Текст книги "Исповедь Дракулы"

Я видел тонкие изящные руки Лидии, ее прекрасную грудь, мне не надо было поднимать головы, чтобы увидеть ее лицо, ибо я и так знал, что оно сияет любовью. Истинные, незамутненные чувства, не отравленные ядом гордыни и жажды власти. Я любил Лидию, а она меня. Так зачем было желать большего, если мы и так имели все?

– Ты пойдешь за меня замуж, Лидия?

Слова сорвались с губ легко и сразу принесли успокоение. Я не имел права обманывать любимую и бесчестно поступать с ее отцом. Теперь, когда мы были близки с Лидией, выбора просто не существовало. Ведь как бы не повлиял брак на мою дальнейшую карьеру, он был неизбежен. Но цель того стоила, – Лидия была для меня важнее валашского престола.

– Ты станешь моей женой, Лидия? – повторил я.

– Да, Влад! Да! Да! – она счастливо засмеялась и прижала меня к своей груди. – Да!

Солнце давно взошло, но мы и не собирались скрываться в темноте, прятаться от всех, словно преступники. Это был наш день, и мы наслаждались любовью среди белых цветов, названия которых я не знал.

Молдова, окрестности Сучавы

Беда приближалась. Наверное, все понимали неотвратимость катастрофы, но никто не смел признать неизбежное. Это был нехороший год, сумма обозначающих его чисел складывалась в «13», что считалось дурным предзнаменованием, но даже те, кто не верил в нумерологию, жили с предчувствием страшной беды, нависшей над миром как Дамоклов меч. Может быть, именно из-за этой нервозной атмосферы откладывалась и откладывалась наша свадьба с Лидией. Мы жили как муж с женой, все знали о предстоящем браке, но всякий раз находился повод, чтобы отложить венчание. Я был почти счастлив с Лидией, однако неустроенность собственного положения не давала в полной мере наслаждаться тихими семейными радостями. Не знаю, как бы сложилась наша дальнейшая судьба, если бы не тот знойный день середины лета…

Катастрофа произошла 29 мая 1453 года, но до Молдовы черные вести дошли несколько позже. Пал Константинополь. После долгого кровопролитного штурма армия Мехмеда Завоевателя ворвалась в город, придав его огню и разграблению. В битве у стен пал последний византийский император Константин[21]21
  Константин XI (1403–1453) последний византийский император. Погиб во время штурма Константинополя в мае 1453 года.


[Закрыть], захватив с собой в могилу несколько десятков врагов. После гибели голову Константина пронзили копьем, выставив для всеобщего обозрения на площади. Церкви Константинополя были разграблены и превращены в мечети, священники убиты. Произошло то, что мог предвидеть любой здравомыслящий политик, но не могли принять сердца православных христиан.

Чудовищное известие застало меня в столице, где я находился по просьбе боярина Илиаша. Долгая тяжба с соседом из-за спорного клочка земли требовала вмешательства высшей судебной власти, и я должен был передать жалобу боярина князю Петру-Арону. Сам Илиаш плохо себя чувствовал, а потому поручил дела своему «дорогому зятю», как он частенько величал меня в последнее время.

Миссия была выполнена, я готовился к отъезду, и вдруг, как гром с ясного неба, на всех нас обрушилось известие о гибели Константинополя. Ночь прошла без сна. Я не мог спать и не мог молиться, – только движение, беспрестанная, бессмысленная ходьба из угла в угол давала, если не успокоение, то хотя бы видимость спокойствия. Стены давили, помещение казалось тесным и лишенным воздуха. Хлопнув дверью, я вышел на улицу.

Я никогда не был в Константинополе, но этот город жил в моем сердце. Центр мира, святое место, где сам Бог говорил с императорами, сообщая им свою волю, представлялся мне окруженным золотым лучезарным нимбом. Говорили, что в ночь перед штурмом Богородица явилась императору Константину и забрала свою чудотворную икону. Святой город лишился божественного покровительства, Господь не услышал молитв своих рабов, несокрушимый святой город, святость которого защищала лучше, чем оружие, пал, неверные осквернили святыни, а небо молчало.

Небо… Я поднял голову, глядя на светлый, подернутый легкими облаками небосвод. Где-то там, невидимый нами, но видящий всех, находился Бог. Почему он отвернулся от святого города, от православных? Был ли это Божий гнев, наказание за наши грехи, или просто Бог оказался бессилен, не сумел защитить тех, кто верил в него? Эта мысль была, как предательский песчаный склон под ногами – песок осыпается, осыпается, и уже невозможно удержаться на краю, ты катишься вниз, на острые камни, которые несут смерть. Никогда мне не было страшно так, как в тот день. Мир рухнул, и хотя внешне он еще оставался прежним, но переродился изнутри, став чужим. Я не знал, во что верить и кому молиться. Над головой расстилалось небо – огромное пустое небо.

Звон колоколов – как глас вопиющего в пустыне. Они взывали к пустоте, Бог не слышал их. На улицах было многолюдно. Страшное известие затрагивало всех, и теперь люди бесцельно бродили по городу, говорили все разом, не слушая друг друга, ибо знали, что услышат в ответ.

– Покайтесь! Час Страшного суда грядет! Бог прогневался на нас за наши грехи! Молитесь, молитесь, православные! – бродячий монах в пропыленной рясе стоял на паперти церкви, воздев руки к небу. – Антихрист пришел в наш мир! Грешникам нет спасения!

Толпившиеся возле монаха бабы крестились, мужчины опускали глаза. Но никакие слова, никакие пророчества не могли уже усилить царившее в душах людских смятение.

– А ты покаялся в своих грехах? – сухие пальцы монаха вцепились в мое запястье.

Я не успел ответить, – монах двинулся дальше, обращаясь с одним и тем же вопросом ко всем, кто встречался на его пути. Он ушел, растворившись в толпе, но в памяти отпечатались его глаза, горевшие фанатичным огнем веры.

То, что случилось, было гневом Божьим, наказанием за грехи, – и за мои грехи, в том числе. Я не был простым смертным, на моем челе лежала печать власти, я, потомок князя Басараба, был рожден для того, чтобы повелевать людьми, быть пастырем своего народа. Но я отрекся от предначертанного свыше, променял судьбу князя на женщину и любовь. Если бы я и все, кто обладал силой, позабыв о распрях, встали на защиту святого города, Господь оказался бы на нашей стороне. Мы все…

Надо было срочно возвращаться домой, покончить с навязанными Илиашем суетными житейскими проблемами и заняться, наконец, своими делами. Я словно проснулся, сбросил любовный дурман, превращающий человека в жалкое, лишенное разума существо, снова был готов к борьбе и жертвам.

Сучава осталась позади. Конь скакал очень быстро, но казалось, что он не приближает, а отдаляет конец пути. Я резко натянул поводья, остановился, спрыгнул на землю и зашагал по пыльной выжженной солнцем земле, направляясь к покрытым синеватой дымкой холмам на горизонте. Они напоминали лежавшие на земле грозовые облака – темные и тяжелые. Вокруг не было ни души. Люди тянулись к людям, чтобы вместе переживать общее горе, и здесь, за городской чертой, не осталось, наверное, никого, только орел парил в посеревшем, блеклом от зноя небе.

Прохладный ветерок ударил в лицо, растрепал волосы. Это было странно, необъяснимо, и душа затрепетала от предчувствия неведомого. В какой-то миг я увидел себя со стороны, – крошечную фигурку на фоне поблекшей, мертвой от зноя травы. Ветер яростно ударил в лицо, хотя вокруг не шевельнулось ни былинки. Краски стали ярче, трава заблестела изумрудом, небо – бирюзой. В небе вспыхнула звезда, она разгоралась все сильнее, затмила солнце, но я почему-то мог смотреть на этот неземной свет, не отводя глаз, зная, что сияние не ослепит меня. Испытывая благоговейный трепет, я опустился на колени в изумрудную траву, расцвеченную невиданной красоты цветами.

Звезда превратилась в столб белого огня, упершегося в землю. Свечение стало чуть слабее, и в потоке света можно было различить сверкающий крест… нет… меч, похожий на крест. Поднявшись с колен, я сделал несколько шагов по направлению к лучезарному клинку. Сделал, потому что чувствовал – это моя судьба.

– Возьми меч, Влад, и освободи святой град Константина!

Божественный глас звучал во мне, он пронизывал весь мир, он исходил отовсюду. Повинуясь воле Господа, я подошел к божественному мечу, взял за рукоять и попытался выдернуть из рыхлой, рассыпавшейся в прах земли. Попытался, но не смог. Святой меч оставался на своем месте, даже не шелохнулся. В душе всколыхнулись отчаянье и злость. Я должен был взять этот меч, но оказался слишком слаб, слишком ничтожен для великой миссии.

– Господи, что мне делать? Как поднять этот меч?!

Сияние померкло, божественное видение исчезло, однако свет остался в сердце, а вместе с ним и понимание сути явившегося мне откровения. Я не смог поднять карающий меч не потому, что это был чужой жребий, нет – Господь избрал меня, своего грешного раба, но для исполнения его священной воли мне следовало пройти весь путь до вершины власти, объединить вокруг себя множество людей и лишь затем повести их на великую битву.

Молдова, окрестности Бакэу

Дубовые двери надежно заглушали звуки. Я не слышал стонов Лидии, но тишина и видимость спокойствия вгоняли в незаметную для постороннего глаза панику, когда под маской равнодушия сердце заходилось от дурных предчувствий. Память перенесла в детство, в тот роковой день, когда рожала мать Раду. Все мы, трое сыновей Влада Дракула – Мирча, я и Раду с нетерпением дожидались того дня, когда у нас появится маленький братишка или сестренка. Да только вместо новой жизни пришла смерть, забравшая и малышку, и саму Анну. Тогда я почувствовал себя сиротой. Эта женщина не была мне родной матерью, но она любила нас с Мирчей так же, как своего сына. Та безвременная смерть стала первой осознанной утратой в моей жизни. А ныне я боялся потерять Лидию.

Вспотевшая ладонь все сильнее сжимала кольцо, – мой первый подарок любимой женщине. Теперь, когда над ее жизнью нависла угроза, я горько сожалел о том, что уделял Лидии слишком мало внимания, не дарил красивых безделушек, не говорил ласковых слов… Ребенок, зачатый в первую ночь любви, по роковому стечению обстоятельств оказавшуюся ночью гибели Константинополя, мальчик, который должен был стать моим первенцем, так и не появился на свет. Вина за это несчастье частично лежала и на мне. После явившегося под Сучавой божественного видения я много времени стал проводить в разъездах, стремясь заручиться поддержкой влиятельных господ, и почти не обращал внимания на Лидию. О свадьбе речь больше не заходила. Бедняжка тяжело переживала происходящее, но у меня не нашлось даже мгновения, чтобы утешить ее. Я так был занят политикой, что даже не заметил беременности любимой женщины. Это мне стало известно лишь в начале осени пятьдесят третьего после того, как она потеряла ребенка. С той поры минул год, Лидия вновь забеременела, и вот пришел срок, когда на свет должен был появиться мой наследник.

По дому сновали незнакомые женщины – повитухи, знахарки. Их лица были озабочены и строги, – роды затянулись, над жизнью Лидии нависла опасность. За окном тихо кружились снежинки. Они напоминали белые цветы, что стали брачным ложем в ту первую, изменившую наши жизни ночь… Заснеженный двор за окном, пробежавшая по первому снегу собачонка… Покой, тишина. Мир жил обычной жизнью, и никому не было дела до того, что где-то страдала и боролась за свою жизнь и за жизнь ребенка женщина. Снежинки завораживали, околдовывали, навевали странное оцепенение, и я не сразу понял, что это обращаются ко мне, сообщая важную новость.

– …мальчик… сын родился.

– А Лидия, что с ней?

Но слова произносились слишком медленно, а я торопился, хотел увидеть все сам и потому, отстранив женщину, побежал в комнату, где лежала молодая мать. Лицо Лидии было измученным, но счастливым. Я шагнул к ней, она слабым жестом, чуть приподняв руку, указала в сторону. Откуда-то вышла повитуха, державшая в руках крошечный сверток.

– Это наш сын, Влад, твой и мой… – донесся слабый, как шорох листвы голос Лидии.

Я смотрел на существо с красным сморщенным личиком и не мог разобраться в чувствах, овладевших мною. Удивление? Ощущение нереальности? Не знаю… Это был мой сын, продолжение моего рода, плоть от плоти моей, человек, который должен был, спустя годы, унаследовать трон воеводы Басараба. Сверток, принятый из рук повитухи, был почти невесомым, но я боялся уронить его, почувствовав себя неловким и неуклюжим.

Какая судьба ждала этого ребенка? Я вглядывался в лицо мальчика, силясь представить его будущее. Во многом оно зависело от меня. Я должен был защитить своего малыша, как и других валашских детей, дать им надежду на завтрашний день. Мой долг и священная обязанность состояли в том, чтобы каждая мать, нянчившая сына, была уверена – ее ребенка не заберут силой в Турцию, чтобы она знала – у малыша есть право на жизнь, и он не погибнет в кровавой резне очередного османского набега. Земля истекала кровью, страдания были невыносимы, у власти стояли люди, заботившиеся только о своих корыстных интересах, люди без веры и совести. Я должен был изменить этот мир, сделать его лучше, справедливее…

– Влад, о чем ты думаешь?

– О нашем сыне.

– Я тоже думаю о нем, нам надо поговорить.

Малыша забрала повитуха, нас оставили одних. Я сел на край кровати, взял ослабевшую руку Лидии. Она слабо улыбнулась, но глаза ее были печальными и чужими.

– Влад, я ни о чем не жалею, я сама избрала свою судьбу и счастлива, что связала ее с тобой. Мне все равно, что подумают обо мне люди, но теперь на Земле есть он – твой сын, наследник. О нем скажут, что князь прижил его с какой-то девкой, ему будет намного труднее достичь власти, нежели законному сыну воеводы.

Каждое слово было кинжалом, входящим в живую плоть. Каждое слово Лидии звучало приговором человеку, не выполнившему свое обещание. Она говорила о том, о чем думал и я сам, – у мальчика, которому я пока не дал имя, должна была сложиться нормальная жизнь.

– Лидия, ты мне жена перед Богом, я не забыл своих обещаний. Наш брак благословит церковь, дай мне еще немного времени, чтобы решить все проблемы.

– Я так этого жду. Бог должен скрепить наш союз, иначе он не кончится добром. Нельзя жить во грехе, Влад. Иногда мне становится так страшно, и я чувствую, что дьявол ходит где-то рядом. Он следит за нами и смеется. Святой крест спасет нас, это очень, очень важно, ведь теперь нас трое…

– Послушай меня, Лидия. Просто так власть никому не достается. Ее надо завоевывать, а это сложно. Я знаю, что ты сильно переживала, когда сразу после того… – я помедлил, подбирая слова, – после того, как мы стали мужем и женой, мне пришлось уехать. Я покинул тебя не потому, что разочаровался, просто… Политика не женское дело, Лидия. Женская доля – ждать, верить, любить… Никогда не забуду, что во время той моей поездки ты потеряла ребенка. Поверь, для меня это такая же душевная рана, как и для тебя. И хороший урок. Я отложил все дела, остался здесь, дожидаясь рождения малыша. Слава Богу, все страшное уже позади! Теперь, когда ты разрешилась от бремени, мне снова придется много ездить, возможно, нам предстоит длительная разлука, мы расстанемся на несколько месяцев или даже больше. Но ты должна ждать, ждать и верить. Я вернусь к тебе князем Валахии, и тогда ты станешь моей законной женой, княгиней, а наш сын – наследником престола. Так и будет. Все сокровища мира должны были бы лежать у твоих ног, но пока прими в дар это кольцо, Лидия. Пусть оно станет залогом счастливого будущего, нашей новой, не омраченной обидами жизни. Пока я буду в отъезде, пусть это колечко присматривает за тобой, моя княгиня, и защищает от душевной хандры. Дай-ка твою руку… Чувствуешь, какое кольцо горячее? Я все время сжимал его в ладони и молился за тебя.

Кольцо оказалось великоватым и едва не соскользнуло с изящной нежной ручки. Лидия печально улыбнулась:

– Спасибо. Все равно жаль, что ты уезжаешь. У тебя такие красивые глаза, Влад… Не видеть их долго – трудное испытание. Но я буду смотреть на нашего сына и угадывать в его лице твои черты. Ты дал мне столько счастья, Влад! Почему же мне так страшно, почему хочется плакать?

– Просто ты устала и замерзла. Я прикажу, чтобы в комнате лучше топили. Все будет хорошо, Лидия, поверь. Я уеду после того, как мальчика окрестят. Так спокойнее. Не бойся ничего, Бог нас защитит.

Я получше накрыл ее одеялом, опустился перед ложем на колени, чтобы поцеловать. От Лидии исходило тепло, я чувствовал биение ее сердца, я хотел остаться, держа ее в объятиях и убаюкивая, но такая трата времени была непозволительна. Еще раз поцеловав Лидию, я вышел из комнаты.

Трансильвания, Хунедоара

– Ты приехал вовремя, наступают другие времена, и у трансильванского воеводы дела обстоят не лучшим образом. Много титулов, много земель, много власти, много денег, а значит, – очень много врагов. Его всегда ненавидели, разница в том, что теперь он постарел, и, следовательно, у своры появился шанс порвать глотку матерому, но уже теряющему силу волку. Перестав быть регентом при Ласло V[22]22
  Король Венгрии Ласло V Постум (Посмертный) (1440–1457) получил это прозвище, поскольку родился после смерти своего отца. Мальчик был коронован в 1440 году, и это обстоятельство привело к обострению борьбы за власть в Венгрии. Относительное спокойствие в королевстве было восстановлено с введением регентства. Регентом несовершеннолетнего короля избрали Яноша Хуньяди. Период регентства продлился с 1446 по 1452 годы, после чего влияние Хуньяди стало постепенно уменьшаться.


[Закрыть], Хуньяди во многом утратил свое влияние в королевстве.

Штефан аккуратно разлил по кружкам вино, прервал рассуждения, предложив снова выпить за нашу встречу. За годы, что мы не виделись, он возмужал, раздался в плечах и больше не походил на того мальчика, с которым я расстался здесь, в Трансильвании, вскоре после убийства его отца. Внешне Штефан изменился, полюбил добрую выпивку, не пропускал ни одной встречавшейся на его пути красотки, и производил впечатление легкомысленного весельчака. Впрочем, его открытость была обманчива. Мы встретились в маленьком трактире на окраине Хунедоары, чтобы неторопливо обсудить волновавшие нас проблемы и просто поговорить после долгой разлуки. Чем больше Штефан пил, тем серьезнее становился и уже не обращал внимания на дородную трактирщицу, которую прежде успел пару раз шлепнуть по заду, наградив непристойными комплиментами. Под маской весельчака и гуляки скрывался не по годам серьезный человек, хорошо знавший то, чего он хочет добиться в жизни.

– Хуньяди больше не доверяет воеводе Владиславу. После битвы на Косовом поле, когда валашский князь бросил своего благодетеля на произвол судьбы и с остатками венгерской армии ринулся вышибать тебя с престола, между ними словно черная кошка пробежала. Хуньяди ничего не забывает. Он может улыбаться и говорить хорошие слова, но это пустое. Не верь ему, Влад! Слышишь, никогда не верь!

– Спасибо за совет. Я почти никому не верю в этом мире. Только нескольким людям. Один из них ты, Штефан.

У него были длинные светлые локоны и лучистые глаза. Раду сейчас, наверное, выглядел так же. Эти двое были слишком похожи друг на друга и, увидев после долгой разлуки сына князя Богдана, мне вновь, как когда-то в Сучаве, представилось, что я общаюсь с Раду. Я смотрел на Штефана, слушал его речи, но невольно вспоминал своего оставшегося на чужбине братишку. Мой брат, мой самый близкий, любимый человек, был жив, но для меня он словно умер, а что еще хуже – стал врагом.

– Тебе не нравится вино, Влад? Или не рад нашей встрече?

– Не люблю воспоминаний. Они пьянят, как отравленное зелье колдуньи.

– Знаешь, Влад, я познакомлю тебя кое с кем. Уж она-то точно сумеет развеселить любого. Горячая штучка! Но сначала позволь завершить рассказ. Итак, Хуньяди давно имел зуб на князя Владислава, а тут новые неприятности… Правитель Венгрии забирает себе все, что увидит, и потому решил расширить свои владения за счет Амлаша и Фэгэраша, кои Владислав считает своими.

– Это валашские земли.

– Не вздумай говорить об этом Хуньяди! Он считает, что весь мир принадлежит только ему, – Штефан снова налил вина, отпил несколько глотков. – Как бы то ни было, из-за разногласий с Владиславом отношения между Валахией и Трансиль-ванией обострились. Хуньяди больше не верит валашскому князю и очень обеспокоен положением на южной границе своего королевства.

– Османы?

– После взятия Константинополя Мехмед Завоеватель видит себя и на святом Римском престоле. Рим – последний оплот христианства, нравится нам это или нет. Рано или поздно султан двинется к своей заветной цели, и разбираться с ними придется Хуньяди, а он может рассчитывать только на себя. В Буде его поддерживают на словах, Валахия, скорее всего, переметнется к Порте.

– И ему нужны новые союзники?

– Да.

– Так я и полагал. Потому-то трансильванский воевода стал намного сговорчивее. Переговоры длились не один месяц, но мне удалось добиться аудиенции. Завтра меня ждут в замке Корвинешть.

– Поздравляю! В прошлый раз попытка знакомства с Хуньяди едва не закончилось для тебя тюрьмой. Но, если серьезно, Влад, будь очень осторожен. Живя здесь, я успел получить представление, что за человек воевода Янош. За все, что он сделает для тебя, придется платить очень высокую цену.

– Я знаю, Штефан. Но у меня нет выбора.

– Кстати, о замке. История этого грандиозного сооружения довольно любопытна и может многое рассказать о нравах его владельца. Слышал ее?

– Немного.

– Эй, красотка, плесни нам еще вина! Мы с моим братом не виделись тысячу лет! – Штефан подмигнул трактирщице, а потом вновь обратился ко мне: – Так, вот, о родовом гнездышке Ворона… Землю и маленькую постройку на ней за службу Сигизмунду получил отец Хуньяди, влах по национальности, родившийся в какой-то глухой дыре в низовьях Дуная. Он сделал недурную карьеру при дворе императора, а его сын многократно превзошел успехи отца. Особенно хорошо дела у Яноша пошли тогда, когда он ухитрился взять в жены девицу из влиятельного рода Силади. Она оказалась почти на двадцать лет моложе жениха! Представляешь? Возможно, потому, что Элизабет трудно назвать красавицей, ее родители и согласились на неравный брак с выскочкой-простолюдином. Но выиграли от него все, уж это точно! Удачные военные походы умножали богатства семьи, Хуньяди присваивал все новые и новые земли, а замок Корвинешть стал любимой игрушкой Элизабет, которую она расширяет и украшает, не жалея денег. Видел бы ты эти хоромы! Там такая роскошь!

– Скоро увижу.

– Нам надо выпить за удачу, брат. Она тебе, ох, как понадобится, – лицо Штефана сделалось серьезным.

– Да, выпьем. От этой встречи зависит будущее.

– Будь осторожен, – снова предупредил он, а потом, рассмеявшись, поманил к нашему столу пышнотелую трактирщицу, шествовавшую по закопченному залу с большим кувшином вина.

Трансильвания, замок Корвинешть

Рассвет застал в дороге. Родовое владение семьи Хуньяди находилось неподалеку от города, в одном из трактиров которого мы со Штефаном провели бессонную ночь. Простившись с названым братом, я отправился в путь. Заблудиться или проехать мимо замка было невозможно – островерхие деревянные крыши его башен виднелись издалека, четко вырисовываясь на фоне неба. Я пришпорил коня, обогнул группу шагавших по дороге крестьян, направляясь к окруженной рвом громаде замка. Копыта процокали по деревянному настилу моста. Ворота недавно отворили, возле них толпились простолюдины и военные. Меня ждали. Молодой офицер любезно поздоровался и предложил следовать за ним. Мы вошли во внутренний двор замка.

Штефан оказался прав – «гнездо Ворона» изумляло своей роскошью. Яркие росписи стен радовали глаз, витражи сияли всеми цветами радуги, а галереи казались бесконечными. Замок намного превосходил размерами дворцы валашских и молдавских князей, все в нем не напоминало – кричало о богатстве и влиятельности его владельца.

Несмотря на то, что в зале, куда меня отвели, было много прорубленных в толстых стенах окон, высокое помещение тонуло в полумраке, а потому я не сразу заметил восседавшего в дальнем его конце могущественного Яноша Хуньяди – некоронованного правителя Венгерского королевства, обладателя несметных сокровищ и самой сильной армии на Балканах.

Я почтительно приветствовал его. Аудиенция началась. В моей душе происходило нечто странное, словно сознание раздвоилось. Один Влад вел светскую беседу, демонстрируя образованность и учтивость, второй же был расстроен, подавлен, не находил себе места от терзаний совести. Трансильванский воевода был убийцей моего отца и брата, долг крови взывал к мести, но я не чувствовал ненависти к Хуньяди, и это пугало.

Янош, тем временем, поднялся со своего кресла, прошествовал к окну, сделав знак следовать за собой. Мы сели друг напротив друга на двух покрытых коврами скамьях, и здесь, при свете дня, я впервые смог рассмотреть лицо человека, от которого зависела и моя прошлая, и моя будущая жизнь. Белые волосы, потемневшая в многочисленных походах кожа, крепкая, мускулистая фигура, и молодые, очень живые, проницательные глаза. Он был стар, но все еще полон сил и честолюбивых планов, он обладал большой властью над людьми, и мне было очень трудно не покориться ему… Или я уже стал игрушкой Хуньяди, и то, что я здесь находился, – стало самой страшной, роковой ошибкой моей жизни?

– Итак, Ладислаус, ты хочешь взойти на валашский трон с моей помощью. Я солдат, я привык говорить без дипломатических ухищрений. Поэтому спрашиваю прямо: что я получу взамен за оказанную мною поддержку?

– Валахия станет верным вассалом Венгерского королевства и будет защищать ее границы.

– На словах неплохо, но мне нужны гарантии более надежные, нежели честное слово и ясный взгляд. Я хочу видеть на троне Валахии человека, всецело преданного мне и моей семье. Человека, который не предаст и не переметнется на сторону врага. Почему я должен тебе верить? Твой отец многократно обманывал меня, предавал, переходя на сторону султана. Ты должен ненавидеть меня из-за тех разногласий, что возникли между нашими семьями. Однажды ты уже пытался захватить власть в княжестве с помощью Порты, – скажи, почему я должен тратить свое время, разговаривая с тобой? Чем ты лучше других претендентов на престол? Докажи свое превосходство.

– У меня нет таких гарантий, милостивый государь, и я не знаю, каким путем мне следует доказывать свою преданность венгерской короне. Мне не достает мудрости, чтобы ответить на этот вопрос, и я прошу твое высочество подсказать на него ответ.

Он смотрел мне в лицо долго, не мигая, и я опустил глаза, зная, что так должен поступить.

– В Валахии не любят католиков, Ладислаус. А у нас не доверяют приверженцам православной веры. Можно предположить, что исповедующий католичество князь Валахии скорее найдет поддержку здесь, нежели на своей земле. При таком положении дел, он станет верным вассалом Венгрии, которая всегда защитит единоверца в трудной ситуации. Что ты думаешь по поводу такого предложения, Ладислаус? Это понадежнее пустых слов.

Я понимал, что Хуньяди ждет ответа немедленно. «Чтобы поднять божественный меч, нужна сила, чтобы изменить мир к лучшему, нужна власть. Однажды церкви готовы были объединиться перед общей угрозой, и если бы это произошло, град Константина и сейчас оставался бы центром мира…» – так думал один Влад – тот, что умел находить ответы на витиеватые вопросы и лгать, глядя в глаза собеседнику. Вторая половинка души оказалась честнее, сознавая, – уж если человек пришел к убийце отца за помощью, то должен выполнять все его требования.

– Так что же ты медлишь, Влад? Мне хочется услышать ответ на вопрос и понять, зря или нет я потратил на тебя время.

Свет пробивался сквозь цветные стеклышки, разноцветные пятна скользили по волевому лицу Хуньяди. Он улыбался, но эта улыбка только подчеркивала серьезное выражение глаз.

– Я готов отречься от православной веры и перейти в католичество, твое высочество.

– Правильный ответ, молодой человек. Я верю, что твой меч сослужит мне хорошую службу. Поступим так – при первой же возможности я представлю тебя королю как моего кандидата на валашский престол, потом мы найдем способ сместить князя Владислава. А пока тебе надо определиться на службу. Должность, которую прежде занимал твой отец, как раз по тебе. С этого дня, Влад, ты – командующий пограничными войсками в Трансильвании. Скоро придет время жестоких битв, и я верю, что смогу положиться на тебя.

Формальные слова благодарности и странное облегчение, – как если бы человек, отчаянно цеплявшийся за скалу, разжал пальцы и после мучительной боли ощутил свободу полета… Надолго ли? Аудиенция была окончена, Хуньяди направился к выходу из зала, но на пороге резко остановился:

– Ты ведь еще не успел жениться, Ладислаус?

Отрицание слишком легко сорвалось с губ. Похоже, я с самого начала ждал этого вопроса и знал каким будет ответ.

– Нет? Отлично. Когда станешь католиком, тебе окажется значительно проще породниться с моей семьей. У меня есть кое-какие планы на этот счет. Да, по правде говоря, хочется повеселиться на свадьбе, тряхнуть стариной. Удачный брак – залог хорошей карьеры. Тебе везет, счастливчик, не так ли?

– Да, твое высочество. Я так счастлив, что не нахожу слов благодарности. Она переполняет мое сердце.

– Что ж, готовься к свадьбе. Все решится к осени… – он помрачнел. – Если, конечно, мы до нее доживем.

Вскоре я покинул Корвинешть и с письмом о своем назначении поспешил в Сигишоару. Меня не терзали угрызения совести. Душа очерствела, стала твердой, как камень. Конь галопом мчался по дороге, оставляя позади тонувшие в клубах пыли воспоминания. Прошлое было перечеркнуто. Тот, кто шел к власти, должен был уметь предавать, лгать в лицо и отрекаться от того, что было ему дорого. Ради великой цели…