

Я открыла глаза, глядя перед собой отупевшим от боли взглядом. Ламинат холодил щеку, мокрую от слюны, ниточкой спускавшейся из уголка рта. Кажется, я упала, пока тянулась стереть пыль с верхней полки, и здорово приложилась головой. Я тяжело села и провела рукой по лбу – пальцы окрасились в багровый…

«Кровь. Я начала кровоточить».

…и я торопливо вытерла их о джинсы.

Видения сводили меня с ума, настигая в самый неподходящий момент, да плюс еще эта постоянная сонливость. Я не хотела тратить драгоценные минуты на сон, но понимала, что без него не обойтись. Позже, в стадии окукливания, летаргия будет неизбежна, но пока я хотела насладиться последними дневными хлопотами. Я уложила в коробку статуэтку, подаренную Джи, но после пары минут душевных терзаний выложила обратно. Утешаясь тем, что в новой жизни каменные слоники мне ничем не помогут, я закрыла коробку, пока не успела сунуть туда еще что-нибудь лишнее, и закрепила створки скотчем.

Квартира стала холодной и безликой: палетки с тенями и тюбики с кремами отправились в помойку, как и все фотографии, кроме лучших – эти я вложила между стопками одежды. Содержимое шкафа тоже пострадало: платья и юбки, все, что казалось неудобным, полетело в черный пакет. В коробку я сложила универсальные джинсы и слаксы, хлопковое нижнее белье, теплые свитера и футболки – словом, все для жизни налегке. Таким образом, все уместилось в коробочку и маленький рюкзак. Погладив любимые стены в последний раз, я подхватила вещи и вышла из квартиры. Прощально звякнул замок. Ключ по договоренности с хозяином остался в тайнике.

Я спустилась в лифте и вышла из подъезда. У бордюра под голыми кленами стояло бодренькое желтое такси, такое яркое, что создавало ощущение нереальности в пасмурный ноябрьский вечер.

– Помочь?! – крикнул водитель, пожилой темнокожий мужчина. – Садитесь! Я обо всем позабочусь! Давайте!

Я бухнулась на плюшевые сиденья, приняла коробку и бережно установила ее рядом. Водитель захлопнул дверь и, обойдя машину, сел за руль.

– Путешествуете налегке?

– Что-то вроде. – Я достала плеер и размотала узелок на наушниках. – Не возражаете?

– Конечно! Только если я тоже включу свою, она вам не помешает?

Таксист вел мягко и интеллигентно, что не вязалось с его мощным голосом. Я прижалась лбом к холодному стеклу, глядя на капли воды, – опять пошел дождь. Все цвета смешались, как акварель.

Машина выехала в спальный район, отдалившись от бизнес-центра. Я приметила светящуюся вывеску «Давилки». Удастся ли мне вновь войти в ее двери? На дворе почти конец ноября, и все чаще над землей стлался туман, а дожди барабанили по крышам. В здешних местах почти не бывало снега, а если он и выпадал, то лежал недолго сырой, неопрятной массой.

– Где повернуть? – крикнул водитель. Я невольно поморщилась.

– Здесь налево.

Такси лихо затормозило у подъезда. Алекс уже ждал снаружи, прячась в уютном коконе своей неизменной толстовки.

– Помоги мне! – окликнула я его, рассчитываясь с таксистом.

Алекс послушно принял коробку, морщась от воды, льющейся с неба. Я вежливо попрощалась с водителем, подхватила рюкзачок с остатками пожиток и засеменила за Алексом, безуспешно стараясь сморгнуть дождинки с ресниц.

Пыхтя от усталости, мы вошли в квартиру и поставили коробки и рюкзак на пол.

– Чувствуй себя как дома, – произнес Алекс.

Квартира слегка изменилась. Чуда не случилось, зато Алекс начисто вымыл пол и даже попытался пропылесосить ковер. Когда он отвернулся, я украдкой протерла пальцем поверхность комода. Пыль на месте.

– Ты можешь спать в гостиной, – смущенно буркнул Алекс. – Я бы предложил спальню, но, ты понимаешь…

Мы замолчали, думая о пыльном изваянии на покрывале. Алекс прочистил горло.

– Я вынес ее. Ну… Алиса заслуживала лучшего, ты сама говорила об этом. Я развеял ее до дождя…

Я понимающе кивнула. Это далось ему так же тяжело, как мне – покинуть свое убежище. И то и другое – разлука с самым дорогим во имя беспросветного будущего.

– Ты не будешь так любезен… – Я многозначительно указала на рюкзак.

Алекс некоторое время стоял истуканом, а потом, ойкнув, удалился на кухню. Я не двигалась, пока оттуда не послышался звон посуды. Алекс доставал из холодильника мясо и кровь – почти романтический ужин. Я стянула свитер и джинсы, потом достала из рюкзачка канцелярский нож, разрезала скотч на коробке и извлекла ворох вещей. Отыскав спортивные штаны и футболку, я наконец-то переоделась и глубоко вздохнула. Пока-пока, квартира с огромными окнами, урбанистическим космосом за ними и кленами перед домом.

Я достала из рюкзака телефон и прошерстила номера, дойдя до кнопки «Ж». На дисплее появилась фотография. Похожие, но все-таки разные – я кареглазая и смуглая, она голубоглазая и бледная, но обе брюнетки, – мы сидим в каком-то баре за стойкой. Сзади смазанным фоном мелькают люди, на переднем плане – моя вытянутая рука и довольная физиономия с высунутым языком, прикушенным зубами. На стуле рядом Джи светится радостным удивлением. Замечательное фото. Я вдруг заметила, что вызов приняли. На экране светились цифры: семь секунд.

– Алло?

Шебуршала сухими крыльями тишина, и от этой паузы мне стало не по себе. Стремясь как-то разрядить обстановку, я спросила:

– Женевьева Фиоре?

– Привет.

– Джи…

– Я так рада слышать тебя, Оливия.

Она замолчала. Какая неприятная тишина. С каких пор я начала бояться ее?

– У тебя все в порядке? – слабо спросила Джи. – Я переживала за тебя с той самой ночи…

– У меня все хорошо, – соврала я. – Просто… временные трудности.

– Ах, – усмехнулась Джи. – Это хорошо.

Мы помолчали. Расстояние между нами превратилось в бездонную пропасть. Мне было страшно слышать ее хриплый, скребущий голос – он не принадлежал Женевьеве, его кто-то украл у нее. Украл, словно чтобы выманить меня…

– Я хочу увидеть тебя, – прошептала Джи. – Когда ты придешь?

Это прозвучало с такой детской надеждой, что я закусила губу. Как можно врать, когда человек всем своим естеством говорит о безграничной вере?

– Я пока не знаю, Джи.

Она шумно вздохнула.

– Я немного приболела, так что не обращай внимания. Я просто скучаю. Хочу сходить с тобой куда-нибудь, посидеть… в ресторан?

Я скованно улыбнулась.

– Конечно.

Мало-помалу завязался разговор: говорила в основном я, а Джи иногда вставляла дежурные словечки. Что-то убивало прежнюю непринужденность нашего общения; это «что-то» царапало горло раз за разом, на каждой теме.

– Оливия! – осторожно позвал Алекс с кухни. – Еда готова!

– Черт, – сморщила нос я, – мне пора, Джи, давай…

– Это что, мужчина?

Я замолчала, стараясь сдержать смех. Стоит ли воспринимать Алекса как мужчину? Особь. Эта особь сейчас сидит на кухне, посасывает стопроцентную «Кровавую Мэри» и смотрит, как сохнет мой кусок сырого мяса.

– Он… Милый. Тебе бы понравился.

Нет. Не понравился бы. Мы с подругой единодушны на этот счет – нам обеим не нравится, когда мужчина ведет себя как психопат. Вот только с этим психопатом мне теперь приходится видеться чаще, чем с ней.

– Держись подальше от загадочных мужчин, у таких обычно ничегошеньки за душой, – в голосе Джи появилась безграничная нежность. – Я люблю тебя, Оливия.

– И я тебя люблю, Женевьева.

Моя реплика улетела в пустоту, заполненную лишь гудками. Я недоуменно взглянула на потухший телефон.

– Оливия! – Алекс звал уже скучающе-раздраженным тоном, и я усмехнулась про себя.

В тебе еще слишком много человеческого.

– Иду! – Я положила телефон на диван и, бросив последний задумчивый взгляд на него, вышла из комнаты.

Женевьева

Телефон замолчал, едва я нажала на отбой. Меня скрутило от сильного приступа. Мышцы ощущались как выжимаемая кем-то тряпка. На ковер лениво закапали тягучие струйки алой слюны.

«Как ее много!» – содрогаясь, подумала я.

Крохотный невидимый ножичек вонзился в желудок, вскрывая его медленно и мучительно. Я с диким воплем рухнула на колени, рыгнула – и вновь извергла на пол кровавую струю, густую от слюны, горькую от желчи.

Еще один приступ накрыл с новой силой, тело выгнулось дугой, а пальцы судорожно вцепились в длинный ворс ковра. Захлебываясь в крови, я вспомнила: прободная язва. Отец страдал от нее, так может, это наследственное? Дрожащими руками я набрала 911. В трубке раздался прохладный женский голос, вежливо предлагающий нажать единицу, если случилось то-то и то-то, но я не слышала ни голоса, ни похрустывающего шума за ним.

Есть. Пора ужинать.

Встав с пола, я флегматично провела рукой по губам – на запястье остался длинный багровый след. Желудок успокоился, но теперь в нем угнездилась пульсирующая пустота. Голод. Безумно хочется есть! Красная охлажденная говядина на стеклянной полке в холодильнике, сухофрукты и виноград, красиво выложенные в вазе на барной стойке. Фисташковое мороженое и жареная курица… По подбородку опять побежала слюна. Перед глазами грязными сосульками висели волосы – пора было помыться. Конечно, еда подождет. Ты, Джи, потолстеешь, если будешь так много есть. Почему-то я знала, что этого не произойдет: нутро разделилось на две половины. В одной была все та же Женевьева Фиоре, верная подруга, умная девушка, работающая в процветающей фирме. Но в другой сидело что-то темное, страшное, опустив свою уродливую голову… И мне очень не хотелось смотреть этой своей половине в глаза.

Я вошла в ванную и включила воду. Помещение заполнилось паром, чистым и тяжелым. Стоя под струями горячей воды, я не выдержала и заплакала. Кто была эта девушка в тумане? Или это была вовсе не девушка, да и не человек даже?

Как она выглядела? Почему я не могу вспомнить ее?

Я распрямила плечи и подняла лицо навстречу обжигающему потоку, смывая слезы, грязь и кровь. Руки скользнули по мокрой голове и замерли. Я поднесла их к лицу и не поверила своим глазам.

В пальцах остались целые пряди черных волос.

Несколькими днями ранее

Я безуспешно пыталась зажать рану на шее – оттуда все сильнее хлестала кровь. Девушка-монстр возвышалась надо мной, как темная башня, полускрытая туманом и ночью. Кажется, она смеялась.

– От тебя пахнет ею, – сказала незнакомка. – Ты пахнешь как она. Я не ошиблась.

Она растаяла в дымке. Я мучительно разинула рот, но воздух застревал в глотке и не шел дальше. Тоненький свист в ушах был как далекий вой локомотива – этот локомотив вела сама смерть.

Дверь подъезда распахнулась, больно ударив меня по спине. В черном проеме показался пожилой мужчина, вышедший, наверное, в круглосуточный магазин и наплевавший на комендантский час. Я помню обрывки его возгласов – скорая помощь приехала именно благодаря ему. Я так и не сказала спасибо своему спасителю.

Все мое пребывание в больнице было балансированием на краю жизни и смерти. Все мое пребывание там состояло из кошмаров, в которых я видела, но не могла разглядеть. «От тебя пахнет ею. Я не ошиблась».

Когда я вышла из больницы, первое, что я сделала, – наелась до отвала. Сидя спиной к холодильнику, я запихивала в себя чипсы и орешки, булочки и сосиски, вяленое мясо, фрукты, конфеты – все, что попадалось под руку. Огромная кровопотеря и прием лекарств вымотали организм – так я объяснила это самой себе. Сытая и умиротворенная, я присела у телевизора, чтобы посмотреть новости. Что ни день, то новая жертва. Рука непроизвольно дернулась к шее. Некоторые шрамы никогда не исчезнут.

Ночью в голове роились странные видения: вокруг топтались чудовища, высохшие, едва волочащие ноги и бессмысленно смотрящие перед собой. Некоторые в припадке ярости нападали на других. Брызгала черная как смола кровь. Я чувствовала себя чужой в этом безумии, но одновременно – его частью. Женщина, прекрасная, как солнечный свет, улыбалась нам.

Проснулась я в полшестого утра от диких спазмов в желудке. Рвоты не было, но я постоянно отрыгивала: постельное белье стало скользким от слюны, смешанной с кровью. Меня бил озноб, казалось, что тело превратилось в мешок из кожи, наполненный осколками. Организм успокоился, и у меня вновь засосало под ложечкой.

Завернувшись в плед, я прошла на кухню и вытащила из холодильника всю еду. Глядя на цветные упаковки и хрустящий полиэтилен, манящие своим содержимым, я почувствовала, как рот заполняется слюной. Я жадно схватила шоколадный батончик и, сорвав бумажку, проглотила его. Следом отправились булочки для хот-дога, горсть хлопьев, два персика и еще куча всего, что только может переварить желудок. Задыхаясь от дикого голода, я ела и ела, грызла, глотала, плевалась, даже не утирая бегущую слюну, липкими веревками опутавшую лицо и шею.