Текст книги "Осознанность"

Совершенно другое, но вполне адекватное объяснение причин нашей неосознанности надо искать в начальном образовании. Уже с детского сада обучение, как правило, ориентировано не столько на процесс достижения цели, сколько на саму цель. Из-за однобокого стремления к тому или иному результату, от завязывания шнурков на ботинках до поступления в Гарвард, человеку трудно сформировать осознанный взгляд на вещи.

Когда дети открывают для себя новый вид деятельности, заранее ориентируясь на результат, то такие вопросы, как «я смогу?» или «вдруг я не справлюсь?», очень часто преобладают, и формируется не столько направленность на естественное, живое стремление ребенка к знанию, сколько болезненный интерес к его успеваемости и поведению. Вместо того чтобы наслаждаться яркими красками цветных карандашей, бумажными узорами и множеством разнообразных форм, ребенка заставляют чертить «правильную» букву «А».

На протяжении всей нашей жизни вытекающая отсюда постоянная направленность на результат может обернуться неосознанностью. Думая, что нам известно, как справляться с ситуацией, мы не испытываем никакого желания обращать внимание на что-либо. Если правило кажется нам хорошо знакомым (например, в результате бесконечной зубрежки), мы замечаем только незначительные подсказки правильного сценария. Если, с другой стороны, ситуация кажется странной, то мысли о возможной неудаче могут до такой степени захватить наше воображение («Вдруг меня поднимут на смех?»), что мы упустим из виду возможные аспекты как собственного, так и чужого поведения. В таком случае раз мы бездумно относимся к непосредственной ситуации, то вполне можем всерьез задуматься о закономерных результатах.

Наоборот, целеустремленность, которую мы будем изучать, когда затронем проблему творческого потенциала в седьмой главе, вопрошает: «Как я должен это сделать?», но не «Как я могу это сделать?», а следовательно, наше внимание направлено на этапы, которые надо пройти на этом пути. Такую направленность можно охарактеризовать в рамках основного правила – нет ошибок, есть неправильные решения.

На уроках компьютерного программирования для детей очень много времени отводится «исправлению багов» – попытке найти новое решение, уйти в сторону от имеющихся и неэффективных старых. Нужно постоянно пересматривать промежуточные цели.

Целеустремленного человека гораздо труднее застать врасплох, если в его жизни произойдут резкие перемены.

В целом образовательная методика, нацеленная на результат, излагает факты в определенном порядке. Этот подход провоцирует неосознанность. Если какие-то идеи излагаются как общеизвестные истины, то альтернативные способы мышления даже не рассматриваются всерьез. Такое однобокое мировоззрение помогает обобщить практически все, что мы делаем. С идеальной точки зрения задача образования считается выполненной тогда, когда мы передаем культуру одного поколения следующему. Благодаря образованию общество стабильно. Но как мы увидим далее, цена может быть неоправданно высока.

Наше поведение в той или иной ситуации во многом предопределено средой. Мы перешептываемся у постели больного, нервничаем в полицейском участке, грустим на кладбище, прилежно сидим за школьной партой и веселимся на вечеринках. Среда контролирует наше поведение, а наше мировоззрение определяет отношение к ней.

До тех пор пока не изменятся психологические установки, все наши начинания неизменно будут обречены на провал, как сегодня, так и завтра.

Большинство ситуаций, которые влияют на нас в наибольшей мере, знакомы нам с детства. Например, наше первоначальное зрительное восприятие мира может серьезно повлиять на дальнейшее зрительное представление о нем. Сравнительный анализ европейско-канадского стиля в городской архитектуре с его прямоугольными высотными зданиями позволяет предположить, что эффект первоначального зрительного восприятия сохраняется в течение долгого времени, как видно на примере индейцев кри, когда они разбивают свои палатки и вигвамы. Взрослые воспринимают прямые углы лучше, чем другие линии, что мы наблюдаем в архитектуре европейцев и канадцев. В то же время в племени кри эти прямые углы не имеют особого значения для ориентировки на местности. С самого начала индеец кри придерживается других психологических установок, и поэтому у него есть другие и самые разные зрительные ориентиры{21}21
  R. Arnis and B. Frost, “Human Visual Ecology and Orientation Anestropies in Acuity”, Science 182 (1973): 729–731.


[Закрыть].

Классическим примером воздействия среды может послужить история о гадком утенке. Не успел он вылупиться из яйца, как у него возникла первая незрелая когнитивная ориентация. Он посмотрел на большую утку и «решил», что это его мама. Потом, когда его высмеивали родные братья и сестры, у него возникла вторая незрелая когнитивная ориентация – «я не такой, как все» и, что еще хуже, «я уродлив». Поэтому он стыдился себя и был одинок.

Потом, когда он сбежал от издевательств и насмешек, в его жизни было немало приключений. Однажды в холодном болоте на него наткнулась гончая, но пробежала мимо, не причинив ему никакого вреда. «Я так уродлив, что даже собака не решилась меня съесть». Что было дальше, мы знаем. В новой среде – в мире лебедей – гадкий утенок превратился в гордого и прекрасного лебедя. Когда он увидел себя среди других длинношеих птиц с белоснежными крыльями, то все его прежние стереотипы развеялись.

Когда мы говорим о среде, то часто ошибочно полагаем, что существует нечто «внешнее». Выхватывая слова из контекста, мы убеждены, что контекст остался там, на странице. Но он не существует без нас. Мы воспринимаем взаимосвязь между одним предложением и другим, точно так же как молодой лебедь воспринял взаимосвязь между самим собой и мамой-уткой. Контекст – это незрелая когнитивная установка, или стереотип.

Среда зависит от нас сегодняшних, нас вчерашних и нашего отношения к вещам. Иногда они противоречат друг другу. Что вы подумали бы о «Ночи в Лас-Вегасе» под предводительством монахинь из соседней церкви? Если в больнице расплачется ребенок, потому что его матери сделали больно, то пациенты шикнут на него, так как плач нарушает распорядок в больнице. Хотя пациенты больницы тоже плачут и топают ногами от боли, мы не будем так поступать, так как соблюдаем распорядок.

Профессор Хиггинс, персонаж Бернарда Шоу[18]18
  Бернард Шоу (1856–1950) – английский драматург и романист.


[Закрыть], показывает, что наше восприятие красоты существенным образом зависит от контекста. В первом действии «Пигмалиона» Элиза Дулитл – замарашка, девчонка с акцентом кокни, торговка цветами на улицах Лондона. Но в ее жизни появляется профессор Хиггинс и решает, что все надо начать заново. Понимая, что среда – это все, он начинает работать над Элизой, ставит ей речь, дикцию, учит правильно одеваться, учит хорошим манерам. Он вводит ее в новую среду, как ювелир, который вставляет бриллиант в оправу. Теперь Элиза – гранд-дама Лондона, она пользуется успехом красавицы и королевы светских салонов. Интерес к сюжету подогревается интригой впечатляющих перемен в ее образе жизни, которые влекут за собой не менее впечатляющие перемены в ее чувстве собственного достоинства, которое мы назвали бы «самостью» Элизы.

Роль среды в наших представлениях была наглядно проиллюстрирована в научном эксперименте психологов Дэвида Холмса[19]19
  Дэвид Холмс – американский психолог, университет Канзаса.


[Закрыть] и Б. Кента Хьюстона{22}22
  D. Holmes and B. K. Houston, “Effectiveness of Situation Redefinition and Affective Isolation in Coping with Stress”, Journal of Personality and Social Psychology 29 (1974): 212–218.


[Закрыть]. С позволения самих испытуемых экспериментаторы подвергали их легким электрическим разрядам, причем первой половине сказали, что электрошоки являются новыми «физиологическими ощущениями». Те, кто представлял себе шок таким образом, не очень беспокоились, и их частота пульса была меньше, чем у тех, кому не давали таких указаний.

Одна и та же ситуация или стимул, которому дали другое название, это уже другой стимул. Кататься на американских горках весело, а лететь на трясущемся самолете страшно. Представьте себе такую картину: по проселочной дороге идет женщина, и внезапно на нее налетает рой пчел. Как и многие из нас на ее месте, она боится; артериальное давление растет, пульс учащается. Она может застыть на месте или в страхе побежать вперед. С другой стороны, представьте себе ту же самую женщину, как она идет по той же проселочной дороге со своим маленьким ребенком. В этом случае рой пчел сигнализирует ей, что нужно изменить тактику. Она смело закрывает собой ребенка и ничего не боится. Те же самые пчелы воспринимаются как совершенно иной внешний раздражитель.

Среда может определять ценности. Если верить журналу «Бостон Глоуб», чтобы создать спрос на непопулярную долларовую монету Сьюзен Б. Энтони[20]20
  Сьюзен Б. Энтони (1820–1906) – американская активистка и суфражистка.


[Закрыть], работнику почты было достаточно заявить: «выдаем не больше двух в одни руки»{23}23
  “The Boston Globe”, March 11, 1980.


[Закрыть]. Розничные продавцы давно знают эту историю.

Среда может влиять даже тогда, когда мы пытаемся выносить самые непредвзятые и определенные решения. В исследовании Дональда Брауна участников просили поднимать разные тяжести и оценивать их как легкие, средние, тяжелые или очень тяжелые{24}24
  D. Brown, “Stimulus-Similarity and the Anchoring of Subjective Scales”, American Journal of Psychology 66 (1953): 199–214.


[Закрыть]. В некоторых случаях Браун вводил в свой эксперимент якорь (очень тяжелый вес). Гипотеза предполагала, что оценка веса различалась в зависимости от того, насколько вес якоря превышал оцениваемый вес. Гипотеза Брауна подтвердилась. Когда участникам эксперимента предлагали поднять тяжелый якорь, тот же самый вес казался легче, чем раньше.

Браун предложил интересный вариант. Чтобы экспериментатору было легче выполнить свою задачу, некоторых участников просили взять в руки и передвинуть лоток, на котором были расставлены предметы разного веса. Если восприятие веса зависит от другого веса, повлияет вес самого лотка на восприятие испытуемых? Хотя лоток не воспринимался как один из предметов эксперимента, читатель может подумать, что это некая вещь-в-себе, не зависящая от психологического восприятия испытуемого. Он может предположить, что его вес повлияет на восприятие, хотя лоток – это лишь вспомогательный предмет эксперимента. Однако если контекст, а не так называемая физическая реальность определяет наше восприятие внешнего стимула, то вес лотка был бы неощутим.

Результаты этого оригинального эксперимента показывают, что вес лотка не влияет на восприятие веса. Так случилось бы, если испытуемые осознали контекст эксперимента, ощутили воздействие разных тяжестей, а затем исключили бы себя из этого контекста и исключили бы сам лоток. Затем они снова поместили бы себя в эксперимент по оценке разного веса. В определенном смысле лоток не имел бы никакого веса.

Уже давно известно, что ценности создают контекст, который воздействует на чувственные восприятия. В 1948 году Лео Постман[21]21
  Лео Постман (1919–2004) – почетный профессор психологии Калифорнийского университета, автор теории забывания.


[Закрыть], Джером Брунер[22]22
  Джером Брунер (1915–2016) – американский психолог и педагог, крупнейший специалист в области исследования когнитивных процессов.


[Закрыть] и Элиот Макгиннис[23]23
  Элиот Макгиннис – американский психолог.


[Закрыть] разработали прибор под названием тахистоскоп с экраном, на котором вспыхивали и исчезали слова{25}25
  L. Postman, J. Bruner, and E. McGinnies, “Personal Values as Selective Factors in Perception”, Journal of Abnormal Psychology 48 (1948): 142–154.


[Закрыть]. Эти слова ассоциировались с разными ценностями. Например, испытуемым показывали слова из политического лексикона, такие как правление, гражданин, политика; слова с религиозным подтекстом, такие как молитва, священное, культ; слова с эстетическим смыслом, такие как поэзия, художник, красота. В целом слова означают шесть различных ценностей, как они представлены на шкале Оллпорта – Вернона{26}26
  Allport-Vernon Study of Values (Boston: Houghton Mifflin, 1931).


[Закрыть]. Слова демонстрировались испытуемым в случайном порядке. Несмотря на то что выбранные слова были хорошо знакомы, скорость их распознавания разнилась в зависимости от иерархии ценностей испытуемых, которая выяснялась с помощью все той же шкалы Оллпорта – Вернона. Чем более высокое положение занимала та или иная ценность в их иерархии, тем быстрее он/она распознавали слово. Например, люди, заинтересованные в политике, распознавали «политические» слова быстрее, чем ценители искусства. По-видимому, контекст, определяемый ценностями респондентов, влиял на их зрительные способности.

Также это воздействие среды на наши реакции и интерпретации помогает нам чутко реагировать на так называемый дезориентированный контекст. Здесь люди путают контекст, который контролирует поведение других людей, с контекстом, которым определяется их собственное поведение.

Что характерно, большинство людей полагают, что мотивы и цели других людей аналогичны их собственным, между тем как аналогичное поведение может обладать совершенно другим смыслом.

Если я бегу по улице и вижу торопливо идущую женщину, то делаю вывод, что это ее первое спортивное занятие и она хотела бы побежать, если бы смогла. Ходьба и бег взаимоисключают друг друга, как видно на примере дезориентированного поведения. Чтобы достичь совершенства в одном, необязательно достигать совершенства в другом. Вероятно, общество ценит спортсменов, но в перспективе эта женщина может воспринимать себя как человека, который принципиально отказался от спортивных пробежек и предпочитает ходить пешком. Может быть, она давно позабыла об удовольствии, которое приносит ходьба, и у нее сложился образ самой себя как неуклюжего бегуна.

Дезориентированный контекст часто возникает в ситуациях с группами «аутсайдеров», когда мы или они обсуждаем свое поведение. На собственную беду, они пытаются приложить к самим себе критерии, которые не соответствуют их первоначальным целям и намерениям. Возможно, они сами не осознают, когда впервые совершили свой вызывающий поступок, и поэтому более многочисленная и влиятельная группа может убедить их, что они ведут себя неправильно. Группа «своих» недальновидно переосмысляет контекст поведения группы «чужих». Мы изучим этот вопрос в девятой главе, где будем рассматривать человеческие предрассудки.

Различные виды неосознанности, которые мы только что обсудили, – повторение, незрелая когнитивная ориентация, вера в ограниченность ресурсов, концепция линейного времени, образование, нацеленное на результат, и сильное воздействие среды – определяют всю нашу жизнь. Прежде чем мы поймем, как взаимодействовать с ними с осознанной точки зрения, для начала давайте выясним, что мы теряем, совершая неосознанные поступки.

Глава 4
Издержки неосознанности

На скамейке сидят три старухи. Одна тяжело вздыхает. Ее подружка сбоку невнятно бормочет. Третья глядит на обеих и говорит: «Надеюсь, мы не будем говорить о детях».

Неосознанность глубоко пустила свои корни. Ее сценарий известен нам наизусть. В суматохе повседневной жизни мы не замечаем своих поступков, пока не возникнет определенная проблема. Когда мы случайно блокируем противоугонку в машине или кидаем носки в помойное, а не в бельевое ведро, то внезапно пробуждаемся. Уильям Джемс рассказывает историю о приготовлениях к обеду, смене белья, приеме ванны и отходе ко сну. Поскольку все будничные дела выглядят одинаково, их легко перепутать, и он бездумно начал с самого привычного.

Когда мы возвращались домой, мой друг рассказал мне замечательную историю неосознанности в трех поколениях. Однажды женщина стояла на кухне и варила мясо. Но прежде чем бросить его в кастрюлю, она отрезала от него кусочек. Когда ее спросили, почему она это сделала, женщина запнулась, немного застеснялась и сказала, что ее мать всегда поступала так, когда варила мясо. Ей самой сделалось любопытно, и поэтому она позвонила матери, чтобы спросить, почему та всегда отрезает маленький кусочек мяса, прежде чем сварить его. В ответе матери не было ничего удивительного: «Потому что так поступала моя мать». Потом, в надежде получить более вразумительный ответ, она спросила свою бабушку, почему она всегда отрезала кусочек, прежде чем сварить мясо. Недолго думая, бабушка ответила: «Оно просто не помещалось в мою кастрюльку».

Последствия неосознанности варьируются от банальных до катастрофических. Очень печален пример юноши, который отправился на вечеринку в большом поместье в лесах Нью-Гэмпшира. Поздним вечером он и его девушка вышли прогуляться в сад. Сквозь черноту ночи он разглядел большой бассейн. Развеселившись, он содрал с себя одежду, издал клич Тарзана, ударил себя кулаком в грудь и сиганул с трамплина в застывший бетон. Юноша сломал себе шею.

Между банальщиной и трагедией лежит широкий диапазон менее очевидных, но не менее серьезных последствий неосознанности. Он включает в себя ограниченный образ Я, бессмысленную жестокость, потерю самоконтроля и отставание в развитии.

Из-за ограниченного образа Я как отдельные люди, так и целые корпорации оказываются до крайности уязвимыми. Возможно, у домохозяйки сложился крайне примитивный образ самой себя, собственных дел и занятий. Знакомясь с людьми, она может представляться как «жена такого-то». Она видит себя хозяйкой «его дома», покупает одежду, которая «нравится ему», готовит еду. Хотя в этой традиционной роли она может чувствовать себя очень счастливой, что случится, если муж решит собрать чемоданы и уйти? Не выпадет ли она из колеи сейчас, когда правила игры поменялись? Всякая «домохозяйка» выполняет множество других ролей: дочь, сестра, друг, швея, художница-любительница и так далее. Осознанно воспринимая все эти различия, она будет менее уязвима перед потерей. Если она расширит свой образ Я в рамках этих ролей или же их разновидностей, то развод может только упрочить ее положение.

Ограниченный образ Я приносит не менее серьезные убытки корпорациям. Руководство может определить бизнес как удовлетворяющий потребности определенных рынков, но оказавшийся в ловушке своих ошибочных представлений. В своей классической работе 1975 года, написанной для журнала «Гарвард Бизнес Ревью» под заголовком «Маркетинговая близорукость», Теодор Левитт{27}27
  T. Levitt, “Marketing Myopia”, Harvard Business Review 38, no. 4 (1960): 45–56, reprinted in 53, no. 5 (1975): 26–174.


[Закрыть] писал:

Несмотря на то что потребность в пассажирах и грузоперевозках пошла на убыль, сеть железных дорог постоянно расширялась. Она росла. Сегодняшние железные дороги находятся в бедственном положении не потому, что потребность восполнена другими средствами сообщения (машины, грузовики, самолеты и даже телефоны), но потому, что она не восполняется исключительно железными дорогами. Они позволяют другим уводить у себя клиентов, потому что видят себя железнодорожниками, а не транспортниками. [Курсив мой. – Э. Л.]

Преимущества расширяющегося, многогранного корпоративного или личностного образа Я будут изучаться в дальнейших главах.

Мы стремимся сосредоточиться на результате, который обсуждался в последней главе, и это стремление также сужает образ Я.

Когда мы завидуем имуществу, заслугам или характеру других людей, то чаще всего это случается потому, что мы ошибочно сравниваем себя с ними. Наверное, мы видим результаты их труда, а не процесс, который привел их к цели. Например, представьте, что в разговоре с профессором на кафедре вы услышали, что она употребила слово, смысла которого вы не понимаете. Возможно, вы чувствовали себя неловко и глупо. Теперь представьте себе, что она же сидит перед аудиторией с открытым словарем. Может быть, вы придете к выводу, что она узнала это странное слово, поскольку не жалеет времени на изучение слов, ищет их в книгах, которые читает, или изучает их каким-то иным непосредственным образом. К тому же если у вас возникнет такое желание, вы сами можете поискать нужные слова. Внимательно наблюдая за процессом, отмечая этапы, которые должен преодолеть всякий, кто хочет стать специалистом в своей области, мы учимся держать себя достойно.

Образ Я, в основе которого лежит наш предыдущий опыт, также может присутствовать внутри нас. Те, кто многократно пытался посидеть на диете, но срывался через день-другой, кто не мог пробежать более полутора километров, кто постоянно брал работу на дом на выходные или не мог понять, как скопить деньги, вероятно, предполагали, что это неотъемлемая часть его/ее характера. До тех пор пока не изменятся психологические установки, все наши начинания неизменно будут обречены на провал, как сегодня, так и завтра. Впрочем, как мы увидим в последней главе, большинство ограничений, которые казались нам реальными, на самом деле иллюзорны.

В упрощенном эксперименте я и двое моих коллег предложили группе респондентов назвать максимально возможное количество решений ряда житейских проблем (например, в комнате холодно, а надо согреться; хочется попробовать освежающий напиток, но нет открывашки). Как только респонденты перебирали все возможные решения, мы подкидывали каждому респонденту дополнительные задачи и просили другую группу найти все возможные решения, а также пять дополнительных. С этим заданием справились все участники группы{28}28
  E. Langer, J. Johnson, and H. Botwinick, “Nothing Succeeds Like Success, Except”, in E. Langer, “The Psychology of Control” (Los Angeles: Sage Publications, 1983).


[Закрыть].

Даже люди, у которых уже сформировалось развитое чувство компетентности, могут обнаружить, что оно размывается из-за стереотипов, которые они бездумно приняли на веру. Прежде чем выйти замуж, Энн жила по средствам; потом она разрешила мужу оплачивать ее счета; теперь же, после развода, Энн боится не свести концы с концами. Джейн – опытный юрист; у нее родился ребенок, и она уходит в декрет. Теперь она хочет вернуться на работу, но уже не пользуется прежним доверием.

Эти банальные ситуации иллюстрируют явление, которые мы назвали добровольной зависимостью. Вместе с бывшей студенткой магистратуры Энн Беневенто мы разработали ряд экспериментов, которые должны были помочь нам отследить процесс{29}29
  E. Langer and A. Benevento, “Self-Induced Dependence”, Journal of Personality and Social Psychology 36 (1978): 886–893.


[Закрыть]. В качестве места эксперимента мы выбрали аэропорт, так как предположили, что пассажиры самолетов отчасти независимы и самоуверенны. Если у них сформировалась добровольная зависимость, то она вполне могла сформироваться и у других. На первом этапе одного из этих экспериментов респондентам предлагались арифметические задачки, которые они запросто могли решить. На втором этапе мы ставили респондентов в такое положение, которое могло бы заставить их усомниться в собственной компетентности. Одних мы назначали на роль «помощников», других – на роль «начальников», причем те и другие должны были выполнять задачи сообразно своей роли. На третьем этапе все респонденты возвращались к аналогичным легким арифметическим задачкам, которые с успехом решили на первом этапе. Те из них, кому досталась роль «помощников», справлялись с задачками в два раза хуже, чем поначалу. Хотя уровень компетентности участников был одинаков, последняя роль негативно сказалась на их математических способностях.