Текст книги "Эрнестин (сборник)"

Павел еле дождался воскресенья. Приехал к дому Матильды, глянул на часы – без четверти одиннадцать. Рановато для воскресного визита. Припарковал машину, пошел в магазин. Купил букет каких-то экзотических цветов, отправился обратно. Нарочно выбрал самый длинный путь, тянул время. Но оно почему-то растягиваться не хотело. Стрелки словно прилипли к циферблату. Павел понял, что ждать больше не может, и позвонил в заветную дверь. Она распахнулась так стремительно, словно с той стороны ждали появления Павла именно в эту минуту. Ждали, но все равно удивились.

– Ой! – испуганно воскликнула девчушка, появившаяся на пороге.

На вид ей было лет семнадцать. Маленькая, худенькая, с торчащими в разные стороны косичками. В глазах недоумение.

– Вы к нам?

– К Матильде, – выпалили Павел от неожиданности. – Ой, что это я? Простите. Меня пригласила Янина Сергеевна.

– А, ясно. Ты – Павел Гринев, заходи, – обрадовалась девчушка, схватила его за руку, втащила в квартиру. – Мама сейчас придет. Она побежала в магазин. Ей чего-то там для торта не хватило, то ли сливок, то ли корицы. Я прилетела ночью, поэтому не включилась еще во всеобщую радость по поводу твоего прихода. Ты не стесняйся, располагайся тут, а я пока собой займусь, – улыбнулась. – Цветы красивые. Мамины любимые. Я, правда, все время их имя забываю. Давай их в воду поставим. И, пожалуйста, не смущайся. Мы хоть и Оболенские, но нос не задираем. Особенно я. О, я забыла представиться. Меня зовут Юлька, – протянула ему руку.

Рукопожатие у нее было крепким, мужским. Павел подумал, что ей нужно было родиться парнем. Словно угадав его мысли, она сказала:

– Меня Юркой хотели назвать. Ждали мальчика. Но… – рассмеялась. – Так бывает, что вместо Юрки рождается Юлька. Тебя ведь это не очень огорчило?

– Не очень, – Павел улыбнулся.

– Вот и прекрасно. Вернусь через пару минут. Не скучай.

Она исчезла за дверью. Павел рассмеялся.

– Ураган, а не девчонка. Почему Матильда мне про нее ничего не рассказывала? – и сам себе ответил. – Да потому, что мы с Матильдой никогда не говорили о личной жизни. У нас с ней какое-то негласное правило было: запретную дверь не открывать! Мы боролись с неграмотностью, оставляя все личное в секрете. Я про Матильду ничего не знаю. Дочь ее для меня – сюрприз. А уж внучка – вообще фантастика. Эх, была бы она постарше. Хотя…

– Павлуша, вы уже здесь?! – прозвучал за его спиной голос Янины Сергеевны. – Вам Юлька открыла?

– Да, – ответил Павел, обернувшись. – Здравствуйте. Мы не договорились о времени. Я не слишком рано?

– Если честно, я думала вы раньше придете, – призналась она. – Вы ведь к Марусе в одиннадцать приходили. Вот я и подумала, что вы привычку менять не станете. К тому же, воскресенье – ваш день.

– Я приехал к одиннадцати, – он улыбнулся. – Но решил, что без цветов идти не солидно. Юлия сказала, что это – ваши любимые цветы, но как их зовут, она не помнит.

– Болтушка она отменная, эта Юлия, – сказала Янина Сергеевна. – Она прекрасно знает, что эти цветы – эустома, сладкая истома. Они похожи на розы, но не такие капризные, поэтому я их и люблю. Присаживайтесь, Павлуша, мы вас угощать будем. У нас сегодня двойной праздник: Юлька приехала и вы пришли. Жаль, Маруси с нами нет, ну да ладно…

– Может вам помочь? – спросил он.

– Не сегодня, – она улыбнулась. – Сегодня мне хочется за вами поухаживать.

Она ушла в кухню. Павел сел на диван, подмигнул улыбающейся с портрета Матильде, проговорил:

– У меня такое чувство, что вы обо всем знали заранее.

– Это верно, Маруся все на десять лет вперед знала, – ответила за Матильду Юлька.

Она вышла из комнаты так тихо, что Павел не услышал ее шагов. Вздрогнул от неожиданности, повернул голову, уставился на Юльку, которая изменилась до неузнаваемости. Она распустила волосы, подкрасила губы, ресницы, надела брючки и белую блузку с рюшами.

– Ничего, что я с тобой на «ты»? – спросила она, усевшись рядом. – Услышала, как мама с тобой выкает, испугалась, решила извиниться, если что не так.

– Все так, не волнуйся, – проговорил он снисходительно. – Ты ведешь себя как настоящий тинейджер.

– Кто?! Тин-ейджер – то есть подросток? – он кивнул. Она звонко рассмеялась. Крикнула:

– Януся, ты слышала, господин Гринев назвал меня подростком? Брависсимо!!! – посмотрела на растерянного Павла, тряхнула головой. – Благодарю за комплимент! Приятно в свой день рождения услышать о том, что ты помолодела на десять лет.

Она встала, приняла театральную позу, произнесла театральным голосом:

 
– Мне – двадцать пять, мой друг, сегодня.
Сегодня день рожденья мой.
Я рада, что сегодня звезды
Мне указали путь домой.
 
 
И в доме встретила я друга
Он эустомы мне принес.
На сердце сладкая истома.
От счастья не скрываю слез.
 
 
Его целую… Милый, милый,
Как хорошо, что вместе мы.
Не зря, наверно, часто снились
Мне фантастические сны…
 

И уже не театрально, а задорно по-девчоночьи:

– А ты в сны веришь? – и не дожидаясь. – А я верю, и мама верит, и Маруся верила. Она-то нас всех и научила во снах разбираться. Умница наша Маруся, да?

– У тебя в самом деле сегодня день рождения? – спросил Павел.

– Да. И мне сегодня действительно исполняется двадцать пять, – сообщила Юлька. – Хочешь, паспорт покажу?

Побежала в комнату, принесла паспорт, протянула Павлу.

– Смотри. Все сходится?

– Все, – ответил он. – Я чувствую себя болваном.

– Расслабься, – она хлопнула его по плечу. – Ты ни о чем не знал. Януся тебя не предупредила, поэтому болванки – мы, а ты – молодец. К тому же ты принес цветы, а это – самый лучший подарок для женщин. Ну и для тинейджеров тоже, – скрестила на груди руки, прищурилась. – А знаешь, какая мне вдруг мысль на ум пришла? Я тебе ее пропою: «Наконец сбываются все мечты. Лучший мой подарочек – это – ты!»

– Юлька, что с тобой сегодня? – воскликнула Янина Сергеевна, войдя в комнату. – Ты Павла совершенно заморочила. Это Лондон на тебя так возбуждающе подействовал, что ли?

– Нет, мамуля, Лондон здесь ни при чем, – Юлька обняла Янину Сергеевну. – Я так себя веду, чтобы скрыть волнение, – повернулась к Павлу. – Простите, если переигрываю. Я не всегда такая. Я… Ай, да что мы все обо мне, обо мне. Павел – новый человек, о котором мы ничего не знаем. Пусть он и говорит. Выкладывайте нам все о себе, господин Гринев. Все-все без утайки. Янусю вы уже очаровали, теперь меня очаруйте. Но помните, что очарование – это чары, с которыми нужно обращаться осторожно, чтобы не произошло разочарование, – подняла вверх указательный палец правой руки. – Смотрите, как интересно: раз – очарование, два – очарование, три – влюбленность, четыре… – хмыкнула. – Дальше может произойти все, что угодно. Знаю из личного опыта. Но о грустном сегодня говорить не будем. Сегодня особенный день. Подумать только, мне уже двадцать пять! Предлагаю выпить за меня. Неси шампанское, мамуля.

Атмосфера праздника увлекла Павла. Он окунулся в другую реальность, реальность человеческого общения, когда важно каждое произнесенное слово, ценен каждый жест, взгляд и даже тембр голоса. Это перемещение помогло ему понять ненужность и неважность всего происходящего с ним прежде. Он захлопнул книгу прошлого и шагнул в новый мир. Живая веселая Юлька полностью вытеснила из его сознания виртуальную Амалию.

Когда пришло время прощаться, Павел признался, что этот день был самым счастливым в его жизни.

– Мы не верим, господин Гринев, что ваша жизнь такая уж серая и безрадостная, – сказала Юлька, покачав головой. – Она другая, это факт, но я уверена, что счастливых дней в ней было немало. Поэтому не стоит о них забывать.

– Приходите к нам почаще, Павлуша, – сказала Янина Сергеевна.

– Приходите, и тогда ваша жизнь превратится в вечный праздник, – добавила Юлька, протянув ему руку.

Павел поехал домой на метро, решив забрать машину завтра. Придумал хороший повод заглянуть к Оболенским еще раз.

Лежа в кровати, он долго вспоминал это удивительное воскресенье. Каждое слово, сказанное в этот день, полнилось особым смыслом, открывало тайную завесу над тем, что было от Павла скрыто.

– Маруся, выйдя замуж, фамилию менять не захотела. Тогда ее муж тоже решил стать Оболенским, – звучал в его сознании голос Юльки. – Дед прошел через все мыслимые и немыслимые проверки, но цели достиг. Паспорт ему выправили, и он стал Сергеем Оболенским. Мама, их единственный поздний ребенок, фамилию тоже решила не менять. Из-за этого у нее с супругом, моим папочкой, вышла серьезная ссора, в результате которой я осталась без отца. Перед вами, дорогой господин Гринев, классический пример безотцовщины. Обычно из таких детишек ничего хорошего не выходит. Вы это сами видите, наблюдая за Юлькой Оболенской, которая могла бы стать Юлькой Свистушкиной, но, к счастью для всех, не стала. Спасибо Янусе – героической женщине. Следуя ее примеру, я фамилию менять не буду – это предупреждение. А уж дети мои пусть решают сами, какую фамилию им носить. Думаю, скандалов и разводов из-за имен и фамилий достаточно. Что вы, господин Гринев, по этому поводу думаете?

Павел улыбнулся. Он по этому поводу ничего не думал. Он вообще не задумывался о звучности и беззвучности фамилий. Его эта тема никогда не интересовала. В семье Гриневых все было подчинено классическим правилам: жена принимала фамилию мужа, дети рождались под фамилией отца.

Юлька его улыбку расценила по-своему.

– Я все поняла, – сказала она, скрестив на груди руки. – Вы, Гриневы, похожи на Иванов из Марусиной сказки. Хотите расскажу?

– Хочу, – ответил Павел.

– Учтите, сказка поучительная, поэтому слушайте внимательно и делайте выводы, – предупредила Юлька. – В далеком селе Иваново всех мужчин звали Иванами: отец Иван, дед Иван, сын Иван. Бывало, крикнет кто-нибудь: «Иван, подсоби!» все Иваны бегут на помощь. В два счета любое дело делается. Дружно и весело жили люди в селе Иваново. Никто и подумать не мог, что однажды беда случится. Но случилась она не вдруг, были на то причины, да еще какие, – Юлька выдержала многозначительную паузу. – Жила в селе семья Ивана Семенова, у которого долго не было детей. Когда малыш наконец-то родился, мамки и няньки налюбоваться на него не могли. Любой каприз его выполняли, во всем ему потакали, избаловали Ванюшу. А он и рад стараться: ножкой топает, приказывает. Чуть что не так, во все горло кричит да слезы льет.

Отец семейства сердился, за ремень хватался, хотел мальчишку уму разуму научить, а мамушки да нянюшки останавливали его и говорили:

– Не сердись, Иван, знаешь ведь поговорку: «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». Вот пусть и наш маленький Ванюша потешится. Сердце кровью обливается, когда он слезки льет.

– Да он у вас по делу и без дела слезки льет, – не унимался старший Иван. – Что с ним дальше-то будет, если он сейчас такой задиристый да капризный?

– Подрастет, поумнеет, – обещали мамки, няньки.

Но время шло, Ванюша все злее и капризнее становился. На всех вокруг покрикивал, а если что не по его, кулаки в ход пускал. Силища у него была неимоверная. Побаивались его другие мальчишки. Однажды Иван собрал ребят и сказал:

– Не зовите меня больше Иваном, зовите меня Селиваном. Не хочу я быть таким, как все. Пусть все знают, что я – особенный!

Домашним он тоже приказал себя Селиваном величать, чтобы все вокруг убедились в его неповторимости.

– Все вокруг и так знают, что ты – особенный, – попыталась урезонить его маменька. – Ты у нас, Ванюша, выше всех ростом, круглолицый, сильный, смелый.

– Я только днем смелый, – нахмурился Иван – Селиван. – А ночь на меня страх нагоняет. Прикажи Солнцу, чтобы оно никуда не уходило. Пусть светит без передышки.

– Не могу я, сынок, Солнцу приказывать, – сказала матушка Ивана – Селивана. – Солнышко по небу ходит, а я – по земле. Не услышит оно меня.

– Услышит, если громко кричать будешь, – сказал Иван – Селиван и заорал во все горло:

– Солнце, свети без отдыха. Не смей свой пост оставлять. Не смей свое место Луне уступать!

Но Солнышко его не услышало. В положенный срок оно за горизонт закатилось. Рассердился Иван – Селиван, погрозил ему кулаком и сказал:

– Доберусь я до тебя, негодник, и приколочу к небу намертво.

Попыталась матушка объяснить великовозрастному сыночку, что затея его обречена на провал. Да он слушать ее не стал. Схватил лопату и начал гору насыпать. А чтобы работа быстрее шла, решил он односельчан на помощь позвать.

– Иван, подсоби, – каждое утро кричал Иван – Селиван.

Все Иваны прибегали на его зов и усердно гору насыпали. Но с каждым днем желающих помогать Ивану – Селивану становилось все меньше и меньше. Люди видели безнадежность его затеи и не желали зря тратить время и силы. А Иван – Селиван не унимался. Покрикивал на тех, кто еще оставался у него в помощниках:

– Не ленитесь, лодыри. Чем быстрее гора до небес дорастет, тем лучше наша жизнь будет.

– Чем же лучше-то? – спрашивали Ивана – Селивана земляки.

– А тем, что когда нам Солнце постоянно светить станет, мы будем по три урожая в год собирать. Гости в наше село приезжать будут, чтобы посмотреть на Солнце, прибитое гвоздями к небу. А мы с них за просмотр денежку брать станем. Разбогатеем.

– Да у нас и без того край богатый, – говорили люди. – Шёлк наш самый тонкий, самовары самые лучшие, вода целебная, земля плодоносная. Живи и радуйся.

– Нечему мне радоваться, – хмурился Иван – Селиван. – Вот когда Солнце к небу гвоздями приколочу, тогда и повеселюсь.

Устали земляки Ивана – Селивана уговаривать. Перестали ему помогать. Бывало закричит он: «Иван, подсоби», а на его крик никто не отзывается. Идут люди по своим делам да головами качают:

– Опять Селиван горло дерет.

Рассердился Селиван на весь мир. Решил отомстить соседям. Стал по ночам заборы разбирать, телеги воровать, бревна таскать. Принесет на свою гору, землей завалит, чтобы никто не узнал, куда пропажа делась.

Утром вместе со всеми Иванами Селиван злых разбойников ругает, а вечером соседские заборы разбирает. Догадались сельчане, чьих это рук дело, и решили Селивана проучить.

Решили выгнать его из села. Но для этого нужно было хороший повод придумать.

– Пусть идет туда, где солнце ночует, – предложила самая старая бабушка.

– А что будем делать, если он не захочет туда идти? – спросили люди.

– Тогда мы его поколотим и в темный чулан посадим, – ответила старушка. – Хватит терпеть его выходки.

Пошла старушка в дом Ивана – Селивана и передала ему волю односельчан. Долго он хмурился, пыхтел, а потом собрал вещички и ушел в те края, где солнышко ночует.

Горько плакала матушка Селивана, жалко ей было родное дитятко в чужие края отпускать, но делать было нечего. В чулане сидеть Селиван не захотел, потому что больше всего на свете он темноты боялся.

Как только Селиван ушел, грабежи и разбои прекратились. Люди вздохнули с облегчением. Восстановили свои заборы, сделали новые телеги, нарубили бревен, построили новые дома.

На горе, которую Селиван насыпал, выросли одуванчики. Гора вначале в желтый цвет окрасилась, потом белой стала, а когда полетели в разные стороны белые парашютики, матушка Ивана – Селивана попросила их передать весточку сынку. Ждала она его обратно, а он так и не вернулся. Затерялся где-то Иван – Селиван. Никто не знает, добрался он до того места, где солнышко ночует, или нет.

– Хорошая сказка, – сказал Павел.

– Какой вывод вы сделали, господин Гринев? – Юлька хитро улыбнулась.

– Думаю, правильный, – ответил Павел, глядя ей в глаза. – Чтобы не исчезнуть навеки, солнышко гвоздями к небу приколачивать не стоит.

Юлька и Янина Сергеевна дружно рассмеялись.

Юлька

После работы Павел поехал забирать машину. Увидел в окнах Оболенских свет, поднялся. Дверь открыла Юлька, строго спросила:

– Почему без звонка? У меня может быть в гостях кавалер, а тут вы вваливаетесь. Что прикажете делать? – рассмеялась. – Да ладно, заходи, не стой столбом. Нет у меня никого. Просто у меня шутки такие. Мне нравится за твоей реакцией наблюдать. Ты такой классный, Павлуша. Чаю хочешь?

– Не откажусь, – ответил Павел, входя в дом. – А где Янина Сергеевна?

– Так ты к ней пришел? Януся тебя очаровала? А то, что она тебе в мамки годится, это нормально? – Юлька воткнула руки в боки, метнула на Павла огненный взгляд. – Нет ее. Она здесь не живет. Это мой дом. Мой. Мы тут с Марусей вдвоем жили. Я к ней переехала, когда предки имущество делить стали, а заодно и меня чуть на две части не разорвали, – поморщилась. – Представляешь, меня, десятилетнюю девочку, внучку Маруси Оболенской, профессора естествознания, заставляют подписывать какие-то бумаги, давать какие-то безумные клятвы, выдвигать ультиматумы. Брррр. Я не выдержала этих пыток и сбежала. Маруся меня приютила. А потом она же меня и вытурила, – усмехнулась. – Короче, моя милая Маруся договорилась со своими друзьями профессорами из Европы, а те с профессорами из Англии, и меня отправили по этапу, отослали в туманный Альбион, выслали на несколько лет, чтобы я тут никому не мешала.

– Ты что, с тех пор ни разу в Москву не приезжала? – вскликнул Павел.

– Приезжала, но не так часто, как хотелось бы, – ответила она со вздохом. – Ладно, идем на кухню чай пить. Мне там нравится больше, чем в комнате. Это Маруся любила столик, салфеточки, чашечки фарфоровые, а я не такая утонченная барышня, как видишь. Но уж, какая есть. Не нравлюсь?

– Нравишься, – Павел улыбнулся. – Вы мне все нравитесь.

– Так, так, так, – она скрестила на груди руки. – Вы, господин Гринев, не такой уж простак. Втерлись вначале в доверие к Марусе, потом к Янусе, теперь меня заморочить пытаетесь?

– Тебя не заморочишь, – сказал она. – Ты, Юлька – ураган, сама кого угодно заморочишь.

– Это верно. Присаживайтесь. Какой чай: зеленый, черный, красный?

– А можно кофе?

– Можно, но вначале ответь на вопрос: что ты здесь делаешь? – Юлька испытующе посмотрела на него.

– Я вчера после шампанского решил за руль не садиться, – ответил Павел. – Машину в вашем дворе оставил, а сегодня приехал за ней. Увидел свет, зашел…

– Гениально, – Юлька улыбнулась. – Значит, ты на машине. Время есть?

– Есть.

– Покатай меня по ночной Москве?

– С радостью.

– Обожаю ночные города, – сказала она. – Подсвеченные неоновыми огнями, они становятся другими. Ночь добавляет им таинственное очарование. По дорожным магистралям текут огненные реки. Они разливаются в разные стороны, чтобы наполнить своим теплом вселенную. Пока горят эти огоньки, люди не чувствуют себя одинокими. Мне часто хочется выкрикнуть в ночь:

– Не угасайте! Горите! Живите! Любите! Будьте счастливы!

А у тебя возникают такие желания?

– Нет, – признался Павел. – Я – прагматик. То, о чем ты говоришь, удивительно, но я бы сам никогда до этого не додумался. Ты, Юлька, поэт.

– Вовсе нет, – она покачала головой. – Маруся была поэтом, хотя и отрицала это. Она писала короткие, очень емкие стихи. Изредка их мне маленькой читала, а потом куда-то прятала. Пока я ее тайник не нашла. Мама сказала, что ничего здесь не трогала. Значит, есть надежда, что когда-нибудь я тебе Марусины стихи прочту. А сейчас нас ждет ночная Москва.

Несколько часов они колесили по московским улицам. Павел отметил, что эта прогулка его не утомляет. Он не спешит домой, несмотря на то, что завтра трудный день, что нужно подготовиться к выступлению на ученом совете. Впервые работа отступила на второй план, уступив место радости общения. Радость эта нарастала, переполняя сердце Павла давно забытыми эмоциями. Он почувствовал себя мальчишкой, готовым на шалости. Бесшабашная юность вливалась в его сознание огнями встречных машин, негромкой музыкой, льющейся из приемника и Юлькиным голосом с особым английским акцентом:

– Как удивительно, Павел, что еще позавчера мы друг о друге ничего не знали. А встретились так, словно всю жизнь вместе прожили. Всю жизнь, – и через паузу. – Это Марусина заслуга. Она тебя для меня приготовила. Вернее, для встречи со мной. А мне она с самого рождения фантастическую встречу предрекала. Она верила, что в моей жизни появится такой же человек, как ее профессор Передольский. Она часто о нем рассказывала. Говорила, что он любил ее возвышенно и нежно, а потом уехал в Италию, в Рим и там навсегда остался. А она здесь навсегда осталась, чтобы мы с тобой смогли встретиться. Вот мы и встретились… Который час?

– Полночь.

– О, мама с ума сходит. Поехали домой…

– Спасибо за дивный вечер, – сказал Павел, остановившись у Юлькиного дома. – Можно к тебе завтра заехать?

– Можно, – ответила она. – Приезжай.

– Если хочешь, можем в инете списаться, – предложил Павел.

– Нет, – ответила она резко. – Нет, нет и нет, мне не нужен интернет! У нас в доме его нет. Маруся запретила кабель по стенам тянуть и правильно сделала. А у меня с этим NETom своя история связана, про которую я тебе расскажу в другой раз. Доброй ночи…

Юлька распахнула дверь, крикнула с порога:

– Мамуля, прости. Я…

– Ты с Павлом гуляла, – сказала Янина Сергеевна, улыбнувшись.

– С ним, – Юлька обняла мать. – Он классный, мам. Мне с ним легко, словно я его сто лет знаю. Словно… – она рассмеялась. – Знаешь, самое прекрасное заключается в том, что я от своей NETной любви полностью излечилась, словно ее никогда и не было. Словно не было этих мучительных ожиданий у компьютерного экрана. Не было истерик из-за виртуального жениха ха-ха-ха, который где-то рядом, но чуть-чуть задерживается. Все, Януся, я свободна. Ура! Свобода, легкость, счастье! – Юлька плюхнулась на диван. – А знаешь, милая моя мамочка, что ты Павлуше Гриневу нравишься.

– Я это сразу поняла, – проговорила Янина Сергеевна, сев рядом. – Но секрет, милая моя девочка, в том, что он во мне Марусю увидел и ею восхитился, хотя, может быть, и мной немного.

– Тобой, конечно же, тобой. Ты у меня умница, красавица, – Юлька прижалась к ней. – Как я рада, что мы снова вместе. Я больше никуда не поеду. Здесь останусь. Думаю, такого специалиста, как я, ждут во всех компаниях. Еще и отбиваться от предложений придется…

– Милая моя Юленька, как я рада, что ты выбралась из черного омута, из черного угла, – Янина Сергеевна поцеловала дочь.

– О чем это ты? – Юлька насторожилась.

– Сказку Марусину вспомнила про черный угол, – ответила та.

– Что-то я такой сказки не помню. Рассказывай, – приказала Юлька. Поджала ноги, прижалась к матери. – Я снова маленькая девочка. Я все внимательно выслушаю и запомню, чтобы потом своим деткам рассказать. Слушаю…

– Давным-давно…

– Once upon a time…

– Юлька, будешь перебивать, не стану сказку рассказывать. Не узнаешь ничего про Марусин черный угол, – нарочито строго проговорила Янина Сергеевна.

– Не сердись, Януся. Я больше не буду тебя перебивать, – пообещала Юлька. – Я рот на замочек закрываю, а ключик за высокую гору бросаю. Раз, два, три, я молчу, ты говори!

– По дороге в Муром есть деревни Хмелево и Халино, а между ними – непроходимые, болотистые места. Лес угрюмый, коряги, завалы, бурелом. Кое-где поблескивает вода, и зеленые островки травы манят к себе. Но наступать на такие яркие кочки нельзя, под ними болотная топь, из которой невозможно выбраться. Люди верят, что здесь спят болотные духи. Во сне они храпят, и на поверхности воды появляются пузырьки. Иногда эти пузырьки лопаются, как воздушные шарики, нарушая тишину здешних мест, – так начала Янина Сергеевна Марусину сказку. – Старожилы утверждают, что это место не всегда было таким мрачным и унылым. Раньше здесь был цветущий луг, окруженный редким леском. Тонкие белоствольные березки радовали взгляд. Люди ходили в лесок за дикой малиной, черникой, грибами и шиповником. На лугу росли маки, ромашки, васильки, люпины и дикий хмель. Он-то и стал главным виновником всех бед.

Дело было так: пошли девушки по грибы и ягоды. Все вместе держаться, а одна замешкалась, от подруг отстала. Вдруг слышит голос негромкий:

– Возьми меня с собой, милая девица, я тебе добрую службу сослужу.

Огляделась она, никого нет. А голос опять просит:

– Возьми, возьми.

– Да кто ты такой? – спросила девушка. – Покажись мне.

– Посмотри себе под ноги, – попросил голос.

Девушка опустила голову, увидела у своих ног невзрачный желтовато-зеленый цветок, похожий на еловую шишку, присела на корточки, спросила:

– Ты ли это со мной разговариваешь?

– Я, – ответил цветок. – Меня в народе диким хмелем зовут, но я не такой уж дикий, как обо мне думают. Возьми меня в свою корзинку и домой отнеси. Я помогу твоему самому заветному желанию исполниться.

– Никогда не слышала я, чтобы цветы разговаривали, – покачала головой девушка. – Не знаю, верить твоим словам или нет. Вдруг ты злой дух. Вдруг ты меня обманываешь, – она хотела уйти, но Хмель ее остановил.

– Постой, Галя! – воскликнул он. – Не отказывайся от своего счастья.

– Откуда ты мое имя знаешь? – удивилась девушка.

– Я много чего знаю, – сказал Хмель. – Я тебе добрую службу сослужу, если слушаться меня будешь. Если возьмешь меня с собой, то сегодня же Василий, которого ты любишь, к тебе в гости придет. Не мешкай, сорви меня, пока подруги тебя не опередили. Не упускай возможности самой счастливой стать.

Нагнулась Галя, сорвала хмель, положила в корзину, ягодами сверху присыпала, побежала подружек догонять.

– Где ты была? – спросили девушки. – Мы тебя звали, звали: Галя, Галя, а ты не отвечала.

– Я малину собирала, замечталась, не слышала ваших голосов, – ответила она.

Вернулись девицы домой и малиновое варенье сварили. А Галя сделала малиновый сироп, положила в него цветок хмеля и поставила на окно остывать. Аромат такой вокруг разнесся, что каждый проходящий мимо в Галино окошко заглядывал. Заглянул и Василий. Угостила его Галя малиновым сиропом. Выпил он полную чашку, воскликнул:

– Мастерица ты, Галюша. Сироп твой такой вкусный и ароматный, что пил бы его всю жизнь. Пойдем погуляем на тот лужок, где ты малину собирала. Может, там еще ягоды остались.

– Солнышко скоро скроется, не увидим мы малины, – сказала Галя.

– Увидим, если хорошо смотреть будем, – улыбнулся Василий. – Или ты темноты боишься?

– Ничего я не боюсь, – Галя набросила на плечи цветной платок, пошла с Василием на луг.

Солнышко за горизонт закатилось, вместо него луна вышла. В лунном свете все изменилось до неузнаваемости. Луг стал похож на реку, тонкие березки – на стражей, охраняющих запретную территорию. Неподалеку ухнул филин. Гале послышалось, что он крикнул:

– Уходите, уходите, уходите…

– Испугалась, небось? – спросил Василий, усмехнувшись.

– Нет, – ответила она, а у самой сердце в пятки ушло.

– Тебе нечего бояться, когда рядом такой смельчак, как я! – заявил он с гордостью. – Я – самый ловкий, самый сильный, самый смелый и самый красивый. Повезло тебе, Галинка, что такой парень тебя гулять позвал.

– Если бы я знала, что ты – такой хвастун и зазнайка, ни за что бы с тобой не пошла, – сказала Галя.

– Ах, вот оно что? – Василий нахмурился. – Да знаешь ли ты, что все парни в деревне над тобой смеются, Халей тебя зовут? Я тебя ночью гулять позвал специально, чтобы уродства твоего не видеть. Да ты…

Галя не стала обидные речи слушать, убежала. Но не домой, а на ту кочку, где хмель сорвала. Села она на траву, лицо руками зарыла, всхлипнула:

– Зачем ты, Хмель, меня обманул? Зачем надо мной посмеялся?

– Не ругай меня, Галя, – послышался рядом голос Хмеля.

Подняла она голову, увидела старичка, встала, поклонилась ему.

– Здравствуйте, дедушка.

– Здравствуй, милая. Только я не дедушка, а – тот самый цветок хмеля, который ты сорвала и в малиновый сироп бросила, – сказал он с улыбкой. – Ты, Галя, мне помогла человеческий облик обрести. За это я тебя отблагодарю. Ты станешь первой красавицей. От парней отбоя не будет.

– Ты мне уже обещал Василия приворожить, да обманул, – сказала Галя строго. – Не хочу тебя больше слушать. Не верю я твоим словам.

– Поверь мне еще раз, – попросил старичок. – Возьми скорее букет хмеля, брось его в малиновый сироп, а утром увидишь, что будет. Бери, бери, не сомневайся. Да помни, чтобы звание первой красавицы сохранить, должна ты будешь парней в черный угол посылать. Если истинная у них любовь, выполнят они твой приказ.

Хмель исчез, а Галя с букетом цветов домой побежала. Всю ночь варила она сироп, а под утро крепко уснула. Да сон ее недолгим был. Чуть свет Василий прибежал прощения просить. В ноги Гале бухнулся:

– Прости, милая Галюша. Видно, бес меня вчера попутал. Наговорил тебе того, чего и сам не хотел. Прости. Забудь слова мои. Знай, что лучше тебя нет никого в нашей деревне. Люблю тебя больше жизни. Любой приказ твой готов выполнить, чтобы вину свою искупить.

– Раз ты готов любой приказ выполнять, так пойди в лес, найди там черный угол и принеси из него горсть земли, – приказала она.

– Да где же я этот чертов угол отыщу? – воскликнул Василий. – В нашем лесу никаких черных углов нет, и отродясь не было. Придумай другую загадку, милая.

– Не стану я другие загадки придумывать, – Галя ножкой топнула. – Иди, ищи черный угол. Когда найдешь и принесёшь мне из него земли, тогда я за тебя замуж выйду.

Ушел Василий и пропал. А в Галин дом кавалеры зачастили. Всем хотелось малинового хмельного сиропа отведать. Галя никому не отказывала. Напоит парня сиропом и в лес оправляет искать черный угол. Уходит он и назад не возвращается. Переполошились девицы, набросились на Галю:

– Ты зачем наших женихов привораживаешь? Зачем их в лес отправляешь? Не заключила ли ты союз с лесным духом? Уходи-ка ты сама в лес искать свой чертов черный угол. Уходи и назад без наших женихов не возвращайся.

Выгнали они Галю из деревни. Пришлось ей в лес идти на то место, где она с Хмелем повстречалась. Села Галя на кочку и горько заплакала.

– Полно, слезы лить, краса моя, – сказал Хмель, появившись перед ней в облике красивого парня. – Выходи лучше за меня замуж.

– Выйду, если покажешь мне, где здесь в лесу черный угол, в котором все парни пропадают, – сказала она.

– Да вот же он, – воскликнул Хмель, топнув ногой. Все загудело, задрожало, земля качнулась, вверх ногами перевернулась.

Галя от страха онемела. Сидит на кочке во все глаза по сторонам смотрит и леса своего не узнает. Вместо зеленой травки кругом топь болотная. Вместо шиповника и малины – коряги да трухлявые пни.

– Что такое произошло? Куда красота лесная подевалась? – закричала она. – Где я?

– Ты, милая, в доме моем, который люди чертовым углом зовут, – ответил Хмель с гордостью. – Отправляя парней на поиски черного угла, ты, Галя, помогла мне человеческий облик обрести. Через тебя я силу получил. В благодарность за твою услугу я тебя своей верной помощницей сделаю. С сегодняшнего дня тебя станут звать русальницей Халей. Люди будут приходить сюда твоей красотой полюбоваться, а я их в коряги да пни превращать стану. Ох, и заживем мы с тобой!